Felix never bad

Минхо не стал его будить. Доел салат, скушал сладкое, чтобы хотя бы у него были хоть какие-то силы, и, на руках, донёс Феликса до квартиры. Хёнджин открыл взволнованный. Посмотрел на спящего Феликса, и Минхо прямо-таки увидел, что он себя затыкает. Посторонился. Минхо хотел передать его на руки и куда-нибудь уйти, но Хёнджин помотал головой. Пришлось уложить Феликса в кроватку самостоятельно. Он раздел: странно, синяку уже сколько? Давно уже должен был пройти. Надо узнать у Хёнджина, что это такое. Худющий такой: сплошные рёбра. Надо будет приготовить им нормальной еды, а то наверняка питаются полуфабрикатами из доставки. Он погладил мальчика по волосам. Тот прильнул к ласке, и Минхо аккуратно укрыл его одеялом. Поцеловал в висок. Столько времени держал в себе. Натерпелся, бедный. Спи. Отдыхай. Хёнджин заварил ему чай. Беспомощно озирался на кухне в поисках сладкого, и кутался в огромный свитер. – Что вчера произошло? – Минхо усадил Хёнджина в уголок, там ему всегда было безопаснее. А сам достал муку, яйца. Приготовит быстренько панкейки, а то жалко смотреть на него. – Он вчера попросил заняться сексом с проникновением, – Хёнджин кусал ногти, – я не смог отказать. Минхо кивнул. Хёнджин вообще не мог противостоять Феликсу, когда тот жаждал себе что-то доказать. – Я почти уверен, что ему было больно, – он поднял колени к себе и захватил их свитером. Стал похож на облачко, – и я кончил в него, – совсем тихо. Минхо напрягся. Своего ребёнка Феликс сейчас точно не переживёт. Надо будет отвести его к Сынмину, проверить. Пока не поздно. – Это Хан, – Минхо уронил яйцо. На пол. Чёрт. Хёнджин повернул голову нему. – Что, Хан? – он не понял. Минхо не стал прибираться. Сначала оладушки. На блинчики не хватало яиц. Хотелось его накормить и почувствовать себя хорошим. Старшим братом. Он включил плиту, достал любимую сковородку – сам им подарил, сам ею и пользовался, смесил тесто. Молчал. Хёнджин не смел вставать. Тихонько повторил: – Минхо? Что сделал Хан? Минхо любил переворачивать руками. Так было удобнее. Феликс иногда ругался, мол обожжёшься же и дул на его пальцы. Хан, после того, как увидел этот милый абсолютно дружеский жест, окончательно выгнал Минхо с кухни. Он тогда подумал, что омега просто волновался. И то, что Хани просто любит готовить. А надо было подумать, что он ревнует. Хотя вслух Хан никогда такого не говорил. Минхо переложил оладушек с плиты на тарелку, и, на его место, положил свою ладонь. Хёнджин вскрикнул. Он оказался рядом мгновенно. Отдёрнул его. – Господи, Минхо! – Хёнджин включил холодную воду и рывком сунул ладонь хёна под струю. – Тихо. Разбудишь же, – Минхо шипел. Не вырывался. Переживал за оставшиеся оладушки и тянулся к плите – выключить. – Да господи, Минхо! – практически шепотом. Хёнджин выключил плиту и шлёпнул Минхо по руке, – что случилось?! Агрессивном шепотом вышло даже мило. Минхо почему-то улыбнулся. – Так, – Хёнджин осмотрел последствия. Ничего страшного не случилось, визуально ожога нет, – сиди здесь. Он усадил хёна на своё вместо, сунул ему в рот несчастный оладушек, а сам пошёл искать место, в которое Феликс спрятал аптечку. Нашёл бинты, мазь от ожогов. Заодно нашёл крепкий алкоголь. Хорошо, что нетронутый. Хёнджин забрал и его. Минхо убирался на столе: ваза должна стоять ровно посередине, поваренная книга лежать на девяносто градусов, тарелочки сложены. Оладушек Хёнджин не обнаружил. Уже хорошо. – Руку давай, – Хёнджин почувствовал себя вожатым в лагере. Отчитывающим альфу, который решил доказать омеге, что он тут самый сильный, и случайно поранился. Плакать нельзя, а хочется. Минхо послушно протянул. Не ту. Хёнджин закатил глаза и самостоятельно взял ту. Смазал, перевязал. Налил им обоим по стопке: – Пей, – «терпи, ранку надо смазать йодом» – А может не надо? – очень жалобно, «само пройдёт» – Надо, – Хёнджин выпил сам, «микробы заберутся в твой организм и сгрызут тебя изнутри» – Ладно, – Минхо сморщился, и послушался, «ладно, вы тут старший». – И? – горло не жгло. Любил же Феликс качественные напитки. Ещё и в голове так сразу... свободно. Хёнджин такое не любил. – Две новости. Плохая и псевдохорошая. С какой начать? – а вот Минхо расслабился. – С плохой, – Хёнджин налил ещё. Наверное, не стоило, но вот хёна повело, надо было закрепить эффект. – Хан разрушил мир, который мы с тобой старательно строили для него, – Минхо имел в виду Феликса. Хёнджин это понял. И почувствовал, как замерло сердце. Замер. А Минхо продолжил: – Он не сказал Феликсу о том, что у него течка началась. Тогда, – и выпил стопку. Налил себе третью. Не смотрел Хёнджину в глаза. Вау. И как они за этим не уследили? Хёнджин не знал как реагировать. Новость определённо была плохой. Он выпил, и Минхо налил третью ему. – А хорошая новость? – Хёнджин как-то забыл, что там было «псевдо». – У Хана будет ребёнок. Хёнджин закашлялся. – Пиздец, – вышло неожиданно громко. – Не ругайся, Феликс, – Минхо повело, – в общем солидарен, но Феликсу и так досталось, ты прикинь это все в себе хранить? Не надо. – И что? И как? – Хёнджин растерялся. Обычно Феликс защищал его от такого. – Я разведусь. Если он захочет оставить ребёнка, буду поддерживать, – Минхо пожал плечами, – это слишком, Джинни. Слишком. – А ребёнок? Твой? – Хёнджин взял Минхо за здоровую руку. – Мой, почему ты спрашиваешь? – Хёнджин имел ввиду «как ты сможешь оставить своего ребёнка такому человеку», но Минхо понял это как «ты уверен, что он тебе не изменяет?». – Бросишь его? – у Хёнджина заплетался язык и хотелось спать. Проблема сына Минхо почему-то казалась важнее проблемы «Феликс опять не верит, что я альфа и отводит в сторонку от проблем». – Давай решать проблемы по мере поступления. Может он вовсе не захочет его оставлять, – Минхо пожал плечами. Он понял, что Хёнджина вырубает и, пошатываясь, встал. Хёнджин помотал головой. Он так не считал. И вообще надо продумать план сейчас. Но глаза закрывались, в теле была такая сильная лёгкость, а хён такой удобный и тёплый. Минхо уложил Хёнджина в постель. Рядом с Феликсом. Тот лез обниматься и звал его к ним, но Минхо мягко отказался. Феликс же сказал, что постелет на коврике. Лучше его не волновать сейчас лишний раз. Он бросил себе коврик для йоги со стороны Феликса. И довольно быстро уснул – день был непростым.