Felix never bad

Хёнджин метался по комнате, после того, как этот странный омега-врач увёл Феликса. Чанбин вздохнул. Кинул в него бутылку воды. — Сядь и успокойся, — властно и жёстко. С мелкими всегда работало. Хёнджин послушно сел. Потом встал. Потом понял, что ведёт себя глупо и сел. Открыл бутылку воды и выпил залпом. — А твой муж даже в околобессознательном состоянии менее внушаемый, — Чанбин приподнял бровь. И как такой, как Феликс выбрал такого, как Хёнджин? — Что случилось? — Хёнджин проигнорировал. Он с детства научился игнорировать то, что альфы не воспринимают его за своего. Главное, что Феликс так чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Да и рядом всегда был Минхо, Хёнджину было с кем поговорить. — Скажи, а ты с Феликсом с детства, да? — Чанбин проигнорировал вопрос. Ему было интереснее получить ответ на свой. — Да, — Хёнджин нервничал. Это было видно по ноге: она стучала, и не останавливалась, даже когда тот положил на неё руки. Обе. — А почему он без метки? — Чанбин продолжал говорить глубоким, низким, доминантным голосом. — Потому что он её не хочет, — Хёнджин хмурился, — что случилось-то? Причём тут это? — Знаешь, что случается с текущими омегами во время течки? — Чанбин приподнял бровь и подался вперёд. Чтобы Хёнджину было удобнее бить. Хёнджин попытался сложить два и два. Не выходило. — Феликс бы никогда, — Хёнджин запнулся. Сам. Феликс бы никогда. Сам, — его кто-то изнасиловал? У вас в компании? Кто это? На рабочем месте в рабочее время? Поэтому вы его привели? — верилось с трудом. Чанбин удивился и восхитился одновременно. Редко кто применял термин «изнасилование» к омегам в период течки. А во-вторых, почему кулак Хёнджина не летит ему в лицо. И где его внутренний альфа. — Скажем так, воспользовались его состоянием, но слегка переборщили, — медленно. Хёнджин кивнул. Это, в принципе, многое объясняло. Мысли все были о Феликсе: «Как он? Ему больно? Почему он не сказал? Что с ним происходит? Ему больно?». — И что будет дальше? В этот момент вышел врач. Чанбин замолчал. Он уселся рядом с Чанбином на диван и передал ему папку. Хёнджин понял, что это заключение. — Разве по закону вы не должны отдать её мне? Врач пожал плечами. — Он платит мне больше, чем государство. Феликс не сказал мне, что доверяет тебе решение, поэтому диагноз я конечно сказать могу, но следующие шаги обдумаем, когда он проснётся. — На сколько всё плохо? — Хёнджин был напряжён, и он не обманывался спокойному тону и расслабленному виду. Чанбин, например, тоже был напряжён, хоть и скрывал это. — Выкидыш. Аднексит. Опушение. И беда с гормонами. Ему бы по-хорошему операцию по удалению, но в принципе беременность может пройти успешно. Болезненно, но успешно. — В смысле по удалению? — Хёнджин не понял. Вообще ничего не понял. Выкидыш? Что? Его Феликс? От кого? Что? Хёнджин запретил об этом думать. Пострадает потом. — Давай-ка оставим его тут на ночь. Выглядит плохо, — Чанбин отдал папку врачу и перевёл взгляд на Хёнджина, — о деньгах не волнуйся. — Хорошо, я договорюсь о палате. Какой цвет он любит? — вопрос к Хёнджину. — Красный, — чисто на автомате. Хёнджин вообще ничего не понимал. — Я тебя к нему не пущу на ночь. Ты альфа, метки нет. Только что узнал о том, что он трахался с другим, хоть и против воли. Мало ли, что ты сделаешь. Так что погуляй пока, завтра к восьми утра придёшь, — на него смотрели с агрессией, и Хёнджин не понимал почему. Не защитил? Виноват типа он? Не насильник, а он? Вау, а Феликс также считает? Поэтому ему ничего не рассказал? Хёнджин не стал ничего выяснять. Просто кивнул, встал и ушёл. А омега поцеловал Чанбина в лоб. — Я же видел, что он тебе понравился. Не благодари. — Ты разрушаешь семью, — Чанбин осуждающе шлёпнул омегу по заднице. — Не я первый начал, — он закатил глаза, — и потом, тебе этот смелый мальчик, умеющий справляться с болью, явно подходит больше. Его муж — слабак. Даже драться не полез. Чанбин задумчиво протянул: — Как будто сила только в кулаках.

