вскрой мою душу

Ни одно утро никогда еще не бывало таким. Сбить с ног могло все что угодно, но Минхо не догадывался, что равновесие пошатнется именно благодаря переполоху в его квартире. Напасть появилась там, где её не ждали, по крайней мере, этим утром. Изменения были заметны с самого начала, но воспринимались не более чем сбоем в привычке города. Когда удивляешься ясному небу, следует задуматься, что будет ждать на рассвете. Чонин мягко обхватил себя руками за плечи, надеясь таким образом успокоиться или спрятаться от сетей сразу четырех глаз. Веревка различных чувств плотно обтягивает ноги, не давая возможности вырваться из тупикового капкана. Его ложь выкатилась в нечто безобразное, разошлась, подобно некачественным швам. В этот самый момент он почувствовал себя совсем еще юным человеческим мальчишкой, который боится признаться в том, что это именно он сломал боковое зеркало соседского автомобиля. И сделать это гораздо сложнее, когда ты успел обвинить в собственной ошибке всех тех, кто уже и так знает о причастности. Каковы будут последствия у необратимого обмана? Вернуть время вспять не может ни президент крупной страны, ни Сатана, ни коалиция Серафимов. — Что все это значит? — тихо подал голос Минхо, нервно перебирая пальцы. Он так и застыл на проходе в кухню неподалеку с шелестящим пакетом и батареей обуви. В словах слышна острая безнадежность и потеря здравомыслия. Медик стал расхитителем гробницы секретов и теперь вынужден нести ношу наказания, — о чем он говорит, Чонин? Ли глядит точно в глаза друга, которого от упоминания своего имени бросило и в жар, и в холод. Озноб неосознанно охватил все тело, заставляя его закоченеть от смятений и тут же выбросить из раздумий любые возможные планы отступления. Его сердце близко к тому, чтобы перестать биться от чрезмерного волнения и неизвестности, но Минхо по-прежнему ждет хоть какого-то внятного ответа. У того, чей язык решил онеметь. Неведомая сила размыкает его пересохшие губы и требует сказать пару слов. Для того, чтобы объясниться по-человечески этого недостаточно, но должно хватить на то, чтобы удержать вихрь опасений Ли в узде. — Он полностью прав. И нервный голос совсем не успокаивает. Пожалуй, здесь было бы недостаточно и тонны фраз для того, чтобы патологоанатом смог выдохнуть с облегчением и поверить в дурацкое «все хорошо». Слова часто играют важную роль в том, как мы реагируем на ту или иную проблему, их подача непосредственно влияет на пропорцию смешивания адреналина и спокойствия в крови. К горлу фальшивого человека внезапно подкатила тошнота, вызванная стрессом. Дневные сумерки ударяют в окна, сквозь стекла лоджии на кухню проскакивают отголоски солнечных лучей. Они игриво ложатся на листья денежного дерева, стоящего на подоконнике. Тюль с ажурными узорами впитывает в себя ростки рассвета, небо сгущает в середину цвет цедры апельсина. Минхо невольно задержал дыхание перед тем, как собрать силы в кулак и спросить, вздрогнув от собственного, почему-то осипшего голоса. — Ты… — голос глухо задрожал на середине. Ли сглотнул, смочив сухое горло, — вы демоны?.. — Доброе утро, солнце. Джисон, сидящий на шелестящей клеенке стола, не удержался от того, чтобы съязвить и закатить глаза. Какие же люди глупые и недогадливые. В его темных ресницах, как в паучьей сети, запуталось раннее солнце. Блаженные лучи пытаются выскользнуть из ловушки, но лишь больше завертываются в пространстве потрепанной кухоньки. Плутоватая насмешка устремилась к человеку, что поежился от отталкивающей ауры, исходящей от демона, с которым не посчастливилось столкнуться в очередной раз. — Из настоящего ада? — А есть искусственный? — в той же манере продолжил он, откровенно забавляясь. Черные ботинки с массивной подошвой покачиваются в такт ногам, зловещие черные руны на шее и руках будто готовятся напасть на солнечные полосы, которые нагло ползают по лицу. Как же все чудесно сложилось. Нет ничего лучше, чем увидеть ступор на лице того, кто откровенно раздражает. Джисон не может понять причину своего поведения и, наверное, в данный момент его выводит из себя абсолютно все. Два года он копил небывалую обиду на Чонина из-за того, что тот принял единоличное решение трусливо сбежать, не желая объяснять причину столь резкого поступка. А была ли она вообще? Возможно слово «предательство» слишком громкое для ситуации, в которую его окунули, но Хан себя так и ощущает — преданным. До побледневшего лица Минхо добрался мягкий узор солнечного света, на его щеках отпечаталась тень листиков