House of Memories

My kingdom for a kiss upon her shoulder It's never over All my riches for her smiles When I've slept so soft against her

It’s never over

All my blood for the sweetness of her laughter

It’s never over

She is the tear that hangs inside my soul forever

Новый Орлеан, Французский квартал

Ночь с 15 по 16 Мая, 2012 год

      Без всяких прикрас, это было сумасшедшей ночкой, даже по стандартам Кола.       Не то что бы они ожидали, что этим вечером смогут просто отсидеться дома, но Кол, честно сказать, надеялся смотаться из дома как только он покончит со своими обязанностями, навешенными на него требованиями Элайджи и жалостливыми мольбами Хейли, проконсультировав заклинание ведьмы Женевьевы. По крайней мере, никто не может обвинить его в том, что пошло не так: их отвлекло то, что на Бойню — как прозвали дом их семьи в Новом Орлеане — напал пресловутый Марсель со своей шайкой вампиров, которую он имел наглость называть армией. Для Кола несколько дюжин вампиров возрастом в век или меньше не представляли повода для волнения, в конце концов, он был намного сильнее, а они, в виду их количества, не могли нападать все сразу.       Кол предложил разобраться с ними самостоятельно, окей? Он предлагал одному из них остаться с Хейли и коварной ведьмой Женевьевой, которой он не доверял по ряду причин, и еще более коварной женщиной Франческой — только Кол находил сотрудничество с наркобаронессой Нового Орлеана как минимум опасной идеей? — которой он доверял еще меньше. Но нет, дорогие братья Кола решили, что они все должны спуститься для противостояния с Марселем и оставить Хейли одну, присматривать за обеими подозрительными личностями. Не то что бы Кол недооценивал способности Хейли, чья беременность перевалила за девятый месяц и все еще не мешала ей бегать по болотам с волками и надирать задницы, но тем не менее.       Когда Кол и Элайджа, оба нетвердой походкой от мутившего ориентацию яда нескольких оборотней, что тек по их венам, врываются в церковь Святой Анны, и видят у алтаря поникшего Клауса, держащего в руках Хейли, оба запачканные в крови и окруженные целым багровым озерком, Колу так сильно хочется сказать «я же говорил!», но он сдержался. Не от злорадства или в качестве глупой мелочности, нет, просто это было легко предотвратить, если бы братья хоть изредка прислушивались к его советам. Если бы остановились на секунду подумать. А теперь…       Теперь мать племянницы Кола лежит с перерезанным горлом, ладонь Клауса покровительно и отчаянно покоится на ее животе. Элайджа смотрит неверяще и как в трансе бредет к эпицентру своего страдания, и Кол пропускает его первым по проходу между церковных скамей, тяжело дышащего и обессиленного ядом и свежей потерей. Его благородный и сдержанный брат, несокрушимая фигура из детства Кола, падает на колени перед алтарем как подкошенный, будто собирается помолиться — но не Богу, судя по благоговейному взгляду Элайджи на лицо погибшей девушки. Было тяжело смотреть на любого близкого человека в подобном состоянии, но на Элайджу, всегда запаковывающего все переживания под дорогой костюм, казалось, смотреть было невыносимо.       Кол смотрит со стороны за тем, как Элайджа протягивает руку, касается щеки Хейли, а потом опускает лицо, стараясь скрыть боль или слезы.       — Ее больше нет, — тихо произносит Клаус, будто бы это не было очевидно из-за ожерелья из подсыхающей крови вокруг ее горла, или звонкой тишины вместо сердцебиения.       Кол прислушался, пытаясь найти другое сердцебиение — тихое, но гулкое, живое. Ритм сердец живых существ легко уловить и отличить от нежити. Если ребенок все еще жив, его можно… извлечь. Кол помнил, как помогал матери врачевать, и как она несколько раз теряла рожениц и он становился свидетелем того, как Эстер спасала новорожденных, вырезая их из еще не охладевших тел их матерей. Он смог бы повторить этот процесс, хотя эта секунда напомнила ему о болезненной пустоте вместо Шэрон — вот уж кто мог провести эту операцию тонко и четко, не навредив ребенку. К сожалению, ее не было рядом уже многие месяцы, и не будет еще долгое время, если его племянница погибла. Конечно, Колу хотелось, чтобы ребенок Клауса выжил не только по этой причине.       Элайджа слегка завалился на бок и сел на пол, будто даже держаться на коленях стало слишком тяжело. Кол мог понять, почему — даже если забыть о шоке утраты, их жилы все еще были переполнены ядом оборотней Геррера, как выяснилось. Все сосуды пульсировали от этой инфекции и в висках зачиналась мигрень в качестве напоминания об их состоянии. Преодолев ступени, отделяющие алтарь, Кол положил руку на плечо Элайджи.       — Вас укусили, — заметил Ник раны от клыков сначала на старшем брате, а затем и на младшем. Вскрыв собственными клыками вену на запястье, Клаус протянул Элайдже порез. Кол слегка сжал плечо брата, когда тот замешкался, словно не знал, стоит ли ему исцелиться или лучше продолжить мучение. В конце концов Элайджа принял запястье Клауса.       — Мне жаль, — произнес Кол, тактично умолчав о том, что им следовало послушать его совет. Он поспешил перейти к более насущным на данный момент вопросам.— Ник, если ребенок все еще жив, я мог бы помочь…— он не договорил, но красноречиво бросил взгляд на живот Хейли, тело которой Элайджа забрал в собственные объятья, чтобы оставить поцелуй на ее лбу. Внутри Кола что-то скрутило от воспоминаний — о совсем другой девушке, которую он держал на своих руках много месяцев назад. Те, на кого падает несчастье быть любимыми их семьей, никогда не проживают долго. Какое-то родовое проклятье, быть может.       — Нет нужды, — мрачно говорит Клаус, поднимаясь на ноги и утирая влажные дорожки с лица.— Хейли убили уже после того, как родился ребенок… Моя дочь.— Добавил Клаус с каплей гордости и тепла. Значит, Хейли все же была права. Девочка.— Что-то произошло, из-за чего роды начались преждевременно, поэтому Женевьева, — имя прозвучало как оскорбление, — приняла роды и забрала ее.       Разрыв плаценты, предположил Кол, но это было не важно. Ребенок выжил, это должно было уже создать нексус ворти. Роды не ожидались еще пару недель, а значит, Кол не успел приготовиться к ритуалу, ковен Субботы еще не прибыл в Новый Орлеан, как было запланировано. Из-за политических взглядов ведьм Нового Орлеана на этот конкретный ковен, Кол смог договориться о том, чтобы Алише Бишоп позволили находиться в городе только на короткий срок. Из-за спонтанности этого происшествия, ничего не было готово. Придется действовать наобум, и идти на крайние меры.       Кол пил кровь Клауса пока тот объяснял, что у них все еще есть время вернуть его дочь.       — Жертву скорее всего проведут на кладбище Лафайетт, — сказал им Кол, — потому что им нужна связь с Кладезем Предков. И скорее всего они используют заход луны в качестве проводника, у вас все еще есть время.       — У нас? — спросил Клаус в негодовании, схватив Кола за локоть.— Ты не собираешься помочь мне вернуть моего ребенка?        — Оставь его, Никлаус, — перебил Элайджа. Кол и Клаус повернулись, чтобы посмотреть старшему брату в спину. Тот с великой осторожностью поместил Хейли поверх алтаря, а потом развернулся.— Ты сам прекрасно знаешь, что Кол собирался вернуть Шэрон. У него не так много времени, чтобы сделать это.       — Но не в таких обстоятельствах! — возразил Клаус. Кол высвободился из хватки брата.— Он должен был вернуть Шэрон, если все прошло бы спокойно и по плану! А сейчас все пошло наперекосяк и моя дочь находится в лапах у ведьм, которые хотят убить ее как жертвоприношение! Нам нужна помощь!       — Вы оба Первородные, Ник, еще один погоды не сделает. Мне нужно спешить. И вам тоже.       Кол отступил на пару шагов под преданным взглядом Клауса. Он явно не простит его так просто после этого. И если бы речь не шла о жизни Шэрон, Кол бы ни за что не отказался бы помочь спасти свою племянницу. Когда он приехал в Новый Орлеан чуть меньше года назад, ему было без разницы на Хейли и ее будущего ребенка. Но за эти месяцы он порядком привязался к обеим. Даже начал размышлять каким дядей он станет. Однако если выбор стоит между ребенком, которого он не знает, и которому на помощь и так придут оба его брата, и Шэрон… Это не было выбором для Кола, он точно знал, что для него было важней.       Кол бросил взгляд поверх плеча Клауса, на Элайджу. Черты лица того были заточены болью, но и пониманием тоже. Он бросил Колу мимолетный кивок-одобрение. Больше не раздумывая, Кол бросился прочь из церкви.

