вскрой мою душу

Видеть желто-оранжевые краски листьев после благородно хвойных лесов для Джисона кажется непривычным. Бульвар багровых кленов ведет куда-то вдаль, разрезая улицу на озеро, огороженное каменными парапетами, и широкое шумное шоссе. Демон в первый раз находится в Лондоне, но уже успел заметить то, как сильно Англия отличается от других стран. Человечество может повторяться в задумках, но каждый народ вносит свой мазок в культуру всего мира. По центру города напичканы красные телефонные будки, сочетающиеся с двухэтажными туристическими автобусами и кострами рябины на деревьях. Демон недолго любовался красотами Лондона, ведь посетил его в большей степени ради бессмертных, энергетику которых быстро удалось уловить на крыше Биг-Бена. К счастью, это оказались ангельские ищейки, а не бесы, до которых еще не добрались с информацией о запрете на посещение человеческого мира без особого разрешения Сатаны. Джисону показалось, что он самым последним узнал о новом постановлении Преисподней, а потому злился. Не столько из-за закона, сколько из-за повлиявших на его создание событий. Очередная смерть демона опустилась на одну из чаш весов и перевалила все осторожности. Кровь взвинчено бурлит в жилах от осознания того, что с Хана сняли намордник, который издавна вызывал зуд на коже. По сути, его закон никак не трогает, ведь он не перестанет заниматься тем, что и сейчас, несмотря на вынужденный отпуск, в который его насильно отправил Чан. Решать проблемы здесь кажется даже полезнее, чем если бы он продолжил наводить порядки на территории адских земель. Джисон подбирает с земли красивый складной нож, на чьей рукоятке выгравированы цветы. Прошлый его владелец замертво лежит неподалеку с перерезанным горлом и в луже собственной крови. Если кто-нибудь случайно забредет в подворотню и обнаружит тело, получится весьма дурная ситуация, поэтому демон скучающе караулит в переулке, вертя в руках клинок бессмертия и пиная гальку кедами разных цветов: один оранжевый, второй желтый. Днем выслеживать ангелов не очень удобно, риски повышаются, когда светлые улицы заполнены людьми. Ни для кого недопустимо подвергнуть сомнениям тайну о бессмертных, иначе появится приговор — безоговорочная смерть. Эта истина гораздо выше разногласий небес и ада, она лежит вне какого-либо мира, потому что охватывает все полностью. Однажды некий Иисус, прославившийся среди людей, попытался им приоткрыть завесу секретов, но был тут же схвачен и подвергнут серьезным пыткам, а после убит. До людей дошла лишь самая безобидная из них — распятие. Если человеку разглашают тайну о жизни после смерти, и тот захочет рассказать о ней всему миру, его, вероятнее всего, посчитают сумасшедшим. Однако в ситуациях, когда не один, и не десяток людей говорят одно и то же, бессмертные объединяются на короткое время для того, чтобы отвести от себя все подозрения и предотвратить нарастающую угрозу, а после провинившаяся сторона предъявляет предателю приговор или же место на эшафоте, если радиус сплетен достиг высот настолько, что замять конфликт не получится. За все время лишь около пяти бессмертных было убито, остальные же отделывались наказанием: изгнанием из рая путем отрезания крыльев или ада средством «отрывания» конечностей. Все-таки некоторые законы они почитают. Джисон прячет нож в карман пиджака и неторопливым шагом выбирается из переулка, устав ждать, пока труп превратится в пепел полностью. Он тут же сворачивает на оживленную улицу, синие полосы сувенирного шарфа с волнами болтаются за спиной, пронырливые глаза блуждают по архитектуре кирпичных зданий в поисках чего-то занимательного. На остановке впереди стоит маленькая девочка: в одной руке она держит гелиевый шар в форме сердца, а во второй — теплую ладонь матери, читающей расписание автобусов. Желтоглазый демон равняется с ней ровно в тот момент, когда шар вырывается из рук и стремительным потоком направляется в сторону дороги, по которой на больших скоростях едут машины. Рука девочки внезапно выскальзывает из ладони мамы, и ребенок, не глядя ни на что вокруг, бежит прямиком на оживленную проезжую часть. — Стой! — испугано кричит женщина, устремившись вслед за дочерью. Джисон рефлекторно хватает девочку за капюшон детской ветровки, когда та с ним равняется. Из-за нерассчитанной демонической силы, что заметно превышает человеческую, ребенок едва ли не в прыжке подскакивает к ноге юноши. Она тянет руки к алому шару, закатив громкую истерику посреди улицы. Совсем не осознает, насколько опасной для ее жизни была погоня за утерянной вещью. Все произошло за секунду: слишком короткую на то, чтобы мама успела схватить дочь и слишком быструю для того, чтобы девочка выбежала под колеса машины. Хан слегка растеряно глядит то на верещащую девочку, не решаясь выпустить из рук капюшон куртки, то на ее запыхавшуюся мать, остановившуюся напротив парня. — Господи, спасибо вам! — чуть ли не плача, благодарит женщина. Короткие волоски забавно топорщатся из хвоста, щеки поалели от физической активности, а материнское сердце гулко скачет из-за страха за жизнь дитя и выброшенного адреналина. Нервно произнесенные слова резанули слух, — если бы не вы… — пытаясь отдышаться, тараторит она, — даже подумать страшно, что бы было, — Хан выпускает ткань ветровки из рук, когда родительница хватает ребенка за руку, слегка потрясывая, — я тебе что говорила? — строго спросила женщина, глядя на шмыгающую носом дочь. Шар в форме сердце превратился в красную точку на небе, — нельзя убегать на дорогу, там машины и опасно. — Но шарик… — Новый купим, — вздыхает мама, — не делай так больше. Джисон расфокусировано глядит на дорогу, пытаясь осознать свои действия. Он спас девочку непроизвольно, случайно. Он не до конца понимает, был ли это некий рефлекс или же искреннее желание кого-то спасти, но если бы ему предложили вернуться на минуту назад в прошлое, то он бы совершил этот поступок еще раз. Совсем недавно он выплевывал изнанку души Минхо, объясняя то, насколько люди бесчувственные и гнилые изнутри, а сейчас он стоит рядом с женщиной, у которой до сих пор потряхивает руки из-за пролетевшей перед глазами жизни — маленькой, совсем еще глупой девчушки, для которой мир полон удивлений и открытий. А самое главное, Джисон слишком схож с той, кто только начинает узнавать жизнь здесь и неразборчиво различает, что такое хорошо, а что такое плохо. — Еще раз огромное вам спасибо, — Джисон вдруг поднял глаза на женщину, что обращается к нему, — вы стали настоящим ангелом-хранителем для моей доченьки, пусть вас благословит удача. Джисон больше не слушает, слабо кивает и плетется дальше, слегка улыбнувшись девочке, дующей пузыри из соплей. Только что он спас человека, получил хорошее пожелание и, возможно, приподнятое настроение. Не об этих ли качествах людей ему говорил Минхо? Подул осенний ветер, и Джисон сильнее укутался в синий шарф с волнами, ведь так делают все люди, когда чувствуют холод. Мягкая ткань пахнет неизменно хвойным лесом, морем и зазеленевшими горами. Что знакомое, привычное. И самую малость приятное. Лондону к лицу древесный запах, а Джисону — воодушевление и искренняя улыбка без злой иронии.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              Спустя пару часов прогулки по английским улочкам Джисон успел попробовать невкусный масленый крендель, купить книжку с не до конца понятным названием «Тайм-менеджмент» и букет подсолнухов у старика. На большее у него не хватило денег, ведь он все отдал тем пьяницам. Размахивая большеголовыми цветами, перевязанными тугой ниткой, демон зашел за угол одного из зданий, а после бесследно исчез, растворившись в материи. Спустя секунду он оказался дома у Сынмина и поплелся в мастерскую, расположенную на первом этаже. Ким ожидаемо сидит в кресле на колесиках, подтянув к животу колено, а напротив него стоит Феликс, облокотившийся на стол с перламутровой чашкой в руках. — О, ты вовремя, — оживился татуировщик, завидев у стены Хана. Бледно-розовые глаза сверкнули в уютном полумраке. Второй демон молча кивнул, поленившись вырвать изо рта пару приветствующих фраз, ведь еще не успел соскучиться по юноше, — подсолнухи?.. — с сомнением протянул Сынмин, явно ожидая какого-либо пояснения. — Чтобы срисовывать было удобнее. — Ты мак вообще-то просил, дурачина, — ворчливо брякнул он. — О, да неужели, — съязвил Джисон и небрежно бросил цветы куда-то на стол, пару листов с эскизами свалилось на пол под недовольное цоканье хозяина студии. Феликс не стал вмешиваться в обыденную перепалку между друзьями и с элегантной грацией поднял упавшие бумаги, сложив их в стопку на столе. Во второй руке плещется бордовое вино с