Перекрестки судеб

***

Османская Империя, осень 1592 года.       — Повелитель, я не виновата! Я не виновата! — повторяла Айнур Султан в приступе отчаянья. Как бы она не пыталась взять себя в руки, у нее ничего не получалось. Женщину трясло от слез и ужаса, она смотрела на любимого мужчину, который восседал на престоле с равнодушным лицом и смотрел на нее горящими ненавистью серыми глазами. Ах, как страшен был этот взгляд, как ужасен. В нем не было ни жалости, ни любви, ни милосердия. Айнур Султан задыхалась от слез, грудь сдавливала боль, горькие слезы жгли глаза, стекали по раскрасневшимся щекам. Женщину затрясло, как от лихорадки, когда она увидела, как с террасы в опочивальню вошли двое мужчин, облаченных в черные одежды. Их она узнала сразу. Немые палачи, слуги султана и посланники смерти. Айнур в панике посмотрела на Повелителя, но на его каменном лице не отразилось ни единой эмоции, только убивающее равнодушие. Султанша все без труда поняла. Это конец. Он все уже решил. Повелитель махнул рукой, и к напуганной султанше начали приближаться палачи. Она хотела убежать, кинуться к дверям, но наступила на подол платья и упала. — Мехмед, прошу, нет! Я не виновата! — закричала Айнур Султан, все еще надеясь на милосердие мужа, который бесстрастно наблюдал за происходящим. Женщина попыталась отползти на четвереньках, но тут один из палачей, схватив ее за прическу, безжалостно дернул ее за волосы на себя. Айнур взвизгнула от боли, вцепившись в руки палача, пыталась разжать стальную хватку на светлых, завитых кудрях, но безуспешно. В следующий миг она ощутила, как шеи коснулся шелковый шнурок. — Я не виновата, я не виновата, Мехмед, прошу тебя! — кричала султанша надрывным голосом, пытаясь вырваться из сильных рук палача. В ее напуганном сознании билась одна мысль: «Неужели это конец?». Девушка брыкалась, надеясь на чудо, но тут второй палач скрутил ей руки, лишая возможности и сил сопротивляться. Айнур смотрела на любимого мужа и глотала бессильные слезы боли и унижения. В следующий миг шнурок на ее тонкой шее затянулся, обжигая горло. Айнур забрыкалась, рыдая. Воздуха не хватало, она тщетно пыталась сделать спасительный вдох, но безуспешно. Грудь жгло огнем, слезы струились из глаз, губы постепенно синели. — Селим, Асхан, Мехмед, — просипела султанша, неотрывно глядя на любимого мужчину, который продолжал восседать на престоле и наблюдать за казнью. Взгляд светло-серых глаз Айнур Султан постепенно остекленел, палач снял шнурок и тело султанши упало на ковер. Лишь в серых глазах ее царил ужас и неверие. — Скормите рыбам в Босфоре, — равнодушно приказал Мехмед, вставая с трона. — Там ей самое место.       Резкий вздох сорвался с ее губ, и она подскочила в постели, схватившись за горло, которое очень сильно болело. Айнур Султан задыхалась и кашляла, ее щеки были мокрыми от слез, всю ее трясло. Страх, нет ужас, захлестывал сознание, зубы стучали… Айнур Султан бестолково за озиралась в кромешной темноте, пытаясь понять, где она находится. Ей казалось, что в темницах дворца Топкапы, куда ее чуть меньше года назад заключил падишах. Однако постель под султаншей была мягкой, не сравнить с соломой в темной и сырой камере. Айнур бессильно застонала. Сев в постели, она прижала к груди острые коленки, обхватила их руками и затряслась от беззвучного плача. О, Аллах, как же она устала от всего этого, как устала ждать и надеяться. А что если она, действительно, в темнице? Слезы с новыми силами заструились по щекам султанши. Боль в груди сводила с ума. Послышались торопливые шаги, скрипнула деревянная, старая дверь и в покои вошла перепуганная шумом служанка Айнур Султан. В руках она держала подсвечник, в котором горела свеча, разгоняя тем самым ночной мрак Старого Дворца. Служанка Айнур Султан, Издихар, приблизилась к кровати госпожи и увидела ее, дрожащую и заплаканную. Султанша глотала слезы, не в силах сдержать эмоции. — Айнур Султан, — позвала султаншу Издихар, поставив на тумбочку у кровати госпожи подсвечник. Но Айнур Султан не отозвалась, продолжая плакать, уткнувшись лицом в свои колени, скрытые тканью тонкого одеяла. Тогда Издихар-хатун нерешительно приблизилась к постели госпожи и осторожно опустилась рядом с ней, положила руку на худенькое, вздрагивающее от рыданий плечо. Издихар закусила губу, чувствуя жалость к султанше. Еще год назад она завидовала ее благополучию, красоте и титулу. Сейчас же Издихар жалела опальную госпожу, которая в результате собственных деяний оказалась выслана в Старый Дворец. — Я так больше не могу, — прошептала Айнур Султане, кое-как уняв слезы. — Я так устала, так устала, — призналась она, подняв светловолосую голову и обратив заплаканный взор серых глаз на служанку. Губы ее дрожали, глаза покраснели от слез и под ними залегли серые тени. Цвет лица у Айнур Султан теперь был нездорово бледный, на щеках уже не расцветал румянец, кожа на губах шелушилась от того, что султанша часто их кусала. Айнур Султан похудела так, что старые наряды, которые она увезла с собой в ссылку из Топкапы, стали ей велики. В волосах султанши засеребрилась первая седина… Издихар видела эти изменения и сожалела, что столь красивая женщина за считанные месяцы превратилась в жалкую тень прежней себя. Айнур Султан словно съедала болезнь, и имя этой болезни — султан Мехмед и его бессердечие. Издихар-хатун, как и многие другие девушки из гарема султана Мехмеда, мечтала оказаться в его опочивальне, стать фавортикой, родить сына и получить султанат. Но глядя на Айнур Султан, девушка радовалась, что стала служанкой. Зачем ей любовь, которая убивает и сводит с ума? — Султан Мехмед простит вас, госпожа, — тихо произнесла Издихар, пытаясь поддержать султаншу, сраженную болью. Но Айнур Султан только смахнула со своего плеча руку служанки посмотрела на нее с раздражением. — Ему не за что меня прощать, — процедила она. — Я не виновата в том, что ребенок Халиме Султан родился прежде срока. Я его не убивала. Издихар поспешила кивнуть, хотя не верила султанше. Она была приставлена к опальной султанше сразу после никяха султана Мехмеда и Райхан Ханум, и хорошо помнила в каком бешенстве пребывала Айнур Султан после свадьбы любимого мужчины на другой женщине. Помнила она и то, как Айнур, разговаривая с Бирсен-хатун, пожелала, чтобы Хандан-хатун потеряла ребенка. К несчастью, и это ее пожелание сбылось. Хандан-хатун не смогла дать ему жизнь. Но Айнур, скорее всего, не была причастна этому событию, поскольку уже была в ссылке в Старом Дворце. Так или иначе, Издихар знала, что ее госпожа жестока, импульсивна и готова на все ради любви и внимания султана. Халиме Султан потеряла ребенка спустя две недели после никяха Повелителя, после ужина в покоях Валиде Султан. Султан велел начать расследование, и Хранитель покоев, Дервиш Мехмед-ага, сделал все, чтобы найти убийцу. Улики указали на Айнур Султан, именно в ее покоях был обнаружен яд, который и спровоцировал роды у Халиме Султан. Повелитель, узнав о результатах расследования, пришел в ярость. Он велел заключить Айнур Султан в темницу, что слуги мгновенно выполнили, не желая испытывать терпение падишаха. Поздно вечером в покои Айнур Султан ворвались евнухи, схватили перепуганную султаншу за руки и потащили в темницу, ничего ей не говоря, как бы она требовала и не кричала. Издихар и Бирсен с трудом тогда успокоили шехзаде Селима и Асхан Султан. Утром же сообщили, что султанша — убийца. Издихар не была удивлена этому, Айнур ненавидела всех, кто был с Повелителем, желала, чтобы она и только она была центром его жизни, не желала мириться с другими женщинами и их детьми. Султанше грозила казнь, Издихар прекрасно это понимала. Конечно, будь султаном другой мужчина, более мягкий и добрый, он бы заменил казнь ссылкой, но нрав султана Мехмеда был всем известен. Он был свиреп и жесток, он не чувствовал угрызений совести и имел каменное сердце. Единственное, Издихар было искренне жаль детей опальной султанши, которые из-за ревнивого нрава матери должны были стать сиротами. Именно Издихар смотрела за шехзаде и султаншей, когда шехзаде Селим внезапно встал с тахты, на которой до этого сидел и читал, и выбежал из покоев. Они с Асхан побежали за мальчиком, но догнали его только у покоев Повелителя. Шехзаде спорил с хранителем султанских покоев Мехмедом-агой и просил впустить его к отцу, говорил, что хочет увидеть маму. Издихар с трудом успокоила шехзаде Селима, который от волнения расплакался, и увела его обратно в покои. Она не знала, что в тот миг, когда шехзаде Селим подбежал к покоям отца, в самой опочивальне решалась судьба его матери. Об этом Издихар узнала уже в ссылке, когда Айнур Султан начала мучиться от ночных кошмаров, плакать, молить о пощаде и звать падишаха. Султан Мехмед все же отдал приказ о казни Айнур Султан. Для этого ее вызволили из темниц и привели в его покои, где ее ждали два немых палача. Повелитель сидел на троне в то время, как палачи поставили Айнур Султан на колени и накинули на ее шею шелковый шнурок. Султанша могла проститься с жизнью, но внезапно из коридора донесся голос шехзаде Селима: — Я хочу видеть отца! Хочу, чтобы он отвез меня к маме! Так шехзаде Селим сам того не зная спас мать от смерти. Султан Мехмед, в котором с каждым годом оставалось все меньше и меньше человеческих черт, сжалился над сыном и дочерью. Он заменил казнь ссылкой в Старый Дворец. Безвозвратной ссылкой. Кончено, это лучше смерти, но Айнур Султан вдали от детей и все еще любимого мужчины угасала и угасала очень быстро.

