вскрой мою душу

Слева гаркнула ворона, Минхо плотнее закутался в мягкий светлый кардиган и перешел пустую дорогу, где редко проезжают автомобили. Людей в округе почти нет, на улице моросит неприятный дождь, а в воздухе витает присутствие обильной влажности. У медика распушились волосы, он робко топчется у дома матери, не решаясь войти во двор. Утро выдалось привычно необычным. Это тот случай, когда к странностям начинаешь привыкать. Только обсудили все неточности с Чонином, как его тут же забрал тот, кто является причиной замыленного состояния Минхо. Но, справедливости ради, Хан Джисон не желает зла, во всяком случае, Чонину. Будь наоборот, Ли бы переживал больше прежнего. В настоящее время можно не беспокоиться о том, что другу здесь грозит опасность. Минхо по-прежнему тяжело переварить то, что помимо привычного ему мира — планеты Земля существует еще два отдельных. У человека, обладающего, как выяснилось, слишком примитивными знаниями, не может полноценно сойтись картина. Чонину свыше пятьсот лет, соответственно, Хан Джисону не меньше. Медик, сидящий внутри головы, не желает верить, что организм может столько жить и никак не видоизменяться. В какой момент человечество недоглядело, раз не смогло раскусить столь феноменальную тайну? Это же какой может быть прорыв в науке, познании этого мира… Минхо отрицательно мотнул головой. Прорыв в чем? В том, что люди могут докопаться до истины, которая расскажет о тех, кем они были созданы? Это нелепо. Как и то, что ему наверняка никто не поверит. Пока весь мир не убедится в том, что Рай и Ад существуют, а верующие не восторжествуют, за сохранность конфиденциальности можно не переживать. Миры сосуществуют друг с другом как минимум свыше пятисот лет, и ни один пугливый язык не сможет за один заход поведать все секреты Вселенной. Но Минхо пугает, что именно он незапланированно стал безликим хранителем тайн. Наверняка не он один, но как ему продолжать жить с подобной ношей знаний? Как, работая в морге и постоянно вскрывая трупов, он может не думать о том, куда они попадают после смерти?.. Живы ли хоть где-то из миров знаменитости, умершие, например, в шестидесятых? Минхо дергает ручку скулящей калитки и, не до конца прикрывая ее, проходит внутрь двора. Впереди, накренившись, возвышается небогатый одноэтажный домишко с треугольной крышей и позеленевшим фасадом, что зарос декоративным виноградом. Медик неуверенно мнется на пороге и не решается постучаться в дверь. Сколько себя помнит, он всегда подолгу стоит на улице и пытается набраться как можно больше сил для того, чтобы войти. У него есть собственные ключи от дома, но когда не чувствуешь себя хозяином, то подобное кажется несусветной наглостью. Только Ли хочет постучать, как тут же распахивается дверь, и с внутренней части виднеется худенькая женщина в тоненькой невзрачной кофтюшке. Она удивленно хмурит брови и кидается к Минхо на шею. — Сынок, ну наконец-то! — мать слюнявит прохладную гладкую щеку и совсем не замечает того, что Минхо неосознанно хочет отстраниться. Он терпит шумный поцелуй и смелые касания за плечи, а после стирает следы рукавом, — я все жду-жду, нет никого. Решила выйти на улицу, глянуть, не идет ли кто, а ты вон, — женщина радостно оглядывает сына с головы до ног, эмоционально расплескивая руками, — как у меня чутье сработало. — Привет, мам, — робко кивает Минхо и, проходя в дом, разувается. Пускай он совсем недавно созванивался с ней по телефону, но лично они не виделись около трех недель. И если для Минхо это совсем незаметный срок, то для женщины автоматически — «совсем про мать забыл». Если копаться вглубь, то наружу почти выплескивается ничем не скрытое нежелание проводить с ней время. Просто не хочется. Так бывает, когда всю сознательную жизнь пытался как можно раньше начать жить отдельно. Без чужих советов, контроля и указаний того, как следует руководствоваться своей жизнью. Ли привык чувствовать себя гостем в собственном доме. Хотя он