Felix never bad

Минхо пришёл домой где-то в десять утра. Отдал Феликса в руки Хёнджину, удостоверился, что младший поел и пинками был выпнан мириться, а то нельзя ссориться в тяжёлые для их компашки моменты, они не для этого столько всего вместе пережили. На то, что Феликс сам как-то не особо хочет мириться с Ханом, Минхо благоразумно не обратил внимания. Ему тяжело, это понятно и прощаемо. Ещё успеют помириться, скоро вся эта история должна закончиться. Минхо даже купил цветы. Потому что его омега их любил, и Минхо не хотел ссориться. Он злился, не понимал, но всё ещё надеялся, что Хану просто надо объяснить. Что ему мало любви, что ему не хватает внимания, подарков, цветов. Что он просто испугался, не поверил. В любом случае кричать нельзя, они разберутся во всём. Вместе. И с Феликсом тоже помирятся. Надо просто всё ему объяснить, он же умный, он поймёт. Минхо пришёл домой и увидел, как Хани с перевязанной рукой что-то активно оттирает на полу в прихожей. – Золушка моя, – Минхо легко погладил его по волосам. Хотел его поднять, но Хани дёрнулся. – Минхо… – старший положил цветы и нахмурился. Голос звучал так, будто Хан сейчас расплачется. Хотя обычный алгоритм Хана после ссор был такой: игнор, замыкание в себе, аккуратно прижимание, готовка любимых блюд Минхо, тискания, разговор, слёзы, бурное примирение. – Родной? Ты чего? – он присел рядом. В коридоре было темно и ничего не было видно. Хан зажимался и сильно сжимал перевязанной рукой тряпку, которую зачем-то положил на бедро. Минхо втянул носом воздух и почувствовал. Кровь. – Хан? – настороженно. Его омега смотрит таким испуганным зайчонком. Внутренний альфа Минхо зарычал. Кто обидел его сокровище? Минхо нахмурился и напрягся. – Я.. бокал.. – Хан всхлипывал, – разбился, и я поранился. Я перевязал, но кровь не останавливается. – Господи, Хан, – он резко взял его за запястье и с силой убрал руку с ноги. Отбросил тряпку. Кровавые пятна просвечивали сквозь штаны, но фонтаном кровь не лила. Минхо немного успокоился, но внутренне запаниковал. Бокал разбился так, что поранил ногу? Внутреннюю сторону бедра? Минхо верил своему квокке, но в больнице могут возникнуть вопросы. Увезут в психиатрическую лечебницу, а там… Не самые подходящие условия для его мальчика. Значит, звонить в скорую не вариант. Минхо набрал Феликса, потому что всегда звонил их негласному лидеру в критических ситуациях. Забыл о том, что тот недоступен. Посмотрел на Хана. Из его глаз лились слёзы. Очень хотелось обнять и защитить. – Не надо, – Хан всхлипнул, – звонить в больницу, – он попытался прильнуть к Минхо, – пожалуйста, – ещё один всхлип, – ничего серьёзного, – Слёзы даже не думали заканчиваться. Хан сжимался и хотел вернуть руку на бедро, но Минхо не давал. Набрал Сынмина. – Ась? Ты же вроде уехал? – Минхо ещё ничего так долго не ждал как эти три гудка. – У Хана порезана нога. Говорит, что бокал неудачно разбился, но могут возникнуть вопросы. Ты можешь помочь? – он с трудом сдерживал паникующие нотки в голосе. – Вези его к нам, разберёмся, – Сынмин звучал оптимистично, – тебя встретят. Омеголог перевёл взгляд на Феликса. – Ну и мелкий манипулятор у тебя друг, конечно, – от души. – Который? – Феликс удивлённо на него посмотрел. – Бывший, – Сынмин смотрел на то, как Феликс обнимает странного, невозможно мягкого и пушистого хорька. Помолодел сразу лет на двадцать. Это было настолько мило, что настроение Сынмина даже не подумало снизиться после звонка. – Хан что ли? Не называй его бывшим, мы вообще-то все надеемся, что они помирятся, – Хёнджин сидел рядом с Феликсом и пытался запихнуть в него творог, потому что это полезно, много витаминов и вообще, но омега