***

Два часа спустя

      Кол гнал на красном Плимуте Фьюри, вдавив педаль газа до отказа, и собирая ругань водителей, которых он огибал несмотря на то, что периодически выезжал на встречную полосу. Розарий, что свисал с зеркала заднего виденья — заебись из тебя, Сальваторе, порядочная католичка — звенел и дзинькал при каждом скачке Плимута в сторону. Эта машина была создана для скорости, или вернее, была модернизирована в целях сделать ее пригодной для гонок.       Однажды ночью, когда они ехали в Сент-Луис, Шэрон лежала на крыше Плимута, убрав руки за затылок, и наблюдала за звездами, она поведала что знание того, как опасны уличные гонки придавали особое жжение адреналину, что бушевал в венах от несовместимой с жизнью скорости. Кол же злоупотреблял возможностями машины как раз для того, чтобы выбросить из головы все, что произошло с тех пор, как он покинул церковь Св. Анны пару часов назад — думать о Шэрон сейчас было невыносимо.       Не думать о Шэрон было невозможно.       Перед глазами сверкали непрошеные вспышки недавних воспоминаний, такие же быстрые и постоянные, как марево мира за окном несущегося по трассе автомобиля — зеленые ведовские глаза по другую сторону стола, ощущение неестественного, липнущего к коже тумана, ледяная на ощупь рама зеркала, ненависть в синих глазах, отрывки греческих мифов…       «Неблагодарная тварь ты, Майклсон! Клянусь, этого я тебе никогда не прощу.»       Кол переигрывал и переигрывал в голове сценарий случившегося, рассуждая, была ли виновата ведьма, или Шэрон, или он сам. Он ненавидел всех перечисленных. А еще каждую чертову ведьму в этом городе, и оборотней Геррера, и своих братьев, и Марселя Жерара, и Ребекку, уговорившую его сюда приехать в первую очередь, и обреченную Хейли, к которой он порядком привязался, и даже племянницу, которую еще ни разу не встречал и которая с вероятностью в пятьдесят процентов могла быть мертва на данный момент.       Ему казалось, что за почти год с момента смерти Шэрон в нем успела перегореть палящая изнутри ярость, но она возобновлена с новой силой. Он потерял ее опять. Как же Колу осточертело ее терять. Казалось, ни на что иное он и не способен.