горьким оттенком, перламутр чашки с золотой кромкой вместо красивого бокала отнюдь не дешевит его. В студии витает ненавязчивый аромат кофе и миндаля, Сынмин вальяжно сложил руки на груди и прошипел: — Перерисовывать ничего не буду. Мне проще тебе член на лбу набить, — а следом добавил, — по памяти и без трансферной бумаги. Ты же не человек, так чего тебе смысл и символизм искать в татуировках? — Тогда лучше набей свой портрет мне на всю спину, — на юном лице вырисовалась ехидная усмешка. Демон развалился на диванных подушках, схватившись руками за спинку и закинув ногу на колено, — более бессмысленного рисунка не найти. Феликс сбоку довольно хмыкнул, спрятав отзеркаленную ухмылку за чашкой с алкоголем из местных виноградников. — Боюсь, не смогу на твоей коже передать всю свою красоту через пигмент, — ловко парирует Сынмин и следом спрашивает, как ни в чем не бывало, снизив градусы, — кофеечек будешь? — Давай просто сахар, — отмахнулся Джисон, тут же успокоившись. — Увы, но ты весь съел. Смотайся в людской мир и купи мешок, будь так добор. И Сынмин ненадолго отлучился на кухню, а через некоторое время вернулся в мастерскую с крупной вазой в руках, полной воды. Бес поставил в нее потрепанный букет подсолнухов, пару прохладных капель скатилось по керамике на стол. Джисон лениво растекся по пружинистому материалу дивана, переговариваясь с Феликсом о том, что успело произойти сразу после речи Чана на площади. Многие обеспокоены тем, что будет дальше. Впереди неизвестность, а она всегда пугает. Сейчас на адских улицах неспокойно: садисты, наслаждающиеся расчленением демонов ради собственного удовольствия, орудуют намного упорнее, чем раньше, Преисподняя заметно набивается жителями, что спешно возвращаются домой с отпусков и миссий в Земном крае. Тем, кому есть что терять и чем дорожить, встают под купол защиты рун. Мадонна в последнее время работает неимоверно много. Несмотря на то что смертельная кара своевременно достигает каждого разворошителя ада, что не уважает свой народ, девушка с трудом справляется с контролем рассудка в городе. Моретт все чаще вспоминает Чонина, с которым она очищала улицы от бесчинства и грязи. Его еще никогда так не хватало, как сейчас. Ким Сынмин насвистывает себе под нос незамысловатую бодрую мелодию и чешет белоснежный затылок, ища глазами выключатель на цветной гирлянде, которая работает от батареек. Крупные грушевидные лампочки свисают гроздьями вниз, нагоняя тени на стены. — Что сидишь? — не поворачивая головы, спрашивает Сынмин и что-то щелкает на коробочке с проводами, — я серьезно, дуй за сахаром, пока я все подготавливаю к работе. Когда я потом тебя выловлю, чтобы ты мне что-нибудь притащил чего-нибудь местного оттуда? Официально я и Ликс не можем покидать ад без особого разрешения. — Официально я в отпуске, а не в спецотряде, а потому я тоже не могу посещать Землю. А тебе просто лень шевелиться, признай. — Признаю, но мы будем считать это соблюдением субординации. А вообще я действительно не думаю, что Чан останется доволен, если мы покинем пределы ада. — Мягко сказано, — влез в разговор Феликс, допив остатки вина, — Мадонна же почему устает, она делает втрое больше работы для того, чтобы ее Сатана назначил в число тех, кто будет вылавливать ищеек среди людей, а Чан явно не хочет ее отпускать туда. Все же ловить демонов это неравносильно тому, что и ловить ангелов, дрессированных на наше истребление. Если уж он в Мадонне сомневается, то в нас тем более. Ты, — кивает на демона с белыми, словно кафельная плитка, волосами и розовыми глазами, — единственный из рунистов, кто возится с расшифровкой нимбов. Ценная фигура на шахматной доске, но без умения постоять за себя. — Вот спасибо, — цокнул упомянутый. — Говорю как есть, — Ли безразлично пожал плечами и продолжил, — я и еще парочка демонов занимаемся разработкой яда, который смог бы убить на уровне стали бессмертия. К сожалению или счастью, мы ценные фигуры для того, чтобы нами идти ва-банк, — он заметил, как Джисон нахмурился, пытаясь вспомнить значение слова, и усмехнулся, пояснив, — это ставка на всё в карточных играх, ты бы запомнил, если бы играл со мной в покер не раз в столетие. Мадонну, скорее всего, некем заменить, потому что она хорошо справляется со своей работой, но что-то мне подсказывает, что Чан под ее напором в итоге все равно сдастся. Она умеет добиваться желаемого. — Это уж точно, — хмыкнул Сынмин. — А еще я подозреваю, что Чан со дня на день отправится искать Чонина, — тихо поделился мыслями Феликс, почесав черный затылок. Холодные голубые омуты, наполненные замерзшими айсбергами, тоскливо устремились в подрагивающую нить цветных огоньков, что заплясали по лицу и волосам. Зрачки маняще блестят из-за алкоголя, и хотя он не влияет на рассудок бессмертных, Ли чувствует себя размокшим, подобно сухарю в воде, — предчувствие такое. Где бы сейчас он не находился, Сатана не сможет отдаться полностью проблемам, пока не будет знать, что Чонин в безопасности. Он совсем не заметил то, как многозначительно переглянулись друг с другом Сынмин и Джисон. Они на двоих хранят тайну о местонахождении Чонина, предательски уводя глаза в сторону. — Мне тоже так кажется, — тихо вздохнул Ким, — время покажет в любом случае, но я бы хотел, чтобы Чонин захотел вернуться домой. Сказав это, он ушел на кухню для того, чтобы сделать себе капучино перед тем, как приступить к работе. Эскиз татуировки получился довольно объемным, но, по мнению Сынмина, что-то другое бы не подошло Джисону по его внутреннему восприятию. На теле желтоглазого демона отражаются идеально подходящие ему черные узоры рун и тату, и красные маки на шее будут сильно контрастировать с предыдущими рисунками. А учитывая, что на одной стороне плеча у Хана изображена татуировка трещин, похожая на молнии, раскалывающие кожу, с другой стороны шеи должно быть что-то броское. Через какое-то время загудел генератор, от которого работает кофемашина. — Кстати, насчет яда, — сменил тему Джисон, стукнув пальцами по обивке дивана, — есть какие-нибудь результаты? — Пока скверно, — Феликс слабо качнул головой, из-за красных огней гирлянды его глаза стали отливать фиолетовым оттенком, а улыбка приобрела отблеск усталости, — в идеале нам бы получить хотя бы каплю образца, но это значит, что его нужно взять у какого-нибудь ангела, что не успел им воспользоваться. Пока даже нет представления о том, из чего может быть сделан яд, разве только то, что он наверняка получен из растения. Необходимо узнать, в каком из миров находится сырье для приготовления этого яда. Если оно находится исключительно в раю, значит, в аду должен быть свой аналог. На другой результат я рассчитываю. Надо будет — мы перевернем каждое дно, но найдем то, чем можно противостоять райским ублюдкам. Если у них получилось, то и мы обязаны. — Паршиво. — Хватит уже о плохом, — донесся с кухни голос Сынмина, — и хватит отсиживать задницу, Джисон. Притащи сахар с Земли. — У меня закончились деньги, — весело отвечает ему Джисон, слегка повысив голос для того, чтобы тот точно услышал. Феликс схватил стоящую на полу начатую винную бутылку и налил себе в чашку немного алкоголя для того, чтобы смочить горло терпкостью, — я позже смотаюсь в какое-нибудь бюро, которое сможет мне выдать денег и куплю тебе мешок, не переживай, — почему-то мысль о том, что в человеческом мире можно получить всё за какие-то бумажки или воздух, если говорить о цифровых платежах, прочно засела в голове и перестала вызывать ступор. Прошло около нескольких месяцев после снисхождения Хана на Землю, ко многому он еще пытается привыкать или же со жгучей ненавистью к себе старается смотреть на чужой мир без симпатии, зная, что им руководят зарезервированные прислужники небес. Пускай юноша не до конца понимает, как работает электронная валюта, различные бонусы на товары, интернет магазины и личные счета в банке, он осознает, что для человека эти вещи являются стимулом трудиться, воровать, стремиться к власти и убивать, — а лучше мешок хороших кофейных зерен, им ты будешь больше рад. Я где-то слышал, что итальянские считаются высококачественными. — Ловлю на слове, — хмыкнул Сынмин, вернувшись в мастерскую с горячей чашкой в ладони. Кофейный запах плутовато разбредается по помещению, вскружив голову хозяина дома, тепло напитка согревает не только руки, но и душу. Цветная гирлянда вдруг сменила режим на медленное включение и выключение огней, студия ненадолго погрузилась во тьму, убаюканную терпкостью вина и горечью свежесваренного кофе, — еще лучше приобрети себе телефон и заведи банковскую карту, на которую тебе бы по умолчанию кидали деньги, — он поставил перламутровую чашку