Перекрестки судеб

1592 год, Османская Империя. Стамбул.

      Сентябрь подходил к концу, но, несмотря на это, на улицах все еще царила духота. Солнце жгло нещадно, ветер не поднимался, а дожди все не приходили. Засуха угрожала империи, лишала людей хлеба и грозила бунтами, но пока обстановка оставалась стабильной. Султан Мехмед всего несколько месяцев назад вернулся из военного похода, казна была полна, империя процветала, как никогда. Всюду восхваляли имя султана Мехмеда, народ любил своего Повелителя, несмотря на его суровый нрав. Страх и трепет заставлял видеть в нем силу и мощь. Государь был еще молод, тридцать два года, конечно, не малый возраст, но это еще не старость. Оставалось надеяться, что век султана Мехмеда будет очень и очень долог. Бахарназ Султан в этот солнечный день, вышедшая с матерью на городской рынок, шла в толпе людей за своей валиде и неизменно хмурилась. Несмотря на своей юный возраст, султанша не отличалась жизнерадостным нравом, на что ее мать лишь досадно поджимала губы. «Ты так молода и прекрасна, что мне неприятно видеть тебя столь мрачной», — говорила валиде, пытаясь заставить дочь хоть изредка улыбаться и смеяться, но Бахараназ лишь раздраженно глядела на матушку, которая никогда ее не понимала и не принимала. Даже в детстве. Султанша, ступая по рынку за матерью, пыталась найти в толпе людей знакомое лицо. Она, безусловно, рассказала матери и Эмине Султан о том, что однажды увидела на рынке отца, однако женщины заверили ее, что это невозможно. Шехзаде Абдулла погиб во время нападения на военный лагерь, как и султан Баязид и остальные его сыновья. Бахарназ Султан никто не верил, как бы она не пыталась доказать обратное. В тот день она поссорилась с матушкой и до сих пор таила на нее глубокую обиду, хотя султанши помирились. С того памятного дня нелюдимая и любящая тишину Бахарназ старалась почаще выходить на рынок вместе с матушкой, Эмине или Гюльфем, поскольку надеялась увидеть отца. В том, что она видела родителя, султанша даже не сомневалась. Жаль, что ей никто не верил. — Сколько стоит эта ткань, эфенди? — спросила Ясемин-хатун, облаченная в неприметное темно-синее платье и платок. Платок в тон платью скрывал ее все еще красивое лицо от посторонних глаз. Купец назвал цену, и Ясемин-хатун подозвала к себе дочь. — Как тебе? — спросила она, испытующе взглянув на дочь, которая все искала кого-то в толпе людей. — Не люблю красный, — ответила Бахарназ Султан, скользнув равнодушным взглядом по красивой и добротной ткани. Ясемин поспешила показать дочери зеленый обрезок. — Узор слишком яркий, — сказала султанша, увидев узор из золотой нити, который складывался в цветы. — Может, тогда синий? — с сомнением спросила Ясемин-хатун, любовно проведя рукой по ярко-синему атласу, который явно ей пришелся по вкусу. Бахарназ Султан устало взглянула на мать и поджала губы. — Мне ничего не нужно, валиде, — произнесла дочь шехзаде Абдуллы, и её мать недовольно на нее посмотрела, прекрасно зная мрачный нрав дочери. Женщина велела торговцу отмерить синюю ткань, которая так ей приглянулась. Пока торговец занимался этим поручением, Ясемин-хатун наблюдала за дочерью, которая, в свою очередь, кого-то настойчиво искала в толпе людей. — Могу я поинтересоваться, кого ты так настойчиво желаешь отыскать? — спросила Ясемин с заботой в голосе. Бахарназ, хмурясь, посмотрела на мать, словно считала её вопрос глупым и несвоевременным. — Отца, — все же ответила Бахарназ, заставив матушку вздрогнуть и неодобрительно покачать головой. — Можете говорить все, что пожелаете, валиде. Я знаю, что отец жив, — твердо произнесла султанша, упрямо вскинув подбородок, словно готовясь к спору. Однако Ясемин-хатун решила не начинать очередной спор, который непременно закончился бы скандалом. Бахарназ обладала потрясающим упрямством. Если она была уверенна в своей правоте, то до конца стояла на своем и переубедить ее в чем-либо было просто невозможно. Помня об этом, Ясемин расплатилась за покупкой, и они с дочерью направились прочь с рынка, в особняк, в котором жили вместе с Эмине Султан и шехзаде Сулейманом, сыном покойного шехзаде Абдуллы. Вернувшись домой, Бахарназ поспешила скрыться в своей комнате. Видимо, желала поскорее сесть за очередную купленную книгу. Девушка помимо упрямства отличалась сильной тягой к знаниям и всегда пыталась утолить эту жажду. Ясемин-хатун никогда не мешала дочери, поскольку не хотела с ней ссориться. Вот и теперь фаворитка покойного шехзаде поднялась в свою опочивальню, намереваясь немного отдохнуть за вышивкой. Она сняла накидку и платок так, что её золотисто-русые волосы рассыпались по плечам. В свои неполные тридцать пять Ясемин все еще оставалась красивой и яркой женщиной, но красота эта была обречена угаснуть в стенах особняка. Женам умерших наследников, у которых оставались дети, запрещено выходить замуж. Таковы традиции. Ясемин перед тем, как начать очередную вышивку, позвала верную Гюльфем-хатун, которая служила ей еще во дворце Манисы. Служанка явилась через некоторое время и выглядела очень встревоженной. — Госпожа, — поклонилась Гюльфем, вглядываясь в лицо Ясемин. В карих глазах женщины царило волнение, что не на шутку встревожило Ясемин. — Эмине Султан получила письмо от Михрумах Султан и отчего-то разгневалась, — сообщила служанка.        