вскрой мою душу

Минутные стрелки беспрепятственно кряхтят дальше, проходя по одному и тому же месту в очередной раз. Влажность пробирается в квартиру медика через открытую дверь лоджии, за окном заморосил противный дождь, сдуваемый ветром в сторону. На плите тихо потрескивает конфорка, и по кругу зажигается синеватый огонь. Чонин поставил чайник на металлические прутья, слегка испачканные в жире, и насыпал в две цветастые кружки по ложке травяной заварки. Минхо чуть замыленно глядит на спину друга, осоловело хлопая глазами, и комкает в руке бумажную салфетку. Тихий шелест оседает в тишине кухни, вместе с порой сиплым дыханием астматика, урчанием газа и легким потрескиванием холодильника. Молчание ощущается затишьем перед бурей, словно усиление ветра перед первыми раскатами грома и крупными каплями дождя. Механизм заучен до мелочей. Ян кладет в одну кружку ложку сахара и разбавляет кипяток водой из-под фильтра, а вторую сразу ставит перед Минхо, чем возвращает его в реальность. — Спасибо, — тихо молвит врач и обхватывает нагревшееся стекло двумя руками. — Все еще не понимаю, как можно пить настолько горячий чай. — А разбавлять чай холодной водой — кощунство, — Минхо пожимает плечами и тянется ладонью к круглым пластинкам сушеных апельсинов, кидая один себе в кружку. — Больше желание сохранить в целостности язык, — следом хмыкнул Чонин, затем присел на соседний стул, взглянув на растрепанную салфетку, зажатую меж пальцев друга. Волнуется. Демон коротко вздыхает и отворачивается к балкону, провожая темными глазами ворону, что пролетела мимо. В воздухе витает аромат цитрусовых и бергамота, по стенкам кружки скользит чайная ложка — в последнее время для Минхо это стало ритуалом. Таким способом оказалось проще всего успокоиться, получше любой медитации под томный голос из видео-ролика. Ян сделал первый глоток, теплая жидкость опалила блестящие из-за чая губы. На серьезный разговор никогда не бывает легко решиться, особенно, когда есть стопроцентная уверенность в том, что его суть повлияет на окончательное решение и выводы. Бордовые волосы, окутанные мглой утренней кухни, кажутся черными. На вытяжке тускло горит желтоватый свет лампочки, который зацеловывает мягкую кожу лица, сливовые синяки под человеческими глазами и отбрасывает блики звезд на граненые стаканы, сохнущие на полотенце. Парни недолго сидят друг напротив друга, между ними неудобная табуретка, поставленная больше для декора или убеждения того, что кухня больше, чем кажется. Чонин делает последний короткий глоток, пока у Минхо запотело лицо из-за горячего пара от кружки, и, наконец, говорит: — Я знаю, что ты хочешь узнать как можно больше, но я предупрежу тебя сразу, — опущенные вниз ресницы подрагивают, подобно крыльям мотылька, невесомая морось залетела в кухню и закружилась вокруг плафона, вуалью ложась на волнистые волосы, — я не могу тебе выдать все тайны. Особенно опасные, в первую очередь, для тебя. Я предполагаю, что тебя может интересовать, — оба услышали именно «кто» на этом моменте. Минхо показалось, что тот намекает на Хан Джисона, — к чужим секретам я не имею никакого отношения, поэтому не осуждай меня, пожалуйста, за недосказанность. Так будет безопаснее и для тебя. Но я расскажу все, что в моих силах, за эти пару лет много всего накопилось, не говоря уже о паре тысяч лет. Минхо отставил разноцветную кружку с треугольниками в сторону и сложил локти на клеенчатой поверхности обеденного стола, приготовившись слушать. Чонин решился говорить не сразу. Рассказ он начал с самого появления на свет, неловко сминая складки клеенки с желтыми подсолнухами. Мальчишка родился на окраине маленькой охотничьей деревни, расположенной где-то на стыке земель между нынешней Францией и Швейцарией. Отца своего юноша совсем не знал, как и женщина, подарившая ему жизнь. Ребенком он был нежеланным, потому что по воле случая стал плодом чудовищного изнасилования в рыбацкой таверне поздно вечером, когда к юной девушке, работающей там, даже на помощь прийти никто не мог. После совершенного преступления пострадавшая всячески пыталась избавиться от выродка, из-за которого она с каждым днем слабела все больше. Чонин, находясь в утробе матери, медленно ослаблял ее иммунитет и, сам того не подозревая, сводил маму в могилу, в то время как она отдавала все свои силы ему. А в один из дней ослабевшая девушка, держась за плотный живот, свалилась в мешки, забитые рыбьими потрохами. Падая