упорно отказывался. – Псинка, ты не гавкай, если не просят, – с такой любовью в голосе. Хёнджин поперхнулся, а Феликс на него так посмотрел. – Я просил не называть так моего мужа, – он от злости аж творог съел, который Хёнджин оперативно запихнул ему в рот. Сынмин подмигнул альфе. Хёнджин понял и подмигнул в ответ. – Так что случилось? – Джинни решил проигнорировать. Феликс от обиды даже вторую ложку съел. – Позвонил Минхо, сказал, что Хани порезался. Он переживает, едут сюда, – Сынмин беззаботно крутанулся на стуле. – Оу, сильно порезался? – Феликс заволновался. Искренне, даже взгляд изменился и в комнате стало темнее. – Ну живой пока, – он пожал плечами, – приедет, узнаю. Могу вас в одной палате поселить, – он подмигнул. – Не надо, – Феликс вздохнул, – но я переживаю за него. Он хоть и обидел меня, но он живой человек, и я не хочу, чтобы ему было больно. Или Минхо. Проследите, чтобы всё хорошо было? – он обвёл просящим взглядом обоих. Хёнджин подумал, что это шаг к их примирению и погладил мужа по волосам. Поцеловал в висок. А Сынмин подумал, что Феликс слишком добрый и забрал у него творог. А то вырастет в большого и сильного, всю прелесть растеряет. Феликс благодарно сжал его руку, а тот подмигнул. Феликс прогнал Хёнджина к Минхо, когда тот приехал. Ему нужна сейчас поддержка. Сынмин сходил посмотреть на всё это дело и вернулся с новостями. – У него три маленьких пореза и один прям глубокий. Зашивают. Чудом артерию не задел, – он уселся в ноги кровати Феликса. Задумчиво на него смотрел, ждал реакцию. Феликс обеспокоился. – Он сам? Как он? – выражение лица хмурое, глаза блестят. Никакого удовлетворения или радости от того, что Хану больно. Это было.. ново. Сынмину хотелось это изучить. – Плачет. Минхо сходит с ума, но Хёнджин его хорошо контролирует, – Сынмин на самом деле был удивлён. Он думал, что Хёнджин вообще ни на что не способен, но он держал в узде альфу, который сильнее его. Тот не крушил, не кидался с кулаками и не истерил мол как там его омежка. Хотя в ситуациях с угрозой жизни инстинкты затмевали всё и даже у самых лучших случались эксцессы. Тем более с недавней меткой. А тут справляется. Держит за руку, и Минхо послушно ждёт, выдавая своё волнение тремором ноги. – Это ужасно, – Феликс сжал одеяло и весь подобрался, – что случилось, как ты думаешь? Это из-за меня? – Я думаю, он просто хочет удержать Минхо около себя, потому что знает, что тот уйдёт, если узнает правду. Но я взрослый циничный скептик, который не верит в мир, – он пожал плечами. Феликс по ходу был искренен. Это было странно и почему-то зажигало в Сынмине надежду. – Это слишком жестоко. Нам не семнадцать лет, он бы так не поступил, – Феликс помнил, как Хан кидал ему картинки с порезами, а потом говорил, что это всё конечно красиво, но в реальной жизни недопустимо. И ругал его за романтизацию и прослушивание грустных песенок. Что его настолько сильно ударило, что он изменил мнение? Неужели он, Феликс? Но чем, как, когда? – А предавать тебя было не жестоко? – Сынмин подсел поближе и заглянул Феликсу в глаза, – правда жалеешь его? – Сынмин, он мог покалечиться, если не хуже! Причём тут я вообще, – Феликс возмутился. Но сочувствие из его глаз никуда не делось. – Ты добрый, – констатация факта, – я рад, что он не убил в тебе это. – Да вовсе я не добрый, – Феликс покраснел и увёл взгляд, – Мириться с ним я всё ещё не хочу. Просто никто такого не заслуживает. К концу тирады солнышко даже показательно скрестил руки на груди и показал язык. И прижало к себе покрепче это плюшевое недоразумение. Сынмин улыбнулся и потрепал его по волосам. Конечно не заслуживает. – Как и ты, солнце, как и ты, – совсем тихо.