Felix never bad

Хани переживал. Феликс уехал слишком быстро, и он не успел с ним поговорить. Это расстраивало. Надо было извиниться, хотя бы чтобы вернуть себе доверие врача, но Феликс не захотел его видеть. И Хани запаниковал. Потому что если Феликс расскажет Минхо… тот правда может выбрать не его. Чонин своими пересказами ситуаций не улучшал вообще ничего. Казалось, что Хан депрессивный мудак, который только и делает, что негативит. Это напрягало. Феликс вполне мог решить, что Минхо такое не нужно. И всё рассказать. Врать он не умел абсолютно. Хан переживал. Улыбался перед мужем, говорил с ним мягким голосом, обнимал и целовал его, клал его руку себе на живот, прижимался. Самая образцовая омежка. Но не мог перестать думать о том, что Феликс позвонит, вот прямо сейчас, и всё разрушит. Отомстит. Накажет. Заберёт. На третий день этой пытки Хани ломается. Он берёт телефон мужа, пока он в душе, находит контакт Феликса и блокирует его. Ничего не удаляет, но таким образом Феликс до него не дозвонится. И всё будет хорошо. А когда он выйдет из больницы, то поговорит с Феликсом. Тот всё поймёт. Он же добрый. И не станет забирать у Хана его счастье. Хан провел ладонью по своему животу и улыбнулся. Мысль о возможном ребёнке грела душу. И Минхо был рядом. Покупал цветы, читал книги. Передал всю работу на Хёнджина, а сам остался. Хани был счастлив. А Минхо пугало то, что рассказывал Чонин: высокий уровень депрессии, психопатические наклонности, аутоагрессия. Он винил себя за то, что ничего из этого не замечал и мягко прижимал Хана к себе, извиняясь. Он хотел показать своему маленькому, беззащитному омеге, что он его центр. Его мир. И он защитит, поможет и выберет его. И поэтому никому не звонил. Ни Феликсу, ни Хёнджину. Только держал последнего в курсе дела: Хану ещё плохо, буду с ним. Просил не заезжать, потому что он ревнует. Хёнджин в ответ отсылал ему мемы, огонёчки и говорил, что мир без него конечно рухнет, но Хёнджин делает всё возможное, чтобы задержать этот процесс. Минхо смеялся и прятал телефон, потому что у Хани слезились глаза, когда он видел, что Минхо пишет кому-то смс. Он постоянно считал, что пока он не может удовлетворять любимого мужа сексуально, тот обязательно найдёт пару на стороне. Альфа не понимал эту логику и уже замучился повторять одно и тоже разными словами. А Чонин тихо вздыхал, когда Минхо ему об этом рассказывал. Примерно через две недели после того, как Феликс уехал, Хан набрался смелости и пошёл к Сынмину. — Здравствуйте, — он всё ещё не понимал как себя с ним вести и потому был придельно аккуратен. Взгляд в пол, руки внизу, закрытая поза, спина опущена. Сынмин кивнул ему на стул. Хан сел. Напрягся. Сынмин наложил жгут на его плечо, попросил сжимать кулачок и взял кровь. Джисон даже не заметил укуса иглы. — И всё? — И всё. Можешь взять тест на беременность, но они менее точные. — Ага. Хани зажмурился. — С тобой посидеть? — Сынмин вздохнул. Чонина что ли позвать. Хан кивнул. Он искренне пытался не плакать. Почувствовал, как рука Сынмина касается его затылка. Гладит. Хан очень старался сдержаться, но всё-таки заревел. Слишком сильно хотелось ребёнка. Он так долго сдерживался. Сынмин аккуратно гладил его по волосам. Было бы лучше, если бы ничего в животе у Хана не росло. Он конечно это не переживёт. Но в противном случае может не пережить весь мир. Врач старался об этом не думать. Пациент был важнее. Клятва Гиппократа, все дела. Хани успокоился, они провели тест. Две полоски. — Я думал, ты будешь радоваться, — Сынмин переосмысливал свою жизнь. — Я не могу поверить, — Хан был в шоке. Он до последнего думал, что там пусто. Джисон опустил руку себе на живот. Вау. Не пусто. — Надо дождаться результатов по крови, — и сохранить беременность. Блин. Чонин его теперь не выпустит из больницы. Это же. Блин. — А когда можно будет выписаться? — у Хани, видимо, были обратные планы. — Как Чонин разрешит, — зато честно. Сынмин вздохнул. Проводил Хана в палату. Пусть порадует Минхо. За те пятнадцать минут, что прошли с двух полосок до двери его палаты, Хан наконец-то осознал. И засветился. У. Него. Будет. Ребёнок! Он был готов танцевать. Поэтому когда Сынмин ушёл, Хан набросился на шею Минхо с радостными криками. В мечтах он часто представлял себе этот момент: как шутит, подкладывает тест куда-то, чтобы Минхо увидел, делает ему тортик с надписью, говорит, что через девять месяцев подарит кое-что