в грязь с неумолимой болью, она ненароком с полок скинула банки с дорогой солью и нескончаемо ругалась на свое омерзительное пузо, которое доставляло дискомфорт. Из-за сильной нагрузки в лавке будущая мама родила намного раньше нужного срока, но в руки взять дите так и не смогла, так как испустила последний вдох раньше, чем новорожденный младенец заплакал в первый раз. Недоношенный ребенок родился в грязном подсобном помещении, пропитанном тухлым запахом гниющих потрохов, в которых копошатся белые опарыши. После родов не ставшая мамой девушка так и уснула навечно, не сомкнув глаз. В застывших зрачках отражались мельтешащие мухи, за дверью доносился детский плач и успокаивающие щебетания полной женщины, у которой грудь и живот слипались воедино в большой шар, а над губой виднелась чуть темная щетина. — Ну тише-тише, — она торопливо качала окровавленное тело младенца, поддерживая ребенка за головку, — мамка твоя померла, а ты жить будешь. Слышишь? Бог даровал тебе жизнь, а ангелы благословят судьбу. Будут звать тебя Нино, как моего покойного отца. Так и родился человеческий мальчик Нино. Эту историю парень услышал от высокой коренастой женщины с ненавязчивой щетиной на губе, что принимала роды у усопшей девушки, а позже взяла мальчишку на воспитание к себе. Так юный Нино стал называть хозяйку рыбной лавки матерью. Она воспитывала мальчонку со всей строгостью, присущей людям того времени, в котором человечество только начинало постигать зачатки цивилизации. До электричества, создания денег и любви к окружающему миру было еще далеко. Несмышленые люди верят в богов и высшие силы, что благословят их, если они идут по правильному пути — пути подчинения и проклинают, если смеют ослушаться. Может, та женщина и любила его, но драгоценные камни и золото ее привлекали больше. В особенности речной жемчуг, который скупала у знакомых морских разбойников. Нино стал хорошей заменой покойному мужу и более живучей зверушкой, у которой есть шанс прожить больше, чем корова, свинья или лошадь. Люди в те времени жили ничтожно мало и даже не подозревали, что их создатели, о которых они могли только догадываться, воспринимают их точно так же, как скот, у которого есть шанс на выживание. Чем больше власть, тем шире размах идей. Нино рос безграмотным неряхой, без целей слоняющимся по улицам, впрочем, как и многие дети. Юноша бегал по пассажам без крупицы золота, рукой проводил по меж прилавков и воровал яблоки вместе с копченым мясом, пока крупные бородатые мужчины отворачивались на покупателей. Конечно, не каждая кража проходила гладко, в некоторые разы Нино был сильно близок к тому, чтобы ему отрубили руку. В маленькой деревеньке, стоящей на стыке нынешней Франции и Швейцарии, не делали поблажек детям и женщинам. За каждое совершенное преступление судили жестко, причем преступлениями считалось не изнасилование, а покушение на собственность богатого помещика. Приютившая Нино женщина была неприлично богатой барышней, до одури жадной и завистливой. Если в настоящее время вопрос коррупции остается открытым, то в то время на ней было построено абсолютно все. У владелицы рыбной лавки было множество возможностей пристроить сына в церковную школу, какой-нибудь монастырь или подмастерьем в шляпный магазин, но вместо этого она копила богатства на конец света, а Нино приходилось попрошайничать на площади. Деревня была маленькая, и все друг друга знали, а потому он часто позорил мать, когда снова и снова всплывали новости о воровстве на базаре. Женщине доставляло удовольствие бить ребенка розгами для почтовых лошадей и смотреть на то, как полосы рассекают нежную кожу, разрывая ткани до глубоких ран. К восьми годам у него вся спина была обсыпана уродливыми рубцами. К девяти он в первый и в последний раз убил человека. Так получилось совершенно случайно. Глупая неосторожность повлияла на исход жизни и то, какой лотерейный билет выпадет сразу после ее окончания. Кто бы мог подумать, что после смерти существует новая жизнь, вот и Нино об этом не думал, когда наткнулся на местную шпану недоброжелателей. Однажды он воровато плелся по темному переулку, стараясь не наткнуться на ребят, с которыми не ладит. Дети из рыбацкой деревни довольно жестокие создания, Нино своими глазами видел, как они отрезали ухо одному из мальчишек, что отказался отдавать им крошечного котенка. В средние века жестокостью трудно хоть кого-нибудь удивить, о чем может идти речь, если