Ясемин-хатун обреченно смежила веки, ощущая дурноту. С тех самых пор, как Мухрумах Султан посетила их, они не знали покоя. Султанша пыталась диктовать свои условия в воспитании шехзаде Сулеймана, пыталась получить влияние над ним, что категорический не нравилось Эмине Султан. Мать шехзаде боялась за сына и не давала его тетушке получить власть. Все попытки Михрумах сблизиться с племянником султанша пресекала на корню. Ясемин-хатун, наблюдая за этим, волновалась. Она понимала страхи Эмине, но также она прекрасно знала нрав Михрумах Султан, поскольку когда-то служила у нее во дворце. Старшая дочь султана Баязида обладала на редкость жестоким и резким характером. Она всегда осуществляла задуманное и шла к поставленным целям по головам. Данный факт очень беспокоил Ясемин, и она пыталась донести свои опасения до Эмине. Однако султанша, волнуясь о судьбе сына, даже слушать ее не желала. Понимая, что близится очередной конфликт, Ясемин поспешила в покои к Эмине Султан, тщательно обдумывая ситуацию. Для начала следует понять, что именно написала Михрумах Султан, что мать шехзаде так встревожилась. Войдя в опочивальню султанши, Ясемин застала хозяйку покоев стоящей у камина, в котором горело послание. Эмине посмотрела на вошедшую, и Ясемин вздрогнула, увидев в глазах султанши искры гнева. Точнее ярости. — Она нас всех погубит, — заключила мать шехзаде Сулеймана. — Власть лишила её рассудка. — Что именно написала султанша? — спросила Ясемин-хатун, подходя к собеседнице, которая сжала руки в кулаки, словно пыталась унять пламя ярости, бушующие в груди. — Предлагала золото? — Не только, — ответила Эмине, отойдя к окну. — Она решила нанять моему сыну учителей, которые будут воспитывать в нем «будущего правителя», — горько усмехнувшись, сказала султанша. Ясемин встала рядом с подругой и тоже выглянула в окно. На поляне шехзаде Сулейман тренировался с учителем. Он учился держать в руках меч и пока делал ошибки. Ясемин знала, что военное искусство нравится мальчику, так же она знала, что учителя шехзаде наняла Михрумах. — Это же хорошо, что шехзаде получит хорошее образование, — пожала плечами Ясемин, за что была награждена раздраженным взглядом матери мальчика. — Как ты не понимаешь, мы живем под контролем людей султана, стоит ему услышать, что Михрумах называет моего сына будущим правителем, то не пройдет и суток, как шелковый шнурок затянется на шее моего ребенка, — дрожащим голосом сказала Эмине Султан, глядя в глаза Ясемин. Та поджала губы, прекрасно понимая страхи султанши. — Михрумах Султан не смогла сберечь своих сыновей. Я не дам ей погубить и моего. — Султанша желает для шехзаде Сулеймана только благо, — возразила Ясемин, которая все еще питала к Михрумах султан уважение. Эмине Султан нервно дернула плечами. — Благими намерениями выстлана дорога в ад, Ясемин, — мрачно произнесла Эмине Султан. — Я не дам ей погубить моего сына, — вновь повторила она, и ее голубые глаза воинственно сверкнули.

***

Стамбул. Топкапы. Вечер того же дня.

      Повелитель после заседания Совета дивана вышел в сад. Поскольку заседание продлилось до самого вечера, дневная жара уже сошла на нет и наступила столь желанная прохлада. Султан Мехмед всегда больше любил прохладу, чем жару. Он прекрасно чувствовал себя во время осенних дождей и ветров в отличии от покойных Джихангира и Хюррем, которым больше нравилась солнечная погода. Вот и теперь Повелитель, вдохнув полной грудью воздух, пахнущий морем, ощущал спокойствие и умиротворение. Жизнь постепенно налаживалась. Государство, руководимое твёрдой и уверенной рукой, процветало, как и во времена правления его деда, султана Сулеймана Великолепного. Призраки прошлого, терзающие Мехмеда столько лет, временно отступили. Дети его росли и крепли день ото дня. У султана в тридцать три года было четыре сына, четыре львёнка, обещающих вырасти в сильных и свирепых Львов. Конечно, Мехмед любил сыновей, но так, как умел только он, в излюбленной холодной манере.       Шехзаде Осману было почти четырнадцать, он уже не был ребёнком, превращался в юношу, красоту и ум которого глупо отрицать. Мехмед был дома всего ничего, но успел заметить, как некоторые девушки, которые не далеко ушли возрастом от Османа, тайком засматриваются на наследного Шехзаде. Неудивительно, Осман унаследовал красоту от отца, но в отличии от Мехмеда в нем не было столько льда и ненависти. Юноша был спокойным и тихим, отличался добрым нравом, никогда не злился и сохранял самообладание. Осман обещал стать достойной заменой султану Мехмеду, но пока он оставался в глазах подданных ребёнком.        Шехзаде Ферхату, второму сыну султана, было восемь. Внешне он не был похож на отца, вобрав в себя все черты матери: светлую кожу, иссиня-чёрные волосы, круглое лицо и ярко-голубые глаза. Но в отличии от материнских глаз в них не отражалась боль и печаль. Глаза Ферхата лучились неизменным весельем и радостью, он всегда улыбался, кривлялся, мог рассмешить кого угодно, даже отца, за что султан был к нему расположен. Никто из султанской семьи не понимал в кого шехзаде Ферхат пошёл весёлым нравом. Ни Мехрибан, ни султан Мехмед не отличались тягой к веселью. Дефне Султан говорила, что, вероятно, Ферхат похож на покойную прабабушку Хюррем Султан. Так это или нет никто уже не узнаёт. Мысли султана перетекли к третьему сыну. Он не являлся любимцем, но он оставался его ребёнком, за что султан и относился к нему тепло. Шехзаде Селим был добрым и тихим ребёнком, даже маленький Осман не был таким ранимым и чувствительным. Мальчик вобрал в себя все черты матери, Айнур Султан, ее светло-серые глаза, платинового оттенка волосы, молочного цвета кожу. Вот только характером пошёл явно не в завистливую и алчную Айнур. Селим казался слабым и беззащитным из-за нежного характера, и Мехмед понятия не имел, как перевоспитать сына. Селим больше тянулся к матери, всегда был при ней, не стремился в компанию братьев и сестёр. Сначала султан думал, что это влияние Айнур, что это она препятствует общению братьев, однако все было не так. Шехзаде Селим сам не жаждал играть с братьями, сам предпочитал общество матери. Султана Мехмеда Селим боялся. Видно единственная выволочка со стороны отца сильно повлияла на мальчика, и теперь он избегал его общества. Даже когда Айнур приводила детей к Повелителю Селим в отличии от братьев и сестёр никуда не лез, не пытался рассмотреть содержимое шкатулок, не ласкался к отцу, ища его внимание. Мальчик не отходил от матери дальше, чем на шаг, пытался держать ее за руку, а, если случалось, что Айнур отходила, он начинал искать ее взглядом. Когда султан пытался разговаривать с сыном, тот смущался и пытался спрятаться за мать. Все это вызывало недоумение у окружающих, но Айнур и Селима не интересовало их мнение, им хватало внимания и общества друг друга.        Совсем другое дело — Шехзаде Махмуд. Он был совсем другого сорта. Тоже внешне похожий на мать, мальчик даже в столь раннем возрасте отличался вспыльчивостью, импульсивностью, зачастую не думал о поступках и имел неудержимый нрав. Но, кроме этого, он был не обделён умом и хитростью. Валиде Дефне Султан, глядя на младшего из братьев, говорила, что он похож характером на покойного султана Баязида. Её слова вызывали в Мехмеде волнение. Он знал при каких обстоятельствах его отец занял престол и надеялся, что Махмуд не пойдёт путём деда.        