Хоббит у власти

***

Тауриэль поселилась на окраине леса, подальше от своих, но и с людьми особо не сближалась. Сердце кровоточило от потери любимого, но эллет виду не подавала, изредка появляясь на ярмарке в деревне. На этот раз праздновали десятилетие со дня падения башни Саурона. Ей нравилось наблюдать, как люди веселятся, прислонившись к косяку таверны и при случае вышибая по просьбе хозяина перебравших вина во двор. Вот и сегодня хозяин заведения щедро заплатил ей за то, что разняла сцепившихся купцов. Не глядя в мешочек с монетами, отобранный у задиры, трактирщик ловко бросил ей кисет в ладонь. — Спасибо, эллет, без тебя они мне всё тут разгромят, — усмехнулся толстый Джек. Парни тотчас были выведены и брошены в кучу лошадиного навоза. Эльфийка направилась к себе в жилище, которое люди построили специально для неё. Высыпав на стол содержимое мешочка Тауриэль заметила среди монеток кольцо с надписью на непонятном языке. Оно выглядело живым и манило взор, располагая к знакомству. Эллет примерила его, заметив, что по телу пробежал приятный озноб, а голова слегка закружилась. Но тот, кого она увидела перед собой показался ей реальным. — Кили? — радостно воскликнула эллет, бросившись к нему, такому всё ещё юному, родному гному. Он не исчез, а обнял её в ответ… Тауриэль первая поцеловала его в тёплые губы, счастливая под его озорным взглядом ясных чёрных глаз. Сложно сказать сколько времени эллет не появлялась на людях. Время в её хижине замерло на месте. Девушка наслаждалась любовью с единственным желанным ей мужчиной, гномом Кили. Она не вдавалась в размышления о том, как он оказался снова живым спустя много времени после своей смерти, как он её отыскал и почему ей так с ним хорошо, что не хочется о подобном думать. Когда жена хозяина таверны всё-таки решила проведать их любимую эльфийку и защитницу, то обнаружила эллет беременной, которая должна была вот-вот разрешиться от бремени. На вопросы женщины она не отвечала, лишь смотрела зачарованно то куда-то в угол, то на огонь. На руке Тауриэль поблёскивало колечко. Было заметно, что оно врезается в отёкший палец на руке. Женщина заботливо уговорила снять колечко, с ним с Тауриэль сошло и наваждение. — Ах, моя дорогая, как же ты так-то? Отец малыша где? — суетилась старушка, на что Тауриэль в недоумении ничего внятного ответить не сумела, кроме того, что он гном и имя его Кили. — А где же он сейчас? — Только что был здесь… — ошарашенно посмотрела на трактирщицу эллет. — Ох, не нравится мне твоя история, но делать нечего. День-два и тебе рожать. Ох уж эти гномы! — подбоченилась женщина и взяла Тауриэль под своё крыло. Ах, если бы эллет знала, что за кольцо она проносила всё это время на своём пальце. И как оно вернулось в мир эльфов и людей, то поняла бы, кто сейчас затаился в её чреве и скоро воплотится снова, как и всегда, неся с собой войны и раздор. Когда жерло горы, куда Фродо бросил кольцо Всевластья застыло, туда пришли гномы. Наткнувшись на блестящую безделушку в горной породе, один из гномов достал кольцо Саурона и тут же началась свара между рудокопами. Уцелевший сбежал вместе с кольцом Саурона куда глаза глядят, но и его настигла участь его друзей. Его ограбили, кольцо попало к разбойнику, он перерезал всю свою банду, опасаясь, что его разлучат с его «прелестью», но и он сломал шею, свалившись неудачно с лошади в овраг. Там его и нашёл странствующий купец, похоронил, забрал колечко, уложив с