***

— Султанша очень спокойная, госпожа, — улыбнулась Менекше-хатун, глядя на склонившуюся над детской колыбелью Халиме Султан, которая заботливо поправила одеяльце на спящем ребенке. — Хоть это радует, — промолвила Халиме Султан, которая вместе с детьми перебралась в новые покои, попросторнее и богаче. Теперь у нее было трое детей, двое родных и маленькая Амаль Султан, дочь Алтуншах-хатун, которая сразу после родов была казнена за попытку убийства правящего султана. Многие думали, что Повелитель сжалиться над наложницей, подарившей ему ребенка, но лимит доброты султан исчерпал на годы вперед, когда неожиданно для всех помиловал Айнур Султан и заменил казнь ссылкой к досаде ослепленной горем Халиме. Алтуншах-хатун была обезглавлена на заднем дворе, а ее тело погребено без всяких опознавательных знаков. Дочь Алтуншах, которую Дефне Султан назвала Амаль, что означало «надежда», осталась совершенно одна в этом жестоком мире. Да, за ней смотрели слуги, но какого ребенку будет без материнской ласки и внимания? Повелитель не очень-то любил девочку, да и слишком мала она была, чтобы султан Мехмед испытывал к ней какие-то теплые чувства. Амаль Султан с самого рождения была похожа на мать, с каждым днем это сходство только усиливалось, что не очень-то располагало султана к тому, чтобы он к ней привязался. Повелителю явно было не приятно видеть в девочке тень своего неудавшегося убийцы. Он даже на руки ее не брал никогда. Халиме Султан уже страдала после потери своего сына. Ее шехзаде родился прежде срока и родился мертвым. Боль потери сводила с ума султаншу, она в тайне ото всех лила слезы по мертвому сыну, а днем улыбалась живым своим детям и заботилась о них. Однажды, возвращаясь из хаммама в свои покои, султанша услышала детский плач и пошла на него. Плач привел ее в небольшие и скромные покои, которые выделили для новорожденной Амаль Султан, которая едва родилась, а уже осиротела. Девочка надрывалась от плача в колыбели, а поблизости почему-то никого не было, ни служанок, ни кормилицы. Халиме Султан посмотрела на покрасневшее от надрывного плача личико новорожденной и ничего не почувствовала. Ни любви, ни тепла, ни нежности. Только равнодушие и раздражение от громкого детского плача. Пытаясь унять его, султанша взяла девочку на руки и начала ее успокаивать, покачивая. Ощутив долгожданное человеческое тепло, Амаль Султан затихла, посмотрела светло-карими глазами на Халиме, и мать шехзаде Махмуда сжалилась над сиротой. Она унесла девочку в свои покои, попутно велев Менекше-хатун перенести колыбель. Так Амаль Султан попала под крыло Халиме Султан, которая окружила девочку заботой и вниманием, следила за ее здоровьем и держала ее на руках. Амаль Султан, которая сперва после рождения увядала без должного ухода и любви, теперь крепла день ото дня. Девочке уже было чуть больше пяти месяцев, она узнавала Халиме Султан, пыталась ей улыбаться, и сердце султанши наполнялось удивительным теплом, когда она смотрела на этого ребенка. Халиме Султан казалось, что это ее сын вернулся к ней. Да, Амаль не давала ей статуса, но дарила ей нечто большее — покой. — Махмуд и Дильруба спят? — спросила Халиме Султан у верной Менекше. — Да, султанша, — кивнула служанка. — Как рука моего сына? — вновь поинтересовалась султанша, разглядывая Амаль Султан, которая во сне причмокивала губами. — Почти зажила, — отчиталась Менекше. Халиме Султан задумчиво кивнула. Ее сын поранился во время тренировки с Рамилем-агой. К счастью, рана не была серьезной и не загноилась. Махмуд даже не заметил ранения, и, если бы не чуткий надзор матери, уже б возобновил тренировки. — Какие новости в гареме? — спросила султанша. Сейчас, когда она заботилась о трех детях, гарем ее мало интересовал, тем более, что наступила некая стабильность. Султан думал о новом походе, ему было не до гарема, главная интриганка, Айнур Султан, с позором покинула Топкапы. — Повелитель велел Хандан-хатун готовиться к ночи, — негромко произнесла Менекше, с напряжением наблюдая за реакцией своей госпожи. Но та лишь кивнула, глядя зелеными глазами на спящую Амаль Султан. — Она его увлекла, — усмехнулась Халиме. — Посмотрим, надолго ли? — Скоро Райхан Ханум оправиться от родов и ночь с пятницы на субботу снова станет принадлежать ей, — напомнила Менекше, но данный факт мало беспокоил Халиме Султан. Ночь с четверга на пятницу, священную ночь, по-прежнему никто не мог отнять у покойной Амрийе Султан. Даже законная жена султана Мехмеда, Райхан Султан, не могла забрать священную ночь четверга. Было нечто странное в том, что такой сильный человек, как султан Мехмед, так зависел от какой-то женщины, от давно мертвой женщины. Это напоминало настоящее помешательство, кажется, что Повелитель медленно, но верно сходил с ума. Разумеется, Халиме Султан не делилась ни с кем такими мыслями. — Райхан Султан не очень-то желает проводить ночи с Повелителем, он звал ее к себе только из мести и желания унизить, — негромко изрекла Халиме Султан. Она так и не смогла помешать браку султана. Теперь надеялась, что Райхан не родит сына. К счастью, один раз ей уже повезло. Чуть меньше месяца назад Хасеки Султан разрешилась от бремени и родила девочку, которую Повелитель навал Ягмур. — Будем надеяться, что пыл государя иссяк, — промолвила Менекше. Халиме кивнула в знак согласия и, погладив приемную дочь по вьющимся русым кудрям, покинула детскую. Время уже было позднее, все во дворце уже спят, нужно было и ей ложиться. Спустя некоторое время, когда Халиме Султан облачилась в ночную сорочку из насыщенного зеленого шелка, подчеркивающего цвет ее зеленовато-карих глаз, она сидела на кровати и расчесывала иссиня-черные волосы, глядя прищуренным взором на огонь, пляшущий в камине. В голове ее мелькали воспоминания о той злополучной ночи, когда она потеряла свое дитя. Случилось это больше года назад, но боль потери все еще отравляла сердце и душу султанши. Не так-то просто забыть ребенка, которого ты месяцами носила под сердцем, которого любила. Халиме знала, что ее отравили, но наверняка не знала кто. Сперва она, как и все, думала, что смерть ее ребенка — дело рук Айнур Султан. Но со временем, когда пелена от боли потери спала с ее глаз, султанша начала мыслить более здраво. Айнур если бы хотела давно бы свела ее в могилу, у нее были возможности, когда султан Мехмед был в походе. Зачем ей травить соперницу, когда она в положении? Райхан Ханум была не в состоянии отравить Халиме Султан. Для этого нужны мотивы, нужны слуги, чтобы достать яд и осуществить задуманное. Этого у Райхан Хаунм не было на тот момент. Да сейчас Хасеки слаба и уязвима. Оставались Мехрибан Султан и Гюльбахар Султан. Первая слаба характером и пуглива, как лань. Мать шехзаде Ферхата боялась собственной тени да и не за что ей мстить Халиме Султан. Гюльбахар Султан наоборот не так глупа, чтобы действовать столь открыто. Гюльбахар являлась первой женой султана Мехмеда, имела статус матери наследника престола. Халиме Султан никак не угрожала ее благополучию и делить им было в сущности нечего. Обе женщины не питали любви и ревности к Повелителю и отцу своих детей. Тогда кто погубил ее ребенка? Халиме Султан больше года ломала над этим голову, но ответ так и не смогла найти.

