Felix never bad

Феликс был доволен. Он похихикал с шуточки, отправил Чанбина спасать заместителя генерального директора, а сам начал строить себе крепость. Чтобы Чан не смог до него добраться. Придвинул к себе все тумбочки опен-спейса и оставил малюсенький проход. Ликси был мелким и потому легко бы протиснулся, а альфам надо было постараться, чтобы к нему пробраться. – Феликс, – коллеги всё-таки решили спросить, – ты там как? – Да всё нормально, – Феликс не смог сдержать улыбку. Он чувствовал себя королём, который украл у правителя соседней страны кусочек территорий из-под носа и ушёл безнаказанным. – А баррикадируешься потому что? – А да там, – Феликс решил не палить Кристофера перед подчинёнными и взмахнул руками, – в общем, всё хорошо. – А какие правки мы вносим? – с ним говорили как с ребёнком, а Феликс почему-то краснел. И не мог перестать хихикать про себя. – А, ну, это… – Феликс закрыл лицо руками, и смех прорвался наружу. Успокоиться на «раз, два, три» не получилось. – Феликс, он тебя как-то обидел? – обеспокоенно. Коллеги начали собираться вокруг него, тихо переговариваясь. – Н-нет, – омега не мог перестать смеяться. Он искренне пытался сдержаться, но не мог. Зажмурился. Услышал, как альфы начали разбирать его баррикаду и открыл лицо, засмеявшись уже в голос. Он честно пытался помахать руками, мол вы зачем рушите моё творение, но сквозь смех никто ничего не понял. Все только ещё сильнее разволновались. Тумбочки разгребли, и Феликса это рассмешило: как будто взрослые разбирают беспорядок, наведённый ребёнком. Ему принесли водичку. Феликс попытался не расплескать её на себя. Не получилось, и это развеселило ещё сильнее. Он согнулся пополам от смеха. Зажмурился и попытался начать дышать. Не получалось. Губы уже свело от непрекращающейся улыбки. Он почувствовал, что на глазах выступили слёзы. Попытался сжать ногу, чтобы увести себя от ощущения безудержного веселья, но попросту не почувствовал боль. А вот руку – опустившуюся на спину, очень даже да. Ладонь. Феликсу показалось, что из жаркой пустыни его резко телепортировали куда-то на море. Комфортное такое, с ветерком. И вместо голой пустыни его окружают волны. Спокойные, бирюзовые. Как на Санторини. Сразу стало хорошо. Тихо. Прохладно. Приятно. – Фух, – Феликс всё ещё обнимал свои колени, держал глаза закрытыми, но уже мог хотя бы дышать – вроде всё. Спасибо. – Пожалуйста, – голос Чана. Спокойный, ровный, профессиональный голос. Чана. Феликс резко откатился и выставил вперёд первое, что попалось под руку: компьютерную мышку и стикеры. Чан приподнял бровь. – Я тебя не трону, – он поднял руки наверх. – Ага, – Феликс положил своё импровизированное оружие обратно, – Извините, это было непрофессионально. – Может, домой пойдёшь? – коллеги волновались, а Чан смотрел на него так. Феликс не мог разобрать как и посмотреть в ответ, но что-то внутри сворачивалось тёплым уютным котёнком от этого взгляда. Феликс поёжился. Что за стокгольмский синдром. Уберите, пожалуйста. – Ага. Извините ещё раз, – он поклонился. Встал. Решил уточнить для зрителей, – он меня не обижал. Сегодня. А правки обсудим завтра. Без эмоций. И решил убежать, пока отпускают. Надо было позвонить Минхо. Что это блин такое было? Или обсудить с Сынмином. У него же был подобный опыт. Как он справлялся со всей этой ситуацией. Нормально ли это поведение вообще? Как блин себя вести, чтобы избежать его интереса? И что за реакция это вообще была? Феликс решил поехать в помещение, которое Сынмин ласково именовал «заброшкой». На самом деле это был уже достроенный центр помощи омегам: кабинеты для родов, врачи, узи. Он был небольшим, но обещал быть бесплатным и анонимным. Сынмин в это верил. Феликс слабо понимал, чем плоха помощь государства, ему пробовали объяснить, но он решил не ссориться вокруг политики. Сынмин с этим смирился и не лез. С ним вообще было весело дружить. Веселее, чем с Ханом, который, на самом деле, довольно часто негативил. Это не бросалось в глаза во время их дружбы, но сейчас, постфактум, было видно. Феликс не хотел об этом думать и считал, что его так просто психика защищает. Они же с Ханом очень близко и очень давно дружили, расставаться больно. Поэтому она