Помимо сыновей у Мехмеда было три дочери, три розы в его саду. О, он любил их, считал лучшим, что есть в его жизни. Ханзаде Султан была его любимицей, она — его первенец, именно с её рождением султан познал всю силу отцовской любви. Ханзаде больше всех из его детей была на него похожа, и Мехмед в тайне жалел, что она не Шехзаде. Асхан Султан, вторая дочь Повелителя, была хрупкой и нежной, напоминала больше не розу, а полевую ромашку, хрупкую и слабую. Асхан вызывала в душе Повелителя желание защитить её. Дильруба Султан, самая младшая из детей, как и старший брат Осман была на него похожа внешне. Ей было всего пять лет от роду, но уже в ней проявлялся требовательный характер и смекалка. Мехмед улыбнулся, думая о своих детях, о своём богатстве. Он знал, что дети — один из способов оставить наследие. Но закон Фатиха… султан носил в душе план, больше похожий на мечту об отмене этого кровавого закона. Конечно, он понимал, что возможна смута и крах империи, понимал, как строится могущество, но также понимал, что не хочет, чтобы его дети перегрызли друг другу глотки ради престола. Нужно сплотить братьев, сделать их верными государству и друг другу. Внушить, что Осман — их будущее, и тогда их ждёт мир и процветание. Но, Аллах, как далеки эти мечты, как туманны. Султан Мехмед настолько погрузился в свои мысли, что не сразу заметил Гюльбахар Султан, которая вышла на вечернюю прогулку и любовалась прекрасными розами, цветущими на клумбах. — Фатьма, эта роза пахнет лимоном, — услышал султан бодрый голос первой жены. Она указала на зеленый куст, ветви которого венчали крупные темно-красные цветы. Гюльбахар, наклонившись, вдохнула аромат цветка. Когда она отстранялась, светло-голубой платок ее зацепился за шипы и упал на землю. Гюльбахар только улыбнулась, поспешила поднять его и отряхнуть. Стоило ей выпрямиться, как она заметила слежку и вздрогнула, встретившись взглядом с султаном. — Повелитель, — поклонилась султанша с улыбкой на губах. Султан Мехмед кивнул жене и приблизился к ней, задумчиво рассматривая ее. То, что она очень красива, он знал всегда. Но со временем ее красота стала только ярче, прекраснее. Гюльбахар за прошедшие годы похудела, тяжелые испытания не прошли для нее бесследно, но их женщина вынесла с достоинством. Формы ее стали чуть меньше, но в ней, как и раньше, присутствовало типично женское очарование. Отыскав душевный покой, Гюльбахар больше не лила слезы, не докучала мужу взглядами, полными затаенной боли и тоски. Наоборот, она повзрослела, стала уверенней, мудрее. Все эти перемены не укрылись от взора султана. Повелитель любил сильных и стойких людей, способных действовать, а не сетовать на судьбу. Наверное, поэтому он в свое время обратил внимание на Амирийе Султан, дочь командующего флота. Амрийе, хоть и не была красавицей в широком смысле этого слова, существовали женщины и прекраснее, но она обладала тем, что Мехмед не видел в других. Она была похожа на неудержимое пламя, в ней бурлила энергия, движения ее были порывисты. Амрийе владела мечем не хуже шехзаде Мехмеда, имела свое мнение и не спешила склонить голову. Все это так понравилось шехзаде, который задыхался в стенах дворца и жаждал свободы, которую Гюльбахар не могла ему дать, что Мехмед решил во что бы то не стало получить в свое безраздельное владение единственную дочь командующего флотом. И получил. Не описать словами чувства, которые бурлили в душе у Мехмеда, когда он заглядывал в зеленые глаза своей жены. Не описать словами чувства, когда он впервые поцеловал её, вкусил запретный плод. Не описать словами чувства, когда они с Амрийе отправлялись на охоту, жили в шатре… Тогда казалось, что им никто и ничто не нужно, кроме друг друга. Рядом с Амрийе, султан Мехмед ощущал свободу, понимал, что жив и счастлив.        В этом счастье, Мехмед даже не задумывался о чувствах первой фаворитки, которая несколько лет единственная посещала его покои и успела его полюбить. Гюльбахар верила, что она единственная его любовь, хотя Мехмед никогда не говорил ей о любви, потому что не любил её. Гюльбахар ему нравилась, красивая и яркая, она напоминала заморскую птичку, на которую приятно смотреть. Девушка одаривала его лаской, заискивала перед ним, пыталась показать себя с лучшей стороны. Долгое время Мехмеда все устраивало, но потом Гюльбахар стала ему надоедать. Наверное, это произошло во время её беременности Османом. Тогда Гюльбахар словно помешалась. Нестабильность ее настроения и капризы только отталкивали, да и постель делить они больше не могли. Шехзаде Мехмед стал смотреть по сторонам. Вспомнил, что у него помимо беременной фаворитки есть целых гарем. Гюльбахар молчала, плакала, мучилась от бессилия, но не упрекала его. Но чаша терпения оказалась переполнена, когда шехзаде Мехмед, наплевав на все законы и правила, привел во дворец свободную мусульманку, на которой женился.        Эта новость едва не убила Гюльбахар, от волнения она раньше срока родила сына, а потом, не успев оправиться, под влиянием обиды и боли отправилась в покои к сопернице и избила её. Откуда только силы хватило? Мехмед был в такой ярости, что выслал первую жену подальше от дворца, отняв у нее детей. Почти два года продолжалась эта ссылка. Султанша рыдала в одиночестве ночами на пролет, днем она гуляла по саду и пыталась найти себя в благотворительности, втайне желая, чтобы слухи о ее благих поступках дошли до любимого мужчины. Но время шло, надежда угасала. Однако шехзаде все же помиловал её и разрешил вернуться во дворец. Что её там ждало? Амрийе Султан уже установила власть во дворце, даже Нефизе-калфа смирилась с её правлением. Гарем почти распустили, оставив только слуг и несколько девушек для отвода глаз. Воспитанием Османа и Ханзаде занималась Амрийе. Гюльбахар была чужой во дворце, чужой и никому не нужной. Для начала она забрала детей в свои покои, но они долго капризничали. Ханзаде и вовсе сказала, что она не её мать. У её матери волосы золотые, а не рыжие. Но со временем все наладилось. Вот только в сердце султанши так и не появилось покоя.        