***

      — Султанша наконец-то уснула, — произнесла Эсма-хатун, войдя в опочивальню своей госпожи. Она только-только уложила маленькую госпожу спать и выпроводила кормилицу султанши. К сожалению, хасеки отказалась кормить дочь самостоятельно. Кажется, она не питала к дочери теплых чувств, что очень огорчало добрую и чуткую Эсму-хатун, однако девушка пыталась не осуждать султаншу за черствость по отношению к родной дочери. Получалось дурно. — Хвала Всевышнему, — устало потерев виски, сказала Райхан Султан, и в голосе ее отчетливо проскользнуло равнодушие ко всему происходящему. Султанша обратила взор темно-карих, почти чёрных глаз, на служанку и ту передернуло. Хасеки султана Мехмеда не выглядела счастливой, статус официальной жены не дарил ей радости и не приносил покоя, и многие ее не понимали. Любая девушка в гареме благодарила бы Аллаха за милости, которыми он их осыпал, но только не гордая и своевольная принцесса Сефевидов. Взгляд Райхан Султан был пустым. Так смотрят люди, приговорённые к смерти. Для Райхан навязанный брак был подобен погребальному савану. Султана Мехмеда она не любила, презирала и боялась. Именно страх делал ее покорной и тихой, хотя в груди все неистово пылало, а мысли о возмездии не давали покоя. Султан Мехмед погубил почти всю ее семью, а ее, Райхан, дочь шаха Исмаила, пленил. Она стала его военным трофеем, игрушкой. Впрочем, даже к игрушкам и вещам относятся бережнее. Райхан Ханум стала залогом мира, гарантией того, что захваченные узурпатором персидские земли подчинятся ему. Султаном двигал холодный расчёт. В первое время Райхан бунтовала и пыталась сбежать из золотой клетки, в которую ее посадил падишах. Она дерзила, ругалась с Повелителем, отказывалась от еды и бросалась на слуг. Неповиновение и дерзкий характер не привели ни к чему хорошему, они лишь провоцировались султана на ответные, более жесткие меры. Свадьба, которую Райхан не желала, все же состоялась. Если она думала, что судьба была к ней жестока, то принцесса ошибалась. Настоящую жестокость она узнала в покоях Повелителя и мужа. Райхан Султан очень хорошо помнила ту ночь, она запомнилась в мельчайших подробностях, хотя всеми силами пыталась забыть ее. Новоявленную султаншу нарядили в красивое платье из темно-фиолетовой ткани, щедро расшитое золотом и бисером, уложили черные волосы в высокую и изысканную прическу, нанесли на ключицы духи, которые нравились Повелителю, иными словами сделали все, чтобы Райхан соответствовала новому статусу. Вот только это нисколько ее не радовало. Когда Райхан Султан посмотрела в зеркало, она едва не разрыдалась от обиды и боли. Насколько она была прекрасна, настолько же и несчастна. Султанша прошла по золотому пути, пытаясь унять дрожь. Ее бросало то в жар, то в холод, а в душе рос страх перед неизвестностью. От одной только мысли, что убийца будет целовать ее, ласкать ее тело, что они сольются воедино, становилось дурно. Райхан вошла в опочивальню султана Мехмеда и обнаружила его сидящим на троне Османов. Повелитель был оплачен в пижамные брюки и рубаху, поверх одежд был накинут темно-красный халат. Слуги, накрывшие на стол, удалились, поставив их один на один. Султан Мехмед окинул жену заинтересованным взором снова глаз и усмехнулся. Он неспешно осушил кубок, очевидно наполненный вином, поставил его на низкий столик, после чего встал с престола и приблизился к жене. — Ты должна поклониться, так требуют приличия, — произнёс султан Мехмед тогда. — Я не умею этого делать, — сквозь зубы произнесла Райхан Султан, глядя в холодные глаза султана Мехмеда. Ей было страшно, но она всеми силами давила этот страх, пытаясь убедить себя, что султан всего лишь человек. — Тебе придётся научиться, — наступая на Райхан, промолвил султан Мехмед. Он почти вплотную подошёл к жене, и она с трудом подавила желание отшатнуться от него. Дыхание султана обожгло ухо Райхан. — Научите меня, — дерзко ответила принцесса. — Покажите. Девушка запоздало прикусила язык, поняв, что перешла границу допустимого. Султан никогда не станет ей кланялся. — Придётся использовать другие методы, — немного погодя процедил на ухо девушки Повелитель.       В следующий миг он наклонился к принцессе и впился жадным поцелуем в ее губы. Руки его сомкнулись на талии девушки, он прижал ее к себе так, что она не смогла отстранится. Тогда Райхан, вздрогнув от отвращения, замотала годовой, пытаясь разорвать поцелуй, который не дарил ей ничего, кроме страха. Каким-то чудом Райхан высвободила руку и, подаваясь страху, захлестнувшему ее с головой, попыталась оттолкнуть султана. Раздался звук пощечины, девушка замерла, отшатнувшись от ошарашенного Повелителя. Райхан тяжело дышала, чувствуя панику. Она. Ударила. Султана. Повелитель смотрел на неё с неверием, и взгляд его постепенно наливайся яростью, холодной и беспощадной. Мехмед скривил губы в усмешке, а потом неожиданно засмеялся, потирая щеку. Едва ли Райхан причинила ему какой-то вред, на красивом лице султана даже следа не осталось, но сам факт, что она его ударила, удивлял падишаха. — Сегодня ко меня приходила Валиде Султан, просила, чтобы я был к тебе снисходителен и мягок, — смеясь, сообщил султан Мехмед. — Но раз ты не хочешь хорошего отношения, будет тебе плохое, — произнёс повелитель и смех его оборвался так же внезапно, как и начался. Он решительно двинулся на Райхан Султан и, не церемонясь, схватил ее за плечи. Райхан, поняв, что разозлила мужа, запаниковала и попыталась вырваться из его рук, но едва ли могла противостоять сильному и разозленному мужчине. Он без труда скрутил ее, схватил в охапку и потащил к кровати. Райхан Султан забрыкалась, чувствуя, как слёзы застилают ее взор, в страх не даёт трезво мыслить. Сперва Райхан не хотела плакать и кричать, чтобы не доставить ему удовольствия, но теперь страх сделал своё гнусное дело. Султан грубо толкнул жену на шелковые простыни и навалился сверху на неё. Райхан, заливаясь слезами, осыпала плечи мужа ударами, но они вызывали лишь смех — настолько слабыми были. Султан, забравшись в постель, начал задирать юбки платья и рвать их, Райхан чувствовала его прикосновения и ревела в голос, как маленькая девочка. Повелитель, схватившись руками за лиф платья жены и рванул ткань в разные стороны, только бисер полетел. Обнажив грудь супруги, Повелитель тут же припал к ней губами. Райхан задрожала от отвращения, чувствуя эти жадные и собственнические поцелуи. Его сильные руки сжали округлые полушария, оставляя на нежной коже синяки от своих шершавых пальцев. Повелитель отстранился от принцессы, чтобы скинуть с себя одежду. Райхан, пользуясь этим отползал подальше от него, забилась в угол кровати, жалея, что она имеет по бокам бортики. Девушка попыталась прикрыть обнаженную грудь и заозиралась по сторонам, пытаясь найти путь к спасению. Однако двери на балкон закрыты да и высота там приличная. Мелькнула мысль сброситься с балкона. Лучше смерть чем бесчестье. Султан хотел растоптать не только ее честь, а честь всей династии Сефевидов… У