вскрой мою душу

Когда патологоанатом возвращается из продуктового магазина с охапкой пакетов в руках, дождь к этому времени становится гораздо сильнее, чем был. Брюзжащая морось выросла, как ребенок в подростка и превратилась в полноценный ливень, тревожащий бутоны цветов и лужи, обросшие волдырями пузырей. Капли стекают с листьев красного винограда на застекленный балкон, графитовые тучи тяжело приземлились на черепичные крыши домов и в настоящее время мучают бездомных животных, вынуждая тех слоняться по городу в неприличном одиночестве. Конечно, многие местные давно уже не боятся непогоды, потому что привыкли таскать с собой яркие зонтики и надевать шелестящие дождевики. И все же немногим нравится гулять под куполом ливня, поэтому все находящиеся под дождем чаще всего толпами врываются в кафетерии и нервируют официантов. Собаки и голуби не могут наклянчить себе обед, потому что туристы обычно разбегаются по ресторанам и музеям. А Минхо нравится, когда люди добровольно прячутся по домам, потому что будто дышать полной грудью становится гораздо легче. Перед тем, как зайти в подъезд, медик задержался у крыльца, рядом с которым стоит сломанная стиральная машина, где обычно спит черный кот по кличке Фунт, как валюта. Но его чаще называют «Фунтик», или «Чудовище», или «А-ну-пошел-нахер-отсюда», или просто «Чёрный». Минхо отломал ему кусочек сыра и сделал в голове заметку на то, чтобы взять старый, недоеденный кусок мяса и отдать коту перед работой. Патологоанатому необходимо было проветриться после того, как он долгое время не вылезал из дома вообще. За все заботы отвечал Чонин, успевающий и работать, и разговаривать с другом по душам, пока за окнами плачут небеса. В последнее время они зачастили. Жители Фандертауна, конечно, привыкли к такому, но даже так стало казаться, что погода из-за чего-то переживала и страдала. Возможно, она чувствует состояние Минхо и жалеет его. Возможно, Ли хочет в это верить. Возможно, так думать намного проще, чем винить во всем колебания атмосферного давления и температуру воздуха. Минхо сбрасывает с ног промокшую обувь и вяло шлепает на кухню, оставляя за собой хлюпающие следы. В комнате включен центральный свет, чуть пыльный оранжевый плафон подсвечивает трупы комаров, прилепленных ко внутренней стороне пластмассы, на столе небрежно разбросаны грязные ножи с остатками зеленого лука и разделочные доски с кровью от размороженного мяса. Из крана бежит вода, Чонин стоит у раковины, упираясь лбом в шкафчик с посудой, и скучающе намывает овощи. — Ты долго, — спокойно произнес он, легонько обернувшись на вошедшего, а после вновь вернулся к начатому. Рукава кофты скручены в три четверти, на запястьях намокли веревочки с деревянными бусинами и подвесками. — Погода сегодня располагает к прогулкам. Чонин вдруг хмыкает, выключает кран и подходит к газовой плите, ставя кастрюльку с морковью и картофелем на огонь. Бордовая челка покалывает лоб, слышится щелканье конфорки при включении. Он глядит на беспорядок погоды в окне балкона, капли с рук падают на холодный пол, который давно пора бы помыть от пятен. — Заболеешь — отдам на вскрытие коллеге. Он мне показался легким на подъем. — А ты меня заставлял к тебе мчаться в случае чуть повышенной температуры, чуешь разницу? — Ты медик, а я лечить не умею, поэтому и говорю, что можно сразу к Хёнджину. — Что бы ты без меня делал? Ответить нечего, потому что так оно и есть. Минхо сделал для Чонина слишком многое: он его спас от одиночества и непонимания близких ему людей. Он привил зрелость и независимость тому потерянному мальчишке, что сбежал из дома под давлением семьи. Невозможно в полной мере передать ту благодарность и преданность, которую Ян испытывает по отношению к Минхо, потому что благодаря ему он слишком многое осознал из того, что раньше казалось недосягаемым. Циничный взгляд на вещи отрезвил излишнюю романтичность в глазах совсем еще зеленого мальчишки. Слова, выпущенные без раздумий и запрятанных смыслов, оцепили слишком просто, как подготовленные люди из отряда наступления. Чонин вдруг легко пожимает плечами и спрашивает: — Купил? — Купил, — кивнул Хо, не заметив заминки друга, — перец нашел только горошком, но так даже выгоднее. В кофемолке измельчим, все равно для красоты стоит, — кивает Минхо, начиная выкладывать продукты, — а еще купил тебе ерунды этой, шарики сладкие. — Тапиока, что ли? — Вот, да. Так что можно будет после смены сделать чай. Чонин и Минхо заручились приготовить ужин до того момента, пока медик не будет вынужден пойти на работу, а вместе с ним и Ян. Они придут домой только под утро, когда рассвет засеменит на горизонте — стыке дня и ночи, а патологоанатома снова подменит Хёнджин, который уже потихоньку осваивается на рабочем месте. Пока молодой патологоанатом рад, что под распределение попал именно в Фандертаун, где может многому научиться от коллег и самых обычных горожан. И хотя здесь многие повседневные вещи могут показаться довольно скучными, но где они славились особой славой? Фандертаун похож на социопата, который