Felix never bad

Феликса как будто водой окатили. Уволиться? Да пошёл ты нахрен. Он выбежал из кухни. Домой. Или хотя бы умыться. Сообразить вообще, что происходит. Очень хотелось позвонить Минхо. Он набрал: снова нет ответа. Пять пропущенных со времён больницы и прочитанные сообщения без ответа. Это что, игнор? За что? За Хана? Обещал же не уходить. Стало больно. Как-то резко и сильно. Как будто не его. Феликс еле сдержался, чтобы не застонать вслух. Плеснул воду себе на лицо, но не помогло. Как будто опустило глубже. Феликс попытался прислушаться к чувствам, к себе. Но услышал только отголоски страха, боли и тот красный комок, что растворился в самому низу живота. Похоже на… возбуждение?! Что? Феликс запаниковал. Он не хотел чувствовать такое. Он испытывал к Чану только отрицательный спектр эмоций. Ну какое возбуждение. Откуда? И страх, его никогда не интересовал страх. По крайней мере свой. Ладно. Может показалось. Феликс зашёл в кабинку туалета: трусы мокрые. Смазка. Прекрасно. Его грёбанный организм решил возбудиться. Или это феромоны Кристофера так повлияли. Он же альфа. Да, это всё объясняет. Чан феромонит, он возбуждается. Вот. И никаких. господи, этот поцелуй в щёку. В этот грёбанный миг показалось, что сделай Феликс шаг навстречу, и Чан свернётся у его ног калачиком. Но Феликс не хотел. Кристофер — насильник, и мы не будем с ним дружить. А тем более хотеть его. Ты слышишь, гребанное тело?! Он сжал синяк. Сильно, до боли, которая резко растеклась по руке. Прошло уже. да блин, миллион лет прошло. Надо спросить у Сынмина, что это такое. Пора прекращать. Это ненормально. Он же не хочет. Ладно Чан, он альфа, Феликс позарился на его стаю, и он мстит через болевые точки — это нормально, но Феликс-то обычный человек. Он себя в руках держать умеет. Почему это происходит? Феликсу хотелось завыть. И с кем-то это всё обсудить, а то…это уже перешло границы. Это уже харассмент. Или нет. Надо почитать определение. Боль постепенно утихала, Феликс начал думать о другом, и красный комок внизу живота куда-то утёк. Феликс немного выдохнул. А может просто его организм так среагировал, потому что у него давно альфы не было? Он ухмыльнулся. Да, определённо. Этот Чан со своими феромонами. Ух. Ну и навоображал он себе конечно. Ладно, справится. Насиловать же его не стали. Сдержались. А метка… может, правда попробовать? Феликс скривился. Не хотелось. Сильно не хотелось. Он не мог дать страху победить, но если эти приставания продолжатся, то придётся выбирать. Один выбор блин страшнее другого. Феликс хмурился и прокручивал ситуацию у себя в голове. Вот Чан вжимает его в стену. Вот Феликс ломается. Вот он его обнимает. Вот целует. В щёку, не в губы. Может, это действие, которое расшифровывается как «смотри, ты меня бесишь как конкурент и выскочка, в сексуальном плане ты меня не интересуешь, успокойся»? Очень хотелось думать о хорошем. Очень. Феликс закусил губу. Он не знал, как выпутаться из ситуации и отчаянно хотел с кем-нибудь её обсудить. Снова набрал Минхо. Снова гудки, переходящие в молчание. И когда звонок прервался тихим «абонент не отвечает», Феликса скрутило. Боль была такой сильной, что он согнулся пополам, пытаясь с ней справиться. Она топила чисто физически. Мысли растерялись. Как будто не успели замереть перед тем, как заволнуется море. И единственное, что осталось — это смотреть, как стихия разрушает тщательно выстроенную цивилизацию. Феликс застонал. Он изо всех сил сжимал живот, пытаясь переключить боль с эмоциональной на физическую, но не мог. Почувствовал, как поднимается температура: стало нестерпимо жарко. И спина была вся мокрая. Он не хотел поддаваться. Не хотел. Не хотел позволить животному, инстинктивному, чужому: «Позови его» победить. И просто отключился. Очнулся он в той же кабинке. На полу. Подумал, что упал. Феликс раньше не падал в обмороки. Тем более от боли. Тем более от эмоциональной. Надо будет спросить у Сынмина, таким ли задуман организм у омег. Всё ли хорошо. Двигаться было сложно. Руки дрожали. Лицо было бледным. Феликс старался не думать, чтобы не доводить себя ещё раз. Микрошажочки: выбраться из туалета и не упасть, добраться до лифта и не споткнуться, нажать