Цена мести

С тех пор как с губ Цирцеи слетело неосторожное признание, Перс старался не выпускать ее из вида. Как будто она, действительно, могла просто утонуть! И как будто выбрала бы не яд, а что-то другое! Цирцея раздраженно вздохнула, поймав очередной обеспокоенный взгляд. Ей нельзя было умирать сейчас, нельзя причинить еще большую боль ее девочкам и брату. Она должна была доставить дочерей домой, должна была взять себя в руки и стать примером мужества и стойкости... Получалось плохо. Цирцея потерла холодные руки — от переживаний они всегда мерзли — и с тревогой взглянула на мрачневшее с каждым мгновением небо. Она зашептала простое заклинание, призванное успокоить воду — жрица Гекаты и дочь океаниды умела договариваться с морем. Но в этот раз ей не хватило сил. — Цирцея, что происходит? — Перс хмурился, с трудом удерживая равновесие на трясущемся корабле. — Не могу, — призналась она. — Иди вниз, на палубе опасно, — тень легла на лицо Перса: верно, команда не умела справляться со штормами, надеясь на божественную защиту и умения Цирцеи. Ей стало стыдно: неужели ее магия ослабла? Неужели Цирцея стала бесполезной? На нее смотрели: с осуждением, с опаской, с недоверием, словно она лишняя, обуза, неспособная делать то, зачем ее взяли. Сломанная кукла. Цирцея гордо подняла подбородок и одарила смотревших матросов ледяным взором. Слабая, тонущая в горе и вине, она оставалась дочерью Гелиоса и владычицей острова Ээя. На ее голове по-прежнему лежал золотой венец. А значит, Цирцея не позволит другим видеть, насколько ей плохо. Корабль вздрогнул так, что некоторые люди не устояли на ногах, и замер, будто сел на мель. По сторонам все еще собирались тучи, и, кажется, даже лил дождь, но вокруг воцарилась мертвая тишина. Цирцея оглянулась — и замерла от неожиданности: над неестественно гладкой поверхностью моря возвышалась огромная фигура, сотканная из воды, и не оставалось ни малейших сомнений в том, кому эта фигура принадлежала. Посейдон, Владыка океанов, Сотрясатель Земли. Его сила разливалась в воздухе вторым слоем океана, затрудняя дыхание. — Цирцея, дочь Гелиоса, — тяжелый взгляд бога безошибочно нашел ее, единственную женщину на палубе. — Ты знаешь, кто я такой? От пристального внимания Посейдона хотелось спрятаться. Цирцея перебирала воспоминания, пытаясь понять, чем вызвала его гнев. Заговаривала волны? Но лишь для их корабля, ни на что больше это не влияло! — Владыка Посейдон, — она напряженно поклонилась. Перс встал рядом с ней, плечом к плечу, хотя заметно дрожал от страха. Верно, он с детства боялся грозы, а неподалеку бушевал настоящий шторм. — Молчи, брат, прокляну! — тихо и яростно шепнула Цирцея, надеясь, что Посейдон не услышит. Если она чем-то вызвала божественный гнев — ей же и отвечать. — Меня не так-то просто разозлить, — Посейдон ступил с волны на палубу, принимая вид человека. Высокий, широкоплечий, мускулистый, он подавлял ощущением яростной силы; его черные волосы с синим отливом в беспорядке рассыпались по плечам. — Но ты перешла грань. Ты отравила моего сына и назвала свое имя. Это вызов, Цирцея, дочь Гелиоса? — бог склонил голову на бок, словно действительно ждал ответа, словно ее приговор ещё не был подписан... Внутри у Цирцеи все оборвалось. Она распахнула глаза, понимая: Геката знала, что в гроте живёт сын Посейдона. Знала — и молчала. В глубине души Цирцея верила, что Геката не позволит ей умереть. Хотя ее уроки бывали жёсткими и даже жестокими, Геката всегда вмешивалась до того, как Цирцея бы необратимо покалечилась или погибла. — Нет, — Цирцея помотала головой. Если бы не брат и команда рядом, если бы не бог, Цирцея бы села на палубу и разрыдалась. Геката ее бросила. Посейдон известен мстительностью и буйным нравом — просить пощады все равно что идти против ураганного ветра. — Так ты не знала? — Посейдон хмыкнул, шагнул ближе, игнорируя Перса. А ведь Цирцея гордилась ласковым "моя любимица" — кто ещё удостаивался подобной чести от Гекаты? Выходит, зря радовалась. Геката ещё и извинений хотела... Цирцея должна в виде души их принести, чтобы заслужить лучшую долю? Извинений за то, что она не послушалась, когда боль от смерти дочерей разрывала на части? Цирцея поняла, что это она не простит Гекату. Посейдон всё ещё ждал ответа, а рядом стоял младший брат. Цирцея не могла