Felix never bad

Спустя какое-то время.

Близился час Х. Феликс немного боялся, но при этом страстно желал. Он прочитал слишком много любовных романов, чтобы не хотеть сделать-все-правильно-и-ощутить-кайф. Секс во время течки обещался быть захватывающим, страстным и прекрасным. Конечно, Феликс понимал, что возлагать большие надежды = разочароваться, но ничего не мог с собой поделать. Он искренне любил Хёнджина и хотел сделать его счастливым. Феликс чувствовал себя откровенно плохо: было жарко, слабо и рассеянно. Тысячи иголочек покалывали ребра, бока, талию, постепенно спускаясь к животу. Думать не было сил. Ликс даже решил не ходить на работу, что он там может в таком состоянии. Лежал в кроватке, под двумя одеялками и смотрел какой-то легкий фантастический мультсериал весь день. Хёнджин пришел вечером. — Солнышко, ты в порядке? — Температурю, — голос омеги был приглушен двумя одеялами и каким-то сериалом. — Бедненький, — Хёнджин присел рядом, положив руку на одеялко. По его расчетам талия Ликси была где-то там, — купить тебе чего-нибудь? Ты сегодня кушал? Феликс пробурчал что-то нечленораздельное и уполз от руки альфы. Хёнджин вздохнул. — Хочешь таблетку? Одеялко пробурчало что-то отрицательное. — Ликси, твое здоровье очень важно. Давай померяем температуру. — Там 37 всего, я уже мерил, — прозвучало хрипло. — Ладно. Я пойду немного доработаю и приду к тебе спать. Если что — кричи, я прибегу и спасу тебя. Хёнджин мягко раскрыл Феликса и поцеловал его в лоб, проверяя температуру. И вправду невысокая. Он вдохнул его запах. Сегодня особенно вкусно. — Люблю тебя. Утром первым проснулся Феликс. Жарко, живот ноет, а запах Хёнджина показался омеге каким-то особенным, более глубоким, что ли. Юноша перекатился к альфе и уткнулся носом в его шею, наслаждаясь ароматом. Провел рукой по ребрам мужа, опускаясь к его животу. Лизнул шею. Очень захотелось сделать Хёнджину приятно. Альфа спал на спине, и Ликси осторожно, чтобы не разбудить, пробрался к его бедрам. Поцеловал низ живота, осторожно, пальчиками поглаживая член своего мужа. Он покрывал невесомыми поцелуями ребра своего альфы и чувствовал, что течет. Мозг отключился. Руки Хёнджина опустились на поясницу омеги, чуть сжав ее. Возбуждение захлестнуло Ликса, и он застонал. Тихо, прикусив губу. Хёнджин мгновенно проснулся от этого стона: так сладко, его омега стонет всего лишь от небольшого прикосновения. Альфа потерся пахом о бедра младшего, чем вызвал новый, еще более глубокий стон. — Хочешь?.. — Хёнджин не знал, о чем он спрашивает, потому что сам хотел. — Да. — Феликс стянул с Хёнджина белье. Член мужа казался безумно красивым, идеальным. Феликс не мог думать, только чувствовать. Как руки мужа скользят по его спине, как он выгибается, потираясь сосками о грудь Хёнджина, и новая волна удовольствия прошибает ударной волной. Феликс закрыл глаза. — Можно? — Хёнджин осторожно надавил на бок омеги, указывая, что хочет, чтобы тот лег на живот. Альфа знает, что Ликс не любит эту позу, но так сильно хотелось. Желание Ликса, свое желание, запах Ликса. Еще не до конца проснувшийся мозг альфы страстно, невыносимо хотел увидеть, как его омега течет. Очень хотелось насладиться. Феликс послушно лёг. Согнул колени и выгнулся в пояснице, чтобы Хёнджину было удобнее. Он закусил подушку, потому что стоны вырывались из горла от мельчайшего прикосновения. Губы Хёнджина аккуратно скользили по шее, лопаткам, а руки мягко сжимали внутреннюю сторону бедер Ликса. — Пожалуйста… Хён, я больше не могу. — сладостное возбуждение скопилось в Ликсе, угрожая разрушить всё девятибалльным цунами. — Потерпи, котенок, — альфа не может перестать смотреть, как пульсирует дырочка его мальчика. Он осторожно огладил ее, — я не хочу сделать тебе больно. — Ааах, — громкий стон, вырвавшийся из Ликса, когда он выпустил подушку изо рта, чтобы успокоить альфу. А ведь Хёнджин просто вставил в него палец, мягко массируя омегу изнутри. Параллельно — успокаивающие поцелуи в шею. Разминать Феликса от его собственной смазки — крышесносно. — Ты великолепен. И красивый. Очень красивый. Идеальный, — Хёнджин мягко шепчет на ушко омежки, щекоча его своим дыханием. Феликс стонет уже не