Fangs and chains.

      Солнце противно било в глаза, настойчиво пытаясь ее разбудить. Все тело ужасно болело, почему-то то и дело подпрыгивало. Знакомое чувство, будто она уснула в телеге, везущей ее куда-то. Когда первоначальная вспышка света перестала ее ослеплять, девица повернула голову в сторону, чтобы уловить хотя бы краем едва работающего сознания, где она и что происходит. Она попробовала подняться, но не смогла, глянула на свое тело. Оно было перевязано какими-то ремнями, закреплено за деревянной волокушей. Громада храма Латандера медленно удалялась от нее. Девица дернулась, захрипела от яркой вспышки боли в боку, ее дыхание перехватило. На чем бы ее ни тащили, но движение прекратилось.       Над ней нависли расплывчатые физиономии компаньонов и огромная, заслоняющая собой почти все, морда глубинного ротэ.       — Вы откуда козла выцепили? — несколько охреневшим голосом уточнила она, хлопая глазами, взгляд все никак не мог сфокусироваться хоть на ком-то. Ладонь приятно щекотнула слегка жестковатая, очень знакомая шерсть. По щеке скользнул шершавый язык, обдавая лицо зловонным дыханием.       — Не стоит так обижать нашего друида, — с наигранной веселостью отрапортовал вампир. — А то он как копытами взбрыкнет, и ваша карета превратится в труху.       Девушка заметно расслабилась, уставилась меланхоличным взглядом в голубое небо и попыталась хоть немного привести голову в порядок. С утра Хальсин и Шэдоухарт проверили состояние ее раны, подлатали эльфийку еще немного своей магией и решили, что торчать в храме — дело гиблое. Провизии нет, источника воды поблизости нет, лекарств нет, а единственный следопыт, который мог бы без проблем добыть еду в любой чаще, лежит без сознания. Астарион настоял на том, чтобы они хотя бы вернулись в лагерь. Иссохший мог помочь с исцелением Лорелеи, да и большую часть припасов они оставили опять же под его присмотром, в храм выдвигаясь налегке.       Лаэзель сорвала с трупов сородичей многочисленные ремни, Уилл нашел кое-какие инструменты, что остались от прежних владельцев храма. Вскоре волокуша превратилась в подобие больничной койки с ремнями, какие они видели в Доме Исцеления, где прикончили Малуса Торма. Конечно, девицу заковывать не хотел никто, но чтобы она просто соскользнула по дороге не хотелось больше. Вблизи у главного входа в храм нашлась едва уцелевшая телега, правда, когда они попытались ее отвезти, на них из окон повыпрыгивали пьяные в стельку кобольды, визжа что-то на драконике. Им крупно повезло, что тварей было немного и что они, кажется, вылакали весь запас монахов, который был в полуразрушенной винодельне. Карлах и Хальсин осторожно перетащили волокушу в телегу, закрепив ее в ней теми же ремнями, которые они просто напросто вбили гвоздями в деревянное дно. Друид обратился зверем, его запрягли импровизированными сбруями. И так двинули в путь. Раненый Люпус по началу неуклюже и медленно семенил за телегой, а после ему позволили попросту забраться внутрь. Колеса скрипели по пыльной дороге, солнце жгло кожу, жаркий денек был погож и прекрасен. И все они вышагивали по бокам от телеги, как личная охрана. Лорелея какое-то время молча глядела то в небо, то на товарищей, а потом снова провалилась в беспокойный сон. Она несколько раз ненадолго приходила в себя в пути, но окончательно очнулась только под вечер, когда они уже наконец добрались до своего лагеря и устроились там.       Хальсин уснул практически моментально, даже не успев толком поужинать. Оно и не удивительно: за день он вымотался пуще их всех вместе взятых. Гейл что-то быстренько соображал над походным котелком. Что бы он там ни готовил, пахло вкусно. У девушки громко заурчал желудок, она немного смутилась, попыталась подняться, с удовольствием отмечая, что товарищи не забыли отстегнуть ее от этой странной конструкции. Подняться самостоятельно не удалось, жрица Шар тут же пихнула эльфийку в плечо и принялась осматривать рану. Убедившись, что все более менее в порядке, она позволила Уиллу и Астариону подхватить девушку под руки и помочь ей усесться, опираясь на грязный бок телеги.       — Извините, заставила я вас поволноваться, — устало усмехнулась девушка, робко и неловко теребя рваный край своих одежд. Заметив своего верного зверя, она подозвала его к себе и громко охнула, прикрыв пальцами рот. А потом незамедлительно принялась разматывать пыльные бинты на перебитой лапе. Жрица сказала, что девушке нежелательно сейчас использовать магию, но Лорелея не была бы собой, если бы ее послушала. Она вылечила лапу абсолютно простецким и бесхитростным заклинанием, которое могли бы произнести и друид, и жрица, но оно не возымело бы такого же действия на волка, как ее. Связь со зверем — материя сложная и полная нюансов. Благодарное животное улеглось возле девушки, опуская массивную морду на ее колени и тут же довольно жмурясь, когда ее ноготки принялись почесывать его за пушистым ухом.       Вскоре варево Гейла было доделано, разлито по деревянным мискам и перекочевало по рукам товарищей. Девушка с благодарностью приняла пищу и жадно ее умяла, будто не ела много дней. Маг настоял на том, чтобы она получила добавку. Чтобы быстрее восстановиться, нужно как следует питаться. Лорелея спорить не стала. Все равно похлебку придется доесть, пока они не двинули в путь. Иначе ее просто останется вылить, а это трата провианта, которую они не могли себе позволить. После скромного ужина Иссохший таки удостоил следопыта своим вниманием. Дружелюбная нежить пришла к выводу, что жизни девушки ничего больше не угрожает, процесс заживления идет как нужно и ей попросту нужно отдохнуть какое-то время, от силы пару дней без передряг и марш-бросков от врагов.       Ближе к ночи на небе стали собираться тучи. Мелкая морось никого не застала врасплох, все разбрелись по своим палаткам, сидя там как псевдодраконы в своих гнездах. Только вот у Лорелеи палатки не было. Она угрюмо смотрела в небо, будто делая погоде выговор, пока Астарион не схватил ее, как мешок с картошкой, и не пересадил под полог своей палатки.       Вообще-то, ей каждый был бы рад уступить у себя местечко, только вот палатки остальных были забиты всякими личными вещами и в них места оставалось только на один лежак и все. У Астариона места на два лежака тоже не было, но только потому, что палатка его была слишком маленькой. Но лучше, чем вообще никакой. Он бросил ей одну из бархатных подушек с кисточками, помог устроиться так, чтобы рана не болела и, недовольно нахохлившись, приложился к бутылке с давно остывшей медвежьей кровью. Ему не нравилось, что пришлось ее впустить. А еще больше не нравилось, как внимательно она осматривает внутреннее убранство. Все силы мужчина бросил на то, чтобы создать своему маленькому уголку приятный фасад, не рассчитывая, что придется притащить кого-либо внутрь. Потому что внутри палатки была лишь деревянная плита с потрепанной подушкой и старым тряпьем вместо одеяла. Красивый фасад и разруха внутри, все как и должно быть.       Девушка внимательно осматривалась, опять сделала грустные глаза, становясь похожей на маленького олененка. Удавить бы ее голыми руками. Жалеет его, а у самой и того нет. На задворках разума назойливо скреблась какая-то мысль, которую он никак не мог осознать, не получалось вытолкнуть ее на поверхность, как бы ни старался.       Палатка — своего рода возможность иначе взглянуть на человека, ведь личные вещи в какой-то степени определяют их. У Гейла была куча расшитых мантий и разных книг, Лаэзель при себе имела чуть ли не переносную кузницу, Шэдоухарт с собой таскала кучу шарритской дряни. Даже у выбравшейся из Аверно Карлах были кое-какие пожитки. У Лорелеи не было даже сменной одежды. Только броня и оружие. Рюкзак и спальник выглядели так, будто сняты с чужого плеча. В первую ночь в их лагере, она даже не знала толком, как его заправить. Тогда она отшутилась, что обычно спит, используя Люпуса вместо подушки.       — Лгунья, — дошла вдруг до него простая истина. Девица, которая уже по-хозяйски выхватила книгу, которую он одолжил у Гейла, удивленно уставилась на него, как на больного. Лицо ее, и без того бледное, приобрело какой-то уж совсем нездоровый оттенок. Ни разу в жизни Астарион не встречал следопыта, у которого совершенно не было элементарного скраба в походном рюкзаке. Отправляться в путь, не имея совершенно никаких припасов, было равно самоубийству. Как же он не заметил сразу. Как же не прислушался к внутреннему голосу, что вопил о несостыковках. Никакая она не наемница, как он мог принять ее слова за чистую монету?! — Наемница-следопыт, как же. Адова сера, как я сразу не понял, что ты всем на уши лапшу вешаешь.       