Приблизительно час назад

      В рекордное время Колу удалось найти ведьму, не скованную древними пактами магии Предков, как большинство колдунь этой местности, и которая по слухам не боялась заигрывать с Вуалью. Из тех немногочисленных источников, что ему удалось добыть за месяцы исследований в темных уголках Котла, он узнал, что ведьма звалась Арадией (хотя утверждает ли она, что была той самой Арадией, или просто решила взять звучный псевдоним, из скудных слухов Колу не удалось определить). Он также не смог определить, к какой ветви магии или хотя бы культуре она относится, что выбешивало его как эксперта в подобных вопросах, ведь он не мог понять, как работают ее заклинания не зная этих подробностей.       Что он знал наверняка — чувствовал в костях, — так это то, что протянутая для скрепления сделки ладонь, с пальцами унизанными кольцами, и зловещими сигилами, вытатуированными на ее темной коже, не предвещала ничего хорошего. Где-то за стенками черепа скребся шепот матери из далекого детства, зловещий в полутьме их старого дома, «Не заключай сделок, мой мальчик. Они украдут жизнь из твоего сердца, отломят осколки твоей души и унесут твоего первенца в пургу.» Плевать, плевать, плевать. Он не боялся обменять свою жизнь на жизнь Шэрон, как сделала Шэрон в ту роковую ночь, а все упомянутое его матерью она сама же и отняла у него десять веков назад.       Кол сел за стол напротив ведьмы и взял предложенное ему зеркало. У него была очень детализированная рама, с множеством завитков, которые если знать, как смотреть, складывались в изображения глаз, а там, где зеркало соединялось с ручкой, красовалась греческая лира. Сама поверхность зеркала была наполнена туманом. Он явно двигался по ту сторону, и гладкая поверхность казалась запотевшей.       — Что мне нужно делать с ним? — спрашивает Кол после неудачной попытки протереть зеркало краем рубашки. Оно и вправду было запотевшим изнутри. Майклсон постарался не обращать внимания на то, что у него волосы встали дыбом на затылке.       — Я буду читать заклинание, а ты — смотри в зеркало и думай о том, кого хочешь призвать обратно. Сосредоточься на воспоминаниях и эмоциональной связи. Чем сильнее связь между вами, тем легче будет провести ритуал, — сказала ему Арадия. Потом улыбнулась. Это не привнесло в комнату ни грамма тепла.       — Готов к спуску в Аверн? — не дожидаясь его ответа, Арадия начала бормотать рулады на неопознанном Колом языке.       Легок спуск в Аверн. Кол обещал, что спустится за ней в Ад, если понадобится. Он не нарушит обещание, данное на ее «похоронах».       Он пригляделся в движущийся за поверхностью зеркала туман. Тени двигались за ним, нечеткие силуэты в отдалении, исчезающие до того, как он мог решить, походят ли они на людей или что-то еще. Кол постарался сосредоточиться, призывая к себе мысли о Шэрон. Сначала он сложил ее образ — черные кудряшки, округлое лицо с заостренными краями, перманентные следы ее плохого здоровья, хрупкое, анемичное телосложение. А затем он вспомнил их встречу, Шэрон в пышном платье в Новом Орлеане. Вспомнил про то, как они читали у камина по вечерам и просыпались когда тот давно потух. Про разглядывание звезд на крыше дома Сальваторе и про спор, который привел их к этому.       Воссоздавать образ Шэрон из памяти было самым легким занятием: внимательные глаза того же оттенка, что и лазурит в перстне Кола, запах сигарет и духов, жар ее укусов на его шее, нежность ее пальцев в его волосах, хриплые признания на итальянском, гордая осанка, твердая рука, которая с одинаковой уверенностью держала как скальпель, так и перьевую ручку, с блеклой решеткой из рубцов на запястье. Кол помнил то, как держал ее после кошмаров, как снимал кастеты с трясущихся от силы ее ударов рук и то, как она сама не замечала, что вздрагивала каждый раз, когда ее неожиданно касались, и расслаблялась в кольце его рук как только узнавала. Вся ее сущность вросла в его душу, как раковая опухоль, которую нельзя удалить, не лишив его жизни.       Не удивительно, что первая часть ритуала сработала с такой легкостью.       — Кол, — то ли приветствие, то ли вопрос. Кол едва не уронил зеркало в своих руках. Он сжал резную раму, внезапно странно похолодевшую, ледяные на ощупь узоры болезненно впивались в мякоть его ладоней, но Кол едва заметил это.       Туман по ту сторону стекла не исчез, но расступился, позволяя Колу видеть свое отражение — и отражение Шэрон за своей спиной. Резкий поворот дал Колу понять, что за ним никого не было. Только отражение, иллюзия того, что она стоит за ним, оперевшись рукой на спинку его стула.       — Шэрри, — произносит он неверяще, хрипло и надломленно.       — Что ты?..— она замолкает, а потом ее лицо становится комично удивленным.— Ты видишь меня?!       — Да, Сальваторе, я тебя вижу, — Кол подавил смешок, но не смог стереть идиотскую улыбку с лица. Как же он давно не видел ее и не слышал ее голоса. Он исправно смотрел видеозапись ее песни и она всегда смотрела на него с экрана телефона, но это было далеко от возможности поговорить с ней и заглянуть в ее глаза.       Неверящая улыбка Шэрон быстро сменилась серьезностью.       — Кол, я только что была на кладбище Лафайетт, — сказала она. Она так переживала за его семью, что последовала за Клаусом и Элайджей? Кол постарался не чувствовать укол обиды от того, что она не была рядом. Все эти месяцы он даже не задумывался о том, что ее призрак мог не быть рядом.— Почему ты не пошел с ними, викинг? Ведьмы создали иллюзию лабиринта и Элайджа с Ником гоняются за собственными хвостами, хотя они всего в паре поворотов от ведьм и ребенка. Если так продолжится, они могут не успеть…— Шэрон смотрит на Кола, склоняясь над его плечом, чтобы ее было лучше видно в зеркале. Кол почти что почувствовал, как ее волосы защекотали его щеку — почти.— С моей помощью мы все еще можем успеть им помочь.       Кол сжал челюсть. Как бы он ни хотел помочь братьям, сейчас было что-то более важное. Он заметил, как изображение Шэрон стало размываться по краем когда его мысли забрели в направлении кладбища и братьев, бегающих по кругу как слепые котята.       — Я не могу отвлекаться, Шэр, или установленная связь с твоим призраком нарушится, — объяснил он ей. Шэрон нахмурилась и поджала губы.— Они справятся.— Ему хотелось в это верить.       — Почему ты вообще здесь? Ты должен был помогать им. Ты сказал Элайдже, что поможешь защищать ребенка.       — Я знаю. Но это не единственное мое обещание.       — Я мертва, Кол, — Шэрон встречает его глаза в отражении, ее взгляд говорил о том, что она давно смирилась с этим фактом. Но Кол не мог сделать также.— Я прожила куда дольше, чем мне полагалось, и умерла на своих условиях. А ребенок… она только родилась. Еще и дня не прожила, а ее уже пытаются отправить к предкам. Ты нужен им больше, чем мне.       — Я обещал, что верну тебя, Сальваторе. Чем дольше ты там прибываешь, тем сложнее тебя вернуть. Скоро будет год с момента твоей смерти.       — Madonna ragazzi, Кол! — прошипела Шэрон, выпрямляясь и отступая на шаг.— Я снимаю с тебя обязанность выполнять это обещание. Мне без разницы, что будет со мной. Теперь…       Она не договорила, прерванная тем, что Кол пошатнулся, едва не выронив зеркало. Перед глазами поплыло, и в груди заныло. Он поднял взгляд на ведьму, и встретил ее зеленые глаза. Она продолжала произносить заговор, никак не отреагировав на его боль и слабость.       — Кол! — прикрикнула Шэрон, Кол заметил, как промелькнула ее ладонь в полуопущенном зеркале, но прошла мимо его плеча, лишь уколов его морозом своего бестелесного прикосновения. Но ее прикосновение было более ощутимо, чем до того. Такова была плата? Он не поверил сначала, но понимал теперь. Шэрон становится более материальной. Он — наоборот.— Что с тобой происходит, Кол? — продолжала вопрошать Шэрон. Кол вновь направил зеркало так, чтобы полностью видеть ее лицо.— Что ты… что ты пообещал за состряпанное на скорую руку заклинание воскрешения, Майклсон? Да еще и черт знает у кого. Ты ведь наверняка даже не знаешь эту ведьму.       Кол всматривался в лицо Шэрон, но не смог ответить. Его отражение мелькнуло, в то время как туман расступался вокруг отражения Шэрон, ее черты становились ярче и отчетливей. Это не ускользнуло и от внимательной Шэрон.       — Dios, Кол. Ты же не…— она запнулась, а потом вспыхнула внезапной яростью.— Ты согласился заплатить собственной жизнью за это заклинание? Ты совсем сдурел, Майклсон?       Кол не ответил и она разразилась непередаваемыми итальянскими ругательствами. Возможно им не долго осталось, и Кол проведет последние минуты своей жизни слушая, как его ненаглядная свирепо кроет его матом.       — Как ты можешь ненавидеть меня так сильно? — переключилась она на английский и ее голос дрогнул, ломкий не смотря на то, что сейчас он был наиболее отчетливым. Кол моргнул.— Настолько безразлично ко мне относиться?       — Что ты несешь? — перебил Кол, игнорируя то, как его отражение вновь стало терять краски. Он едва чувствовал то, как впиваются в кожу узоры на раме зеркала.       — Я отдала свою жизнь, которую я, хочешь верь, хочешь нет, ценю достаточно высоко, чтобы ты вот так распорядился своей? Моя жертва, мое решение так мало для тебя значат? — Ее изображение проявилось в достаточной точности для того, чтобы Кол заметил, как ее глаза заблестели от злых слез. Призраки умеют плакать? — Ненавижу тебя. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Все отдала! Все отдала тебе. Придурок. Сволочь. Неблагодарная тварь ты, Майклсон! Клянусь, этого я тебе никогда не прощу.       — Шэрон…— Кол начал, едва слыша свой голос. Он не знал, что хотел ей сказать. Что любит ее и что тоже все делал ради ее блага? Хотел ли он извиниться? Он не чувствовал вины, особенно учитывая, что Шэрон фактически сделала то же самое. Колу не довелось узнать, что же он хотел сказать ей напоследок. Изображение Шэрон зарябило посреди ее тирады, как поверхность озера, которое потревожили, а затем она пропала, вновь поглощенная туманом — как и отражение самого Кола.       — Шэрон! Нет! — Кол встал, удивившись приливу сил, и посмотрел на ведьму, не менее пораженную, чем он сам. Она дотянулась до зеркала и с поразительной легкостью вырвала его из рук Кола, как будто он не сжимал его до побеления костяшек. Арадия всмотрелась в зеркало, повернув его так и эдак и нахмурив брови.— Что произошло?       Кол не мог потерять фокус, он бы не отнял внимания от Шэрон, даже если бы приложил для этого усилия. И не то что бы ее бойкие ругательства было возможно игнорировать.       — Что-то вмешалось, — наконец заговорила Арадия, опустив магический предмет, ее губы недовольно поджаты.— Заклинание было почти завершено, но что-то вмешалось.       — Это могла быть Шэрон? — спросил Кол.— Она была зла. Возможно, ее эмоции и нежелании содействовать…       — Нет, — оборвала его рассуждения Арадия.— Не важно, что чувствовала она, ее желания не входят в состав заклинания. Только внешние силы — мы или кто-то другой, кто хотел вернуть ее или наоборот, задержать на Той стороне — могли действовать на нее. У твоей Сальваторе нет сил для того, чтобы влиять на ход заклинания. Я что-то почувствовала… что-то сильное, на долю секунды. Но кто или что бы это ни были, они скрыли от меня свою сущность.       — Мы можем попробовать еще раз, не так ли?       — Можем, — согласилась женщина без особой уверенности.       Они пробовали еще двадцать минут. Чем дольше он всматривался в затуманенную поверхность зеркала, тем очевиднее становилось, что дальнейшие попытки не принесут результатов, и тем сильнее разгоралась злость в груди Кола. Это было нечестно. Он был так близко. Он почти что мог коснуться ее. Вполне вероятно, что последнее их взаимодействие навсегда запомнится ему тем, как его любимая кричала ему с Той стороны о том, как сильно она его ненавидит. Перед его мысленным взором застыла ее холодная ярость, глаза блестящие от злости и невыплаканных слез.       Когда не оставалось сомнений, что Арадия не может нащупать след духа Шэрон и установить с ним связь, она перестала твердить слова заклинания и сложила руки на столе, бесстрастно смотря на него через стол и ожидая, когда и он примет эту истину. Кол не принял ее с такой же хладнокровностью. Его отношение к этой ситуации красноречиво описал звон разбившегося о стену стекла.       Арадия без слов проводила его к двери и стояла на крыльце пока его машина не скрылась за поворотом. Скорее всего для того, чтобы убедиться, что он не причинит ее собственности больше ущерба.