монетками в кисет. В таверне, его едва из-за кольца не убил его лучший друг, но вмешатась Тауриэль, приняв все беды на себя. Будто ей их не хватало в жизни. Родился мальчик. Здоровй, крепкий, красивый. Но ни намёка на гнома или эльфа в его милом личике никто не заметил. Чёрные кудряшки и карие глаза действительно напоминали Кили. Но сейчас она уже понимала, что возвращение любимого к ней было мороком, то есть колдовством. Оправившись от родов Тауриэль вспомнила, что колдун принял образ её возлюбленного после того, как она надела кольцо. Девушка взглянула в колыбельку. Младенец сыто потягивался, вытянув ручки вверх над головой и причмокивал розовыми губками. Пару раз улыбнулся сам себе, одаривая маму ясными ямочками на щёчках. Малыш не виноват. Но дети у эльфов без любви не рождались… Как объяснить её теперешнее положение? Тауриэль достала колечко и стала разглядывать его. Смутно вспоминая описания кольца Власти, она склонялась к мысли, что это оно и есть. Но ведь его уничтожили. Был взрыв, такой, что вся Арда содрогнулась. — Не можт быть, — прошептала эллет, отбросив колечко, будто оно её обожгло осознанием того, кем должен оказаться её дитя. — Только не он! У эльфийки не нашлось сил отречься от ребёнка, она смиренно приняла на себя ответственность за новое воплощение будущего злодея твёрдо веря в то, что она сумеет подавить в крохе задатки его истинного «Я». Мальчик рос здоровым, очень красивым, умным и уважительным. Люди любили семью эльфов, поселившуюся рядом с ними и оберегающую их от зла, не зная, что наместник зла в это время считает их своим народом. Имя ему дали Тристан. Вполне человеческое, не находя в нём ничего от эльфа или от гнома, как продолжала уверять его матушка, что он рождён именно от него. Мальчик слушал многое о подвигах своего «отца», эльфа Леголаса и всего Средиземья, совершенно не понимая против кого тогда велась борьба. Ему говорили лишь о воплощении Зла, но что или кто это был он не понимал.

***

Взрослел Тристан, на удивление всей деревни, слишком быстро. В то время как считалось, что эльфийские дети очень медленно растут. Но так как с отцом ребёнка не всё понятно, то из уважения к эллет никто из односельчан не обсуждал такое скорое формирование атлетического тела мальчика и его стремление проводить дни напролёт, а то и ночи, в кузнице. Чего он там только не наковал кроме рессор и вил для крестьянского труда. Так с молотом и сформировал к шестнадцати годам себе объёмные плечи и крепкую мускулатуру. Тауриэль гордилась сыном, напрочь забыв о его происхождении. Борода у мальчика не росла, дав понять, что к гномам его не отнесёшь, а так же рост выдавал в нём существо не гномьего рода-племени. В остальном же, эллет поклялась бы, что перед ней её Кили, кареглазый озорник и балагур с добродушной улыбкой, беззаветно любящий свою маму. Она вспомнила их встречу у решётки темницы, когда любимый рассказал о клятве, данной матери, что он обязательно вернётся к ней из похода. Но он не вернулся. От этих воспоминаний в сердце эллет наростала тоска. Когда Тауриэль смотрела на сына, часто вспоминала этот момент. Она мечтала, что войны больше не нагрянут в их края. Даже, если её кузнец хитрая выходка кольца Всевласться, у него больше нет власти над мальчиком. Эллет закопала его под деревом на заднем дворе. Дерево усохло, но так она хотябы могла быть уверена, что мальчик не найдёт злосчастный артефакт и не наденет его на свой палец, сливаясь