боится лишний раз выходить на улицу, разговаривать с неизвестными номерами по телефону и никогда не ответит на звонок домофона. Он немноголюдный, вспыльчивый, понурый, меланхоличный, но для Хвана, выросшего в многомиллионном муравейнике, маленький городок кажется кладезем отдыха. Ли скомкивает пакеты в комок, садится на скрипучую табуретку с тонкими ножками и начинает нарезать мягкую хурму на дольки. Погода за окном хоть и приятная, но одновременно с этим мерзкая, усыпляющая. Кухня в танце теней кажется еще меньше, чем обычно. Фруктовая клеенка на столе, испачканная в каплях масла плита, на которой варятся овощи в мундире. Квартиру заполняют ненавязчивый шум босых шагов, шкворчание масленой сковороды, удары ножа по доске и лязг лопатки по жарящемуся мясу. Сегодня ужин почти целиком и полностью на Чонине, который вычитал в интернете рецепт курицы с овощами. Минхо смывает сладкий сок с ножа и, надкусив кусочек хурмы, шлепает на балкон, захватив пачку сигарет. Чонин приходит к нему минут пять спустя, вытирая ладони полотенцем — износившейся футболкой врача. Он недовольно смеряет его взглядом, когда тот поджигает конец сигареты, но в конце концов кладет подбородок на плечо и оплетает его тело со спины, скрепляя пальцы в замок. Патологоанатом не вздрагивает и не морщится, устремив глаза в открытое окно. Дождевой вопль заглушает звуки остальной природы, не слышно ни щебетания птиц, ни стрекотания кузнечиков. — Мне кажется, я никогда не смогу это забыть, — вдруг произносит Минхо, выпуская густое марево в не менее сизое небо. Каждый раз одно и то же, как бы он не пытался отшучиваться в перерывах между разговорами, сердце все равно саднит от необъяснимого зрелища, произошедшего меньше месяца назад. Ли беспокоит то, что ему пришлось увидеть в морге, Чонина беспокоит то, что Минхо почему-то помнит те дни, которые не должен был. — Я бы тоже не смог, — честно признается он и крепче сжимает талию, таким образом пытаясь забрать хотя бы крупицу того, что ежесекундно гложет медика. С подобной ношей тяжело жить, и у Хо совсем не получается. Кому бы понравилось жить с чувством того, что руку вывернули и не вправили обратно? Минхо косит глаза на него и возвращает взгляд на улицу. Чонин все понял без объяснения. Его подбородок приятно согревает левое плечо, а руки — живот. — Я завидую твоему хладнокровию. Ощущаю себя каким-то дураком, — он тяжело вздохнул, вцепившись ногтями в трухлявый подоконник, рассыпающийся будто от одних лишь прикосновений. Дым колышется, словно стебли колосьев на ветру, на небо протеснился скромный, ярко-голубой просвет, который гипнотизирует людей своим чистым безоблачным сиянием. Не часто увидишь небеса без пасмурной дымки. — А я ощущаю себя, как кок на пароме, — вдруг выпалил Чонин, от чего Минхо, не ожидавший услышать что-то подобное, нервно гоготнул, — мне кажется, я готовлю ерунду, которую ты все равно одобришь. Ну вот, ты хотя бы улыбнулся. — Потому что ерунду ты не готовишь, а несешь в данный момент. Я съем с твоих рук даже кошачий корм Фунта, но надеюсь, ты не станешь экспериментировать и проверять мое доверие к тебе, — у Ли получилось заметно расслабиться, тело умиротворенно подплавилось под теплом друга. Не просто друга, а самого близкого человека. — Хладнокровию учил меня ты, помнишь? Что бы не происходило, нельзя терять нить повествования. Нужно сохранять здравый взгляд даже на самые абсурдные вещи, потому что иначе потонешь в собственных мыслях, Хо. Снизу доносится лязг металлической двери, кто-то вышел из подъезда. Медик выпутывается из надежных рук Чонина и делает глубокую затяжку, пряча голову в свое плечо, чтобы лишний раз не травить некурящего. Густой смог стремительно ползет по руке к локтю, обволакивая воздух поблизости. В горле вдруг начинает першить из-за шершавой сухости, которая обычно возникает после того, как Ли берет в руки сигареты. Минхо откашливается в ладонь под недовольное цоканье сбоку и прерывисто отвечает, то и дело обрывая слова из-за зуда в глотке. — Это тяжело, когда вещи происходят совсем не здравые. Что за чертовщина происходит в нашем мире, если человек?.. — неожиданно вопросительная интонация на последнем слове, Минхо уже не может быть уверен. Не после того, что он видел собственными глазами, — может спокойно нанести себе смертельную рану и не умереть? Я много чего встречал за эти пару лет работы, но здесь… Заставь дурака богу молиться — лоб расшибет. Чонин закусывает сухие губы почти до промозглого скрипа, когда патологоанатом вновь отворачивается к окну, чтобы затянуться ядовитым для него маревом, которое словно соткано из уличного тумана, проникающего внутрь квартиры. Минхо не хочет, чтобы парень травил себя из-за него. Стоять рядом, пока кто-то дымит — равносильно пассивному курению, которое точно также сокращает часы жизни. Медик пустым взглядом глядит на ошметки улиц, разбросанные где-то понизу между морем и лесной полосой, и выдыхает дым прям на Фандертаун. Городу не привыкать набрасывать на себя плотную шаль. Смотреть на расстилающиеся виды сродни воздействию