К Огигии

— Как ты себя чувствуешь? — это был первый же вопрос утром, когда Хэй Чжу все же получил свой заслуженный отдых в пару часов. Брат уже не спал — или даже не ложился.       Бай Чжу неловко пожал плечами, не поднимая глаза. Он так и замер на полу, лишь чуть отодвинувшись от мамы. — Нога болит, но уже лучше. А так… слабость. Но спать больше не хочется. Я… просыпался иногда. Сколько времени прошло? — С какого момента? — баобей ещё был в сознании некоторое время пути и уже знал, что они пришли в Ли Юэ — так что стоило уточнить. — Ли Юэ, — коротко ответил брат.       Хэй Чжу честно постарался посчитать четко, но после Разлома все дни смешались в одну кучу, полные паники и однообразных мыслей и действий. Да и календаря у него не было. Он знал лишь отправную точку — конец апреля, их день рождения. — Чуть меньше недели, — едва ли шесть дней. И неизвестно, сколько времени в Разломе. Он и не предполагал, насколько много времени действительно прошло. И отца всё ещё нет… — И что было? Может, сам расскажешь или будем играть в сколько там было вопросов?       Хэй Чжу вновь постарался — теперь уже понять брата и простить. Для него, наверное, сейчас было особенно тяжело — внезапно прийти в себя в незнакомом месте после ранения, после того, что произошло, на руках у пугающе болезненной мамы, а единственный человек, который может ему хоть что-то объяснить, стоит и мямлит. Поэтому он проигнорировал яд в голосе, вздохнул и успокоился. Раньше он бы уже полез на брата с кулаками или съязвил что-нибудь в подобном тоне, но сейчас никому от этого лучше не будет. — Мы сейчас не в самом городе, а немного за его пределами, я нашёл свободное здание, но всё равно нужно быть осторожными. Все эти дни работал, покупал лекарства и еду. В общем, это всё. С мамой я после прихода сюда я не общался. Никто нас не преследует — по крайней мере, я не заметил. — …Спасибо.       Он кивнул, всё равно чувствуя себя паршиво. Про Нин Гуан, Церемонию Сошествия и временные проблемы с законом было решено умолчать. Вновь вернулось чувство, будто его жизнь утекает от него, что каждое его слово и действие неправильное, чувство вечной тревоги. Боги, это его брат, ради которого он всю последнюю неделю бегал по городу и окрестностям. Он должен любить его, помочь ему освоиться в новом месте. Хотя пока ещё рано, пока он не до конца выздоровел. Но можно ли оставить его здесь одного?       Было гораздо легче, когда он был без сознания. — Мне сейчас нужно на работу, вернусь вечером. Побудешь здесь? — Можно с тобой? — баобей попытался встать, но получилось слишком неловко и шатко. — Ты уже сам понял ответ. Будешь сидеть здесь и смотреть за мамой. — Я хочу посмотреть на город. — Он никуда от тебя за пару дней не денется. — Тогда я хочу помочь тебе. Вдвоём точно будет легче.       Где-то глубоко в душе он понял ещё одну причину возникшего раздражения. Хэй Чжу не хотел таскать брата за собой – у него теперь были свои друзья, свои дела, своя жизнь. Теперь он был не одинок, когда выходил из дома. Это было не пренебрежение, а больше ревность без какой-то видимой причины. Или он просто боялся, что баобей расскажет Нин Гуан, что произошло, и та перестанет с ним дружить. Или что будет недостаточно аккуратным в городе. Или просто не впишется — Хэй Чжу уже адаптировался гораздо лучше, а вот баобей всегда был довольно упорным. Но прежде всего, ему пока что было бы лучше не нагружать ногу.  — Нет, ты остаёшься здесь, пока не выздоровеешь. Иначе мама с папой меня убьют. — И что мне тогда делать? — Я не знаю, — тяжело вздохнул Хэй Чжу. Хотелось уйти поскорее. — Жди меня. Постараюсь вернуться пораньше.       Он практически вылетел за дверь. Не вовремя вспомнились все те же джинны – либо его желание исполнили неправильно, либо он сам не подумал о последствиях. Но сомнений в исполнении больше не было — иначе как объяснить, что брат пришёл в себя? Только вот мама все ещё спала, и отец ещё не пришел — но, наверное, и с ними все скоро станет хорошо. И с ними тоже придется как-то общаться. Сейчас он внезапно понял, что будет гораздо хуже, если от него не откажутся, а просто замнут ситуацию. Хэй Чжу уже более-менее подготовился к скандалу, к злым словам, к боли, к жизни в одиночестве – но брат относился к нему так, будто ничего и не произошло, и это пугало. Он не рассматривал такой вариант. То есть ему хотелось, чтобы всё стало, как раньше, но это же несбыточная мечта, он теперь понимал это. Когда они все вновь будут в сборе, им придётся долго выяснять отношения и начинать всё сначала — если его не прогонят. А баобей сейчас только усугубил эту неопределенность. Но с другой стороны, он боялся с ним это обсуждать, вдруг от него всё же откажутся. Боги, как сложно. Всё действительно было проще, когда он был один. Но он хотел этого, он загадал это желание, пришло время столкнуться с последствиями. Но всё ещё было ужасно страшно.       Нин Гуан пришла довольно быстро на их место на мосту, только желание подколоть её по поводу опоздания уже исчезло. Он просто был рад… ну, не видеть её, находиться рядом с ней. Понимать, что она вновь пришла сюда ради него. Наверное, её уже можно было назвать его единственным близким человеком. Только Хэй Чжу не спешил к этому привыкать. Сейчас его положение и отношение людей к нему были довольно шаткими. — Давай ты поделишься своими предпочтениями, а я потом скажу, что я нашла, чтобы всё не перечислять. — То есть вариантов много? — это вселяло надежду. — Ты не поверишь, как здесь приветствуется детский труд. Не официально, конечно же, — хмыкнула Нин Гуан. — Так что давай, не теряй время, у тебя сегодня ещё собеседование и первый рабочий день. — Ну… — он никогда до этого момента настолько четко не задумывался об этом. А Нин Гуан всю ночь вчера бегала по лавочкам и рабочим, собирала для него варианты. — Мне кажется, нужно было это обсудить еще вчера, чтобы ты так много времени не тратила. — Не переживай, ты вряд ли вчера что-то связное выдал бы под вечер. Да и мне особо ходить не пришлось — так, по главной площади пробежаться. Ну? — Не Гильдия искателей приключений, я сражаться не умею, — легче было начать от обратного, что ему не нравилось. Хотя он хотел бы научиться фехтовать, но на это уйдёт слишком