И вот теперь спустя столько лет султан вспоминал все это и в тайне восхищался стойкостью жены. Она намного сильнее, чем все думают. — Как идут твои дела, Гюльбахар? — спросил Мехмед у жены, рассматривая её. Женщина отвела взгляд и улыбнулась. — Все хорошо, мой султан, я сегодня посещала благотворительную столовую. Народ славит ваше имя, — рассказала султанша, сложив руки в замок у своего живота. Султан Мехмед и его жена пошли по каменной дорожке, наслаждаясь прогулкой. Повелитель видел, что Гюльбахар тайком, думая, что он не замечает, разглядывает его. Такое внимание льстило самолюбию падишаха. Ему казалось, что он снова стал тем неудержимым и пылким юношей, не признающим никаких границ. — У меня для тебя серьезный разговор, султанша, — вздохнув, произнес султан Мехмед, остановившись у очередной клумбы. Гюльбахар встала напротив него и заинтересованно взглянула на мужчину. — Речь пойдет о будущем этой империи, о нашем сыне, — Гюльбахар заволновалась. Она переживала о единственном шехзаде и, как и всякая мать, желала ему счастья и процветания. — На землях Сефевидского государства беспорядки. Годы уйдут на то, чтобы народ примерился с переменами, — тщательно подбирая слова, говорил султан Мехмед. — Вы женитесь на Райхан Ханум. Теперь, когда она нашлась, свадьба все же состоится, — произнесла спокойно, без ревности Гюльбахар. — Сефевидский народ смириться с переменами, а рождение вашего общего сына, дай Аллах, шехзаде родиться поскорее, только укрепит вашу власть, — говорила султанша, в который раз поражая падишаха благоразумием. — Мой вероятный сын от Райхан Хаунм будет пятым в очереди на трон, — задумчиво проговорил султан Мехмед. — Этот ребенок может пошатнуть положение Османа, — сказал Повелитель и внимательно посмотрел на жену, в глазах которой отчетливо промелькнуло беспокойство, но она предпочла скрыть его. Видно Гюльбахар все прекрасно понимала. — Ради будущего между нашем Османом и Нурефсун Ханум, внучкой шаха Исмаила и племянницей Райхан, будет заключен никях. — Мудрое решение, — туманно отозвался Гюльбахар и было не понятно, рада ли она. За прошедшие годы женщина научилась блестяще скрывать чувства и эмоции. — Сколько лет Нурефсун Ханум? — По слухам всего двенадцать, но через два-три года она расцветет и будет готова для брака, — проговорил Мехмед, в тайне радуясь, что, кажется, Гюльбахар согласна на этот брак. — Не слишком ли рано? — спросила с сомнением султанша и тут же прикусила язык, опасаясь нрава мужа, но тот лишь усмехнулся. — Ей будет пятнадцать, но покидать отчий дом трудно в любом возрасте. Да и Осман её совсем не знает. — Не переживай, Гюльбахар, весной девушку привезут в Османскую Империю, поселят на территории дворца. У Османа и принцессы будет время узнать друг друга, — произнес султан Мехмед, и они вновь двинулись по садовой дорожке. — Нужно поговорить с Османом, я уверена, он согласиться с вашим решением, — сказала Гюльбахар Султан, когда они вышли к небольшой поляне, на которой шла тренировка шехзаде Османа, султанзаде Мурада и Рамиля-аги. Чуть в стороне, в беседке сидела Ханзаде Султан в компании служанки, Сафиназ. Девушки о чем-то разговаривали, изредка бросая взгляды на тренирующихся юношей. — Как быстро растут дети, — вздохнула Гюльбахар с неподдельной грустью в голосе. — Совсем скоро Ханзаде нужно искать мужа, она уже расцвела и через некоторое время будет готова к браку. — Не стоит торопить события, — услышав о возможном браке дочери, резковато произнес султан, и его жена подавила вздох облегчения. Она радовалась, что Мехмед сам не настроен отдавать дочь замуж так рано. Ханзаде в его глазах была ещё ребенком, что весьма радовало. — Знаете, чего я желаю больше всего на свете? — неожиданно спросила Гюльбахар. Султан Мехмед заинтересовано на нее посмотрел, словно говоря, что она может продолжить: — Я желаю, чтобы она познала счастье взаимной любви, которого я была лишена, — падишах нахмурился, чувствуя некую неловкость. Он не спешил переубеждать жену в чем-либо, они оба знали природу их отношений. Когда-то Гюльбахар верила в то, что он её любит, но те времена давно прошли, оставив после себя горькое послевкусие. — Так и будет, — кивнул Мехмед. — Она познает это счастье, — сказал он уверенно.        Гюльбахар Султан вздохнула, ощущая в душе странную тоску. Она не знала взаимной любви, но Повелителю довелось познать её вкус. Амрийе Султан и шехзаде Мехмед любили друг друга взаимно, что рождало в душе у женщины тень горькой зависти, и грусть никуда не исчезала. Гюльбахар покосилась на мужа, который наблюдал за тренировкой сына, пользуясь тем, что его приход остался без внимания. Внезапно в душе в султанши взметнулась жалость к Повелителю. Он — султан, правитель пяти континентов, в его руках сосредоточена огромная власть, власть, о которой многие мечтают, которой многие завидуют. Но знают ли завистники, что стоит за этим?        Султан Мехмед царствует и правит, его бояться и уважают, но никто даже не подозревает, что в ночь с четверга на пятницу Повелитель проводит в одиночестве, тоскуя по той, которая смогла коснуться его каменного сердца. Именно черты любимой женщины ищет Мехмед в многочисленных наложницах, с которыми проводит ночи, пытаясь унять душевную тоску. Именно о ней думает султан Мехмед, приходя в покои к Айнур Султан. Он так отчаянно желал вернуть утерянную возлюбленную, что забывал обо всем на свете. Он пытался быть сильным и был сильным, но где-то в глубине его души жил одинокий и пылкий юноша, который так полюбил Амрийе Султан.        