Она опустила глаза, брови свелись к переносице, губы поджались в тонкую линию. Весь ее вид буквально кричал о том, что она лжет на каждом шагу, но они были слишком поглощены своими бедами, чтобы придавать этому значение. Наряд из дорогих тканей, оружие из отборнейшего дерева и качественной стали. И рюкзак из остатков чужой шкуры, сшитый по кускам неумелой рукой, засаленный спальник на несколько размеров больше нее самой. Богатый кожаный кошель, расшитый золотыми нитями, в котором и одной монеты не валялось.       — Ну и кто же ты на самом деле? — сквозь зубы проворчал он. Девица на него не смотрела.       — Не имеет значения.       Он чуть не задохнулся от возмущения. Иногда вампир любил задаваться глупыми вопросами. Какова на вкус кровь компаньонов, которую он никогда не сможет попробовать? Если бы они были животными, кем бы они были? Гейл ему всегда представлялся котом, лысым, домашним до мозга костей. Таким, который сдох бы без присмотра уже через час. Уилл — добродушной собачонкой, виляет хвостом, весело гавкает, если к нему кто-то зол, может и укусить хорошенько. Лорелея же ему всегда виделась какой-нибудь маленькой пташкой. А теперь, глядя на нее, он думал, что она больше напоминает ему кенку. Она для каждого находила свою мелодию и они велись, как идиоты, а на деле путешествовали бок о бок с кем-то, кого совершенно не знали. Она манипулирует ими, как марионетками в кукольном театре бродячих артистов. И из-за ее ангельской внешности, даже он, такой осторожный и внимательный, развесил уши и повелся. Как сопливый щенок.       Была ли она на самом деле такой доброй и отзывчивой или просто прикидывалась, чтобы нравиться большинству присутствующих? С виду истинная святоша, девчонка слишком легко относилась к воровству, обману и убийствам. Нет, конечно, она порицала его жажду вырезать вообще все, что движется и осаждала его эгоистичные порывы. Кроме одного момента. В самом начале их пути, когда она столкнулись с Зентарим. Она без капли сомнения вклинилась в битву и с искренним удовольствием вырезала их маленький лагерь. Он постарался вспомнить ее лицо в той битве. Глаза — темные воды в кровавой пелене, руки без жалости отнимали чужие жизни. Была ли она настоящей тогда? Была ли она вообще хоть сколько-то настоящей?       Он двигался молниеносно. Даже у абсолютно здоровой, у девицы мало было шансов увернуться от вампирского отродья, а сейчас даже благословение Тиморы не помогло бы ей. Бледная рука сжалась вокруг тонкой шеи, алые глаза буравили ее, их лица были друг к другу вплотную. Но ни единый мускул ее маски не дрогнул. Взгляд был уставший и покорный. Словно реши он убить ее прямо сейчас, она бы приняла это за данность. Он был готов из нее вытрясти всю душу, если бы она стала ценой правды, но злобный рык застрял в его глотке, словно в нее забили пробку.       — Ты такой красивый, — казалось бы, он слышал эти слова тысячи раз, каждый безликий любовник воспевал его красоте дифирамбы, но от нее эти слова звучали иначе. Кончики ее пальцев очертили его скулу, после чего горячая ладонь легла на его щеке, совершенно не вызывая у него ни капли дискомфорта. Не заставляя тело напрячься даже на долю секунды. Это заметили они оба. И в тот момент в мыслях мелькнуло, что это она, как истинный следопыт, почти приручила его как зверя, играя при этом роль его жертвы. Почти приручила, но не до конца и надо было доказать это и ей, а самое главное, и себе самому. Сжать руку на ее цыплячьей шее и сломать, это ведь так просто сделать. Почему же тогда пальцы не слушаются? — Астарион, ты никогда не замечал, что красивое лицо может проложить дорогу куда угодно?       Ее голос был задумчивым и кротким, она будто не замечала его стальной хватки. Красивое лицо и правда могло стать залогом успеха во многих вопросах. Ему ли не знать?       — Я хотя бы не использую его, чтобы притереться к своим, — все же прорычал он. Девушка вскинула брови.       — Правда? Но ведь ты используешь мое. — Тут он осекся. Крыть было нечем. Он действительно втерся в доверие к ней, чтобы через нее застолбить себе более прочное место в отряде. — Но знаешь, что самое смешное? Тебе это было совершенно ни к чему.       — О чем это ты?       — Да ладно прикидываться. — Она опустила ладонь, и щеку куснул холодный ветер. Захотелось, чтобы она вернула все как было. Не только прикосновение, но и то блаженное неведение, в котором он пребывал, как дурак. — Тебя тут все ценят и любят, несмотря на то, какой ты иногда мерзавец. Когда я заговорила о том, чтобы навестить твоего мастера во Вратах, никто даже не спорил. На самом деле, Уилл и без меня давненько прикидывал, как бы получше его одолеть. Думаешь, Гейл эту книжонку из селунитского храма просто так прихватил?       