дверей султанских покоев стояли стражники… Спасения нет. Она один на один с чудовищем, которого сама же и пробудила. Султан Мехмед разделся, скинул свои одежды на пол и снова набросился на жену. Она схватил ее за ноги, подминая под себя, но Райхан, понимая, что ее ждёт, снова забрыкалась, попыталась пнуть султана, но тот рывком перевернул ее на живот и навалила сверху. Райхан зарыдала в голос, когда ощутила, что султан Мехмед пару раз шлепнул ее по обнаженным ягодицам. Унижение и бессилие убивало и сводило с ума, в груди что-то болезненно сжалось. Райхан чувствовала, как горят ее глаза от слез, а растрепавшиеся из прически волосы прилипли к щекам, увлаженным слезами. От рыданий перехватывало дыхание так, что принцесса начала кашлять. Когда она кое-как откашлялась, то взвизгнула: Повелитель рывком вошёл в ее горячее лоно. Райхан болезненно застонала, ее словно кинжалом пронзили. Султан не стал ждать, когда она привыкнет к его ласкам и начал двигаться, принося тем самым боль жене. Султанша рыдала, задыхаясь, она кусала край подушки, пытаясь сдержать вскрики, наполненные болью. Слёзы застилали ее взор. Толчки все усиливались и усиливались, Повелитель ее совсем не жалел и не щадил, теша своё самолюбие. Он, должно быть, торжествовал: дочь врага теперь принадлежала ему. Султан вышел из лона девушки, прекратив пытку, но облегчение Райхан было недолгим. Он перевернул ее на спину, с силой раздвинул ее ноги и снова вошёл в ее израненное лоно. Райхан попыталась ударить мужа, оттолкнуть его. Ее руки впились в его плечи, но султан был твердым как скала и брал свое. Султан Мехмеду надоело, что девушка брыкается и бьет его, поэтому он перехватил ее руки и зафиксировал их над ее головой, сжав хрупкие запястья правой рукой, а левой начал ласкать округлую грудь супруги. Крик Райхан Султан утонул в грубом поцелуе. Девушка стиснула зубы, не давая языку султана проникнуть в свой рот, но он надавил рукой на скулы жены, и она разомкнула челюсти. От слез и рыданий у Райхан заложило нос и теперь ей не хватало воздуха. Толчки султана усиливались, он вбивался в тело жены, полностью овладевая ею и подчиняя ее своей воле. Райхан Султан уже не предпринимала попыток вырваться, силы оставили ее. Она смотрела пустым взглядом в потолок султанских покоев, чувствовала поцелуи падишаха, которыми он щедро осыпал ее шею и уже не плакала. Ей казалось, что он вырвал у нее из груди сердце и жестоко растоптал его. Наконец, Повелитель ещё пару раз толкнулся в жене и излил в неё семя. Ощутив между ног жидкость, Райхан вздрогнула от отвращения, молясь, чтобы семя не прижилось. Султан Мехмед навалился на жену всем своим весом, вдавливая ее в смятые простыни. Райхан дрожала под ним, ощущая себя разбитой как никогда. — Запомни, принцесса, — чуть хриплым голосом заговорил Повелитель некоторое время спустя, когда, наконец, приподнялся на локтях и посмотрел в ее зареванное и покрасневшее лицо. Титул «принцесса» из его уст прозвучал как оскорбление. — Теперь ты принадлежишь и служишь только мне. Я твоё прошлое, настоящее и будущее.       Райхан Султан покачала головой, силясь закрыть в глубинах израненной души дурные воспоминания, которые каждый день ее терзали и сводили с ума. Девушка не знала, как она до сих пор не сошла с ума.       После свадьбы султан Мехмед звал ее к себе раз в неделю, и все повторялось вновь. Постоянное насилие, унижение и боль. Ему словно доставляло удовольствие ее мучать и терзать, а Райхан же с каждым днём все больше и больше его ненавидела. Бывало, она представляла, как убивает его, как разбивает тяжелым подсвечником его красивое лицо или как втыкает нож в горло правителя, как кровь пульсирующим фонтаном вытекает из раны, как султан хрипит и пытается закрыть рану руками. Но мечты оставались мечтами. Конечно, она могла его отравить или убить, хотя бы попытаться, но она все ещё ценила свою жизнь. За убийство султана наказание одно — смерть. А Райхан Султан хотела жить и с каждым днём все сильнее и сильнее. Чем больше страданий она испытывала, чем больше ненависти питала, тем сильнее росла в ней воля к жизни. Райхан боялась последствий покушения. Султан Мехмед не пощадил женщину, подарившую ему дочь и отдал приказ о ее казни. А ведь Амаль Султан так и не вкусила материнского молока. Райхан не могла испытывать судьбу. Она жаждала жизни, но мечтала жить подальше от Повелителя. Девушка даже хотела попасть в опалу, как Айнур Султан, чтобы султан выслал ее из дворца. Да что там султанша бы и Ягмур Султан оставила в Топкапы. О девочке точно позаботятся, а ей она не очень-то и нужна. Султан Мехмед истязал жену до тех пор, пока она не понесла. Райхан специально принимала отвар, чтобы избежать последствий. Сама мысль о том, что под ее сердцем будет расти и наполняться жизнью ребёнок тирана и убийцы, вызывала отвращение. Однако судьба вновь посмеялась над Райхан, когда спустя несколько месяцев после свадьбы султанша обнаружила, что не истекает кровью, в по утрам ее тошнит. Вызванная лекарша подтвердила опасения Хасеки, и Райхан Султан расплакалась после осмотра. Она уже хотела попросить отвар, чтобы избавиться от ребёнка, но риск был слишком велик. Султанша могла не пережить изгнание дитя из своего чрева. Райхан Султан боялась смерти и с каждым днем все больше и больше. Султан Мехмед, узнав радостную весть, осыпал жену золотом и драгоценностями, к которому она была равнодушна и оставил ее в покое на время беременности. В плачевном положении Хасеки был хоть какой-то плюс. Султан утратил к ней интерес. Райхан вынашивала ребёнка, не зная, как будет его воспитывать, она не хотела власти и могущества в гареме, она желала свободы. Ребёнок же провязывал ее мужу, которого она так ненавидела. Месяц назад Райхан дала жизнь Ягмур Султан. Девочка родилась здоровой и крепкой, но обладала капризным нравом. Сразу после рождения Райхан отдала дочь кормилице и даже не взглянула на неё. Принцесса взглянула на дочь только спустя неделю после ее рождения. К счастью или к сожалению, Ягмур Султан была похожа на мать. У султанши были темно-карие глаза и чёрные волосы, черты ее все ещё были смазаны, но со временем в ней должна была проснуться красота востока. Райхан Султан питала к дочери смешанные, странные чувства. Она хотела бы ее ненавидеть, но трудно питать ненависть к своему отражению. Наварное, будь девочка похожа на отца, Райхан бы без труда от неё отреклась. Но Ягмур не взяла от отца ни единой черты. — Не отходи от колыбели моей дочери, — велела Хасеки Султан, продолжив расчесывать длинные иссиня-чёрные волосы, блестящие в пламени свеч. — Как пожелаете, — кивнула Эсма-Хатун. — Может, вам что-нибудь нужно? — Нет, — покачала головой Райхан Султан, глядя все таким же пустым взглядом карих глаз на пляшущий в камине огонь.       Эсма-хатун, поняв, что султанша не настроена на беседу, поджала губы и снова удалилась в детскую. Там у тахты стояла колыбель из дерева, в которой сладко спала новорожденная Ягмур Султан, еще не знающая, какие испытания пережила ее мать.