денежного дерева, стоящего на подоконнике. В одночасье захотелось зажмуриться до пятнистых бликов под веками в надежде переместиться в место, где нет обжигающей правды, что снежной лавиной обвалилась на его сгорбленные плечи. Осознание происходящего прошло мимо уставшего патологоанатома, раскрытая истина накрыла черствым наваждением. Ли цепляется ладонью за локоть и неуверенной отчаянностью пронизывает взглядом Чонина. Смотрит долго, молча, испытывающе. Но почему Ян молчит, не спешит заглянуть в испуганные глаза и повторить идиотское «все хорошо»?.. В тот момент, когда Ли находится в растерянности, Чонин стоит напротив давнего знакомого и воспоминаний из прошлого, обводя беззаботную ухмылку нескончаемым потоком раздумий. Между ними встала преграда в лице человека, который, не должен был участвовать в его разоблачении. В то же время объясниться перед Минхо мешает Хан Джисон, ненамеренный проявлять снисходительность к нему и его жалким желаниям усидеть на двух стульях. Оба парня мешают Чонину выложить хорошие карты на стол, проблема в том, что Ян с каждым из них играет в совершенно разные игры. Покер никогда не встанет на одно место с блэкджеком, несмотря на то, что они обе пользуются спросом в казино. Джисон смотрит в до одури знакомые глаза и тонет в замешательстве. Сколько бы он не думал о Чонине, так и не смог понять, почему тот выбрал человечество, а не своих. Больнее может быть только от осознания, что человек, которого Хан пугал, чтобы избавиться от скуки и ради легкой забавы, оказался крайне ценным для Чонина — адского мальчишки, выросшего в королевской роскоши и золотых убранствах. Демону действительно непонятно, что такого должно произойти, чтобы какое-либо из бессмертных существ привязалось к кому-то из людей настолько сильно. По-другому связь между Чонином и Минхо не назовешь, она не для развлечения или того, чтобы развеять уныние. Здесь что-то другое, но что конкретно — пока для него непонятно. — Зачем ты это делаешь? — обращаясь к сидящему на столе демону, грубо спрашивает Чонин на неизвестном для Минхо языке. Парень выгибает бровь и усмехается неясно. Неоднозначные эмоции и встреча, которая не должна была становиться реальностью, встреча двух бессмертных сейчас — результат интуиции Хана. В голове внезапно созрела подлость, когда он неосознанно перевел взгляд на человека, что топчется в проходе. — Давно не виделись, Чонин, — певуче протянул Хан, облокачиваясь на руки за спиной. На этот раз патологоанатом понял речь и всполошился, осознав, что демон специально продолжает вести диалог на языке, понятном для Минхо. От этого стало не по по себе, — а чем ты тут занимался все это время? Джисон и не скрывает, что злится, вернее издевается. Одно с другим совмещать совсем не сложно, когда видишь перед собой Ян Чонина. При виде него многолетний юноша ощущает уколы режущей обиды и горечи, а еще нестерпимую тягость насолить и заставить прочувствовать на собственной шкуре то, через что прошел он сам и все те, кому Чонин дорог. Сейчас Ян близок к тому, чтобы в очередной раз сбежать от всех проблем и, в первую очередь, от самого себя. Грязь, обрамляющая душу, выглядит неприятно. Демон исчезает каждый раз, когда слов становится недостаточно для того, чтобы описать все то, что испытывает. В первые разы он на пробу закрывался в комнате, игнорируя просьбы выслушать. Затем стал сбегать на улицу, потом начал периодически спускаться на Землю, а после и вовсе засел в Фандертауне. Кататься на карусели Сансары оказалось куда проще, чем искать компромиссы. Глупо отрицать то, что в людском мире он стал мудрее и ответственнее, но напротив него прямо сейчас на столе сидит частица его воспоминаний о юности в аду. Чонин вновь тот ребенок, который не хочет участвовать во взрослых дискуссиях и нести ответственность за самостоятельно выбранные решения. Разум сам собой хочет следовать детским советам — убежать как можно дальше и спрятаться от водящего для того, чтобы отсрочить встречу с неизбежным. Вот только неисповедимы пути Господни. Джисон нашел однажды, ему не составит труда найти и во второй раз. — Прекрати, — Чонин следом перешел на человеческий, сразу же пресекая излишнюю вольность. И хоть Минхо понимает, о чем говорят эти двое, он по-прежнему не понимает сути разговора. Словно ему наконец выпала возможность подслушать чужие сплетни про тех, кого он никогда не знал. Лампочка внезапно заморгала и тут же прекратила, вернувшись в прежнее состояние. Ветер ласково подул в открытую форточку, зашевелил волосы цвета вороньего