давно уже не его. И никогда им не был. — Ну, как ты поживаешь там один? — издалека начала мама, стоило им пройти на кухню. — Да все нормально, работаю. На плите стоят кастрюльки, из них клубится горячий пар и аромат чего-то пряного. Помещение маленькое, заставленное живыми цветами и шкафами с хрустальными наборами посуды. Посреди кухни, у окна стоит обеденный стол, а по бокам от него — металлические стулья с тонкими ножками и желтой обивкой. Ремонт небогатый и никогда не менялся, но Ли не думает, что это хоть как-то заботит мать. — Отдыхать хоть успеваешь? — вновь спрашивает она, отодвигая стул. Глухой скрип скользит по полу, медик невольно рассматривает клеенчатую скатерть с подсолнухами и настенные наклейки с бабочками. — Конечно, — кивает он, садясь напротив. — Ну, хорошо. Мое сердце спокойно. Кушать что-нибудь будешь? — Нет, я дома поел. — Ну съешь хоть что-нибудь, итак тощий. У меня свинина маринуется сейчас, останешься на ужин? — а взгляд выпытывающий, нетерпящий возражений. Проще согласиться, чем объяснить причину отказа. — Хорошо, — приглушенно улыбается Минхо и коротко поглядывает на часы, висящие над дверью. За окном моросит дождь, об стекло надоедливо бьется здоровая муха, а в одной из кастрюль тихо булькает вода. Серость погоды усыпляет, неторопливые движения матери наскучивают, поэтому Ли отворачивается в противоположную сторону и взглядом цепляется за фотографию отца. Деревянная рамка со стеклом закрывает дыру в стене, которую однажды в пьяном бреду оставил родитель. Глядя на ехидные глаза и слегка насмешливый оскал, Минхо испытывает к нему жалость и непонятную печаль. В голове невольно всплывает вопрос «как могла бы сложиться жизнь, будь он жив?» И тут же он вспоминает про перерождение и возможное существование отца где-то в раю — крайне странном и необъяснимом месте. Больше всего непонятно, почему он не подает никаких признаков того, что все еще где-то жив. Почему покойники никогда не возвращаются и не рассказывают о реинкарнации в ином месте? Возможно, мама бы порадовалась, если бы ей дали надежду. На отца ему давно все равно, или же ему легче так думать, однако сам факт того, что он чисто в теории может быть жив — несомненно удивляет. И пугает. — Тебе помочь с чем-нибудь нужно? — вдруг спрашивает Минхо, заметив копошения женщины у кастрюль. — Да нет, я сама уже все сделала, — замысловато протянула она, — помощников-то нет, — голосом, полным упрека. Минхо вздыхает. — Ну зачем ты начинаешь? Я только приехал. — В этом и проблема, Минхо. Мы с тобой почти не видимся, только по телефону разговариваем. — Я сейчас приехал. Вместо того, чтобы портить настроение, могла бы порадоваться этому. — Тому, что собственный сын наконец-то навестил пожилую мать? — женщина как-то сильно стукнула ложкой по бортику кастрюли, отряхнув ее от воды. — Не драматизируй, пожалуйста, — обреченно протянул медик, не специально закатив глаза, — ты опять все переворачиваешь. — Вечно у тебя все виноваты. Один ты у нас хороший. — Прекрати, — раздраженно процедил патологоанатом, — я не хочу продолжать вести этот диалог в никуда. — Мне уже с сыном поговорить нельзя? — мама заметно повысила голос, у Минхо будто бы разболелась голова. Каждый раз одно и то же, — что не спрошу, так ты сразу все в штыки воспринимаешь. Постоянно огрызаешься, — она вдруг замолчала, набирая в легкие больше воздуха, а после выплюнула, — хам. Сейчас грубишь, а на могиле будешь реветь крокодильими слезами. С шумом отодвигается стул. Минхо пулей вылетает из кухни в ванную и нервно открывает кран. Он набирает в ладони холодную воду и ополаскивает лицо пару раз, в отражении зеркала на него глядит мальчишка, что каждый раз плачет, когда его родители в очередной раз разбрасываются подобными речами. Минхо плакал, когда отец с матерью, ссорясь, впутывали его в конфликт, а после говорили, что из-за него разведутся. Он жевал слезы, когда его грозились сдать в детский дом из-за плохих оценок и закатывал огромные