Felix never bad

Феликсу надо было подумать. Ему не нравилось то, что он видел. Это определённо было нездорово. И вряд ли Чан мазохист. С другой стороны Чан его изнасиловал. И не хочет звонить в полицию. И компания. И вообще он взрослый альфа, сам разберётся. И ещё эти чувства. Феликс их боялся. Чему-то внутри очень сильно хотелось прикоснуться к оголённой коже раненого альфы. И это странное, сладкое, красное, неиндетифицируемое в самом низу живота. Что это? Надо было с кем-то обсудить. Феликс набрал Минхо — недоступен. Написал ему смску с просьбой перезвонить и пошёл домой. А там — улыбнуться Хёнджину, рассказать как всё прошло и сводить в ресторан. Феликс повторял себе, что ситуация с Чаном не имеет к нему никакого отношения, но решил купить ему алкоголь. Чтобы он не злился на него и не обвинял в своей боли. А то еще… Феликс сглотнул и помотал головой. Не будет он мстить. Он взрослый. Старше Феликса. Всё нормально будет. Феликс купил какой-то дорогой виски, который разрекламировали продавцы. Выбирал вместе с мужем. «В подарок начальнику, на которого его повесили». Хёнджин немного беспокоился, переживал, что его обижают на работе, но в целом был доволен. Феликс съел своё блюдо, десерт и даже украл у него утку. Так небось скоро и вернёт комфортный вес, а то прикасаться страшно — развалится. А Минхо так и не перезвонил. На следующий день Феликса расстроили новостью: работать придётся в одном офисе с Чаном, над одним проектом и в целом в одной команде. Благо они там были не одни. Феликс отсел ровно в противоположный угол и отчаянно скучал по своему коллективу. Но приходилось работать. Он быстро собрал вокруг себя группу верноподданных. И Чан наконец увидел, что нашёл в нём Чанбин: лидера. Притом такого, за которым пойдут до конца. Даже обидно стало: его конечно слушают, подчиняются и выполняют поручения, но не улыбаются. Так открыто. А Феликса мгновенно полюбили. И Чан понял: надо аккуратно. Он любовался издалека. Даже отпустил обратно на двадцатый этаж, к своей команде. Пусть работает над двумя проектами, если хочет. И делал маленькие, незаметные знаки внимания: быть в поле зрения, открывать двери, оплачивать такси, если задержался после работы, дарить цветы, которые Феликс раздаривал всем омегам, которых видел, конфеты, к которым никогда не прикасался. Он не заговаривал с ним напрямую, но эти мелкие вещи должны были его расслабить. Как омегу. И никакой агрессии. Чан держал волка в клетке. Он улыбался, мягко кивал, говорил высоко и тихо. Не грубил и был олицетворением спокойствия и благоразумности. Но видел, что блондиночка на него не смотрит. Это раздражало. До скрежета в зубах, стиснутых ладоней и напряжённой спины. Боль хоть как-то помогала ему держать себя в узде, а когда перестала душить в зародыше желание хорошенько оттрахать суку за то, что снова не обращает на него внимания, Чан сдался. Феликс объяснял что-то коллегам у доски. Он рисовал блок-схему проекта и предлагал её отрефакторить. Это бесило, потому что Чан сам её придумал. Давно правда, и в перестройке она нуждалась, но всё равно. Он стиснул зубы. Пытался смотреть по-доброму, но в голос всё равно просочился яд: — А меня не пробовали позвать на обсуждение моей же архитектуры? — Извините. Я не знал, что вы автор, — Феликс на него даже не посмотрел. Он стоял спиной к зрителям и явно чувствовал себя в безопасности. Чан разозлися, и в его голове что-то щёлкнуло. В голове звучал голос Чанбина: «Не дави на него, джентельменские поступки». Но он взял Феликса за плечо. Надавил. Туда, где когда-то, миллион лет назад, оставил следы от своих зубов. И увёл в сторону от доски. Феликса затопило. Резко. Сильно. Страшно. Разом нахлынуло много чувств: непонимание, страх, ненависть, боль, вот это странное сладкое, и, почему-то, удовольствие. Его Феликс чётко ощутил: склизкое жжение внизу живота, которое легко глушится стоном. Так бывало в детстве, когда Хёнджин его возбуждал во время течки. Феликс долго соотносил эти чувства с мерзким «потёк», и сейчас чувствовал себя как тогда: неправильно, ненормально, дискомфортно. Жутко. Так не должно быть. И ко всему этому добавился страх боли. Феликс почувствовал как внизу живота зарождается алый комок, стремящийся порвать его изнутри и с трудом заставил себя подумать, что боль ненастоящая. А когда он начал сопротивляться, его как будто ударили изнутри. Дали пощёчину. И наказали градом бесконечно горячих иголочек: от живота, к груди, спине, талии и снова к животу. Поселились где-то внутри. Приготовились. Затаились. Замерли. Феликс задержал дыхание. — Вы не могли бы не прикасаться ко мне? — он попытался вернуться в реальность. В его руке маркер, перед глазами доска, за спиной — коллеги, альфы. Его никто не тронет. Это просто реакция тела на раздражитель. Всё хорошо. Он справится. — Пойдём-ка со мной, — Чан усилил хватку и потащил за собой. Он давил феромонами и никто не осмелился ему возразить. Феликс попытался сосредоточиться на физической боли, чтобы не проваливаться в этот океан чего-то стокгольмски синдромного. Потому что синяк под грубой хваткой Чана прямо-таки горел огнём. Хотелось кричать, и на глазах как-то сами