В настоящем

      Силы, которые Кол потерял в процессе ритуала, вернулись в связи с тем, что ведьма не выполнила свою часть сделки, и возможно это было плохой новостью. Колу хотелось ломать и крушить все вокруг, хотелось врезаться бампером в бетонную стену и разбиться на множество частей.       Только тот факт, что Шэрон трепетно относилась к состоянию своего Плимута останавливал Кола. Даже так она его сдерживает. Чертова, ненавистная Сальваторе.       Колу пришлось сбавить скорость и резкость поворотов при въезде в город, гнев преобразился в мрачную угрюмость. Ему все еще хотелось бы швырять предметы и ломать кости, но что от этого будет хорошего? Ему нужен здравый рассудок, насколько это состояние было достижимо в этот момент. Нужно обдумать все.       По дороге домой Колу удалось дозвониться до братьев, хотя телефон и работал на последнем издыхании, в чем, вероятно, виновны трещины, появившиеся от того, как Кол немилостиво сжимал устройство. Из хороших новостей: племянницу Кола удалось спасти, а Хейли, как выяснилось, была в состоянии перехода, обращенная кровью дочери в своем организме, хотя ей оставалось сделать выбор принять ли смерть или завершить трансформацию, вкусив пару капель крови своего новорожденного ребенка. По мнению Кола, выбор был очевиден, но он привык держать свое мнение при себе. Его и так никто никогда не слышал, не смотря на то, что он часто оказывался прав.       А плохой новостью было то, что покушение на жизнь малышки было спланировано никем иным как дражайшей, не-очень-и-покойной матушкой. Даже с того света Эстер продолжает стараться уничтожить остатки своей родословной.       — Дай угадаю. Как я и предупреждал в день, когда мы похоронили матушку на местном кладбище и позволили Софи Деверо освятить ее останки, она присоединилась к Кладезю предков. А я говорил, что будут последствия, что сила и возраст Эстер с большой вероятностью дадут ей большое влияние в мире предков. Но зачем кому-то слушать Кола, правильно? Кол ведь всего навсего самый большой эксперт по магии в этой семье и, вполне вероятно, во всем городе! Никому не нужны советы Кола!       Элайджа молчал в трубку, покорно позволяя Колу срываться на себе. На самом деле, это было хуже, чем если бы Элайджа повысил на него голос в ответ. Ему хотелось, чтобы Элайджа повысил голос, хотелось кричать и отвлечься на едкие фразы, которые он мог бы придумать в ответ на оправдания брата. А Элайджа лишь сносил его словесные излияния, будто бы давая высказаться. Чертов Элайджа.       — Я знаю, Кол.       И Кол не уверен, имеет ли он ввиду то, что они не послушали Кола, или недавний провал. Всего пару часов назад Элайджа сам стоял на коленях перед бездыханным телом. Кол знает, что Элайджа думает, будто понимает его нынешние чувства. Однако Хейли, при всем уважении, не была для Элайджи тем, чем была Шэрон для Кола. Черт побери, он же ее знает меньше года. А Кол любил Шэрон уже не первое десятилетие. Это не то же самое.       — Я буду дома когда вы вернетесь, — говорит Кол вместо всяких пакостей, что просятся на язык, и отворяет дверь в Бойню.       — Мы скоро будем дома. Как только найдем ребенка и Клауса…       — Вы потеряли ребенка? Снова? Еще и Клауса?       Элайджа пробормотал какие-то невразумительные оправдания про Марселя и звезду дьявола, потом повторил то, что они скоро будут и отключился. Кол покачал головой и зашел в дом.       Его приветствовали стоны и бормотание вампиров Марселя, разбросанных по внутреннему двору. Те, что пережили бой с Колом и Элайджей и еще не погибли от яда оборотней, точнее говоря. Одна из вампирш набросилась на Кола в бреду, и тот сломал ей шею, даже не моргнув. Не было никакого смысла добивать и без того поверженных и издыхающих, галлюцинирующих противников. Хотя Колу было приятно слышать хруст сломанных позвонков.       Игнорируя умирающих и умерших вампиров, Кол направился в сторону лестницы на второй этаж, бросив скучающий взгляд на фонтан в центре двора, сейчас изливающий кровь. У лестницы его перехватил один из вампиров Марселя с афро. Диего, кажется?       — Ты не знаешь… где Марсель? — хрипло спросил он, явно с трудом произнося каждое слово.       — Ты еще жив? Почем знать. Возможно, мой братец убивает его в этот самый момент, — Кол протолкнулся мимо Диего, не забыв похлопать его по раненому плечу напоследок. Диего застонал и осел на нижних ступенях лестницы.       — Мудак, — прошипел вампир. Кол не потрудился подавить ухмылку пока поднимался на второй этаж.       Он достал из кармана зажигалку с изображением «Черепа с горящей сигаретой», которую он собирался подарить Шэрон на их годовщину, но не смог из-за того обстоятельства, что она погибла раньше. С похорон Кол начал использовать ее сам, переняв привычку Шэрон к курению. Конечно, в отличии от нее, он не курил в таких количествах, особенно в близости с Хейли, но порой это помогало снять стресс. Кол уже засунул кончик сигареты в рот и поднес огонек зажигалки, но прежде чем он успел прикурить, он услышал голос из кабинета Ника, мимо которого он и проходил. Слегка напрягши слух, Кол уловил слова, и без промедлений открыл дверь.       Его внезапное вторжение испугало Давину Клэр, а то, как ручка двери грохнула об дверь заставило ее подскочить и схватиться за сердце. Все еще с незаженной сигаретой в зубах, Кол осмотрел комнату, вникая в ситуацию. Посреди комнаты при помощи порошка был нарисован ритуальный круг и вокруг него стратегически разложены знакомые Колу артефакты: браслет, компас, часы и ключ. Знакомы они были потому, что Кол сам создал их когда работал с Новоорлеанскими ведьмами в прошлом веке.       — Знаешь, — сказал Кол неразборчиво с порога, а потом вынул сигарету, чтобы говорить понятнее.— Тот факт, что я почти даже не удивлен, на самом деле довольно печален.       — Я знаю тебя. Ты приходил в Лицей. Ты Кол Майклсон, брат Клауса. Кол сморщился.       — Быть известным как брат Клауса мне ни разу не льстит, дорогая, — сказал он едко, щелкнул по сигарете, позабыв, что не успел закурить, а потом убрал ее и зажигалку в карман куртки. Хорошо хоть, что она хотя бы вспомнила его по Лицею.— Что ты у нас задумала? — Кол переместился к столу и согнулся над раскрытым гримуаром матери в мгновение ока. Майклсон цокнул языком осуждающе.       — Ай-ай-ай, мисс Клэр, разве вас не учили, что красть не хорошо? Давина развернулась к нему лицом и попыталась отнять у него гримуар, но до того, как ее кулачок успел коснуться его плеча, Кол оказался на другой стороне комнаты с записями матери в руках.       — Я одолжила! — возмутилась девушка, смутившись.— На время!       — Да, также, как и все это, — Кол указал краем книги на разложенные темные артефакты на полу. Он улыбнулся с озорством в ответ на ее стыдливый румянец.— Как вор вору, я знаю, о чем говорю. А теперь давай посмотрим, для чего же ты обокрала склад покойного отца Кирана.— Кол вновь переместился в другую часть комнаты когда Давина бросила к нему, и присел на край стола. Он восхищенно присвистнул когда ему удалось прочитать, что было написано на раскрытой Давиной странице.— Воскрешение мертвых! Да это же похлеще воровства, — рассмеялся он с неподдельным юмором, не взирая на иронию того, что это осуждение исходит от человека, который всего пару часов назад попытался сделать то же самое.— И ты — дилетантка в обоих вопросах.       Давина обиженно надулась и скрестила руки на груди. Просто оскорбленная невинность. Кол едва подавил смех.       — И кого ты хотела вернуть из мертвых, если не секрет? — Он прижал гримуар к груди и оценивающе прищурился. Он припомнил, что Элайджа ругался с Клаусом по поводу кого-то, кого тот убил. Кажется, Давина его возненавидела из-за этого. И если память Колу не изменяет, имя было мужское.— Парня? — с оттенком цинизма спрашивает Кол. Возможно с его стороны было лицемерным так относиться к романтических привязанностям окружающих. Но ему было плевать, каким лицемером и циником он казался или являлся.       Давина смерила его оценивающим взглядом.       — Ты ненавидишь Клауса, — говорит она в ответ, то ли заявление, то ли вопрос.— Я слышала, что ты его ненавидишь. Это так?       Кол пожал плечами, и не нашел причин лгать.       — После стольких веков вместе и дюжины кинжалов, воткнутых мне в сердце… можно и так сказать. Я слукавлю, если скажу, что никогда не думал о его смерти.       Кажется, только этого Давина и ждала. Она сделала нетерпеливый шаг ему навстречу, что заставило Кола моментально спрятать гримуар Эстер и вернуться в прежнюю позицию — настолько быстро, что для человеческих глаз это выглядело так, будто он заставил книгу раствориться в воздухе, как фокусник со шляпой. Давина заметила эту перемену с очевидным раздражением, но не стала комментировать. Она заглянула ему в глаза.       — Быть может тогда тебя обрадует новость, что я пыталась воскресить Майкла.       Нет, эта новость его отнюдь не обрадовала. Кол не мог с уверенностью сказать, кого из своих родителей он ненавидел больше. Возможно, на данный момент в его личном рейтинге лидировала Эстер, так как она проявляла незаурядное упорство в попытках убить всех оставшихся родственников Кола, но это не значит, что он забыл про Майкла и все его заслуги.       Как он должен объяснить Давине с полной доходчивостью, что он не просто тот, кого боялся и боится Клаус, но еще и катастрофа в человеческом обличье? Что этот мужчина еще веками назад, в свое бытие человеком, имел достаточно жестокости в сердце, чтобы ломать кости своим детям, и что Колу неделями приходилось спать на животе из-за кровавых полос, оставленных на его спине хлыстом отца, и что Майкл вырезал целый род, включая детей и женщин, в месть за то, что его жена изменила ему с одним из представителей этого рода, и что ненависть Майкла была таковой, что он спалил половину Европы с одной лишь целью — найти и убить собственных детей. Не исключено и то, что Майкл за все века мог и вовсе забыть про существование Кола (чаще всего родители вспоминали о среднем сыне только тогда, когда он заслуживал наказания), но Кол не мог позволить себе такой роскоши как забыть его.       Но Давине все это, конечно, знать не обязательно. Если она догадалась призвать Майкла из всех людей, то скорее всего ей известно достаточно из печальной истории его семьи, чтобы понимать, что из себя представляет мужчина, давший им имя. Слухи извращали правду, но не уходили от нее далеко.       Кол натянул на лицо лучшее свое изображение плутишки Робина. Окружающие явно недооценивали его актерское мастерство.       — Хороша идея. В теории. Какими именно силами ты собираешься это осуществить? Ты больше не обладаешь мощью ведьм Жатвы, Давина Клэр.       Кажется, отсутствие веры в нее оскорбило самолюбие ведьмы.       — Но я все еще девушка Жатвы. Ты бы лучше поостерегся разговаривать со мной как с ребенком, — вспыльчиво сказала она и сжала ладонь в кулак. В ответ лампочки в лампе-бульотке на столе Ника взорвались шипящими осколками. Она ведь и была ребенком. Буйным подростком, перегруженным силой.       Кол медленно, издевательски зааплодировал. Как ни странно, это не подействовало на юную особу успокоительным образом.       — Браво, мадемуазель Клэр. Простите за то, что так откровенно дрожу от страха словно осиновый лист. Ведьмы куда опытней и сильнее тебя пытались воскрешать людей из мертвых, — глаза Кола блеснули, и в этот раз это не было игрой.— Я был тому свидетелем. Ты не поверишь, как часто эти попытки заканчиваются… гм, скажем так, неудачно. Скорее всего тебя это убьет.       — Я сильнее, чем ты думаешь, — упрямо задирает подбородок Давина, и Кол видит на ее месте другую ведьму, так же беспочвенно уверенную в своих способностях. Последняя тоже не закончила хорошо, потому что Колу не удалось убедить ее в том, что она избрала неверный путь.      — Помимо того, я не идиотка. Я взяла все эти вещи для того, чтобы воспользоваться их магической энергией и тем самым помочь себе. Кол в притворной задумчивости коснулся своего подбородка и стал рассматривать артефакты, расположенные в круге.       — Эти вещи называются темными артефактами. Как думаешь, их так назвали от того, что они безвредные? — Тень неуверенности появилась на лице девушки.— Если бы ты использовала магию в этих артефактах, они навредили бы тебе и структуре заклинания, — уверенно соврал Кол, — что в таком деликатном вопросе как некромантия может плохо сказаться как на тебе, так и на воскрешаемом. Про зомби слыхала?       — Зомби не существует, — потеряно заявила Давина. Кол уселся на рабочем столе Клауса, наверняка помяв документ-другой.       — Ты просто их не видела. Они, конечно, не такие, как во всяких фильмах, и укусом инфекцию не распространяют, но поверь, хорошего мало. Так или иначе, пользоваться темными артефактами нужно с великой осторожностью. Большинство из них служат пристанищем весьма вредоносной магии.       — Откуда тебе знать про темные артефакты? — возмутилась Давина.       Она явно считает, что он заговаривает ей зубы. Что по всем статьям является верным суждением, вот только это не значит, что он врет. На самом деле, девяносто процентов сказанного им было правдой. Эти конкретные артефакты не могли ей навредить, но многие из них и вправду лучше не использовать не по назначению. Структура некоторых артефактов настолько тонкая и колючая по своей природе, что они могут выкидывать порчи при попытке изменить их магическую конструкцию.       — Мне-то? — поразился Кол, его лицо заболело от того, с какой силой он улыбнулся.— И впрямь. Откуда мне разбираться в этом вопросе? Я всего лишь создатель двух третей всех темных артефактов в Новом Орлеане.       Глаза Давины расширились, и Кол не смог скрыть самодовольства.       — Честное слово, чему вас учат в вашей школе чародейства и волшебства? Знается мне, мое появление в Лицее было самым продуктивным, что случилось с вашим поколением ведьм, — Кол высокомерно покачал головой. Потом окинул Давину ленивым взглядом.— Знаешь… я мог бы тебя научить.       — Научить? — настороженно переспросила девушка.       — Конечно. Я всегда был близок к ведьмам, в отличие от моей семьи. В конце концов, я сам однажды был одним из вас. Очень давно, — он отводит взгляд, всматриваясь в пустоту с задумчивостью, но точно зная, что Давина смотрит на него совсем другими глазами после его признания. Наверняка с жалостью или внезапным пониманием. Как он и хотел. Когда он «открывается», то приобретает внезапный приступ симпатии со стороны наивных сердец. Кол почти забыл, как приятно убалтывать людей и заставлять их ему доверять.— Но опустим предания глубокой старины. Когда-то давно под моим руководством многие ведьмы достигли абсолютно восхитительных результатов в ведьмостве. Я изучал магию куда большее число веков, чем любая ведьма в твоем ковене. Не говоря уже о том, что ни одна из них не захочет учить тебя тому, чему могу научить я.       — Но нексус ворти…       — Очаг нексус ворти уже тухнет. Уже прошло несколько часов с момента рождения моей племянницы. Ты, конечно, можешь попытаться, но скорее всего это отправит тебя в могилу. Как я буду должен объяснять Марселю, что позволил тебе рисковать своей жизнью ради прозрачной надежды вернуть Майкла? — с нежностью спросил Кол, стараясь ее уговорить. Потом его голос стал совсем глухим: — Не говоря уже о том, что малышка уже может быть мертва.       — О Господи, — ахнула Давина и прикрыла рот рукой, ее глаза расширены от новости о дочери Клауса. Конечно, Кол уже узнал, что малышка в безопасности и вроде как никаких проблем с ее транспортацией домой не предвидится, но все же этот аргумент был правдоподобным и лишь больше заставит Давину ему сочувствовать. А тем, кому сочувствуешь легче довериться.— Мне так жаль, Кол, — Давина осторожно коснулась его локтя в знак поддержки.       Кол застыл. Как вовремя. Он приложил указательный палец к губам, давая Давине понять, что им нужно вести себя тихо.       — Я слышу, что кто-то пришел, — произнес Кол ей на ухо едва слышно. Затем он схватил ее, не забыв прикрыть рот рукой, чтобы она не закричала от неожиданности, и перенес их к заднему ходу, в дальний угол особняка. Он отпустил Давину и продолжил говорить в пониженном тоне. — Скорее всего это Клаус. Если малышки и вправду не стало, то тебе лучше не попадаться ему на глаза. Мой брат страшен в гневе.       — Ты вправду станешь учить меня магии? — спросила Давина едва слышно.       — Даю слово. Но не в ближайшее время. Сейчас… и так много чего творится, — Кол махнул рукой за спину.— Сама понимаешь.       Давина понимающе кивнула.       — Хорошо. Тогда договорились. Я пойду уберу все то, что ты натворила в кабинете Клауса пока никто не заподозрил, чем ты там занималась.       — До встречи, Кол, — слегка смущенно сказала Клэр. Как очаровательно.       — До встречи, Давина Клэр, — улыбнулся Кол. Из дома послышалось его имя. Кол поморщился.— Труба зовет. Я вскоре сам тебя найду. А пока прощай.       Он подтолкнул Давину прочь и помчался отвлекать Клауса от кавардака в его кабинете. Будет очень неплохо иметь на своей стороне талантливую и доверчивую ведьму вроде Давины Клэр. Его братья в один голос заверяли, что с Клэр сложно работать, что она упрямая и своенравная. Колу знается, что они просто не нашли правильный способ.

