вскрой мою душу

Облака, будто облицованные закваской, раздулись на небесном полотне и порыжели от позднего сияния солнца. Последние штрихи перед сумерками и кровавые полосы, что прореживаются сквозь неизменчиво малиновое небо. Тяжелые ткани штор струятся вниз, розовые лучи ложатся на оголенные плечи и зацеловывают красивые женские груди. Слышится шелест смятых простыней, томные вздохи и ленивое цоканье губ по нежным участкам кожи. Член проникает во влажное и горячее влагалище, касания грубых пальцев, смахивающих слезинки, словно перекрывают какие-либо пути отступления. Клетка захлопнулась по собственному желанию, отдав ключ для возможности в любой момент выйти из игры. Неловкости и смущения здесь никогда и не было, одно лишь удовольствие и взаимная выгода. Мадонна шире раздвигает ноги, улыбается сладко и глядит из-под подрагивающего веера накрашенных ресниц. Черные родинки разбежались по телу: одна во впадинке между ключицами, две другие затесались у тазовых костей. Обтягивающее кожаное платье распласталось на половицах, тени трех настенных силуэтов сливаются воедино и медленно танцуют, делая движения более плавными и желанными. В зеркале отражаются свечи с черными огнями, комната пропитана похотью и развлечением. Винная помада смазалась из-за аккуратных, но бесчувственных поцелуев Феликса, на носогубной складочке заблестел пот, ногти впились в спину парня, нависшего над ней. Изящные тонкие руки девушки поглаживают его подтянутый торс, тело слегка подбрасывает от каждого толчка. Джисон двигается внутри нее лениво и размашисто, с ехидством убегая от нерасторопных губ, пока Феликс «возмещает» все убытки, отдавая тройную дозу поцелуев. Сумерки застряли над городом, время будто застыло на часах, боясь тронуться дальше. Оно делает это тихо, едва ли незаметно, чтобы три демона не застали его врасплох. Девушка — живое воплощение готики и проявления современного искусства: где-то на стыке между несочетающимся. — Джисон, ты достал уже, — недовольно выстанывает Мадонна, извиваясь змеей под обманчиво молодым юношей. Копна угольных прямых волос щекочет крепкие руки, на которые он опирается. Карэ рассыпалось по подушке, подобно осенним листьям, в дьявольских глазах пляшут черти, — может, поцелуешь меня наконец? Или я этого не заслуживаю? — Из твоих уст принижение себя выглядит несуразно, — несуетливо растягивает губы в улыбке Джисон, — ты шикарна, дорогуша. Он медленно наклоняется к лицу девушки, чувствуя на своих губах ее распаленное и сбитое дыхание. Золотые обручи скатываются на тонкие запястья, позвякивая, подобно бубнам, желтые глаза сверкают от лукавства. Хитрость затаилась между оголенными телами, поджидая нужную секунду, чтобы выползти ящерицей из укрытия. Хан дует жарким воздухом на блестящий подбородок, насмешливо разглядывает дрожащие веки, черные тени которых растушеваны кистью и вдруг резко поднимает голову, подарив поцелуй светловолосому парню, что сидит обнаженным подле лица дьяволицы. До этого он проверял Джисона на выдержку, распуская руки по его бедрам, плечам, ровной линии спины и ягодицам. У Феликса губы пухлые и сочные, с кисло-горьким послевкусием из-за местного вина. Наверное, таковы все демоны на вкус. Хан углубляет поцелуй, цепляя пальцами четкую линию подбородка и улыбается сквозь него, когда девушка под ним хочет возмутиться из-за явного нахальства с его стороны. Джисон в открытую издевается и не скрывает того, что ему нравится делать все наоборот. В людском мире подобное поведение называется «по-детски», но ведь люди переняли эти черты от демонов и ангелов. Вместо этого Мадонна тушит стон тыльной стороной ладони, ощущая, как внутри ее тела движется скользкий член, растягивающий стенки влагалища. Одновременно с этим Хан углубляет поцелуй, проникая языком парню в рот. Причмокивающие цоканья, танго