стесняясь, пытаясь насадиться на пальцы альфы глубже. — Хё-он… — максимум, на что хватает омежку. Хёнджину самому не терпится. Он потерся членом о внутреннюю сторону бедра Ликса, вытащил пальцы и вошел в мягкое, податливое нутро своего мальчика. Цунами из чувств накрывает с головой, Феликс громко, глубоко стонет. Начинает активнее поддаваться члену, выгибается. Несколько толчков и альфа, с громким стоном, кончает. Вынимает член и накрывает ладонью член Ликса — тот кончил сразу же, как ладонь Хёнджина коснулась головки. Феликса трясло. Хёнджин не знал, что он должен делать, но на второй раунд готов не был, поэтому пошел умываться и приводить себя в порядок. Вернулся, а Феликс плачет. Альфа резко подбежал и откровенно запаниковал. — Солнышко, что случилось? Я сделал тебе больно? Где-то болит? Тебе не понравилось? Что случилось? Это из-за позы? Прости, пожалуйста… Феликс уткнулся носом в грудь своего альфы. Его трясло от рыданий. — Организм омеги — дурацкий, — он прижался к своему мужу изо всех сил. — Ну что ты, вовсе не дурацкий… — Хёнджин не знал, куда себя деть и что говорить, поэтому просто гладил любимого по волосам, спине, прижимал его к себе. Давал почувствовать себя защищенным. Естественно, на следующий день Хёнджин к Феликсу не прикасался. Видеть слезы своего омеги сразу после потрясающего секса — очень сильный удар. Хёнджин делал вид, что все нормально и заботился, но внутренне паниковал. Феликс пока не мог найти в себе силы поговорить с любимым, поэтому прятался под одеялком, мучался от саднящего живота, читал книжки и смотрел сериалы. Он и с собой-то не мог поговорить об этом, хотя рефлексия была одним из его любимых занятий. На четвертый день стало легче. Живот прошел, возможность думать вернулась. Феликс выкатился из-под одеялок и пошел в магазин. Решил приготовить брауни к приходу супруга и строго-настрого запретил себе смотреть рабочие чаты. Он брал больничный на эту неделю, никто без него не умер. Всё в порядке. Сегодня надо объяснить Хёнджину, что он не злодей или что он там успел себе навоображать своею творческой натурой. И, наверное, сходить к врачу. Хотя, пока рано. Первое, что почувствовал Хёнджин, когда пришел домой — это восхитительный аромат брауни. Он улыбнулся, Феликс пришел в себя. Зашел на кухню, а там Ликси достает из духовки выпечку. Вся кухня в следах готовки — тесто, мука, шоколад, кофе. Ликс любил готовить масштабно. И посреди этого безобразия, на краю стола — открытая книга. Хёнджин удивился, Феликс не любил готовить по рецепту. Может, забыл убрать? Он ожидал увидеть что-то серьезное — Феликсу часто дарили книги по работе, но это оказалась фантастика. Омега редко покупал печатные книги, но если выходило новое приключение его любимого героя, то книга неизменно оказывалась на полке. И редко открывалась, потому что Феликс не любил перечитывать, да и «ты что она священна!». А тут. На кухне, где может запачкаться. Его любимая фантастика. — А ты не хочешь написать? Рассказ о мире, где можно забеременеть без течки? Феликс обернулся и поднял взгляд на мужа. У него был опыт написания фанфиков, и он прекрасно знал, что люди любят секс. Животный секс. — Зачем? Это никому не интересно. Хёнджин подошел к своему солнышку. Приобнял его за талию. — Мне бы было интересно, — он аккуратно сжал руки. Феликс прильнул и обвил шею мужа руками. — И что? Типа мира, где омеги сами выбирают, когда трахаться? И не превращаются в безумных животных? Вот оно. Феликсу не нравится поддаваться своим инстинктам. Теперь надо постараться не уязвляться и подвести Феликса к этой мысли. — Агась. Где омеги сами решают, когда, где и с кем, — Хёнджин поцеловал любимого в шею. Запах после течки заметно ослабел, и от этого было грустно, — мое любимое безумное животное. — Хёнджин! — Феликс легонько оттолкнул, но засмеялся, — кушай, я специально для тебя готовил. — Знаешь, я бы предпочел кое-что другое..— Хёнджин сжал ягодицы Ликса, ему жизненно необходимо было почувствовать себя желанным. Феликс моментально это понял. — Мм, — он потерся пахом о бедро мужа и прижался к его груди, — тогда, пожалуй, брауни все равно надо остыть, — осторожный поцелуй в шею, и вот Феликса уже несут в спальню.