Перекрестки судеб

***

Османская Империя. Стамбул. Июнь 1591 года.       Валиде Дефне Султан, несмотря на ранний час, уже не спала. Всю ночь она терзалась переживаниями и не могла сомкнуть глаз. Страх за внучку не давал ей покоя, и султанша боялась заснуть и на утро узнать о том, что рыжеволосой принцессы не стало. Страх не давал ей трезво мыслить, страх рождал в душе Валиде панику, с которой она стойко боролась. Однако в глубине души Дефне Султан понимала, что ее бедное сердце точно не перенесет очередной ужасной потери. Она итак слишком часто хоронила близких людей. Смерть Ханзаде окончательно ее сломает. Таким образом, желая обрести хоть какой-то душевный покой, султанша начала молиться, хотя сомневалась, что ее молитвы дойдут до небес. Сколько раз она просила Всевышнего о милости? Когда болел ее сын Сулейман, Дефне ночами не спала, вознося молитвы. Она готова была принять любые лишения, лишь бы ее второй сын вырвался из плена болезни. Но молитвы матери не помогли. Шехзаде Сулейман предстал перед Всевышнем.       Спустя годы Дефне молилась за здоровье султана Баязида и своего сына Джихангира, желала, чтобы они поскорее вернулись домой, но молитвы снова оказались проигнорированы. Султан Баязид погиб вместе со своими сыновьями. В ту же ночь на Топкапы совершили вероломное и жестокое нападение. Во время набега погибла единственная дочь Дефне Султан, Хюррем.       Казалось бы, давно пора перестать верить, но Валиде все равно верила, хотя уже ни на что не надеялась. Первые два года правления султана Мехмеда прошли, как в тумане. Дефне Султан часто болела, не покидала постели, оплакивая своих детей и мужа. Ночами ей снилось, что они все вместе гуляют в дворцовом саду. Ей так хотелось уйти вместе со всеми, но Дефне помнила, что на грешной земле в ее поддержке нуждается сын-султан. Да, Мехмед был твердым и сильным в глазах подданных, но на самом деле его душа оказалась изорвана в клочья. Он жаждал лишь мести и ничего не видел вокруг. Месть стала его путеводной звездой и только она вела его вперед, только она заставляла его держаться. Разве могла султанша в такой период оставить сына одного? Нет. И Дефне Султан старалась заглушить скорбь, она пыталась отвлечься. Дела благотворительного фонда, управление гаремом, новые наложницы и внуки. Но все это не заполняло душевной пустоты, возникшей после гибели ее собственных детей и мужа.       Когда Мехмед был в военном походе, длившемся почти шесть лет, Дефне Султан тоже молилась. Она понимала, что очередной потери не перенесет. Но Аллах услышал ее молитвы, сын-султан вернулся живым и невредимым, однако его характер стал тверже и злее. И вот теперь новая напасть. Бедняжка Ханзаде, ее милая, невинная внучка, сокровище султана Мехмеда, при смерти. Как султанша умудрилась упасть в хамаме да еще так неудачно? Дефне не знала и думала, что они чем-то прогневали Всевышнего. За что им такое испытание? Терзаясь мрачными мыслями, Дефне Султан смогла уснуть только к рассвету и проспала от силы пару часов.       Проснулась Валиде Султан от головной боли и долгое время не могла встать с кровати. Ее одолевала жуткая слабость. Однако дела не ждали, султанша все же покинула постель и с помощью служанок облачилась в темно-синие, скромное платье. Женщина устроилась на тахте и терпеливо ждала, когда Нихтан-хатун соберет ее длинные светлые волосы в пучок. — Нет вестей о состоянии моей внучки? — спросила Валиде Султан у служанки. — Нет, госпожа, — ответила Нихтан-хатун, продолжая укладывать волосы матери султана. Дефне Султан угрюмо поджала губы. Бессилие убивало и лишало рассудка, но выбора не было. Оставалось только ждать и верить.       Когда прическа была готова, Дефне Султан села завтракать. Слуги быстро накрыли на стол, однако женщина была настолько погружена в свои мысли, что поела очень мало, как птичка, что могло вылиться в проблемы с желудком. Когда султанша пила травяной отвар, двери в опочивальню распахнулись и в покои вошла, как всегда угрюмая, Нефизе-калфа, сестра Дефне Султан. Валиде отставила на столик кубок с отваром и выразительно посмотрела на преданную служанку, которая, кажется, пребывала в просто ужасном настроении. — Доброго тебе утра, Нефизе, — поздоровалась Денфе Султан, на что калфа лишь кивнула. — Что тебя привело ко мне, есть вести о Ханзаде? — обеспокоенно спросила она. — Нет, госпожа, я по другому вопросу, — ответила Нефизе-калфа. По ее лицу нельзя было ничего прочитать, поскольку на нем застыла отталкивающая маска презрения ко всему живому, а глаза казались стеклянными. — Какому же? — спросила Дефне Султан, делая вид, что ей очень интересно. — В гареме снова неспокойно. Новенькой наложнице, которую Повелитель привез из Эдирне, отрезали волосы, — сообщила калфа, отчего Валиде Султан удрученно вздохнула и помрачнела. Проблем и без гарема хватало, но в этом змеином логове постоянно что-то происходило. За покои султана чуть ли не воевали. Неудивительно, что у новенькой тут же