со своим прошлым. Только вот юноша, не спросив мать, когда она с охраной сопровождала караван купцов и отлучилась на целых три дня, решил выкорчевать усохший дуб в одиночку. Чувствуя в себе достаточно сил, он пару раз стукнул по сухому трухлявому стволу некогда раскидистого древа своим молотом, дно скрипнуло и повалилось набок корнями вверх, вытаскивая на одном из сухих наростов из-под земли то самое кольцо. Тристан с некой долей любопытства повертел не тускнеющее украшение в пальцах. Но в ушах паренька зазвенело от звука вкрадчивого шопота на непонятном языке. Будучи совсем не глупым, он остерёгся напяливать на себя всяческие магические артефакты неизвестного воздействия. Поэтому засунул безделицу в корман брюк и принялся за работу дальше, напрочь забыв о ней. Но Тауриэль, увидев, что дерева больше нет, с опаской вгляделась в чёрные глаза ничего не подозревающего сына. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — поинтересовалась эллет, взяв его за руки. — Да, я хотел спросить, можно мне на праздник Летнего Равноденствия? Хочу с ребятами повеселится. Я обещаю, что приду с рассветом и никого не побью, — заискивая заглянул в её непроницаемые встревоженные глаза Тристан. — Точно не побъёшь? — улыбнулась эллет, зная его силу и твердолобость. — Тогда ступай. Она решила, что мальчик ничего под корнями древа не нашёл и успокоилась. Как её сын такой нежный и наивный, горячо любящий свою деревню и людей в ней живущих, подковывающий их лошадей, мог вдруг стать злодеем? Нет, это невозможно. Саурон мёртв, она сама себе внушила всё это, и возможно случилось чудо. Сам Эру даровал ей сына за все те страдания, через которые она прошла. Тем временем деревенская молодёжь с гиканьем перепрыгивала через высокие языки пламени разведённого в полночь костра на берегу небольшого озера. Девушки смеялись, плели венки из луговых цветов, в надежде, что кто-то из парней выловит именно её веночек и наденет себе на голову. Тристан приметил одну девицу, дочь скорняка. Невысокая пышногрудая с румянцем на пухлых щёчках она была среди всех первой хохотушкой. От её звонкого смеха у него замирало сердце, забывая делать очередной удар. В её присутствии у него отнимался язык, и все смеялись над неуклюжим чернявым кузнецом-верзилой. Маришка последней опустила свой венок на воду, и он поплыл. Тристан это заметил и, отойдя чуть подальше, скинув рубаху, зашёл в воду, но венок перехватил Вердан, сын охотника на волков, местного егеря. Не смея потянуть венок в свою сторону, опасаясь его разорвать, Тристан прошептал сопернику. — Отдай, я давно Маришку люблю, ты же знаешь. Но Вердан лишь ухмыльнулся и зло ответил: — Ты бастард от оборотня, так ворожеи говорят о тебе. Не видать оборотню ни одной девицы. Вали подобру- поздорову пока на вилы не подняли. — Чего? — рявкнут Тристан и всё-таки порвал венок, ударив наглеца в нос, из которого тотчас брызнула кровь во все стороны. Надел остатки веток на голову и вышел из воды, представ перед девушкой во всей красе со странно торчащими прутьями на голове, напоминавшими ту самую корону. — Это не мой венок, — отвернулась Маришка, поджав губки. — Ты всегда всё ломаешь, Трис, ты увалень. Снова кого-то избил? Уходи прочь! Впервые он испытал обиду и отверженный поплёлся домой, забыв про рубашку. Не заметив, как достал из кармана штанов шипящее будто змея кольцо, он в расстроенных чувствах надел его на палец, будто с ним надеялся провалиться сквозь землю.