языков, одно на всех настроение, слюна на двоих и распитое красное вино. И все без чувств. Общая цель и увлечения, направленные стрелочками друг к другу, а любовь, пожалуйста, порознь. Если бы отпечатки были видимыми глазу, они бы опорочили тело Хана и испачкали его чернильные руны на шее. Член Феликса находится недалеко от головы девушки, она мягко обхватывает его пальцами и медленно ведет вверх-вниз, натягивая кожу. Мужские стоны проглатываются в поцелуе, в то время как девичьи распускаются по всей комнате. Вечер волочится за алым закатом. — Вот ты как всегда, — Мадонна закатила глаза от ласковых касаний по груди, все же возмущаясь и внезапно прогнулась в спине от внезапного толчка Джисона, что оторвался от довольного парня, — Феликс, ну хотя бы ты поцелуй. — Конечно, когда я тебе в чем-то отказывал? — Ты отказался везти мои пакеты со шмотками буквально вчера. — Я был с дамой, — пояснил он и мягко прикоснулся к пухлым губам демонессы, собирая винную помаду юрким языком. Девушка цокнула, но ответила, прикрывая в удовольствии глаза. Феликс глядит на нее сверху-вниз и задом-наперед, ехидно прищуриваясь, — и ты нам мешала в тот момент, — промурчал парень, распыляя поцелуи по её лицу. — Показушник, — пустил тихий смешок Джисон. — По крайней мере, не заставляет девушку ждать, — пробурчала Мадонна, намекая на себя, — кое-кому следовало бы поучиться. Черные свечи хаотично вальсируют, жидкий воск мерцает в расплавленных ямках. Засосы расцветают с каждой секундой, глаза в наслаждении прикрыты. Джисон слегка сжимает в руке правую грудь и наклоняется к лицу, тем самым отгоняя Феликса, вошедшего во вкус. Тот пиявкой вцепился в нежную кожу девушки, дорожкой оставляя отметины. — Вот вечно ты меня обижаешь, — вздыхает Хан и выходит из демонессы, проведя пару раз по стоявшему колом члену, — тебе пора научиться терпению, Мадонна. Джисон вдруг хватает её за лодыжки, притягивает к себе ближе и садится на колени подле кровати, закидывая на собственные плечи тонкие женские ноги. Так, чтобы бедра были на одном уровне с его лицом. Девушка закусывает губы почти до скрипа, предвкушая дальнейшее. Остатки солнечных лучей полоснули её шею бордовым оттенком. Хан попутно прикусывает кожу на нежных бедрах, а после зализывает следы, словно залечивая. Его черные вьющиеся волосы назойливо лезут в глаза, покалывают веки и чешут лоб. Тени слились с мглой неосвещенной комнаты. Запах в помещении сменился на распустившуюся похоть и духоту. Мадонна затуманенным взглядом проходится по Ли Феликсу, что сполз с кровати, опускаясь на колени вместе с Джисоном и подобрался к нему совсем близко, с азартом разглядывая сочащийся естественной смазкой член Хана. Как долго юноша продержится, если постоянно доводить его до грани и с лязгом сбрасывать на самое дно каждый раз, когда он будет близок к тому, чтобы кончить? Демон несколько раз щелкает языком, его руки усыпаны бисквитными родинками. Он на пробу касается члена Джисона рукой, сталкиваясь взглядом с глубокими желтыми глазами. На его месте он бы догадался, что Феликс что-то затевает, потому что такое происходит слишком часто. Мадонна зря наговаривает на Хана, ведь из них троих мракобесием преобладает именно Ли. Джисон может быть сумасшедшим в жизни, но в постели он джентельмен. Однако парень позволяет руке находиться на его паху и сам в это время шире разводит ноги дьяволице, почти неощутимо проходясь горячим языком меж половых губ. Свистящий выдох вырвался из уст девушки и вызвал самодовольную ухмылку на лице Джисона. Она рефлекторно хочет свести колени, но лишь сжимает голову демона с двух сторон, создавая для него вакуум, не пропускающий внешние звуки, лишь только вибрацию от постанываний. Зеркало отражает демонические желания и порочный блеск светящихся глаз. Мадонна вплетает длинные пальцы во вьющиеся