с позолоченной кромкой на стол и поджег фитиль керосиновой лампы вытянутой формы, — говорят, сейчас никто без этих вещей не выходит из дома в людском мире. Я тридцать лет назад застал только мобильники с пружинкой и крутящимся барабаном, довольно забавное изобретение. Но я где-то слышал, что теперь эти телефоны используются в качестве декора. Надеюсь, у меня еще получится когда-нибудь вырваться в отпуск в человеческий мир, возможно, когда появится достойная мне замена. — Скучаешь по чужому миру, серьезно? — Джисон едва ли не задохнулся от недовольства, если бы он мог лишиться жизни от нехватки воздуха, то наверняка бы умер в эту секунду. Нескрытое возмущение вперемешку с непониманием рвется из самого потайного в сердце, — что Мадонна, что ты… Почему вы все рветесь обратно? Да, там живописные пейзажи и стоящее творчество различных культур, но чтобы прям тосковать… — Это называется ностальгия, Джисон, — по-отечески объясняет Сынмин, отпив из чашки, — и ностальгировать совершенно нормально. Джисон раздраженно вздыхает, потирая виски. В какой-то степени он противоречит сам себе из-за того, что теряется в собственных чувствах и ощущениях. Совсем недавно Хан тянул уголки губ и двигался навстречу красным телефонным будкам, прокручивая в голове то, как приятно ощущать искреннюю благодарность кого-то из людей, затем испытывал странную жалость к старику, у которого зачем-то купил букет большеголовых подсолнухов, ведь он ему вовсе не нужен был. Теперь же демон корит других за те же самые чувства, что он самостоятельно испытывал некоторое время назад. Является ли все дело в том, что Джисон не может до конца анализировать свои поступки из-за эмоций, которые испытывал или же дело в чем-то ином? Хан прекрасно помнит, что ничего негативного не произошло, когда он помог людям, к тому же ему было несложно. В голове вспылили и те пьяницы, которым он подарил шанс на выживание в достойной обертке, хотя в том случае было не столько добросердечное желание оказать поддержку, сколько снисхождение на эмпатию. Интересно, почему юноша не может принять, что кто-то иной стремится испытывать ее на себе? Сынмину нравилось углубляться в фундамент человечества, раскапывая его особенности кирпич за кирпичом, ему было приятно общаться с интересными личностями среди людей и купаться в их обожании как к творцу. Джисон не может понять, как можно тосковать по чужому миру, хотя сам каждодневно испытывает те же чувства, которые мечтает почувствовать еще раз Ким. Возможно, в других легче находить открытия, чем в себе. — Хочешь, я тебе современную художественную литературу подарю? Книжка называется «Тайм-менеджмент». Джисон чуть ли не пережевывает губы, размышляя над собственной реакцией. С самого детства все поголовно твердили о том, что люди плохие, ведь большинство из них — это «предыстория райского мракобесия». Когда юноша появился на Земле, он согласился со словами родителей и всего предыдущего поколения. Но есть нюансы: они прячутся в повседневных аспектах жизни человечества. Добро все же где-то мелькает среди зла: люди дорожат друг другом, стоят с букетами в метро, избивают кого-то до смерти из-за инакомыслия, посвящают возлюбленным стихотворения, убивают из ревности и ненависти, дают клятвы верности один на один, нежно целуют в мокрые из-за слез щеки и сухо склоняют головы на похоронах, возложив любимые цветы упокоенного на свежих могилах. Джисон всегда искал зло в людях и всегда его находил. Несмотря на разговоры Чонина он не видел ни в одном человеке что-то помимо ненависти к себе подобным, лицемерия, гнили… А потом появился Минхо, являющийся человеком. Он приоткрыл завесу того, как может быть, не намереваясь убедить Джисона в правдивости слов, потому что говорил что-то похожее на истину. Плохих людей очень много, и из-за них тяжело замечать тех, кто после смерти попадает не в рай, а в Преисподнюю. И не из-за серийных убийств, а из-за самоубийств, презираемых на небесах. Из-за ошибок, за которые покаялся в лицо человеку, а не богу. — Я сильно сомневаюсь, что это именно художественная литература, — Сынмин слегка изумленно приподнял брови, — ты хоть знаешь значение этого слова? — Я думал, там идет повествование про мага, управляющего временем. Я оказался неправ? Сынмин неожиданно тепло улыбнулся. — Я вспоминаю себя в те годы, когда слова «коммунальные услуги», «компьютер» и «морозильная камера» казались чем-то волшебным. Тебе предстоит во многом разобраться. Наверное, и мне тоже, прошло свыше тридцати лет, как я там был в последний раз. Хотелось бы мне еще раз там оказаться… — Я ад ни на что не променяю, — заверил Джисон, высокомерно вздернув нос. — А если не на что-то, а на кого-то? — хищно прищурился Феликс. Джисон скривился. — Даже представить подобное не могу, — выпалил он с явным пренебрежением. Феликс и Сынмин переглянулись друг с другом, на секунду вспомнив былые отношения демона, которые по истечению разбили беса на осколки. Первая любовь редко бывает счастливой, — но если такое произойдет, то вы должны знать, что я сошел с ума. — Книжку все равно дай почитать, — робко улыбнулся Сынмин, тем самым сменив тему аккуратными словами, — мне интересно, что сейчас пишут люди. — Держи, — Джисон вытащил книгу с яркой обложкой из кармана пиджака и положил ее на стол. Туда, где стоит чашка горячего капучино. — Ладно, хватит пустых разговоров, — сказал Ким и залез в нишу шкафа, хватая из него необходимое оборудование: старенькую машинку, баночку разных размеров, пленку, — раздевайся. Быстрее начнем, быстрее закончим. — Мне выйти? — ухмыльнулся Феликс, приподняв брови. Сынмин поддержал шутку с двойственным дном и нерасторопно ответил: — Можешь присоединиться к нам. Будешь развлекать его, пока я бью рисунок. — Развлекать? Мы можем и увлечься, — сладко протянул Джисон, поиграв бровями, — и совершенно забыть про тебя. — Не хами тому, кто следующие часы будет бить тебе татуировку там, где ты сможешь увидеть процесс только после его завершения. Художника легко обидеть, но он все еще может набить тебе хуй вместо цветов. — Слишком уж много у тебя членов на уме в последнее время. Комплексы, что ли? У Сынмина чуть ли не дергается глаз, Джисона тяжело переспорить, но интересно. Он сжимает баночки и захлопывает шкаф с глухим звуком. — Ты прав, лучше все-таки свой портрет. Давай раздевайся, — поторапливает юноша, больше не теряя времени на пустые разговоры, — шарф, пиджак, рубашка хотя бы на три пуговицы от воротника. Как я тебе бить буду что-либо, если ты как капуста? — Хоть эскиз покажешь? — спросил Хан, даже не надеясь получить положительный ответ. — Обойдешься. Демон с янтарными глазами лениво стянул с себя вещи, оставшись в свободной черной рубашке. Расстегнул пуговицы на половину, оголив гладкую подтянутую грудь, на которой в некоторых местах рассыпаны чернильные узоры. Феликс скучающе обвел парней глазами, за все то время, что они периодически спали вместе, он успел выучить татуировки и руны Джисона вдоль и поперек, сейчас его больше привлекла яркая обложка книги со странным названием. Демон схватил вещицу в руки и сел на стул со спинкой, крутанувшись на колесиках. Черная челка едва ли не закрывает взгляд из-под полуопущенных ресниц. — А чего полностью не снимешь? — поинтересовался Сынмин у Хана, хитро наклонив голову вбок. — Перебьешься, — фыркнул демон и подождал, пока друг выкатит специальную кровать на середину мастерской. Киму нужно подготовить все необходимое к работе: как минимум разлить пигмент в специальные формы и настроить холодный свет, под которым важно смешивать цвета, чтобы татуировка получилась той, которую он задумывал. Демон мысленно готовится у тому, что в ближайшее время засядет в одной позе с вытянутой рукой, вдумчиво проходясь иголкой по шее Джисона. Будь у него хорошая современная машинка, работа шла бы намного быстрее, но, к счастью, шестидесятилетний опыт на специальном молоточке и лезвии удачно компенсирует безграничные возможности модернизированного оборудования. Сынмин давно мог бы перейти на более новую машинку, что значительно ускорит ход набивки узоров, но проблема в том, что руны ей не набьешь. В случае рунирования необходимо держать под контролем каждое мимолетное движение и полагаться на электрическую машинку попросту нельзя, ведь это неразумно. Как правило, к хорошему быстро привыкаешь и уже не можешь отвыкнуть от жизни с благами, но в ситуации Кима нельзя вести себя слабохарактерно. Он не может позволить себе притупить ловкость рук и насмотренность, иначе это обернется ему боком в практике черчения рун на коже, особенно ангельских. Мрак, кружащийся по комнате, забился в углы, предоставив свету возможность распалиться в центре