***

      На самом-то деле, Кол считал, что держался неплохо. Он пережил смерть Шэрон легче, чем Ребекка, легче чем ее братья, по той простой причине, что Шэрон для них была мертва. Для Кола же это было далеко от реальности. Шэрон не было рядом, да, но она не была мертва для него, всего лишь вне досягаемости. Он намеревался ее вернуть, и это было его планом с тех самых пор, как прошел первый шок. Он отказывался думать о ней в прошедшем, не по настоящему, не так, как думают о тех, кого уже нет и быть не может. Колу нужно было верить в то, что это не на долго. Что им небольшая разлука?       В те моменты, когда эта мысль проникала в его мозг, как инфекция проникает в кровоток, Кола охватывало странное онемение. Ему не было больно — нет, в этом состоянии апатии не бывает больно. Это было противоположностью счастья, но не было и несчастьем. Всего лишь отсутствие… всего. Кол не мог позволить себе чувствовать апатию. Он должен был верить, должен был двигаться — потому что как только перестанешь двигаться хотя бы на секунду, когда весь мир замолкнет, становится болезненно очевидна пустота напротив, которую должна была занимать Сальваторе.       Именно поэтому ни дня с тех пор Кол не провел в тишине и покое. Он старался занять себя чем-либо — сначала перечитывал журналы Шэрон и исследовал гримуары и мангу, стопку которой Нил заботливо вложил в чемоданы Кола когда он покидал Сент-Луис. Не забавно ли, что только после того, как Шэрон, единственное связывающее их звено, исчезла из их жизней, они стали близко общаться? Нил был идеальной поддержкой — он звонил Колу каждый день, и позволял ему жаловаться на родственников и на сумасшедший дом, который представлял из себя Новый Орлеан, а потом сам с неподдельным энтузиазмом рассказывал Колу про все на свете, начиная про интересную систему магии из фэнтези, которое Нил начал читать, или про интересные факты о пчелах, или про забавные происшествия из прошлого Шэрон. Бесконечный поток информации от племянника Шэрон всегда вызывал у Кола улыбку. Этим мальчишка напоминал Майклсону о Шэрон, даже если моменты, когда она так себя вела были куда более редкие, чем у Нила.       Когда все в распоряжении Кола было заучено, включая гримуар его дражайшей матушки, он стал преследовать Софи Деверо расспросами про все то, чего ему не довелось выучить о местной магии, и просьбами допустить его до прочих ведьмовских архивов. Деверо переслала его в Треме — мол, иди выскажи эти просьбы местной главе. Так Кол познакомился с одним из лидеров ведьм города, Джозефиной ЛаРу, которую Кол называл Джози (не взирая на ее неоднократные просьбы воздержаться от фамильярностей), и спустя две недели визитов, бесстыдного флирта со стороны Кола и нескольких джаззовых концертов, которые навестивший Нил услужливо исполнил в гостиной дома ЛаРу по просьбе Кола, Джозефина согласилась дать доступ к архивам ковенов, с условием, что в таком случае Кол пару раз в неделю станет проводить лекции для юных ведьм в Лицее на кладбище Лафайетт. Таким образом Кол обменял свои знания о ведьмовстве за свежую информацию и доступ в библиотеку ковена. Ему такая сделка была по душе.       После пары месяцев соседства с Хейли, он привык к ней и она, по всей видимости, решила принимать его за назойливого подростка, который целыми днями сидит в своей комнате (а точнее на чердаке, который Кол сделал своим рабочим местом) и периодически огрызается на старшего брата, который в свою очередь пытается его оттуда вытащить, и то ли из-за внезапно приобретенных материнских инстинктов, то ли от того, что у них была небольшая разница в возрасте, Хейли решила взять эту ответственность на себя.       Кол даже не заметил, как общение с Хейли стало регулярным ритуалом, и как они неведомым ему образом стали партнерами по видео играм и по попыткам осваивать знания кулинарии, потому что беременным есть пиццу каждый день, оказывается, не полезно. Вопреки трудностям и полному своему невежеству в этом вопросе, Кол и Хейли мужественно решались предпринять пятую попытку приготовить пасту карбонара по рецепту из Интернета, и в какой-то момент даже стали преуспевать в этом, хотя скорее больше мешали друг другу, чем помогали. Итальянские блюда напоминали Колу о Шэрон, которая их любила, хотя имела даже более катастрофические познания в готовке, чем сам Кол с его новым товарищем.       Возможно, Колу не стоило так возмущенно реагировать на предположение Шэрон, что ему стоит завести своих друзей (хотя он все еще подозревал, что это была коварная попытка Сальваторе перехватить права на статус лучшего друга Ребекки, который, к сожалению, они оба делили). Пока братья с сестрой носились по городу, стараясь перехватить над ним власть, Кол проводил время с Хейли, а когда и та оказалась утащена водоворотом драмы и интриг города, он возвращался за изучения древних и не очень текстов.       Если у того было на это время, Клаус вытаскивал Кола в бар или на охоту, раз варианты семейного времяпрепровождения с братом у него были ограничены, или его таскала за собой Ребекка на шоппинг или на туристические развлечения (Ребекка настаивала, что им нужно посетить дома с призраками, игнорируя аргументы Кола в стиле «Чем не подходит наш собственный дом?» или «Ты и так пугаешься от каждого шороха») или в ночной поход за мороженным. Даже Элайджа, неуклюже по непривычке, пытался найти причины провести время с младшим братом, что обычно ограничивалось партией в шахматы или беседой, которая ни одному из них не нравилась, и которую оба старались побыстрее закончить.       Возможно, Кол не рассчитал, насколько серьезно они отнесутся к посмертной просьбе Шэрон не оставлять его одного. Он наотрез отказывался говорить о своем состоянии и фыркал на их неумелые попытки играть в счастливую семью, но в тайне он был благодарен каждому из членов семьи. Пускай такое количество общения и было ему непривычно, но по крайней мере ему не было так одиноко. А моменты одиночества всегда отчетливо наталкивали на незваные рассуждения о своих причинах.       Теми или иными способами, но Кол успешно растянул прошедший год, как-то прожил его, не сломавшись.       А теперь… То, ради чего он тянул время, удерживая осколки своего рассудка в едином целом, минуло, не дав запланированных результатов. Не смотря на все его ожидания и все приготовления, всю надежду, его рука продолжит тянуться к Шэрон по ночам и натыкаться на пустоту, теперь на неизвестное количество времени. Он не хотел терять надежду, ведь признание в том, что Шэрон мертва и он не имеет понятия, как ее вернуть, будет равносильно поражению, но тем сложнее становится отгонять онемелую пустоту в груди.       К сожалению или счастью, но он был таким не один.       Кол нашел Хейли в заброшенной детской, складывающую детские одеяла в шкафу. Кол невольно задумался, в какой раз за последний час она повторяет этот акт. Вообще-то, в прошлом веке эта комната принадлежала Колу, но Клаус почему-то решил вселить в нее свою дочь. Колу пришлось обживаться в новой комнате. Впрочем, он и так большую часть времени проводил на чердаке, а за последний месяц все чаще уходил в недавно купленную квартиру буквально за углом от Бойни.       На Хейли было непривычно смотреть без очевидных признаков беременности. Они исчезли, оставив за собой только присущую нежити кошачью манеру движений, и присущее скорби сдержанное напряжение. Их семья должна была заставить весь мир поверить, что малышка — Хоуп, так ее назвал Элайджа — Хоуп была мертва, и Хейли скорбела по невозможности быть рядом с дочкой с такой интенсивностью, что не составляло труда поверить в легенду о том, что девочки не стало через пару часов после ее рождения. Судя по атмосфере в доме, каждый из них прекрасно играет эту роль.       Кол постучал костяшками пальцев по раме открытой двери из вежливости, хотя учитывая новообращенный статус Маршалл, она с большой вероятностью и так уловила его присутствие, и выпустил сигаретный дым колечком. Точнее, попытался. Над этим все еще нужно попрактиковаться.       — Не дыми в комнате, — получил он в ответ.       — Если только ты перестанешь протирать дырки в ней, — хмыкнул Кол. Хейли обернулась.       — Сейчас не лучшее время, Кол.       — А то я не знаю, — фыркнул Кол и затянулся.— Клаус смотался, Элайджа играет роль полтергейста на первом этаже, видимо, старается дать тебе место, а ты сортируешь вещи несколько часов подряд. Моя племянница считается мертвой, а моя ненаглядная, возможно, навсегда потеряна для меня, и последний наш разговор в большей степени составлял слова о том, как сильно она меня ненавидит, — Кол не планировал говорить с такой горечью, но не смог вовремя скрыть ее, и она коварно просочилась в его речь. Он поспешил сменить тему, избегая смягчившегося взгляда гибрида. Уж чего ему не было нужно, так ее жалости. — Оборотни Геррера носятся по кварталу с гипертрофированным чувством собственного превосходства, кровь все еще фонтанирует посреди двора, и скорее всего нам никогда не удастся вывести блох после этой хвостатой братии — без обид — хотя прошел уже день.       — И что ты предлагаешь мне предпринять? — Хейли скрестила руки на груди.       — Я собираюсь предложить тебе сбежать из-под надзора Элайджи и пойти повеселиться, — на губах Кол заплясала чистосердечная улыбка и он посмотрел на Хейли исподлобья самым своим невинным взглядом.       «Ты переоцениваешь возможности своего щенячьего взгляда, Майклсон,» пронесся знакомый голос в голове Кола.       — Я не знаю, заметил ли ты, Кол, но сейчас я не в настроении идти в клуб или рубиться с тобой в приставку.       — К черту приставку, — отмахнулся Кол, случайно обронив собравшийся на кончике сигареты пепел.— Ты недавно обратилась, Хейли. Неужели тебе не хочется крови?       — В холодильнике много пакетов…       — Это дерьмо никуда не годится, — прервал ее оправдания он.— Ты когда-нибудь чувствовала, как теплая кровь идет вниз по горлу? — Кол сделал шаг вперед, не скрывая опасный блеск в своих глазах. Хейли вся напряглась, но не отступила назад когда он приблизился.— Смаковала момент, когда чья-то жизнь обрывается у тебя в руках, их энергия течет напрямую в твои вены вместе с кровью? Ты никогда не чувствовала эйфорию, когда новая кровь поет в венах. Азарт охотника при звуке их сердец — они скачут, как у затравленных кроликов от страха, Хейли. Наверняка твоему волку хочется погоняться за кучкой запуганных кроликов и слушать приятный хруст костей на зубах, — Кол не заметил, в какой момент перестал скрывать маниакальную улыбку и склонился непростительно близко к ней.— Я научу тебя.       — Элайджа уже предлагал, — постаралась отказаться Хейли.       — Элайджа ничего не знает. Он не умеет находить в этом удовольствие, он постоянно сдерживается, будто потеряет рассудок, если позволит себе получить хоть каплю наслаждения от этого. Я не такой, Хейли, я могу показать, как это делается — и тебе понравится, клянусь. Охота и кровь всегда хорошо помогают отвлечься от сосущей пустоты в груди, поверь мне.       Он склонил голову на бок и лениво улыбнулся. Хейли неуверенно улыбнулась в ответ, стараясь отзеркалить его, и так же, как и у Кола, улыбка не тронула ее глаз.       Идеально. Просто идеально. По крайней мере теперь у него есть партнер для кровавых похождений. Из Хейли, Кол предчувствовал, выйдет прекрасная убийца. У него на такое глаз наметан — он так и распознал Шэрон в толпе в их первую встречу.