Из мыслей султаншу вырвал тихий вскрик, донесшийся с поляны. Она посмотрела на поляну, и сердце ее пропустило удар, когда она увидела Османа, лежащего на траве. Гюльбахар уже хотел ринуться к сыну, ощущая липкий страх, но тут Мехмед взял её за запястье и сжал его, не давая сдвинуться с места. — Он должен научиться вставать самостоятельно, — произнес султан, наблюдая за тем, как Осман, отказавшись от помощи султанзаде Мурада, поднимается на ноги, поднимает с земли меч и утирает с губы кровь. — Вы неплохо держались, шехзаде, — донесся до них голос Рамиля-аги, который и уложил наследника на лопатки. — До тебя мне очень и очень далеко, — мрачно отозвался Осман, недовольный собственной слабостью. — Всему свое время, господин, — усмехнулся Рамиль-ага, вновь возобновляя тренировку. Он перешёл в наступление, вынуждая Османа защищаться, но не прошло и пяти минут, как шехзаде вновь потерял оружие и снова растянулся на траве. — Брат, у тебя все получиться, я верю! — вскрикнула Ханзаде Султан, сидящая в беседке. Осман, поднявшись на ноги, кисло ей улыбнулся, словно сомневался в этом. — У него снова будут синяки, — недовольно произнесла Гюльбахар Султан, видя, как тренируется её сын. Она переживала за единственного шехзаде не только потому, что он ее единственный мальчик и на нем держится ее власть, нет. Она волновалась за своего горячо любимого отпрыска, но не все этого понимали. Люди видели только то, что хотели видеть. — Он — шехзаде, а не султанша, — хмуро заметил султан Мехмед, наблюдая за упрямством сына. Да, Осман не только внешне похож на него. Некоторые черты характера шехзаде тоже взял от отца. Например, упрямство и желание достигнуть поставленные цели. Когда-то Мехмед точно так же падал и вставал, падал и вставал, осваивая воинское мастерство.       Разумеется, находящиеся на свежем воздухе в саду не заметили, что за ними кто-то наблюдает. Айнур Султан стояла на террасе, прилегающей к ее покоям и смотрела прямиком на султана и его первую жену. Взгляд серых глаз полыхал негодованием, которое она с трудом сдерживала. Пальцы на её руках подрагивали от злобы, а губы кривились в презрительной усмешке. — Ты погляди, Бирсен, как она старается, — презрительно произнесла Айнур Султан. — Рыжая змея только и ждёт момента, чтобы снова оказаться в постели Повелителя. — По-моему они просто наблюдают за тренировкой сына, — с сомнением произнесла Бирсен-хатун, за что была награждена недовольным взглядом старшей сестры, которая видела только то, что хотела видеть. Ревность ослепляла её взор и теперь Айнур не ведала покоя. — Ну, конечно, — хмыкнула Айнур Султан, посмотрев на наследника престола, которого терпеть не могла. — Поскорее бы он уехал в санджак вместе с матерью. — Еще несколько лет придется ждать, — ответила Бирсен-хатун. — Да уж, — вздохнула устало султанша. — Как мои дети? — спросила она, решив, очевидно, перевести тему. — Асхан вышивает, а Селим читает, — отчиталась Бирсен-хатун, и ее госпожа удовлетворенно кивнула. — Какие новости в гареме? — поинтересовалась султанша. — Новые фаворитки взывают беспокойство? — Бирсен-хатун поспешила заверить сестру, что все в полном порядке, но султаншу это не очень-то успокоило. Айнур с трудом примерилась с тем, что помимо нее у султана еще есть женщины, вниманием которых он не собирался пренебрегать. Айнур молчала и не упрекала любимого мужчину в неверности, поскольку боялась потерять его расположение. Султана Мехмеда не исправить — этот урок давно усвоила султанша, и ей приходилось закрывать глаза на многочисленных фавориток. Повелитель уже четыре месяца, как вернулся из военного похода, а за это время в его постели побывало шесть новых женщин. К счастью, все они были девушками на одну ночь. Фериде-хатун была выслана в Старый Дворец. Махфирузе-хатун хоть и была красавицей, коих нужно поискать, удостоилась чести пройти по Золотому Пути дважды и оказалась забыта султаном. Фатьма-хатун, не выделялась ничем кроме зелёных глаз, тоже не смогла зацепить Повелителя, и после одной ночи осталась забыта. Ещё одна девушка, Алсу, прошла по золотому пути пару дней назад и, кажется, не сильно понравилась султану. Алтуншах-хатун, выбранная Валиде Дефне Султан уже месяц не посещала султанских покоев и, кажется, Повелителю она не очень понравилась.        Единственная, кто вызывал волнение у Айнур Султан была Хандан-хатун. Султанша, терзаемая ревностью, даже велела Бирсен привести наложницу в её покои, пока дети были на занятиях с учителями. Айнур ожидала увидеть писанную красавицу, а узрела запуганную девушку средней красоты с обрезанными черными волосами. В голубых глазах, которые так напомнили Айнур глаза Мехрибан Султан, царил страх и смятение. Султанша поняла, что девушка ей не соперница, её будет просто раздавить в случае чего. Айнур была уверена, что Хандан-хатун надолго не задержится в качестве фаворитки. Главное, не дать ей понести. Для этого султанша через слуг раздобыла специальный отвар. Конечно, гарантий он не давал, но все же это лучше, чем ничего.        Ещё Айнур Султан беспокоила Райхан Ханум, доставленная во дворце Онуром-рейсом. Девушка недолго побыла на воле и теперь коротала дни во дворце, всеми силами строя из себя бедную птичку, запертую в золотой клетке. Айнур злилась на принцессу, видя её подле Дефне Султан, которая, сжалившись, взяла девушку под свое покровительство. Султанша замечала, что в темно-карих глазах принцессы бурлит вулкан ненависти, готовый вот-вот взорваться. Но неужели никто кроме неё этого не видит?        Райхан Ханум напоминала маленькую ядовитую змею, которая притаилась среди травы. Айнур внимательно наблюдала за принцессой, ощущая волнение и страх за будущее сына. Как будто ей проблем мало! После никяха Райхан станет сильна, как никогда. И куда же она направит свою силу, если учесть, что она ненавидит весь османский род за падение своей семьи? Айнур прекрасно знала на что может толкнуть людей ненависть и злоба. Райхан может начать мстить султану и его семье и тогда их ждут кровавые реки. Неужели никто кроме нее этого не понимает? Что, если Рахан повезет, и она родит сына? О таком развитии событий Айнур даже думать не хотела. Принцесса вполне может пожелать получить трон для сына и вновь прольется кровь шехзаде. Айнур Султан было страшно, и она не знала, что ей делать. Страх перед мужем связывал ей руки и заставлял в бессилии наблюдать за происходящим, ожидая самого худшего.        Понимая, что не может больше терзаться неизвестностью, султанша решила вернуться в покои. После чего велела Бирсен собрать банные принадлежности. Она, как обычно, ждала зова мужа и предпочитала готовиться к хальвету заранее. Сейчас, когда Халиме беременна, Айнур пользовалась его вниманием, но наличие фавориток усложняло жизнь султанши.