крыла и поцеловал нагревшийся оранжевый плафон. — Прекратить что? — голова наклонилась вбок, лестная улыбка вместе с ней. — Настраивать его против меня. — Что происходит? — едва слышно, шепчет Ли, не двигаясь с места, — я ничего не понимаю… — он одновременно боится и надеется быть услышанным, голова кругом от нескончаемых мыслей, — это шутка такая? Никогда еще голос и интонация Хо не были настолько противоречивыми. От безразличия и малодушия до безотлагательного желания узнать то, что тревожило уж очень давно. Существовать с необъясним чувством небезопасности равносильно жизни, где каждый шаг по лестнице приравнивается к смертельной травме по неопытности. Он до последнего хочет верить в то, что воскресший труп на хирургическом столе, кровавое самоубийство поперек шеи и раскрытая тайна Чонина — хорошо продуманный фокус. Здравая часть мозга не позволяет себе растворяться в наивности. Минхо запутался настолько, что теперь уже не понимает, где обман, а где иллюзия истины. Как слова не крути, подобно кубику Рубика, становится очевидно, что три крестика наконец зачеркнули чертой. Жизнь никогда больше не будет прежней. — Ну, если тебе так легче переваривать информацию, то не просто шутка, а целый анекдот, — ехидно добавил желтоглазый демон, — Чонин, мне кажется, ты и без меня неплохо справляешься с тем, что настраиваешь его против себя. Только глянь на это лицо. Потерянность. Теперь два демона смотрят на Минхо. Стало неуютно даже от Чонина. Никто не хочет ему ничего пояснять, ведь это не его история. Это разговор про когда-то близких друг другу: у одного сильная детская обида в глазах, у другого страх возвращаться к воспоминаниям из прошлого. Здесь не нужно понимать древнейшего языка для того, чтобы осознать столь элементарные вещи. — Минхо тебе не нужен, — заявил Чонин, заставив обратить внимание парня с медика на себя, — оставь его в покое. — Да и ты не особо нужен, — зло цедит демон, соскакивая со стола и подходя вплотную к Чонину, — тот, кому ты был нужен до сих пор ждет, когда ты примчишься к нему. Мило, не так ли? Чонин кусает губы и отворачивает голову в противоположную сторону, чтобы не показывать чувств. По правде говоря, на Хана смотреть лишний раз не хочется, потому что чертовски стыдно за свой поступок. Его гнев понять можно, как и желание вскрывать старые раны. Ян может догадаться, какую цель он преследует ранящими словами. Хочет надавить на больное, задеть, заставить испытывать вину или сожаление о сделанном. Но Чонин не жалеет, а Джисон следом задумчиво поджимает губы, пока рассветное небо восстает из пепла. — Минхо… — виноватый голос, похожий на громкий шепот, растворился в первых лучах солнца и свежем прохладном воздухе, проникающем через форточку, — я давно хотел тебе рассказать, правда. Минхо не может сдержать изумленного смешка. — Рассказать что? — мгновенно раздражается он и приподнимает брови, — что ты точно такой же, как этот? — Ли кивает подбородком на желтоглазого юношу со угольными волосами, что стоит напротив Чонина. Это просто смешно. — Как пренебрежительно, — Джисона совершенно не задели слова патологоанатома. Только позабавили. Как же любопытно наблюдать за тем, как всплывшая на поверхность правда проверяет на прочность доверие между человеком и тем, кто им притворяется. — Ты все это время видел, как я убиваюсь из-за воспоминаний, — Ли пропустил мимо ушей чужой комментарий и горько улыбнулся, игнорируя испытывающий янтарный взгляд, — ты знал, что я считаю себя сумасшедшим, знал, что плохо сплю с того самого дня. Ты знал, что демоны существуют, знал, что мне ничего не привиделось в ту ночь. Знал и молчал! Когда собирался рассказать? Когда меня бы в психушку уволокли? — воздуха катастрофически не хватает. Патологоанатом громко дышит, словно начинает задыхаться не то от переизбытка эмоций, не то от уровня адреналина в крови, — или перед моей смертью? Как я по-твоему должен реагировать на то, что разом вывалили на меня? Ну же, — мучительно быстро колеблется его сердце, — ответь хоть что-нибудь. — Если бы я тебе рассказал тогда, то ты бы мне не пове… — Не смей! — грубо перебил Минхо, — не смей додумывать за меня, — по слогам процедил он, сжимая руки в кулаки до побеления костяшек, — ты, блять, даже не попытался! Сейчас же почему-то я верю. Вот только не тебе, — с сожалением выплюнул человек и перекинул прозрачный взгляд на второго бессмертного. А ему. Какая ирония. — Ух, посмотрите у кого зубки прорезались, — заметный азарт неожиданно вспыхнул со дна янтарных омутов, — он еще и огрызаться