седативных препаратов. Пожилой трехэтажный дом стоит на одном из утесов и захлебывается в рефлексии большую часть своей жизни. Где-то там внизу тянется море, береговая полоса и крошечные домишки, когда небо не испачкано плотными тучами и туманом. С окон балкона открывается привычный вид на кривую дорогу, идущую вдоль аллеи старых домов, а если повернуть голову, то можно разглядеть синеву морских пучин. Момент наслаждения мог бы испортить осмысленный взгляд Чонина, направленный в сторону Ли, пока он этого не видит. Оно и к лучшему, иначе бы он не смог не заметить звонкое рокотание мыслей. Если бы мимика умела издавать звуки, то Чонин бы наверняка сейчас выл от безысходности. В последнее время он чувствует себя неправильно от недосказанности, паршиво. Та ночь в морге перевернула не только жизнь Хо, но и Чонина. Она вспорола старые швы на ранах, обнажила уродливые рубцы и умело спровоцировала потерю чувства безопасности. Что ему необходимо предпринять, чтобы впоследствии не чувствовать укола родных глаз? Когда скрываешь что-то важное от близкого человека, всегда будь готов к тому, что правда однажды всплывет сама и не в твою пользу. Утаивание никогда не сулило ничего хорошего, но никто не обязан делиться своими секретами. Как же быть, когда твои секреты мешают спокойно жить другим? Как быть, если тайна существовала задолго до знакомства с Минхо и дружбы с ним? Если Чонин прямо сейчас признается в сокровенном, ему не поверят, посчитав тайну шуткой во имя того, чтобы разрядить обстановку и поддержать. Если Чонин будет и дальше отмалчиваться, то последствия могут быть куда серьезнее. Юноша искренне боится потерять Ли, а также боится остаться непонятым. Странная ситуация, из которой так просто не выбраться. Она засасывает, как болото или трясина. Если знать о проблемах со здоровьем и не принимать никаких решений для обследований или лечения, болезнь может обернуться хроническим или даже летальным исходом. Рассказать или продолжить корить себя за утаивание собственных секретов? Не все тайны должны раскрываться, словно козырные тузы в конце игры, но отчего Яну противно от себя? Мысли вновь сдавливают голову. Гонка с совестью изначально была обречена на провал. — Я думаю, всему есть объяснение, — тихо подал голос Чонин и повернулся вполоборота, — даже если кажется, что это не так. Люди привыкли оправдывать любую необъяснимую на первый взгляд вещь сверхъестественными силами, но это происходит от недостатка информации и знаний о случившемся. Когда-то и фокусы считали колдовством. Любая тайна — вопрос времени, — напоминание самому себе, голос растворился в прокуренном воздухе и обернулся короткой тишиной. — Ты прав, — ехидно усмехнулся патологоанатом, скривив лицо в кривой гримасе, — но нам ли знать, как люди любят ощущения власти, — Минхо не понял по-настоящему, почему Ян обобщил «людей», но решил поддержать диалог, — как любят хранить секреты до последнего, чувствуя преимущество над кем-то. Кстати, ужин долго еще будет готовиться? Нам пора бы собираться. — Хм, сейчас гляну, что там творится под крышкой. — Уверен, что хочешь со мной пойти? — Ли вдруг замялся, стряхнув пепел с сигареты в жестяную банку от консервированных ананасов, — мне кажется, мы с Хёнджином будем отвлекать тебя от работы, и ты не сможешь сосредоточиться. — Я уверен, что это необходимо тебе, явно же спокойнее будет, если я буду рядом. И тебе, и мне. — Ты прав, мне необходимо… — признался парень и вцепился свободной рукой в волосы, слегка оттянув их. — Сейчас я за крупные заказы не берусь, — продолжил Чонин, — поэтому сосредотачиваться не на чем. И если вдруг будете мешать, в чем я сомневаюсь, то я пойду кормить комаров на ступеньки, чтобы и вас заодно не отвлекать. — Спасибо тебе. На этой фразе голос рассыпался на безликий шепот, который заставил Чонина слабо улыбнуться и направиться к выходу из балконной лоджии. — Все в порядке. Твои поклонники ждут встречи с тобой, — кивнул он, намекая на трупов. — Я надеюсь, только те, что в морге… Лицо Чонина побледнело быстро. Осознание ударило по затылку, когда он не был к этому готов. Все скатилось в тартарары, когда Минхо запомнил того, кого не должен был. Так не должно было быть… — Все. Хорош курить и много думать, сейчас посуду мыть будешь, — с этими словами он уходит, прикрыв стеклянную дверь. Напоследок бросил смешок, — помощник кока. Почему-то эта фраза вмиг успокоила Минхо. Его душа всегда напоминала море: даже если полный штиль, гладь воды все равно дрожит независимо от погоды и окружающей природы. У Яна как-то получается потушить цунами до легких кругов на воде. Как же для них привычно обсуждать серьезные темы, смешивая их шутками и несуразными действиями. Чонин давно стал тем, к кому всегда может обратиться парень. Характер у медика не из простых — гордый слишком, жалость к себе не любит и изменения тоже. А вот Чонина полюбил сильно. Крайне тяжело описать то, что к нему испытывает Ли, но это намного больше, чем приятельство или дружба. Чонин синонимичен с семьей, по-другому никак не может быть. Он всегда оказывал ему поддержку, с самого начала, когда в день их знакомства между ними образовалась хрупкая нить заинтересованности. Все началось в то утро, когда Ли решил подойти к босому мальчишке, пытающемуся спасти уток. Наверное, система сломалась не в ту ночь, когда обнаженный мертвец внезапно «ожил» и вскочил со стола, а когда Минхо встретил Чонина и не забыл его на следующий день. Уже тогда следовало насторожиться. Вот чего не должно было быть. Чонин не должен был знакомиться с Ли. Не должен был сбегать из дома. Парень перестает мешать мясо и замирает у плиты с лопаткой в руке, когда со стороны балкона слышится сухой прерывистый кашель. Он поворачивает голову в тот момент, когда Минхо тянется за ингалятором.