много времени. — Ты же знаешь, что там есть и мирные поручения? Или не нравится зеленая униформа? — Зелёный – точно не мой цвет, — рассмеялся Хэй Чжу. — И никаких ресторанов, я там всё сожгу в первую же секунду. Ещё поменьше ходить, я хочу ещё и с тобой успевать. Но вообще я на все остальное готов, хоть действительно в шахты. — Никаких шахт, мы их даже не рассматриваем! Ты мне ещё живым нужен. Знаешь, какие потом проблемы с легкими и спиной? Вот лучше и не знай. Но физический труд всё же рассматриваем? — Не думаю, что мне дадут оформлять открытки. Или вообще кисть в руках держать. — Действительно не дадут, даже не мечтай, — нервно усмехнулась Нин Гуан. — Всем расскажу, что тебя лучше не подпускать даже к чернилам и бумаге. — Да меня и без твоего вмешательства не пустят. Не подхожу я под критерии умного и изысканного человека. — Да тебя помыть, переодеть — и нормально, за ученика писаря сойдешь. Но навыки проверки не выдержат точно. Ну тогда есть у меня для тебя один вариант, тебе точно понравится. И совсем не далеко от главной площади. — Скажешь, или сюрприз? — Сюрприз! — Ты меня сейчас отведёшь в место, где я буду работать некоторое, надеюсь, продолжительное время, и я даже не буду знать, где? — Ты всегда можешь отказаться, я ж тебя не в рабство продаю. — Я не был бы удивлен, если бы ты действительно так и сделала, — хмыкнул Хэй Чжу. — Какого низкого ты обо мне мнения, — шутливо вздохнула Нин Гуан. — Сейчас, погоди, я газету возьму.       Хэй Чжу слишком увлекся их разговором и старался не замечать шум вокруг – видимо, пропустил разносчика и его попытки продать побольше газет. Пока что заголовки его не впечатляли, но Нин Гуан рядом удивлённо охнула. — О, про эту банду наконец написали. — Похитители сокровищ? — Не, другую. Просто уже несколько недель люди жаловались на кражи и ограбления, а в последнее время все участилось. Даже в верхней части города, представляешь? И их никак не поймают. И где Миллелиты, когда они так нужны? Ерундой наверняка страдают. — Ну, меня они довольно быстро вызвались ловить.       Нин Гуан громко рассмеялась, из-за чего Хэй Чжу даже перепугался на секунду. — Да, точно, я уже и забыла. Тогда не стоит переживать, их явно скоро поймают — когда наши доблестные стражи перейдут к решению действительно важных проблем, а не кражи пары закатников. Хотя не мне высказывать претензии, это уж точно. Хм, результатов предсказаний пока нет, что-то они долго. А дальше одна реклама, и за что я заплатила… Так, готов? Улыбайся и не нервничай, тебя никто не съест. — Мне кажется, это последнее, о чём мне стоит переживать, — мрачно бросил Хэй Чжу. — Теперь уже можешь сказать, где мы? — Не лучшее место в городе, но тебе точно понравится, — гордо заявила девчонка. — Добро пожаловать в городскую кузницу. То есть, место с ужасающим количеством тяжёлых и острых предметов, на которые вслепую можно наткнуться, и открытым источником огня. Да, ему точно понравится, почему бы и нет. Но пока что он особо не возражал — Нин Гуан явно старалась ради него. Да и, как говорят, дареному коню в зубы не смотрят — ему самому предложили работу, не пришлось бегать по всем торговцам в городе и позориться. — Господин Чжан, я его привела! Он на всё согласен! Хэй Чжу тут же задался вопросом, а хорошая ли это была идея, не поздно ли ещё отказаться. Не хотелось потом разбираться с последствиями подобной «рекламы» от Нин Гуан. Но пока кузнец ощущался… нормальным. Обычный человек со спокойным темпераментом. Только вот рядом явно был кто-то ещё. — Хэй Чжу? Я Чжан Жоу, владелец «Холодного клинка», а вон там мой сын, Чжан Хэ. — Приятно познакомиться, — ну, он точно не внушал опасность или тревогу, да и незнакомец в глубине помещения быстро обрёл имя. — Только я пока совсем не знаю, что буду делать. — Ничего тяжелого и сложного, я же не буду доверять ребенку ковать мечи, — рассмеялся кузнец. — По правде говоря, у меня уже есть достойный помощник, но А-Гуан так за тебя просила, пришлось уступить. Так что, думаю, пока ограничимся поддержанием огня и мелкими поручениями. Только ты понимаешь, что оплата будет всё равно небольшая? — Да, и я хотел спросить, можно ли хотя бы сегодня выдать мору за день? Дело чрезвычайной важности. — Ну раз чрезвычайной, то всё выдам, малец. Можешь приступать хоть сейчас, мы скоро откроемся. Нин Гуан аккуратно потянула его обратно на улицу после того, как они раз сто поблагодарили кузнеца. — Видишь, все получилось! Легко и быстро. А всё почему — а потому что связи нужно иметь. Быть более открытым для людей. — Спасибо большое, — Хэй Чжу этими простыми словами толком и не мог передать, что чувствовал на самом деле. — «Спасибо» в карман не положишь, — хитро ухмыльнулась Нин Гуан, но потом рассмеялась. — Да не бойся ты так, никаких долгов с тебя, ты мне и так помогаешь. И вообще, какого же ты обо мне мнения! — Какого? — он сам не сдержал улыбку. — Отвратительного! То считаешь, что я могу тебя в рабство продать, то — что до конца жизни буду минимум половину любого твоего дохода отбирать в уплату долга. Будто я тут главный, весьма малодушный, криминальный авторитет в городе. — А это не правда?! Она на секунду замолчала — и он бы отдал что угодно, что увидеть выражение её лица. — Знаешь, я придумала ещё один вариант — я продам твою душу Бездне в обмен на моё вечное богатство. Пойдём, у меня бабка была ведьмой, сейчас проведу ритуал. — Серьёзно? Я думал, эти практики если не незаконны, то аморальны и не одобряются богами. — Я пошутила, — сухо ответила она. — Но сейчас я действительно найду ближайший разрыв и столкну тебя туда совершенно бесплатно, даже не за пару монет. Хэй Чжу честно обдумал все варианты — и на жизнь, и на ответ для этой шутки — и пришёл к единственному выводу. — Давай. Зато мне не придется работать. — Так, нет, я пообещала господину Чжану, так что иди и продавай свою душу уже ему. — Меня всё ещё интересует, на каких основаниях он согласился меня взять. И что-то мне подсказывает, что все остальные варианты особо не учитывались и не рассматривались. — Потому что я хорошо тебя знаю и могу рассчитать, что тебе будет по душе. Я тоже могу в рациональный анализ. А ему я просто помогаю искать торговцев, где можно подешевле купить руду. Ну и к тому же, я же говорила — котята, собачки и дети. — Я больше поверю в то, что ты действительно главный криминальный авторитет и на самом деле управляешь городом. — Кто знает, кто знает, может, через пару лет, — усмехнулась Нин Гуан. — Иди, тебя уже заждались. Сейчас дадут тебе молот, накачаешь мускулы и будешь мне в два раза больше закатников носить. Или наконец начнем продавать древесину. — Вот завтра и проверим. Хотя нужно будет уточнить, будет ли у меня вообще свободное время. — Если не будет, зови меня, буду угрожать. Удачи!       