Цена мести

Спустя несколько мучительных мгновений Цирцея все ещё была жива. Она чувствовала, как палуба ушла из-под ног, краткий миг полета, чувствовала, как воздух вокруг потяжелел и пропитался солёной влагой, как серость ненастного дня уступила место странно голубоватому свету. Над ухом раздался смешок, и Цирцея открыла глаза, с недоумением оглядываясь. Совершенно определенно, это не Подземный мир. Она стояла в просторной комнате, большую часть которой занимала огромная роскошная кровать, изготовленная из темного дерева и застеленная синими шелками. Прочая же мебель сиротливо теснилась по углам. Мраморные стены были покрыты причудливым узором из кораллов и ракушек, с высокого потолка свисали похожие на медуз светильники, испускавшие тот самый рассеянный и холодный свет, что диковинно ложился на мозаичный пол. Цирцея перевела удивленный взгляд на Посейдона, который так и не выпустил ее из крепкой хватки, чем-то похожей на объятье. Его ладони обжигали спину холодом сквозь тонкую ткань хитона, и в голове Цирцеи зародились тревожащие сомнения. — Почему я до сих пор жива? — она попыталась отстраниться, но тяжёлая рука удержала на месте. — А кто сказал, что ты должна умереть? — Посейдон хмыкнул и слегка коснулся ее плеча. — Ты отдала мне свою жизнь, но убивать тебя я не хочу. Осознание холодной водой окатило Цирцею. Формулировки. Важно не только, что говорить, но и как. Неужели она об этом забыла? Неужели она настолько бестолковая ученица, что позволила эмоциям затмить разум, натворила так много глупостей, что и вечности не хватит, чтобы исправить? Цирцея понимала: Посейдон не будет милосерден к ней, и, раз не убил сразу, наверняка готовит участь гораздо хуже смерти. Она спасла своих девочек и брата — но какую цену придется заплатить теперь? Неужели Цирцея мало пережила, неужели мало страдала? Посейдон вновь, как на корабле, взял ее за подбородок, направляя взгляд, и Цирцея внезапно почувствовала обиду. Это ее бог обвинял в жестокости? Да, Цирцея была жестока — лишь к тому, кто это заслужил, лишь в отместку за шесть прерванных жизней. Она убила одного — и должна страдать неизвестно, сколько? Даже почти невесомые прикосновения Посейдона пробирали до костей, заставляли дрожать в преддверии боли. Цирцея знала, что выносливая, что выдержит многое, однако не хотела больше терпеть. Ее сестра, ее лучший друг, ее дочери мертвы, а остальные далеко, так далеко, что ни тени надежды на встречу не осталось. Геката, любимая учительница, обрекла Цирцею на эту муку, предала ее — если вообще можно говорить о преданности в отношении богов! Скорее, бросила, как сломанную куклу. Именно такой Цирцея себя и ощущала: сломанной, потерянной, бесполезной. Теперь она никак не поможет родным. Не утешит, не обнимет, не приготовит зелье. Тогда зачем ей эта жизнь? Жизнь, в которой Цирцея совершила слишком много непростительных ошибок, в которой испортила все, что могла, не уберегла тех, кого должна была, кого обещала? Полифем заслуживал, чтобы за него мстили. Что ж, пусть. За себя Цирцея постоит сама. Она отшатнулась от Посейдона, разрывая дистанцию, ее глаза засияли расплавленным золотом, а в руках появился длинный, светящийся и раскалённый бич, температура в комнате резко подскочила от чувств дочери солнца. Цирцея надеялась на быструю смерть, ведь Посейдон славился вспышками гнева — так пусть все закончится поскорее! Бич яростно свистнул, едва не задел плечо Посейдона — Цирцея вложила в удар немало силы, чтобы хоть как-то выместить свою боль, но даже не ожидала, что сможет подобраться так близко. Бог поймал ее оружие голой рукой