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              Лампочка под потолком неприметно моргает, отбрасывая блики на поверхность металлического стола, на котором безмятежно лежит пожилой мужчина с вспоротым животом и трупными пятнами, разросшимися на спине. На ноге и руке у него висит бирка, где написано полное имя, фамилия, возраст и дополнительная информация, на бедре зеленкой нарисована специальная пометка, обозначающая, что работа над телом завершена. В данном случае осталось только вернуть внутренние органы обратно, зашить труп и передать его похоронному бюро, которое возьмет на себя все остальные косметические процедуры. Каждое тело перед похоронами или кремацией нужно подготовить должным образом, чтобы близкие могли проститься с усопшим. За окном давно бродит глубокая, томящаяся ночь, но дождя на удивление нет. Редкие облака проплывают куда-то вдаль, млечные звезды приглушенно мерцают, словно бисер на праздничном костюме. Сияние серпа луны оставляет серебряные отпечатки на морской глади, отражениях луж и верхушках сосен с дохленькими ножками. На улице тихо и свежо после непрекращающихся дождей. Из кустов потявкивают сверчки и кузнечики, в пушистых ветвях попрятались кукушки и летучие мыши. Окно морга открыто нараспашку, тяжелые черные решетки не пропускают вандалов, но пропускают комаров и ночных мотыльков, что беспрерывно вальсируют у потолочных ламп и той, что стоит на столе, пока Минхо занимается бюрократией и заполняет очередные документы. В это время над телом копошится Хёнджин, с искренней заинтересованностью подмечая то, как искусно работают некоторые новые инструменты по типу распаторов и кусачек. В институте, когда он проходил практику, студентам предоставляли довольно потрепанные пилы, секционные ножи и скальпели, которые приходилось постоянно затачивать перед вскрытием тела. Хвану даже казалось, что инструменты менялись каждый раз, потому что медики в больницах не хотели заниматься их заточкой. Возможно, так оно и есть, однако парню удалось удивить Ли, когда тот хотел научить его навыку заточки. После ухода коллеги в декрет, Минхо встал на условную должность старшего патологоанатома их отделения. У него в любом случае больше опыта, чем у Хёнджина, что только закончил учиться. — Здесь довольно мрачно ночью, — подметил младший медик, подошедший к столу для того, чтобы взять нитки, — тебе не страшно одному оставаться здесь во время ночных смен? Потому что мне порой не по себе, особенно во время гроз. — Теперь страшно, — промычал в ответ Минхо, не отвлекаясь от письма, — какая причина смерти? Сердечная недостаточность? Хёнджин поворачивает к нему голову, нежно-голубая униформа шелестит при едва заметном движении. — Да, здесь явные нарушения кровообращения в сердечных сосудах, — тон сменился на задумчивый. Хван еще раз внимательно оглядел мертвого мужчину и взял дуговую иголку, — погоди, ты сказал «теперь», а что изменилось? — сталь неприятно охлаждает кожу через одноразовые перчатки, парень продевает нитку в ушко и с насмешкой спрашивает, — неужели оживают? Минхо как-то нервно изгибает губы в улыбке и откладывает шариковую ручку в сторону, вздыхая. — Что, серьезно? — младший медик округлил глаза от удивления, так и замерев с иголкой, — это как так? Медик откидывается на спинку стула и заглядывает в окно. Свежесть ветра облизывает обнажившуюся шею, уставшее лицо, холодные руки и привычную надпись «sexy life» на футболке. Огрызок луны медленно ползет по земле, приближаясь ко входной двери морга, где за ноутбуком сидит скрюченный силуэт парня, которого раскрашивает мертвенно белый свет. Минхо потирает виски и нехотя вспоминает подробности той ужасной ночи, в которую он дрожал от паники и не понимал, как ему быть. Признаться честно, после стольких попыток воспроизвести события, голова стала болеть от одного лишь упоминания о фальшивом мертвеце. Сейчас навряд ли можно сказать, что он трясется от страха из-за одних только воспоминаний, скорее Ли устал от того, что мысли о нем не хотят покидать его. Существо с желтыми глазами плотно впилось ему в кожу, как клещ. Плохим воспоминаниям свойственно притупляться и сглаживаться с целью помочь мозгу, который день за днем думает об одном и том же. В настоящее время патологоанатом убежден, что произошедшее с ним можно отвести к «плохо» и «ненормально», а о кровавом