***

В гареме царило веселье. Девушки, закончившие уборку и обучение, разместились за низкими столиками и ужинали. Всюду слышались шепотки, то и дело раздавался женский смех. Фаворитки султана сидели за отдельными столиками и ели. Махфирузе-хатун, черноволосая и черноглазая красавица, хвастливо рассказывала о ночи с султаном, придумывая на ходу подробности. Но рабыни слушали внимательно, в тайне мечтая оказаться на её месте. — Он сказал мне: дождись вечера, и мы снова будем вместе, — трещала девушка, поправляя густые черные волосы, которые в этот вечер были распущены. В ее волосах сверкала рубинами небольшая диадема, а живые глаза были подведены черной краской. — Повелитель не мог такого сказать, — с сомнением произнесла еще одна фаворитка, Фатьма-хатун, облаченная в яркое синее платье. Она тоже была красива, но красота у нее была не сильно яркой и вызывающей, как у Махфирузе. — Но он сказал! — возразила Махфирузе. — Лжёшь, — резко заметила Фатьма. — Не ссорьтесь, девушки, — поспешила выступить в роли миротворца Ширин-хатун, которая, конечно же, сама мечтала стать фавориткой, но из-за её проступков Золотой путь был для неё закрыт. — Мне интересно послушать Хандан-хатун.        Взоры рабынь обратились к Хандан, которая вместе с Алтуншах сидела за отдельным столиком и лениво ковырялась в плове, не имея аппетита. Хандан напряглась, почувствовав на себе змеиные взгляды наложниц и натужно проглотила вставший в горле ком. Алтуншах-хатун, с которой Хандан жила в комнате, тоже не отличалась вызывающим и скверным поведением. Девушка витала в облаках и предпочитала не участвовать в сколках, ведя себя достойно, за что получила покровителя в лице Элдиз-калфы. — Ах, да, она же только разговаривать умеет, — презрительно хмыкнула Ширин-хатун, с презрением глядя на Хандан, которая с трудом сохраняла ровное выражение на лице. — Так и не познает близости мужчины. Теперь, когда в гареме принцесса, государь вряд ли обратит на нее внимание… — Тебе-то что, Ширин? — спросила Хандан, чаша терпения которой уже оказалась переполнена. Она была тихой и спокойной девушкой, но у всего есть предел. — О, ты, оказывается, разговаривать умеешь, — хмыкнула желчно Ширин. — Умею, как видишь, — улыбнулась Хандан, хотя в душе у неё похолодело от страха, стоило увидеть в глазах собеседницы недобрый блеск. — Можешь полниться ядом сколько пожелаешь. Ты же просто завидуешь, что я вижу султана несколько раз в неделю и говорю с ним, а ты увядаешь в гареме, — сказав это, Хандан поднялась с подушки. Аппетит полностью сошёл на нет, находиться в змеином логове не хотелось. Девушка уже хотела уйти, как Ширин взвилась на ноги и преградила ей путь. — Посмотрим, кто из нас увянет в гареме. Однажды я стану султаншей и буду матерью следующего падишаха, а ты сгниешь в Старом Дворце, — процедила злобно девушка, на что Хандан-хатун промолчала, видя бешенство в глазах собеседницы. Она обошла Ширин и поспешила на этаж для фавориток. Слова Ширин что-то тронули в её душе. Хандан с ужасом поняла, что чувствует страх за будущее. За прошедшие недели она привыкла к Повелителю, привязалась к нему. Он единственный в этом дворце был к ней добр и ласков, отвечал на её вопросы, увлекал разговорами, нежно целовал её губы. Хандан привязалась к султану и ощущала на себе все прелести влюбленности. Днями напролет она думала о падишахе, но все еще не рисковала перейти установленную ею же черту. Хандан казалось, что после этого он утратит к ней всякий интерес. Такой исход возможен, если вспомнить о количестве жен и наложниц во дворце.       «Нужно что-то менять», — подумала Хандан, и если сомнения и были, то они развеялись, когда в гарем вошла Нефизе-калфа и велела Алтуншах-хатун готовиться к ночи.        Хандан поспешила в свою комнату, чувствуя в душе мучительную тяжесть и злость. От мыслей, что любимого мужчину будет ублажать другая девушка, её трясло, и теперь она искала выход. Ждать, когда султан Мехмед снова захочет с ней побеседовать, не было сил, и Хандан, войдя в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Ей нужно было действовать и как можно скорее.        Решившись, девушка вышла из комнаты и миновав гарем, устремилась по золотому пути прямиком к опочивальни султана. Наложницы из гарема проводили её напряженными взглядами, но вмешиваться не решились. В иных обстоятельствах Хандан удивилась бы собственному безрассудству, но теперь сердце колотилось, как безумное, а в голове билась единственная мысль: «Главное, чтобы он меня не выгнал и всё понял. Я так больше не могу». Когда Хандан-хатун вышла на золотой путь, то невольно замедлила шаг. «А правильно ли я поступаю?» — подумала она, но отступать не решилась, понимая, что если струсит сейчас, то вряд ли в будущем ей хватит безрассудства на подобный поступок. Наложница приблизилась к дверям в покои падишаха. У входа стояли два стражника, которые поспешили опустить головы, чтобы не смотреть на наложницу правителя. — Мне нужно поговорить с Повелителем, — дрогнувшим голосом сказала Хандан, ощущая нешуточное волнение. Вся её решимость обратилась в никуда, оставив лишь страх и робость. — Государь занят и велел никого не впускать, — сказал один из стражников. — Но мне нужно срочно его увидеть, — возразила Хандан, набравшись смелости, однако стража не шелохнулась. Девушка едва не застонала от бессилия, думая о том, как ей миновать охрану, чтобы все же увидеть правителя. — Что происходит? — раздался ещё один мужской голос. Хандан вздрогнула и повернула голову. Она тут же встретилась взглядом с карими глазами Дервиша Мехмеда-аги, хранителя султанских покоев. Ага стоял, сложив руки за спину и с интересом в карих глазах смотрел прямиком на Хандан, и его губы дернулись в подобии улыбки, но хранитель покоев нашел в себе силы сохранить самообладание и вспомнил о приличиях, переведя взгляд с Хандан на стражников. — Наложница рвётся в покои Повелителя, — отозвался один из охранников. — А он велел никого не впускать. — Что у вас случилось, хатун? — спросил Мехмед-ага, вновь удостоив вниманием наложницу. Та закусила губу, не зная, стоит ли говорить правду. Да и что она могла сказать? Что испугалась, что потеряет султана раз и на всегда? Что тревожится о будущем? Или что странное мучительное чувство появлялось у нее в груди, стоило ей представить другую девушку в объятьях мужчины? — Я хочу кое-что обсудить с Повелителем, — дрогнувшим голосом произнесла Хандан-хатун, собрав всю смелость, что в ней была. Она вскинула подбородок, вновь встречаясь взглядом с хранителем покоев, который поджал губы.        