умеет. Ну прелесть. — Я виноват, — пропустив мимо ушей раздражающие слова Хана, всего-навсего сказал Чонина. Наверное, какие-либо пояснения прозвучали бы сейчас несерьезно, драматизм в его случае излишен, — прости меня… Ян заметил, как Ли напряг руки, чтобы не выдать, как они дрожат от страха, тревоги и обиды. Подобные ситуации сложно воспринимать на замыленную голову. У него получилось подвести сразу двоих, убив одним выстрелом. — Да, — голос сорвался на истеричный вопль, нервы больше не могут удерживать ситуацию под контролем, — ты чертовски виноват, Чонин. Или кто ты там, Ваше Величество?.. — Не надо, Хо. Пожалуйста… — просьба на грани с мольбой. Он сам не понимает, о чем просит. Чонин на мгновенье прикрывает глаза, не замечая, как следом начинают подрагивать вспотевшие ладони. Парни похожи в этом плане, а может, переняли привычки друг другу из-за огромного количества времени, которое провели вместе. На коже отпечатываются оранжевые краски неба и напряженной атмосферы квартиры, — зачем ты здесь? — обращается уже к Джисону на чуждом для патологоанатома языке. Это выглядит, как очередная наивная попытка не втягивать Минхо в разбирательства между ним и Ханом. Ли почти полностью испачкался в грязном белье тайн, которые и его касаются. Недоверие сбило сразу несколько шеренг кеглей, негативная реакция бессмертного и человека объяснима. — Не поверишь, но я отыскал тебя совершенно случайно, — пожал плечами Джисон, — ты сам себя выдал. Так что не думай, что хорошо прячешься. Видимо, Сатана лишь дает тебе право скрываться, иллюзию выбора. Хотя мне все это время казалось, что он взаправду не может. А сейчас я думаю, возможно, ему незачем тебя искать… — янтарные глаза на только проснувшемся солнце сияют завораживающе. По Чонину совсем непонятно, о чем он думает. Льды искусно скрывают его трепет, отправив чувства в эмоциональную кому. Джисон, кажется, совсем разучился считывать эмоции на его лице, иначе почему тот никак не реагирует на грязную игру его слов? Он отчаянно пытается вывести Яна на хоть какие-то эмоции, но каждый раз получает вшивые отказы. А может, короткие для него два года изменили демона настолько, что Хан не узнал его совсем. Он глядит на Чонина через призму прошлого, в котором демон совсем еще непутевый ребенок с желанием переправить ад на благую сторону реки. — Не лезь к Минхо, — прозвало, как самый настоящий приказ. Ничего не поменялось, в этот плане Ян все то же дите, мечтающее о добром мире. Медик вздрогнул. Он не ожидал услышать тон голоса настолько холодным, непохожим на обычный. Ли думал, что знает друга хорошо, но оказалось, что ему бросали пыль в глаза, дабы откупиться хоть какой-то информацией о себе. Сегодня Минхо узнал, что Чонин с самого знакомства водил его за нос от зудящего желания казаться человеком или страха быть непонятым. Это не особо важно в данный момент. Ян пытается его спасти от бед, но сам того не замечая, натравляет на него новые проблемы. Люди не должны вмешиваться в дела равновесия между небесами и Преисподней. Сомнения растворились в голове и вытекли через уши. Сейчас человек кажется опустошенным, как какой-то разбитый сосуд, когда-то залитый до краев. — Вини себя во всех бедах, — Джисон подошел ближе, обжег горячим дыханием и заглянул в до боли близкие глаза, — давно мог остановить меня, но предпочел и дальше трусливо прятаться за спиной человека, хотя сразу понял мой почерк. Родители тебя не этому учили… — давняя горечь добралась до запретного, — не знаю, в курсе ли ты, но сейчас каждый должен быть настороже. Ах, да, тебя же это не касается. Ты же у нас человек, — Джисон собрал всю желчь в последнее слово и бросил ее в парня. Последняя попытка достучаться. — Я… — еще вот-вот, и глаза бы намокли. Демону удалось пролезть к сокровенному, ну надо же. Он испытал мимолетное удовлетворение. Желание насолить Яну по-прежнему осталось, но слегка заглушилось. Чонин соскреб остатки непоколебимости в последнюю фразу. Больше он так не сможет — сломается, — поэтому моя просьба это простая человечность. — А мне она не свойственна. Занавес. Все просто, он — демон. Мысли сдавливают голову, словно под компрессом, виски начинают гудеть. Минхо морщится от противного писка, стоящего в ушах и хватается за волосы, одновременно с этим стараясь унять беспокойную душу. Ей плохо от переживаний и всей той информации, которая мешком упала на макушку. Кто бы мог подумать, что столь приятная прогулка по сумеречным улицам спящего города обернется расстройствами и абсолютным непониманием, как быть