волосы и слегка оттягивает их, массажируя голову. Тем временем Джисон заныривает языком глубже, проникая влажным кончиком в растянутое влагалище. Это сводит с ума. Шаги времени на часах всё-таки засекли и приказали ему остановиться, не прерывая цепь наслаждения. Девушка закатывает от блаженства глаза и часто дышит через рот, то и дело закусывая сухие губы с размазанной помадой. Она проводит свободной рукой по своему животу, груди, сжимая вставший сосок. — Чудесная картина, — отметил Феликс, наклонивший голову вбок. Он смакует на слух скользкие движения языка Хана и свои собственные ладони вокруг его члена, захватывая орган в кольцо. Введет рукой то вверх, то вниз, ливитируя между медленной и быстрой скоростями. Он едва слышит, как Хан издает стоны, пропуская вибрацию звуков через удовольствие Мадонны, и провокационно царапает головку ногтем, вынуждая Джисона толкаться ему в руку. По сути Феликс управляет оргазмами обоих. Контролируя Хана, он контролирует и девушку, что продолжает ворочаться на кровати, не соображая в данный момент ничего. Она полностью добровольно отдалась в руки Джисона, позволяя тому управлять её состоянием, в то время как Феликс вырвал у него это право, руководя процессом самостоятельно. Кукловод играет марионетками, Ли же стремится доставить удовольствие каждому. — Грязно играешь, Ликс, — сипло шепчет Джисон, открываясь от пульсирующего клитора. Демон с белокурыми волосами вновь стал быстро надрачивать другу, и когда он уткнулся лбом в девичью ляжку, намереваясь кончить, вдруг остановился и надавил большим пальцем на головку, — блять. — Признайся, тебе нравится. Джисон никогда этого не отрицал. — Еще мне нравится давать сдачи, не думай, что на мне все закончится. — Сначала доживи до этого момента, — улыбнулся Феликс и ускорил движения рукой, — ну же, — протянул он бархатным голосом и поцеловал парня в плечо, — сделай приятно Мадонне, она давно ждёт. — Мудак, — беззлобно хмыкнул демон и вернулся к девушке, что готова раствориться в учтивости Джисона. Столь гордая и дерзкая девица превратилась в безобидного котенка. Она захныкала, наслаждаясь внимательностью юноши к тому, что ей нравится. То, как он поглаживает тазовую косточку, то, как время от времени прикусывает кожу на ранее оставленных засосах. Она плавится под его умелыми руками, чуть ли не умоляя о том, чтобы это никогда не прекращалось. Глаза, налитые золотом и возбуждением глядят на Мадонну ясно и ветрено одновременно. Джисон сам растворяется в ласках Феликса, подобно сахару в чае. То прикрывает глаза, то недовольно вздыхает, подмахивая бедрами. Круг похоти должен замкнуться на Феликсе, но девушке до него никак не дотянуться. Она рассыпается без остатка, как отцветшая роза на подсушенные лепестки. Джисон начинает активнее работать головой, водя языком влево-вправо по клитору, а Мадонна стискивает простыни в кулаках, сжимает ляжками голову желтоглазого демона и беспрерывно тараторит мантру слов. Мгновенье спустя ее тело вздрагивает, словно его прошибло волной электрического тока, девушка кончает, облегченно откидываясь на подушки и убирая ноги с плеч парня. Феликс не теряет времени и подлезает к Джисону, не убирая рук с члена. Шире раздвигает чужие колени для удобства и впивается в парня глубоким поцелуем, проникая сразу же в полость рта. Джисон целуется вкусно, аккуратно, сохраняя незамысловатую загадочность. У него обаяние и флирт включаются по умолчанию, это нравится всем тем, кто однажды был его любовником. Томящаяся нежность, самоуверенное бахвальство и подскакивание секретов с мутного дна. Он в чужих глазах видит тайны, не считывает их до конца, но подковыривает, вынуждая их обладателей выплюнуть откровения самостоятельно. Истина проста: Феликсу доставляет удовольствие их времяпровождение втроем, впрочем, как и всем остальным. Об этом