мастерской. Сынмин тяжело вздохнул и приступил к работе. Джисон расслабленно лежал на кушетке с эстетично расстегнутой рубашкой, оголяющей грудь, чувствовал миндальный запах чего-то похожего на антисептик и слабо подтрунивал над Кимом, что совсем перестал на него реагировать. Признаться честно, когда Сынмин сосредоточен на деле, он становится крайне привлекательным, серьезным, завлекающим и сосредоточенным. Не зря многие люди записывались к нему на коррекцию свежих татуировок, что не нуждались в ремонте. Поначалу Хан с интересом разглядывал то, как над ним корпит розовоглазый рунист, но вскоре быстро переключился на разговоры с Феликсом, мешая тому читать странный текст совсем не художественной литературы. Разноцветные огни бликами рисовали на стенах и потолке, приправляя атмосферу в центре студии, где прямо на глазах сгущающихся в углах теней создавалась новая эра, в которой Джисона враги начали узнавать не только по громкому имени и ненависти в выразительных глазах, но еще и по примечательной татуировке, цветами разросшейся на шее и ключицах. Сынмин периодически косо поглядывал на аккуратный тонкий шрам, кидая юноше замысловатые взгляды, которые тот благополучно пропускал через себя и никак на них не реагировал. Феликс, оставшийся пить вино за текстом книги, время от времени сбавлял градусы перепалок между демонами, во время которых у Джисона сильно чесался язык поговорить о ерунде, а у Сынмина — руки, стремившиеся набить эту же самую ерунду у Хана на плече. Самое главное, что он действительно мог это сделать, если бы парень продолжил его отвлекать. В этом весь Ким Сынмин. Стебли желтых подсолнухов жадно впитывали воду из вазы, в перламутровой чашке засыхали жалкие остатки капучино. Розовые глаза, напоминающие маргаритки из-под снега, контролировали процесс, с присущей им внимательностью глядя на медовую кожу бессмертного. — Ай, — недовольно протянул Джисон. Больше для вида, чем от боли. — Детка, замолкни и не дергайся, — всего лишь ответил ему Сынмин, продолжая вгонять краску под кожу. Иногда парни возвращались к обсуждению насущных проблем в Преисподней и затрагивали в разговорах Мадонну, что днем и ночью противостоит бандитизму в лице обезумевших демонов. Многие в аду не знают пощады, они расчленяют жертв, истязая их увечьями и пытками, ведь знают, что те не умрут от простого оружия и обязательно восстановят тело. Эти пытки не лишают жизни, но удовлетворяют самые грязные пристрастия садистов. Это ли не бесчеловечно? Джисон в какой-то момент замолк, погрузившись в мысли. Противоречивое противостояние эмоций кружит вокруг разума голодными коршунами. Ему следует как можно скорее разобраться в том, что он испытывает и что не должен ощущать, потому что находиться в бесконечном бардаке невозможно. В аду тоже хватает зла, но его не принято афишировать — все принимают убийства за само собой разумеющееся и лишь единицы бесов, скорее всего, бывших людей считают подобное аморальным. Даже если Хан с чем-то согласен, ему тяжело принять новую правду, которую он подсознательно не воспринимал за суть, а потому он будет до последнего хвастаться за жалкие остатки тающих на глазах иллюзий. Может, быть человеком сложно, но быть демоном ничуть не легче. Спустя огромное количество часов Сынмин, оставшийся довольным выполненной работой, но непонятым друзьями, ушел спать. За тягу к человеческой жизни он поплатился сонливостью и не смертельными, но неприятными болезнями. Феликс безмятежно читал книгу из мира людей, его холодные голубые глаза то и дело бегали со строчки на строчку, а Джисон безвольно лежал на кушетке, сложив ладони на животе, и меланхолично глядел в потолок, пока по нему блохами бегали вспышки гирлянды. На шее слегка пощипывала россыпь красных маковых цветов. В мире смертных они являются символом утешения, памяти, скоротечной юности, скорби и вечного сна.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              За окнами балкона главенствуют сумерки и слабый бриз с привкусом морской соли. Непримечательный закат растворился в вечере, оставив вишневые остатки ушедшего солнца где-то на линии горизонта. Минхо зажег конфорку на газовой плите и поставил на нее чайник с водой. С лоджии на кухню проникает невыветренный сигаретный смог, занавески умиротворенно качаются под воздействием сквозняка, что сочится из щелей оконных деревянных рам, на столешнице раскиданы ножи после готовки. — Есть будешь что-нибудь? — поинтересовался мужчина, заглянув в холодильник. — Нет, я буду только чай, — улыбнулся Чонин, — возможно, отожму у тебя один пудинг попозже. — Тогда тебе стоит поторопиться, потому что я могу все смести в два счета. Минхо хмыкнул и хлопнул дверцей холодильника. Они собрались дома у Ли вдвоем, чтобы наконец-то провести время за излюбленными разговорами по душам и просто насладиться компанией друг друга. В то время, когда Ян постучался в дверь, Минхо очищал холодильник от старой еды. Что-то из овощей они выбросили на клумбу под окнами, а залежавшее мясо курицы отдали Фунту — черному коту, что часто спит в барабане стиральной машины, стоящей у входа в подъезд. Они весь вечер распивали вкусные чаи, болтая обо всем на свете: Минхо поделился историей о новом знакомстве с Бьянкой и о том, как сейчас проходят смены с новыми санитарами. Чонин же бегло поделился новостями о работе, новом месте в Фандертауне, где подают вкусную пасту, а после рассказал о том, как заставил Джисона сделать себе паспорт и другие необходимые документы для жизни в человеческом мире. Ян хоть и проводил его в бюро едва ли не под руку, вместе с юношей туда идти не стал, иначе бы беглеца легко раскрыли демоны, работающие там на благо Преисподней. Медик слушал внимательно, иногда напоминая себе о том, что речь идет о могущественном демоне, живущем множество столетий, а не о мальчишке, который не знает базовых знаний человеческого мира. Именно таким Хан стал ему казаться в последнее время, что юноша появляется в зоне видимости Минхо. И это беспечно со стороны человека, ведь он из-за пыли в глазах перестает видеть в бесе опасность. Возможно, сейчас она не так выражена, как раньше, но угроза по-прежнему существует и иногда выстреливает во время перепалок с выяснением отношений. Джисон не просто бесхребетный дурачок, он крайне расчетливый, мудрый, принципиальный и хитрый, если дожил до сегодняшних дней несмотря на постоянный риск умереть от рук ангелов или же других демонов. Хан Джисон несет в себе коварство мыслей, понятных лишь ему одному. Хуже, если они ему тоже неясны. Каким бы нелепым глупцом он не выглядел в человеческом мире, не разбирающемся в банальностях, за ним по пятам ступает смерть: хладнокровная и беспощадная. Минхо в этом уверен. Стоило ему встать из-за стола для того, чтобы обновить чай, как на кухне неожиданно появился Джисон, пришедший из темной прихожей. Бес на удивление придерживается приказной просьбы касаемо обуви, а Ли не скривил лица, когда заметил незваного гостя. На кухне на мгновенье повисло странное молчание, которое никто не поспешил сгладить. Пускай человек привык к знанию о существовании ангелов и демонов, а также, кажется, смирился с тем, что видит их гораздо чаще, чем живых людей, наблюдать разом Джисона и Чонина у себя дома непросто. Голова начинает зудеть от назойливых копошений, не покидает чувство, будто что-то происходит не так, как должно быть. Совместные встречи выбивают из колеи не только патологоанатома, но и Яна, который догадывается, что между друзьями стоит какая-то история. Однако он не станет обсуждать эту тему до тех пор, пока не удостоверится в том, что ему кажется. Чонин хлебнул остатки остывшего чая, не сводя взгляда с юноши, что уселся за стол напротив него. — У тебя новая татуировка, — спокойным голосом подметил он, отставив кружку в сторону. Минхо кратко обернулся на демонов сзади, в удивлении приподняв брови при виде алых бутонов с извилистыми черными стеблями, а затем вернул голову обратно к банкам с листьями для отваров, — непривычно, что она цветная. На Джисоне черная свободная рубашка, расстегнутая чуть меньше, чем до половины торса. Он не стал застегивать ее полностью, оставив небрежность и притягивающую вольность. По медовым плечам расползаются витиеватые линии рун и тату, уходя в зону, сокрытую тканью такого же оттенка или же выше к лицу. Шрамы и угольные молнии, подбирающиеся к ключицам и половине шеи, выглядят словно трещины на фарфоровой кукле или болезнь, что отчаянно течет по капиллярам к мозгу и другой половине тела, намереваясь захватить весь организм целиком. Минхо до этого момента как-то не обращал внимания на тело Хана и не придавал ему особого значения своим желанием изучить узоры