дальше. Ранние птицы под кровлей крыш поют ласковые песни и беззаботно мельтешат по небу, что содрогается в приступах непривычного для Фандертауна рассвета. Крупные, душистые облака поделились на маленьких безобидных барашков, листва деревьев тихо шелестит вдоль узких дорог. Худющий луч солнца гладит пыль, вальсирующую в воздухе. Она сияет благородным золотом и садится на поверхности кухонной гарнитуры. Минхо не хватает воздуха, ему хочется убежать куда угодно, лишь бы не оставаться больше наедине с теми, кто сильно потрепал его скучную человеческую жизнь. Медик чувствует, что начинает задыхаться. Из-за нехватки кислорода голова становится ватной и хмельной. Он опирается руками на клеенчатый стол, проигнорировав беспокойство глаз Чонина и скепсис второго демона, лицо которого ему знакомо, но вот имя… Друг спешно протягивает ему ингалятор, который всегда носит с собой носит на экстренный случай, однако Минхо отталкивает его руку и достает один из своего кармана, втягивая кислород из трубки. Чонин именно этого и боялся — холода. — Мда, жалкое зрелище, — заключил Хан, когда парень положил ингалятор на стол, — неужели ты променял семью на этого чахоточного? Такими темпами он же все равно подохнет скоро сам. Не сегодня, так завтра. — Как тебя зовут? — перебивает Минхо, в последний раз откашливаясь. Ему необходимо знать. Он прижимает похолодевшие руки к ключицам и чувствует в грудной клетке удары сердца. В похожей прямо сейчас находится он сам. — Я дважды не представляюсь, — взглянув свысока, с пренебрежением ответил демон. — Ты забываешься, Джисон, — предупреждающе рыкнул Чонин, акцентировав на последнем слове. И тут Минхо действительно вспоминает его имя — Хан Джисон. То самое, лениво выброшенное в ночи морга. Как бы он не пытался вспомнить, у него ничего не получалось до этого времени. Пока не напомнили. Вопрос остается открытым, потому что нет гарантии того, что Ли не забудет его вновь. Где уверенность в том, что у патологоанатома останется в памяти сегодняшнее утро? Хотя бы часть с тем, где он наслаждается персиковым рассветом, который еще предстоит узреть. Вопросы ломают изнутри, жалость к себе пробирается наружу. — Это ты забываешься, — Джисон вдруг притянул Чонина за грудки, сжав в пальцах горловину кофты. Янтарь глаз окутан гневным пламенем, а на лице Яна бесстрашие и смелость. Причина до невозможности проста: демон его совершенно не пугает. Он мог бы использовать нож за поясом штанов, но это не имеет никакого смысла. Хан Джисон никогда не причинит ему зла, как бы не кичился, рассказывая об обратном, — ты ждешь от меня молчания, я знаю, о чем ты сейчас думаешь в первую очередь. Не только о нем, — головой кивает на Минхо, — уверен, ты хочешь, чтобы я не сдавал твое местоположение, но я пока не услышал ни слова в пользу того, чтобы так и сделать. Минхо заставил себя отцепить руки от спинки деревянного стула и выпрямиться. Ему невыносимо находиться в собственной квартире в этот момент. — Думаю, вам нужно разобраться вдвоем. Я здесь явно лишний, — дрожащие от переутомления ноги вяло плетутся к входной двери, голос поспевает за ними, — оставлю вас. — Минхо, постой! — Не сейчас… Хлопает металлическая дверь, оставив демонов наедине с их откровениями. Еще бы секунды Ли не выдержал в этом доме. Стены давят на него вместе с аурой бессмертного, что не воспринимает его всерьез. Он считает Минхо спонтанной прихотью Чонина, что вцепился в человека, лишь бы позлить весь адский мир и доказать, какой он обособившийся от Девятого дистрикта. Под окнами бродят зашуганные бродячие коты и что-то гортанно орут в зелень кустов. Чонин срывается с места для того, чтобы остановить Минхо, но внезапно татуированная рука перекрывает ему дорогу. — Остановись, — устало вздыхает юноша, — даже я понимаю, что он пошлет тебя куда подальше. — Остановиться? — начинает заводиться парень, — он оставил свой ингалятор! Ты видел, в каком он состоянии убежал, у него в любой момент может приступ начаться из-за нервов. Зачем ты это делаешь, Джисон?.. — Этот человек дорог тебе? — вдруг спрашивает Джисон, обводя взглядом крохотную кухоньку, пропитанную человеческими привычками, обычаями, стилем жизни. — Ты даже представить себе не можешь, насколько… — Дороже Чана? — перебивает он и с вызовом глядит прямо в глаза. Чонин опешил от упоминания имени, но, несмотря на свое состояние неожиданно улыбнулся с нежностью и непривычной для него ласковостью. Так, словно должен объяснить ребенку сложную для его возраста вещь. — Если бы я и Чан находились на грани жизни