появились недоброжелатели. Ее-то султан фактический выбрал себе в фаворитки. Правда девчонка попалась наглая и не торопилась осчастливить султана Мехмеда. — Накажите виновных, — приказала Дефне Султан. — Их же нашли? — Есть предположения, что это была Ширин-хатун или Издихар, — сообщила Нефизе-калфа. — Подберите для них подходящее наказание. Вижу, ничему жизнь их не учит, сначала драка, затем оскорбление матери шехзаде, теперь это, — перечислила удрученно Дефне Султан. Нефизе-калфа терпеливо ее выслушала и скупо кивнула. — Будет выполнено, — с кривой усмешкой заметила служанка. Дефне Султан внимательно взглянула на мрачную сестру и поджала губы. Столько лет прошло, а она так и не оправилась от потерь. — Приведи ко мне эту Ханде-хатун, — приказала Валиде Султан, намереваясь хоть как-то образумить девушку и убедить ее, что единственная ее защита — это султан Мехмед, вернее его постель. Нефизе кивнула и покинула опочивальню, Дефне Султан же продолжила завтракать, размышляя о том, как бы подбодрить потенциальную фаворитку сына.       Через некоторое время двери в опочивальню вновь распахнулись и в нее вошла невысокая и хрупкая на вид девица в облачении обычной хатун. Девушка приблизилась к султанше и остановилась в нескольких метрах от нее. Поклонилась, боясь поднять на нее взгляд. Отлично, правилам обучена, неудивительно, если она жила под одной крышей с Эсманур. Дефне Султан, как никто знал, насколько ее бывшая соперница любила порядок и различные правила и как заставляла окружающих следовать им.       Валиде рассматривала рабыню сына, как какую-то диковинку. В Эдирне она почти ее не видела, или хатун казалась такой тихой и незаметной, что на нее просто не обратили внимания. Конечно, Дефне ожидала увидеть писанную красавицу, но девушка была просто миленькой. Темные, коротко постриженные волосы, вздернутый носик, родинка над губой, хрупкая фигурка… Самая обычная рабыня, коих много, но Мехмед почему-то привез именно ее, хотя ему предлагали красавицу Эзги. — Посмотри на меня, Ханде, — - промолвила Дефне Султан. Девушка вскинула на нее взгляд голубых глаз и произнесла: — Меня зовут Хандан, — Валиде усмехнулась, похоже, у этого котенка есть когти. — Мне сообщили, что с тобой сделали, — проигнорировав выпад наложницы, произнесла мать султана. — Ты понимаешь, что тебе не дадут жизни? — спросила она. Хандан кивнула и отвела взгляд, натужно проглотив вставший в горле ком. Ей не очень-то нравилось находится в этом дворце, тем более беседовать с матерью правителя. Да, она слышала, что Дефне Султан очень добрая, однако сомневалась в этом. — Единственный кто может тебя защитить от наложниц — это мой сын Повелитель, — промолвила Дефне. — Я дарую тебе возможность возвыситься и получить хоть немного свободы. Ты пойдешь по Золотому пути.       Хандан-хатун без труда поняла к чему ведет султанша и вновь посмотрела на нее. На этот раз с неверием и ужасом. У нее в голове не укладывалось, что происходящее — правда. — Нет, прошу, нет, — взмолилась наложница и кинулась в ноги к Валиде султан. — Прошу не надо. Я не хочу становится фавориткой.       Дефне Султан с изумлением взглянула на коленопреклонную фигуру наложницы и с радостью в душе поняла, что нашла ту, которую так долго искала. Хандан не рвалась к власти, значит она вполне могла по-настоящему полюбить Мехмеда и стать для него надежной спутницей. — Статус фаворитки даст тебе власть в гареме, возможность учиться, ты сможешь стать матерью шехзаде, а если так будет угодно Аллаху и матерью падишаха, — перечислила Дефне Султан с видом коварного змия искусителя. Но Хандан-хатун помотала головой, словно совсем не желала этого слышать. — Кроме того, тебе выделят комнату и служанок, тебе никто не сможет навредить. — Мне ничего не нужно, — со слезами на глазах промолвила девушка, умоляюще глядя на султаншу. Ни собственная комната, ни золото, ни власть не могли ее соблазнить. Хандан упрямо стояла на своем, не желая отступать. — Мой сын в любом случае заинтересовался тобой, — уже жестче промолвила Дефне Султан. — В противном случае он бы тебя даже не заметил. Сопротивляйся дальше, этим ты только разжигаешь в нем огонь, — улыбнулась она, видя, что девушка уже чуть ли не плачет. — Неужели мой сын тебе совсем не по душе? — видя слезы в голубых глазах, смягчилась султанша. — Нет… Я…И, — невнятно пробормотала Хандан-хатун. — Повелитель хороший человек, но я не хочу быть его вещью, — пролепетала она, покраснев. — Все мы люди подневольные, Хандан, — ответила Дефне. — И все мы кому-то принадлежим, — философский заметила Валиде Султан, а наложница лишь беззвучно плакала, больше всего на свете мечтая оказаться подальше от этого дворца. — Как вы смирились с этим? Мне рассказывали, что вы были аристократкой из богатой семьи, как вы пошли на такое? — дерзко спросила Хандан, видимо, отчаянье предало ей сил. — Очень просто — я полюбила, — ответила Дефне Султан. — Не противься судьбе, Хандан. Она в любом случае победит.