убийстве в следующую ночь он предпочитает даже не рассуждать, не пытаться влазить в эту густую трясину. Однако, как бы медик себя не убеждал, ему по-прежнему интересно разобраться в чертовщине, с которой он нечаянно столкнулся. А случайно ли? — Да нет, конечно, — вдруг спокойно поясняет Ли, закидывая ногу на ногу. Рабочий халат Минхо привычно расстегнут, на среднем пальце есть твердая мозоль из-за ручки, а пальцы испачканы синими чернилами, — просто случай недавно был, видимо, тебе не рассказывали, — Хван кивнул в подтверждение, а Минхо как-то невесело усмехнулся, собираясь окунуться в ту историю вновь, — днем перед моей ночной сменой завезли один неопознанный труп, который, на самом деле, оказался очень даже живым. Человек несколько дней пролежал в холодильнике без каких-либо признаков жизни, не говоря уже о наличии сознания. И только я хотел сделать надрез, так он внезапно вскочил с этого стола. Он кивнул туда, где сейчас лежит труп пожилого мужчины. Младший патологоанатом невольно сделал шаг назад и сглотнул, не осознавая то, что только что услышал. — Какой кошмар… Как такое возможно? Я бы с ума сошел на твоем месте. А Минхо и сошел, кажется… Старший патологоанатом дотрагивается до гладкой поверхности стола, ощущая под пальцами прожженный узор. Этот рисунок — главное напоминание ему о том, что он вовсе не сумасшедший, каким может порой казаться. Это доказательство, в первую очередь, самому себе. Ли не стал рассказывать Хёнджину всю правду: про самоубийство и отмывание полов от крови. Ни к чему ему это знать. — С усталости много чего померещится. Но он явно был жив. До сих пор не понимаю, какой идиот из больницы настолько облажался. Но я бы наверно тоже его за мертвого посчитал. Меня напрягло то, что у него не было никаких признаков смерти, однако и пульса не было. — А что было после того, как он вскочил? Минхо помолчал недолго, прежде чем ответить. Внезапно захотелось рассмеяться в голос от абсурда, который он собирается рассказать. — Молодой мужчина был сильно напуган и сбежал сразу же, а я не смог его остановить, так как сам испугался. — Это похоже на анекдот, честное слово, — нервно хихикнул парень, — а что в книжке его было написано? — Просто неопознанный с ненасильственной смертью. Но я бы его лучше бы судебникам отдал. — У меня теперь новая фобия… Ты много работаешь, не представляю, как здесь можно работать в одиночку, вдвоем-то тяжело. Особенно увидеть такое… Я восхищен и разочарован одновременно. В крупном городе такого бы не случилось. — Я включу радио, — слегка улыбнулся Минхо, — там, кстати, Чонин сделал какое-то мясное жужево, но это вкусно. Так что угощайся, если голоден. — О, — воскликнул Хван, что начал зашивать разрез в области живота, — сейчас закончу строчить шов и попробую с удовольствием. Звезды слепят все живое, они кажутся непривычно яркими для тех, кто привык их видеть только в фильмах. Обычно все небо застилают плотные свинцовые тучи, наполненные влагой и печалью. За окном шумят ночные жители лесной рощи, большеголовые совы сидят на сосновых ветках, подмигивая светящимися глазами. Из старого магнитофона доносится тихая попса, размеренный женский голос растворяет в спокойствии. — Кстати, я не нашел документов на дамочку из третьей камеры, ее с утра того дня завезли, вроде бы. Что в таких ситуациях нужно делать? — Искать карточку. И если ее нет, то идти разносить медсестер, которые потеряли документы. Потом они будут все искать до потери сознания, что маловероятно или предпочтут не париться и сразу передадут тело судмедэкспертам, потому что проще на них все свалить за отдельную плату. Тело-то не вечное. Без документов не имеешь права производить вскрытие. У Нари так коллегу уволили, что была до меня. Это при том, что здесь и без того не хватает специалистов. Она там какому-то следствию помешала. — Я все уже посмотрел, — жалостливо протянул Хёнджин, снимая одноразовые перчатки. Руки под ними вспотели, хочется смыть с них всю грязь, в том числе и от разлагающегося тела. — Сейчас уже поздно, — Ли коротко глянул на настенные часы, — завтра попробую поузнавать перед сменой. Ты, кстати, завтра с какого часа работаешь? — К семи тут быть. — Что за скотский график? — возмутился Минхо и недовольно изогнул бровь, — почему тебя так напрягают? Ты же интерн по сути. Хёнджин пожал плечами. — Видимо, в последнее время много людей умирает. От хандры, наверное. Она здесь круглогодичная. Вдруг дверь в здание отворяется, и на пороге появляется сонный Чонин с ноутбуком под мышкой. — Меня комары все-таки сожрали. В дождь бы их не было. Хёнджин сочувственно взглянул на взъерошенные бордовые волосы и пошел мыть руки. — Я думаю, мы мешать больше не будем. Хёнджина сейчас домой отправлю, так что можешь садиться за стол. — А я уже закончил. Так и прошло время. Хёнджин наслаждался едой, приготовленной Чонином, слушал песни на радио и иногда отвечал на вопросы медика, когда тот останавливался при заполнении бумаг. Профессия патологоанатома включает в себя не столько работу над мертвым телом, сколько подробные отчеты