и смерти, то кого бы ты из нас спас? — он улавливает легкую сконфуженность на молодом лице и продолжает, — полагаю, ты точно так же не можешь ответить на мой вопрос. — Тебя, конечно же, — фыркнул Джисон, — Чан не может оказаться на грани жизни и смерти. Это невозможно. — Все мы смертны, — задумчиво протянул Чонин, не желая пояснять мысль. Демоны и ангелы не могут умереть по естественным причинам, но их можно убить: как физически, так и морально, — можешь отрицать сколько хочешь, но однажды ты встретишь того, кто будет уязвим так же, как и я. И поверь, когда небезразличны будут оба, ты не сможешь так просто выбрать. И не будешь задавать столь глупые вопросы. — Это не ответ на мой вопрос, ты рассуждаешь как старик. — Что поделать? Люди рано взрослеют, — он пожимает плечи и мысленно признается себе, что этот разговор его чуточку успокоил или же это вина ушедшего прочь Минхо, — как ты на самом деле нашел меня? — Говорил уже, случайно, — хмыкнул Хан, — но, как говорят здесь: «случайности не случайны». Если бы я не вырубился из-за того, что долго не был на Земле и не попал в морг, то, наверное, не нашел бы. Изначально мне стало интересно, почему этот человек из морга ощущается так знакомо. У тебя сильно изменилась энергетика. Капли масла на плите сияют, подобно смоле, редкие колечки лука лежат на полу, полет златой пыли завораживает неистово. — Понятно, — Чонин опускает глаза на массивные черные ботинки Джисона и вдруг спрашивает, — а тебе в них не жарко? — Больше ничего не хочешь сказать? — Хочу, — тут же признается он и поднимает взгляд обратно наверх, — но… боюсь, не смогу. Я чувствую вину за то, что сделал. Но по-другому я бы не поступил ни тогда, ни сейчас, — на языке крутится еще столько всего, что можно было бы сказать в оправдание. Но, скорее всего, именно так демон и воспринял бы слова Яна. Как оправдание, — мне нужно идти, прости, но я сейчас нужен ему. — И это все? Возможно, Джисон как раз-таки и хотел услышать даже самые дурацкие причины его поступка, чтобы упрекнуть себя за мысли, в которых он успел захлебнуться за эти два года, однако вместо этого он получил очередную порцию безмолвия. Разум, к сожалению, оказался прав, и Чонин не стал этого отрицать. — Я знаю, что не смею тебя просить сохранить нашу встречу в тайне, но прошу… — Если тебе близок этот человек, то не ходи к нему, — перебарывая себя, бурчит желтоглазый демон. Чонин удивленно распахивает глаза, — зная какой он зашуганный сейчас… Ты так только испортишь с ним отношения. Хотя куда там больше, да? — печальный смешок вырвался из уст неосознанно. Попытка отшутиться застала парня врасплох. Чонин почесал бордовую голову и неуверенно промямлил: — Он может сейчас умирать. — Невелика потеря, на стыке миров бы и встретились, — еле слышно бубнит Джисон, — если хочешь… я могу сам ему отдать эту штуку, сказать, чтобы домой возвращался. — Я чувствую подвох, — Чонин хмурит брови и чуть морщит нос, — зачем тебе помогать мне сейчас? Разве ты не зол на меня? — Нет… я, — «обижен» он не смеет произнести вслух. Надеется, что Чонин догадается сам, — не хочу, чтобы ты избегал меня. Ты два года прятался, знаешь, сколько всего накопилось за это время… — неловкий взгляд в пол с мнимой целью пересчитать попадавшие на линолеум колечки и многоголосое молчание на длинные пару секунд. Чонин сам не заметил, как потянулся к демону с целью обнять, как это обычно любят делать люди, когда им не хватает слов для того, чтобы показать свои эмоции. Юноша останавливает себя и сдержанно улыбается, его печальная радость утонула в свете утреннего солнца. Что-то изнутри подсказало Чонину, что Хан Джисон сохранит его маленький сокровенный секрет.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              Небо сегодняшним утром поистине прекрасно. Оно зачаровывает своей красотой и притягивает взгляды проснувшихся людей, что сонно поторапливаются на работу. От него тяжело оторваться и перевести взгляд на красоты узеньких улиц. Они, безусловно, живописны, но румяные ковры, раскинувшиеся над скалами, лесами и морем затмили все остальные притягательные элементы природы. Фандертаун надел на себя особый цветной фильтр с целью разнообразить фотопленку туристов и местных жителей. Чайки высоко парят в неоднородных золотых облаках, ягодный оттенок растянулся по всему куполу небес и успел коснуться даже самых низеньких зданий. Освежающий ветерок ласково целует вспотевшую спину, вызывая мурашки, и распухшее от слез лицо. Он искренне желает напитать сгорбленного патологоанатома спокойствием