истерики, когда отец уходил из дома «по его вине», а не потому мама нескончаемо «пилила» — просила перестать пить. К годам тринадцати Минхо мечтал о том, чтобы родители развелись или отдали его в интернат. Больше он не плакал, когда мама начинала свою игру — он раздражался и огрызался, а потом терпел, пока его лупили. Мать перестала его бить, когда поняла, что Минхо дорос для того, чтобы ответить и дать сдачи. «Воспитывать» стал отец, пока не спился, а она лишь давала возможность почувствовать вину. Сын хватает кусок обмылка с мыльницы и долго мнет его в руках, вспенивая воду. Его мать всегда такой была: изворотливой, тяжелой, удушающей. Как правило, в семье именно она руководила настроением каждого. Если у нее плохой день, Минхо это ощутит на себе. Одно не понравившееся слово старшая Ли закидает десятками подобных. Патологоанатом не любит приезжать домой, но вопреки всему любит мать. Ему тяжело с ней видеться по той простой причине, что она самый обыкновенный энергетический вампир, из-за которого на пару дней пропадает желание контактировать вообще с кем-либо. Сейчас выводит на эмоции, а через десять минут расскажет про статью, вычитанную из интернета или про сапоги, которые хотела купить, но не купила. Минхо молча возвращается на кухню, женщина стоит у плиты спиной к нему и ложкой пробует содержимое одной из кастрюль. — Дыню будешь? — как ни в чем не бывало, спросила она, — там в саду вишня спелая, сходи поклюй, пока ужин готовится. Минхо вновь вздыхает. Мама очень нестабильная. С ней тяжело поддерживать общение, и как же хорошо, что Ли рано вылетел из семейного гнезда. — Не, не хочу. Можешь чайник поставить? — Опять чай? Уверена, ты и дома его постоянно пьешь. Это же вредно, чай кальций размывает. — Не вреднее сигарет и алкоголя. Мама что-то бубнит себе под нос, но идет набирать в чайник воду для того, чтобы поставить его на огонь. Минхо благополучно пропускает ее нотации мимо ушей. — А я тут работаю допоздна целыми днями, — вдруг поделилась она, усаживаясь на стул. Влажное полотенце улеглось у нее на коленях, — тяжело уже. — А зачем? — терпеливо поинтересовался сын, дернув щекой, — я же тебе каждые две недели деньги скидываю. — А я их не трачу, можешь забрать. Минхо понимает, к чему все идет, но не может не спросить. — Почему не тратишь? Я же специально их скидываю, чтобы на жизнь хватало. Зачем ты так работаешь много? — Поучи меня еще как мне жить, — хмыкнула женщина, поднимаясь с места, — лучше вон, — она ткнула пальцем в нижние ящики столешницы, — кастрюлю достань, а то мне нагибаться тяжело. Минхо правда очень тяжело находиться с матерью. Кипит чайник, медик наливает в кружку кипяток. — Чем хоть занимаешься помимо работы? — интересуется мама. — Гуляю в основном на свежем воздухе. — Девушку небось уже нашел? — Пока нет. И вряд ли найдет. — Ну, ты не тяни, пора бы уже. Минхо садится за стол и обреченно посматривает на настенные часы. Как же хочется домой. Он даже сказать не может, где ему хуже: с матерью или в своем доме с Джисоном.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              За окном стоит темень, на извилистые дороги опустился ночной туман. Минхо выходит из ванной комнаты, вытирая полотенцем волосы. Около часа назад он приехал домой после времяпровождения у матери. Медик сыт не только мясом, но и ее нравоучениями. Несмотря на то, что готовить ужин не нужно, настроение все равно паршивое. У мамы мастерски получается играть на чувствах, строить из себя жертву и добиваться того, что ей нужно через дешевые выходки с перепадом настроения. У Минхо из-за этого автоматически выявляется наружу неконтролируемая злость и агрессия. Возможно, именно из-за этого он стал человеком с тяжелым характером. Мы — порождение наших родителей. Их воспитание или его отсутствие делает нас теми, кем мы являемся сейчас. Судьбой могут управлять знакомства, институты, но это все вторичное. Дорогу прокладывают именно родители, и только от них