***

      От камина тянуло теплом и в целом обстановка в султанской опочивальне была удивительно теплой и уютной. Хандан-хатун нежилась в объятьях любимого мужчины, ощущая его руки на своей талии. Они сидели на подушках перед камином, рядом стоял низкий столик, на котором стояли самые разнообразные яства. Хандан то и дело брала угощения и с аппетитом уплетала их, не понимая, с чего в ней проснулся такой непомерный аппетит. — Близится военный поход, — промолвил султан Мехмед негромко. От тепла камина и ласки дорогой ему женщины, Повелитель разомлел и нрав его смягчился, что очень радовало Хандан. Она временам опасалась падишаха, но пока ей удавалось каким-то чудом находить в нем слабые места и смягчать его характер. — Ну, что ты так испугалась? — спросил султан, ощутив, как девушка напряглась в его объятьях. Хандан-хатун тяжело вздохнула и поджала губы. Она прикрыла голубые глаза, умело подведенные черной краской, и плотнее прижалась спиной к груди Повелителя. — Поход может длиться годами, — расстроенно заметила фаворитка султана. — Ваш прошлый поход шел шесть лет. — Тише, Хандан, — удивительно нежно обнимая наложницу за плечи, молвил падишах. Тепло в его голосе заставило душу Хандан-хатун наполниться нежностью. О, как же она его любила. Казалось, что девушка может вот-вот сойти с ума от избытка чувств к этому холодному, жестокому мужчине. Хандан не понимала, как смогла его полюбить. Но, видимо, даже в Повелителе есть что-то хорошее. И Хандан смогла это что-то разглядеть. — Я вернусь невредимым и надеюсь, что смогу взять на руки ребенка, которого ты подаришь мне. Хандан-хатун тут же напряглась и задрожала. В голубых глазах ее отразилось отчаянье и грусть. Год прошел с той злополучной ночи, как она потеряла ребенка, которого носила под сердцем, которого любила и ждала. Прошел год, а она все никак не могла оправиться и понести снова. Кажется, судьба, которая сперва ей улыбалась, теперь жестоко над ней насмехалась. Хандан понимала, что чувства султана в любой момент могут угаснуть. Она даже не знала любит ли он ее. Султан Мехмед ни разу не говорил о своих чувствах, не читал ей стихи, не клялся в верности и ничего не обещал. Он осыпал ее золотом, проводил с ней ночи. К счастью, с тех пор, как Райхан Султан понесла, Повелитель забыл о своем гареме. В его покоях властвовала только Хандан, что сперва ее радовало, а теперь пугало. Однажды его пыл иссякнет и тогда… О будущем фаворитка предпочитала не думать. Она его боялась. Но понимала, что должна родить султану ребенка. Хотя бы дочь, а лучше, кончено же, шехзаде. — Хороших новостей все еще нет? — спросил Повелитель, по-своему поняв молчание девушки. Наложница удрученно вздохнула, чувствуя ком в горле. У падишаха было четыре сына и пять дочерей, но он желал ребенка от нее. А если она не сможет дать ему желаемое? — Я… — начала было говорить Хандан, но голос ее сорвался. — Я молю Всевышнего, чтобы он подарил нам сына, — пытаясь подобрать слова, сказала девушка. Повелитель, почувствовав состояние наложницы, поцеловал ее в висок, но Хандан это не успокоило. Она сидела в объятьях любимого мужчины, в камине потрескивали поленья и плясал огонь, но перед внутренним взором фаворитки мелькали болезненные воспоминания. Наложница не могла знать, что не только ее терзают призраки из прошлого. Султан Мехмед тоже был их заложником. Год назад. Топкапы.       Сквозь пелену сна Хандан-хатун ощутила тянущую боль в животе, но сначала не предала ей значения, однако неприятные ощущения не отступали, а только усиливались. Девушка открыла глаза и в полусонном состоянии кое-как села, стянула с себя одеяло дрожащими руками. К этому моменты боль стала почти невыносимой, но Хандан, сдерживая мучительные стоны, посмотрела на свои ноги, скрытые тканью ночной сорочки и опешила от ужаса. Темное пятно разлилось под ней, ее сорочка, цвета слоновой кости, тоже была заляпана пятнами. В поулмраке комнаты Хандан не сразу определила цвет, и ее испуганный мозг сперва подумал, что она просто пролила щербет или еще что-то. Но боль, какая боль сковала ее тело. Девушка закричала в голос от этой боли, откидываясь на подушки. Она вцепилась дрожащими пальцами во влажные простыни, чувствуя, что ее словно кинжалом пронзают. Она не сразу поняла, что лежит на чем-то влажном, думала, что вспотела, или же боль совсем лишила ее страха и разума… Но спустя время Хандан будет корить себя за такую невнимательность и глупость. Ах, если бы она проснулась раньше… — Помогите! — закричала девушка, сжимаясь в позе эмбриона, чтобы хоть как-то унять схваткообразную боль. Впервые в жизни Хандан жалела, что в комнату к ней не поселили еще кого-нибудь из фавориток. Девушка была уже на грани. Разум ее помутился, и сознание начала застилать пелена беспамятства. К счастью, ее услышали. Не все слуги в гареме уже спали. Сквозь морок темноты Хандан услышала, как открывается дверь в комнату, топот ног… — Что с тобой, хатун? — спросил женский голос, и тогда Хандан из последний сил вцепилась в руку калфы, пришедшей ей на помощь. — О, Аллах, — вскрикнула она, увидев следы крови, безобразными пятнами алеющие на светлых простынях. — Мой ребенок, — прохрипела Хандан прежде, чем лишиться чувств. Когда она пришла в себя, вокруг кружили люди, служащие гарема. Боль притупилась, видимо, ей что-то дали от нее. Это что-то поверхностно уняло боль и помутило рассудок. Девушка открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд, но бесполезно. Вокруг нее сновали тени, кто-то влил ей в рот что-то горькое и противное с приказом: «пей», что измученная девушка и сделала., после чего вновь закрыла глаза. Кто-то заботливо положил ей на лоб влажный компресс, и головная боль стала не такой выносимой, как прежде. «Ребенок, мой ребенок, мой шехзаде», — промелькнули в голове у наложницы панические мысли. Она вновь открыла глаза, но не успела и слова сказать от слабости и дурноты. Слуги внезапно склонились в поклонах, боясь поднять взгляд на вошедшего. К кровати больной подошел кто-то, обладающий внушительным телосложением. Хандан никак не могла рассмотреть лицо вошедшего, но все же смогла понять, что это Повелитель. — Что с ней? — раздался холодный и резкий голос султана Мехмеда. — Хатун потеряла ребенка, мой султан, — ответила одна из лекарш. Хандан словно онемела, услышав слова повитухи. «Хатун потеряла ребенка», — какая ужасная, жуткая фраза, которая словно лезвие полоснула душу наложницы. Хандан накрыла рукой свой плоский живот, и слезы заструились по ее лицу. — Неужели ничего нельзя было сделать? — спросил гневно падишах. — Нефизе-калфа, почему за моей фавориткой никто не смотрел? — Элдиз-калфа отошла ко сну, господин. Все было хорошо, со слов калфы, Хандан-хатун чувствовала себя хорошо, смеялась и шутила, ничто не предвещало беды, — оправдываясь, говорила Нефизе-калфа.       Хандан тем временем разрыдалась в голос, дрожа всем телом. Она была очень слаба, но все же смогла понять смысл сказанных калфой слов. Ее ребенка, которого она так желала, больше нет. Она только-только свыклась с мыслью, что будет матерью, уже начала вышивать узоры на пеленках, мечтая подарить любимому мужчине сына, а тут такой удар. Девушка задыхалась от рыданий, закрыла лицо руками, чтобы скрыться от взгляда любимого мужчины, который присутствовал в комнате. О, Аллах, как она ему в глаза посмотрит после этого, после того, как не сберегла его дитя? Повелитель тем временем подошел еще ближе к кровати фаворитки и коснулся рукой ее темный волос, на что Хандан зарыдала пуще прежнего. Разумеется, она оплакивала не разрушенное будущее, а ребенка, которого так желала. — Пришлите главного лекаря в мои покои, я заберу хатун и позабочусь о ней, — решительно произнес султан Мехмед, а через мгновение стянул с фаворитки одеяло, которым она была укрыта по пояс. Слуги уже сменили постельное белье, пропитанное кровь, и оно кучей лежало в углу рядом с тазом. О том, что лежит в этом тазу, султан не желал думать. Хандан сжалась, оставшись без защиты, коей выступало одеяло, и продолжила бессильно плакать. Повелитель удивительно бережно взял наложницу на руки, и она бессильно откинула голову назад, закрыв глаза. Ее лицо было измученным, влажным и покрасневшим от слез, губы искусаны и дрожали. Ощущение сильных рук, держащих ее на руках и словно защищающих от всех угроз внешнего мира, дарили частичку покоя, и Хандан, подаваясь чувству защищенности, усилием воли подняла голову и прижалась щекой к плечу падишаха. Султан Мехмед понес ее прочь из комнаты фавориток и гарема. Разбуженный шумом и суматохой рабыни выстроились в два ряда и с завистливым интересом смотрели вслед султану Мехмеду, который нес на руках наложницу. Большинство из них ни разу не видели султана даже мельком и надеялись, что даже после такой мимолетной встречи он заинтересуется кем-то из них. Однако Повелителю было все равно на весь гарем, пока в его руках была девушка, коснувшееся его каменного сердца. Хандан все еще в бессилии плакала, прижимаясь к султану. И у него впервые в жизни слезы вызывали сочувствие, а не раздражение. Повелитель принес ее в свои покои, бережно положил на ложе, старясь не навредить. Когда он хотел уже отстраниться, Хандан схватила его за край халата и открыла глаза. — Не уходи, — прошептала она, с мольбой глядя в лицо любимого мужчины. Султан