Хэй Чжу смазано помахал на прощание рукой — он очень надеялся, что сделал это в правильном направлении, — и поднялся обратно по ступеням. Ему придётся очень долго привыкать к этому странному строению домов и лестниц, к которому решили добавить еще и небольшой ручей. Зачем это вообще сделали? Вряд ли воду там можно было пить — он бы точно не рискнул. Но больше все же пугало взаимодействие с другими людьми. В незнакомом опасном помещении. Он здесь всё испортит, и его уволят — максимум через пару дней. И буквально стоило ему сделать пару шагов, как ему в грудь уперлось что-то острое. Он замер, боясь сделать лишнее движение. — Подумал, тебе это понадобится. У тебя и так зрение, судя по всему, не очень, а яркий свет явно не улучшит ситуацию, — новый Голос был чуть хриплый, глухой, но явно молодой — значит, сын хозяина. Хэй Чжу неловко забрал неведомый предмет, прошептав благодарность, и аккуратно постарался на ощупь понять, что это такое. Одно крупное стеклышко, две толстые дужки, оправа была похожа на металлический цилиндр — боги, он обязательно должен будет показать это Нин Гуан, чтобы она перестала говорить, что его очки уродливые. Он всё же надел их, спрятав в карман свои, но не решался открывать глаза. Он знал, что никакой опасности не было, но всё равно боялся. Стало слишком жарко, но хотя бы без фантомных криков. Однако боязнь всё испортить или пораниться всё же пересилила. Хэй Чжу вздохнул и открыл глаза. Стекло было затемнённым — или он настолько отвык от того, что мир не ограничивается темнотой и пустотой, что забыл, как выглядит дневной свет. Он огляделся — стол с инструментами, наковальня, печь с каким-то страшным устройством, два человека, оба вновь без лица. Хэй Чжу старательно держал взгляд устремленным в пол и все еще старался особо не двигаться. Кузнецы тем временем перетаскивали к печи куски металла. — Смотри, это мехи, — показал Чжан Жоу на странное устройство. — Работают по принципу пружинки — нажимаешь, они выдувают воздух. Они здесь для ускорения нагревания печи и поддержания температуры, чтобы плавить железо. Это теперь твоя ответственность — иногда тебя будет заменять Чжан Хэ, если я дам другое поручение. Ещё не мешайся под ногами и не мешкай. Сегодня только наконечники для стрел штампуем, так что ничего сложного. Понял? — Понял, — уверенно кивнул Хэй Чжу. Он точно всё испортит.  — Тогда, пока не начали, попробуй пару раз нажать, чтобы хоть чуть подготовиться.       Хэй Чжу осторожно подошёл к устройству, которое действительно напоминало пружину или очень странный веер, надавил руками — и едва ли согнул эту штуку. Оказалось, она была весьма тяжелой — и он даже захотел поблагодарить кузнеца, что предупредил об этом. Но всё же это не был желаемый результат. Мальчик попробовал снова, но не сильно превзошел первую попытку. Стало очень стыдно, ещё и оплату потребовал за день — такими темпами ему вряд ли вообще зарплату дадут. Тогда он встал и надавил на верхнюю часть ногой — та тут же ушла вниз, послышался гул воздуха. — За смекалку молодец, но потом поймёшь, что такой способ весьма неудобен, — усмехнулся кузнец. — Так что учись потихоньку.       Хэй Чжу смог только кивнуть и послушно занял место рядом с мехами. Чжан Хэ уже насыпал в печь уголь и дрова, осталось только поджечь и раздуть нужную температуру. Мальчик попытался представить, насколько горячим должен был быть огонь, чтобы расплавить железо, — и ему стало как-то страшно находиться рядом с печью. Но сверкнула искра, и процесс был запущен. Он очень сильно старался не смотреть в ту сторону, где уже оранжевым занималось пламя. Вынужденная смена очков, новые знакомства, контакт с огнем — этот день обещал быть запоминающимся. И, возможно, эмоциональным — будет чудом, если вновь не нахлынут воспоминания. — Давай, — скомандовал Чжан Жоу, и Хэй Чжу послушно надавил на ручку — в этот раз руками и ногой. — Чжан Хэ, готовь ещё уголь. Процесс оказался ужасно долгим — а уже через несколько нажатий у Хэй Чжу начали болеть руки. Зато нарастание жара чувствовалось вполне буквально — и страшно было представить, что было бы, будь они в помещении. Только вот он не был уверен, стало бы ему плохо из-за жара или из-за сильного огня в замкнутом пространстве. Ответа не было: он всегда ужасно переносил жаркую погоду, как и мама с баобеем, а про второй вариант он всё ещё старался не думать. Вообще старался ни о чем не думать, слишком уж боялся пропустить команды кузнеца. Тот пару раз посылал его за водой, для регулирования пламени и последующей закалки стали — вот и выяснилось, зачем тут был ручей. Хэй Чжу точно бы не стал бегать на причал с ведром, так что ему очень даже повезло. — Готовь формы и клади уже это все в печь, — команда была адресована не ему, поэтому мальчик чуть посторонился, во все глаза смотря, как куски металла начали в огне краснеть и, спустя некоторое время, обтекать в емкость под ними. Находиться вблизи печи стало ещё страшнее, но ему пока что хотя бы не было плохо физически. Вообще Нин Гуан не обманула, ему здесь действительно было вполне нормально. Сидишь, ждёшь, чётко выполняешь команды, опять сидишь — да, боль в руках переходила даже на шею и спину, но зато он в каком-то плане отдыхал. Не нужно было ничего решать, тебе сами скажут, что делать. Ему это нравилось, даже очень. Немного напоминало родителей. — Хэй Чжу, отойди. Свободен. Он заметил только огромные клещи, которыми подцепили емкость и понесли её с столу, где возвышались огромные прямоугольники — видимо, те самые формы, куда кузнец и его сын принялись аккуратно заливать металл. Команду «свободен» он пока ещё не знал, поэтому остался стоять в стороне. Ждать пришлось относительно недолго — кузнец снял перчатки, взял со стола мешочек и подошёл к нему. — На сегодня всё, нужно подождать, пока они остынут, но это уже до завтра. Будем закаливать и затачивать. И раз уж у тебя дело чрезвычайной важности, то могу дать плату за неделю. Только ты же понимаешь, что эту неделю нужно будет отработать? — Понимаю. Спасибо большое. — Ты кажешься хорошим мальцом, и я доверяю Нин Гуан, так что не разочаровывай. Свободен до завтра.       