позволить себе передышку. — Я не знала, что Полифем — ваш сын, — помертвевшим голосом отозвалась она. Обида обожгла изнутри: значит, циклоп заслуживает отомщения. А сама Цирцея? Хоть кто-нибудь заступился бы за нее? Геката избавилась, как от надоевшей игрушки. Гелиос... Отец... Смешно даже думать о том, что судьба дочери его волновала. Холодные пальцы Посейдона коснулись подбородка, принуждая смотреть прямо. Цирцея столкнулась с насмешливым, изучающим взглядом. В глазах бога бушевал шторм, опасный, дикий, неукротимый, и она с трудом подавила желание отступить. — Я должен отомстить за сына, — Посейдон говорил спокойно, словно речь не шла о чужих жизнях. — Вообще-то ты могла бы всего этого избежать, если бы просто убила его, а не заставила мучиться несколько часов. Или хотя бы не назвала своего имени. Верно, это ошибка Цирцеи. Одна из многих ошибок. — Но теперь мне придется утопить ваш корабль, — с фальшивым сожалением произнес он. Угроза выдернула Цирцею из пучины задумчивости, глаза вспыхнули раздражением, а разум заметался в поисках вариантов. "Земля недалеко, добраться вплавь можно, — быстро поняла она. — Предсмертная магия — самая сильная, все девочки — наяды, им к воде не привыкать... Должны выжить. Если удар придется на меня или на корабль, не на них, помочь силой... Обломками бы не зацепило... Перс близко, его прикрою, — кончики пальцев едва уловимо засветились. — Если выдать заклинание за случайный всплеск магии, Посейдон, может, ничего не поймет". Цирцея глубоко вздохнула, приняла величественный вид и позволила страху и боли превратиться в злость. — Ваш сын убил моих дочерей, — жестко произнесла она. — И я должна была отомстить за них. Полифем нарушил условия сделки, напал первым. Мы защищались. — От твоего зелья он потерял сознание, — Посейдон, на удивление, не спешил гневаться. Казалось, внезапный отпор лишь развеселил его. Перс замер, боясь дышать. Цирцея чувствовала, как быстро колотится его сердце. "Молчи, глупый, только молчи", — мысленно молилась она, сама не зная, кому. Сделала небольшой шаг в сторону, подальше от брата, под немигающим взором неестественно ярких ультрамариновых глаз. Пока внимание бога сосредоточено на ней, почти не страшно. — Побочный эффект. Безвредный и не влияющий на основное действие. У меня было мало времени и не все ингредиенты, — вообще-то Цирцея могла и избавиться от потери сознания, но решила подстраховаться, и не зря. — У Полифема не было претензий. Он просто начал убивать невинных, — дрожь пробежала по телу, перед глазами вновь встали мертвые тела ее девочек. — Я мстила за дочерей, — повторила она, упрямо вздернув голову. И все-таки вздрогнула, когда Посейдон за плечо притянул ее к себе, почти вплотную. Ближе, чем Цирцея собиралась когда-либо подпускать мужчин. Чувство опасности морской солью пропитало воздух, навалилось на плечи, но смерти Цирцея не боялась. Лишь бы брат и дочери остались живы! — Безжалостность — милосердие к нам самим, — Посейдон проговорил эти слова ей на ухо, словно посвящая в тайну. — Безжалостность, не жестокость. А оставить противника в живых так долго, чтобы он мог тебе навредить, да еще и сообщить ему свое имя, — он хмыкнул. — Даже не знаю, наивность это или глупость? "Глупость, непростительная глупость", — досадовала на себя Цирцея. Со стороны ситуация казалась абсурдной. Будто не она, всегда разумная и осторожная ученица Гекаты, влипла — а по-другому и не сказать — в отвратительную и нелепую историю. Посейдон медлил с обещанным наказанием, что давало надежду. Возможно, у Цирцеи был шанс выкупить жизни тех, кто ей дорог? Она взглянула на бога снизу вверх, пытаясь понять его настроение. Увы, Посейдон не Геката, Цирцея не умела различать оттенки его недовольства, не знала, что он хочет услышать, что успокоит его гнев, а что разозлит сильнее. Приходилось действовать вслепую, молясь лишь о том, чтобы ее план сработал. В крайнем случае, она все еще могла предсмертной магией оградить дочерей и брата... — Я виновата, — Цирцея ненавидела извиняться, но гордыня ничего не стоила по сравнению с благополучием семьи. — Прошу, Сотрясатель Земли, простите, что, ослепленная горем, назвала свое имя и напрасно потревожила вас, — искренне, потому что за это она, действительно, чувствовала вину. Не перед Посейдоном, перед дочерями. Если бы