Мехмед поджал губы, но все же подчинился просьбе, в первые в жизни подчинился. Он сам не понимал, почему она так на него влияет. Султан готов был выполнить любую ее прихоть, любой каприз, чем Хандан пользовалась нечасто. Наверное, дело было в беспомощном и заплаканном взгляде чистых голубых глаз. Повелитель привык видеть наложницу открытой, веселой, нежной и ласковой, теперь же она казалась раздавленной и уничтоженной потерей. Все это произвело на Мехмеда впечатление. Он не хотел, чтобы его любимая игрушка сломалась. Тогда он утратит к ней интерес. Мехмед слишком хорошо знал себя. Именно поэтому падишах забрался в постель и прилег рядом с фавориткой, которая снова закрыла глаза. Она была слаба после выкидыша, боль истязала ее, тянула из нее последние силы, хотя ей уже дали отвар. Но Хандан, действительно, устала. Когда явился главный лекарь, который лечил султана и его сыновей, фаворитка уже спала, хмурясь и постанывая во сне то ли от боли, то ли от кошмаров. Ее лоб покрылся испариной, что говорило о жаре. Лекарь осмотрел наложницу, не задавая лишних вопросов и велел своему ученику готовить отвары и настои, чтобы поскорее вылечить фаворитку султана. Повелитель не в силах наблюдать за происходящим вышел на террасу, не заботясь о верхней одежде, хотя на дворе стояла зима. Холода и морозы пришли в Османскую Империю. Столицу застелило снежное покрывало. Ночь была звездная и тихая, мороз лизал разгорячённую кожу правителя, но он не мог остудить его боль от потери. Султан Мехмед не ожидал такого удара от судьбы. Когда его разбудил посреди ночи хранитель покоев и сообщил о случившемся в гареме, он сперва не поверил. Но потом, быстро облачившись в халат, поспешил в гарем, чтобы самому разобраться в происходящем. К Хандан-хатун его сразу не пустили, сказав, что повитухи борется за ее жизнь и извлекают то, что осталось от его ребенка, от их ребенка. Страшно представить, что испытал султан Мехмед, когда ему сообщили, что все кончено. Он так желал этого ребенка, представлял храброго и сильного сына или луноликую султану с глазами матери, думал, что будет учить сына верховой езде и ли дарить дочери драгоценности, чтобы она купалась в роскоши и ни в чем не нуждалась. Хандан была дорога сердцу султана, он спустя столько лет нашел, наконец, пристанище, что не хотел терять этот оплот света и надежды. Султан знал, что детей от любимой женщины любят намного больше. К сожалению, судьба не дала ему взять на руки детей от Амрийе Султан, но он надеялся, что сможет полюбить детей от Хандан. Но все рухнуло.       Боль потери рождала в душе чувство обреченности и разочарования. Мехмед понимал, что виноватых нет, что Хандан не могла предвидеть такой исход, что она чиста, как и прежде. Но желание найти виновного и выместить злость не давало покоя. Султан Мехмед, положив руки на перила, усыпанные снегом, не сразу ощутил холод, он на мгновение смежил веки, покачал головой, словно надеялся, что происходящее — очередной дурной сон, ужасный кошмар, что стоит ему открыть глаза, все встанет на свои места и будет хорошо. Но нет, этого не произошло. Открыв глаза, султан испустил грозный рык и велел страже привести к нему Дервиша-агу, хранителя покоев, что слуга тут же выполнил. Когда Мехмед-ага вошел в султанскую опочивальню, то на мгновение замешкался. От лица его отхлынули краски, и кожа приобрела сероватый оттенок, когда он увидел на ложе падишаха тело Хандан-хатун, рабыни, которая излучала свет и тепло, которое достигло и его. Дервиш вышел на террасу, пытаясь унять волнение перед встречей с султаном. Он не хотел, чтобы Повелитель увидел в его глазах тепло по отношению к своей наложнице. — Господин, — поклонился хранитель покоев. Султан не шелохнулся, продолжая стоять спиной к подданному. — Начни расследование, — велел Мехмед. — Найди того, кто это сделал и приведи ко мне. Живым, кто бы это не был. — Но разве? — начал было Дервиш, не понимая, почему султан подозревает, что его ребенок умер по чьему-то злому умыслу. — Случайности не случайны, ага, — промолвил султан Мехмед. — В первую очередь проверь Айнур Султан, — велел мужчина, подозревая, что опальная жена могла вновь совершить злодеяние.       Вся семья султана знала о его жестоком нраве, о том, что он может покарать даже самых близких людей. Айнур Султан никогда не была благоразумна, чувства застилали ей взор, и она, подаваясь им, начинала делать глупости, не думая о последствиях. В старом дворце султанша оказалась из-за убийства ребенка султана. Мехмед все еще был зол на Айнур, жалея, что когда-то вернул ее из ссылки. Нужно было просто забрать ребенка, а опальную фаворитку оставить в старом дворце. Но тогда у него не было бы Селима. Айнур Султан однажды уже покусилась на ребенка Повелителя, значит, она могла совершить подобное еще раз. Она не отличалась здравомыслием и раньше, а в последнее время стала совсем неадекватной и истеричной. Подозрения султана в первую очередь пали на нее. «Если это она, я ее уничтожу», — подумал султан Мехмед, когда Девриш-ага покинул его покои, чтобы начать выполнять приказ. Лекарь тем временем закончил с Хандан-хатун и откланялся. Повелитель вернулся в покои и задумчиво посмотрел на спящую наложницу, которая казалась такой маленькой и хрупкой. Она утопала в подушках и была укрыта теплым одеялом.       Султан Мехмед, сняв халат, лег рядом с ней, поцеловав фаворитку в лоб, больше всего на свете желая, чтобы произошедшее не пошатнуло душевное состояние Хандан-хатун и не вырвало из нее способность радоваться мелочам. Повелитель закрыл глаза, проваливаясь в спасительную темноту и снился ему удивительный сон. Дворцовый сад утопал в цветах. Султан, щурясь от яркого солнца, шел по тропинке, пока не увидел впереди женщину в зеленом платье. Когда она обернулась, Повелитель замер, не веря своим глазам.       Амрийе Султан смотрела на него, улыбаясь кончиками губ. Ее зеленые глаза казались печальными, что не вязалось с ее взрывным и сильным характером. Но что более важно — на руках Амрийе держала ребенка, мальчика лет двух от роду. У него были черные волосы и голубые глаза, он так тепло улыбался, глядя на султана, даже помахал ему маленькой пухленькой ручкой, рассмеявшись при этом.       Султан Мехмед узнал этот смех. Он был похож на смех Хандан-хатун, и печаль сдавила сердце Повелителя. Он хотел приблизиться к любимой женщине и умершему сыну, но не смог сдвинуться с места. А Амрийе-хатун тем временем повернулась к мужу спиной и скрылась из виду в густых зарослях сада. Мальчик, сидящий на руках у мачехи, с печалью в голубых глазах смотрел на отца, который никогда уже не возьмет его на руки…       Повелитель проснулся от того, что рядом то и дело раздавались приглушенные всхлипы. Открыв глаза, он сперва не понял, что происходит, а когда понял, то напрягся. Фаворитка, потерявшая ночью ребенка, их ребенка, лежала рядом с мужчиной, на второй половине кровати и, сжавшись в маленький комочек, в бессилии рыдала, оплакивая свою потерю.       Султан Мехмед никогда не считал себя мягким человеком, способным на сопереживание и сочувствие, но тут даже она дрогнул от вида слез своей любимицы. В голове у Повелителя всплыли моменты, как Амрийе Султан оплакивала потерянного ребенка, но она держалась молодцом, плакала втайне ото всех, поскольку считала слезы чем-то недопустимым, признаком слабости. Амрийе делала все, чтобы ее муж не видел ее слез, хотя горевала долго.       Хандан же была совсем другой. Слабой и маленькой, беззащитной и нежной. Наверное, поэтому султан так к ней привязался, она дарила ему не только частичку покоя и света, но и вызывала желание оберегать и защищать от всех опасностей. Султан Мехмед привстал в постели, склоняясь над плачущей наложницей, которая с головой укрылась одеялом, пытаясь укрыться от внешнего мира.       Повелитель осторожно стянул одеяло и коснулся рукой головы фаворитки. Та сжалась, продолжая реветь. Мехмед осторожно убрал спутанные черные волосы от лица хатун, чтобы посмотреть в покрасневшее личико фаворитки. — Тише, моя султанша, — не зная, что сказать, как тешить, промолвил султан, утирая слезы с щек наложницы. Хандан открыла глаза и посмотрела затравленным взглядом на мужчину. Во взгляде Мехмед без труда прочитал боль, страх, чувство вины… — Произошедшего не изменить. Наш ребенок в лучшем мире, — Хандан расплакалась пуще прежнего, отчего Мехмед ощутил тень раздражения. — У нас еще будут дети. — Вы не отвернетесь от меня? — плаксиво спросила фаворитка, начиная тереть кулачками глаза. — Мне говорили, что наложниц, которые не могут родить, высылают… Повелитель вздохнул. Так, действительно, было. Такова традиция. Как правило, если первая беременность завершилась выкидышем, то и последующие имеют риск закончиться так же. Женское здоровье — вещь очень хрупкая, но все зависит от наложницы и ее состояния. — Если их высылают после потерь детей, значит, они не были нужны своим господам, — ответил султан Мехмед. — А я вам нужна? — тихо спросила Хандан, перестав скулить, как избитая собака. Она с надеждой смотрела в лицо падишаха, и султан не смог оставить ее взгляд, затуманенный слезами, без внимания. — Нужна, — кивнул Повелитель и поцеловал фаворитку в лоб. — Тебе больно, я тоже чувствую эту боль. Наш сын не успел родиться, как его забрал Всевышний. Но у нас еще будут дети, Хандан.