***

Дорога, по которой он не хотел возвращаться домой, хотя знал, что мать будет беспокоиться, как Тауриэль это делала всегда опоздай он на секунду… Кстати, сверх меры опека матери его не сказать, чтобы раздражала, но тревога её чрезмерная его заставляла чувствовать себя неуверенно. И слухи, к которым он мог бы уже и привыкнуть, но не умел, взрываясь каждый раз услышав о себе и матери грязные домыслы злых людей. Которые не редко завидовали их благополучию и нежной привязанности друг к другу. Дорога домой завернула в расположенный в холме лесной грот. Так что желание провалиться сквозь землю почти исполнилось. Он сорвал венок, больно зацепив им волосы и отшвырнул подальше, сел на замшелый камень и заплакал. Рой светлячков устроил назойливые танцы перед его лицом, заставив мальчика улыбнуться и при этом украсив его щёки простодушными ямочками. В пещере стало светло от игры насекомых, он горько всхлипнул, не стыдясь, что его вычитают кузнецы за девчоночьи сопли, ведь он тут один… Взглянул в лужицу, чтобы вытереть слёзы и увидел вместо себя его. От неожиданности мальчик отшатнулся и замер, скосив взгляд на отражение, которое не исчезло вместе с ним. Это был чёрный силуэт мужчины в доспехах и жуткой трезубой короне, в прорезях шлема пламенем горели красные глаза. Кольцо на руке Тристана зашептало что-то ещё более страстно и подавляюще. Мозг раскалывался на части от переполнявших его знаний. Не выдержав избытка образов сменяющих эпохи одну за другой, мальчик упал на сырой пол пещеры, пытаясь зажать ладонями окровавленные уши. Он больше не хотел ничего знать, только остановить поток страшной энергии, пронизывающей его тело, уже не мог. Утром Тристан очнулся воплощением духа Майа. Юное лицо обрело печать обречённого безразличия и апатии. Будто за несколько часов он прожил половину вечности. Поёжившись на утренней прохладе, Саурон зевнул и отправился к дому Тауриэль, которая места себе не находила. — Наконец-то! Я уж думала, ты никогда не вернёшся, — эллет обняла обнажённый торс сына. — Почему раздет? Она понимающе подмигнула, намекая на возможные ночные сегодняшние ласки его с Маришкой, о любви сына к которой давно догадывалась. Саурон поцеловал эллет в лоб и снисходительно улыбнулся, в очередной раз очаровав ямочками Кили на уставшем, как ей показалось, лице. — Купался, мама… — ответил он. — Рубашка осталась у костра. Переоденусь, схожу за ней. Но в этот момент на улице раздались крики. К их дому приближалась толпа людей из деревни. То были родители юношей и девушек, что так и не вернулись с гулянок у костра. Их всех нашли растерзанными каким-то диким зверем, похожим на огромного волка. — Выходи, ублюдок! — кричали за окном. Тауриэль, ничего не понимая, пыталась своей грудью защитить сына от гнева толпы. — Что случилось?! - воскликнула она. — Он убил их всех! — орали люди. — Он был дома! — соврала эллет. — Не лги нам! Мы видели, как он вышел из своего логова, проклятый оборотень! Народ не унимался, разбили окна, подожгли солому на крыше. — Беги, — прошептала Тауриэль сыну. — Пусть сами бегут, — Саурон вышел навстречу разгневанным односельчанам. Взглянул на полыхающую крышу и незаметным жестом кисти руки перекинул пламя на толпу. Люди кричали и корчились, не умея противостоять стихии и его колдовству. Тауриэль завороженно наблюдала за незнакомцем, в котором не узнавала больше своего возлюбленного Кили. Теперь она точно знала, что позволила Саурону вернуться в давно забывший о нём мир.