не принято говорить, ведь на лицах и так все написано. Не догадается только глупец. Хан отрывается от поалевших губ и целует Феликса в линию челюсти, размеренно шепча: — Я тебе нос отгрызу, если ты еще хоть секунду продолжишь ничего не делать, — а сам касается члена Ли и ведет рукой вниз, оттягивая кожу. — Сдаюсь, — улыбнулся юноша, застигнутый врасплох. Они дрочат друг другу, смешивая воздух после каждого сиплого вздоха. Феликс уткнулся демону в шею, Джисон целует его в мочку уха и кусает за хрящик. Истомы пробегаются по телу, эрогенные зоны зудят, требуя, чтобы им уделили внимание. Наслаждение прибивает по накатанной, как вода после отлива. Свечи с черным огнем дрожат от вздохов и стонов, солнце спряталось, посчитав себя лишним в компании грехов. Мадонна подперла голову рукой и, скребя ногтем по подбородку, засмотрелась на красивый вид: два демона, что только что ублажали её, сейчас доводят друг друга до вспышек перед глазами. Парни заканчивают почти одновременно, разбрызгивая теплую сперму по липкой от пота коже. Млечные капли попали на бедра, кубики пресса, запястья. Феликс облокачивается на каркас кровати, широко расставляя руки в стороны. Джисон растопыренными пальцами зачесал взмокшие волосы со лба назад и, прикрыв веки, стал переваривать в мыслях довольно скучный и будничный день в аду. Скрасило его только завершение, наполненное вожделением до самого верха. Скрипнула кровать, Мадонна поднялась с постели и открыла нараспашку окно, выглянув из него на городскую жизнь. Она расставила локти на гранитном подоконнике и слегка нагнулась, вызвав ехидный смешок у парней, молча проследивших за её действиями. В движениях демонессы нет никакого подтекста, она любопытно высунула голову и поправила пальцами пряди волос, подхваченные прохладой ветра. Неприкрытые ничем ягодницы отражаются в зеркале, грудь лежит на подоконнике, а смазанный макияж переливается при сумеречном свете. — В аду хорошо, но приедается, — вдруг сказала девушка, постукивая длинными ногтями по стеклу, — как же я хочу в людской мир наведаться. Вот думаю между Францией и Вьетнамом. — Ну и варианты, — усмехнулся Феликс, разминая шею. — Хочу попробовать именитый багет и настоящий кокос, — мечтательно протянула Мадонна, почесав пальцами ног голень другой ноги, — я только одного не понимаю, Джисон, — повернулась она к демону, — ты ведь отпуске, почему ты здесь тухнешь с нами, а не на Земле? — Там довольно классно и необычно, много есть на что посмотреть, но нужен перерыв. Слишком много всего непривычного для нас. — Да уж, ученик превзошел учителя. Пока мы отстаивали территории в аду, люди осваивали науку и технологии. О, как-то Сынмин нахваливал мне их фрукты. Поговаривают, они с рая пришли на Землю. Попробуй как-нибудь. Кокос тоже попробуй. — Хм, фрукты? — заинтересовался Джисон, открыв глаза, — постараюсь не забыть и тебе принести чего-нибудь. — Не смей, — воскликнула Мадонна и выровнялась, — мне принципиально важно попробовать всё в их мире. А так это все равно что трахаться без прелюдий и удовольствия. — В чем-то ты права, — Хан зевнул, а девушка вдруг залезла на подоконник и сложила нога на ногу. — На днях ангелы снова наших поубивали там, — холодно добавил Феликс, повернувшись к демону. — Не понимаю, почему Сатана все тянет с войной, — девушка надула губы, ее обнаженную спину облизывает свежий воздух. На груди, шее и ногах расцвели гроздья сиреневых отметин, — давно уже пора ткнуть их носом в грязь. — Сомневаешься в Сатане? — Джисон выгнул бровь, — смело. — Не сомневаюсь, просто мне демонов жаль… Райские ублюдки остаются безнаказанными и там у себя в почестях купаются, истребляя демонов. Мне просто обидно за наш вид, мы же должны быть равны… В конце концов, демоны и ангелы вместе создавали человека, — Мадонна поджала губы и отвернулась к