незабываемое. но в итоге просто набросился на него бесконечной радостью. Он улыбался, прижимался и визжал. Обнимал руками и ногами, не в силах соединить слова в предложения: — Минхо, — крепко прижимаясь, — я люблю тебя! Минхо! — он активно тёрся носом о шею любимого, целовал его метку, его самого, прижимался, — Ты самый-самый-самый лучший! Дорогой мой! — Господи, родной, ты чего так? — Минхо улыбался. Хан даже на покупку квартиры таким радостным не был, — тшш, перевозбудишься, — аккуратные поглаживания по спине и мягкая, добрая улыбка. Внутренний альфа Минхо довольно урчал: так приятно, его омега счастлив. Можно свернуться в клубочек и расслабиться. — У нас будет ребёнок! — Хан прокричал это, радостный, изо всех сил прижимаясь к любимому. — Вау! — Минхо оторопел. Постарался изобразить радость, потому что для Хана это, видимо, было очень важно. Внутренний альфа Минхо напрягся, — Солнышко, это чудесно! Хану не понравилось, что его так назвали, но это было не важно. Минхо. Будет. Отцом. Его. Ребёнка! Боже, сегодня самый счастливый день. Хан зарылся в мужа. Обнял так крепко как только мог. Даже плакал от счастья. А Минхо делал всё, чтобы это счастье не спугнуть: обнимал, целовал, гладил, шептал нежности о том, какой Хани хороший и замечательный. Но ни слова не говорил о ребёнке. Потому что он не был готов. И Сынмин, в отличие от Хана, это заметил. Минхо повёл себя странно. Сынмин думал, что он обрадуется, позовёт Хёнджина, и будет вести себя как типичный альфа: защищать и оберегать своё сокровище, но он как будто… не хотел никому рассказывать. Даже спросил у Сынмина как такое возможно, ведь у Хана не было течки. Пришлось наплести про сбитый цикл и стрессовые условия. На что Минхо спросил не стрессовые ли условия в больнице и не лучше ли отправить их домой. Пришлось сказать правду: надо наблюдать, у Хана сложный случай. Минхо хмурился. Было видно, что он хочет домой. И со временем ситуация не улучшилась. При Хане Минхо старался быть милым, нежным и заботливым, но как только его забирал Чонин, улыбка пропадала с лица альфы. — Тебе бы развеяться, — Сынмин нашёл Минхо в месте для курения. Удивился. Он не думал, что кто-то из этой четвёрки курит. Минхо не ответил. — Есть ещё? — Сынмин нервничал. Завтра был день Х — Феликс выступал с речью. Всё должно было пройти хорошо, но он так долго готовился. Можно было закурить. Минхо достал сигарету из зубов и протянул парню. — Сам стрельнул. Сынмин взял. Чанбин его за это убьёт, интересно? — Приходи завтра ко мне в центр. Феликс будет. Пообщаетесь, — Сынмин выдохнул. Дым оседал на лёгких, закапывая его тревогу. — Он мне не пишет. Не думаю, что он хочет, — Минхо был серым. Сынмин пожал плечами. — Приходи. Он будет рад тебя видеть. Минхо имел в виду Хана, но забил. Он чувствовал давление. Много давления. И не мог ни с кем поделиться. Хёнджин работал за двоих, Феликс где-то там спасал мир. И совсем не писал ему. А сам Минхо написать не мог, потому что Хан давил. Плакал каждый раз, когда Минхо пытался. Сердечко альфы такого не выдерживало, и Минхо закрывал телефон. А одному было стыдно. Ощущение, будто он предаст мужа, если напишет без разрешения. Он устал. Очень сильно устал. Возможно, действительно надо было развеяться. Минхо закрыл лицо руками и запрокинул голову. Захотелось поорать, но в этот момент зазвонил телефон. Огонёк надежды мурлыкнул «Феликс?» — Минхо-ши, Феликс странно себя ведёт, я совсем запутался, — Хёнджин мельтишил и паниковал. Минхо вздохнул. Ну конечно. Раньше Феликс ему отзванивался перед тем как начать странно себя вести, но видимо… Эх, распадаются они. Это было грустно. Сынмин стоял рядом. Тоже мельтишил и немного паниковал. Минхо научился видеть это: частые сглатывания, руки на вороте рубашки, глаза, которые стремятся следить за обстановкой. — У него завтра съемка с Сынмином. Не переживай, — Минхо попытался мягко. Для обоих младших. Но вышло серо. Оба напряглись, и он поспешил успокоить. — Я подъеду завтра. Поговорю с ним. Хорошо? — Минхо уже забыл, что такое настоящая улыбка. Даже намёк на неё. — Было бы чудесно! Я не смогу там быть да и не хочу… он сегодня уснул в семь, да и… в общем привезёшь его домой? Лично поговорим. — Конечно, — Минхо мурлыкнул. — Я буду, — уже Сынмину. Тот кивнул: — Вместе тогда поедем? — Ага, — Минхо забрал у врача сигарету, — омегам вредно, — и потушил. Сынмин улыбнулся. Минхо стал похож сам на себя: этакий заботливый старший брат.