Хэй Чжу поклонился, неверяще сжимая мешочек, и поспешил к верхнему городу. Очки он аккуратно поменял по дороге, не хотелось рисковать подарком, да и выглядели они наверняка подозрительно и странно. У него теперь точно были деньги маме на лекарства, нельзя было терять и минуты. Нужно будет благодарить Чжана Жоу до конца своих дней. Но, видимо, его желание точно услышали, раз послали ему такого доброго человека. И Нин Гуан — что бы она ни говорила, он всё равно будет у нее в долгу. А ещё у него наконец есть шанс помочь маме. И вообще день был такой хороший — судя по всему, уже стемнело, людей на улицах почти не было, и он мог спокойно идти в тишине, а ещё он ничего не испортил в кузнице. Если останутся деньги, нужно будет что-нибудь купить на ужин из горячей еды брату. Хэй Чжу уже довольно неплохо научился считать мору, так что уже прикидывал, куда он потратит остатки. До хижины лекаря он практически бежал, так поглощенный долгожданным счастьем, что не услышал внезапные шаги сзади, а потом кто-то потянул его за ворот. — Гони деньги, — зашипели в ухо. У Хэй Чжу перехватило дыхание.       Кажется, он всё-таки был проклят на вечную неудачу. А ведь сперва ему казалось совсем обратное — все так хорошо начиналось: работа, лекарства для брата, друзья, был шанс на выздоровление мамы. Ему оставалось буквально несколько шагов до достижения «счастья», исправления собственных ошибок — чтобы всё наконец стало хорошо. Глупо было думать, что всё пойдёт так, как надо. Зря он так откладывал покупку всех лекарств, лучше бы сэкономил на еде, всё же он уже привык голодать.       Он мог бы просто отдать деньги, но тогда мама не получит лекарства, а работал он зря — да и никто не обещал, что его после не изобьют. Он лучше умрёт — это действительно был приемлемый вариант, тогда ему не придётся вновь разбираться с последствиями, справляться с виной. Поэтому вместо ответа и подчинения он укусил руку, закрывавшую рот, тут же раздались шипение и ругань, но на помощь позвать не получилось: почти сразу же ударили в живот.        Казалось, руки были повсюду. Они хватали за ноги, закрывали рот, пытались прижать руки к полу. Хэй Чжу извивался, как уж на сковороде, лишь бы вырваться, пинался, прижимая заветные монетки к себе. Воздуха не хватало, если и получалось сделать вдох, но тут же кто-нибудь бил по ребрам. В какой-то момент получилось ударить кого-то пяткой в лицо — хруст звоном отразился в ушах. Несмотря на борьбу, стояла пугающая тишина, в которой Хэй Чжу слышал каждый вдох, каждый хрип, каждый удар сердца — не свои, что ужасало. С каждой секундой шум сливался в единый гул, действовал усыпляюще. Нельзя было отключаться, засыпать, иначе он не сможет выполнить свой долг. И никто не позаботится о маме с братом… да никто даже не вспомнит о том, что он когда-то существовал. Его просто закопают за городом. Он точно не хотел так умирать, но его уже вновь скрутили и ударили по голове. Очки давно упали на землю. Пожалуй, это было единственное, что он успел осознать, о чем думал, пытаясь не вдыхать пыль с дороги. — Блять, мелкий ублюдок! — тихо выругался кто-то рядом.  — Он меня укусил! — протяжно вопил некто. — А меня пнул, заткнись! — зашипели в ответ.  — Главное, чтобы он не был бешеным. — Паршивец, как нам теперь кровь затирать?! Разве нельзя было тихо всё отдать? Обыщите его!       Вновь руки. Хэй Чжу безвольно повис, прикладывая все силы, чтобы не разжимать кулак, но вскоре сдался под натиском. Всё пропало, всё было зря, а они ликовали. Он так сильно их ненавидел. Он наконец то нашёл, кого можно винить, кроме себя.       Хэй Чжу слышал голоса будто через толщу воды. Что бы ни случилось, не открывай глаза! — эхом звучал в голове чей-то голос — мамин, отцовский, свой собственный, — он уже не мог разобрать. Он мог бы уничтожить их всех, вернуть деньги, отомстить. Но как же он устал… Внезапная слабость как волной накатила. Наконец-то он сможет поспать без кошмаров. — Немного, но неплохо. — Не думаю, что это того стоило. Чжи Мину нос сломали. — Невелика потеря, первый раз что ли. Если хочет, пусть отомстит лично. — Да я его уже нормально поколотил, хватит с него пока что. Только если рыпаться больше не будет. — И что нам с ним делать в итоге? Одно дело – обокрасть, но другое – избить. Он может сдать нас Миллелитам. — Никто не поверит мелкому мальчишке. — Да, но из-за кузнеца у нас могут быть проблемы. Это ж его пацан теперь.       Повисла тишина, все обдумывали ситуацию. — Впрочем, жив мальчишка или нет – общая картина не меняется, а для нас важно. Невелика потеря.       Его подхватили под руки и куда-то потащили. Он чувствовал себя таким лёгким, но при этом раздавленным болью. В общем, они правы – его жизнь уже не имеет значения. Будет даже лучше, если его не станет – ему уж точно. Он просто растворится в темноте без следа. Так легко, и ничто будто бы не тревожит.       В реальный мир его вернул крик. Пронзительный, протяжный, он выдернул из приятных грез своей близостью. Его уронили на землю, и он, собрав последние силы, куда-то пополз, не глядя. Неизвестность ещё никогда так не пугала. Крик сменился хрипами и чьим-то кашлем. Хэй Чжу попытался сбежать, отползти подальше, но тело уже не слушалось. Он вновь свернулся калачиком на случай повторения ударов. Звуки вселяли ужас, и он жалел, что опять пришёл в сознание. Когда же это закончится? Когда его оставят в покое? В прошлый раз это хотя бы было тихо, пока не пришли огни.       Но любопытство пересилило. Того, что знаешь, меньше боишься. Вот только очков не было. Он прищурился, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь внезапную пелену слёз.       