городу, подсвеченному миллионами огней. Бордовое небо укрывает его, словно бархатным пледом, и каждый демон может спать спокойно, пока не высовывает ноги из-под «одеяла». Детская страшилка про монстров под кроватью приобрела новый смысл, когда у страшных тварей вдруг обнаружились крылья и нимб, — все, не хочу об этом. У меня сегодня хорошее настроение. Я хочу… — вдруг тянет дьяволица, сменяя тон на игривый, — чтобы вы вошли меня вдвоем. Короткая перестрелка луковых взглядов между парнями и ухмылка, разделенная на двоих. Мадонна лениво сползла с подоконника и грациозно прошлась до кровати, виляя бедрами с оставленными на них засосами. Повседневная жизнь в аду не сильно отличается от обычной смертной скуки, но демоны, как правило, умеют извлекать из нее пользу, разбавляя тоску приятным занятиями. Кровать поскрипывает, подобно маятнику, воздух залетает в комнату, кружась вокруг догорающих свечей с черным пламенем, а вечер будто и не стремится заканчиваться.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼— 

              Эхо отбивается от разноцветных кед: один красный, второй желтый. За окном непроглядная темень, приглушенная оттенком спелой вишни. Лицо отливает насыщенным красным цветом, руки спрятаны в карманах серых рваных джинсов. Свежесть и легкий кислый отголосок парфюма исходят от тела демона в черной толстовке. Если бы Джисон был каким-нибудь запахом, то наверное, он бы собирал в себе букет от каркаде до зеленых яблок. В длинном просторном зале расстелен однотонный темный ковер, занавески собраны в ленты и пропускают ночь в громоздкое помещение. Она кажется пришедшей в убежище, где ее точно никто не обидит и одновременно с этим устанавливает свои правила на кровавых землях ада. Дворец — официальное место для аудиенций Сатаны с подчиненными и редкими ангельскими послами из мира людей. Они рождены для того, чтобы представлять райские знамена на переговорах с отрешенными демонами. Никто успешно так и не справился с заданием Поднебесья, потому что тряпки, представляющие вид ангелов или небрежно срывались и отдавались в человеческие руки, или позорно сжигались на виду у демонов и послов. Избранных людей отбирают случайным образом, и за хорошую службу во время смертной жизни им предоставляется билет в сытое будущее после конца «срока» на Земле. Перерождение действительно осуществимо, независимо от количества грехов и доблестей, человечество упустило этот момент, потому что в свое время гордо сепарировалось от своих создателей. После крайней межрасовой войны прошло полвека, в ней слегло свыше шестидесяти миллионов ангелов и демонов. В том числе и правители с разных регионов ада. Для того, чтобы во всех из возможных миров был порядок, необходимо разделять власть на дистрикты. В аду их всегда было девять, в раю тринадцать, в людском мире свыше ста пятидесяти стран. Полвека назад все регионы ада в одночасье перестали существовать, когда шеренги воинов с набитыми на шее нимбами прорвались на территорию Преисподней и свергли всех правителей, всадив смертельные кинжалы в их спины. Это сравнимо с ножом по сердцу равновесия жизни. Тогда чаши весов гулко перевалились на сторону рая, указав, за кем стоит сила и власть. Оставшихся выживших демонов втаптывали в землю, смешанную с пороховым снегом и закидывали обломками павших городов, разбивая вдребезги последние крупицы надежды в их глазах. Прошло около пяти столетий с тех, почти всеми забытых кровопролитий, время доказало, что невзирая ни на что, оно умеет сглаживать углы и на скорую руку зашивать загноившиеся раны. Сейчас не слышится эхо отчаянного рева около мертвых тел и почти не сжимаются кулаки в молчаливых призывах о возмездии. Тишина бывает громкой, порой она рассказывает куда больше эмоциональных слов. Ночью, если сильно прислушаться, можно услышать как кряхтит и стонет