***

Тауриэль и теперь не могла не продолжать обманывать себя. Люди горели в пламени у нее на глазах. Ее сын был виновником этого, но эллет искала ему оправдание. Одно пугало мать — его холодный взгляд на происходящее. Казалось, ее мальчик испытывает некоторое удовольствие от криков и стонов исходящих со стороны умирающих мучительной смертью. — Нам нужно уходить в лес. Сейчас сюда придут другие, — произнесла мать, положив ладонь ему на плечо. — Да, мама, — ответил Саурон улыбаясь как ни в чем ни бывало. Путь в Ласгаллен она не смогла забыть за столь долгое время своего отшельничества. Тауриэль знала, что Леголас отбыл в Валинор, а король Трандуил не желал прощаться с привычным ему здесь образом жизни. Эллет надеялась, что он не прогонит ее и уж точно, без Галадриэль не станет подозрительным в отношении ее пусть и жестокого, но любимого сына. Им бы только укрыться от погони и обвинений. — Мама, я знаю кто я, — этого-то она больше всего боялась услышать за весь их долгий путь. — Ты мой сын, Тристан. — отрезала бывший командир королевской стражи. — Что за глупое имя, я теперь знаю, как меня все зовут, — Саурон нахмурился. — Тебе это кольцо нашептало? Ведь ты его нашел, правда? И из-за него ты теперь так холодно смотришь на меня? — печально спросила Тауриэль. — Оно так же наделило меня силой магии и открыло знания, дремавшие в глубине сознания. И я по-прежнему люблю тебя, мама. — Это не означает, что ты свободен делать в этом мире, что захочешь. Я всегда учила тебя быть разумным. Любить Арду. Прислушиваться к Эру. — Эру изгнал меня. — Твой господин ослушался его. А ты был на его стороне. — Моргот мне не был господином, он любил меня. Мы были на равных. Эру был несправедлив. — капюшон низко спадал на лицо кузнеца, не давая матери узреть тень раздражения на его челе. — Хорошо, сынок, я не знаю, что произошло тогда с айнур. Я всего лишь нолдор, обычный лесной эльф. Но я люблю тебя всей душой. А знать, что ты превосходить меня в знании мироздания и пытаешься вернуться к темной стороне, мне очень страшно, но не даёт повода судить тебя, поверь. — Откуда у тебя такая любовь ко мне? Ты же эльф, должна меня ненавидеть. Неужели это потому лишь, что я похож на твоего любимого гнома? — Не скрою, ты выбрал хитрый ход, Саурон, придав себе с ним внешнее сходство, но я люблю тебя, потому что ты мое дитя. Как хочешь, так и понимай. Но мне тоже интересно было бы понять тебя. Великий дух Майа, помощник Валар, почему ты стремишься снова и снова возродиться в Средиземье? Ради чего ты покинул небеса? — Тауриэль понимала, что рискуя дерзит. С виду он мальчик, но душа в её сыне не мальчика, а бога, пусть ужасного, но бога. — Потому что, мама, я люблю жизнь. И не хотел прозябать в сферах великой пустоты. Мой учитель Мелькор поспорил с Эру, попытался нарушить закон. Он тоже желал воплощения, чтобы ощущать боль, счастье, иметь возможность пролить слёзы, прикоснуться в своему творению… Тебе не понять! Ты имела эту возможность изначально, потому что мы помогали Эру создавать твой народ, даровав ему часть себя. Но сами были обделены… — Чем? Страданиями? — Теперь мы страдаем одинаково! — Это был твой выбор! Дальше они следовали молча. Добравшись до Ласгалена, они спешились, когда их встретила стража Трандуила. — Прошу, нам больше не у кого просить кров, пожалуйста не выдай себя, — шепотом взмолилась Тауриэль, снимая с пальца сына тугое колечко Всевластья и пряча его в карман своего платья. Как ни странно Властелин Колец не попытался ей возразить. Король Трандуил радушно принял Тауриэль в своем тронном зале, с прежней помпезностью расспросил как она все это время жила и посматривал на её спутника. Которого эллет представила своим сыном. От короля не ускользнуло сходство мальчика и гнома, но времени прошло со смерти Кили очень много, и он решил, что ребенок унаследовал эльфийскую кровь, а рождён был сразу же после ухода Тауриэль. Так ей удалось убедить глупого короля в отсутствии какого-либо чародейства при рождении Тристана. Отсутствие войн между народами породило праздность. Трандуил предложил новому подданному поохотиться, Саурон согласился. Тауриэль решила, что с таким влиятельным покровителем может позволить себе больше не волноваться за сына .