***

Центральная больница Нового Орлеана

17 Мая, 2012 год

      Писк медицинской аппаратуры медленно но верно пробуравил густую муть анестетиков в голове. Я приходила в сознание постепенно.       В мозгу медленно прошелестели воспоминания. Блеклые — когда я призраком была в доме ведьмы, карие глаза в отражении зеркала, странная сила, которая жестоко и резко вырвала меня оттуда. Затем яркие — слишком яркие — воспоминания из кареты скорой помощи. Боль, очаг которой я так и не смогла зарегистрировать, и сейчас ее отголоски пульсируют в голове, словно ритм полузабытой песни, разжижая мысли. Яркий свет и визг сирены, голос, сообщивший… что?       Мне пришлось поднапрячь мозг, старательно стирая липкие эффекты обезболивающего. Потеря крови. Остановка сердца? Кажется, об этом меня проинформировали во время моего короткого периода бодрствования. Я не помнила, как это могло случиться.       Веки были тяжелыми и отказывались подниматься. Временно мне пришлось ограничиться другими органами чувств. Размеренный писк аппаратов жизнеобеспечения. Таких в мое время не было, и я в них плохо разбиралась. Приглушенный, далекий шум голосов. Почему-то было ощущение, что я должна была слышать их куда внятнее. Я не сразу заметила как сложно было дышать — возможно, что-то случилось с моими ребрами. Я не могла двигаться и поэтому не знала, верна ли моя теория. Обезболивающее давало очень нечеткое представление о том, где и что болело.       Я смогла пошевелить пальцами, и пришла к выводу, что указательный и средний зафиксированы — возможно, вывих или трещина костей. Что бы ни было в капельнице, оно было холодным и я чувствовала как холод ее содержимого бегал по венам. Легкое движение, которого мне удалось совершить, заставило трубки защекотать мою онемелую кожу.       — Ты проснулась? — раздался слащавый голос.— Мы тебя заждались.       Я резко распахнула глаза, брызнул электрический свет, ослепив меня на несколько мгновений. Когда перед глазами перестали бегать звездочки, предо мной предстала молодая девушка с короткими каштановыми волосами и обманчиво нежной улыбкой. Ее невинное округлое лицо никак не вязалось с темнотой в ее глазах. Мои воспоминания все еще были рассредоточены по черепной коробке, но я была практически уверена, что я не была с ней знакома. Я попыталась задать ей вопрос, но из глотки вырвался лишь нечленораздельный хрип. Я попыталась прочистить горло, но это вызвало глухую боль. Полагаю, что бы ни случилось со мной, оно повредило голосовые связки.       — Не пытайся говорить, — ласково предупреждает девушка. Она осторожно положила ладонь в области моих ключиц, практически не касаясь меня. Прикрыв глаза, она забормотала что-то себе под нос и часть меня удивилась, что я не могу разобрать ее слов. Что-то случилось и с моим слухом?       Когда она закончила бормотание и убрала руку, дискомфорт в горле затих, хотя и не до конца исчез. Она была ведьмой, это было понятно. Она — ведьма, а я… я вампир. Или была им. Да. Я вспоминаю. Я была вампиром, а потом я погибла и стала призраком. Больше я не являлась никем из них. Боль была доказательством жизни — жестокое утешение. Призраки ее не испытывают, а вампир залечиваются куда быстрее. Но что произошло?       — Кто ты?       Я поняла, кто задал вопрос, с опаданием. Это мой голос? Даже с оставшейся хриплостью, он ни разу не напоминал мой. Что, черт возьми, происходит?       — Ты не узнаешь меня? — улыбнулась девушка и выпрямилась, скрестив руки на груди.— Полагаю, это не удивительно. Мы виделись лишь пару раз, более года назад. Да и выглядела я иначе. Впрочем, как и ты. Меня зовут Эстер. Вспоминаешь?       Эстер? Это имя было мне знакомо. Да, я знала ее — но выглядела она разительно иначе. Она тоже воскресала из мертвых. Но как я была с ней связана?..       Его образ прошиб, как выстрел в сердце.       — Кол.       Я любила это имя. Я любила его носителя. Карие глаза в зеркале. Его слезы ошпарили мои холодеющие щеки в ту ночь, когда я умирала. Его ладони были теплыми и влажными на моей щеке — от моей же крови. Он убил меня? Нет, не он; на тех, кого хотят убить, так не смотрят — как на последнюю гаснущую звезду во Вселенной.       Я потянулась к ключицам здоровой рукой, осознав этот жест только тогда, когда пальцы сомкнулись на пустом месте. Я носила ожерелье. Раньше. Касаться его было моей привычкой, полагаю. Но теперь его со мной нет. Я вернула руку на исконное место. Это было легче, чем поднимать ее — сил у меня абсолютно не было.       — Это первое, что ты вспомнила? — спрашивает Эстер, ее губы дрогнули в неприятной улыбке.— Воспоминания уже возвращаются или ты все еще не пришла в себя?       Мне не нравилась Эстер, ни тогда, ни сейчас. Она была матерью этого Кола, и ей нельзя доверять. Хотя, даже не вспомни я ее из своей прошлой жизни, я бы все равно не стала бы ей доверять. Доверие для идиотов. Хотя я доверяла Колу (Майклсону?). Видимо, я тоже была идиоткой. Эстер была ведьмой. Она была сильной и коварной, и хотела смерти своим же детям. А раз я доверяла Колу Майклсону, то она могла хотеть смерти и мне.       — Ты ненавидишь вампиров и хочешь уничтожить нас всех, — сказала я с уверенностью. Я могла говорить, но слова приходилось проталкивать в глотку. Возможно, обезболивающее переставало действовать, стягивая с меня благоговейное онемение и оставляя меня наедине с болью и приливающими знаниями о прошлой жизни. Мои аппараты плохо реагировали на изменения в моем состоянии, но медсестры не стремились навестить меня. Может быть в этом виновата Эстер.       — Но ты больше не вампир, — заметила девушка так, словно это было очевидно даже ребенку. Раздражающий покровительный тон заставил меня сжать кулаки, за что я поплатилась притупленной болью. Все же и вправду переломы пальцев на одной руке.— Я поместила себя и Финна в тела ведьм. Я не могла позволить тебе обладать магией также, как мы, но все же смилостивилась. Признаюсь, я не рассчитала, что твой сосуд умрет через считанные минуты после того, как я закину тебя в него, но волки Геррера устроили настоящий хаос в городе. Теперь, когда оригинальная хозяйка тела умерла, а тебе посчастливилось быть выносливее ее, ты единственный жилец в нем, — Эстер посмеялась и присела на краешек моей больничной койки.       У меня новое тело, и оно теперь принадлежит только мне. Я отметила эту новость и убрала в архив знаний. Я бы не стала называть это тело своим. Мое собственное… оно в гробу. У Кола. Он хотел воссоединить мою душу с телом, и поэтому был у ведьмы… да, прямо перед тем как Эстер вышвырнула меня с Той стороны — за шкирку, грубо, как шелудивую псину — меня пытались вернуть к жизни. Кол едва не отдал собственную жизнь в честь этого. Почему?       Ответ пришел быстро, очевидный и невероятный — потому что он меня любил.       Новая запись в архив знаний: этот Кол был идиотом. Я тоже была идиоткой, потому что причина собственной смерти у меня была идентичная.       В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, посетитель зашел внутрь. Мужчина с темной кожей и скулами настолько острыми, что казалось удивительным, что они не прорывали кожу. Он держал бумажный стаканчик с пластиковой крышкой в одной руке и планшет с документами в другой. Палату наполнил аромат кофе и у меня внезапно появилось стремление убить за чашечку. Ситуация была идиотской и препаршивой, но может быть кофе сделало бы жизнь немного лучше.       Мужчина протянул стаканчик Эстер со словами «Ваше кофе, мама», на что она ответила благодарностью и улыбкой.       — Финн, — мрачно догадалась я.       