Felix never bad

Феликса накрыло в лифте. Он думал, у него будет ещё полчаса — успеет добраться до дома и спрятаться в душе. Действие этой сраной наркоты пройдёт, и случится откат. Не сразу. Не так. Не резко. А его согнуло в лифте. Пополам. Он упал на колени: было больно. Живот резало так, что невозможно было стоять, и что-то, видимо, метка, шептало: «Вернись. Предатель. Не уходи». Феликс попробовал рассмеяться: это он-то предатель? По отношению к Чану? И его наказали: прошлись градом раскалённых иголочек по спине. Феликс стиснул зубы и зажмурился. Это всё в голове. Этого нет. Он здесь, он сейчас. Лифт отчитывает этажи, запах кофе остался в офисе, а пол под ладонями холодный. Никто не протыкает каждый миллиметр его спины раскалённой иглой. Не больно. Давит, да, гормоны, ситуация, но он это переживёт. Найдёт выход. Всё будет хорошо. Справится. И его снова наказали: Феликс почувствовал себя привязанным к столбу. Спиной ощутил шершавое дерево, лицом — порыв ветра, грудью и животом — брызги волн. Даже было слышно их шум. Феликса увело. Казалось, что это реально. Нет-нет-нет. Феликс попробовал повторить это вслух, чтобы услышать свой голос и выплыть. И почувствовал удар. Тяжёлый, мощный, болезненный. Что-то твёрдое и холодное прижало внутренности живота к столбу. Феликс закричал. Лифт открылся, и видение исчезло. Он тяжело дышал. Разогнуться было сложно. Встать с колен — тоже. Мысли путались. Феликс приложил все усилия, чтобы опереться на руки. И, пошатываясь, встать. Это всё нереально. Двери лифта давно закрылись, и он просто стоял в закрытой коробке. Держался за поручень. Боже, хорошо, что он здесь есть. Феликса всегда напрягали стоящие лифты, а тут ещё и возникло ощущение, что если он задержится ещё хоть на секунду, это страшное существо из видения, что ударило его, вернётся и сделает то же самое в реальности. Феликс закусил губу и нажал на первый этаж. Двери открылись. Феликс вышел. Пытался дозвониться до Минхо в такси — просто игнор. Звонок проходит, смски прочитаны, а толку ноль. И так во всех мессенджерах. Феликс чувствовал себя брошенным. Хотелось плакать. И злиться. Феликс выбрал второе. Дома стало больнее, потому что ко всему прибавился Хёнджин. Как он отреагирует вообще? Учитывая, что в школе Хёнджин шутил и называл истинными их парочку, наверняка болезненно. Чёрт. Как же это всё. Кулак Феликса врезался в плитку в ванне. А потом ещё раз. Феликс заметил только когда увидел как кровь смешивается с водой, а по стене ползут красные полосы. Вау. А когда-то он отказался ходить на бокс, потому что сдирал костяшки. А сейчас даже ничего не почувствовал. В животе клубился комок. Феликс видел его чёрным. Жалящим. Тяжёлым. Он прижался спиной к стене. Лицом к створкам душевой кабины. Проехался вниз, обнял руками колени. Даже вспомнил грустную песню из детства и попытался заплакать. Но чувствовал только то, как вода щиплет разбитую руку. И чёрный, плюющийся комок в животе. Феликс взял баночку геля для душа. И щедро вылил на разбитые костяшки. Жгло, Феликс даже зашипел. Но слёз всё ещё не было. А живот ныл просто физически: его будто прожигали изнутри. Эта боль мешала думать. Феликс уже всерьёз думал закинуться обезбаливающими. Но сквозь шум воды услышал телефон. Ощутил, что надеется, что это Минхо наконец перезвонил. Но это просто был будильник — через три часа съемки, и надо выдвигаться. Феликс вздохнул. Его снова резануло. Всем: игнорирующим хёном, Ханом, предательством. Ещё и Сынмин. Феликс искренне думал, что они друзья. Ну, насколько это вообще возможно в их возрасте. А он… знал же как Феликс относится к запахам, меткам, течкам. За что? Почему? Столького бы можно было избежать… в груди было пусто. А в животе — чёрный искрящийся