зависит, какие качества будет губкой впитывать их ребенок. Да, окружение тоже влияет на мировоззрение, но задача матерей и отцов объяснить своим детям, что такое «хорошо», а что такое «плохо». Однако стоит сказать маме отдельное спасибо за то, что смогла отвлечь его от насущных мыслей о бессмертных существах. Правда, совсем ненадолго. Магия тут же рассеялась, когда медик переступил порог собственного дома. Лихое одиночество накрыло его с головой и вынудило почувствовать страх неизвестности. Чонин никак не давал о себе знать с момента, когда вместе с Хан Джисоном растворился на кухне. Раньше это не было проблемой, а теперь появилось беспокойство. Но раньше Минхо и догадываться не мог о том, насколько удивительной бывает жизнь. Какое же поразительное стечение обстоятельств, за которым следует новая череда событий. Джисону повезло наткнуться на след пропавшего Ян Чонина в лице патологоанатома Минхо, которому по чистой случайности привезли в морг тело желтоглазого демона. Изменилось бы что-то, если бы снизошел на Землю днем раньше или днем позже, когда Ли не работает? Минхо босыми ногами шлепает на балкон, оставляя за собой влажные следы ног. Он захватывает зубами сигарету и негромко ставит музыку на телефоне. Чиркает колесиком зажигалки, тоненький огонек обнажает сгорбленный силуэт. Вдалеке виднеются очертания волн и морских барашков. Вода темная, черная — сливается с небосводом, на котором незаметны звезды из-за тяжелых туч. Возможно, ближе к утру пойдет дождь. Дом стоит на склоне утеса, почти на вершине. Снизу расстилаются красивые природные виды, которые спрятаны под завесой тумана и ночи. Янтарь дымится на устах, дым ползет прочь из открытого нараспашку окна, сосны пьяно покачиваются в хаотичном ритме. Медик прикрывает глаза, веки пощипывает от усталости. Музыка приятно разливается по неосвещенному балкону: «You've got me nervous to speak Ты заставляешь меня нервничать, когда я говорю, So I just won't say anything at all Так что я совсем ничего не буду говорить. I've got an urge to release Я хочу освободиться» Словно весь мир затаил дыхание для того, чтобы насладиться тихо играющей музыкой. Даже комары не шумят под ухом. У Минхо привычно начинает першить в горле из-за курения, он сухо кашляет в ладонь, пальцы которой сжимают сигарету. Пепел сыпется вниз с окна на клумбы и на продавленные половицы прохладного пола. У медика заслезились глаза, сердце гулко заколотило в грудной клетке. Песня остается догорать позади, а сам Ли уходит с балкона на кухню и наливает стакан воды из фильтра, осушая его залпом. Першение, кажется, отступило, но если один раз кашлянуть, то весь процесс повторится вновь. Он наливает еще бокал, но пьет воду уже сдержаннее — будто смакует вкус на языке. Сегодняшний день выдался непонятным, впрочем, как и многие предыдущие. К ним начинаешь привыкать, но не хочется совершенно. Минхо не желает подстраиваться под обстоятельства, он хочет, чтобы они уступили. Ему не нравится быть поставленным перед фактом, ему не нравится быть заложником ситуации. В Фандертауне он всегда чувствовал свободу под строгим присмотром обязательств и совести, так что же поменялось сейчас? Тот же принцип, те же правила игры, но новая суть. Патологоанатом делает глоток и хочет поставить стакан на стол, как в этот момент слышит знакомый сладкий голос позади себя и неосознанно вздрагивает, пугаясь. Минхо чуть ли не давится водой, а стакан едва не выскальзывает у него из рук. Его не удивил тот факт, что к нему вновь беспардонно заявился демон. Этого следовало ожидать, но Минхо испугался того, что внезапные появления Джисона никогда не получается предугадать. Он показывается в те моменты, когда этого меньше всего хочется. — Все никак понять не могу, зачем ты это делаешь? — демон отталкивается от дверного косяка и выходит на желтоватый свет, исходящий из плафона, — тебя же убивает курение. — Потому что мне нравится, — отвечает медик, повернувшись вполоборота. Наконец, он