***

      Свет свечей освещал роскошную опочивальню султанши, которая в это солнечное утро сама на себя не походила. Обычно в покоях Ханзаде Султан было светло и уютно, словно сама хозяйка освещала их, как солнце. Теперь же в них царила безрадостная атмосфера. Тягучая и вязкая, она словно затягивала в трясину всех, кто переступал порог опочивальни.       Султан Мехмед вошел в покои дочери и тут же ощутил липкий страх. Он не считал себя слабым или трусливым человеком, наоборот, падишах был храбр, словно лев, и хитер, как лиса. Султану не было так страшно во время нападения на Топкапы, когда погибла Амрийе Султан. Он не боялся врываться на коне в гущу врагов во время военного похода, принесшего ему лавры величайшей его победы.       Однако теперь, пройдя через такие трудности, султан Мехмед ощущал страх. Липкий, неприятный, обволакивающий, который оплетал его, как саван, лишал возможности дышать и не давал думать. Страх обезоруживал. Обычно, испытывая тень этого чувства, Мехмед начинал действовать, хладнокровно, с хитростью, она расставлял ловушки для врагов. Он готов был пожертвовать, чем угодно, чтобы не бояться. Но теперь оказался полностью бессилен, потому что отныне им владел страх смерти. Нет, не своей. Султан Мехмед познал слишком много боли и разочарований, он уже давно не ценил свою жизнь так высоко, он готов был умереть в любой момент, когда-то он готов был положить свою жизнь на алтарь мести. Но этого не понадобилось.       Мехмед не боялся своей вероятной смерти. Он боялся снова вкусить горечь утраты. Султан, выросший среди кровавых интриг гарема, а после втянутый в войну, слишком часто терял близких людей. Брат Орхан, раненный в схватке с мятежником Мурадом, а после умерший в собственной постели от раны, нанесенной ядовитым клинком, затем был брат Осман с семьей. К покойному шехзаде Осману Мехмед питал слабость, он искренне восхищался братом, ценил его добрые советы — вот кто должен был унаследовать престол Османов. Однако все сложилось иначе. Шехзаде Осман и вся его семья, кроме сломленной и раздавленной горем Нефизе Султан, отправились в лучших мир. Чума не пощадила шехзаде Сулеймана, с которым Мехмед все детство соперничал за внимание матери и отца. Болезнь забрала и Михримах Султан, его добрую тетушку, и ее мужа, Великого Визиря. Даже маленькую Исмихан Султан, еще одну дочь султана Баязида, которую Мехмед почти не помнил, не пощадила старуха с косой.       Казалось бы, боль должна была сломить шехзаде Мехмеда, но он лишь креп день ото дня, словно пропорционально жестокости и боли в нем неустанно крепла жажда жизни. Да, Мехмед жаждал жизни, он знал ей цену. И она была очень высока.       Дальше были относительно спокойные годы, которые султан теперь вспоминал с ностальгией. Он был обычным юношей, у него была добрая и ласковая наложница Гюльбахар, считающая его своим миром. Потом закрутился роман с Амрийе Султан. После всего этого снова были потери. Брат Ферхат, затем Амрийе Султан, отец-падишах, такие похожие внешне, но разные в душе Ибрагим и Мустафа, добрый и отзывчивый Абдулла, распутный Махмуд и умный и начитанный Джихангир — все они лежали в сырой земле. Сердце Мехмеда хранило на себе шрам от каждой потери. После всех этих событий султан долгое время жил только местью, ему казалось, что душа его выгорела и превратилась в безжизненную пустыню. Как же он ошибался… Если бы у него не было души и сердце было каменным, он бы не чувствовал этого липкого страха. Если бы эмоции не застилали глаза, Мехмед бы не метался по своей опочивальне, ожидая страшных вестей.       Султан на негнущихся ногах приблизился к постели дочери, рядом с которой, устроившись прямо на полу, дремала Гюльбахар Султан, наотрез отказавшаяся покидать опочивальню своего первенца. Ханзаде Султан лежала неподвижно, и уже напоминала мертвеца. Ее лицо с красивыми чертами побледнело и осунулось, черты обострились, под закрытыми глазами с длинными удивительно черными для рыжеволосой девушки ресницами залегли серые тени, губы посинели, огненно-рыжие волосы разметались по шелковым подушкам, а руки бессильно лежали поверх покрывала. Казалось, что султанша спит и вот-вот проснется, но вид портил синяк на виске со следом кровоподтека.       Ханзаде уже почти сутки находилась в беспамятстве, только приподнимающееся от дыхания грудь говорила мужчине, что его дочь жива. Мехмед ощутил, как боль сдавила сердце, а в горле появился тугой ком. О, Аллах, как же так, почему она? Его главное сокровище, его душа, его первая и горячо любимая дочь?       Мехмед смотрел в неподвижное лицо дочери и видел совсем другие картины. Вот он, совсем еще юный и самоуверенный мальчишка, сидит у себя в покоях, когда в опочивальню вбегает довольный до неприличия евнух. — Есть вести? — строго спросил шехзаде Мехмед у преданного слуги. — Гюльбахар-хатун родила, шехзаде, — ответил, улыбаясь, евнух. — У вас дочь, — сказал он тише, видимо, опасался реакции господина. Всем известно, как ценны мальчики и как порой обесцениваются девочки. Но Мехмед больше его не слушал, он спешно покинул опочивальню и отправился в гарем, где в одной из комнат для фавориток находилась его любимица Гюльбахар.       