подробнее, потому что они не бросались в глаза из-за того, что находились под одеждой. Обычно во взгляде выделялись лишь руки и шея. И татуировки в этих местах, конечно, не перестали цеплять, но любопытство к ним притупилось. Мужчина вдруг вспомнил, как видел Джисона полностью обнаженным. На татуировки он особо не смотрел, ведь был занят подозрениями касаемо подлинности факта смерти, которые по итогу не подвели чутье, искавшее в «трупе» подвох. Тогда Минхо и не догадывался, что ошибка медиков, отправившая слишком живого юношу в морг, обернется тем, что сбежавший пациент будет прямо сейчас непринужденно разговаривать с Чонином, который тоже оказался не тем, кем казался. — Нравится? — притворно сладкой интонацией поинтересовался Джисон у беса. — Никогда бы не подумал, что ты захочешь татуировку цветов, но могу признать, что на тебе они выглядят красиво. — Что насчет тебя? — спрашивает он уже у медика. — Я сначала подумал, что это засосы или ты себе так шею расчесал, — буркнул человек, чем вызвал слабую усмешку на устах парня. Минхо решил уклониться от ответа, Джисон не стал настаивать. Одну половину шеи, плеч и ключиц оплетают штормы молний с ответвляющимися трещинами, на другой же разрослось маковое поле. Это выглядит необычно и притягательно, создается впечатление, будто в Джисоне борются две стороны, кардинально разнящиеся друг другу. Комичность в том, что все так и есть. Джисон заинтересованно взглянул на один из кухонных шкафчиков, где в прошлый раз стояла сахарница, но вместо того, чтобы подойти к нему и схватить желаемое, он по-хозяйски уселся на стол напротив демона с бордовыми волосами. — Ты как у себя дома расхаживаешь, — усмехнулся Чонин. — Вот именно, — недовольно прошептал Минхо, засыпая в стеклянный чайник смесь из листьев земляники, барбариса и чабреца. Он стоит к парням спиной, но это не мешает ему следить за диалогом двух нелюдей. — Я почувствовал, что ты тут и решил заглянуть. — Мой дом — проходной двор, что ли? — уже громче пробурчал мужчина, обернувшись на желтоглазого демона, что кажется слишком безмятежным. Скучающим, — а если бы я был не с Чонином, а с кем-то другим? — С кем, например? — лукаво улыбнулся Хан, сложив локти на столе. Рукава рубашки закрыли клеенчатые подсолнухи на обедненной скатерти. — С тем, кто не ожидает увидеть у меня дома неизвестного им «человека». При том, что я живу один. — Ну, так интереснее же. Особенно, если бы я заявился в самом процессе, — ехидный тон пробежал не меж строк, а напрямую, брови патологоанатома устремились вверх в удивлении, — если ты, конечно, понимаешь, о чем я, — напоследок он подмигнул, что спровоцировало искривление лица у мужчины. — Причем здесь это? Мерзость, — выпалил Минхо и громко захлопнул крышку стеклянной банки, в которой лежат заварочные листья. — А что мерзость-то?.. — юноша все веселится, забавляясь тем, как напрягся Чонин, пронизывая его получеловечным темным карим, почти черным взглядом. Он кратко взглянул на него, ухмылка стала шире, — я так однажды застал Чонина с… — Заткнись, — с раздражением перебил Ян, не выдержав, — я понимаю, чего ты добиваешься, но не дави на меня. Джисон удовлетворенно хмыкнул, действительно добившись нужного эффекта. — Ты так с ним никогда не поговоришь, — лампочка, охваченная рыжестью плафона, вздрогнула, янтарные глаза сверкнули в секундной темноте. — Поговорю, — отчеканил холодом юноша, откинувшись на стуле и сложив руки на груди. Проигрывать в перепалке взглядов он не намерен. Электризованное напряжение прошло по воздуху между ними, окутав несчастные подсолнухи на скатерти. Желтые молнии бросаются во тьму глаз перед собой с нескрываемым недовольством, Чонин рассеивает их на месте, не позволяя лезть не в свое дело. Минхо в это время залил стеклянный чайник с заваркой кипятком и поставил его на стол посередине. В этом противостоянии он явный лишний. Ли не до конца согласен с позицией друга и не хочет себе признаваться в том, что Джисон может быть прав в некоторых вопросах, однако он может понять, почему Чонин медлит. Ему страшно разгребать последствия выбора. Все равно что пытаться начать генеральную уборку, не зная, за что взяться в первую очередь. Джисон вдруг усмехнулся, повторив недавнее действие за демоном — откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. Кровавые маковые цветы с черными стеблями невольно цепляют человеческий взгляд, мужчина стоит у стола на середине и не представляет, что должен делать, когда при нем разыгрывается непонятная сцена, в которой он может занять лишь место наблюдателя без права голоса. Хан вдруг перешел на язык бессмертных. — Ты в курсе, что пока ты «настраиваешься на разговор», Чан официально признал проблему и позволил развязаться войне? Больше никакой сдержанности, на агрессию ад намерен отвечать агрессией. — Что?.. — прикрыв рот ладонью, просипел демон. Непоколебимая решительность утекла из глубоких глаз, подобно воде из треснутого ведра. — Не медли, — вздохнув, следом спокойнее произнес Джисон и затем взглянул на ничего не понимающего Минхо. Больше он ничего не сказал. Человек побоялся думать о том, что речь сейчас шла о нем. Он перестал понимать сути сразу после того, как демон начал говорить на неизвестном ему языке. Одно лишь имя Сатаны смог уловить и то, каким бесцветным стало лицо друга. Что-то серьезное прошло мимо него. Что-то о чем он никогда не должен был знать, но хочет. — Все в порядке? — обеспокоено спросил патологоанатом у Чонина и дотронулся до его плеча. — Кажется, да… Вовсе нет. Минхо скупо поджал губы и, напоследок слегка сжав чужое плечо, отошел от парня. Таким образом он попытался выразить поддержку, но медик сильно сомневается, что она существенно поможет Чонину. Ли не вправе интересоваться подробностями жизни, идущей после человеческой смерти, однако он не просил втягивать его в запретные знания. Винить человека за любопытство нельзя, особенно после того, как ему наглядно показали, что существование может быть и другим. Ян по-прежнему является другом для Минхо независимо от того, насколько это правильно, и его все еще волнуют тревоги, с которыми продолжает сталкиваться демон. Сейчас мужчина испытывает слабый вкус серой печали, что возникла из-за умалчивания. Нельзя сказать, что она связана с недоверием, скорее с целью обезопасить Минхо от суровой действительности, которую знать ему еще рано, но все равно ранит до глубины души. Чонин порой забывает, что человек плохо осведомлен о его продолжительной жизни в аду. Несколько лет на Земле — ничто по сравнению со столетиями, что он проживал в другой среде. Та информация о друге, которой владеет медик настолько ничтожна в сравнении с сокрытым, что легче признаться себе в том, что Минхо его не знает намного больше, чем знает. Парадоксально и то, что патологоанатому известны в основном только те факты, которые Чонин не решался рассказать никому в Преисподней. Одна личность поделилась надвое из-за невозможности довериться кому-то целиком. Избегать правды или замалчивать о важных жизненных этапах неправильно, когда Минхо уже доступна правда о многом. На Джисона обижаться нет смысла, не он должен раскрывать ему карты о Чонине и его отношениях с Чаном. Ян не может набраться смелости, чтобы взглянуть трудностям в лицо и размотать клубок недосказанности, который он же и запутал. — Это тебе, — вдруг сказал Джисон, протянув Минхо найденный в Англии складной нож с цветами на рукоятке. С его стороны вышло довольно благородно сменить тему, чтобы не ставить Чонина еще в более неловкое положение. — Нож?.. — растерялся медик и перевел взгляд с клинка на желтоглазого демона, — а он?.. — Может нас убить, да, — вздохнул юноша, словно объясняя очевидное, — пусть у тебя будет свой личный. Минхо перевел глаза на Чонина, но тот точно также непонятливо глядит на него в ответ и пожимает плечами. — Это подарок? — чуть нахмурившись, спросил мужчина. Он неуверенно берет его в ладонь, на коже ощущается холод стали, тяжесть и цветочная гравировка. — Если тебе легче будет принять его, а так безопасность. Мне кажется, Чонин не хотел бы, чтобы ты попал под горячую руку из-за энергетики бессмертных, которая чувствуется теперь и в тебе. В этом есть смысл. — Спасибо… — неуверенно поблагодарил Минхо, положив нож на стол, — полагаю, теперь мне твой клинок ни к чему, — он несколько сконфуженно кивнул демону с бордовыми волосами, словно спрашивая дозволения вернуть оружие законному владельцу, — я принесу, — и следом добавил, подозревая, что Чонину будет некомфортно в эту секунду остаться один на один с Ханом, — не хотите фильм посмотреть какой-нибудь? — Хочу, — быстро выпалил младший демон. Джисон косо обвел взглядом бессмертного, но в