громко ставит стакан и вытирает мокрые губы рукавом. — Нравится то, что тебя убивает? — короткая усмешка растворилась в прохладе ночного воздуха, — опрометчиво. Для чего люди губят себя, зная, что их жизнь и без того короткая? Обманчиво юный парень облокачивается о раковину и складывает руки на груди. Золотой свет вытяжки склевывает тени на его медовой коже, а в янтарных глазах заплясало пламя огнеопасного ехидства. Еще мгновенье, и искры электрического разряда, проходящими между их взглядами спалят кухню до тла. — Когда знаешь, что не так много времени осталось, стараешься угнаться за всем, — хмыкнул Минхо, с вальяжной безмятежностью отзеркалив позу демона. Он облокотился на стол и выжидающе взглянул на Хана, — в этом наша суть, — уверенно продолжил голос, переходя на завораживающий полушепот с хрипотцой после курения, — в жадности и любопытстве. Люди живут одну жизнь и живут одним днем, они не знают, что после смерти их ждет еще жизнь, люди могут только догадываться до этого. — Но ты теперь знаешь. — И это подкупает не игнорировать то, что губит, но нравится, — расслабленно протянул Минхо. В желтых омутах Хана заиграл некий интерес и азарт к происходящему. Минхо больше не боится его, и демон чувствует это. В какой момент прошла стадия отрицания и пришло смирение вместе с принятием? Джисон наклоняет голову вбок, пытаясь разобрать, в чем причина. Он слышит чужое, слегка похрипывающее дыхание, у Минхо на губах запряталась едва заметная издевка и желчь. — И все-таки люди глупы, — наконец, вздохнул Хан, потеряв логическую цепь. Ему наскучило ломать голову над заезженным анекдотом, который лишь прикрывается интересным каламбуром, — не столько глупы, сколько безнадежны. — Как знать, как знать… — плотоядно усмехнулся патологоанатом, добившись того, что хотел. Но в следующий момент его голос стал сухим и недовольным, демон невольно закусил нижнюю губу, чтобы не оскалиться довольной улыбкой, — и что же тебе нужно от меня, Хан Джисон? Он тоже добился того, чего желал. — С чего ты взял, что я что-то от тебя хочу? Неужели не веришь в то, что просто повидаться захотел? — Не верю. Ах, ну да, — цинично подвел медик, — умный демон же просто так решил заявиться к глупому человеку. Чтобы отчитать как ребенка. — У кого-то был плохой день? — Джисон насмешливо выгнул бровь и оттолкнулся от столешницы. Татуировки и руны словно заплясали у него на коже. Минхо вдруг замолк. С самого утра как-то не так пошел, а встреча с матерью окончательно выжала из него все соки. — Он был замечательным до того момента, пока незваный демон сюда не заявился. Хотел повидаться — вот он я, — Ли развел руками в стороны, — а теперь уходи. Через дверь, пожалуйста. — Не очень-то гостеприимно. Не похоже, что демона это задело. На удивление он подчиняется и следует с Минхо по коридору прямиком к выходу из квартиры. Патологоанатом только сейчас заметил, что у парня взаправду немного светятся глаза, прямо как у кошек. В голове возникло резкое чувство подвоха, уж слишком просто Джисон согласился пойти прочь. Минхо, не попрощавшись, захлопывает перед ним дверь и облегченно вздыхает. У Хана такая аура невыносимая: тяжелая, неприятная, удушающая. Стоило ему уйти, как Ли стало дышать намного легче. Свет в прихожей выключен, гусеница обуви стоит по стойке смирно вдоль стены. Медик подтягивает домашние штаны и возвращается на кухню, где за столом сидит Джисон, с незаинтересованностью разглядывающий чашку. Минхо вдруг стопорится в дверном проеме, непонятливо нахмурив брови, а после, прокрутив голове что к чему, отмирает и недовольно цокает. — Это, по-твоему, должно быть весело? — раздраженно выпаливает Ли, с гулким скрипом отодвигая стул напротив юноши. — Ты себе не представляешь насколько, — Джисон расплылся в злорадной улыбке. Он буквально наслаждается тем, что выводит человека на эмоции. — Тебе заняться у себя в аду нечем? — Ты прав, я пришел не просто повидаться. — Да что ты, — фыркнул медик, сев за стол