ад, не забыв, как у него безразлично отняли судьбы миллионов. Каждый выживший житель больше не скорбит открыто, но иногда пальцами касается фотографий, трепетно глядя на тех, кого рядом больше нет. Неизвестно, возможно ли перерождение из рая или ада, но у многих в сердцах теплится вера. Пятьсот лет назад среди демонов появилась легенда о приемном мальчишке-сироте, который не являясь наследником престола, взял неокрепшее мужество в кулак и на обломках ада построил один единый дистрикт, объединив в него все слегшие города. Он раздавил в щепки самый крупный сектор рая и спас от вымирания ад, потонувший в смертях. Сложно судить, что из этого правда, а что нет, но этот мальчик вырос и до сих пор является правителем адских земель, даря народу спокойную умиротворенную жизнь. Поколения сменяются поколениями, чистокровные демоны, выжившие после настоящего истребления не любят вспоминать тот непростой период. Равновесие не удалось вернуть, Сатана и не пытался. Он отстроил безопасное место, куда ангелы больше не смогут никогда проникнуть. После той войны резко сократилось количество детей, рожденных в аду от союза демона с демоном, и все больше стали появляться бывшие жители Земли, совершившие грехи. Рай завладел человеческим сознанием, воздвигнул тему религии в широкие массы, ужесточил законы, по заветам которых должны жить люди и направил власть на большинство социальных институтов: церковь, семья, государство, образование. Интересно то, что спустя десятки лет люди постепенно начали уставать от религиозного контроля и вмешательства в судьбу и стали отрекаться от вероисповедания, круша творения Божественного культа и запрещая веру в Высшие силы. Кто же знал что кропотливые создания захотят отречься от «родителей» и идти по своему пути — пути научных открытий и геноцида? Последнее досталось в наследство. Все это время Хан Джисон помогал возводить непроходимые барьеры для райского мракобесия и отстраивать Девятый и единственный дистрикт. С тех самых пор ангелы пытаются нанести удар по аду через людской мир. Довольно грязная игра, с которой ничего нельзя сделать по причине того, что люди стали более развитыми, чем те же пятьсот лет назад. Они любопытны и привыкли подгибать под себя необъяснимые вещи, происходящие в их мире. Ангелы обычно решают проблемы таким же путем. Если поднимать старые обиды со дна прямо на Земле, то станет возможен риск хаоса небывалого масштаба. Речь пойдет не о гибели одного из видов, а о вымирании всего живого. Миллионы превратятся в миллиарды, миры сотрутся в ничто, подобно канцелярской стерке. Джисон кашляет в кулак и неспешно проходит до середины приемного зала, останавливаясь точно под огромной хрустальной люстрой. Круглые колонны возвышаются до самых потолков, мозаичные витражи блекнут среди неосвещенных стен, при солнечном свете они, скорее всего, отбрасывают разноцветные блики на глянцевые полы. Напротив Хана спиной стоит не то парень, не то высокий, уже мужественный мужчина, скрепив руки в замок у себя за спиной. — Как отпуск? — расслабленно размыкаются губы. Мужской силуэт затемнен мглой пространства, укутанного ночью с небом запекшейся крови. Ему хватило десятка вальяжных шагов, чтобы по ним можно было опознать, кто пожаловал так поздно во Дворец. Бан Чан развернулся и почти незаметно улыбнулся, подойдя ближе к демону, что кажется меньше, чем есть на самом деле. На фоне с Чаном он выглядит неумелым ребенком, что с любопытно распахнутыми глазами слушает ответы на все вопросы об «а если…». — Неплохо, но быстро наскучило, — скучающим тоном ответил Джисон. В канделябрах плавятся восковые свечи, наклоняясь в стороны. Пламя омрачает предметы интерьера и открытые участки кожи Сатаны, неприкрытые незаправленной шелковой рубашкой. Бордовый блеск играет на мягкой ткани и в глубине тоскующих глаз. — Ты