из главных развлечений у людей — казнь преступников и сжигание молодых красавиц? К несчастью, Нино не повезло, и в узеньком переулке он напоролся прямо на компанию задир, плетущихся вдоль окон, с которых выливают смердящие помои на проходящих мимо жителей. — О, гляньте-гляньте! — радостно взвыл один из малолетних разбойников, — это же тот брошенка. — Точно, Нино, тот самый ничейный сын, — быстро закивал второй, — а ну иди сюда к нам, сиротка! — У меня матушка есть, дуралеи, — хмуро отозвался мальчик и в ужасе глаза распахнул, когда шпана устрашающе скривила чумазые лица в его сторону. И хоть Нино не считал владелицу рыбной лавки своей матерью, но в стороне он оставаться не мог. С самого рождения паренек рос гордым и умеющим за себя постоять. Несмотря на то что мальчишка не знал элементарных правил письма да и читать совсем не умел, он четко понимал, когда нужно бежать, чтобы не прилетело кулаком в нос. Пока дети не очухались, девятилетний ребенок побежал в обратную сторону, наступая на неприятно пахнущие очистки овощей. Солнце медленно скрывалось за горизонт и погружало узенький переулок в кромешную мглу. Возможно, в куче мусора, раскиданной по всей полосе вдоль домов, могли прятаться бродячие животные или крысы, но Нино их видеть не мог, так как, сломя голову, несся подальше от безлюдной улицы. Позади шепелявили дети с гниющими зубами, выкрикивая грязь про ребенка. Сердце трепыхалось в ужасе, когда мальчик припрыгивал кирпичи и пролазил под тянущимися веревками с влажным постельным бельем и балками. Совсем быстро его окружили и зажали в угол, начав пинать ногами и громко гоготать, наслаждаясь поимкой сиротки. Он, словно рыба, запутанная в сети, бился телом об землю и судорожно старался выбраться из западни. Ничего больше не оставалось, кроме как защищаться. Нино пытался отбиваться пыльными руками и одновременно с этим закрывать лицо от ударов. Оно было и без того сильно перекошенным: нос ломали дважды, на брови уродливый шрам, голова местами лысая из-за лишая, на подбородке розовый ожог. Внезапная смелость прилила вместе с кровью к мозгу, юноша понял, что пора действовать, а не надеяться на помощь из ниоткуда. Нино схватил ближайший камень и, громко закричав, ударил им самого крупного в висок, от чего мальчишка, одетый в заношенные лохмотья, замертво свалился наземь с кривой дырой в черепе. Свежая кровь потекла по земле, перемешанной с червями, мочой пьяниц и отходами, которые обычно выбрасывают из окон. Глаза ребенка закатились, а рот так и остался приоткрытым. Возможно, через пару часов, если никто не найдет тело, его начнут обгладывать голодные вороны. Нино оскалился, готовясь сражаться, и не сразу заметил, что хулиган не приходит в себя и даже не шевелится. Он так и замер с острым камнем в руках, непонятливо глядя на еще неостывший труп. Осознания убийства не было. — Жан, ты чего? — неуверенно произнес лучший друг умершего мальчика, — вставай… — Сиротка убил его! — паникуя, взвыл еще один, — он не двигается! Он помер, помер… — мальчишка вдруг схватился за голову и заревел, подобно раненому зверю. Тело затрясло от страха за свою жизнь. — Он же дышит? — Он не дышит, не дышит! — паника стала пробираться до каждого, в особенности до остолбеневшего Нино, у которого тут же ноги подкосились и коленки затряслись. Не ожидал он подобного. — Я не хотел… — тихо прошептал он и тут же бросился бежать, разглядев в руках лучшего друга Жана блеск острия. Второй мальчишка яростно закричал на эмоциях и оттолкнул приятеля, что закрывал его он виновника в смерти хулигана. За Нино началась погоня не на жизнь, а на смерть. В буквальном смысле. Око за око, зуб за зуб — тогда были такие законы. Если Нино убил их товарища, то они обязаны утянуть его в могилу следом за другом. В настоящее время ничего толком не поменялось, месть слишком давно живет на этом свете, она прочно укрепилась в взглядах человечества. Агрессия проявляет большую агрессию, а потому, к несчастью для пацифистов, войны не прекратятся до того момента, пока люди не вырежут из себя желание разрушать, ломать и мстить. Криволицый Нино поднялся по ступенькам лестницы на крышу, тяжело дыша. Легкие горят, как от огня, желудок свернулся в трубочку от изобилия страха за собственную жизнь. А что тетка-то скажет? Мальчик побежал по ржавой трубе, которую опрокинули между зданиями для удобства, спотыкаясь о болтики и выступы. Никто, кроме ребятни, по ней не шатался, потому что высота