комок, мешающий Феликсу думать. И дышать. Он выключил воду, высушил волосы, даже духи откопал. Брызнул. И уехал, потому что омеги, для которых Сынмин всё это делал, заслуживают большего. Феликс не знал перед кем он провинился и за что мироздание с ним так, но знал, что не может позволить, чтобы такое повторилось с кем-то ещё. И что никто не должен проходить через последствия изнасилования в одиночку. А значит, проблему надо осветить. И выступить. Феликс прошёл мимо Сынмина. Даже не поздоровался. Сил не было. И на улыбку тоже не было. Он взглянул на себя в зеркало — бледный, забитый. Сломанный. Стилист попытался что-то сделать, но Феликс всё равно выглядел несчастно. Будто последствия сказались на нём сильнее, чем было заготовлено в речи. Будто он разбит. Только с косметикой всё было ещё хуже. Было чувство, что Феликса попытались скрыть и одеть в куколку «я сильный мальчик, я справился, и у вас получится». А Феликс, вот, не справился. А ещё он не умел врать. Поэтому выступление он изменил. Речь сама пошла: теперь Сынмин предстал спасителем, а он, Феликс, маленьким омежкой, который отчаянно нуждается в помощи. Если бы люди сравнили две программы: эту и месячной давности, точно подумали бы, что это всё продуманный сценарий, а Фелика — прекрасный актёр. Но в тот момент проняло всех: его, Сынмина, Минхо, который понял, что с Феликсом что-то не так, но не мог подойти, потому что рядом были люди, а сам омега будто его и не замечал, съемочную группу, персонал «Заброшки». Ему даже не предложили переснять. Сынмин только взял за руку. Попробовал спросить, что случилось, но Феликс просто убежал. Ему показалось, что он увидел Минхо. Он ещё был каким-то серым. Эх. До чего его довели: уже проецирует себя на хёна. Феликс тихо усмехнулся и убежал. Туда, где его точно никто не достанет. Даже выключил телефон. Очень хотелось побыть в одиночестве. На разговоры не было сил. Надо было собраться и вообще. Феликс не думал. Ни о чём. Он знал, что надо как-то прожить эту боль: истинные существуют, и его — не Хёнджин, Минхо от него отвернулся, дружбы не существует, его все предали. Но не мог. Его хватало только на ритмичное перебирание ногами в сторону места, где он прятался ото всех в школе. Раньше там было кафе, а сейчас замок. Феликс его просто сломал. Это было несложно. Пара ударов огнетушителем, и, как в кино, замок ломается. Феликс даже прибрался. И положил средство пожарной безопасности на место. Мало ли. Крыша, где продавали любимый лимонад маленького Феликса, почти не изменилась. Даже стулья остались те же. Кому нужен белый пластиковый ширпотреб. И мусор, куда же без него. Широкие выступы у края дома, на которых можно разлечься, раскинуть руки и ещё останется. Гранитные. Солнышко их так приятно грело тогда. Феликс уселся. Не на край, ещё упадёт, ещё чего, Хёнджин этого точно не переживёт, а Феликсу не хотелось лишних смертей. Вытянул ноги. От кед до крыши — сантиметров десять, но он чувствовал себя в безопасности. Смотрел на город. Тогда он чувствовал, что город смотрит на него. И улыбается. А сейчас он чувствует, что город отвернулся. И нахмурился. Потому что Феликс, видимо, не смог помочь тому маленькому мальчику: Хану. Не справился. Сделал хуже. И за это его наказали. Феликс думал, что виноват. Что заслужил. Предавался самобичеванию, когда почувствовал, что не один. Страшно не было: ну что ещё может произойти? Он даже позволил себе усмехнуться. И даже успел представить групповое изнасилование. Но понял — это Минхо. Не по запаху. По шагам: мягкая поступь кота, который перебарывает себя, чтобы до него добраться. Минхо всегда боялся высоты. До головокружения и тошноты. А Феликс всегда прятал здесь Хёнджина. И прятался сам. Лучшее решение. Феликс