и тут же с шипением отбросил — у смертного бы после такого не осталось и кости. В глазах Посейдона зажегся нехороший огонек, однако ответной смертоносной атаки отчего-то не последовало. Одного удара мало, чтобы вывести его из себя? Цирцея напала вновь, не давая себе времени на передышку, чувствуя как собственная магия начинает жечься изнутри. — Ты любишь погорячее, да? Что ж, я тоже так умею, — однако тонкий водяной хлыст Посейдона лишь отразил удар. Насколько ужасным будет ее наказание, раз подобная дерзость так легко сходит Цирцея с рук? Она перехватила бич поудобнее, переплавляя зарождающееся отчаяние в силу. Боль опалила мышцы — Цирцея выкладывалась сильнее, чем стоило бы, но беречь себя не имело ни малейшего смысла. Отчаянно не хватало воздуха, мебель в комнате тлела от жара. Удар следовал за ударом без пауз, и Посейдону приходилось создавать все новые и новые водяные барьеры. — Хочешь поиграть? Тогда старайся получше, — в отличие от Цирцеи Посейдон совсем не устал. Казалось, внезапное сопротивление лишь веселит его. Конечно, для бога это всего лишь игра! Какое ему дело, кого убить, а кого пытать? Какое дело до ее разрушенной жизни? Словно издеваясь, Посейдон все же направил в сторону Цирцеи несколько водных щупалец, но они развеялись возле лица, не причинив вреда. — Кто... сказал... что я играю? — каждое слово давалось с огромным трудом, горло саднило, как от долгого крика, раскаленный воздух вплавлялся в легкие. Атаковать становилось сложнее, Цирцея буквально сжигала себя изнутри, отчаяние наваливалось все сильнее, прижимая к земле. Когда же последует настоящая атака? Какую боль она принесет? Вокруг валялись дымящиеся обломки мебели, едкий дым заполнял воздух, застил глаза — или это все же были слезы? — смешивался с водяным едва ли ни кипящим паром. — То есть ты правда надеешься меня победить? — Посейдон рассмеялся. Конечно, ему было забавно. Геката тоже любила играть с жертвами. Правда, она пресекла бы атаку сразу, но, возможно, у Посейдона другие развлечения? Он хочет посмотреть, как Цирцея сама упадет без сил? Что ж, к сожалению, она была близка к этому. Кожа горела, глаза слезились, и каждый удар грозил стать последним. Нужно было признать, что ее тактика не сработала, и придумать другой план, хоть что-нибудь... Цирцея просто смертельно устала. Она не хотела больше страдать — разве это так много? Под ноги лезли остатки того, что было мебелью, Цирцея споткнулась, но устояла на ногах, вновь и вновь стремясь задеть Посейдона в слепом упрямстве. — Я не надеюсь. Просто убей меня уже! — это был отчаянный, бесполезный порыв. Боги не проявляют милосердия. Боги не исполняют просьб, что бы там смертные ни думали. Даже благоволившая Цирцее Геката не всегда и не сразу помогала, а если считала просьбу глупой, и вовсе могла добавить проблем. Посейдон же был последним, кого стоило молить о снисхождении — но Цирцея слабо надеялась, что он вспомнит собственные слова о безжалостности и не будет чересчур жесток. Цирцея пошатнулась и оперлась о стену — по крайней мере, она хотела думать, что это стена, а не пол — замахнулась вновь... Посейдон оказался рядом в мгновение ока, жестко прижал ее руки к телу, лишая последней возможности сопротивляться. Не то чтобы раньше у нее был хоть какой-то шанс... Однако Посейдон слишком легко и непринужденно демонстрировал свою силу и никчемность Цирцеи. — А если я не хочу? — насмешливо спросил он. Кажется, это конец, за которым последует то, чего Посейдон хочет. Цирцея вздрогнула. Она должна быть сильной, должна стойко сносить все беды — но видят боги, Цирцея больше не