Felix never bad

Хёнджину было откровенно плохо. Просыпаться, жить, думать. Минхо тряс его за плечо уже минуты три, но тот всё никак не хотел просыпаться. – Хёнджин, проснись. Ты нужен Феликсу, – Минхо шептал, потому что не хотел будить Хана. – А? – глаза удалось открыть с трудом. Чувство вины сдавливало грудь. – Пойдём. Там с семи пускают близких родственников. Как раз успеем с кем-нибудь поругаться, – Минхо одобряюще улыбнулся. Ругаться он умел. – Минхо, – Хёнджин с трудом принял вертикальное положение. Его шатало, – спасибо тебе. Он прильнул к груди старшего. Пару секундочек поприжимается и пойдёт. В объятиях старшего было не так уж больно. До больницы они добрались без приключений: Хёнджин спал на плече у Минхо в такси. А у ресепшена началась война: их не хотели пускать. В конце концов, Минхо довёл несчастного администратора до «ладно, вызову дежурного врача, пусть он решает», и Хёнджин выдохнул. Шажочек вперёд. – О, это ты. Рановато, – этот омега явно его не взлюбил. За что? – Я пришёл к мужу, – Хёнджин пытался храбриться, но ему было страшно. Отчаянно хотелось взять Минхо за руку, но тогда он опустится в глазах этого врача ещё ниже. – Да я понял. Он ещё спит, но пойдём, провожу, раз ты жить без него не можешь, – он закатил глаза, но сравнение было болезненно точным. Хёнджин действительно не мог представить жизнь без Феликса. – Я подожду тут, – Минхо успокаивающе погладил Хёнджина по предплечью, – всё будет хорошо. Дошли до палаты молча. Феликс выглядел таким беззащитным. Маленьким. Бледным. У Хёнджина на глазах слёзы наворачивались. Он осторожно взял его за руку и присел на край кровати. Такая холодная ладонь. Он забыл про врача, забыл про то, где он. Остался только Феликс и его холодная маленькая ладошка. Было больно. Хёнджин не понимал, что вина делает с ним: сжигает или топит. По ощущениям казалось, что и то, и другое. Из самобичивания его вывел голос врача: – Эй, ну хватит так переживать, а то я вколю тебе успокоительное и будешь рядышком лежать вместо того, чтобы поддерживать, – его даже потрясли за плечо. – А? – Хёнджин с трудом поднял взгляд. – Успокойся, говорю. Он не умрёт. – Он мог умереть? – и голос такой, дрожащий. На глазах выступили слёзы: он-то думал, что виноват просто в том, что Феликсу больно, а оказывается, всё могло быть куда серьёзнее. – Да я пошутил! Господи! Что за альфы пошли! – омега закатил глаза. Не, на самом деле даже завидно. Было видно, что Хёнджин действительно переживал. – Не надо так шутить, – Хёнджин нахмурился. Что за врачи пошли. – Ладно, давай без шуток, – он нахмурился, – знаешь как это лечили буквально пятьдесят лет назад? – Нет, – Хёнджин даже не знал, что там у Феликса. Не запомнил, не разбирался, но уже боялся. Врач уже хотел рассказать, но Феликс проснулся. Он сжал Хёнджина за запястье. – Не надо его пугать, – он открыл глаза и слабо улыбнулся, – милый, я голодный. Не принесёшь, пожалуйста, тортик? – А, да, конечно. Какой? – у Хёнджина будто гора с плеч устала. Живой, просит тортик. Это же хороший знак, да? Если хочет кушать, то значит идёт на поправку? – Кашку ему принеси. Любую. Можно с сахаром, – откровенное ворчание. Хёнджин разрывался между врачом и Феликсом. Он переводил взгляд с одного на другого, пока Феликс не кивнул: – Манку, милый. С сахаром, спасибо, – он легко, очаровательно улыбнулся и отпустил его запястье. Хёнджин сорвался мгновенно: всё для его ангела. Когда за Хёнджином закрылась дверь, врач констатировал: – Он у тебя тупой. – Он влюблённый, домашний и испуганный, – Феликс вздохнул, приподнявшись на локтях. Омеголог помог ему усеться, подставив под спину подушку. – Прирученная псина, – он пожал плечами. – Как тебя зовут? – бэйджика у него не было. – Сынмин, – вот и познакомились. – Не называй моего мужа псиной, пожалуйста, Сынмин, – мягкая улыбка. Но твёрдый взгляд. – У тебя, – Сынмин обиделся и решил, что раз он такой сильный-принципиально-мужа-любящий, то сам всё узнает, – сложная ситуация. Я рекомендую удалить матку. Если этого не сделать или пытаться завести ребёнка, то могут быть последствия, опасные для жизни. – Их можно проконтролировать? – Феликс смотрел глаза в глаза. И выдержать этот взгляд было сложно. – Да, просто это будет... болезненно, – врач увёл взгляд. – Понятно, – Феликс кивнул. Погладил Сынмина по руке, – расскажешь, как ты дошёл до жизни такой? – До какой такой? – вроде нормальная у него жизнь. Работает в крутой больнице вот. – Ну, что Чанбин водит к тебе использованных шлюх Чана? – и солнечная такая улыбка. И мягкий, ласковый голос. Сынмин точно понял: этот омега – то, что нужно его личному мишке. – Да