и документацию о каждом сделанном шаге. Это весьма скучное занятие, но становится легче, если бездумно писать под диктовку, не заморачиваясь над диагнозом и прочим. В этом как раз и помогает Хван, что взял на себя «грязную» часть патологоанатомической сферы. С напарником работать удобнее, чем в одиночку. Особенно, если связь друг с другом найдена, и не нужно следить за каждым шагом подопечного. Когда Минхо только пришел работать в это место, Нари не доверяла ему ничего серьезного, так, по мелочи: «принеси-подай», «помоги засунуть тело в морозильник, а то тяжелое». Спустя некоторое время она извинилась перед ним за то, что недооценила по достоинству. Это было слегка неожиданно для Ли, но несказанно приятно. Как только закончивший университет юноша может работать в полную силу, если ему раз за разом обламывать крылья и приказывать быть мальчишкой на побегушках? Пускай Хёнджин еще многого не знает, не делает идеальные надрезы фамильярным почерком, иногда задает до невозможности дурацкие вопросы, но только так он может стать хорошим специалистом быстрее всего. Путем проб и ошибок. Минхо нельзя назвать зрелым, ему меньше тридцати. Работа и нехватка людей на должность вынудила его брать много ответственности в собственные руки. Наверное, его трудно назвать по-настоящему хорошим специалистом, но в этом городке особо не с кем сравнивать. Разрыв между работниками в сферах услуг и области здравоохранения колоссальный. Патологоанатомов и судмедэкспертов можно посчитать по пальцам трех-четырех рук, не больше. Фандертаун многих местных пережевывает в кашу, чтобы те мечтали уехать туда, где у них намного больше возможностей, чем здесь. Зато те, у кого все изначально есть, наоборот стремятся сюда из-за атмосферы, непохожей ни на одну другую. Чаша весов этого места постоянно колеблется, независимо к чему их можно отнести: погода, уровень жизни, нищета и количество убранства на одну улицу. Вот такой он, Фандертаун, находящийся среди гор, моря и лесов — благородный, жалкий, свежий, пасмурный, зажиточный, зеленый и голодный. Таким его сделала природа и люди, приспособившиеся к ней. Общество никогда не обособится от нее, потому что оно зависимо от красивых видов, тишины мира и естественного пения флоры и фауны. — Минхо, — позвал Хван, перебив мелодичный голос в песне, — могу я задать вопрос? — Ну, попробуй, — сказал Минхо. Чонин, сидящий рядом, незатейливо хмыкнул. — Ты хотел когда-нибудь уехать отсюда? — Всю свою юность, — прозвучал ответ, подобно гвоздю в крышку собственного гроба, — до совершеннолетия приоритеты другие были, мечтал переехать как можно дальше от семьи. — Да мы здесь все такие, кажется. Чонин что-то упоминал о том, что тоже сбежал. — Фандертаун притягивает беглые души, — просто ответил Ян, пожимая плечами. Они сидят втроем в здании морга и заполняют столь унылое, мертвое место настолько живыми разговорами по душам, что никуда не хочется уходить. Ночные беседы, как правило, это интимные мысли, выброшенные наружу, как янтарь на береговую линию моря. Для Минхо редко бывает времяпровождение на работе приятным. Ночь окутана темно-синей вуалью, звезды загадочно подмигивают, оставляя многозначительное молчание для всех тех, кто не спит в столь поздний час. Минхо подцепляет вареную морковь вилкой из контейнера и произносит: — Я пока не вижу смысла сбегать отсюда. Не уверен, что переезд на новое место не заберет с собой все мои здешние проблемы. Поэтому, думаю, для начала мне стоит разобраться с ними тут. В конце концов от себя не сбежишь. Каждый в этот момент подумал о своем. Чонин опустил взгляд на мультяшные кроксы двух патологоанатомов и не стал комментировать слова друга. — Многим помогает переезд в решении проблем. На новом месте с ними разобраться проще, — Хёнджин налил из электрического чайника полстакана воды, хлебнул немного и признался, — по крайней мере, у меня так. — К сожалению, это не мой метод. — Ничего, уверен, с твоими мозгами ты найдешь выход из любой заварухи. Мы знакомы совсем недолго, но я могу сказать, что ты вовсе не плохой человек. Собственно, как и Чонин. Уж не знаю, все ли здесь люди такие, но вы определенно приятные. — В фавориты набиваешься, наглец, — Минхо улыбнулся, отворачиваясь, чтобы не выдать легкое смущение. Хван слишком честный для этого мира. Медик неоднократно замечал, что у того совсем нет фильтра на слова. Он говорит все что думает и не стесняется собственных мыслей. Даже когда молчит, у него на лице эмоции написаны во всех подробностях. Вспомнить бы то же самое знакомство, заправленное похмельем Ли. — Мы еще не пили вместе. Так бы твое впечатление обо мне заметно снизилось, — младший патологоанатом подмигнул, решив оставить легкую недосказанность между ними. — Ты тоже еще с Минхо не пил, — с ухмылкой добавил Чонин, положив пластиковый контейнер на стол, — непонятно, у кого впечатление из вас испортится сильнее. — Но пьяным повидать его мне уже доводилось. — И правда, — заключил Чонин. — Меня больше интересует, — начал Минхо, постукивая пальцами по коленке, — почему ты, учась в столичном