Ворвавшись в опочивальню, шехзаде впился жадным взором в свою наложницу, точнее в объемный сверток, который она, трепеща, прижимала к себе. Мехмед на дрожащих ногах приблизился к постели фаворитки, не замечая вокруг себя никого: ни Нефизе-калфу, которая пыталась что-то ему говорить, ни на слуг, ни на лекаршу. Он смотрел только на маленькую дочь, которая жадно пила материнское молоко так, словно это был первый и последний раз, когда ее прикладывали к груди. Ребенок оказался крупным, у девочки было припухшее покрасневшее личико, она причмокивала губами, кося на мать глаза. Голубые и ясные, как весеннее небо.       Юная Гюльбахар, покрасневшая от напряжения и с искусанными губами, вскинула на шехзаде немного напряженный взгляд, видимо, опасалась его реакции на дочь. Еще бы наложница всю беременность говорила, что родит сына. В глазах хатун царил страх, что рождение султанши оттолкнет от нее возлюбленного, но увидев в обычно холодных глазах шехзаде Мехмеда тепло, Гюльбахар позволила себе улыбку. Да, она была счастлива, прижимая к груди маленькую дочь, ей не верилось, что она стала матерью… — Султанша здорова, шехзаде, — донесся до Мехмеда голос Нефизе-калфы. — Состояние Гюльбахар-хатун тоже не вызывает опасений. Она здоровая и сильная наложница, перенесла роды хорошо.       Мехмед уже не слушал калфу, он сел рядом с фавориткой на кровать, благо слуги уже убрали окровавленные простыни и покрывало. Гюльбахар тоже выглядела не так ужасно, только щеки и губы покраснели от слез и криков.       — Она такая красавица! — с восхищением произнесла хатун, отодвигая край пеленки так, чтобы Мехмед увидел пушок рыженьких волос на голове у девочки. Малыша уже наелась и опустила сосок, причмокивая пухлыми губами. Она смотрела прямо перед собой голубыми глазками и казалась до того беспомощной, что у Мехмеда дрогнуло сердце.       — Дай ее мне, — велел он. Гюльбахар подчинилась, аккуратно передав дочь в руки отца. Мехмед, придерживая головку, вгляделся в личико малышки, пытаясь увидеть в ней свои черты, но не находил их. То ли дочь похожа на мать, то ли слишком мало времени прошло после родов. — Она правда хорошенькая, — ребенок закричал, упорно и требовательно. Девочка освободила ручку из плена пеленки и, когда ее отец хотел поправить эту пеленку, чтобы султанша не замерзла, новорожденная ухватилась ручкой за его палец и, прекратив плакать, посмотрела в лицо отца.       И Мехмед, всегда считающий, что никогда не станет марионеткой в руках женщины, пал жертвой очарования собственной дочери, которая меньше час назад явилась в этот мир. — Я назову ее Ханзаде, что означает «дочь правителя», думаю, ей подойдет, — промолвил шехзаде Мехмед, как-то странно улыбнувшись. — Тебе нравится, Ханзаде Султан? — спросил он со странной лаской в голосе. Султанша, нахмурив брови, снова зашлась криком. Довольный Мехмед поцеловал дочь в лоб и передал ее в руки матери. Гюльбахар вновь прижала дочь к груди и начала ее успокаивать, с любовью глядя в родное и любимое личико.       Как же он боится ее потерять. Страх становился все сильнее и сильнее. Мехмед на мгновение прикрыл глаза и пошатнулся. Он не спал почти всю ночь и не находил себе места. Он пытался молиться. Но страх так завладел им, что султан просто не мог найти утешения в молитвах. — Повелитель? — вырвал правителя из оцепенения голос Гюльбахар Султан, которая только-только открыла глаза. Султанша вскочила на ноги и поклонилась мужу, с сочувствием на него глядя. — Как она? — спросил Мехмед только для того, чтобы хоть что-то спросить, чтобы не стоять в этой звенящей тишине, которая медленно его убивала. — Без изменений, — ответила Гюльбахар Султан и тихо всхлипнула. Султан Мехмед вздрогнул и словно с удивлением посмотрел на жену, которую по возвращению из похода не узнавал. Когда он уходил, Гюльбахар была слабой и словно раздавленной, она беззвучно плакала, прощаясь с ним, а по возвращению его встретила совсем другая женщина. Степенная, уверенная и мудрая. И такая Гюльбахар ему больше пришлась по душе, правда, ее холодность немного напрягала. Теперь же маска султанши дала трещину, и Повелитель увидел за ней прежнюю Гюльбахар, ранимую, слабую и беззащитную. Отчего-то ему захотелось защитить и утешить ее, поэтому Мехмед решительно шагнул к жене и обнял ее за плечи. Султанша сперва попыталась вырваться, а после онемела, позволяя мужу себя обнять. Она зажмурилась и беззвучные слезы покатились по ее бледным щекам. — Я не вынесу. Я не выдержу… Я не смогу, — бормотала султанша между всхлипами и неожиданно обняла мужа в ответ со всей силой и отчаяньем, что в ней плескалось. Она нуждалась в утешении и опоре, во время похода Ханзаде и Дефне Султан были ее опорой. А теперь Валиде занята, а дочь больна — вот и подалась Гюльбахар в объятья единственного человека, который точно разделяет ее боль.       