могла. У всякого терпения есть грань, за которой — что? Что там, за этой гранью? Цирцея не знала, но чувствовала, как что-то внутри нее ломается. Боль беспощадно наматывала каждую мышцу тела на раскаленные щипцы, горло будто залило расплавленным металлом. Цирцея задрожала, по щекам неконтролируемым потоком полились слезы. Быстрый дождь потушил обломки догоравшей мебели, а Посейдон внезапно подхватил Цирцею на руки. Так легко, будто она ничего не весила. "Ему не нужна даже божественная мощь, чтобы меня сломать", — обреченно поняла Цирцея, ощущая каменные мускулы под мокрой от слез щекой. Мысли, как по заколдованному кругу, вернулись к покинутым и мертвым дочерям, перед глазами возникли их лица — лица тех, кого она не спасла. Почему, почему она не могла просто умереть и прекратить этот бесконечный поток боли? — Ты правда хочешь, чтобы я тебя убил? — Посейдон словно вторил ее размышлением. Он перенес ее в какую-то комнату, точную копию предыдущей, разгромленной, опустился на кровать, всё ещё держа Цирцею на руках. Посейдон говорил без угрозы, с любопытством — какое ему дело до всего, что она носила в себе? Что за внезапный, издевательский интерес? Цирцея настороженно кивнула, смотря на бога снизу вверх. Слезы так и заливали лицо, а тело мелко дрожало — она не остановилась бы сейчас, даже если бы пожелала. Последний раз она так рыдала, когда узнала о смерти Пасифаи, но тогда рядом был Тиресий, который нашел ее в самом темном углу дворца и обнимал, шепча какие-то успокаивающие глупости, пока силы Цирцеи не иссякли. Она неосознанно обхватила плечи руками, мечтая оказаться как можно дальше отсюда, но богов явно не волновали ее желания. — И почему? — Посейдон не спешил исчезать и не отпускал Цирцею. — Только не говори, что тебя настолько мучает чувство вины. Однако именно вина горечью отравляла жизнь Цирцеи, вина наполняла каждый вдох, каждый шаг, подстерегала во снах... Цирцея задрожала сильнее, ответила тихо, с трудом: — Да... Я виновата, из-за меня погибли мои дочери, — сбивчиво, заикаясь говорила она. — Зачем я взяла их с собой? Зачем вообще согласилась покинуть остров? — Цирцея зарыдала. Если бы она только осталась... Если бы она осталась, в пещеру мог пойти Перс. Он и так рвался на разведку, и лишь просьба Цирцеи остановила его. Смог бы ее брат уцелеть там? Смогла бы Цирцея спать, если бы он погиб? Она завыла в голос. "Слезы нерациональны и глупы", — звенел в мыслях разгневанный голос Гекаты. Наставница всегда злилась, когда Цирцея плакала... Но теперь Гекате все равно. Это осознание острым кинжалом пронзало грудь, терзало и без того кровоточащее сердце. — Я обещала их защищать, но не смогла, — призналась Цирцея. — Я только и делаю, что ошибаюсь и всех подвожу... — Постой, ты потащила с собой маленьких детей? — Конечно, нет, — Цирцея ответила со слабым возмущением. — Они были взрослыми, но какая разница? — Большая, — хмыкнул Посейдон. — Если они уже взрослые, то сами несут ответственность за свои деяния. И за свои смерти. — Нет! — Цирцея дернулась, почти скатившись с колен бога, но он удержал ее. — Я должна была защитить своих дочерей! Посейдон вздохнул и перехватил Цирцею поудобнее, и она сжалась, ожидая возмездия за свои дерзкие выходки, однако Посейдон лишь крепче прижал ее к себе, не давая вырваться. — Ты же не можешь запереть своих детей где-нибудь и оградить от всего? Цирцея непонимающе взглянула на Посейдона. Разве не в этом ее долг как матери? В том, чтобы оградить от любой угрозы? Боль туманила разум, мешала мыслить. — Могу, — упрямо тряхнула головой Цирцея. Но она лгала: ей не хватало сил. Она