напротив Хана, — ты теперь ко мне будешь лезть всю жизнь? — из-за злости голос соскочил, чем вызвал новую волну удовлетворения у визави. — Хорошая идея, — качнул головой Джисон, — но радуйся, чахоточный, она у тебя все равно будет недолгой с такими привычками. Мне просто стало интересно, почему именно ты, — он провел пальцем по кромке чашки. — Почему я что? — Почему тобой дорожит Чонин, — палец вдруг замер воздухе, в следующий момент юноша отодвинул от себя посудину и лукаво взглянул на Минхо, сверкнув янтарными глазами, — почему его привлекают люди. С улицы внезапно подул сильный порыв морского ветра, из-за чего балконное окно громко захлопнулось, а стекла задрожали. Минхо вздрогнул и остановил взгляд на уличных соснах, сильно накренившихся к друг другу. На кухне начала моргать лампочка, быстро сменяя свет на тьму. То ли от внезапной перемены погоды, то ли от бесовского влияния. Глаза моментально устали находиться в подобном состоянии, стало неуютно. — Тебе следует спросить у него это напрямую, — Минхо взял себя в руки, ненадолго прикрыв глаза, — где он, к слову? — Мне он не докладывает, уж прости. Наверное, где-то неподалеку шляется, раз ад ему не по душе, — Джисон безразлично пожал плечами. Два желтых проницательных глаза прибивают к стулу не хуже гвоздей. В мгновения, когда свет гаснет, медик боится, что после его появления он не увидит Джисона напротив себя. Словно в один из моментов тот внезапно окажется в нескольких сантиметрах от него, как появление страшилки в хоррор-фильме. Ветер нахально свистит в квартире, пролезая в самые юркие места. Минхо тревожно находиться один на один с тем, чьи действия невозможно предугадать. Однажды Хан Джисон уже вышел на улицу полностью голым и перерезал себе горло. Теперь непонятно, на что он еще может пойти для того, чтобы избавиться от скуки. — Ой, что-то свет у тебя барахлит, — безмятежно говорит Джисон, когда лампочка перестает моргать и возвращается в привычное рабочее состояние. Сразу ж и ветер стихает. Взгляд демона внезапно сужается, когда он замечает, что на Минхо совсем лица нет. Человек заметно побледнел от страха и тревожности, — ты боишься меня? — заговорщическим шепотом спрашивает он, наклонившись ближе к середине стола, — мне это льстит, — а после легко тянет уголок улыбки, — я останусь у тебя на ночь. — С какого перепуга? — не ожидая от себя, тут же грубо выпаливает Минхо. Дымка страха рассеялась, на место пришел здравый смысл. Некогда бояться, когда перед тобой сидит синоним непредсказуемости. — Потому что я так хочу. — Нет, — ядовито шипит Ли, — ты не останешься у меня. — Хочешь поспорить? — игриво поинтересовался юноша, — предлагаю сделку, ты мне рассказываешь больше о людях, а я меньше буду докучать тебе по жизни. Но ты же понимаешь, что это выбор без выбора, я в любом случае останусь тут, лишь предлагаю тебе выудить для себя выгоду. — Живи, где хочешь, — вздохнул он, потерев виски. Этот день уже ни чем не испортить, как же все надоело, — только заходи через дверь, люди так и делают, — Джисон рассмеялся, — я серьезно, — взглянул на него Минхо, — хочешь переночевать у меня дома, ходи как человек. Парень с чарующими янтарными глазами пропустил его реплику мимо ушей. — Ну вот, можешь же быть умным человеком, когда хочешь. Где я буду спать? — На полу. — Как домашний питомец? — Нет, — настигло короткое молчание, — у людей питомцы чаще всего на кровати спят с ними. Джисон вдруг растворился будто бы его и не было в квартире Минхо, не успел патологоанатом выдохнуть, как его позвал демонический голос со стороны спальни. Ли ничего другого не оставалось, кроме как последовать за ним. — Да уж, — заключил Хан, — не понимаю, как ты спишь на такой маленькой кровати. Я буду спать здесь, — он тычет пальцем на длинный бутафорный шкаф, а в следующее мгновенье оказывается на его верху. Наверняка на нем много пыли. — Не вздумай его сломать, у меня нет денег на новый. Не удивлюсь, если он старше меня. — Ничего, я тебе