под ногами внушительная, а прочность самодельного моста — нет. Ноги из-за сильной боязни стали путаться и перестали слушаться. Когда ребенок дошел до середины, его нагнали хулиганы, но они почему-то побоялись переходить по железяке все вместе. Труба скулила и поскрипывала от веса, который держала. Нино старался не смотреть вниз до самого конца пути, но невольно взглянул, стоило ему услышать устрашающие слова от шпаны: — Давайте скинем оттуда сиротку, — предложил озлобленный голос, — не помрет, так ноги переломает. И после этого оставшаяся стая хулиганов стала раскачивать трубу в разные стороны, вынуждая её тяжело вздыхать и стонать. Болтики раскачивались и грозились вылезти из металлического каркаса, «мост» трещал по швам, как и сердце мальчугана, у которого на глазах умер друг. Нино испугался и попытался схватиться руками за ржавые выступы, но оказалось слишком поздно. Он не смог удержать равновесие и, заскользив дырявой подошвой, упал на землю с высоты третьего этажа. От сильного удара в голове образовалась некрасивая трещина, череп раскололся, словно арбуз, который уронили со стола. Око за око. Мальчики с края крыши смотрели на сорвавшегося с трубы юношу, пока лужа, выходящая из его затылка, неумолимо разрасталась. Кровь стремительно текла в разные стороны, Нино лежал на пыльной земле и будто глядел на закатное небо. Глаза он так и не закрыл до момента, пока проходящие мимо жители не заметили тело мертвого ребенка и ос, ползающих по нему. Наверное, он и не вспомнит сейчас, о чем тогда думал. Возможно, Нино потерял сознание сразу же после удара о твердую землю или же какие-то секунды чувствовал пульсирующую боль и медленно угасающую жизнь. Наверняка ему было очень больно и физически, и духовно, ведь он так хотел вернуться домой пораньше, чтобы попробовать карамель на палочке. Как же давно это было… Лучший друг Жана вдруг плюнул в сторону, где бился в предсмертных конвульсиях Нино. Да, дети жестоки, как и все в этом мире. — Пошли отсюда. Так и умер человеческий мальчик Нино в возрасте девяти лет. Глупо, быстро и нелепо. Самое интересное началось уже после перерождения и освоения на новом месте, когда Чонин случайно наткнулся на друга Жана в аду. Тогда еще нельзя было замаливать грехи, как это все умело делают сейчас. Если совершил убийство, будь готов гореть в Преисподней, пока кожа не сотрется в пыль. Никаких поблажек для верующих в некого Бога, придуманного ангелами. Бог — точно такой же статус, как президент или монарх у человечества и Сатана у адского мира. Когда имеешь на руках власть, становится проще управлять толпой. В те времена Ад имел бóльшее влияние во Вселенной, чем сейчас. Не последнюю роль сыграли те же самые люди, что, подобно зомби, поверили в пропаганду небесной чуши, которую им прорекламировал Рай. Чем-то похоже на ситуацию, когда мать настраивает своего ребенка против отца, чтобы получить с этого выгоду и собственное удовлетворение. Человек настроил сотни тысяч храмов и церквей, налепил кучу фресок и мозаик, написал портреты неких «святых» — земных прислужников Рая, к которым пришли ангелы и предложили сделку: помощь в поиске последователей в обмен на билет в Рай и высокий чин после смерти. — Ахуеть, — все, что смог озвучить вслух Минхо, — то есть тебя реально убили? А если меня убить, то я тоже?.. — быстро залепетал врач, хлопая ошарашенными глазами, — подожди, а сколько тебе лет в итоге? — Если честно, я сам не знаю, сколько мне на самом деле лет, — буднично пожал плечами Чонин и, заметив замешательство во взгляде друга, пояснил, — в аду мы не празднуем дни рождения, это делают только новоперерожденные, что еще не отвыкли от человеческой жизни, — а затем неловко признался, — четыре сотни точно мне есть. — Ахуеть… — вновь повторил патологоанатом и стал считать по пальцам, — это ты даже не прадед, сколько же там прапра?.. — себе под нос бубнит парень, пока демон сдержанно улыбается, глядя на него, — а ты виделся потом с этой прапратеткой? — Она переродилась в аду, но, к сожалению, почти сразу умерла в потасовке с какими-то демонами. Мне так передали родители. — Возможно, где-то там мой отец, — задумчиво кивнул Минхо, мельком и с печалью взглянув туда, где по ночам растилается ковер звездного небосвода. — Я его искал, — вдруг хмыкнул Чонин, а Ли приподнял бровь, ожидая, что парень скажет дальше, — в аду нет никаких упоминаний о нем. Полагаю, что он в раю сейчас. Ты говорил, что родители у тебя