собой выступили слёзы. Он попытался возразить и остановиться: — Отпустите, вы делаете мне больно, — но Чан просто сжал сильнее и ускорил шаг. Привёл его в маленький кабинет, запер, и почти что отбросил на диван. — Ты меня боишься, — он встал сверху. Угрожающе и обвинительно. — Естественно боюсь! — Феликс даже возражать не стал. Выставил маркер перед собой в качестве оружия. Ну да, ну да. Сильно он тебе поможет, если я выпущу зверя на волю, блондиночка. — Это мешает работе, — Чан вздохнул. Обошёл диван и начал рыться в столе. — Не мешает, — Феликс не знал, что ответить и просто за ним следил. Чан вздохнул ещё сильнее. Достал шнур для зарядки. Двухметровый. Подошёл к Феликсу и сел рядом. — Свяжи меня, — и протянул ему провод. — Что? — Феликс не понял. — Тебе надо перестать меня бояться. Свяжи меня. Обсудим вместе архитектуру. Я же автор, я шарю, — он подмигнул. — А, — Феликс пытался держать лицо, — как ваша спина? — Нормально, — Чан закатил глаза. Блондиночка как-то странно улыбнулся. — Можно сзади? — и ещё более странно сверкнул глазами. Выглядело правда красиво, потому что в них ещё стояли слёзы. Внутренний садист Чана был удовлетворён. А альфа так вообще валялся в отключке: Кристофер наконец-то соизволил прикоснуться. Пусть через рубашку, не важно. Было вкусно. А сам Чан думал, что блондиночка крепкий. Крис завёл руки за спину и повернулся спиной. Ну что он там может сделать. В крайнем случае можно провод разорвать, узлы завязывать-то уметь надо. Чан сомневался, что омега справится лучше, чем отец. Феликс что-то там делал. Довольно долго. А когда закончил встал, прикатил доску и начал рисовать. Чан довольно быстро включился в обсуждение, в целом идеи блондиночки были нормальные. Где-то даже отличные. Минут через пятнадцать Чан почувствовал онемение и решил высвобождаться. Пусть блондиночка заодно увидит, что он сильный альфа и умеет держать себя в руках. Чан понимал, что это послушание вряд ли перечёркнет уже случившиеся вспышки, но хоть какой-то плюсик ему достанется. Он попытался выпутаться и не смог. Чан взбесился мгновенно. А блондиночка это ещё увидел, сел на подлокотник дивана и ласково так прошептал, невинно: — Что, думали, омеги не умеют завязывать узлы? И глазками похлопал. Слёзы уже высохли, но ресницы. Большие такие. Красивые. Чан, стараясь сохранять спокойствие, ответил: — Ну что ты. Просто не ожидал, что провод будет таким крепким. Блондиночка засмеялся. Мелкая сука. Да как ты смеешь. Крис сверкнул глазами, а Феликс сладко продолжил: — Ох, а альфы умеют выкручиваться только силой? Сука. Сука. Сука. — А омеги знают про опасности фиксации конечностей на длительное время? Чан говорил спокойно, хотя внутри его разрывало от желания отодрать суку прямо сейчас. — А альфы умеют пользоваться верхним мозгом? — Феликс провёл пальчиком по предплечью Чана. Ничего у него не отвалится. Вон как дёрнулся — чего волнуется-то. Внутренний альфа Чана взревел. Омега прикоснулся. Сам. Чан взревел вместе с ним: эта сука обозвала меня тупым. Да как ты смеешь. Чан посмотрел ему в глаза и чётко представил как рвёт провод, смыкает руки на его шейке, бросает на стол и засаживает по самые яйца. Без смазки, без подготовки. Насухую. Представил слёзы, страх и подчинение. Слегка успокоился. Альфа обиженно свернулся в клубочек: он хотел любви. Чан на него шикнул: этот омега любви не достоин. Это сука, убившая нашего ребёнка. Альфа завыл: ему было грустно от этого, а вот Чан злился. Феликс этого всего не заметил, потому что пытался вспомнить сколько времени можно быть связанным. И почувствовать контроль. Кристофер явно злится, вот даже пар идёт, но ничего поделать с собой не может. И выпутаться тоже не может. Ну разве не прелесть. — Спасибо за обсуждение проекта, — Феликс мило улыбнулся и даже коснулся ладошкой макушки Чана, — постарайтесь не напрягаться, а то следы останутся. И упорхнул. Как фея. Чан настолько удивился, что даже перестал его материть про себя. То есть. Ты. Оставишь. Меня. Здесь. Так?! Он даже позвал его, но блондиночка уже улетел. Грёбанная сука. Чан взвыл. Встал. Попытался достать телефон из джинс, но просто упал. Попытался выронить телефон из джинс, но снова упал. Сука. Чан уже отчаялся материться, когда в комнату зашёл Чанбин. Он увидел валяющегося на полу Чана со связанными руками и заржал. Громко так. Даже за живот схватился. Чан заматерился вслух. На глазах у Чанбина появились слёзы. От смеха. — Когда Феликс сказал, что меня здесь ждёт сюрприз, я ожидал тортик там, но это лучше, — Чанбин достал телефон. Пофоткал. Чёрт, даже сука не фоткала. Лучший друг ещё называется. — Я же говорил тебе, что он любит контроль, — Чанбин продолжал ржать. — Он омега, — Чан выплюнул, — я думал речь идёт о том, какого цвета рубашку надеть, а не о топ-позиции в БДСМ. Чанбин устал ржать. Откуда у Чана столь наивные представления об омегах? — Ты как будто с Сынмином не знаком, — он начал развязывать друга. Феликс тут конечно намудрил. — Это другое. Это наш омега, — Чан шипел. — А этот что, не наш? — сказано было шутливо, с остатками безудержного веселья. А Чан посмотрел на колёсики для доски. И очень серьёзно ответил: — Наш.