Из сновидений и грёз

День выдался на редкость погожим для исхода лета, да и компания за столом собралась достойнейшая — почти, может быть, даже как в былые годы, если вычеркнуть маркиза, — но Рейнольд все равно не мог избавиться от настырного ощущения песка в глазах. Приходилось прикладывать натурально титанические усилия, чтобы не терять нить вялотекущего разговора, а искушение смежить наконец веки и с достоинством проиграть этот бой было столь велико, что второй господин Экхарт даже пару раз ощутимо щипал себя за бока, лишь бы только не спать. Да, точно: не спать. Спать в этой компании было решительно нельзя, почти что смертельно опасно, хоть и столь же смертельно хотелось: теплый августовский день разморил его, солнце за долгие летние недели подрастеряло интенсивность и не резало боле глаз, малый императорский сад, только-только разбитый для будущей правительницы, еще полнился жизнью и цветом, а скучный деловой разговор и детские крики в отдалении звучали натурально как искусная колыбельная. Тем не менее, сон оставался для Рейнольда непозволительной роскошью. Дерек и так в последнее время косился на него так, словно с отбытием сестры к жениху негласный титул семейного разочарования перешел к младшему сыну, пускай это почти больше не задевало; Пенелопу волновать не хотелось уже по своей инициативе — и так он ей задолжал за столько-то лет, да и не виделись они, стоило признать, довольно долго; о маркизе и говорить не о чем… Впрочем, списывать его со счетов оказалось преступно рано, ибо он первый из всей компании решился озвучить очевидное: — Второй господин выглядит уставшим, — негромко, словно обращаясь только к нему, осведомился маркиз Берданди, но его реплика не осталась незамеченной другими участниками беседы, вот уж не за таким-то крошечным столом. К его острому, пронизывающему насквозь взгляду присоединились еще два. — Вам нездоровится? За все время, проведенное в саду, Рейнольд впервые прямо посмотрел на него, но отчего-то не смог долго выносить их необъявленной игры в гляделки. Маркиз вызывал в нем смешанные чувства, но если раньше то легко объяснялось их общим интересом, теперь, когда оба они остались не у дел и вроде бы не имели ни точек соприкосновения, ни конфликтов, странное чувство на грани тревоги и любопытства всё равно не желало его покидать. Маркиз тем, казалось, бессовестно пользовался, когда и смотрел так, словно видел его изнутри, и улыбался мягко, с вежливым сочувствием и будто извиняясь. Рейнольд его за это натурально ненавидел, чуть ли не до вспышек на обратной стороне век, на тратить силы на бессмысленную, иррациональную злобу хотелось еще меньше. — Брат и в самом деле бледноват, — вторила ему Пенелопа, и Рейнольд ощутил, что если она продолжит, то он совершенно по-дилетантски сползет под стол, только бы спрятаться от ее цепкого, завораживающего взгляда. Она тоже читала его как открытую книгу, но от нее не хотелось бежать, как от маркиза — ее не хотелось разочаровывать. Дерек ничего не сказал, но от него так сильно и выразительно веяло холодом, что Рейнольд невольно передернул плечами. Что ж, по крайней мере, пока он не опустился до того, чтобы отчитывать его прилюдно. И откуда только это болезненное стремление к контролю?.. Оставалось только свести всё к шутке: — Просто не до сна в последнее время. Пенелопа понимающе хмыкнула, Дерек был готов убивать, а вот реакция маркиза оказалась непредвиденной: всего на мгновение его льдисто-синие глаза удивленно распахнулись, но Рейнольд успел утонуть в их пылающем замешательстве. Даже немного развеялась усталость — может, и правду болтали, что Винтер Берданди невиннее блаженного, даром что искусный чародей. Впрочем, поговаривали также и, что его неосведомленность в делах любовных объяснялась малым интересом к дамам, но это уже совсем ни в какие рамки. В конце концов, живое доказательство обратному сидело с ними за один столом, хоть и предпочло всем участникам чаепития кронпринца. Хотелось верить, что к лучшему. — Простите, — смутившись, пробормотал маркиз Берданди и тоже отвел взгляд, чем развеселил Рейнольда еще сильнее, — я не в укор вам. — Пустяки. — Однако, — сказала Пенелопа, — мне любопытно, стоит ли ждать в семье еще одной свадьбы. — И мне, — зловеще проскрипел Дерек. Пенелопа одарила его нечитаемым взглядом, который он успешно проигнорировал, а маркиз тем временем очаровательно рдел. Он явно не ожидал, к чему приведет его невинная в сути своей ремарка, и в полной мере прочувствовал, как неуютно ощущать себя лишним. Рейнольд тоже успел пожалеть о намеренной двусмысленности слов, но тогда на помощь им пришли дети. Вязкое раздражение при первом взгляде на ораву подмастерьев волшебника, которую он будто по нелепой случайности притащил следом во дворец, сменилось деловитой радостью. Теперь у него хотя бы было время придумать достойную отговорку. Озвучивать истинную причину его сбитого режима сна казалось не только бессмысленно, но и постыдно. Рейнольд не помнил, когда точно это началось, может быть, с минувшей весны, но