вузе, согласился на то, чтобы работать здесь за «спасибо», хотя мог выбрать любой другой город, где нет родителей? — Я живу по принципу, что воспоминания и эмоции дороже денег, — вот так просто пояснил парень, ему скрывать нечего, — я подумал, что смогу себя найти здесь. С морским курортом, конечно, прогадал. Но я пока не разочарован. — Знаешь, я восхищен и в то же время разочарован, — Хёнджин улыбнулся, услышав слова, которые он же посвятил старшему раннее, — у тебя может быть перспективное будущее. — Я всегда могу передумать и уволиться. Деньги не все решают, иначе почему ты здесь? — Подловил, признаю, — покачал головой Минхо, с задумчивостью проведя ладонью по неровностям стены, — мне нравится этот город, его природа и дурной нрав погоды. Особенность Фандертауна в том, что ты не можешь его предугадать. Он сам по себе, и я вместе с ним. — Считай, я тоже здесь почувствовал отдушину. Кажется, они друг друга поняли. — Тебе завтра рано вставать, на твоем месте я бы пошел сейчас домой и поспал хотя бы часа три-четыре. — Погоди, там девушка же еще ждет. — Ей спешить все равно некуда, в рай не опоздает, — Чонин, услышав это, поджал губы, — иди уже. С девушкой сам разберусь, отчет заполню. Не думаю, что это будет долго. На улице хорошо сейчас. Минхо бы с удовольствием сейчас прогулялся по набережной. Ночное море совсем не то же самое, что море днем. Это словно два совершенно разных существа, к которым нужен разный подход и настрой. Гладь воды настраивается под задумчивые прогулки, становясь штилем или наоборот — возвышается волнами, скрывая раздумья в морской пучине. — Ну вот, видишь, я все-таки в любимчиках, — хихикнул медик, поспешив снять дурацкую резинку, что все это время стягивала его угольные волосы. — Я сейчас передумаю, — строго предупредил Ли и по-недоброму сощурил глубокие глаза. — Меня здесь нет. Быстро же он свинтил. Славно. Нужно поскорее заканчивать с работой и идти домой.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼—

              Когда возвращаешься домой под утро, то невольно становишься свидетелем необъяснимого волшебства. Темнота постепенно рассеивается, выпуская сумеречные мгновения наружу. Минхо и Чонин неспешно плетутся по слишком тихой улице, в домах выключен свет за исключением нескольких окон. Сразу начинаешь думать, жители этих квартир только проснулись или еще не ложились спать? Раннее утро несравнимо ни с каким другим временем суток, оно олицетворяет странную магию в самых обычных вещах. Фонари освещают тротуары и мостовые дороги белым цветом, машины совсем не встречаются по пути. Минхо плетется с пакетом в руках прямо по проезжей части, наступая на разделительную пунктирную полосу. На ясном небе еще виднеется обгрызенная луна и мерцающие созвездия. До рассвета не так далеко. Это утро кажется по-необычному прекрасным только от того, что сегодня — один из немногих дней, когда можно воочию запечатлеть то, как просыпается солнечный шар. Виноградные лозы лениво оплетают фасады зданий, верхушки кипарисов едва подмахивают мягкими иголками, редкие ежи спешат спрятаться в мгле кустов, пока дневные сумерки не разбудили человечество. — Так непривычно гулять по такому городу, — восхищенно произнес Минхо, стараясь впитать глазами как можно больше красот природы, — даже и не верится… — Рано или поздно повседневность наскучивает. Возможно, и Фандертауну надоело постоянно показывать себя с дождливой стороны. — Сомневаюсь, это скорее исключение, а не аксиома. — Может быть. Они проходят через маленький лесок, выходящий к району из потрепанных трехэтажных домов, деревянные тропинки поскрипывают, а комары мельтешат перед глазами, потому что солнце еще не спугнуло их вглубь сосен. Чонин слышит, как протяжно скрипят стволы деревьев и успокаивается. Этот город научил его прислушиваться к мелочам, о которых бы он и не вспомнил года два назад. Где-то вдалеке слышны морские голоса и щебетание вечно голодных чаек, а где-то в центре города — шум двигателей грузовиков с едой и хихиканье ночных гуляк. — Думаю, днем будет жарко, — промычал патологоанатом и стряхнул с себя надоедливого комара, — а к вечеру на грозу натянет. — Сочувствую Хёнджину. Не хотел бы я находиться в морге в такое пекло. — Я бы в целом не хотел там находиться, — хмыкнул Минхо, — но когда выбора нет, то и выбирать не приходится. Иногда чувствую себя альтруистом из-за того, что принципиально работаю там, где никто другой не хочет. — Ты всегда можешь уволиться, как и сказал сегодня Хёнджин. — Страшно то, что я не хочу. — В стиле людей, — тихо себе под нос сказал друг, вздохнув и покачав головой. — Больше пугает то, что никто не хочет работать здесь из-за низких зарплат. Фандертаун давно держится на туристах, которых недостаточно для того, чтобы сделать из этого места достойный курорт. Отсюда и белиберда какая-то. Страшно жить в мире, в котором сфера услуг оплачивается дороже, чем зарплата учителей или врачей. Чонин тактично промолчал, давая возможность выговориться. Повторять одно и то же дважды было бы нелепо. Он сам не понимает, почему так