там сложная история… – которая к тому же никого не красит, – но по итогу всё хорошо сложилось. Сам бы я здесь в жизни не оказался. К тому же, Чанбин часто спасает моё лицо от кулака альфы, чей омега потерял ребёнка, – он пожал плечами. – Мм. И часто… он к вам водит пациентов? – Феликсу был интересен масштаб проблемы. – Ты первый за полгода. А такой серьёзный в принципе первый, – Сынмин пожал плечами. Не мафию же он тут прикрывал. А просто помогал старому другу иногда. – Трудно быть первым, – Феликс рассмеялся. Почему-то захотелось схватиться за синяк, но он сдержал порыв. Надо избавляться от этой привычки, – ты бы не хотел взяться за ведение моей беременности? – Нахера тебе это? – Сынмин нахмурился. Феликс не знал. Но было чувство, что Хёнджин совсем сломается, если Феликс согласится на операцию, а если и так будет больно, то почему бы и нет? Так хоть полезно будет: ребёнка хотят все, и мама, и Хёнджин. Они с ним разберутся. – Считай, что это было корректировочное изнасилование, и во мне проснулась тяга к детишкам, – Феликс подмигнул. Издевался, зараза. Он определённо нравился Сынмину. Нет, ну точно надо с Чанбином сводить. – Ну раз так, то сочту за честь вести твою беременность, – он отвесил шутовский поклон и засмеялся. Они бы с Феликсом могли подружиться. Хёнджин вернулся с кашей, и Сынмин вышел. Он уже понял, что решения в их паре принимает именно Феликс, но всё равно, пусть поговорят. Альфа мялся. Присел у кровати. Опуская взгляд, аккуратно спросил: – Покормить тебя? – он не знал, какую стратегию поведения ему сейчас выбрать, чтобы Феликс почувствовал себя лучше. Феликс забрал у него тарелку и отложил. А сам протянул Хёнджина к себе. Крепко обнял. – Прости меня, – мягко, нежно. Когда Феликс включал такой тон, Хёнджин таял. А Феликс аккуратно поглаживал по спине, позволял себя обнимать. – Это ты меня прости, – альфа прижимался и активно тёрся носом о шею Феликса, – я так сильно виноват, Феликс. Пожалуйста, прости. Я приму любое твоё решение. Феликс понял, что Хёнджин уже отказался от ребёнка, от мечты и от привычной жизни. Он мягко погладил по волосам. – Котёнок, я не собираюсь ничего вырезать, – он легко поцеловал своего мужа в макушку и шепнул на ушко, – и хочу.., – дальше слова в предложения не связывались, но Хёнджин всё понял. – Почему? Это же всё из-за меня, – Хёнджин не смог сдержать слёзы и дрожащий голос. Красиво и тихо плакать он не умел. Поэтому Феликс мягко ждал и успокаивающе гладил мужа по волосам. Быть доминирующим было проще: вот сейчас был Хёнджин, ему было больно, и он требовал защиты. И Феликс был рад эту защиту ему дать, потому что думать о себе было сложно. И больно. И вообще-то боли не хотелось, мазохистом Феликс не был. А вот держаться за Хёнджина умел. И сейчас делал то же самое: прикрывался своим альфой от своей же боли. – Хёнджин, это всё из-за того, что некоторые альфы не умеют держать себя в руках, – он аккуратно гладил, прижимал к себе, – а мы не должны падать духом перед трудностями, понял? – тёплая улыбка. – Ты очень сильный, – Хёнджин не мог успокоиться и крепко обнимал своё солнышко. – Ну-ну. Мне есть в кого, – Феликс тихо засмеялся. Он легко пощекотал Хёнджина. Давай, успокаивайся, а то я тоже начну. – Ну хватит плакать. Мы преодолеем это вместе, понял? И я, и ты этого хотим ведь? Справиться? Хёнджин активно закивал. Всё что угодно, если Феликсу будет лучше. При мысли о том, что эту неделю Феликс был один, без него, вина снова накатывала. Давила. Уничтожала. Его маленький. Его солнышко. Его родной человечек. Переживал такое в одиночку. Хёнджин не думал, что было в голове у Феликса, ему просто было бесконечно больно оттого, что его мальчик страдал. А то, что Феликс страдал, он не сомневался. – Ну вот и хорошо. Мы справимся, – Феликс взял Хёнджина за руку и скрестил пальцы, – вместе. – Хорошо. Но ближайшие две недели я тебя точно никуда из палаты не выпущу, – Хёнджин чуть подуспокоился. По крайней мере фаза громкой истерики прошла. Он просто крепко обнял его. Феликс подумал, что сбежит отсюда завтра. А если ему не принесут ноутбук, то сегодня. Надо будет узнать, что такого волшебного Сынмин вколол, потому что сейчас Феликс чувствовал себя нормально. Такое ощущение, что он готов победить мир, если не захватить вселенную. Это вообще было его настроение? Откуда это? Феликс хмурился. Он не так должен себя чувствовать. В смысле - переключить внимание на Хёнджина и пойти защищать его – да, он всегда так делал. Но при этом Феликс, как и любой омега, чувствовал некую обиду за себя, а главное, тоже начинал плакать на эмоциональных моментах. Куда делись слёзы?