почувствовал, как хён прижимается грудью к его спине. Опускает руки на его грудь. Обнимает. — Пожалуйста, — тихая мольба. Феликс пожимает плечами. Уходить не хотелось. Минхо сжал его в объятиях и горько, болезненно, произнёс: — Прости, пожалуйста. Феликс прижался спиной. За что его прощать? Это же не он виноват. Феликс смотрел на то, как заходит солнце. Было красиво, а потом стало холодно. Минхо его не отпускал и, кажется, плакал. Феликс повернулся. Обнял хёна за шею. Тот подхватил его под ноги и, пандочкой, понёс вниз. Феликс уткнулся носом ему в шею. Было неприятно: пахло Ханом, но не настолько, чтобы вырываться. На улице Феликс признался: — Мне больно, хён. Минхо обнял его покрепче. Но не остановился. Феликсу захотелось вырваться, поорать и поругаться, но Минхо банально его не пустил. Не дал слезть с него. И Феликс ударил: — Хан пустил меня к нему с течкой! Он сука знал! — и разрыдался. Минхо что-то такое и подозревал. Не хотел верить. Нёс Феликса в кафешку, пока тот ревел у него на руках. Внутри попросил салат, чай, сладкое и так и уселся с Ликсом. Не отпуская. Только руки переместил — гладить по спине. И немного тшикал. Знал, что Феликс такое любит. — Прости, — когда Феликс немного успокоился, а Минхо запихнул в него ложку салата. — Ты то тут при чём, — Феликс пытался держать стакан воды, но руки тряслись. Минхо ему помог. — Я не догадался позвонить, — Минхо было больно. Он чувствовал себя отвратительным хёном. Ладно Феликс не звонил, он привык быть героем и, видимо, решил не ставить его перед выбором, но сам-то. Мог бы позвонить. Но нет, Хан тогда был важнее. А сейчас вот как. Феликса накрыло. И накрыло сильно. Хёнджин не справится, а Минхо… не поздно конечно, но и предотвратить это можно было. — Я сам тебе звонил! — Феликс вскрикнул. И оттолкнул. Этот альфа тоже был виноват. — Что? — Минхо показал Феликсу телефон. Последнее сообщение — примерно месяц назад. И никаких звонков. Феликс догадался первым. Он открыл чёрный список. И заревел в голос, уткнувшись хёну в плечо. А Минхо понял. — Я больше не смогу с ним жить, Ликс, — Минхо прошептал, когда Феликс немного успокоился, — просто не смогу. — Мы всё решим, — какая-то часть Феликса улыбнулась. Минхо выбрал его. — У него будет ребёнок, — отстранённо. Решим. Было больно. Как он мог такое допустить? Как? Ну что он сделал не так? Где просчитался? Где недодарил любви? — И это тоже решим, — Феликс обнял хёна. Успокаивающе погладил по волосам. Ребёнок Хана был наименьшей из проблем. — Я, — голос альфы дрожал, — не смогу к нему вернуться, Ликс, — он прижался к Феликсу, — по крайней мере сегодня. Просто не смогу. — Поспишь у нас, — Феликс улыбнулся. Слабо, но искренне, — Постелим тебе коврик. Минхо кивнул. Коврик так коврик. Зарылся носом в волосы солнышка. Дышал, пока не удалось совладать с голосом и прогнать комок из горла. И только тогда смог извиниться: — То что он сделал ужасно. Оба раза. Прости меня. Я, наверное, ему чего-то недодал. Прости. Пожалуйста, — и его, и меня. Феликс прижался. Защитился. — Ты не виноват. Это меня он считает чудовищем, — он потёрся щекой о плечо альфы. — Ты вовсе не чудовище, — Минхо погладил Феликса по волосам, по спине. И сказал то, что надо было сказать тогда, в прошлой жизни, — и не неправильный. Феликс потёрся щекой о плечо хёна, принимая извинения. Ох, знал бы ты насколько сильно ошибаешься. — Напиши ему о том, что переночуешь у нас, — Феликс закрыл глаза. Наконец-то боль отступила. Стало так сильно легче, — беременным омегам вредно волноваться. Он потянулся, чтобы доесть салат, но Минхо был такой уютный и мягкий. С ним было настолько безопасно, что Феликс просто закрыл глаза, прильнул обратно на пару секундочек и не заметил как уснул.