⊱─────⊱༻⚜︎༺⊰─────⊰

Хёнджин пошёл к Минхо. Завалился в квартиру даже без звонка. Минхо ему открыл в одной футболке, белом ободке и с огромными кругами под глазами. — Теперь ещё и тебя утешать? — протяжный вой в потолок квартиры аля за что. — Феликса изнасиловали, — Хёнджин протянул ему бутылку пива и начал разуваться. — Чего? — Минхо не поверил. Даже перестал кричать в потолок и обратил всё своё внимание на Хёнджина, — Чего? — Феликса. Изнасиловали, — заново. Медленно. Хёнджин сам ничерта не понимал, но когда он говорил вслух, в нём хотя бы просыпались чувства. Правда, не злости, а вины. — Это я виноват, — Хёнджин пошёл на кухню к Минхо. Он знал, где у него стоит бурбон и стаканы. Наверху, чтобы Хани не достал. А вот Хёнджин высокий — он может. — Ты его изнасиловал? — Минхо более-менее принял информацию. Но также ничего не понимал. — Нет. Кто-то на работе. Он вызвал меня в больницу, потом вырубился, а они сказали, что метки не стоит, тут такая новость, я могу его обидеть и чтоб пришёл завтра к восьми, — Хёнджин просто не мог рассказать это иначе. Спутано, сбивчиво, но Минхо поймет. Всегда понимает. — Пиздец, — у Минхо не было слов, хотя обычно он не матерился. — Ага, — Хёнджин-таки достал бурбон и разлил его. Выпил. Легче не стало. Он повторил, — это я виноват. — Да не ты же его насиловал, — Минхо повторил. — Я уговорил его на ребёнка, — Хёнджин стоял на своём. — Не ты его насиловал, — Минхо снова повторил. Твёрже. — Я уговорил его на попытки сделать всё естественным путём, — Хёнджин налил себе ещё и снова выпил. — Не. Ты. Его. Изнасиловал, — Минхо выделил паузы интонацией. Осознай ты это уже. — Я отпустил его на работу в течку! — Хёнджин закричал, — Я блядь даже не заметил, Минхо! На крик прибежал Хан. Тоже в одной футболке. Минхо его услышал раньше, чем Хёнджин увидел и строго, глядя Хёнджину в глаза, мол «не смей его обвинять», прошипел: — Джисон, иди в комнату. И не выходи. Хёнджин замолчал. И медленно допил то, что было в стакане. — Я бы его не обидел, — Хёнджин долил себе ещё и смотрел как янтарная жидкость перетекает от одного края бокала к другому. Красиво. — Знаю. Просто весь день его успокаивал. Разорвался бы — бегать между вами обоими, — Минхо тоже успокоился. — Он знал? — надрывно. Минхо посмотрел на Хвана. Последний раз тот выглядел таким разбитым, когда в Феликсе взыграло «я ещё не нагулялся!», и он ответил отказом на хёнджиновское предложение руки и сердца. Проблему удалось решить тем же вечером, но выражение лица лучшего друга Минхо успел запомнить. И пообещать себе, что больше он такого не допустит — тоже. Но тут важнее была честность. — Думаю, да. Мне не говорил. Иначе я тебе сразу бы сказал. Ты знаешь. — Знаю. Мне блин скажет кто угодно, но не Феликс, — это было грустно. Надрывно, натяжно и очень грустно. Ещё грустнее было то, что Хёнджин действительно считал виноватым в этой ситуации только себя. И в том, что Феликсу, его Феликсу, его солнышку, его свету было больно, виноват тоже только он. Минхо его приобнял. Он редко прибегал к тактильным утешением, но сейчас Хёнджину нужно было перестать винить себя во всех смертных грехах. — Виноват насильник. Всегда, — мягкий поцелуй в макушку, — слышишь, Джинни? Какая там больница? Давай я им позвоню и уточню, когда можно приехать. Чисто на всякий случай. А мы с тобой пойдём спатеньки. Минхо говорил мягко, как с ребёнком. Он знал, что Хёнджин легко уснёт с такой дозой алкоголя. И знал, что ему больно. И что ему будет легче, если кто-то возьмёт контроль на себя, тоже знал. Минхо вообще умел справляться с Хёнджином. Иногда — даже лучше, чем с Ханом. Он уложил Хёнджина на диван, укрыл одеялом. Поцеловал в лоб и прошептал: — Ты не виноват. Хёнджин запомнил эти слова перед тем, как провалиться в сон. Но это не спасло от кошмаров. Хёнджин бежал, но волна всё время настигала его. И когда он тонул, задыхался под тоннами ледяной жидкости, он просыпался и буквально физически чувствовал, как вина его сковывает, царапает, давит. «Феликсу больно из-за тебя» окутала его со всех сторон, связала, запеленала. Не получалось вынырнуть. Безумно хотелось к нему: обнять, защитить, удостовериться, что он дышит. Но Хёнджин даже не мог открыть глаза, хотя знал, что не спит. Потому что чувствует мокрые простыни, холодную прохладу дома Минхо, сладковатый запах Хана и слышит этот уродский писк сломанной миллион лет назад лампочки. Но вырваться из этого плена было решительно невозможно. Потому что Хёнджин чётко знал, что виноват.