Султан Мехмед обнимал первую жену, которая нервно вздрагивала в его объятьях и прикрыл глаза, вдыхая аромат ее волос. Как он мог в свое время полностью отказаться от этой женщины? — Все будет хорошо, моя львица, — промолвил султан, отстранив от себя жену. Гюльбахар повернула голову так, чтобы он не видел ее заплаканного лица. Видимо, помнила, как он ненавидел женские слезы, и не хотела больше унижаться ими. Мехмед же осторожно поцеловал ее в висок, отчего хасеки задрожала в его объятьях и снова обвила его шею руками, положив голову ему на плечо. Султан погладил жену по плечам, утешая, а она сама не понимала, что чувствует. Когда слезы иссякли, а разум прояснился, султанша сперва не поверила, что находится в объятьях мужа. И ощутила сильнейшее смущение от этого.       Двери в опочивальню Ханзаде Султан снова распахнулись, и в нее вошел усталый шехзаде Осман, пришедший проведать сестру. Увидев родителей, юноша растеряно замер, а после поздоровался с ними. Гюльбахар поспешила отстранится от султана и утереть с щек слезы, что не укрылось от взора Османа. — Повелитель, добрый день, — кивнул шехзаде отцу, после чего перевел сосредоточенный взор на мать, приближаясь к ней. — Валиде, вы плакали, — это бы не вопрос, а утверждение. — Вам нужно отдохнуть, вы, наверное, всю ночь не спали… — с волнением продолжил шехзаде Осман, не стесняясь проявлять заботу о матери, словно желал вернуть ей всю любовь и тепло, которыми она его всегда одаривала. — Как тут поспишь, шехзаде? — спросила устало рыжеволосая султанша, забыв про свой помятый и ненадлежащий вид. Платье ее было смято, волосы, собранные в косу, растрепались. — Вы нужны нам здоровой, мама, наверное, вы еще даже не завтракали, — уверенно произнес Осман. — Отец, позвольте нам позавтракать в смежной комнате, — промолвил юноша, посмотрев на родителя, который задумчиво наблюдал за матерью и сном. Правитель кивнул, и шехзаде, не слушая возражений Гюльбахар, направился к выходу и распахнув двери велел стражнику передать слугам принести завтрак.       Спустя некоторое время Повелитель сидел за одним столом с первой женой и старшим сыном, но никак не мог сосредоточиться на завтраке, поскольку в соседней комнате без чувств пребывала его дочь. Вообще атмосфера была давящей и неприятной, она словно сжимала со всех сторон и мешала дышать. Что-то жуткое повисло в воздухе. И все это чувствовали.       Осман тщетно пытался заставить мать хоть что-то съесть. Гюльбахар отграничилась молоком и парой ложечек риса, на еду она даже смотреть не желала, потирая покрасневшие от недосыпа и слез глаза. — Матушка, вам бы лучше отдохнуть, я беспокоюсь о вас, — увещевал он, глядя с сочувствием на мать, которая продолжала упираться. — Я в полном порядке, — дрогнувшем голосом ответила на слова сына Гюльбахар. Она, видимо, не могла сидеть за столом и вкушать яства, пока дочь находилась между жизнью и смертью, поэтому встала с подушек и, поклонившись султану, направилась в смежную комнату. Осман тоже взвился на ноги, готовый продолжить уговоры, но этого не потребовалось, поскольку Гюльбахар внезапно остановилась и пошатнулась. Шехзаде подоспел к ней как раз вовремя, чтобы подхватить ослабшую мать. Под ее весом он не устоял, и они оба осели на пол.       Султан Мехмед вскочил из-за стола и кинулся сыну на подмогу. - Гюльбахар! — позвал он, склонившись над первой женой, но та пребывала в беспамятстве. Прорычав что-то про происки шайтана, султан Мехмед рывком поднял первую жену на руки и встал. — Присмотри за сестрой, -властно сказал он, взглянув на вскочившего с пола сына. Тот только кивнул, и падишах понес ценную ношу в покои Гюльбахар султан, намереваясь позвать лекаря.       Султан шел по коридорам дворца с бесчувственной султаншей на руках и, попадающиеся ему на глаза слуги, склонялись в поклонах, боясь поднять глаз. Когда Повелитель пронес супругу мимо гарема, наложницы встроились в два ряда и с интересом смотрели ему вслед, а стоило мужчине скрыться из вида, как девушки с готовностью зашушукались. Лишь Хандан-хатун сидела в стороне от основной массы наложниц, прижав к себе тощие коленки. Он безучастно смотрела прямо перед собой, стараясь не плакать от бессилия. Ее волосы были криво сострижены почти до подбородка и теперь больше напоминали воронье гнездо. В голове у наложницы звучали слова Валиде султан, и Хандан тщетно пыталась найти в себе мужество смириться с судьбой.       Повелитель тем временем отнес первую жену в ее покои и положил на застеленную кровать. Видимо, султанша провела ночь в покоях дочери и до такой степени переволновалась, что упала в обморок. Велев служанке позвать лекаря, Мехмед сел на кровать рядом с супругой и бережно отвел от ее лица рыжие волосы. Почему-то в его сердце снова проснулся интерес к ней, но султан уже давно не доверял своему сердцу и предпочитал глушить его голос, помня, сколько мук ему доставили чувства. Но Гюльбахар Султан казалась такой слабой и беззащитной, что у Мехмеда невольно появилось желание защитить ее. В конце концов она мать его детей, она подарила ему прекрасную Ханзаде, и да, он, похоже, любил ее именно за прекрасную дочь.