следующую секунду, как ни в чем не бывало, бодро хлопнул в ладоши и поплелся с горячим чайником в гостиную, насвистывая что-то себе под нос. Тем не менее, вместо фильма они стали смотреть бесконечные рекламы странной электротехники, предназначенной для упрощения жизни. Чонин и Минхо сухо пьют чай и грызут себя за различные мысли, пока Джисон заинтересованно разглядывает бесполезные вещи, которые покупают лишь доверчивые дураки, желающие сэкономить. Ли сидит на диване, поджав колени к груди, пальцы обхватывают горячую кружку, а глаза расфокусированно смотрят на Джисона, что как губка впитывает новую информацию о человеческом мире. Ему выгодно прикидываться дураком — вновь напоминает себе Минхо. А может, Хан действительно проявляет интерес к миру людей. Его истинные мотивы трудно разгадать, потому что в какие-то моменты бес кажется искренним и говорит все что думает, а в другие путает разум, заставляя сомневаться даже в собственном имени. Минхо не боится Джисона, но совсем не понимает. А тот старательно пытается не замечать поникшее поведение, рисуя пальцами по кнопкам пульта. Сразу после разговора на кухне, сути которого медик не смог уловить перерожденный демон ушел в себя: стал хмурым, задумчивым, о чем-то переживающим. И пока Ли не понимает в чем причина, Джисон терпеливо ждет, когда до Яна дойдет суть его недавних слов. Чонин, возможно, сам того не осознавая, занимается мазохизмом и садизмом одновременно, когда не предпринимает попыток исправить гнетущее положение и вырулить руль с обочины на ровную дорогу. Окна в гостиной не зашторены. Бледнолицая луна, выглянувшая из-за неплотных облаков, через них бросает яркий луч на демонов и человека. А вместе с ним и свет от телевизора, подсвечивая грузные лица по-своему. Невербальные знаки в этот вечер говорят намного больше обычных слов, ведь никто не стремится открыть рот для того, чтобы разобраться в разных ситуациях полностью. В случае Джисона бесполезно пытаться донести желаемое одними и теми же речами, в случае Минхо как-то неправильно требовать объяснений дабы самому успокоиться, в случае Чонина — жалко и нелепо. Медик иногда косо поглядывает на Чонина с сочувствием. Те, кто хочет казаться сильным, ненавидят когда на них смотрят так. В недопитом чае отражаются лунные блики. Никто из присутствующих не уделил внимание тому, что реклама не закончилась, а фильм даже и не думал начинаться. Это был бы хороший предлог отвлечься, сбежать, и никто им не воспользовался. Как глупо. Чонин устал уже убегать. В итоге Хан не выдержал и ушел на кухню, предоставив друзьям возможность поговорить наедине. Возможно, Чонин не хочет сейчас находиться рядом с тем, кто напоминает ему об аду и прошлой жизни. Благодаря тому, что Джисон рассказал о последних новостях в Преисподней, он смог получить уверенность в искренности чувств демона, удостоверится в том, что любовь не угасла после снисхождения на Землю. Юноша до сих пор любит Чана — отчаянно и безнадежно. Наверняка он начал переживать за жизнь возлюбленного после упоминания о развязке войны. Сатана — лицо Преисподней, лицо всего адского народа, которому вручили миллионы жизней в одни руки. И они ни в коем случае не должны уронить многочисленные судьбы в грязь, какой бы тяжелой эта ноша не была. Поначалу Минхо действительно счел время наиболее подходящим для того, чтобы как-то аккуратно расспросить Чонина о том, что произошло между ним и Джисоном на кухне, но в конечном счете не стал этого делать, посчитав, что самым верным решением будет оставить Яна в одиночестве. Хотя бы ненадолго. Вопросы, наводящие на причину упадка настроения и повышенной рефлексии, никак не смогут помочь и лишь усугубят положение. Демон должен пересилить себя на встречу с Сатаной, пока не стало слишком поздно. Он обязан попытаться объясняться перед тем, по кому скучает с первой минуты разлуки, но нужны ли Чану его оправдания? Минхо поднялся с дивана и последовал за обманчиво молодым парнем с новой выделяющийся татуировкой маковых цветов. Несмотря на то что Хан удивился, заметив медика на кухне, он смолчал и никак не стал акцентировать на этом внимание. Невербальное общение превратилось в специальное игнорирование каких-либо деталей сегодняшнего вечера. — Есть чем похрустеть? — непринужденно спросил Джисон, по-хозяйски заглядывая в каждый шкафчик над столешницей. — Есть, я сахар недавно купил. — Сахар?.. Ради меня, что ли? — усмехнулся демон, выгнув бровь, и повернул голову к мужчине, что набрал в чайник воды и поставил его на конфорку. В этом доме чая много не бывает, Джисон давно успел заметить, что Минхо его пьет огромными кастрюлями. Тот самый случай, когда дневная норма воды не лезет в горло больше стакана, но кружку чая из рук выпустить не можешь. Только допьешь остатки со дна чашки и вновь идёшь на кухню для того, чтобы обновить кипяток. Это не просто приятная привычка, это рутина и самый настоящий образ жизни. Кофе никогда не цеплял так же, как чай, у которого бесчисленное количество разнообразных вкусов. Экспериментировать можно бесконечно, и он никогда не надоедает в отличие от стабильно горьковатого кофейного вкуса. Патологоанатом то ли не понял иронии, то ли преднамеренно вполне серьезно ответил: — По сути, да. Ухмылка на мгновенье спала с лица. Джисон хотел смутить, но в итоге смутился сам. Только что он услышал нечто вроде признания: спонтанного и нелепого. Минхо купил сахар, зная, что Джисон объявится у него в квартире и начнет искать, чем можно поживиться. Намек на робкую улыбку неожиданно проявился на устах, и Хан быстро нахмурился, поспешив его стереть, однако мужчина заметил это. И, судя по ехидному выражению лица, готов прокомментировать чужой выплеск эмпатии. — Что ты улыбаешься? Я его иногда в блюда добавляю, а ты весь сжираешь раньше, чем я что-либо готовлю. Ты же как пылесос, ешь все, что видишь. И неважно, можно это употреблять в пищу или нет. — Я эту штуку сейчас в телевизоре видел. Джисон не хочет признаваться себе в том, что ему понравилось узнавать мир людей в беззаботных прогулках по разным городам и через призму Минхо — его виденья и взглядов, с которыми Хан далеко не всегда согласен. Возможно, «понравилось» слишком громкое слово для простой заинтересованности, однако у Джисона получилось избавиться от многолетней скуки благодаря тому, что он постепенно изучает мир с разных сторон. Но самое главное, даже если он и сможет признаться себе в пристрастии разглядывать человеческий мир, он вряд ли сумеет рассказать об этом кому-то из демонов. Многие его запомнили как консервативного беса, настроенного на прочную ненависть по отношению к людям — забронированным приспешникам рая от слова «пешка». И он будет поддерживать суждение о себе действиями, ведь легче залезть обратно в знакомую скорлупу, чем вылезти наружу в неизвестность. Минхо — синоним неизвестности и незнакомого мира, который хочется разгадывать, но страх и закоренелые предрассудки мешают карты не в лучшую сторону. А Ли, кажется, вообще смирился с тем, что у него дома живет кто-то помимо него. К счастью, не на постоянной основе и едва ли ощутимо. Минхо не особо ощущает чужого присутствия, потому что в основном находится один и может отдыхать от Джисона и набираться сил перед рабочей сменой, но когда тот заявляется к нему в квартиру и делает что-то странное, необдуманное, изматывающее, то демона становится чрезмерно много. Хан своими появлениями отвлекает от назойливой рефлексии вместо музыки, хорошо это или нет — трудно сказать. — Чем от тебя так вкусно пахнет? — кашлянув и вернув голосу былой уверенности, спросил Джисон у человека, — не в первый раз замечаю. Что-то сладкое, но ненавязчивое. — Ну ты опять? — вздохнул Ли и прикрыл глаза ладонью с мимолетной опаской, ему отчего-то показалось, что демону может вновь взбрести в голову обнюхать его, подобно псу, как в прошлый раз, — не знаю. Может, это из-за кондиционера для волос, — мужчина сдвинул пальцами кожу на лбу до складки и затем убрал руку от лица. Он перевел свои глаза цвета темного янтаря на юношу и ненароком зацепился за контрастно выделяющуюся кожу между черной тканью с расстегнутыми пуговицами. Тень от подтянутой груди упала во впадинку между мышцами, изящный маковый букет на шее и ключицах приковывает все внимание, и Минхо приходится приложить усилия, чтобы сместить взор с цветочной части тела к задумчивому лицу с сгорбившимися бровями, — что, незнакомое слово? — Да нет, знакомое, — пробубнил Джисон сухо, — но… — внезапно он замолк и открыл рот, попытавшись подобрать нужные слова, но не вышло. И Ли догадался, что демон все же не понимает, или понимает, но не то, — почему именно кондиционер, а не вентилятор?.. Речь о фене