не то чтобы конкретные сроки могли бы помочь: одни ночи он забывался таким глухим сном, что просыпал до обеда, остаток дня ходил бледной ветошью и напрочь забывал, что было накануне, а в остальное время сны его были хаотичны, как при болезни, и неизменно будили его гулко бьющимся сердцем и шумом в ушах. Поначалу он всё пытался ухватиться за истлевающие в лунном свете образы, но со временем смирился, что его разуму такое не под силу, да и, честно сказать, было ужасно страшно распознать в них знакомое. В таких снах менялись обстоятельства, места и роли: то собственная комната, то чьи-то покои и кабинеты, даже пару раз он узнал дворцовые коридоры. Неизменным было только то, что в этих снах его любили, при чем порой так, что даже когда он просыпался, то первые мгновения пробуждения видел вместо полога над кроватью звезды. В какой приличной компании о таком расскажешь?.. Дети порывались утащить Пенелопу вглубь сада — им требовалась какая-то помощь с магическими упражнениями, причем только ее и ничья больше. Видя, как нехотя девушка уже готова была сдаться, Рейнольд ощутил огромную потребность хотя бы попытаться, и по одним только небесам ведомым причинам его красноречие смогло очаровать будущих волшебников: — Давайте лучше я. Если уж сестрица вам постоянно помогает, то я-то точно справлюсь не хуже. — Вообще-то, это звучит очень обидно, — между делом обронила Пенелопа и насупилась, но внимание детей уже было украдено. — Так юный господин брат Пенелопы? — осведомился один из мальчишек, и Рейнольд сделал вид, что его совсем не покоробила чужая излишняя фамильярность. Зато она покоробила Винтера: — Лео… — устало вздохнул он. — К будущей императрице следует обращаться не иначе как Ваше высочество. Впрочем, какие там формальности в головах неискушенных высшим светом детей. Никто из них не унаследует за маркизом титул, а зеленая непосредственность с годами вызреет, уйдет это юношеское очарование, но зато останется что рассказать уже своим ученикам. Сейчас же у Рейнольда были все шансы самому стать частью их истории, пусть и по совершенной нелепице. — Мастер, можно? — Винтер был влиятельным и сильным человеком, но порой даже такой как он не смел противостоять испепеляющей надежде в детских глазах. — Только не донимайте второго господина сверх меры. Маркиз одарил его виноватой улыбкой, когда переполненные энтузиазма молодые чародеи, галдя наперебой, утягивали его вглубь сада, и Рейнольд мог только молиться, чтобы ответная улыбка не выглядела слишком уж натянутой. Он спиной чувствовал, с каким пытливым любопытством провожают его, и внутри от этого будто затянулся узел. Наяву чудился пронизывающий до кости мороз льдисто-синих глаз, и в сердце вдруг сделалось так неспокойно, что второй господин Экхарт даже позволил себе обернуться, но только для того, чтобы выхватить цепкий взгляд волшебника и едва не запнуться. Только когда они скрылись за кустами, Рейнольд осознал, что почти не дышал. Маркиз даже дел с ним никаких не вел, так какого же диавола?! Дети расселись вкруг него посреди тихого истинно рая в самом сердце грешной земли и больше часа заставляли его загадывать цветы, а потом колдовали их и плели венки. К концу чаепития, когда наставник изволил явиться за учениками, Рейнольд был буквально увит всевозможными яркими благоухающими растениями. Всколыхнувшееся было необъяснимое волнение поутихло, и даже новая встреча с маркизом не тронула океана его души — или, по крайней мере, он так очень хотел надеяться. Винтер Берданди разогнал детей, а те, расстроенно повздыхав, подчинились и устремились к выходу, оставив мужчин обменяться прощаниями. Рейнольд чуть ли не развалился на мягкой траве, согретый и донельзя довольный собой, и поднял на маркиза глаза, только когда тот подошел достаточно близко, чтобы загородить солнце. Он снова улыбался, но в этот раз мягко и будто наконец по-настоящему. Не было смысла больше держать лицо, и мысль о том, что ему теперь доверена искренность, заставила сердце Рейнольда предательски пропустить удар. Или два. — Маркиз, — севшим голосом обратился к нему Рейнольд, но будто бы просто для того, чтобы развеять липкую тишину. Он поспешно поднялся, обронив несколько цветов, но не заметил этого. — Похоже, вы неплохо ладите с детьми, — произнес Винтер и, поддавшись моменту, вдруг потянулся вперед, поправляя венок на голове собеседника. Рейнольд насилу не отпрянул. — Спасибо, что приглядели за ними, я перед вами в долгу. — Полно вам. Только когда маркиз скрылся за цветочными кустами, Рейнольд в полной мере осознал, что его личное пространство нарушили, чтобы вложить за ухо крошечную веточку с белоснежным бутоном гардении. Еще несколько мгновений ушло в небытие, и, убедившись в отсутствии непрошенных свидетелей, второй господин Экхарт позволил себе звучно выругаться. По Винтеру никогда нельзя было сказать наверняка, в какой момент этикетная дистанция сокращается, напускное дружелюбие сменяется шуткой, а шутка — жестокой насмешкой. Именно за это Рейнольд ненавидел его сильнее прочего.