***

      Тем временем в покоях Халиме Султан, несмотря на время суток, лежала в постели, а пожилая лекарша, закончив осмотр, мыла руки. Султанша приподнялась на локтях, глядя на служительницу дворца испытующим взглядом каре-зеленых глаз. — Ну, что на этот раз со мной? — требовательно вопросила Халиме Султан. — Переутомление? Отравление? — перечислила она, вспомнив свои первые годы в этом дворце. Да, ее пытались несколько раз убить, пока она не обезопасила себя. — Нет, что вы госпожа, — сказала лекарша, посмотрев на султаншу. — Не нервничайте зря, в вашем положении это вредно, — промолвила она с улыбкой на тонких губах. Халиме султан так и замерла, глядя на нее с неверием. Она накрыла рукой свой пока еще плоский живот и судорожно вдохнула. — Я в положении? — спросила она зачем-то, словно не верила в реальность происходящего. — Да, госпожа, срок меньше месяца, — улыбнулась лекарша. Халиме же счастливо рассмеялась, хотя никогда не могла похвастаться веселым нравом. Султанша откинулась на подушки и на мгновение прикрыла глаза от облегчения. Ее мутило уже несколько дней, а слабость никак не желала ее оставлять, что Халиме испугалась, что ее медленно травят. Но причина оказалась в ином.       Лекарша покинула опочивальню, а султанша блаженно улыбнулась, глядя в потолок. Она беременна. По воле Всевышнего подарит султану еще одного сына или дочь. Желательно, конечно, сына, чтобы еще больше укрепить свою власть в гареме. Халиме уже начинала строить планы на будущее, с холодным расчетом просчитывая дальнейшие шаги, в первую очередь, ей нужно побольше верных людей во дворце. Что-то ей подсказывало, что ее враги не станут сидеть спокойно, пока она радуется беременности.       Когда шехзаде Махмуд и Дильруба Султан вернулись из покоев Мехрибан Султан, где играли с братом, Халиме уже была облачена в красное платье, непривычно яркое для предтраурной атмосферы дворца. Всем было известно, что случилось с дочерью падишаха, и никто не знал, выживет ли султанша. Конечно, Халиме было жаль девушку, но она не могла и не хотела скрывать свое счастье. Нужно было сходить к султану и сообщить ему хорошие новости, хотелось хоть немного подбодрить правителя в столь трудное время.        Дети вошли в опочивальню и увидели мать. Дильруба, как младшая и более эмоциональная, тут же села рядом с матушкой и прильнула к ней, а вот шехзаде Махмуд не спешил ласкаться. Он настороженно прошел вглубь опочивальни, оглядел мать и нахмурился. — У вас была лекарша, — констатировал он факт. Видимо, новости уже просочились в гарем. — Вы заболели? — с беспокойством спросил мальчик, хмуря темные брови. Халиме Султан улыбнулась, все же увидев за маской напускной храбрости, страх. Она погладила любимого первенца по щеке и проговорила: — Аллах благословил нас, Махмуд. С его позволения у вас будет брат или сестра, — шехзаде некоторое время смотрел на мать, а потом прищурился и отшатнулся от нее, с раздражением глядя на матушку. — Я не хочу, — резко сказал Махмуд, с презрением взглянув в глаза матери. Халиме дернулась, словно от удара, когда сын, смирив ее гневным взглядом, убежал в детскую. Непонимание, удивление и даже полное изумление сдавили сердце султанши. Что не так? Почему Махмуд так себя повел? Может, в нем просыпается ревность? Но с Дильрубой у него прекрасные отношения. — Не расстраивайтесь, мама, — сказала тихо Дильруба Султан, обнимая мать за талию. — Я буду любить братика и Махмуд тоже… — Непременно, милая, — кивнула Халиме, погладив дочь по русым волосам, собранным в ажурную косичку. Она смотрела вслед сыну и думала о том, что надо бы с ним побеседовать, чтобы мальчик не выкинул нечто подобное перед отцом. На Махмуде итак много шалостей, одна драка с Селимом чего стоила. К счастью, тогда удалось повесить всю вину на светловолосого шехзаде. Вечер того же дня. Топкапы. Султанские покои.       Султан Мехмед, закончив неотложные государственные дела, расположился в своих покоях за письменным столом и читал жалобы народа. За окном стояли сумерки, солнце уже скрылось за горизонтом, унося за собой жару. Наступило время вечерней прохлады. Которая, увы, не даровала ему прежнего покоя. — Повелитель, — в опочивальню вошел хранитель султанских покоев, Дервиш Мехмед-ага. Он поклонился и посмотрел на падишаха, который смирил его внимательным взором. — К вам Айнур Султан вместе с детьми.       Мехмед поджал губы, поражаясь тому, как настойчиво некоторые его жены искали с ним встречи. Даже детей для отвода глаз брали с собой. — Пусть войдут, — сдался султан, вспомнив, что хотел получше узнать своих детей. В опочивальню вошла светловолосая Айнур Султан, облаченная в красивое зеленое платье. Волосы султанши были собраны в высокую прическу и их венчала диадема с изумрудами. За руки женщина вела своих детей, которые ни на шаг не отходили от матери и не спешили кинуться к отцу с радостным кличем, как его дети от Халиме Султан. — Повелитель, — медовым голосом промолвила Айнур Султан и поклонилась. Мехмед кивнул жене и перевел взор на Асхан и Селима, которые с интересом озирались по сторонам. Мужчина подманил детей к себе, и, если Асхан Султан, сразу же подошла к отцу, то Селим сначала посмотрел на мать, словно желал получить ее одобрение. Султан Мехмед посадил Асхан Султан рядом с собой и поцеловал ее в светловолосую макушку, отчего девочка, нуждающееся в ласки и любви, смущенно улыбнулась. Она с интересом осматривалась по сторонам и, увидев на столе у отца приоткрытую шкатулку, остановила взор на ней.       