верующими были, это уже прямой билет в Поднебесную. Минхо скрутило от осознания того, что мертвый человек, по сути, жив. Тот, кого он любил и боялся. Тот, кто не умел показывать любовь и заботу по-другому — только насилием и высасыванием энергии. Ему с трудом верится в то, что существуют другие миры, в детстве он бы наверняка сказал «а я знал!», но юность давным-давно прошла и оставила тяжелый шлейф недоверия к изменениям, которые выбивают из привычной колеи. Минхо внимательно слушал рассказ Чонина, изредка задавая конкретизирующие вопросы, но поверить в действительность истории взаправду тяжело, хоть в глубине души он понимает, что все это наяву. Какой бы долгой шутка не была, её срок давно прошел, и смеяться больше некогда. Настало время решать накопившиеся проблемы. Патологоанатом не перебивал и не устраивал истерик, он постарался принять новую реальность со свежей головой, как бы тяжело это не было. Хватит уже боятся, страх лишает возможности жить. Так странно. Чонин буквально пришелец из прошлого. Его существование здесь и сейчас нарушает любые общепринятые человеческие законы физики, биологии и других наук. — А как ты Чонином стал? — вдруг выпалил медик, любопытство в голосе чуть поутихло на следующих словах. Минхо сконфуженно сделал глоток чая, стараясь не наседать на младшего-старшего с вопросами, — ну, тебя же звали Нино… Чонин мимолетно нахмурился, пытаясь откопать более подробные детали воспоминаний, и прикрыл глаза на пару секунд. За окном громко гаркнула ворона, взмахнув черными грубыми крыльями, макушки сосен пошатнулись от морского бриза. — После моего перерождения в аду я случайно наткнулся на молодую пару. Хотя это она на меня наткнулась. Как потом выяснилось, это правители Преисподней. Адам и Ева — он проследил за тем, как скептически выгнулась бровь Минхо и вдруг усмехнулся, — не смотри на меня так, это не первые люди, как сказано в Библии. Ее вообще лучше воспринимать не больше чем сказку. Ну так вот, для них казалось странным, что ребенок попал в ад. У детей ведь не может быть грехов, как считается, — грустно хмыкнул Ян. Чонин с трудом вспоминает те моменты, которые когда-то давным-давно казались четкими и насыщенными. Время проходит и размывает ясные воспоминания, какими бы светлыми они не были. В памяти всплывает иконка «хорошое», и мозг о ней начинает отзываться соответствующе. Тот девятилетний ребенок не понял, что его жизнь оборвалась, когда он попал в клетку, напоминающую адский котел. Был лишь молодой дядя, с непониманием глядящий на мальчонку, а рядом с ним статная девушка — слишком юная для того, чтобы ее можно было назвать женщиной. Позже он узнает о том, что в аду старость — большая редкость. Пара подошла к котлу и внимательно рассмотрела напуганные глаза мальчика. В ад дети не попадают, есть такое правило. Считается, что они еще не успели насобирать грехи, а тут, видимо, получилось. Необычно. — …они приютили меня, и так я стал неофициальным членом правящей семьи — Чонином. Там я и познакомился с Джисоном, он как раз сын Адама и Евы. — То есть он прямой наследник на престол, — в ужасе охнул Минхо, замерев с чашкой в руке. Как на это реагировать тоже непонятно, Ли решил пока собирать информацию, чтобы ей воспользоваться в случае чего. К врагам и опасностям нужно быть готовым всегда, ведь не знаешь, когда те захотят показаться на горизонте, — который не будет править до тех пор, пока родителям не надоест? Ты сказал, что та тетя умерла, когда переродилась. Можно умереть во второй раз? Чонин поджал губы, и Минхо осознал, что влез в больную точку. Ответ можно даже не озвучивать, и без того все понятно. — Можно, — печально вздохнул юноша, переведя глаза на подрагивавший огонь плиты. На ней варятся овощи в мундире, — Адам и Ева погибли в войне, шедшей около пятисот лет назад. О, — неожиданно воскликнул он, переведя взгляд обратно на патологоанатома, — мне больше пятисот лет, — Ли отчего-то заулыбался. Подумал про увеличенное количество «пра» к возрасту друга, — вот только Джисон сам отказался от титула Сатаны на момент гибели родителей. Минхо замолк, переварив знакомое слово из Библии. — А кто тогда?.. — он не договорил. — Чан стал Сатаной, — в лоб ответил Ян, начав сминать в ладони белую бумажную салфетку. — Это кто? Вот и добрались до щепетильных тем, о которых демон не упоминал даже краем уха, потому что иначе бы Минхо узнал его тайны намного раньше, чем сейчас. Если в эту минуту это уже не