же, да? Мне знакомо это слово, но я не могу понять, как процесс сушки влияет на запах? И глядят как идиоты друг на друга. Молча. Сказать взаправду нечего. Только Минхо хотел что-то ответить, как Джисон вдруг заметно напрягся, почувствовав что-то неладное. Человек не способен уловить подозрение и подвох к чему-либо так же хорошо, как это делает демон, у которого имеется потрясающее чутье на подсознательном уровне. Его лицо изменилось до неузнаваемости, от былого озорства не осталось и малейшего следа. Джисон забыл о том, о чем разговаривал с хозяином квартиры минутой ранее, мысли полностью сконцентрировались на услышанной энергетике. Демон, чьи янтарные глаза пламенятся янтарем в темноте коридора, вышел из кухни в направлении гостиной, и Минхо непроизвольно поплелся следом за ним, не понимая, что происходит. Он чуть не уткнулся носом в демоническую спину, когда тот резко затормозил на проходе. Минхо просунул голову в щель между плечом Хана и дверным косяком и от неожиданности застыл на месте. Напротив стоит статный юноша, в чьем лице застали длинные, безумно долгие годы жизни, заполненные скорбью, отвагой, опустошением и страхом не достичь того, что должен. В вишнёвых глазах отражается лишь растерянность и неверие Чонина, что слишком долго представлял себе встречу с возлюбленным. Он по-разному перекручивал в голове события: в какие-то обнадеживающие моменты называл его «нынешним», в какие-то особо тяжёлые верил в то, что Чан давно считает его «бывшим». А иногда мысли плутали где-то в волнах настолько, что Ян, глядя в пучину бушующего сине-зеленого моря, шептал тихое: «Будущий бывший». Стоя напротив Чонина, Сатана вытягивает руку вперед, обломав стрелы предрассудков, что мешают решиться на нечто важное для двух бессмертных. Но плотно вонзившиеся в кожу наконечники не позволяют хрупкому касанию случиться. Мертвенно белая луна мягко ложится на силуэты, ладонь застыла рядом с чужой, но такой нежной, столь желанной и родной щекой, упиваясь удовольствием вперемешку с зудящими ощущениями, которые требуют невесомого тактильного чувства. У младшего беса по телу пробегает россыпь мурашек, распахнутые глаза в неверии считывают реальность за сон — самый прекрасный и ужасный сон. Чан до одури хочет дотронуться до потерянного лица, мягких бордовых волос, трепетных губ, что когда-то были с ним порывисты и ласковы. Но вдруг он одергивает руку, словно обжегшись. Думает, что не вправе жаждать порыва эмоций. Боится услышать, что скучал из них лишь он один. — Чонин, — хрипло и негромко тянет Чан, — Нино… У сломленного беса все чувства отражаются в глубоких блестящих глазах, едва ли не плачущих. Чонин не может поверить в то, что Чан реальный даже когда перехватывает его теплую ладонь и направляет к собственной щеке, доделывая начатое. Безмолвно просит задержаться вот так вот подольше, и Бан искренне хочет надеяться на то, что ему это не мерещится. Демон с бордовыми волосами прикрывает глаза, ластясь лицом к пальцам с огрубевшими подушечками и трепетно сжимая руку Сатаны. Невесомые касания опаляют кожу неконтролируемым пожаром, отголоски фантомных отпечатков губ к костяшкам заставляют щеки вспыхнуть румянцем. Все-таки Чонин не сумел решиться. И Чан к нему пришел сам. Вот он здесь, настоящий и такой же влюбленный. — Пойдем-ка подышим, — негромко сказал Джисон Минхо, приблизившись к его уху и слегка опалив мочку дыханием. Не терпя возражений, демон схватил мужчину за локоть и насильно потащил в коридор. — Стой, — чуть ли не взвизгнул медик, тут же вырвав руку, — никаких перемещений, пока я не надену кроссовки, да и тебе бы не помешало обуться, если не хочешь в глазах людей выглядеть местным городским сумасшедшим. Человек быстро нацепил на ноги старые тряпочные кроссовки и, успев улизнуть от касания Джисона к руке, спустился вниз на улицу. Он не хочет никуда с ним телепортироваться, уж лучше недалеко от дома погуляет да котов бездомных покормит. Джисон недовольно цокнул и закатил глаза, но последовал за Минхо. Пешком. Входная дверь захлопнулась, оставив воссоединившихся влюбленных наедине со своими чувствами и страхами. Хан отчего-то вновь щерит зубы, неспешно следуя по пятам за медиком и что-то весело насвистывая себе под нос. Неужели все может стать как раньше?              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              Минхо долго бродит по городским улицам, прогуливаясь меж кирпичных зданий с крышей, поросшей мхом, и домов с бежевыми фасадами, у которых на стенах написаны ругательства, признания в любви и различные объявления. Луна, выглядывающая из-за туч, словно ушла из квартиры вместе с человеком, позволив Чонину и Чану выплюнуть все накопившиеся откровения, что жаждали однажды выплеснуться наружу. Вечер скромно обволакивает Фандертаун, который наградил земли ясной погодой без прохладного дождя, грозы или тумана. Сентябрь еще не успел закрепиться в подсознании, особенно, когда природа не дает никакого намека на осень. Сосны ехидно поскрипывают на макушках, колеса машин с тихими бормотаниями проезжают по дорогам из выложенных камней, растрясывая пассажиров, сидящих внутри салона. А где-то совсем неподалеку привычно шумит море: освежающее и не всеми любимое из-за непривычно низкой температуры воды. Оно никогда не славилось теплом, красивыми морскими обитателями или прокатом яхт. Местные жители полюбили это море за возможность искупнуться и охладиться после дневной духоты, стоящей на тесных из-за туристов улицах, и после тяжелого рабочего дня. Кто-то приходит к нему поговорить, а кто-то — уютно помолчать, пока волны пенятся, взбалтывают тину со дна и что-то советуют, рокоча. Сколько Ли себя помнит, он всегда любил купаться в море перед грозой, когда тучи сгущались над побережьем, а приезжие из других городов торопливо сворачивали пляжные зонтики, надеясь успеть домой до начала шторма. Это прекрасное время, когда местные жители могут почувствовать себя по-настоящему свободными и расслабленными. Словно полный дом гостей наконец-то опустел после обширного застолья, а в голове до сих пор гудит из-за переизбытка эмоций. И песчаный берег кажется непривычно одиноким. Без людей. Минхо бы с удовольствием искупался в море. Возможно, вода сейчас относительно теплая из-за дневного нахождения под солнцем. В голову внезапно залезли мысли, когда Чонин и медик на рассвете побросали одежду рядом с какими-то корягами на песчаных дюнах и побежали в прохладное безмятежное море, целованное летним клубничным небом. И холодные капли стекали по гусиной из-за мурашек коже, но в воде было находиться теплее, чем на суше, потому что ветер у моря чаще всего северный. Патологоанатом помнит, как Чонин с любопытством разглядывал береговую полосу, за которой следом ступала лесная, и те неприятные ощущения, когда босыми ногами выбираешься из воды на сушу по мелкой гальке. Так пахнет ностальгия. Медик вдруг останавливается у одной из витрин пекарни. Смотрит сквозь стекло на маму и рядом с ней стоящую девочку. Они выбирают выпечку, наклонив головы к кондитерским изделиям. — Чего встал-то? — сбоку прозвучал знакомый голос, пропитанный привычной лукавостью. Джисон явно в приподнятом настроении, — неужели ты приперся сюда, чтобы на людишек посмотреть? — Ты, может, забыл, но я тоже человек, — тихо вздохнув, ответил Минхо и повернул голову к демону. — Как такое забудешь? — коротко усмехнулся тот, — в этом твой главный недостаток. Джисон вдруг перевел взгляд туда, куда смотрит мужчина. Внезапно вспомнились недавние события в Англии, где он нечаянно спас девочку от возможной катастрофы, а после мать дочери слезливо благодарила юношу. Ее руки потрясывало от пережитого страха, а в глазах стояли слезы и чистая, ни чем не фильтрованная благодарность. Не кому-то другому, а именно ему — Хан Джисону. Звезды усыпали все небо, хватай сачок да лови. Чуть влажный воздух слегка дает оттенок сентября ближе к ночи, небольшой ветер колышет волосы, облизывает теплые шеи прохожих, а некоторых заставляет кутаться в кофты и кардиганы. Улица увешена теплыми желтыми гирляндами, неоновыми вывесками кафе, необычными декорациями рядом с барахолками и сувенирными лавками с янтарем, что закрылись пару часов назад до захода солнца. Откуда-то идет шлейф выпечки, из приоткрытых дверей общественного питания доносится запах самых разных пряностей, глинтвейна и свежего кофе. — Это был Сатана? — поинтересовался медик, неспешно вплетаясь в общее настроение улицы. Джисон следует за ним, с оттенком любопытства мотая головой в разные стороны и рассматривая ночную жизнь Фандертауна. — Ага, — несколько скучающе ответил он. — А ты зачем за мной пошел? — Чтобы Чонин не пошел. Ты рванул куда-то быстро, он