и умиротворением, и если бы у Минхо были силы на любование рассветным городом, то он бы с удовольствием втянул воздух, напитанный йодом и чем-то цветочным. Шелест зеленых крон нашептывает совет — «наслаждайся моментом», но мешает пелена перед глазами. Минхо шмыгает носом, стирая новые дорожки слез с опухшего лица. Краснота щек сливается с утренними мазками красок, тело покачивается взад-вперед, словно кресло-качалка. Птицы кружат хороводы над Фандертауном, убаюкивая тех, кто только лег спать. Вспотевшие руки неконтролируемо трясутся, как у заядлого алкоголика, и патологоанатом обхватил ими талию в надежде как-то остановить тремор. Издалека он выглядит, как разбитый человек, обнимающий себя для того, чтобы полегчало. Ну и пусть, объятья дарят ощущение безопасности и тихой гавани посреди шторма. После того, как Ли сбежал из дома куда глаза глядят, он попытался сохранить самообладание и стал глубоко дышать. Трудно сказать, помогло ему это или нет, ведь после пары шумных вздохов он неосознанно начал глотать сопли, шмыгая носом и дрожащим шепотом разговаривать с самим собой. Улица опустошена вместе с Минхо, здесь не мелькают ни машины, ни люди. Только птицы, перескакивающие с ветки на ветку, и гуляющие коты. Медик ничего лучше не придумал, чем усесться на бордюр дороги, вытянув ноги поперек линии разметки. — Ну же, Минхо, успокойся. Все будет хорошо, — кто же знал, что эта фраза станет для него спусковым крючком, и его поглотит истерика, с которой он не сможет управиться до сих пор. В тот момент его прорвало на слезы, которые он привык всегда сдерживать при любых обстоятельствах: не важно, похороны или милое видео в интернете. Он плачет довольно редко, чаще всего, когда накопленный объем трудностей переваливает через черточку на колбе терпения. Ли привык сдерживать эмоции, потому что в семье, в которой он вырос, разрешалось проливать слезы только матери. Возможно, это кажется довольно несправедливым по отношению к нему и отцу, в этой семье в принципе мало что было хорошо. Минхо не может понять, холодно ли ему или он дрожит от страха перед неизвестностью. Скажи ему хотя бы месяц назад, что спустя время он пройдет через это, он бы действительно не поверил, как и предполагал Чонин. Кто знает, если бы ему мягче преподнесли информацию, все могло обернуться лучшим исходом. Если так подумать, это лето с самого начала показалось неестественно странным. Это чувство шло где-то в подсознании, на рефлекторном восприятии тех или иных событий. Это кажется трудным для пояснения, но будто что-то было не то с самого начала. Возможно, еще с того момента, когда Нари из-за беременности стала реже бывать на работе, Минхо почувствовал, как что-то в его жизни меняется. Гадать можно бесконечно, но ведь именно после того, как он стал работать совсем один на постоянной основе, судьба сделала ему подлянку в лице одного неопознанного трупа. Ли поджал к себе ноги и вдруг уткнулся носом в колени, почувствовав, насколько сильно в его теле повысилась температура. Дыхание шумное, обжигающее. Подобное случается, когда слишком долго плачешь. Голова протяжно гудит, нос перестает свободно дышать, в горле пересыхает, а рефлекс моргания запаздывает. — Закончил? — со стороны донесся скучающий голос. Минхо тут же поднял голову с коленей и увидел черные массивные ботинки, а следом черные волосы, янтарные глаза и насмешливое выражение лица. Ли захотел подняться с места и отойти, но прямо сейчас у него нет никаких сил на это. — Что? — от долгого молчания голос сорвался на писк. — Ныть, — пояснил демон, отталкиваясь от бетонного электрического столба и подходя ближе. Хватило несколько шагов для того, чтобы Джисон уткнулся ногами в носок обуви патологоанатома. Розовато-персиковое небо обходит его черную одежду и такую же энергетику. Парень сильно выбивается в цветах на фоне всего Фандертауна сейчас. Минхо почти не моргает — стирает остатки слез рукавом кофты. У него не осталось сил на страх, будь что будет. — Все демоны такие ублюдки, или только ты особенный? — У Чонина спросишь, — усмехнулся парень, изумляясь внезапной резкости медика. На что только не способны люди, стоя перед пропастью. Минхо вдруг понимает, что ему не хватает кислорода. Упоминания о Чонине и его связи с этим уродом подкосили в очередной раз. Просторная дорога и тротуар будто сжимаются на глазах, кислорода становится слишком для того, чтобы насытиться. Как бы медик не огрызался, он по-прежнему опасается того, кто стоит напротив него. Сейчас страх чуть притупился из-за волны