и подкидывает ему только моменты грусти Хана, а весёлые куда-то затирает. Вот и кажется, что с Сынмином веселее: тут и постоянные шутки, и амбиции, и просто страстные разговоры о том, как можно сделать мир лучше. И обниматься он полюбил. Феликсу нравилось с ним дружить. Он не думал, что продолжит общение вне больницы, но общий проект работал свою работу: объединял, сближал, коннектил. Единственное, что Феликсу не нравилось – это уверенность Сынмина в том, что Хёнджин тянет его назад, и без него Феликсу бы было лучше. Но он прекрасно понимал почему Сынмин так делает: сам боится завести нормальные отношения с Чанбином. Поэтому Феликс шипперил их в отместку. Сынмин сначала противился, кричал, что любви не существует, но потом кидал Феликсу фотки и спрашивал, какой наряд понравится Бинни больше. Феликс понятия не имел, но послушно выбирал тот, в котором Сынмин выглядел Сынмином. Было комфортно. Он нашёл Сынмина в саду. Тот поправлял какие-то кусты. – Чан позволил себя связать, а у меня началась жуткая истерика. Я не мог перестать ржать, – Феликс вывернул с порога и начал ходить по тропинке. Туда-сюда. Быстро. – Ого, фотки есть? – Сынмин бы посмотрел на связанного Чана. – А? – Феликс растерялся, – какие фотки? Сынмин закатил глаза. Эх, такой шанс упущен. – Ну в следующий раз позволит - сделай фотки, я готов на колени встать, – он подмигнул. – Блин! Сынмин! У меня истерика после этого началась, это нормально вообще?! – Феликс громко переживал. – Вполне. Здоровая реакция на травму, – Сынмин пожал плечами, хотя понятия не имел, что несёт, – я вот после Чана две недели из бутылки не вылезал. – Оу, – Феликс мгновенно переключился. Развернулся и полез обнимать друга, – тебе ещё больно, да? Глаза полные сочувствия. Сынмину никто никогда не сочувствовал. Вот так. Участливо обнимая. Больно уже давно не было, но он всё равно прижался. Сынмину очень хотелось тепла. Он сглотнул, и Феликс понял это по-своему. Крепко прижал к себе. – И почему с ним никто ничего не делает? Насиловать плохо! – Феликс негодовал. – Чанбин, вообще-то делает, – да и Чонин рассказывал Чану о том, что насилие не выход. Но они сразу не поладили. – А… – Феликс вздохнул, – это из-за отца, наверное. Чанбин делает, приходит отец, сводит усилия на нет, и я вот попал под горячую руку, – он уткнулся носом в плечо друга. – Да, отец у него суровый, – Сынмин сглотнул. Воспоминания об отце Чана ужасом всколыхнулись где-то внизу живота, и Феликс это почувствовал. – Боже, прости, я тебя возвращаю, – Феликс обнял покрепче и выдохнул. Взял за руку, – пойдём, отвлечёмся, пробежимся по речи и всё такое, – Феликс знал, что вернёт Сынмину настроение. На самого себя как-то резко стало всё равно. Переживёт. Справится. Сынмин хотел продолжить разговор, он был в состоянии, но Феликс так целеустремлённо его уводил, что Сынмин просто поддался этой светловолосой катастрофе. Ладно, обсудят в следующий раз. Заодно может и метка истинности проявит себя. Хотелось сказать о ней Феликсу до того, как он сам об этом узнает, но после того, как Сынмин убедится, что она работает, и это всё не просто старые сказки. Не хотелось тревожить его понапрасну. Сынмин бы сказал, если бы видел синяк, но Феликс ходил в рубашках и не заговаривал о нём. Может, ему просто показалось? Могло такое быть? И никакой предначертанности? На следующий день Феликс шёл на работу с улыбкой. Истерика сгладились, страхи тоже. Казалось, что всё начало налаживаться. Если Чан хочет, чтобы он перестал его бояться, то это значит, что он не хочет причинять вред? И все эти цветы, конфеты – это были не знаки внимания, а попытки извиниться? Логика рушилась о то, что Кристофер так и не сказал: «Извини». Или хотя бы: «Тебе было больно, а я садист по природе. Сожалею, что ты попал под горячую руку». Или простое: «Дело не в тебе, дело во мне». Но Феликс очень хотел поверить в то, что на работе безопасно. И никакой злой волк его не укусит. Поэтому он просто подумал, что Чан, как и любой альфа, просто слишком гордый для извинений словами. И вот это связывание вполне могло считаться за извинение действием. Вроде укладывалось, но что-то Феликса тревожило. Поэтому он был настороже. Но в офисе было весело: – Кристофер-хён, не найдётся провода для зарядки? – Извините, не найдётся длинного шнура? – Кристофер-хён! Помогите с кроссвордом! Без него телефон становится беспомощным, а планшет засыпает, шесть букв. Шутки летели отовсюду. Чан уже устал отмахиваться и грозно смотреть. Ещё и блондиночка предъявлял права на его людей. Они, конечно же, были за него. Потому что он чувствовал себя обиженным. И никакая логика Чана не спасала. Это было… неприятно, он воспитывал этих людей, а сейчас они чуть ли от него не отвернулись. Но в целом всё равно. Чанбин был рядом, и этого было достаточно. Чан старался не соглашаться с тем, что он изнасиловал блондиночку. Во-первых, потому что хотел ещё, а во-вторых, потому что был уверен в том, что суке понравилось. И всё, что блондиночка делает сейчас – это просто использование ситуации себе на пользу. Перевёртыш. Другой ракус. Переигрывание. Ложь. Но позволял, потому что так блондиночке было комфортнее. Вон как улыбается. Он следовал плану Чанбина, потому что привык доверять другу, хотя сам всё ещё хотел просто связать, выебать и запереть где-нибудь у себя. Правда картинка в воображении изменилась: голый холодный подвал стал подвалом с матрасом. И какой-нибудь картиной. Но всё ещё с решётками. Чан облизнулся. Так, не время о таком на работе думать. – Ну что, вносим мои правки? – и милая такая улыбочка. Нежная. В ней можно было утонуть, и альфа внутри Чана очень хотел коснуться. Вчера же мы дотронулись. Вчера было можно. А сегодня? – Пойдём-ка, кое-что проверим, – обворожительная улыбка в ответ. Чан мимоходом отметил, что Феликс не выносил правки на всеобщее обозрение, не отнимал у него власть. Он подошёл конкретно к нему и спросил конкретно у него. Это было даже мило. Как будто сука сама не знала, что перетянула на свою сторону весь отдел, и скажи она: «Фас», они бы набросились. Такое чисто омежье поведение. Ты всё ещё лидер, я – за твоей спиной. Ну разве это не сигнал? Феликс немного напрягся. Он планировал поговорить с Чаном отдельно от коллег, чтобы не спровоцировать его внутреннего хищника. Весь отдел был за него, и он это прекрасно знал, но судя по вчерашнему, никто не заступится, если Чан психанёт. А то, что он точно психанёт, если поймёт, что больше не единственный лидер – это сто процентов. Феликс был в этом уверен. Он немного мялся и хмурился. Чан довёл его до стола. Феликс стоял. Чан стоял. – Садись, – Чан закатил глаза. Прозвучало настолько властно, что Феликс сел. На краешек стула. – Руку на мышку, – также властно. Феликс не смотрел на Чана, но почему-то послушался. От Хёнджина и Минхо он умел защищаться, а Чан откровенно пугал. И давил. Феликс прямо-таки чувствовал феромоны. Он шумно сглотнул. Кристофер же просто откровенно веселился. Мстил за вчерашнее. Чан положил ладонь на руку Феликса. – Смотри, – склонился над ним, шепнув в ушко. Феликса обдало жаром, и он задержал дыхание. Стало страшно. И при этом как-то горячо. Внизу живота стянулся комочек чего-то. Феликс не мог различить чего и сосредоточился на страхе. – Берёшь документ, – Чан сжал своей рукой ладошку Ликса. Альфа внутри ликовал: прикосновение кожи к коже. Ура. Наконец-то. Он понизил голос. Медленно. Мягко. Плавно, – перетаскиваешь его сюда, – Чан вдохнул запах Феликса. И надавил своим. Возбуждайся, сука, я же чувствую, что ты хочешь, – и нажимаешь «отправить». Чан не смог сдержать и слегка, едва уловимо, коснулся губами мочка уха Феликса. Это вывело его из транса страха: тот резко и сильно ударил локтём в его грудь. Кристофер аж согнулся. – А можно без сексуальных домогательств? – Феликс уткнулся лицом в согнутые локти, сжавшись. Он пережидал страх и пытался успокоиться. Подавить волну и желание спрятаться под столом, чтобы его больше никто и никогда не трогал. Этого нет. Это не с тобой. Спокойно. Ничего не произошло. – Шуток не понимаешь? – Чан прошипел. Место удара саднило. – Я бы попросил Вас не прикасаться ко мне. Вы меня пугаете. Пожалуйста, – Феликс поднял на него взгляд. Чан ожидал увидеть в них слёзы, мольбу, страх, ненависть, усталость, кокетство в конце концов. Но разглядел там только: «Последнее предупреждение». Ладно, блондиночка. Посмотрим, что ты можешь. Чан подался вперёд.