Та самая книга, которую Астарион взял у мага почитать, носила в себе кучу информации о вампирском проклятье. Мужчина полагал, что маг просто хочет знать, как обезопасить себя в случае, если компаньон-кровосос решит им перекусить. Он нахмурился, с недоверием глядя на собеседницу. Она была неподвижна. Словно кролик, попавший в хватку змеи.       — Тебе тяжело говорить о прошлом, но ты все же поделился им. И так нашел в них отклик. Все вы — ходячие мертвецы. Держаться за свои секреты для вас нет никакого смысла. Но к чему вам мои? — он крепко задумался о ее словах. Над ней дамокловым мечом не нависала участь становления иллитидом. Ее совершенно не трогали дела культа. Она изначально пришла только за друидом. Ничто больше ее не беспокоило. Но почему же она осталась после? Девчонка каким-то странным образом понимала его без слов. Будто ход мыслей вампира был написан перед ней на листе бумаги. — Хальсин обещал мне спасение в проклятых землях. Но его там нет. Вы стали мне друзьями и потому я помогаю вам и сейчас. Но угрозами меня не удержишь, Астарион. Для этого нужно что-то большее.       И чем же ее удержать? Зачем вообще ее удерживать? Он поймал ее, а девица даже не отпирается. Соврала им всем, они все приняли за чистую монету. Сначала это было нормально. Все они сначала привирали о себе то тут, то там. Но теперь они были друг у друга как на ладони, а девчонка все пряталась за добродушными улыбками и отзывчивыми услугами. Как отменный лгун, Астарион должен был раскусить ее раньше. С первой фальшивой ноты в ее лживой песне. Все это время он танцевал вальс с собственной тенью по протоптанному ей кругу. Сколько раз он ловился на её удочку? Сколько раз ловил ее на свою?       — Разве так не удобнее? — продолжала она, пока кровосос молча буравил ее взглядом, — Разве не проще ничего обо мне не знать и продолжать идти дальше? К чему правда о прошлом? Ни о чем кроме я не лгала. Разве не это самое важное? Разве не это тебе нужно? Удобная маленькая кукла, которая поможет добиться цели?       Она ею и была. С самого первого его жадного взгляда, с первого укуса. Его кукла, что направляла по верному пути, делала именно то, чего он хотел, пусть сам он этого не понимал. Именно она выталкивала на поверхность остатки того, чем он был до Касадора. Именно она заставляла идти тем путем, которым он ни за что бы раньше не двинулся. Именно из-за нее у него появились товарищи, которые прикроют спину. Благодаря ей за плечами десятки благодарных людей, что могут стать неожиданными союзниками. Он дал ей роль, она молча ее приняла.       — Все это — твой маленький спектакль, по-моему я прекрасно справляюсь. Ты используешь меня, это было предельно ясно почти с самого начала. Да ты и сам признался в этом. Что же тебя не устраивает?       — Я не хочу играть, — прохрипел он. Рука разомкнулась, девица могла бы дернуться и попытаться сбежать, но осталась на месте. Глядела на него, склонив голову в бок. Внимательный взгляд бегал по бледному лицу, эльфийка искала намеки. Подсказку к ее следующей партии, чтобы предвосхитить и показать, чего желает. — Я хочу чего-то настоящего.       Тут у нее пропали все слова. Настоящего? Девушка непонятливо хлопала ресницами, глядя на него недоуменно.       — Хоть что-то из того, что ты говорила и делала, было правдой? — на мгновение эльфийка задумалась. Потом тяжело вздохнула и бросила на него осуждающий взгляд. Он не понимает. Этот глупый вампир ничегошеньки не понимает. Он ей нравится. Когда он кровожадный придурок, когда высокомерный манерный лжец, когда выпендривается по поводу и без. Когда он сломлен, когда напуган. Когда прикидывается кем-то другим, чтобы водить ее за нос. Когда изредка бывает настоящим. Такой, какой есть, он ей бесконечно дорог. Но этот мужчина не способен испытывать нечто подобное. Зная ее настоящую, никто не смог бы испытывать к ней что-либо, кроме непрошенной жалости. Даже Хальсин, единственный, кто знал ее секрет и бережно хранил его.       — Ты никогда не задумывался о причинах? Почему я так хорошо тебя понимаю? — Задумывался, и не раз. Девица медленно расстегнула застежку плаща, с тихим шорохом упавшего за ее спиной. Осторожно, слегка морщась от боли, она выскользнула одной рукой из одежды, обнажая всю руку и плечо. Протянула ее вампиру. Обвитая темными змеями цепей, тонкая кисть замерла у него перед лицом. Мужчина непонятливо изогнул бровь. Девица закатила глаза, схватила его за руку и ткнула пальцы в свое запястье. Ничего необычного, подумал он поначалу. Кожа как кожа. Бархатная, мягкая, теплая. Пока пальцы не укусило холодом. Татуировки холодные и жесткие, словно это не просто рисунок уродующий ее хрупкое тело. Астарион молчал. Она давала ему ценный кусочек пазла. Ключик к замочной скважине, которую он не мог рассмотреть. — Они такие тяжелые, что иногда кажется, похоронят меня под собой. Но я так надеялась, что смогу их порвать. Глядя на тебя, я почти верю, что это возможно. Вера… Что она способна сделать с человеком, да?       Каких слов она ждет? Что он может сказать, не понимая ничего? Его пальцы холодные как лед, пускают мурашки по коже, в глубокой синеве влага. Открываться кому-то тяжело.       — Я не наемница. И к герцогу никакого отношения, конечно же, не имею. Но я действительно прибыла сюда с караваном Зентарим. — «Не по своей воле», — так и сквозило в ее словах. Теперь ее ярость по отношению к ним была хоть немного понятна. — Но все остальное, моя помощь вам и другим — это уже мои решения. Собственные. И в твои игры я ввязалась сама. И я попробую дойти до конца. Быть может, у меня действительно от вас много секретов. Но ты меня настоящую видишь чаще, чем тебе кажется. И потому твое желание мне непонятно.       — Не хочешь взваливать на нас свою ношу, получается? — она кивнула. Простой ответ до которого он мог бы дойти и сам, не заставляя ее ничего говорить.       — К чему вам мои проблемы, когда сами в шаге от того, что хуже гибели? — девушка пожала плечами, отняла у него свою руку и осторожно скользнула обратно, закрывая отметины. Ему казалось, что если он будет смотреть на эти метки дольше, то обязательно поймет их секрет.       — Значит, просто так решаешь наши проблемы. А свои держишь при себе.       — А что, ты хочешь помочь? — рассмеялась она. — Из всех именно ты? Уж кто-кто, а ты то в герои никогда не стремился.       И правда. Среди них всех он — единственный безнравственный мерзавец. И на роль рыцаря на белом коне подходит меньше всех.       — Гейл мог бы…       — Хальсин уже предлагал, — холодно отрезала она. Теперь до вампира дошло, зачем ей было спасать друида. В конце концов, архидруид был известен своими исключительными познаниями в магии и медицине. — Магия Гейла нестабильна из-за сферы. Стоит мне только пикнуть о своей проблеме, он тут же самоуверенно кинется пытаться мне помочь. Чего это может стоить? Моей жизни? Его? Не забывай, наш маг — бомба замедленного действия. Пусть ему, с подачи этой злобной химеры и ее верного гонца, теперь и не нужно постоянно поглощать Плетение, но если он погибнет, то унесет за собой множество жизней. Это слишком высокая цена за спасение моей шкуры.       Никакая цена не слишком высока, хотелось бы возразить Астариону, но он понимал, о чем она. Для Лорелеи все всегда было так. Убивать обычный народ, ни в чем не виновных людей — это табу. Мерзавцев, негодяев, культистов — пожалуйста, сколько угодно. Но не иначе.       — Так что, я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Помоги мне понять, — ее голос очень тихий, почти ласковый. Чтобы объяснить ей, чего он желает, в своих желаниях для начала надо определиться самому. А он не хотел. Потому что ему было страшно. Страх определял его так долго, что он уже и не знал, когда это началось. Но ведь это должно рано или поздно закончиться? Все когда-то заканчивается.       Вампир протянул к девице руки, осторожно обхватил ее за плечи и притянул к себе. Она болезненно охнула, но ему на это было наплевать. Пусть ей тоже будет хоть капельку больно. Потому что ему ужас настолько сдавил горло, что, казалось бы, еще немного, и мужчину вывернет наизнанку. Она дрожала. К сожалению, Астарион никак не мог ее согреть.       — Хочу, чтобы это было чем-то настоящим.       Она не стала у него уточнять, чем именно «это» является. Не дала даже легкого намека на то, что она исполнит его желание. Лорелее отчаянно хотелось, чтобы вампир чувствовал к ней что-то. Но ее жизнь была как мертвое дерево с гнилыми плодами. Девушка легко доверяла ему прикрывать свою спину, но доверить душу и сердце не могла. Она боялась, что это лишь очередная удочка, клюнуть на которую было бы самой большой ошибкой в ее жизни.