Дервиш прекрасно знал о нраве своего господина. Если он сказал, что не хочет никого видеть, то к его словам нужно прислушаться, только как это объяснить наложнице? Видя нешуточную решимость в глазах рабыни, Дервиш невольно смягчился, в его карих глазах помимо воли появились искры интереса. Да, он помнил эту девушку, Повелитель звал её пару раз в неделю, иногда гулял с ней в саду, но Мехмед-ага так и не понял природы их отношений. Когда хранитель покоев хотел уже отправить настырную девицу обратно в гарем, не желая познать гнев султана Мехмеда, двери в опочивальню открылись и на пороге показался сам падишах. Он выглядел недовольным. Брови его сошлись на переносице, крылья носа раздувались, а в серых глазах плясали искорки раздражения и с трудом сдерживаемого гнева. — Что вы так громко обсуждаете? — строго спросил государь, наградив всех участников разговора мрачным взглядом. Но стоило его взору коснуться Хандан-хатун, которая при появлении султана вся сжалась, опустив черноволосую голову, как лицо правителя посветлело. — Хатун хотела срочно что-то с вами обсудить, — произнес Дервиш Мехмед-ага, глядя на своего господина с тенью страха.       Губы султана Мехмеда дрогнули в подобии улыбки, он усмехнулся и, отойдя от дверей, жестом пригласил наложницу в свои покои. Хранитель покоев с беспокойством посмотрел на наложницу, которая кротко и смиренно вошла в опочивальню правителя. В следующий миг султан Мехмед запер двери, и Мехмеду-аге оставалось только гадать, о чем они будут говорить. Вздохнув, слуга султана удалился в свой кабинет.       В роскошной опочивальне Повелителя было прохладно, поскольку двери на террасу оставались распахнуты. Хандан-хатун поежилась от холода и взволнованно посмотрела на мужчину, который отойдя к горящему камину, повернулся к ней лицом и скрестил руки на груди. Повелитель выглядел странно по-домашнему. Темно-бардовый халат был расшит золотой нитью и оказался распахнут, под ним была рубаха да штаны. — О чем ты хотела побеседовать? — спросил султан с тенью недовольства в голосе. Хандан-хатун молчала, глядя на мужчину во все глаза. Странное дело, оставшись с ним один на один, она словно утратила способность к общению. Все умные мысли, слова, которые она хотела сказать, улетучились из головы, оставив лишь пустоту. Наложница молчала, ощущая сумасшедший стук сердца в груди, ладошки вспотели, а ноги задрожали. Она давно заметила, что присутствие Повелителя странно на нее влияет. — Ну же… у меня мало времени, — хмыкнул султан Мехмед, который казался раздраженным. Хандан поежилась под его тяжелым взглядом. Повелитель был жестоким человеком, Хандан слышала противоречивые отзывы о нем и не знала, как к ним относиться. С ней-то он всегда оставался ласковым и нежным. Теперь же холод от него пугал. Наложница, понимая, что должна хоть что-то сказать, сделала было шаг к мужчине, но потом вспомнила о правилах приличия. Она, давя желание убежать, опустилась на колени и подползла к султану. Взгляд его жег голову Хандан, когда она взяла край его халата и поцеловала. — Неужели, ты передумала? — спросил с насмешкой Повелитель, коснувшись рукой щеки наложницы. Хандан вздрогнула от этого прикосновения и покраснела, тут же обругав себя. Почему она так ведет себя, как будто никогда не знала его поцелуев? — Я хочу сделать вас счастливым, мой Повелитель, — дрогнувшим голосом произнесла Хандан-хатун, и султан помог ей подняться на ноги, вгляделся в ее голубые глаза, ища в них подтверждение ее слов. В распоряжении падишаха было сотни красавиц, готовых ему услужить и только одна из них, привезенная им из Эдирне, посмела отказать ему в близости. Странное дело, но вопреки своей жестокости, Мехмед не хотел взять свое силой. Он привык, что Хандан держит дистанцию, наоборот такое поведение распаляло его интерес. Но почему она пришла сейчас? Почему захотела уступить ему? — Ты ли это, Хандан? — спросил тихо Мехмед. — Может, тебя подменили? — Это я, мой господин, — робко улыбнулась девушка, а после сама, вопреки всем правилам и приличия, установленным в этом дворце, потянулась за поцелуем. Так дерзко могла вести себя только Халиме Султан, но к ее выходкам Мехмед уже привык. Халиме всегда была полна пыла и огня, она знала, как разжечь в нем пламя страсти, знала, что он любит и была очень и очень искусна в постели. Хандан же была тихой и скромной, излучала чистый свет. Так откуда в такой невинной девушке желание пойти наперекор правилам? Повелитель целовал наложницу так, словно она была живительной водой посреди раскаленной пустыни. Руки его сомкнулись на ее талии, но девушка вопреки обыкновению не попробовала отстраниться, а наоборот прижалась к нему, отвечая на его поцелуи. За прошедшие недели она научилась это делать и теперь отзывалась на его ласки…       Когда по Золотому Пути прошла процессия, состоящая из слуг, ведущих в покои правителя Алтуншах-хатун, облаченную в открытое ярко-желтое платье, их встретил Дервиш Мехмед-ага. — Возвращайтесь в гарем. В покоях Повелителя наложница, — произнес хранитель покоев, глядя на Элдиз-калфу, которая взволнованно переглянулась с Каримом-агой, дворцовым евнухом. Алтуншах-хатун, которой в очередной раз не удалось осуществить коварный план, ради которого она и была подослана во дворец, обреченно смежила веки. Султан Мехмед оказался любимцем судьбы, раз она в очередной раз спасла его от действия смертельного яда, который наложница прятала в складках платья.       Девушка открыла глаза и обреченно посмотрела на Дервиша-агу, словно он мог понять ее страх и смятение. Алтуншах должна поскорее осуществить приказ, иначе вся ее семья будет обречена на мучительную гибель. Хранитель покоев, увидев в глазах наложницы боль, подумал, что она просто расстроена тем, что ей не удалось встретиться с Повелителем. — Ничего страшного, хатун, в следующий раз удача будет на твоей стороне, — произнесла Элдиз-калфа, посмотрев на фаворитку, которая боролась с подступающими слезами, вызванные страхом за близких людей. Понимая, что ничего не исправить и не изменить, процессия повернула назад.       Алтуншах-хатун шла, не видя дороги. Она устала жить в страхе, устала бояться за себя и за сестер. Конечно, девушка понимала, что после убийства султана ее казнят, но ради жизни близких она готова была на любые жертвы. Даже принять смерть от рук палачей. Однако время шло, а ничего не менялось. Султан Мехмед после первой ночи словно позабыл о ней, неудивительно, когда в гареме столько красавиц. Алтуншах не смогла его заинтересовать, увлечь, да и не хотела она этого.Во время первого хальвета ей не удалось отравить правителя, но она решила попробовать еще раз, но ее вновь поджидала неудача. Скоро срок, данный принцем Ахмадом, единственным выжившем наследником Сефевидского государства, истечет, и семью девушки ждет смерть. От этого грудь Алтуншах сдавливали рыдания, которые ей пока удавалось сдерживать.       Войдя в гарем, девушка торопливо поднялась на этаж фавориток, игнорируя презрительные и насмешливые взгляды наложниц. Она забежала в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. К глазам поступали слезы бессилия, которые Алтуншах стойко сдерживала, думая о том, что делит комнату не одна.       «Никто не должен быть свидетелем твой слабости», — говорил ей отец, и девушка помнила его слова. Но, взглянув на кровать Хандан, наложница с недоумением подняла брови. Кровать была пуста. Алтуншах истерично улыбнулась, без труда поняв, кто лишил ее возможности исполнить приказ Ахмада.