Человек перед ним корчился на земле. Грудь резко вздымалась, из горла доносились ужасающие звуки, будто скребли железо – и Хэй Чжу казалось, будто это его лёгкие сейчас сжимаются в конвульсиях, будто это он сам захлебывается собственной кровью. Руки и ноги мужчины выгибались под странными углами, запястье с чернеющими следами, напоминающими дуги, вывернулось куда-то к локтю, и пальцы, всë ещё пытающиеся то ли скрести по полу в поисках того, за что можно ухватиться, то ли вскрыть горло, чтобы сделать долгожданный вдох или наконец прекратить страдания, казалось, ломались под невидимой силой. Мир вокруг затих, были только эти ужасные хрипы, которым громким гулом вторило сердце. Не своё, чужое — и хотелось кричать, чтобы не слышать его так пугающе чётко, чтобы заглушить звуки сбивчивого дыхания всех остальных. Он не хотел слышать так много. Хэй Чжу не мог оторвать взгляд от медленно деревенеющего, заметно синеющего тела на земле, всё ещё живого, но уже не способного двигаться. После нескольких судорог оно замерло.       Хэй Чжу не мог пошевелиться, даже вдохнуть. Захотелось панически забиться в угол и исчезнуть, больше не слышать эти хрипы и бешеный стук чужого сердца. Окружающие люди наконец очнулись от оцепенения. Наконец-то раздались крики ужаса, вокруг тела, словно вороны, запорхали люди. Он наконец-то больше никому не был нужен. Через несколько секунд пространство вокруг него опустело – остались только он и труп.       Хэй Чжу с трудом поднялся, вновь оглядел то, что раньше было, пусть и не очень хорошим, но человеком и наконец зарыдал. Слёзы будто острыми иглами скатывались по щекам, и как же он хотел, чтобы они расцарапали ему глаза, чтобы он захлебнулся ими. Он не хотел никому причинять вред, так почему же получается всё наоборот? Опять его проклятое невезение? Как же больно было внутри, будто все внутренности окаменели и сковали в тиски так, чтоб они раскрошились, рассыпались на мелкие кусочки. Жаль, что не он сам, он ужасно хотел, чтобы это было не просто метафорой.       Надо было идти домой, баобей наверняка волновался… Хотя кого он обманывал. Его ждали только с едой или лекарствами, никому не нужен ещё один побитый ребенок, за которым тоже надо ухаживать. Он не справился со своей единственной задачей, он не смог сохранить деньги — зачем тогда возвращаться без них? Рёбра неприятно саднило, кожа на руках и ногах болела — на утро там ярко фиолетовым расцветут синяки. Бывало, разобьёшь коленку, играя на улице, — больно, обидно, а мама поцелует, обнимет, и уже вроде не болит. Он так хотел вновь почувствовать её тёплые прикосновения, как она нежно гладит по голове, чуть тормоша волосы, хотел, как раньше, забраться на колени, когда она сидела в кресле у камина, и чувствовать тепло, её любовь. Как же он скучал. От душащих рыданий уличный холод казался обжигающим. Если он сейчас замёрзнет насмерть, никто ведь не будет жалеть. Никто не пожалеет вора и убийцу, даже его близкие. Однако ночи в Ли Юэ не были достаточно холодными для подобной смерти. Может, тогда боги смилуются над грешной душой? Если уж он никому не нужен, даже Властелин Камня от него отвернулся, так не лучше будет просто его убить? Быстро и безболезненно — всего лишь избавить мир от заразы. Хэй Чжу лежал на камнях под одной из лестниц, скованный болью, и ждал. Но никто не приходил, он был один.        Тогда он с трудом поднялся. Все эти дни он ругал себя за желание сбежать от проблем — отец учил, что со всеми трудностями нужно справляться, решать их, особенно если сам и виноват. Что-то про то, что надо брать ответственность за свои поступки, быть мужчиной. Но отца здесь не было, здесь никого не было. Хэй Чжу думал о побеге отсюда, от семьи, из Ли Юэ, но каждый раз останавливался — это было нерационально, у него не было сил и денег, и он не мог бросить здесь маму с баобеем, даже если о них действительно смогут позаботиться лучше, чем он. Впрочем, он сам уже потерпел в этом поражение — хуже точно быть не может. Сейчас другого варианта не было. Он не мог представить, что вернётся в убежище и признается, что не справился со своей единственной задачей. Поутру брат ещё более менее нормально к нему относился, но сейчас точно возненавидит. Легче действительно уйти, чтобы не слышать правды, чтобы не сталкиваться с последствиями, — просто сбежать. Они с мамой смогли, и он сможет. Ноги сами понесли его в сторону главного входа, подальше от всех проблем, подальше от трупа — медленно, каждый шаг всё ещё отзывался болью. Хэй Чжу безумно боялся, но всё же остановился, чтобы подобрать очки. Без них будет гораздо сложнее, особенно в другом городе — ведь всё опять повторится.        А может, уйти от людей в принципе? В лес, облюбовать какую-нибудь пещеру — вряд ли проживёт ещё хоть десяток лет, но зато больше никому не причинит вред. Никто больше не умрёт из-за него. Было противное чувство, что он разрушал всё вокруг себя, отравлял и уничтожал, словно он был проклят самой Бездной. За ним уже тянулся кровавый след — пусть это и было случайностью, несчастным случаем, он отчаянно убеждал себя в этом в первые часы, когда огонь уже остался далеко позади. И сейчас нельзя было доказать его прямую вину — но он все равно знал правду. Он приносил лишь несчастья, смерть и страдания — довольно скоро это коснется и Нин Гуан, и всех, кто когда-либо был к нему добр. Вряд ли на третий раз, в ещё одном городе всё будет иначе. Нужно только уйти подальше, чтобы его никто не смог найти.       Очки были разбиты. В одном из стеклышек была большая трещина, дужки погнулись. Последнее, что у него осталось от мамы, от дома. Хэй Чжу уже не мог больше плакать, из-за страха и паники всё ещё не хватало воздуха, поэтому внутри он чувствовал себя абсолютно пустым. Будто из него высосали совершенно все эмоции — и он надеялся, что так и будет ещё долгое время, он не хотел больше ни о чём переживать, не хотел злиться и бояться. Просто абсолютный покой, чтобы больше не было больно. Он всё равно надел очки — без них будет ещё хуже. Сейчас было уже за полночь, улица была абсолютно пуста, но так он сам чувствовал себя спокойнее. В последний раз оглянуться на труп было ошибкой — его снова начало трясти. Боги, это было слишком отвратительно, будто действительно нечто родом из Бездны. Но это теперь была точно не его проблема. Да, возможно, за ним опять будет след, но к утру он будет уже далеко, никто не найдёт его — да никто и не догадается, что его убил именно он, мальчишка из Сумеру, про чьё существование знали лишь несколько человек. В каком-то жутком, извращённом смысле ему даже повезло в этом. Вспомнились слова Нин Гуан про важность соблюдения закона, но гораздо больше людей будет в порядке, если он избежит наказания и уйдёт как можно дальше. Поэтому он отправился в путь.       