не глупость Цирцеи, они не сжимались бы от страха сейчас в своей каюте. — Вся вина лежит только на мне, не на команде. Заберите мою жизнь, но позвольте остальным продолжить путь. Умоляю, — последнее слово она прошептала с трудом. — Хорошо, — легко согласился Посейдон, прижал Цирцею еще ближе, будто не убить хотел, а... — Нет! — Перс, бестолковый мальчишка, решил вмешаться, когда все прошло так хорошо! — Посейдон, прошу вас! Я построю в Тавриде самый большой храм в вашу честь, я принесу вам в жертву лучших быков, столько, сколько есть у меня в царстве! Отпустите мою сестру! Цирцея раздраженно обернулась. Как он не понимал, что такое поведение непростительно для царя? Как он не понимал, что не стоит злить бога? Золотистая магия все-таки сорвалась с пальцев, коротко ужалив Перса. — Молчи! — гневно вскрикнула Цирцея и мягко обратилась к Посейдону. — Извините его, мой младший брат бывает вспыльчив. Не стоит его слушать, — она немного посомневалась, а потом решила, что терять ей в общем-то нечего. — Если вы позволите, можно я попрощаюсь с ним? Пожалуйста. Посейдон смерил Цирцею слегка удивленным взглядом, однако кивнул. Она хотела шагнуть к Персу, но холодная рука бога все еще сжимала плечо. Проверять степень внезапной благосклонности было бы неразумно, так что Цирцея осталась на месте, вглядываясь в лицо младшего брата. Последний раз. Они были похожи до безумия: золотисто-оранжевые глаза, каштановые волосы, гордость правителей. Одинаковые золотые венцы, подаренные Гелиосом. Владычица острова Ээя и царь Тавриды. Цирцея смотрела на него и не узнавала мальчишку, который бегал к ней прятаться от грозы, который устраивал истерики из-за каждой игрушки и не желал делиться даже с малышкой Пасифаей, который дрался с братом по любому поводу и даже без него. Перс стал мужчиной, готовым защищать то, что ему дорого. Он смотрел в ответ с болью, бесконечной любовью и сотней мыслей, разделенной на двоих. Цирцея не знала, что сказать ему под острыми взглядами команды и бога. Ей хотелось попросить прощения за то, что оставляет, за то, что причиняет страдания, за то, что невольно задела репутацию... — Ничего не бойся, я с тобой, — произнесла Цирцея строки старой колыбельной. "Даже если боги обрушат на нас гнев, я сумею тебя защитить, братик". А ведь она тоже ужасно боялась грозы, но Геката говорила, что такие страхи глупы и недостойны полубогини... Перс вздрогнул и часто заморгал — ее сильный брат сдерживал слезы. Приказал привести Димитриса. — Поклянись, что не позволишь причинить вред моим дочерям, — потребовала Цирцея. — Поклянись, что доставишь их домой. — Клянусь, сестра. Одновременно она потянулась по мысленной связи к трем нимфам, что сопровождали ее. — Ирина, ты за старшую. Будьте осторожны и внимательны, прошу! Проследи, чтобы Перс и его люди не задерживались на острове... — Мама, я не смогу! — Ирина плакала; ее голос полнился отчаянием. Цирцея на мгновение заколебалась: она слишком многое не успела, о слишком многом не сказала, не предостерегла... — Ты справишься, — твердо ответила Цирцея. Сожаления сейчас не имели ни малейшего смысла. — Все будет хорошо, дорогая. Ты знаешь, что делать. Люблю вас. И Персу передай, что я люблю его, — она ограничила связь, чтобы чувства дочек не поколебали ее решимости. Привели Димитроса. Тот затравленно взглянул на Посейдона, на Цирцею в его руках и попытался упасть на колени, но Перс оказался быстрее. Он вынул меч из ножен и одним движением снес бывшему помощнику голову. Кто-то из команды возмущенно вскрикнул, но тут же замолчал под суровым взглядом царя и капитана. — Спасибо, — Цирцея улыбнулась уголками губ, вкладывая в это простое слово всю любовь, на которую она была способна. Димитрис лучше всех ориентировался по картам, но Перс выбрал спокойствие сестры. Он и правда вырос, ее эгоистичный брат... — Я готова, Посейдон, — Цирцея снизу вверх посмотрела на бога, который так и удерживал ее рядом. И позволила себе маленькую слабость: зажмурилась. Скоро все закончится. Тиресий наверняка будет вечность возмущаться, что Цирцея умерла слишком рано и так не положено. А у нее будет вечность, чтобы придумывать остроумные ответы. Вечность, чтобы заслужить прощение Пасифаи. Вечность, чтобы позаботиться о погибших дочерях. Ведь мгновенная, безжалостная смерть это совсем не страшно.