из Преисподней притащу один как-нибудь. — Одна ночь, — пальцем показывает Минхо. — А ты за одну ночь уложишься, рассказывая мне о человечестве? — Джисон полно лицо рукой и взглянул на человека сверху-вниз. — Ты не хочешь знать о человечестве. — Да ну? Минхо включает рыжую настольную лампу и раздвигает плотные шторы в разные стороны, обнажая туманную дымку за окном. Основной свет спальни не горит, ковер на стене визуально уплотняет помещение. — Ты хочешь разобраться в том, почему Чонин выбрал какого-то человека вместо тебя и тебе подобных, — Джисон резко поменялся в лице, Минхо мягко присел на край кровати, оперевшись на руки позади себя, — я не прав? Тебе далеко все равно на людей и то, как они живут. Ты считаешь себя выше, чем все остальные. Привык, что каждый стелится перед тобой, так как думает, что в случае чего пост Сатаны займешь именно ты. Они думают, есть шанс того, что однажды ты станешь править адской империей. И теперь у тебя диссонанс, почему же тот, кто тебе дорог, поставил на первое место не тебя — всеми любимого и обожаемого, а то, что ему нравится. То, что у тебя вызывает отвращение. Чонин поставил на первое место каких-то там глупых людей вместо тебя. — Ты пытаешься сделать вид, что видишь меня насквозь, но сам выглядишь нелепо. — Разве я выгляжу нелепо? Может, люди и глупые, но любят копаться в тайнах и том, что им незнакомо. По тебе буквально видно, что и кто тебя беспокоит. Происхождение у демонов и людей разное, а суть, как выяснилось, одна. — Ты, как и другие люди, видишь лишь то, что тебе позволяют видеть. Тычут в подсказки, как маленького котенка мордой в лоток. Не будь самонадеянным, Минхо, — беззлобно предупредил Джисон и свесил руки со шкафа вниз по стене, — самоуверенность губит, медленно, как курение, — он тянет по слогам слова, подобно меду, — с садизмом. В движениях Джисона чувствуется вальяжность и раскрепощенность. Ему не нужно показывать силу, которая значительно превышает человеческую или специально внушать страх для того, чтобы показать на что он способен. Ему не нужно ничего доказывать кому-либо. Джисон — аксиома, абсолютная истина. Он, подобно змее, затаился в углу комнаты, выжидая, когда жертва сама попадает ему в лапы, чтобы своевременно задушить её своим телом. Хан анализирует эмоции других, следит за незначительными на первый взгляд вещами и складывает воедино отношение к себе. У людей это называется «проницательность», у бессмертных — навык выживать и доверять только тому, кто этого достоин. Демона забавляет, когда Минхо огрызается и зубоскалит, а после, совсем на секунду, роняет самодельный невидимый щит и испытывает липкое чувство волнения. Патологоанатома больше не колошматит от страха на постоянной основе, он больше не трясется, завидев Джисона, но в какие-то моменты иногда мелькает осознание того, что он всего лишь маленький хрупкий человек на фоне безграничного мира, полного неизвестности. Пока у одного чувство преимущества, у другого ничего, кроме незащищенности. Минхо тихо вздыхает и хватает со спинки стула мягкий бежевый кардиган, стоя к Джисону спиной. Стоит ему закрыть глаза, как под веками вновь начинает пощипывать из-за долгого бодрствования. Медик несмело поворачивается к юноше, что лежит на пыльном шкафу, подперев ладонями лицо, и вдруг беззаботно, со смирением произносит: — Раз у нас намечается чаепитие с разговорами по душам, то к чаю нужно купить тортик. Ты сладкое любишь? — Я не помню, когда в последний раз его ел. — Ну и замечательно, я в магазин, hasta la vista, — отсалютовал он на прощание и покинул дом, оставив демона в одиночестве со своими чертями. Джисон насмешливо приподнял брови, но говорить что-либо не стал и позволил ему уйти. Кто еще для кого открытая книга. Минхо в ту ночь так и не вернулся обратно, Хан его и не ждал — слишком скучно и напрасно. Торт на кухне не появился, а ароматным чаем и не пахло. Разве что легким сигаретным дымом и шампунем, которым Ли недавно помыл голову.