Если он правильно помнил карту, то ему нужно подняться до долины Гуйли, а потом повернуть налево — там не было никаких крупных поселений, только руины. Никто не хотел жить в горах рядом с Адептами — значит, его не будут беспокоить. Нужно было взять с собой хоть немного воды и еды в дорогу, но в убежище он точно не собирался возвращаться, так что придётся что-то решать по мере необходимости. Вариант отравиться и умереть тоже уже не был таким страшным. Вообще мысли о смерти внезапно перестали пугать — и это было не принятие неотвратимости, а просто рациональный расчет приемлемых выходов из ситуации. На самом деле, действительно самый подходящий вариант — не долгая смерть в одиночестве, а быстрая и почти безболезненная. К тому же, мало ли что ещё может случиться, пока он будет жив.       Хэй Чжу наконец вышел из города, и дорога стала заметно уходить вверх. У него никогда не было хороших отношений с лестницами и перепадами высоты — вскоре придётся сделать перерыв на отдых. Но пока что он наконец мог идти и спокойно разглядывать окрестности: огромные ворота при входе в город, фонарики, золотых птиц в воде. Чем выше поднимался, тем больше становилось видно — вот уже показался порт. И там стоял, наверное, самый красивый корабль, какой он только видел за всю свою жизнь. Он был ужасно огромным — настолько, что у него было несколько мачт, а тень от парусов закрывала почти всю пристань. Символ на флаге был ему незнаком, но довольно просто было предположить, что корабль этот из северных земель — Мондштадта и дальше. Корабли, курсирующие между Сумеру, Ли Юэ и Фонтейном обычно были гораздо меньше, компактнее — они плавали на небольшие расстояния в теплом климате и чаще всего заходили в некрупные порты, как у них дома. В Инадзуму тоже такие громадины не направлялись, они бы просто не выдержали местные штормы. А вот торговый путь гавань Ли Юэ – Терновый порт – Снежная был довольно длинным и тяжелым, приходилось перевозить гораздо больше груза — как товаров, так и личных вещей для команды, ведь берега Снежной были почти полностью покрыты льдом. Значит, корабль перед ним проделал очень большой путь — было бы интересно посмотреть, где он бывал. В Снежную Хэй Чжу точно бы не поехал, но по слухам порт в Мондштадте очень красив. Хотя оказаться на таком великолепном корабле уже можно было считать мечтой. Он поднимался все выше, пока наконец не стало не хватать дыхания, а ноги не заболели от напряжения и ушибов.       Хэй Чжу, не стесняясь и уже не жалея одежду, повалился на траву. За вдохом выдох и сначала — успокоиться и выровнять дыхание. Он лежал и представлял, что будет, если он так и останется здесь, как вскоре покроется мхом и травой, сольётся с землёй и будет вечность, пока существуют небо и звёзды, смотреть лепестками цветов в бесконечную высь, туда, где обитают боги. Или превратится в пыль, и его раздует ветром по миру. Хорошо быть богом. Их не заботят мелкие проблемы смертных, они мыслят масштабно — и только люди закапывают себя все глубже в собственные мысли, а потом молят о спасении… Боги вмешиваются только тогда, когда опасность угрожает всему человечеству, а Хэй Чжу спасения не заслуживал. А может, они и смотрели сейчас на него — должно быть, такой упадок морали выбивался из их серой обыденности. Возможно, он всё ещё жил лишь потому, что развлекал их своей ничтожностью. Он молился, чтобы это было неправдой. Внутри всё ещё оставались крохи надежды, что на этом всё и закончится, что на него больше нет никаких планов.       Внизу открывался вид на гавань, и впечатление было таким же, как и в первый день. Необычно тихий город, почти пустой в ночные часы — только в порту трудились рабочие, он не услышал их в прошлый раз. Где-то там на улице лежит мёртвый человек. Которой умер из-за него. Которого уже через пару часов найдут. Хорошо, что он ушёл — иначе опять были бы крики и огни. Воображение само дорисовало пламя, пожирающее золотую листву, танцующее на зелёных крышах, оставляющее после себя лишь черные пятна, как поднимется облаками и огромными птицами дым, как один за другим горой угля рухнут дома, как даже паруса в гавани вспыхнут оранжевым и белым. И ещё больше криков, ещё больше боли, еще больше смертей. — Красиво, не правда ли? — раздалось сбоку, и Хэй Чжу чуть не подпрыгнул на месте. Пришлось быстро закрыть глаза ладонями — и лишиться возможности проверить, что пожар был лишь выдумкой. Хотя до сих пор всё было тихо — даже чужого сердцебиения было не слышно. Он только успел свыкнуться с этой пугающей способностью, как теперь опять приходилось определять наличие собеседника только по его голосу. — Д-да, — возможно, он действительно имел в виду лишь утренний пейзаж, а не фантазии о пожаре. — Но вряд ли ты пришёл сюда, только чтобы полюбоваться пейзажами, — хитро усмехнулся прохожий. — А вам какое дело? — Хэй Чжу меньше всего на свете хотел сейчас с кем-нибудь разговаривать, а ещё слышать и вообще находиться рядом. — Ты – маленький ребенок в явно недетское время вне города и без сопровождения. Я присяду? Разве тебе не рассказывали, что ночью как раз таких детей, как ты, похищает Чимей, относит к себе в пещеру и съедает? — Это всё выдумки, — фыркнул мальчик, но всё же подвинулся. — Если уж на этой земле и так довольно демонов из легенд, почему бы не существовать ещё одному? А уж змееподобных проклятых тварей здесь предостаточно. К тому же, я бы не стал так разбрасываться заявлениями о том, что правда, а что – нет. Ведь, чаще всего, многое в историях – действительно правда. — Вы-то откуда знаете? — Я историк, изучаю эти земли и события, что происходили на них. — Я всегда думал, что это очень скучная работа, а вы ещё и в сказках смысл ищете. Они же придуманы, чтобы дети в лес ночью не ходили, — Хэй Чжу подтянул к себе колени, болезненно морщась от ощущения набухающих