на кнопку, схватиться за поручень, выйти, сесть на скамейку, вызвать такси. Там он немного выдохнул. А дома поел брауни, посмотрел серию лёгкого сериала и даже расслабился. Про приступ можно было забыть. Лучше даже его с Хёнджином обсудить, это же живот, ребёнок, всё такое, он бы точно хотел знать. Феликс даже подумывал ему рассказать про Чана. Ну так, приуменьшить ситуацию, чтобы он не пугался и не нервничал сильно. Что-нибудь мягкое, в общих чертах, мол «начальник давит на меня феромонам, всем вокруг норм, мне нет, что делать? Пока не обижает». Было же правдой. А в душ Феликс забыл сходить. Точнее не нашёл в себе сил: вода ассоциировалась с тем цунами, что потопило его на работе. Нужно было сначала выдохнуть. Поэтому, когда пришёл Хёнджин, первое, что он почувствовал — запах кофе. Он удивился. Феликс кофе не пьёт и иногда даже заставлял его пить эту горькую гадость в ресторане, а не дома, потому что запах бесил. А тут. Минхо что ли пришёл? Давно от него никаких вестей нет. — Кто дома? — Я, — Феликс, судя по звукам, смотрел что-то в гостиной. — Дорогой, — Хёнджин снял кеды и прошёл к мужу. Принюхался. — Почему от тебя другим альфой пахнет? — прозвучало шутливо, но Феликс закрылся. Спрятался под одеяло. Хёнджин присел рядом и мягко обнял своё облачко. — Что-то на работе? Ты поэтому пораньше пришёл? Хочешь рассказать? — аккуратно, главное, не спугнуть. Феликс выполз из-под одеяла и легко поцеловал мужа в уголок губ. — Может, — он пробежался пальчиками по руке мужа, — напомнишь мне, кто мой альфа? Феликс облизнулся, а Хёнджин сглотнул. Ну точно на работе обидели. Феликс включал такой тон, только когда к нему приставали, он не мог никак ответить, а в итоге прилетало Хёнджину. — А Сынмин разрешил? — Хёнджин искренне переживал. Полапать мужа можно и без проникновения. В крайнем случае можно поподчиняться. Надо понять границы. И потом поговорить, а то сейчас это чудо явно не в состоянии. Вон как лезет. Хёнджин даже обдумать ничего не успел, а Феликс уже оказался на его бёдрах, обвил руками шею и активно ёрзал на паху. И лез с поцелуями к шее. — Много смазки и миллион прелюдий, — жаркий шепот на ушко. Хёнджин уже без футболки. — Родной, а ты уверен, — альфе внутри Джинни не нравился чужой запах. Он рычал. Хёнджин боялся обидеть Феликса. Пытался поймать его взгляд, но тот всё время убегал: шея, ключицы, кадык, — может сначала в душ? Феликс уже справился с джинсами мужа и достал его член. Провёл по нему ладошкой и облизнулся. — Нет, — Феликсу хотелось возбуждения. Но его почему-то не было. Того, красного, сладкого, тянучего, что было в офисе. Ему нравилось, что Хёнджин послушный, беспокоится и заботится, но это было не то. — Родной, — мягкое укладывание на кровать. Феликса погладили. Попытались приглушить этот всплеск мягкой нежностью: осторожное прикосновение пальцев к животу, к бёдрам, ко внутренней стороне бедра. Ласковые поцелуи шеи, ключиц, груди. Мягкое: — Ты у меня самый лучший, самый хороший, самый желанный. Любимый. Феликсу нравилось, но не до жжения между ног. Не до появления смазки. И не до алого комка наслаждения внизу живота. Было приятно, но хотелось не этого. Феликс не понимал чего конкретно и отказался акцентировать на этом внимание. Он глухо застонал, перевернул мужа на спину, а сам уселся сверху. Обхватил ладонями его шею. Тот скрестил руки за головой. В глазах — подчинение. Хочешь — сжимай. Феликс не стал. Он оставил одну руку на шее мужа, а вторую опустил к его члену. Сжал. Ну конечно, от доминирования ты твердеешь мгновенно. Феликс подумал, что раньше от послушания мужа, тёк. А сейчас. Может, оно есть, просто не чувствуется? Он же возбуждён, видно же по члену. Всё хорошо. Как обычно. Просто нужно продолжить. Феликс аккуратно привстал. Подвинул альфу к себе. И аккуратно впустил его внутрь, смотря при этом мужу в глаза. Хёнджин, как обычно, смутился и увёл взгляд. А Феликс почувствовал боль. Так сильно даже в первый раз не было, хотя тогда они с Хёнджином вообще ничего не знали. Он попробовал привыкнуть к головке, но было такое чувство, что его режут изнутри. — Дорогой? — Хёнджин почувствовал, что что-то не так. Молчание Феликса было привычным, за звуки в сексе отвечал он, а