забеспокоился и чуть было за тобой не побежал. Может, побоялся оставаться один на один со своим парнем. А может, ты сильно дорог ему для того, чтобы доверить тебя мне, — Минхо на него не смотрел в эту секунду, но по голосу понят, что демон самодовольно ухмыльнулся. А какие истинные эмоции кроются за усмешками — загадка. Впрочем, как и весь Джисон целиком. — Ты как-то слишком переживаешь за их отношения, — беззлобно подметил Минхо. — Потому что люблю их, — без колебаний и не утаивая, признался Джисон, — и дорожу ими. Минхо в удивлении распахнул глаза. Он не ожидал столь внезапного признания посреди улицы, от демона подобное слышать непривычно. Однако это в равной степени означает, что Хан действительно дорожит теми, на кого может положиться и поделиться переживаниями. Необычный парень с желтыми омутами, как и многие люди, боится потерять кого-то из близких, а потому склонен ревновать родную душу к ненавистному человеку, испытывать гнев за угнетение мира, в котором родился и вырос или нелепо надеяться на воссоединение разлучившихся влюбленных. — Ни за что не поверю, что такие как ты могут любить, — фыркнул Минхо, взяв себя в руки. Ему ни к чему искать смысл в поведении беса. Джисон иронически хмыкнул, бросил задорный взгляд на медика и спросил, гадая, что же тот ему ответит: — Думаешь, не способен? — Уверен, — кивнул Ли, — максимум желание владеть. Единственное отличие в том, что тебе с Чонином и Чаном нескучно. На остальных тебе плевать. — Это не аргумент, — Хан отрицательно покачал головой, — и что с того, что нескучно? Мне… — «с тобой тоже нескучно» чуть не вырвалось из его уст, но юноша вовремя прикусил язык, иначе Минхо мог бы подвести к тому, что он для демона имеет значение, если судить по его логике. Но это же неправда. Однако с каких пор Джисон вообще задумывается над тем, какие слова подобрать? И самое волнующее, почему ему нескучно с Минхо? Влияет то, что он человек или сама его личность, — …надоело тут стоять, — сжато выпалил он после довольно долгого молчания, — пошли куда-нибудь. Мужчина подозрительно сощурил взгляд. — Ты как хочешь, а я хочу облепиховый чай и пойду за ним. — Ты бы ночью тут не шастал в одиночку, если жизнь дорога. Сейчас время такое, когда миры сходит с ума. И куда ты пошел без меня? — Но ты ведь для этого и поплелся за мной, — чванно улыбнувшись, произнес Минхо, — чтобы Чонин не пошел спасать от бед. Ты рядом, а значит, спасешь. И тебе придется идти за мной, если не хочешь, чтобы Чонин пожалел о том, что послушал тебя, — Ли чувствует преимущество над демоном, хоть и кратковременное. И он не стесняется пользоваться им, пока оно имеет какую-то цену, — у тебя выбора нет, а я хочу чай. Так что пойдем. И отдаляется от Джисона, точно зная, что тот последует за ним. — Да сейчас, ага. Так я взял и пошел за тобой.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              — Купи мне тоже что-нибудь, — недовольно буркнул Джисон, — у меня нет денег. Они стоят в кафетерии недалеко от овощного рынка, Джисон последовал за патологоанатомом, потому что перед уходом из квартиры взглядом показал, что присмотрит за человеком. После новости о начале войны между ангелами и демонами Ян бы не смог отпустить Минхо в одиночку, когда от него косвенно исходит энергетика бессмертных. Ли, общаясь с бесами, подвергается риску опасности. Если кто-то из опытных ищеек сумеет уловить связь между ним и жителями ада, может произойти нечто страшное. Каждому в Преисподней известно, ангелы не скупятся на жесткость и кровопролитие ради желаемого. Джисон не знал о планах Чана посетить Землю для того, чтобы отыскать Чонина, но не догадываться не мог. Это было слишком очевидно. И раз уж все удачно так сложилось, что произошла встреча демонов спустя годы, Хан не мог позволить, чтобы Минхо неосознанно помешал разлученным влюбленным, пускай Джисон и сам настоял на прогулке. Тем не менее, он не рассчитывал быть для патологоанатома стражем, который таскается с ним по любым прихотям. Но приходится. Стиснув зубы, он ковылял за мужчиной, пока тот не дошел до кафетерия. Ли уже успел купить себе облепиховый тизан с мятой и специями, простояв огромную очередь. И поэтому медик ожидаемо цокнул, когда услышал слова Хана. — Я же у тебя только что спрашивал, будешь ли ты что-нибудь или нет. — А я передумал, — съязвил демон, от вредности скривив лицо. Минхо обреченно вздохнул и протянул ему свою банковскую карту. — Купи сам, — патологоанатом отпил из трубочки немного горячего чая. Джисон несколько растеряно смотрит то на пластиковую карточку, зажатую в пальцах протянутой руки, то на невозмутимого мужчину, игнорирующего бесовские выпады. Хан у многих людей видел подобные карточки, недавно и Сынмин о них что-то упоминал, однако пользоваться кредитками он не умеет и даже не представляет, как пластиком можно что-либо оплатить, просто прикоснувшись к специальной технике, — просто приложи её к терминалу, к которому я недавно прикладывал, — терпеливо помог Минхо, кратко подсказав. — А что заказать? — спросил Джисон, неуверенно взяв карточку в руки. — А я откуда знаю твои вкусы? — Дай тогда твое хлебнуть, хочу попробовать, — он уже потянулся к облепиховому чаю. — Нет, — Минхо даже пришлось оттащить стакан от парня, потому что не хочется, чтобы Джисон пил с ним из одной трубочки, — даже не знаю, возьми себе фруктовый тизан какой-нибудь, травяной сбор, чай с чабрецом или бергамотом или взбитое теплое молоко на крайний случай. Только быстрее давай. Джисон неловко переминается с ноги на ногу, подходя к кассе, за которой стоит невысокая девушка, что неискренне добродушно тянет уголки губ всем входящим в заведение посетителям, потому что вынуждена. За целый день она наверняка устала по-дурацки улыбаться на откровенное хамство, бесконечные глупые вопросы или скандалы от гостей на пустом месте. — Добрый вечер, — устало тянет девушка за кассой, мечтательно поглядывая на часы за спиной гостя, — выбрали что-нибудь? — она вдруг переводит взгляд со стен на юношу перед ней и невольно застывает от той красоты, что видит перед собой. Черные аккуратно взъерошенные ветром волосы, того же цвета свободная, наполовину расстегнутая рубашка, под которой выглядывают татуировки большой паутины трещин и красных цветов с другой половины ключиц и шеи. Необычные желтые омуты словно поглощают в себя весь теплый оттенок света, находящегося внутри кафетерия. На секунду сложилось впечатление, будто именно Джисон источает этот свет из глаз, окутывая песочной дымкой каждого находящегося в кафе. — Здрасьте, — беззаботно улыбнулся ей в ответ Хан, — дайте мне, пожалуйста, чай с… — он вдруг замолкает и поворачивает голову к Минхо, стоящему чуть поодаль от касс и витрин. Медик на это цинично поднял брови, ожидая, когда Джисон озвучит заказ. Наверное, он единственный здесь, у кого имеется почти работающий антидот против демонического обаяния. Парень повернул голову обратно к девушке и сказал первое попавшееся. То, что вспомнил из недавнего перечисленного человеком, — чай с бегемотом. — Что, простите? — переспросила девушка. Может, заработалась уже и не расслышала. — Мне чай с бегемотом, — увереннее и громче повторил Джисон, — и пятью ложками сахара, — тут же добавил следом. Минхо, когда услышал произнесенные чуть ли не на весь кафетерий слова, машинально прикрыл рот пластиковым стаканом с чаем, постаравшись сдержать рвущийся наружу хохот. Он отвернулся от кассы и быстро зажевал улыбку, сделав вид, что не знает парня, вместе с которым зашел в заведение. Минхо быстро вышел из кафетерия и наконец-то рассмеялся, больше не смея сдерживать эмоций. Морской ветер задул в лицо, волосы заслонили взгляд, направленный в панорамные окна, за которыми девушка, работающая на кассе, не сдерживает смешка, но быстро возвращает деловитое выражение лица и уточняет заказ еще раз. Эмоций Джисона он видеть не может, но ему это и не нужно. — Какой же балбес, — вслух произнес Минхо, не удержавшись от комментария посреди улицы. Ли крайне трудно воспринимать его всерьез, несмотря на то, что он постоянно себе напоминает об угрозе, которая лежит в желтоглазом демоне с цветением маковых цветов на шее, плечах и ключицах. Джисон же как ребенок в теле взрослого. Каким бы могущественным, зрелым и влиятельным демоном в аду он не был, Хан в человеческом мире — ничего не понимающий, непутевый и незрелый мальчишка. Он кажется безобидным, если не брать в учет его некоторые действия. И это огромная ошибка, ведь Минхо перестает замечать в Джисоне опасность и начинает видеть в нем человечность. — Чертов бергамот… — шипит под нос демон, толкая дверь на улицу. Зато он поднял настроение уставшей девушке под конец рабочей смены.