синяков и всплывших воспоминаний. Он уже начинал скучать по семье, но он скучал по ним ещё с того момента, как они выбежали из дома и скрылись в лесах у порта — то, что было позже, уже не считалось. — Но всё же ты ночью… почти в лесу, — незнакомец начинал его раздражать. — А я больше не верю в сказки, — в сказках у всех всё всегда было хорошо. У него же всё становилось только хуже. — Зря, очень зря, — вздохнул собеседник. — Как я уже сказал, там иногда больше правды, чем в реальности. Кое-что, конечно, преувеличено или наоборот — например, гео Архонт принимал женский облик гораздо чаще, чем полагают мои коллеги. Хэй Чжу, несмотря на все старания, всё же хихикнул, представив грозного Властелина Камня девчонкой. Историк тоже усмехнулся. — А есть более подробные примеры? — Не думаю, что мы прямо сейчас сможем проверить какой-нибудь из подвигов гео Архонта. — Тогда расскажите что-то другое, более простое. — Хм, пожалуй, я знаю кое-что подобное. Ты когда-нибудь слышал о кузнеце Ган Тайо? — Нет, знаю только кузнеца Чжана. — Его я тоже знаю, хороший человек. Но тот кузнец жил сотни лет назад. — До Катастрофы? — перебил его мальчик. — Это имеет значение? — Вы же историк, вы и скажите. Историк сдержанно вдохнул, чуть цыкнув, видимо, признав поражение. — После. Он жил в Ли Юэ… — И был кузнецом? — Если ты прекратишь меня перебивать, я спокойно смогу рассказать до конца и мы обсудим наш вопрос, — сдержанно ответил собеседник. — Но да, он был кузнецом, что логично, ведь я уже это сказал. Ган Тайо начал свое дело довольно поздно, но быстро достиг очень больших высот. И вскоре люди даже стали сравнивать его с Властелином Камня в уровне мастерства. Замечу, что это было отчасти правдой, он действительно был талантливым. Но гордыня поглотила его, и он вызвал самого Архонта на поединок при всем городе, где, естественно, потерпел поражение, ведь ни один смертный никогда не сравнится с богом. В итоге его с позором изгнали из этих земель, а Властелин Камня проклял его, чтобы кузнец никогда не смог вернуться сюда и вновь заняться своим делом. И его потомков тоже. Это довольно краткая версия, но основную мысль я передал. — …Я уже слышал эту сказку, — прошептал Хэй Чжу, пытаясь ухватиться за нужное воспоминание. Кажется, это был один из тех редких вечеров, когда мама откладывала книжку и придумывала для них с братом что-то новое по их просьбе. Только там не было имени кузнеца и… — Думаю, только другую версию. — Такое иногда бывает с течением времени, некоторые детали сюжета чуть меняются. — Нет, там было совсем другое. Кузнец не вызывал Властелина Камня на поединок — тот сам пришёл, рассерженный разговорами и слухами горожан. И там была ничья, — насчёт наказания он не был уверен, мама упускала подробности. Но что-то подсказывало ему, что все было гораздо хуже, чем просто изгнание. Хотя, казалось бы, что могло быть страшнее? Для Хэй Чжу потеря своего дома была самым ужасным в его жизни — даже в сравнении с сегодняшним происшествием. — Где же ты услышал такую версию? — тон собеседника вдруг стал неприятно приторным. — Мама рассказала, — пискнул Хэй Чжу, внезапно чего-то испугавшись. — И как мы теперь выясним, кто прав? Историк внезапно глухо рассмеялся. — Кажется, я сам загнал себя в тупик, нужно было выбрать пример полегче. Сейчас мы вряд ли найдём ответ, но, думаю, через некоторое время сможем. Предлагаю чуть позже вновь встретиться здесь и обсудить — как раз и я смогу провести исследование, и ты поспрашиваешь у своей мамы. — Не получится, я сейчас ухожу отсюда. И возвращаться не планирую, — твёрдо уточнил он. — Почему? — Я все испортил. Я должен был заботиться о своей семье, но у меня не получилось. Я даже загадал желание на Церемонии Сошествия, чтобы у меня было достаточно моры, чтобы помочь брату и маме. — Гео Архонт никогда не помогает тем, что ищет ценность в материальном. — Но он же бог моры, почему он не может просто наколдовать пару монет? Вряд ли ему это настолько трудно. — Думаю, тут больше дело в принципах. Деньги, погоня за материальными вещами развращает людей, они становятся больше подвержены жадности, зависти и гордыне. Поэтому всего надо добиваться только своим трудом. — Но я же не для себя, мне надо помочь своей семье. — Прости, исключений ни для кого быть не может. Так устроен мир. Иначе все станут просить об исполнении подобных желаний, настаивая на особых обстоятельствах, и правило перестанет быть таковым. — Тогда я точно ухожу. Я больше ничем не смогу им помочь. Я хотел задобрить их морой, но то, что я сделал, даже миллиардом не перекроешь.  — А ты не думал, что они будут скучать? — Не будут, — буркнул Хэй Чжу. — Я им нужен только пока приношу еду. Думаю, они только так и заметят моё отсутствие. — А друзья? — Им будет лучше без меня. Я действительно всё порчу. Из-за меня нам пришлось сбежать из нашего дома в Сумеру. Из-за меня мама не получит своё лекарство. Из-за меня папа до сих пор не пришёл и баобей поранился. Из-за меня мы сидим в этой гнилой развалюхе. И сейчас мы должны опять бежать отсюда — тоже из-за меня! Так что лучше уйти одному: у них здесь есть будущее, а у меня нет. — Мне кажется, не стоит так сильно спешить с выводами, — историк довольно спокойно реагировал на его истерику. — Каждый день, после каждой такой неприятности, я думаю, успокаиваю себя, что хуже дальше быть просто не может, — просипел Хэй Чжу, боясь вновь повышать голос. — И каждый раз все становится ещё хуже. Дальше только если весь город сгорит или просто превратится в руины. — Я тебя уверяю, такое никогда не произойдёт. — Поверьте, со мной всё возможно, — горько усмехнулся мальчик. — Но тогда как ты можешь быть уверен, что в другом городе не произойдет подобное? — Я не уверен, поэтому я иду и не в город. Я уйду в горы и буду там жить как можно дальше от людей. Если повезёт, умру быстро. — …Давай заключим договор, — после минутных размышлений тихо предложил собеседник. — Ты останешься здесь — если не хочешь ради семьи и друзей, то ради нашего спора. И будешь жить в этом городе, пока не узнаешь, чья версия истории является правдой, — или пока я не узнаю и не сообщу тебе. Тогда мы вновь встретимся здесь, обсудим это, а дальше сможешь идти, куда захочешь. — Я же могу просто