истерики, которая накрыла его с головой. Не только грани испуга стерлись, но и другие эмоции, которые докучали парню протяжение время. Ли громко и часто дышит, наплевав на присутствие бессмертного свидетеля, которого от одного только вида Минхо воротит. Все из-за того, что он небезразличен Чонину. — Да уж, действительно жалкое зрелище, — вздыхает демон, лениво почесав затылок. — На себя бы взглянул в момент, когда Чонина увидел, — съязвил Минхо и коротко взглянул на розовое небо и проплывающие облака. Теперь пришла очередь издеваться ему, когда он упомянул друга, связывающего их двоих. Фигура, стоящая перед ним, закрывает медика от ударов солнца по чувствительным глазам. Джисон по-недоброму дернул щекой, но решил промолчать. Пока что, — Что тебе нужно от меня, Хан Джисон? — обессилено спрашивает парень, ногтем шкрябая тыльную сторону ладони. — Ты легкие свои забыл. Демон сделал небольшое одолжение — присел на корточки, чтобы не смотреть на Минхо свысока. Теперь их взгляды находятся на одном уровне, от того патологоанатом чувствует себя неуютнее. Янтарные глаза накладываются на кофейно-рыжие. Какое-то общее сходство между ними есть. Наверное, именно то, что янтарь имеет многочисленное количество оттенков. — Спасибо за заботу. Ли вдруг поежился, скривив лицо от пренебрежения. При виде него на ум приходит только жаргонная лексика и саркастическая манера, скорее всего, подобная лесть взаимна. Этот демон противен Минхо, и теперь он не собирается это скрывать. Кем бы Хан Джисон не был, он крайне неприятная личность. — А ты хотел, чтобы я тебя тут успокаивал? — ехидно протянул парень, поставив ингалятор на бордюр, справа от человека. — Нет, чтобы ты нахуй сходил. — А чего это мы дрожать перестали? — с почти искренним восторгом подметил Джисон. Он не понимает, что вдруг переключилось в человеке, но контраст с тем, как жалко он сейчас выглядит и как отчаянно говорит, его забавляет, — голосок-то как прорезался. Но я советую тебе не ссориться со мной, — несмотря на довольно милую улыбку, Минхо не верит в ее искренность, — а то вдруг после очередного приступа в воротах ада окажешься. Ты случайно нигде еще не грешил? — Угрожаешь, что ли? — Минхо с вызовом глядит на расслабленного демона, что не расценивает его колкости серьезно. Как мелкая собачка, тявкающая на овчарку. — Всего лишь предупреждаю не дерзить тем, с кем тебе не тягаться. Ты же хотел от меня заботы. Я сейчас здесь только потому, что ты почему-то не безразличен Чонину, а Чонин небезразличен мне. — Захотел бы убить — убил. Джисон вдруг смеется, тихонько подрагивая всем телом. От безумной улыбки демона Минхо напрягается, будто бы готовясь обороняться. — Если я убью тебя, то не думаю, что Чонин сможет мне это простить, — янтарь самоуверенных глаз пылает от коварства. Ли подумал в этот момент, что если бы он прямо сейчас повернулся в сторону солнца, то они бы взаправду начали тлеть, — но как же славно, что убивать совсем не обязательно для того, чтобы проучить, — демон вдруг поднимается с корточек, выпрямляя спину. Темная голова опять закрывает солнечные лучи, лицо Минхо окутала его тень. Голос Джисона неожиданно становится холодным на следующих словах, — прислушайся к моим словам, Минхо, и будь аккуратнее со своими. Если я закрыл глаза, это не значит, что остальные поступят так же. Уясни это, пока не обжегся. О, кстати, ты уже можешь идти в свой клоповник, Чонин должен был уйти. Захотелось что-то сказать, но мысли совсем не идут, даже самые циничные. Когда Ли впитал в себя услышанное, стало поздно что-либо комментировать. Стоило Минхо моргнуть, как перед ним уже никого не оказалось. Он вздохнул с облегчением. Такое чувство, что и дышать сразу стало легче. Тени больше не скрывают его усталое лицо, сбоку на бордюре стоит ингалятор с кислородом. Минхо перевел блестящие от невысохших слез глаза на облака и ласточек, что отражаются в его взгляде цвета темного янтаря. Он заставил себя насладиться этим чудесным ранним утром. Тишина разбавлена птичьим чириканьем, оранжево-розовые краски небес ласково прижимаются к городу. Они сетчатой вуалью ложатся на маленький и скромный Фандертаун. Патологоанатом недолго сидел на бордюре подле дороги, глядя на по-настоящему прекрасный рассвет. Он дышал через ингалятор, потому что его наличие само по себе успокаивало. Да уж, не часто увидишь солнце в этих краях, оно опьянено морской прохладой и скрипом сосновых деревьев. Когда Минхо вернулся домой, то сразу же, не переодеваясь, упал без сил в объятья постели и провалился в беспокойный сон.