Шехзаде Селим, замявшись на мгновение, тоже приблизился к родителю и смущенно сел рядом с ним, по другую сторону от сестры. Мехмед и его поцеловал в макушку и обнял за плечи. Но маленький шехзаде не казался особенно довольным. Он постоянно поглядывал на мать, словно спрашивал, правильно ли он поступает. Айнур Султан лишь улыбалась, глядя на эту семейную идиллию. В такие моменты она ясно понимало, насколько хрупко ее счастье. Ее супруг человек твердого характера и железной воли, он превыше всего ставил себя и государство, все остальное, в том числе и семья, были после. — Присаживайся, Айнур, — заметив, что жена неловко переминается с ноги на ноги, промолвил султан, мельком взглянув на нее. Айнур села рядом с сыном, погладив его по светлым кудрям. Шехзаде Селим довольно улыбнулся, наслаждаясь лаской родителей, Асхан Султан же, вновь оставшись без столь желанного внимания, недовольно насупилась и взяла родителя за руку, привлекая тем самым внимание. — Папа, — обратилась она к нему тихим голосом. — Правильно «Повелитель», Асхан, — сделала замечание Айнур Султан с заискивающей улыбкой на губах. Она настойчиво искала взор мужа, пыталась увидеть в его глазах хоть какие-то чувства или одобрения, но каждый раз натыкалась на стену равнодушия, и огонь надежды в ее глазах затухал.       Асхан Султан, получив замечание, стушевалась и покраснела, но Мехмед не обратил на это внимание, продолжая гладить дочку по светлым волосам. Да, дети от Айнур не ходили в число его любимцев, все же, когда он уходил в поход, они были совсем крохотными. Он совсем их не знал, но мягкая и нежная Асхан Султан могла растопить любое сердце. — Да, Асхан, что ты хотела? — поинтересовался султан Мехмед. — А что там? — поинтересовалась белокурая султанша. Глядя на отца чистыми серыми глазами с удивительно темными ресницами. С годами Асхан должна была стать настоящей красавицей, она и сейчас была добрейшим и милейшим ребенком на земле.       Султан Мехмед улыбнулся и пододвинул красивую резную шкатулку поближе, открыл ее и с губ девочки сорвался восторженный вздох. Она подалась вперед, разглядывая содержимое шкатулки. Айнур Султан тоже не смогла совладать с любопытством, и ее глаза алчно вспыхнули. Она поерзала на подушке, делая, чтобы султан сделал ей подарок. — Нравится? — спросил Повелитель, не замечая блеска в глазах жены. — Можешь посмотреть, султанша.       Дважды повторять не пришлось. Асхан Султан вытащила из шкатулки брошь в виде тюльпана — символа Османской Династии, внимательно рассмотрела ее, провела пальчиком по красному рубину, находящемуся в центре композиции, а затем взглянула на отца с надеждой. — Очень красиво, — сказала девочка, широко распахнув глаза. Мехмед улыбнулся и забрал из рук дочери украшение. Девочка тут же поникла, но мужчина не хотел отнимать у ребенка брошь, вместо этого он прикрепил ее к платью султанши. Асхан Султан радостно улыбнулась, взглянув на родителя. — Спасибо, — пролепетала она, прильнув к нему. Мехмед улыбнулся, обнимая дочь. Айнур Султан наблюдала со всем с мягкой улыбкой. Кто бы что не говорил, а детей Повелитель любил и даже заботился о них. Жаль, что Селим пока не может удержать его внимание.       Асхан Султан тем временем продолжила исследование содержимого шкатулки и вытащила оттуда ожерелье с сапфирами, которые переливались в свете свечей. Айнур вся подобралась, надеясь, что украшение достанется ей. Да, она не особо любила сапфиры, но ожерелье –знак внимания падишаха. — Какое красивое, — улыбнулась Асхан Султан. — Оно еще не готово, — ответил Повелитель с полуулыбкой. Асхан ничего не ответила, продолжая разглядывать ожерелье. — Я подарю его Халиме Султан, — сказал он и не заметил, как Айнур Султан дернулась от звука его голоса. В серых глазах госпожи вспыхнула обида и она отвела взгляд, полыхая от гнева. Проклятая ведьма Халиме, вечно она путается под ногами. Шехзаде Селим, заметив состояние матери, погладил ее по руке, отчего султанша немного успокоилась. — Если Аллах позволит, у тебя будет брат или сестра. — Халиме Султан в положении? — спросила зачем-то Айнур, словно надеялась на отрицательный ответ. Однако ее надежды снова рухнули. — Да, — кивнул Мехмед, заставив жену побледнеть. О, нет, только не это. Почему у некоторых женщин все так просто? Они могут понести от одной двух ночей, в то время, как Айнур не везло долгое время. Султанша понимала, что третий ребенок значительно усилит позиции Халиме Султан, а если это будет мальчик, то Халиме станет всесильной. Зависть и ревность отравляли сердце Айнур Султан, но она прекрасно понимала, что ничего не может предпринять. Султан всегда жестоко наказывал наложниц и фавориток за проступки, а за смерть своего ребенка он ее удавит голыми руками. Рисковать положением и благополучием своих детей Айнур Султан не могла. — Дай Аллах, ребенок родиться здоровым, — мертвым голосом произнесла султанша, пытаясь унять гнев. — Аминь, — ответил султан Мехмед, даже не глядя на третью жену, которая терзалась безответными чувствами и никак не могла от них избавиться. Если бы она только могла вырвать из груди сердце, чтобы обрести свободу… Но увы.       Семейную идиллию прервал евнух, вошедший в опочивальню. Он склонился в поклоне и промолвил. — Благая весть, государь! Ханзаде Султан пришла в себя, — султан Мехмед с облегчением вздохнул и мысленно поблагодарил Всевышнего за такую милость. Он встал из-за стола и, взглянув на детей, сказал: — Думаю, вам тоже нужно навестить сестру, но только завтра, — с этими словами падишах покинул опочивальню, спеша к своей первой и любимой дочери. Айнур Султан же сидела на подушке, обнимая любимого сына и неосмысленным взором глядела вслед мужа. Как бы она не пыталась, но затмить детей в сердце султана она никогда не сможет.