кажется такой серьезной проблемой, то тогда подобные новости были ты ударом для Минхо и для Чонина. — Мой… — салфетка вдруг разорвалась в клочья. Нервы выкарабкались наружу и схватили страх Яна за горло. Парень, с трудом разлепляя сухие губы, неуверенно произнес, — бывший-нынешний? Минхо тут же выплюнул чай на клеенчатую скатерть. Вода собралась в большую коричневую каплю. — Почему я только сейчас узнаю об этом? — О Сатане? — О бывшем-нынешнем! — прикрикнул медик, откашливаясь, — или что это за ступень отношений? — Прости… — почувствовав себя виновато, вздохнул демон и почесал затылок с бордовыми волосами, — если бы рассказал, то у меня бы не получилось держать в секрете ад и небеса, — Чонин решил продолжить новую историю, пока Минхо откашливается и потихоньку отходит от новой дозы информации, — его родители были хорошими друзьями Адаму и Еве, а потому Чан и Джисон вместе крутились постоянно, да и сейчас крутятся. Сколько себя помню, мы всегда ходили в трио: ругались, мирились, дрались с кем-то и друг с другом… Эти демоны дороги мне. Как и ты… — голос на мгновенье затих. Минхо перевел взгляд на его блестящие темные глаза и коротко улыбнулся, не позволяя себе расчувствоваться до слез. Признание выдалось сухим, но трепетным. Как бы парадоксально это не выглядело, но Чонину важны два демона и один единственный человек из всего человечества, хотя оно и близко ему по духу. — …на родителей Чана удачно произвели покушение, семья Джисона приютила случайно выжившего ребенка, а после смерти Адама и Евы он взял на себя ответственность за судьбу ада. Хранители власти живут куда меньше обычных демонов и ангелов, потому что власть — это благословение и бремя. — Подожди-подожди, — протараторил парень, осознав, что плохо воспринимает новую информацию, — я об этом еще позже переспрошу, мне просто не дает покоя… В смысле бывший-нынешний? Сатана?.. Я, конечно, удивился, что у тебя есть парень, но правитель адского мира?.. Как свыкнуться с тем, что это реальность? — Ну… между нами все сложно, я не знаю в каких мы отношениях на данный момент, есть ли у него еще чувства ко мне?.. Я все-таки сбежал жить сюда, мы с того самого момента не виделись, — тихо признался Чонин, опустив печальные глаза вниз. В этот момент Минхо вдруг осознал, сколько размышлений и тревог таится в голове друга, — жизнь в аду не для меня, — продолжил Ян, — а Чан понять этого не мог. Как и то, что я первоначально человек, а он — демон. Мы из разных миров, и это не метафора, увы. — Ты любишь его? — прямо спросил Минхо, отложив салфетку в сторону. Наступила мертвая тишина. Она остатками разбрелась по разным углам маленькой темной кухни и совсем заглохла без продолжения. Пасмурное небо кажется бездонным и безликим. Не видно ни туч, ни просветов. Чонин почему-то проглотил язык, хотя хотел быть с Минхо по-настоящему откровенным в это утро. Но слова больше не лезут в голову, там полнейшая пустота с одним лишь немым вопросом, на который демону сложно дать ответ. Невнятные щебетания сорок и ворон за окном перебиваются шумом дорог. Любит или нет?.. — Как оказалось, свободу я люблю больше, — не сразу ответил Чонин, под скатертью заламывая собственные вспотевшие пальцы. Самому стыдно признаваться в теме, что долгое время была закрыта на замок. Он перевел взгляд на Минхо, выискивая в нем поддержку, и, к счастью, нашел. — Это совершенно нормально. — Думаешь? — шепотом спросил демон, чьи яркие волосы засияли от переливания облачного света. — Ты вправе быть свободным и вольным делать то, что вздумается, — пожал плечами Хо, — и ты не должен нести ответственность за чужие чувства. Но мне не нравится, что ты просто ушел, не сказав ни слова, если ты об этом. — Он не захочет меня слушать. — Это Чан тебе сказал? — осторожно спросил Минхо. Произносить новое имя непривычно, оно пока не ложится на язык. — Нет. — Тогда не додумывай за него, — последнее что сказал патологоанатом и поднялся с места для того, чтобы сделать новый чай. Так и закончили. Чонин что-то периодически рассказывал из жизни в аду и о том, как адаптировался к человеческой жизни на Земле. Наверное, ни один человек в современном мире не видит трудностей в том, чтобы перевести деньги на чей-либо счет или воспользоваться интернетом, а вот для Чонина многие вещи первое время давались тяжело. К моменту знакомства демона с Минхо, Ян уже многое знал и умел делать рефлекторно. Больше они к теме отношений не возвращались. Минхо решил