***

      К сожалению, не только Алтуншах-хатун в этот вечер была полна страхов и затаенной боли. В роскошных покоях, выделенных невесте султана Мехмеда, не знала покоя Райхан Ханум, которая так и не смогла вырваться на свободу. Девушка сидела на тахте и немигающим взглядом темно-карих глаз глядела на огонь, горящий в камине. Да, дневная жара сошла на нет, уступив место ночной прохладе. Стены дворца надежно защищали обитателей от солнца и ветров, в них всегда царила прохлада.       Райхан Ханум мрачно наблюдала за тем, как пляшет огонь в камине и ощущала обречённость, которая только усилилась в ней после того, как ее поймали и притащили в этот дворец. Снова. Принцесса понимала, что теперь ей точно не удастся сбежать. Султан усилил охрану, теперь за ней следили тысячи глаз. Райхан горько улыбнулась, отчего ее лицо приобрело злобное выражение. Она так устала от происходящего, так устала. Девушка больше не верила в лучшее, думала, что теперь обречена завянуть в стенах этого дворца. Она знала, что является пешкой в играх султана, его красивой игрушкой и военным трофеем.       Свобода Райхан, к которой она так стремилась, продлилась не так уж и долго. Благодаря Халиме Султан и Гюльабахар Султан девушка выбралась из Топкапы и села на корабль до Неаполя, но, как говорят, от судьбы не уйдешь. Принцесса боялась вспоминать то, что ей довелось испытать на пути к свободе. Корабль, на котором плыла Райхан, захватили пираты. Принцесса стала пленницей, которую выгодно продали на невольничьем рынке Неаполя, игнорируя ее слова о благородном происхождении. По насмешке судьбы девушку выкупил человек, служащий Онуру-рейсу, командующему Османским Флотом. Так Райхан Ханум снова оказалась в Османской Империи, ее хотели продать на невольничьем рынке в Стамбуле. Однако вмешался Онур-рейс, престарелого вида мужчина, облаченный в несуразные одежды, на смуглом лице которого выделялись только ярко-зеленые глаза.       Командующий флотом, лично участвовавший в Персидской военной кампании, узнал принцессу и поспешил ее доставить в Топкапы. Райхан плакала, требовала, молила Онура-рейса, чтобы она отпустил ее на волю, обещала щедро заплатить за свободу, но мужчину ее слова не тронули. Он вернул ее во дворец, игнорируя стоны и стенания девушки. Во дворце беглянку снова ждал ад. Ее поместили в темницу, где было сыро и холодно, и имелись крысы размером с ладонь. Райхан обреченно ждала своей участи, забившись в угол камеры и поджав к груди ноги. Ее платье было вымазано в грязи, волосы всколочены, лицо испачкано, но даже в таких условиях она оставалась принцессой. В глазах ее все еще имелась стойкость и вызов, с которыми она и встретила своего мучителя, султана Мехмеда. Падишах, оглядев беглянку, усмехнулся и произнес: — От судьбы не уйдешь, Райхан Ханум. Тебе суждено стать моей женой, раз даже Аллах вернул тебя ко мне, — принцесса давила желание расплакаться, не желая показывать слабость и страх. — Что теперь со мной будет? — дрожащим голосом, плаксиво спросила принцесса, стараясь не смотреть в лицо своего мучителя. — Тебя отведут в хаммам и приведут в порядок. Я велел подготовить для тебя покои, — ответил султан Мехмед и покинул темницу.       Как и говорил падишах, Райхан привели в порядок. Она смыла с себя грязь, облачилась в добротное платье и оказалась в роскошных покоях, которые, по сути, были ее очередной клеткой. Девушка, оставшись один на один со своими мыслями, легла в постель и дала волю горьким слезам. Очередная попытка сбежать не увенчалась успехом, она снова вернулась к тому, от кого бежала.       Прошло уже несколько недель, а обреченность девушки никуда не уходила. Наоборот, это пагубное чувство усиливалось. Казалось, что в душе образовывается дыра и начинает засасывать в себя все: мечты, надежды, радость жизни. Водоворот этот рос и рос, и Райхан никак не могла унять эту боль. Даже Валиде Дефне Султан, которая пыталась заботиться о потерявшей дом девушке, не могла унять ее боли. Вот и теперь Райхан предавалась мукам, не в силах смириться с установленным порядкам вещей. Султан дал ей пару недель перед тем, как между ними будет заключен никях. Райхан не хотела этого брака, не хотела делить с мучителем постель, но кто спросит ее мнение? Никто.       Утерев слезы, принцесса вскинула подбородок. Нет, она не будет страдать и молить о пощаде. Она — принцесса и ею останется навсегда, даже если у нее отнимут свободу. Не желая отдавать победу в руки султана Мехмеда, которого видела злодеем и чудовищем, девушка вскочила на ноги, решительно приблизилась к столику с фруктами и взяла с подноса нож для фруктов.       Принцесса на мгновение замерла, вглядываясь в свое размытое отражение на поверхности лезвия ножа, после чего решительно поднесла нож к своему горлу. У нее не осталось другого выбора. Райхан не хотела отдавать себя в руки султана, пусть хоть так она получит свободу. Однако естественный страх перед смертью остановил девушку, она на мгновение замерла, смахивая слезы с глаз. После чего убрала лезвие от шеи, злясь на себя за недопустимую трусость. Но в следующий миг, собрав волю в кулак, принцесса павшей династии со всей силы полоснула себя по запястью. Порез получился маленький, видимо инстинкт самосохранения дал о себе знать. Но перехватив нож получше, девушка снова нанесла себе рану. Еще раз. Еще раз и еще.       Райхан выронила окровавленный нож на ковер, после чего вернулась к тахте, чувствуя боль в изувеченных руках и слабость, которой наливалось тело. Она тяжело опустилась на тахту и откинулась на спинку. Утром султана ждет замечательный подарок к свадьбе. Он точно оценит ее жест. Райхан улыбнулась сквозь боль, радуясь, что хоть так сможет обыграть правителя Османской Империи.

***