и себя-то защитить не сумела... Слезы закапали с новой силой, когда Цирцея вспомнила о тех, кого ей пришлось оставить. Ведь ее живым дочерям сейчас тоже больно и плохо... Если бы только дать им знать, что Цирцея жива... Все тело протестующе заныло от попытки использовать магию, однако Цирцея нащупала толстую, нерушимую нить связи со старшей дочерью, уже не вслушиваясь в ответ Посейдона. Пусть думает, что она окончательно обезумела, только бы успеть сказать пару слов Ирине, пока силы окончательно не покинули ее. — Мама! — а та словно ждала, словно не теряла надежды. Столько света и любви было в отчаянном крике! — Ирина, дорогая моя, я цела, но потратила очень много сил, — с каждым словом магия утекала сквозь пальцы, и Цирцея рисковала просто лишиться сознания прямо на руках у бога. — Но в остальном все хорошо. Как вы? — Скучаем, мам, — Ирина пыталась храбриться, но Цирцея чувствовала всем нутром: ей сложно. Ей страшно. Гораздо страшнее, чем самой Цирцее. — Все будет хорошо, — сквозь слезы пообещала она. — Я буду рядом, я найду способ. Берегите себя, — Цирцее пришлось прервать разговор, слишком тяжело он давался. — Главное, ты береги себя, мам, — тихо донеслось напоследок. — И перестань трястись, я не собираюсь тебя обижать, — в голосе Посейдона послышалось лёгкое раздражение — впервые с тех пор, как Цирцея оказалась в его дворце. Эта неожиданная мысль вместе со словами рождала целую вереницу сомнений и вопросов, обдумывать которые Цирцея была не в состоянии. — Простите, — хрипло сказала она. — Я не могу остановиться. Посейдон нахмурился, коснулся ледяной рукой лба Цирцеи — это оказалось приятно и немного приглушило головную боль. — Ты вся горишь. Позвать лекаря? "А мне положен лекарь? — чуть не спросила Цирцея. — Нет, здесь дело не в пытке. Или не только в ней". — Да, — Цирцея предпочла бы приготовить лекарства сама, но прекрасно понимала, что сейчас ей лучше не брать в руки нож. — Я сильно выжгла себя, кажется, повреждены мышцы, — она не любила демонстрировать слабость, однако лекарю нужно передавать только полную и правдивую информацию. — Все тело болит. Я плохо переношу пустырник и валериану, лучше всего успокоительное на основе таволги. Ее редко используют, так что подойдёт и ромашка. И что-нибудь для восстановления сил, наверное? — Ну ты даешь. Раз уж решила поиграть, стоило быть аккуратнее, — Посейдон явно недовольно пересадил ее на кровать и выпрямился во весь исполинский рост. — И о таком нужно говорить сразу. — Не думала, что это имеет значение, — призналась Цирцея, подтянув колени к груди, чтобы хоть как-то унять дрожь. Посейдон вновь вздохнул, окинул ее странным долгим взглядом. — Если что-нибудь понадобится — скажи слугам. Лекаря я пришлю. Поспи пока. И он, действительно, ушел. — Спасибо, — недоверчиво произнесла Цирцея. Она не ощущала себя в безопасности, однако... Однако все, видимо, обстояло не так плохо, как показалось на первый взгляд. Надежда — выжить, выбраться, несмотря ни на что — коварно пустила ядовитые шипы в сердце. К счастью, ее сумку с лекарствами для первой помощи Посейдон не заметил, и Цирцея полезла за обезболивающим. Она даже не подумала, что могла бы выпить весь пузырёк и прекратить все мучения, тщательно отмерив шесть капель. Сумку Цирцея спрятала между периной и деревянным каркасом кровати, уверенная, что туда никто без нужды не полезет, а затем упала на кровать, не раздеваясь. Цирцея думала, что не уснет от переживаний и боли, но обезболивающее работало, а тело так вымоталось, что сон пришел моментально. Что бы ни ждало Цирцею впереди, она подумает об этом завтра.