пока не лезть к другу с этим, самому еще многое предстоит прожевать и принять. Медик заметил за собой, что стал более быстро привыкать к изменениям, которые ошарашивают. Возможно, теперь это новая привычка — получать неожиданности? Если неделю назад Минхо брался оставаться на работе в одиночку из-за бессмертного гостя, который приходил к нему в кошмары и в любой момент мог заглянуть на смену, как тогда казалось парню, то сейчас, скорее всего, он ничему больше не удивится. Лимит давно потрачен, окончательно добила новость с Сатаной, брошенная, словно ненавязчивая просьба подать соль с другого края стола. Какое-то время парни просто молчали, наслаждаясь шумом вытяжки вперемешку с ветром за окном. Воздух пропах сладким жасмином и бергамотом, на чашках остались отпечатки чайных колец, будто из ржавчины, тень паутины, висящей на плафоне, падает на стену с отклеивающимися обоями. Минхо подливал кипяток и думал о маленькой руне на лопатке Чонина, которую тот ему показал около получаса назад. Выбила из колеи мысль о том, что Ли, оказывается, ни разу не видел голую спину друга. А голове складываются недостающие пазлы, картина приобретает новый узор — более понятный, чем абстракционизм. — Я поражаюсь судьбе, — вдруг произнес Минхо, — ведь если бы ты не умер тогда и потом не сбежал из дома в наш мир, ничего бы не было… Мы бы тоже не познакомились. Поразительно. — Что ты думаешь обо всем этом? — аккуратно спросил Чонин, намекая на прошедший откровенный разговор. — Я восхищен, удивлен, напуган… — задумчиво кивнул Ли в подтверждении собственных слов, — все сразу. Мне нужно немного времени для принятия, — честно признался врач, проведя пальцем по неровной поверхности стола, — но мне стало легче. Я будто стал лучше понимать тебя и эту жизнь, не знаю как объяснить. Незнание разрушает больше, чем правда. Знаешь, появилась мысль, что ежедневные проблемы просто теперь не имеют смысла, если в любом случае меня ждёт перерождение, то все проблемы можно перенести на бессмертную жизнь, разве нет? К чему трудности? — От того, какой ты человек сейчас, будет зависит то, кем ты станешь после смерти. Твой статус, знакомства, увлечения, принципы, устои… нельзя бросать жизнь на самотек, даже когда сильно хочется. — Если мысль о том, что Библия взялась не из воздуха, и Ад с Раем реально существуют, отложилась в голове, то тот факт, что у тебя мутки с Сатаной меня вообще убивает. А еще то, что на меня зуб точит тот, кто фактическим может им быть. Джисон. — Он тебя не обидит, в этом я уверен. Он зол на меня из-за побега, но он понял, что ты не просто человек. Еще мне кажется, что мне нужно съехать. Меня беспокоит, что Джисон через меня вышел на тебя, почувствовал ауру. Вдруг и другие так смогут… — Почему тогда твой парень до сих пор не нашел тебя? — Минхо слегка нахмурился, — хотя бы для того, чтобы поговорить. На лице Чонина написано, что он не знает ответа. Патологоанатом вновь всковырнул рану, которая и без того сильно гноилась. — Возможно, он позволил мне быть свободным. Как я и хотел… — а в голосе почему-то совсем нет радости. Только усталость и печаль, — спасибо, что спокойно отреагировал на разговор. — Я думаю, если бы ты сказал мне о таком в дни нашего знакомства, то я бы точно выбил для тебя талончик к психиатру, — поддержал его Минхо, увидев расстроенное выражение лица, — я рад, что узнал правду, сразу много вопросов отпало. Сейчас даже начинаю думать, как я раньше не догадался обо всем сам. Это же было настолько очевидно, что ты такой-то не из мира сего. Внеземной. И это не метафора, — у Минхо чуть приподнялся краешек губ, — вспомнить хотя бы нашу встречу и уток… Сладкий запах жасмина окутал легкие Минхо и Чонина, на подоконнике лежат трупы комаров, с посуды на сушилке стекают капли воды. Минхо впервые за долгое время обволакивает то спокойствие, которое бывает только с Чонином. Он на него хорошо влияет. Патологоанатом терпеть не может недомолвки и узнавать все самым последним, а еще неизвестность не любит. С ней он и столкнулся, в лице некого Хан Джисона. Какая ирония. Сейчас ему предстоит много думать и цепляться за фрагменты событий, чтобы заполнять недостающие кусочки картины. Наверняка это будет сложно, но масса трудностей следует по пятам всегда вместе со смертью, чья тень садится на затылок любого живого организма. Чонину удается каким-то образом смягчать ощущение обстоятельств и притуплять их колючесть. Даже несмотря на то, что