отказаться, меня не особо интересуют старые сказки. — Но тогда ты не узнаешь, победил ли ты в споре или нет. Разве тебе не хочется победить? — …Ладно, договорились. Но как я смогу дать вам понять, когда приходить сюда? — Можешь просто немного подождать здесь, когда будешь готов, и я сам приду. В крайнем случае свяжись с Чжун Ли из ритуального бюро «Ваншэн». — А я Хэй Чжу, — мальчик устало шмыгнул носом. — Приятно познакомиться. Тогда иди сейчас домой, Хэй Чжу, тебя там уже заждались, и лучше не опаздывай. — У меня нет здесь дома. — И всё же прислушайся к моему совету. Именно сейчас, беги. Было приятно пообщаться, буду ждать разрешения нашей дилеммы. — Я тоже. Хэй Чжу поднялся и всё же направился вниз по склону. И зачем он тогда сюда поднимался, если его оказалось так легко переубедить? Наверное, ему нужно было всего лишь успокоиться — и за это он был благодарен внезапному собеседнику. Из-за стресса в голову полезло слишком много ненужных мыслей — не про его вину, но про богов было лишнее. Это точно было влияние Нин Гуан с её размышлениями про загадки, хотя кое-что его всё ещё смущало. Кто вообще определяет людскую судьбу? Если боги, то почему они не могут вмешаться и помочь в ответ на молитвы, раз уж это в их силах? Если человек, то кто захочет себе такую жизнь? А если кто-то ещё… то это очень жестокое существо. Хэй Чжу всё ещё злился на Властелина Камня с его дурацкими правилами. Разве он так много просил? Ему же не нужно целое богатство, просто на лекарства, только на этот день, пока он не заработает ещё. А ещё он злился на этого историка, несмотря на признательность, — зачем он заставил его вернуться, дал ему новую цель? И сказка эта дурацкая. И город ужасный. И вообще ему нравилось злиться гораздо больше, чем плакать и бояться. Так было проще, так он чувствовал себя сильнее. Наверное, дальше нужно будет постараться испытывать только гнев, чтобы не было этих позорных метаний — у господина Чжун Ли сейчас о нём наверняка сложилось впечатление как о маленьком ребенке и плаксе. При Нин Гуан тоже плакать нельзя, она тоже так же подумает, а ещё она девчонка. А дома или при семье ему казалось, что он уже не имел права проявлять такие эмоции — им точно было труднее, чем ему. Придётся постараться избавиться от этой привычки.       Солнце пока что лишь несмело бросало лучи из-за горизонта, от ночного холода следы остались только каплями росы. Утро было, как и всегда, отвратительно прекрасным. Хэй Чжу чувствовал себя так, будто вместе с каплями воды и пыли на камнях вобрал в себя всю темноту Бездны. Но у него опять была цель — точнее, он вернулся к своей предыдущей. Заработать больше денег, вновь заслужить доверие и уважение. Было бы логично пойти сейчас сразу в кузницу: раньше начнёт — больше моры получит. Или пойти собирать фрукты для Нин Гуан, пока она не проснётся. Как мог, Хэй Чжу откладывал момент возвращения. Он, неудачник, должен сразу идти отрабатывать потерянное. Зачем ему приходить обратно? Сказать, что всё опять испортил, попытаться оправдать себя, свалить вину на других? Мол, так распорядилась Судьба. Чушь какая-то, никто этому не поверит. Но он всё равно шёл к убежищу через весь город. Ничего хорошего его там не ждёт — только опять брат и мама. Возможно, этой ночью он упустил последнюю возможность восстановить с ними прежние отношения — или их подобие. Но они ни за что на свете не должны узнать про то, что произошло пару часов назад. Он скорее умрёт, чем сам расскажет.       Дверь была закрыта, но у Хэй Чжу всё равно уже не было сил волноваться. Он тихонько вошёл внутрь, замерев у порога. Мама лежала у стены какого-то серого цвета, чёрные кудри контрастировали с жемчужными бликами — она всё ещё дышала, её сердце всё ещё билось, и Хэй Чжу вновь от осознания этого ощутил какой-то липкий ужас. Что-то было не так — именно с ним. Ещё несколько вопросов, которые он должен будет задать маме. Брат сидел чуть поодаль и крепко спал — нужно было его не разбудить. А ещё хоть чуть-чуть поспать, иначе не будет сил на работу. Ему не хотелось, чтобы наступало утро, начинался следующий день — всё ещё не хотелось сталкиваться с последствиями. У него сейчас действительно последний шанс на пару часов с тем, что осталось от его семьи. Они спали — значит, не могли злиться на него или быть разочарованными, они просто были спокойны. А остальное он мог сам придумать: родные стены, кресло, камин, цветочные занавески и тёплый плед.       Хэй Чжу аккуратно подлез под мамин бок, сжавшись в комочек, боясь её разбудить, и положил её ненормально лёгкую руку себе на плечо, прикладывая всё своё воображение. Будто это всё – просто дневной сон, мама зачиталась и уснула, а он рядом, на коленях, уткнулся ей в плечо, стараясь её не потревожить лишней возней. Будто к вечеру придёт отец, спустится из их комнаты брат, и они все вместе сядут за стол и вновь будут слушать весёлые истории с папиной работы, а потом опять соберутся в гостиной за книжкой — и он будет верить каждой нелепой сказке. На секунду в этой отвратительной реальности ему даже показалось, что мама приобняла его, — но это было просто смешно. В реальности она не позволила бы ему даже приблизиться к ней. В реальности он отчаянно пытался представить тепло и любовь, когда из щелей дул холодный ветер, а мама была ещё холоднее. Но его вполне устраивала придуманная им сказка.       Завтра всё повторится — работа с Нин Гуан, работа в кузнице, ночь в убежище. Придётся опять сэкономить на еде, пару дней посидеть на фруктах — только брату следует найти что-то получше и сытнее, сам-то он мог перетерпеть. Он устал, как же он устал. И только сейчас взглянул на ситуацию с другой стороны — если он уйдёт, им будет лучше, но и наоборот это тоже работало. Если они умрут, он сможет выжить сам, ему будет легче. Хэй Чжу тут же отогнал эту мысль, но она крепко засела в разуме. Это опять было слишком эгоистично, цинично, но он уже не мог ничего с этим поделать. Оставалось опять только надеяться, что всё будет хорошо.       Завтра всё будет хорошо, завтра всё будет хорошо, завтра всё будет хорошо, завтра…       И лишь когда один оглушающий ритм в помещении наконец затих, проскользнуло одно проклятое, ужасное, отвратительное — наконец-то стало легче.