***

Утро следующего дня. Османская Империя. Топкапы.       В покоях Валиде Дефне Султан раздавался веселый и счастливый смех шехзаде Ферхата, который рассказывал о конной прогулке и последующей тренировке, активно жестикулируя и разбавляя рассказ громким и заливистым смехом. Мальчик сидел на подушке, в кругу близких и наслаждался всеобщим вниманием. В противовес матери шехзаде Ферхат любил привлекать внимание, любил, когда его хвалили и умел радоваться мелочам. Некоторые считали шехзаде Ферхата глупым и слабым. Если что-то его расстраивало, то ненадолго. Он умел находить счастье в мелочах. Неудачи, конечно, задевали его, но Ферхат быстро переключал внимание на что-то другое. Он мог грустить, но через мгновение уже вскрикнуть: «О, птичка поет». Семья шехзаде Ферхата никак не могла понять от кого мальчик унаследовал такой задорный и веселый нрав. Ни султан Мехмед, ни уж тем более Мехрибан Султан не могли похвастаться жизнелюбием. Матушка шехзаде Ферхата сидела рядом с сыном и улыбалась, глядя с нежностью на единственного и обожаемого ребенка. Она видела в сыне свое отражение, любила ему до помешательства и всячески баловала его, не понимая, что этим только портит характер отпрыска. Мехрибан Султан, как и всегда, была облачена в закрытое платье из серой ткани, в меру украшенное вышивкой. Лицо ее было скрыто платком, поскольку султанша никак не могла избавиться от комплексов. Ей все время казалось, что все смотрят на нее и смеются над ее уродством. Напротив султанши расположилась Гюльбахар Султан, облаченная в платье цвета слоновой кости. За прошедший год она ни капельки не изменилась, осталась такой же спокойной, доброй и уравновешенной. Султанша задумчиво пила щербет, думая о чем-то своем, что вызывало у нее улыбку. Она то и дело косилась на единственного и любимого сына, шехзаде Османа. Юноша так и не притронулся к завтраку, и Гюльбахар Султан беспокоилась за него. Пренебрежение едой еще никого до добра не доводило. Однако шехзаде Осман оставался равнодушным к волнению матери и тайком ото всех (вернее думая, что тайком) поглядывал на служанку старшей сестры — Сафиназ-хатун, которая стояла в стороне от монаршей семьи и разглядывала ковер. Ханзаде Султан, сидящая рядом с братом, про себя усмехалась. Она видела, что между Османом и Сафиназ появляются какие-то чувства. Они привязывались к друг другу, хотя оба отрицали данный факт. Шехзаде Осман, который большую часть жизни предпочитал одиночество, теперь все чаще и чаще составлял компанию сестре во время прогулок. В саду, он, говоря с сестрой, то и дело поглядывал на ее хорошенькую служанку, словно следил за ее реакцией на его слова. Сафиназ долго не показывала интереса к шехзаде, но теперь она все чаще и чаще улыбалась, когда Ханзаде упоминала брата. С одной стороны, султанша была рада, что ее брат впервые полюбил, а значит он скоро станет мужчиной. Однако Ханзаде беспокоилась за него. Шехзаде Осман должен жениться на племяннице Райхан Султан. Оставалось надеяться, что Осман под влиянием чувств не наделает глупостей, каких в свое время наделала их мать. — А где же Халиме Султан? — спросила Михрумах Султан у мачехи. Валиде Дефне Султан поджала губы. Общество падчерицы, самой нелюбимой из двух, раздражало ее. Да и невестка ей все больше и больше не нравилась. Халиме жаждала власти — Дефне давно это поняла. Самое страшное, что она знала, как ее получить. Пока Валиде Султан удавалось сдержать амбиции матери шехзаде Махмуда, но надолго ли? Дефне чувствовала, что стареет, что ее жизнь близка к закату, что же тогда будет? Еще и Михрумах Султан непонятно зачем приехала в столицу. Для чего? Уж не для того ли, чтобы возвести на трон шехзаде Сулеймана? Но должна же она понимать, чем все это грозит и ей и сыну покойного Абдуллы? — Амаль Султан не спала всю ночь. Халиме была при султанше и теперь отдыхает после трудной ночи, — ответила Дефне Султан, прекрасно зная, что невестка просто-напросто ее избегает. — Как хорошо, что султанша смогла заменить Амаль Султан мать, — улыбнулась Михрумах Султан, внимательно наблюдая за реакцией Валиде Султан, словно пыталась задеть ее чем-то. — Не каждая женщина способна на такой поступок. Ханзаде Султан усмехнулась про себя, обратив взгляд на сестру отца. Дефне Султан лишь тонко улыбнулась султанше, не желая начинать конфликт. Однако ее светло-карие глаза остались серьезными и внимательными. Валиде Султан вздохнула про себя — Михрумах никогда ее не простит. Не простит, что она заняла место покойной Раны Султан рядом с султаном Баязидом, не простит того, что она спасла мужа от смерти, довела его до трона, если так можно сказать. Не простит, что выдала султаншу замуж за нелюбимого мужчину. Но, видит Аллах, Дефне хотела, как лучше. Жаль, что Михрумах Султан не смогла понять этого. — Интересно, когда Хандан-хатун порадует нас доброй вестью? — спросила Михрумах Султан, отпивая из кубка. Дефне Султан устало вздохнула, понимая, что Михрумах делает все, чтобы нарушить порядок в Топкапы. — Хатун уже долгое время посещает покои моего брата. Наложницы должны рожать сыновей. Они только для этого и пригодны, вы должны знать об этом больше меня, валиде. Валиде Султан вздрогнула и с неверием посмотрела на падчерицу. Да, султан Баязид даровал ей свободу и женился на ней, но сути это не меняло. Дефне Султан навсегда осталась рабыней в глазах династии. — По-моему, у меня уже достаточно братьев и сестер, тетя, — прежде, чем султанша смогла ответить, промолвила Ханзаде Султан. Михрумах Султан поставила кубок, который держала в руках, на столик и окинула прищуренным взглядом племянницу, словно была удивлена ее выпадом. Гюльбахар Султан шикнула на дочь, с опаской косясь на сестру султана. Но Ханзаде, кажется, ничего не пугало. Она прямо смотрела на тетю и губы ее тронула презрительная усмешка такая же, как и у отца-падишаха. — Как ты со мной разговариваешь? — спросила вкрадчиво Михрумах, впившись раздраженным взглядом в Ханзаде. Она помнила ее маленькой девочкой, которая бегала за Амрийе Султан хвостиком и во всем ее копировала. Теперь же Ханзаде выросла и начала расцветать, как девушка. Она была очень похожа внешне на Гюльбахар Султан: те же огненно-рыжие волосы, насыщенные синие глаза, молочно-бледная кожа и правильные черты лица. Ханзаде, вне всяких сомнений, была прекрасна и нежна. Вот только столь эфемерный образ портил взгляд синих глаз: холодный и надменный. Многие в гареме замечали, что Ханзаде Султан больше всех остальных детей султана Мехмеда похожа на него. Ранее Михрумах в этом сомневалась, теперь же она ясно видела в юной султанше ненавистного брата. — А как вы разговариваете с Валиде Султан? Напомню, что перед вами не рабыня из гарема и не наложница, а законная жена султана Баязида, подарившая династии четверых сыновей и одну султаншу, — отчеканила Ханзаде Султан звонким голосом. — Вот только сберечь она смогла только одного. И не самого лучшего из своих детей, — холодно усмехнулась Михрумах Султан, желая поставить наглую девчонку на место. — Осторожно со словами, вдруг они дойдут до ушей моего отца? — прищурившись и склонив голову набок, спросила Ханзаде Султан. — Ханзаде, — вмешалась Гюльбахар Султан, опасаясь гнева Михрумах. — Прекратите ссору, — велела Валиде Султан. — Ханзаде, извинись перед тетушкой.       Султанша вздрогнула и с неверием на нее посмотрела. Поджала губы, встала, расправляя юбки синего платья. Она сверлила холодным и злым взглядом Михрумах, которая усмехалась, предвкушая публичное унижение. — У меня не за что просить прощения, — отчеканила Ханзаде Султан, после чего поклонилась бабушке и спешно покинула покои Валиде Султан.       Шехзаде Осман встал и направился следом за сестрой. Мехрибан Султан замерла, боясь пошевелиться. Она опасалась, что недовольство Михрумах падет на нее и на ее сына. Шехзаде Ферхат тоже притих, чувствуя, что вот-вот разразиться буря. Асхан Султан и шехзаде Селим казались сильно напуганными ссорой и теперь сидели и держались за руки. Ссылка матери их сблизила, чем что-либо другое. — Ханзаде всегда была резка и своенравна, как и Мехмед, — вздохнула Дефне Султан, грустно улыбнувшись. — Что поделать, нравом она пошла в отца. — Это не нрав, а отсутствие воспитания, — процедила Михрумах Султан, сверкая серыми глазами. — Не так ли, Гюльбахар? Гюльбахар Султан мрачно посмотрела на сестру мужа, которую тоже не очень-то любила. Султанша ко всем относилась с почтением, но в этой ситуации, ожидаемо, приняла сторону дочери. — Ханзаде много времени проводит в компании Айлин Султан, вашей средней дочери. Всем известен нрав госпожи, — пожала плечами Гюльбахар, и Дефне про себя усмехнулась, видя, как вытягивается от удивления лицо Михрумах Султан.