именно он обрушил фейерверки эмоциональных потрясений на тихую и довольно скучную жизнь Минхо. — Так и знал, что ты у чахоточного, — внезапно донеслось сбоку. Минхо вздрогнул, услышав со спины знакомый голос, Чонин нахмурился и отложил чашку в сторону, ему явно не понравилось то, как некто за спиной отозвался о Ли. Только один мог так сказать, — разговор есть. — По поводу? — голос вмиг посерьезнел. — Не при посторонних, — тут же пресек демон. Джисон недобро покосился на ничего не понимающего Минхо и облокотился на стенку холодильника, сложив руки на груди. Патологоанатом же вздохнул, когда заметил разноцветную обувь демона на чистом полу и мокрые следы подошвы. Хорошо, что дороги пока не затопило, потому что медик сомневается, что сильный дождь смог бы пробудить совесть в том, кто с ней никогда не был знаком. Его морось не остановила, и он все равно наследил на чистом полу кухни. Сладкий аромат жасмина перемешался с чем-то кислым, возможно, с запахом вишни и лимона. Трудно разобрать какие-то очевидные ноты. Самое главное, что патологоанатом действительно не боится его, больше нет. Неясно, связано ли это с присутствием в квартире Чонина или же нет, но страх взаправду ушел. Только четкое чувство дискомфорта и желание сократить контакт до минимума. Минхо не нравится, что у Хан Джисона есть преимущество перед ним — возможность в любой момент попасть за закрытые двери. Он не знает, как тот это делает, но Чонин упоминал, что так умеют все демоны, у которых есть возможность возвращаться в ад. Получается, у всех, кроме изгнанных. И если Ян ею не пользуется, потому что решил для себя следовать по человеческому пути, то Джисон всегда и везде устанавливает свои правила, потому что считает себя выше какого-то человека. — Если речь о Поднебесной или Преисподней, то Минхо уже все знает. Он не посторонний, — твердо говорит Чонин на понятном для человека языке, на что Джисон закатывает глаза. — Тогда я переночую у тебя сегодня? — спрашивает он и ухмыляется, уже обращаясь к Минхо, — все же свои. Медик скептически приподнимает бровь, даже не пытаясь скрыть удивленное лицо. Вот это наглость. — Нет, иди в отель. — Там мне никто не расскажет про жизнь людей, а мне интересно, — демон отталкивается от холодильника и начинает канючить, подходя вплотную к клеенчатому столу с горячими чашками, с которых клубится витиеватый пар и потрясающий запах чая. Он ненадолго засмотрелся на желтоголовые подсолнухи и оперился руками на них, наклонившись ближе к Минхо. — Так иди в мотель, — теперь очередь Ли закатывать глаза. Его совсем не волнует, что на уме у этого беса. По Джисону видно, что он играется и издевается над Чонином и Минхо, — сними проститутку. Представь, как она обрадуется, если к ней придешь ты с предложением получше узнать наш дивный мир. — А если меня больше привлекают разговоры по душам с мужчинами? — Как хорошо, что мы живем в то время, где и с парнями можно поговорить, — натянуто улыбнулся Минхо, отважно выдерживая насмешливый оскал Джисона. — Хорошо, тогда сначала к проститутам, а потом к тебе. — Мерзость, — всего лишь ответил патологоанатом, скривившись. — Ну чего ты? — изумился Хан, — не целоваться же лезу, — весело продолжил он, — хотя кому тут еще мерзко должно быть… — Прекрати, — грубо перебил Чонин, которому надоело слушать перепалку двоих, — не понимаю, чего ты хочешь добиться. Мы с Минхо друзья, а не пара, — четко произнес он, раздражаясь все больше, — хочешь разобраться в моих отношениях? В своих для начала разберись, — зло выплюнул Чонин и тут же пожалел, заметив, как на секунду маска на лице Джисона надломилась. Он захотел извиниться, но не стал этого делать при Минхо. Это уже не его история и не его секреты. Он попросит прощения один на один и надеется, что Хан прочел в его взгляде вину за случившееся. — Тогда пошли, пока я Чана к тебе не привел, — устало ответил демон, наклонив голову. Конечно, он никого не собирается сдавать, наверное… Градусы эмоций стали чуть холоднее, чем секундами раннее, — это действительно важно. Кстати, он знает про Чана? — Да. — Как мило, — горько усмехнулся Джисон. И демоны исчезают в одночасье, стоит Минхо моргнуть пару раз. Горячие кружки стоят на столе, на кухне вкусно пахнет чаем. Что только что было, Минхо точно не понял. Клеенка с подсолнухами и плафон напоминают цвет кед Хан Джисона, аж захотелось сменить скатерть. Одно ясно, этот бессмертный мудак испортил всю атмосферу. И дождь усилился.