Старший сын Эстер и брат Кола. Я помнила, у него были такие же глаза, как у младшего брата, но они смотрели на меня с куда меньшей нежностью в свое время — как на вредителя, посмевшего марать его свеженачищенные воском полы. Маменькин сынок. Полагаю, он был счастлив, что теперь избавился от ненавистной жизни вампиром и что ему предоставили возможность вновь носиться за юбкой матери, как до тошноты натренированному псу.       — Хотел бы сказать, что рад снова тебя видеть, Шэрон, но это было бы бессовестной ложью.       — Наверняка ты доволен своим новым обличьем — в этот раз тебе попалась симпатичная внешность, — ухмыльнулась я. Даже это вызвало усилия, но я не могла себя остановить. Наглость придавала мне сил.       — Я вижу твое чувство юмора не смогла омрачить даже смерть, — Финн взглянул на документы на планшете и продолжил перечислять: — как и пять переломов, шесть трещин, внутреннее и внешнее кровотечение, вывих плеча, большая кровопотеря… не говоря уже об уйме повреждений поменьше.       Финн бросил планшет мне на колени. Стараясь не двигаться слишком быстро и не тревожить раны, я взяла его и поднесла поближе к лицу. Судя по документам, парамедики нашли мои — или скорее, принадлежащие моему сосуду — водительские права, и идентифицировали меня в системе как Шарлотту Альварез. Двадцать лет, экстренных контактов не имеется. Затем следовало описание причин поступления — судя по ссылке на полицейский отчет, травмы вызваны аварией по причине беспределов во Французском квартале, Треме и Даунтауне (Эстер упомянула, что волки Геррера были виной хаосу в городе) — и реестр всех полученных травм. Тот факт, что тело выдержало все это, является впечатляющим. Однако мне со всеми этими травмами придется жить и восстанавливаться на до идиотизма медленной скорости.       Но это не было основной проблемой. Вопросом первостепенной важности было:       — Зачем я тебе понадобилась?       — Все просто, — отвечает Эстер и отпивает кофе.— Как ты верно заметила, я презираю свое создание — расу вампиров. И я уже пыталась убить своих детей. Но я люблю своих детей.— Я посмотрела на нее скептически. Я не верила в силу материнской любви, особенно если это касается этой женщины.— В этот раз я нашла способ спасти их. Я перемещу моих детей в смертные тела, также, как нас троих. Они смогут начать новую жизнь. Мы вновь можем стать семьей, — Эстер коснулась предплечья Финна и они обменялись улыбками. Какой бред.       — Как я вписываюсь в твои больные идеи о семейном воссоединении? Сомневаюсь, что ты приобрела нежные чувства ко мне из-за того, что я спала с твоим сыном.       — Ты права, — согласилась Эстер, поджав губы в знак осуждения в отношении моего поведения.— Буду пряма, ты мне совсем не нравишься и я считаю, что то, что вы разделяете с моим сыном является отвратительным, — она скривилась.       — Может быть тогда не нужно было подглядывать за тем, что твой сын делает со своей любовницей с Той стороны? — замечаю едко.— Вуайеризм это тоже не прям святое занятие.       Я была уверена, что мне как минимум влепят пощечину. Взгляд Эстер говорил о том, что она хотела так и сделать. Это было не столько воспоминание сколько ощущение, но я была уверена, что я часто имела такой эффект на окружающих.       — Это все, конечно, страшно интересно, но если ты испытываешь ко мне такую неприязнь, то зачем было воскрешать меня?       — К моему сожалению, мои дети не разделяют мое отношение к тебе. И мне нужен второй помощник помимо Финна, которому я смогу доверить всю — или в твоем случае, в разумных пределах — правду о данной ситуации. Ты будешь служить мне и когда придет время, поможешь аргументировать мой план моим детям. Твое мнение они, как ни абсурдно, воспримут выше, чем мое. Это облегчит переговоры.       Я уставилась на нее. Она выглядела серьезной, как и маячащий за ее спиной Финн. Перед глазами пронеслись шрамы на теле Кола, которые я некогда знала, как строки заученного стиха. Я знала каждый, что был нанесен женщиной передо мной.       — Ты вправду уверена, что я соглашусь на этот абсурд?       — Вполне.       Я рассмеялась, настолько громко, насколько позволяло забитое битым стеклом горло, искаженный смех был ужасен и рвал барабанные перепонки. Эстер и Финн переглянулись как будто подумали, будто я тронулась умом. Как считала я, умом тронулась как раз старая ведьма.       — К черту — это вот туда, — я указала в сторону двери. Эстер преспокойно передала Финну свое кофе, и я напряглась. Я не была дурой, я предсказала, что это повлечет такую реакцию, но все же не была полностью готова к ней.       Эстер спрыгнула с края моей постели и вытянула ладонь, а затем схватила в кулак пустое место. Однако мое тело среагировало на этот жест так, как будто она сдавила все мои внутренности. Я не была в состоянии понять, что конкретно подверглось ее влиянию. Судя по ощущением и по истеричному визгу аппаратов, я скоро вернусь к своему посмертному состоянию.       — Извини, я осознала, что ты неправильно истрактовала мои слова — я не спрашивала твоего мнения по этому поводу. Если ты решила, что у тебя есть выбор в этом вопросе, то ты серьезно запуталась, моя дорогая. Я вернула тебя в мир живых, а вернуть к мертвецам будет намного проще.       Я закашляла, и едва не подавилась поступившей к горлу кровью. Она медленно убивает меня, но мне не впервой. Какая разница. Я никогда не разделяла стремление Кола вернуть мою жизнь, я не жалею о содеянном. Помимо него, все так или иначе смирились с тем, что я уже давно мертва. Моя короткая и болезненная прогулка по этой стороне вуали мало что меняет — с тем же успехом мой призрак могли бы и вовсе не трогать в первую очередь.       Однако… однако, сделает ли это какую-то погоду? Эстер выбрала меня как свою вторую слугу, но я не играла большой роли в ее планах — просто туз, припрятанный в рукаве, чтобы карты сыграли на руку. Моя смерть не навредит ей. Только мне. И хотя я не так ценила свою жизнь — теперь, по крайней мере, когда уже не имела на нее никаких прав — существовал еще Кол. Кол, который сегодня — уже вчера? позавчера? я не знаю, сколько времени прибывала в больнице — едва не погиб с целью вернуть меня, как последний придурок. Позволить ему сделать это — вот что было бы осквернением моей жертвы. А он же не успокоится, пока не завершит начатое, упрямый, как баран.       И так или иначе, Эстер все еще представляет угрозу для своих детей, включая моего Кола. Они будут уязвимы, потому что даже не знают, что мать и старший брат вернулись к жизни и выглядят иначе, а когда узнают может быть слишком поздно. Если только я не попытаюсь сдвинуть чашу весов.       Эстер ослабила хватку и склонилась ближе, заботливо стерев кровь с моего подбородка рукавом кофты. Будь у меня чуть больше сил и не разрывайся мое тело от агонии, я бы укусила ее.       — Ну? Что ты думаешь?       Что я теряю? Чем рискую? Нет никакой разницы, умереть прямо сейчас или чуть позже.       — Я согласна, — измученно ответила я, отводя глаза, изображая неохотное поражение.       — Прекрасно. Молодец, — стерва ободряюще коснулась моего подбородка, словно я была ее ребенком, который пообещал вести себя хорошо. Интересно, со своими детьми она была такой же? Навредит, а затем приласкает, создавая иллюзию заботливой матери, которая хочет только лучшего для своих детей. А вина за боль кроется лишь в их нежелании слушать ее. — В таком случае, я попытаюсь помочь тебе поправиться. Наша магия не позволяет залечивать раны, но я умею ускорять процесс лечения. Веди себя хорошо и через неделю уже будешь на ногах.       Эстер положила ладонь на мое солнечное сплетение, сосредоточенно шепча слова заговора, что вытягивал крупицы моей боли, а я молчала, обдумывая, на что же черт возьми я подписалась.