***

      Старый дворец нагонял тоску и печаль. Айлин Султан не любила его, но все равно раз в несколько недель посещала. Причина проста — жалость. Не понятно почему из всех жен султана Мехмеда ей больше всего пришлась по душе Айнур. Наверное, потому что она была похожа внешне на покойную Амрийе Султан. Или же потому, что Айнур, как и Айлин умела любить до помешательства.       Айлин Султан помнила, как страдала Айнур, когда султан пребывал между жизнью и смертью. Она предоставила ей и ее детям укрытие. Она видела ее мучения, ее отчаянную любовь, слепое обожание. Глаза Айнур всегда горели, когда она говорила о султане Мехмеде, на щеках вспыхивал лихорадочный румянец. Нет, это была даже не любовь, а настоящее помешательство. Теперь же Айнур Султан была в ссылке, в пожизненной ссылке, если верить донесениям из дворца.       Евнух распахнул обшарпанную дверь перед Айлин Султан, и султанша вошла в убогую комнату. Она не сразу заметила Айнур Султан, которая сидела на тахте в самом углу комнаты и, хмурясь, вышивала. — Султанша, — увидев Айлин Султан, Айнур поднялась с тахты и поклонилась, после чего, выпрямившись, обратила на госпожу взгляд полный мольбы и надежды. — Здравствуй, Айнур, — кивнула благосклонно Айлин Султан, видя в Айнур тень покойной Амрийе Султан. Однако кроме внешнего сходства в султаншах не было ничего общего. — К сожалению, мне не чем тебя порадовать. После этих слов, надежда погасла в глазах Айнур и она словно постарела еще на несколько лет. Женщина втянула голову в плечи и зябко поежилась. Серые глаза ее лихорадочно заблестели. — Неужели уже никак не доказать мою невиновность? — спросила опальная султанша. — Я говорила со своим супругом, — вздохнула Айлин, проходя в глубь комнаты. Она поджала губы, увидев убогую обстановку покоев. Все же за годы брака Айлин привыкла к роскоши и к золоту, которым щедро ее осыпал супруг. — Осман пытается вести расследование, надеюсь, оно принесёт результаты. — Я больше всего на свете желаю справедливости, — промолвила негромко Айнур Султан, когда ее собеседника опустилась на тахту. — Есть какие-то новости из Топкапы, как мои дети, как… Повелитель? — спросила Айнур, запинаясь. — С шехзаде Селимом и Асхан Султан все в порядке, Айнур. О них хорошо заботиться Валиде Султан, Повелитель часто навещает свою матушку и проводит с Селимом и Асхан много времени. — Уповаю, что, хотя бы они познают отцовскую любовь, которой в свое время была лишена я, — горько усмехнулась Айнур Султан. Айлин тяжело вздохнула, она была самой любимой дочерь отца и самой нелюбимой — матери. Так же, как Айнур не хватало отца, ей не хватало матери. — Повелитель здоров? — спросила Айнур вновь. — Да, — кивнула Айлин. — Рабыня все еще посещает его покои? Айлин поджала губы. Рабыней Айнур называла Хандан-хатун, забывая, что она сама имеет такой же статус. — Да, почти каждую ночь, — сообщила жена султанзаде Османа. Лучше бы она этого не говорила, поскольку Айнур Султан еще больше помрачнела и побледнела. — Вот бы мне оказаться на ее месте, — тихо сказала женщина, опустив взгляд на свои руки. — Нет, не так. Больше всего на свете я желаю избавиться от этой любви, вырвать из груди сердце и выбросить его в воды Босфора. Не хочу любить, не хочу страдать. Хочу быть свободной. Айлин грустно улыбнулась Айнур Султан и осторожно взяла ее за руку в знак поддержки. Она видела, как султанша любит Повелителя и жалела ее. Неужели султан Мехмед настолько слеп? — Я стараюсь помочь тебе. Возможно мне удастся привести Асхан Султан к тебе на пару дней. Слова Айлин Султан возымели эффект. В глазах Айнур Султан вновь разгорелся огонь надежды. — Я буду рада увидеть свою любимую девочку, — вздохнула она с тенью грусти и вины в голосе. О, как она была глупа. Оберегая сына от всех бед и невзгод, сторожа покои султана, забывала, что у нее помимо шехзаде есть еще дочь-султанша. — Как вы живете госпожа?       Айлин Султан улыбнулась, но не так, как улыбалась ее подруга и собеседница. В улыбках Айнур годы назад мелькали самоуверенность и насмешка, теперь же это были вымученные улыбки. Улыбка Айлин Султан же олицетворяла счастье женщины, которая любит и любит взаимно. — Мой Рустем подрос, еще не ходит, а уже к мечу тянется. Будет славным воином, — сообщила Айлин Султан, расположившись с удобством на тахте. — Как Хюмашах Султан? — поинтересовалась Айнур. — Хорошеет с каждым днем, все больше и больше похожа на отца. Айнур Султан на мгновение отвела взгляд от собеседницы и замерла, погрузившись в свои мысли. Она теперь часто так делала, словно исчезала из этого мира. Видимо, долгое пребывание в одиночестве, вдали от любимых людей сыграло дурную роль. Айлин тяжело вздохнула и взяла подругу за руку. Та вздрогнула и с каким-то удивлением на бледном лице взглянула на султаншу. — Простите, я задумалась, — неловко пробормотала Айнур. — О чем, если не секрет? — спросила Айлин Султан, желая хоть немного занять опальную фаворитку беседой, чтоб она на время отвлеклась от невзгод, терзающих ее сердце. — Я так желала, чтобы мои дети были похожи на отца, но и Селим, и Асхан похожи на меня. Кто знает, если бы Мехмед видел в них свои черты, он был бы добрее ко мне, — поделилась мыслями Айнур Султан, снова начав перебирать свои белокурые волосы, завязанные лентой. — Это известно только Всевышнему, — не зная, что сказать промолвила Айлин Султан. — Как здоровье султанзаде Османа? — спросила Айнур Султан немного виновато. Она из-за своих мыслей совсем забыла об элементарной вежливости. — Он здоров и полон сил, — ответила Айлин Султан. Айнур пробормотала «Хвала Аллаху». После того, как султанзаде Осман, рискуя жизнью, добыл противоядие для султана Мехмеда, Айнур его бесконечно уважала. На султанзаде на обратном пути в столицу было совершено нападение. К счастью, охране султанзаде удалось отбить врага в лес, но султанзаде получил ранение руки. Рана воспалилась и загноилась. Султанзаде Османа привезли в столицу в плохом состоянии, говорили, что он не выживет. Но даже на грани жизни и смерти он бормотал «спасите Мехмеда… Противоядие». Чтобы спасти Осману жизнь лекари с разрешения Айлин Султан пошли на крайние меры. Султанзаде Осману по локоть ампутировали правую руку, чтобы заражение не охватило все тело. Когда спустя неделю лихорадки султанзаде пришел в себя, он был в ужасе от решения жены. Айлин помнила с каким укором муж смотрел на нее, считал себя жалким и бесполезным. Он назвал себя беспомощным калекой, который теперь был бесполезен для службы. Затем перестал есть, кажется, собирался таким образом отправиться в лучший мир. Однако в гости к другу прибыл султан Мехмед, живой и здоровый. Айлин помнила, как султан вошел в покои султанзаде, а тот поспешил встать с кровати, встать самостоятельно. Осман стоял, опираясь о столбик кровати, пошатываясь, весь бледный и дрожащий. Рука его кровоточила, лоб был покрыт испариной. Но взгляд Османа был тверд. — Государь, — склонил голову султанзаде. — Рад видеть вас в добром здравии. — Взаимно, — промолвил султан Мехмед хриплым голосом. Он тоже выглядел не лучше, последствия отравления все еще портили ему жизнь. Айлин Султан, понимая, что мужчинам нужно поговорить, покинула опочивальню мужа.       После отъезда Повелителя султанзаде Осман вдруг воспарял духом, попросил принести ему ужин и велел найти кузнеца, который сможет сделать для него руку из железа. Как только Осману стало лучше, лихорадка спала и раны зажили, он начал тренироваться, разрабатывать левую руку, чтобы, как и прежде верно служить своему Господину и брату. И вот спустя год он владел саблей левой рукой, как прежде правой.