происходит. В принципе их мир кажется странным. Иначе, как назовешь то, что люди готовы покупать сумки за десятки миллионов долларов и усыплять домашних животных, которых не успели купить до момента их взросления? Там, где царит взаимопонимание и добро, обязательно найдется такая же половина тщеславия и мракобесия. Ни один мир не может быть односложным, даже в самом хорошем примере утопии не будет идеальной жизни. Пока существуют люди — мир будет несправедливым и непонятным. Парни поднимаются по лестнице подъезда, как Чонин вдруг останавливается напротив входной двери в квартиру Минхо и отодвигает друга в сторону. — Подожди, дай я сам открою. Медик подозрительно нахмурился, заметно напрягаясь следом, но уступил. — Ну ладно… Если так сильно хочешь. Неясный подвох застыл в воздухе темного подъезда, яркий свет красной лампочки выглядывает из электрического щитка, на третьем этаже открытая дверь окна ударяется о стену при малейшем дыхании ветра. Чонин несмело открывает дверь и нажимает на ручку. Томный скрип эхом звучит на всем этаже. Сердце тревожно бьется, как животное в предсмертных судорогах. Он чувствует сильную энергетику, находящуюся в маленькой квартире Хо. Собственные шаги кажутся слишком долгими, виновник тревоги наверняка почувствовал присутствие хозяина в доме. Тявканье подошвы по линолеуму, шелест целлофанового пакета, нервничающие глаза патологоанатома, заметившие сосредоточенность Чонина. Минхо хочет произнести вопрос в слух, но просто-напросто не может. Язык словно прилип, а голос заблудился в пересохшей глотке. На кухне горит свет, который точно никто из них не оставлял включенным. Ли невольно задерживает дыхание, когда видит силуэт, отраженный в стеклянном узоре на двери и цепляется пальцами за горячую ладонь Яна. Плохие мысли закрадываются в голову сами собой, Минхо тихонько тянет друга назад, останавливаясь на пороге. Ноги не хотят вести на кухню, какое-то внутреннее чувство предупреждает немым криком бежать. Чонин оборачивается и, заметно нервничая, улыбается. Заставляет себя улыбаться. Тихий шепот впивается в сознание. — Все будет хорошо. А сам в это время настраивается на встречу с тем, кого сам избегал долгое время. Чонин не знает точно, кто сидит за той стороной двери, но все красные нити сводятся только к одному — свидетелю его прошлой жизни, от которой он трусливо и позорно бежал. Подготовиться к неизбежному кажется невозможным и слишком опрометчивым, как бы он не пытался. В голове только одно — при любом раскладе защитить Минхо и постараться не дать тайне вырваться наружу. Чонин хотел рассказать все самостоятельно, но не сегодня, не завтра. Не в этой жизни. Каждый шаг — новый скрип половиц под линолеумом и треск самообладания Минхо. Он боится, по-настоящему боится того, о чем и ком думает. Но больше ему страшно от того, что Чонин, несмотря на собственную боязнь, упрямо ведет его вперед. Что им движет? Желание убедиться в догадках или нечто иное? Ли не может знать наверняка. Чонин наконец открывает дверь во внутрь комнаты и видит его — демона с упрямыми янтарными глазами, тот самый настырный взгляд. Нож, спрятанный под ремнем, жжет сильнее, чем при воровстве. От адреналина хочется выглянуть в окно и бешено хватать ртом прохладный утренний воздух. Острая сталь ощущается сильно, как и присутствие того, кто не должен был сидеть на клеенчатом столе маленькой, пошарпанной кухни. Свет лампочки в сердцевине плафона освещает пугливые человеческие глаза, спрятанные за плечом Чонина и две бессмертные фигуры, заставшие друг друга врасплох. Существо с янтарными омутами удивляется не меньше, завидев Яна. Он совсем не ожидал встретить его здесь, в этот момент. Энергетика, которой пропах перепуганный патологоанатом не зря показалась ему знакомой. Пазл наконец-то сложился, демону захотелось рассмеяться от того, насколько загадка оказалось глупой. От переизбытка чувств у него задрожала губа, на висках зашевелились желваки и вырвался истеричный смешок, который чуть ли не оглушил сразу троих. Слишком громкий для атмосферы, в которой даже молчание является кричащим. Злость отразилась в желтых глазах, когда он увидел сцепленные руки этих двоих. Смесь гнева, разочарования, пренебрежения, обиды… Он поспешил скрыть ее за широкой улыбкой и весело выдохнул: — Так-так-так, ну надо же, — неискренне удивился юноша и перекинул одну ногу на вторую. У Минхо скрутило живот от голоса, который ему знаком, — кто же у нас тут? — он говорит специально на том языке, который понятен для человека, — это же беглец голубых кровей. Мальчик, трусливо сбежавший из домашней «клетки», — последнее слово брошено чрезмерно пренебрежительно, и взгляд глубоких глаз направился на медика, — демон Ян Чонин собственной персоной, — рука дернулась в издевательском поклоне, — я не ошибся? Минхо неуверенно глядит на притихшего друга, который поджал губы. Он расцепляет руки, в неверии отходя назад. Внешний вид Чонина является доказательством и подтверждением слов, только что выплюнутых в пришедших. А у демона ядовитая, сладкая улыбка растягивается шире.