***

      В это время Мехрибан Султан сидела на тахте и смотрела на то, как играет ее сын. Шехзаде Ферхат рос очень подвижным и активным ребенком. Он интересовался новым, бегал целыми днями и развлекался. Крайне трудно его было усадить за письменный стол и заставить учиться. Но Мехрибан упрямо старалась, но она не обладала твердой волей, как Халиме, поэтому раз за разом прощала сыну абсолютно все. Когда он начинал жаловаться, что устал от чтения, она позволяла ему отдохнуть. Наверное, дело было в самой Мехрибан. Она сама не тянула к знаниям, и ее сын брал с нее пример.       Другое дело Гюльбахар или Халиме. Их дети казались просто идеальными, хотя Махмуду не доставало уважения к старшим. Мальчик рос упрямым и наглым, он везде лез и имел крайне острый и ядовитый язык. Неудивительно, от змеи можно получить лишь змееныша. Как султан Мехмед этого не понимает?       Дети Гюльбахар Султан всегда стояли на не ком недостижимом пьедестале, они были любимы всеми во дворце и за его пределами. Народ, который никогда не видел Ханзаде восхвалял ее ум и красоту. Люди, которые не знали шехзаде Османа, желали видеть его на троне. Наверное, дело было в их матери, которая заслужила славу добродетельной и щедрой женщины. Султанша помогала Валиде Султан в управлении фондом, заботилась о бедных, и они любили ее и ее детей. Кроме того, Гюльбахар тянулась к знаниям. Дети видели перед собой такой пример и стремились оправдать надежды матери и отца.       Думая о соперниках сына, Мехрибан хмурилась. Даже Селим тянулся к знаниям, хотя был слаб характером, но у него была мать, готовая ради сына уничтожить кого угодно. — Ферхат, заканчивай игру, тебе пора спать, — промолвила султанша, чувствуя, что от возни сына, у нее начала болеть голова. — Но мам, — возразил шехзаде, который и не думал заканчивать игру. Он наоборот был не против еще повозиться, а еще лучше навестить брата Махмуда, хотя Мехрибан делала все, чтобы настроить сына против отпрыска Халиме.       Вспомнив о Халиме Султан, Мехрибан ощутила тень ревности и злости. Конечно, она уже знала, что проклятая соперница беременна. Беременна в третий раз, в то время, как у Мехрибан был только один сын. Султанша давилась ядом зависти и обиды, получив весть о беременности Халиме. Почему жизнь так несправедлива к ней? Она искренне любила султана Мехмеда, но ему важна была только внешность. Он даже не хотел знать ее душу и старался в лишний раз не пересекаться со второй женой. Мехрибан винила во всем безобразные шрамы на своем лице и люто ненавидела Айнур Султан. Она желала ей самых страшных мук за содеянное. Мечтала, чтобы султанша потеряла все, что у нее есть и умерла в полной нищете на задворках империи.       Мехрибан Султан жаждала справедливости. Но с каждым годом сомневалась, что она существует. Разве справедливо, что после всего содеянного Айнур Султан живет и процветает? Разве справедливо, что она родила от повелителя двоих детей, что посещает его покои, а она, Мехрибан, довольствуется лишь крупицами внимания любимого мужчины? Его жалкими подачками?       Мехрибан жаждала больше и полнилась ненавистью к Айнур Султан. Если бы не Айнур, то она была бы любимицей султана Мехмеда. Увы, Мехрибан не понимала, что дело далеко не во внешности, а в характере. Еще Мехрибан страшно завидовала Халиме Султан. Когда-то Халиме служила ей, клялась в верности, а сама предала ее при первой же возможности. Мехрибан была уверена, что предательство прощать нельзя. А теперь Халиме станет матерью вновь.       «Дай Аллах этот ребенок не родится», — злобно подумала Мехрибан, и ее голубые глаза полыхнули ненавистью. Зависть и обида, вызванные пренебрежением любимого мужчины и обидой на других жен султана, копились в ней и разжигали в измученной душе женщины пламя. Пламя, которое постепенно выжигало все хорошее, что было в Мехрибан.       Халиме Султан тем временем тоже не находила себе места. Ее сын не желал с ней разговаривать и упрямо молчал. Даже спать лег, не получив от матери поцелуй в лоб. Такое поведение шехзаде пугало султаншу. Но она отчасти его понимала, поскольку сын пошел в нее характером. Шехзаде Махмуд не желал делиться любовью матери, он думал, что она перестанет его любить.       Халиме вошла в детскую комнату, где мирно спали двое ее детей. Она получше укрыла Дильрубу Султан, которая во сне еще больше походила на отца. Затем султанша подошла к спящему сыну, села рядом с ним и провела рукой по его темным, жестким волосам. Мальчик отвернулся к стенке, и госпожа не могла видеть его лица. — Мой славный шехзаде, мой храбрый львенок, — со странной нежностью прошептала Халиме Султан. — Ты моя опора и поддержка. Я люблю тебя, и ничто и никогда этого не изменит, мой Махмуд, — сказав эти слова, султанша поцеловала сына в черноволосую макушку и покинула опочивальню. Она не ведала, что ее сын не спал и все прекрасно слышал. Шехзаде открыл глаза и улыбнулся. Было безумно приятно знать, что он любим.       Может, наличие еще одного брата или сестры ничего не изменит? А если новый ребенок будет лучше, чем он? Махмуд нахмурился, обдумывая эти мысли. Значит, он должен быть самым лучшим и первым везде, где только можно, чтобы валиде им гордилась, а младшие брат или сестра брали пример и восхищались.