вот то, что Феликс хмурится и так сильно напряжён — было ново. Обычно он наслаждался его смущением и собственной властью. Альфа опустил руки мужу на талию и практически насильно его приподнял. Будешь ещё самонасильничаться об меня, ага, как же. — Видимо, Сынмин был прав насчёт позы и смазки, — Феликс закусил губу, падая на бок рядом с мужем. Очень хотелось продолжить, но он боялся расплакаться. — Ты хочешь? — Хёнджин запутался. Он заправил прядь волос мужу за ушко, успокаивающе провёл рукой по боку. — Давай продолжим. Ты сзади, я стону в подушку, всё такое, — лёгкий смешок. Феликс попробовал улыбнуться, но вышло криво. — Солнышко, — Хёнджин чувствовал, что что-то не так. Он хотел приобнять, утешить, поцеловать, защитить. — Хёнджин, — прозвучало властно. Хёнджин подобрался, — просто вставь в меня член и напомни, что такое оргазм от секса с проникновением уже, — Феликс повернулся на живот и конец фразы потонул в подушке. Альфа не осмелился ослушаться. Мягкие поцелуи шеи, лопаток. Феликс любит контролировать, и Хёнджин не смел касаться без разрешения. Он добавил смазки и направил головку члена. Было непривычно. — Можно? — Да, — Феликс сжал себя за да-когда-ж-ты-пройдёшь-синяк. Хёнджин нахмурился, но раз его омега хочет, значит, надо подчиниться? И вошёл. Хёнджину вскружило голову. Альфа внутри нёсся, агрессивно лая на чужой запах, омега под ним — в готовности, горячий, узкий, желанный. Он двинулся глубже, чем хотел, но Феликс вроде не подавал признаков сопротивления, и он продолжил. Медленно, мягко. Пытался расслабить его поцелуями, руками. Не выходило, и Хёнджин подумал, что это из-за позы: слишком подчиняющая. Феликсу некомофортно не контролировать. Но по-другому, нельзя? Так Сынмин сказал? Без лица Феликса Хёнджин терялся и не понимал. А альфа внутри него наслаждался: наш омега. Сладкий. Узкий. Горячий. И мешал Хёнджину соображать. А Феликсу было больно. И неправильно. Феликс подумал, что неправильность вылезла из боли. Потому что так быть не должно. Это же его альфа. Почему тогда чувство, что его разрывает? Ноющая, тупая боль. С каждым движением мужа она усиливилась. Феликс не выдержал, слишком сильно, это ненормально: — Хватит. Хёнджин услышал, но его альфа затребовал последний толчок. И кончил в его омегу. Без разрешения Хёнджина, независимо, помечая и крича всем подряд, что этот омега принадлежит ему. — Господи, прости, пожалуйста, — Хёнджин мгновенно вышел. Он не знал, куда себя деть. Феликс еле сдержал крик. Было больно. И очень горячо. Как будто внутри извёргся вулкан. Это точно было ненормально. Он зажмурился и закусил подушку. Из глаз потекли слёзы, и очень сильно захотелось спрятаться. Чтобы никто не нашёл. И прореветься хорошенько. Феликс с трудом соображал, все мысли спустились вниз живота и сгрудились вокруг неправильности происходящего. — Феликс? — Хёнджин попробовал коснуться его плеча, и это снова ударило. Огненной волной, градом, дождём. Всем сразу. Феликс помотал головой, не выпускаясь из спасительного плена подушки. Дай мне прийти в себя. Хёнджин понял это по-своему и крепко обнял. Сжал в объятиях со спины. Запел колыбельную, которая всегда утихомировала его солнышко. Феликс попытался к нему прислушаться. Никакой боли нет. Это всё всего лишь воображение. А голос мужа — есть. Через три повтора он прижался в ответ, а ещё через пять наконец выдохнул. — Определённо слишком рано. — Тебе было больно, котёнок? — и глаза такие несчастные. — Я... наверное, — Феликс не знал. Он закутался в муже, — я спрошу у Сынмина хорошо? Завтра. — Конечно, солнышко, — Хёнджин готов был звонить и сегодня. Хёнджин хотел позвонить сегодня. Явно же что-то пошло не так. Что блин значит наверное? — Я люблю тебя, — мягкий поцелуй в висок. Хёнджина от чувства вины он не спасёт, но Феликсу стало полегче, — Помоги добраться до душа, — он капризно обвил шею мужа руками, а талию ногами. Хёнджин засмеялся и донёс его. Помог умыться и привести себя в порядок. Феликс почти заснул на нём. Под струями воды. И на потуги мужа поговорить не реагировал. Хёнджин аккуратно уложил его, уже спящего, в кроватку. Легко поцеловал в лоб. На часах было семь вечера. Надо было кому-то позвонить. Хёнджин набрал Минхо.