без перерыва работал триста лет, — учтиво напомнил мужчина и подошел к подоконнику вытянутых окон с разноцветными стеклами, облокачиваясь на него. Желтоглазый демон последовал его примеру и уселся рядом, лениво болтая разноцветными кедами. Чан вдруг почувствовал странную энергетику, исходящую от Хана. Он на секунду замешкался и нахмурился, задумавшись над тем, что ему могло показаться знакомым, но комментировать ничего не стал. — А ты с момента, как взошел на трон, и что теперь? — Я как лучше хочу, а ты огрызаешься. Вздох сорвался с губ. Джисон наклонил голову так, что волны волос перебежали на вторую половину головы. Время продолжает идти вперед, а он давным-давно успел выучить мимику мужчины вдоль и поперек, каждый раз подмечая новые изменения на его вечно задумчивом лице. Новые оттенки грусти перемешиваются друг с другом и будто бы просят ничего не спрашивать об их присутствии. На плечах Сатаны лежит ответственность за каждого демона, служащего во благо аду. Порой спина и поясница отстреливают тянущей болью, ведь сложно тянуть на себе спокойствие, когда в душе штормят морские пучины и свистят пули сквозняков. Но в его положении он не может расслабиться и пустить все по накатанной, потому что является звеном, что держит в своих руках канаты с двумя концами. Стоит отпустить одну веревку, как вся система обрушится по принципу домино. — Не огрызаюсь я, просто… — замялся Хан, кротко взглянув в неосвещенный потолок, расписанный очень старыми фресками, — ты отпуск заслуживаешь куда больше меня. — Вздор. Тебе нравится работать, вот ты и скулишь во время отпуска. Мне тоже нравится. «Ты устал» — чуть не вырвалось из уст Джисона. Ему удалось вовремя прикусить язык, чтобы не допустить роковую ошибку. Только тот, кто живет бок о бок с ураганом будет закапываться по шею в работе, засыпая себя сверху песком. После смерти предыдущего правителя Девятого дистрикта Чан изменился. Не сразу, но это происходило толчками, словно его новая личность каждый раз перепрыгивала через одну ступень. Хан заботливо помогал ему твердо стоять, когда он останавливался, чтобы отдышаться между прыжками. Проблема Чана заключалась в том, что он не оглядывался назад и, несмотря на разболевшиеся колени, продолжал прыгать выше предела своих возможностей. Пока не услышал треск в ногах и не осознал, что потерял почти все, что имел. Чан скучает по прошлому. — Сегодня был с Феликсом и Мадонной, она посоветовала попробовать фрукты. Тебе тоже пора начать хоть иногда выбираться из ада и из зада в людской мир. — И чем вы там занимались? — с ехидной насмешкой поинтересовался Чан, пропустив последние слова. Он вплел пальцы в собственные серые волосы и слегка оттянул их в стороны. Голова приятно загудела от незамысловатого массажа. — Хорошо проводили время, — Хан цокнул языком и многозначительно поиграл бровями, — кстати, вдруг тон его голоса сменился на более серьезный, — Феликс сказал, что ангелы снова устраивают самосуд, демоны боятся выбираться на Землю. — Мне уже доложили. — Когда война, Чан? Среди демонов разрастается тревога и желание мстить. — Надеюсь, никогда. Те демоны, вероятно, слишком юны и не застали времен, когда трупы лежали всюду. Сам ведь знаешь, что резней страх и ненависть не утихомирить. Только все усугубится. — Попробуй донести это народу. Но я не уверен, что демоны и дальше будут продолжать терпеть убийства в людском мире. Рано или поздно терпение лопнет, как бы они тебе не доверяли. Страх движет эмоциями и поступками, не забывай. Чан вновь почувствовал шлейф чего-то необъяснимо знакомого, хоть и неизвестного ранее. Его глаза застилает странное чувство дежавю, фрагменты которого он не может воспроизвести. Это раздражает и… настораживает до скованного испуга. — Не нагнетай, пожалуйста, — Сатана сжал кожу меж бровей и пальцами спустился к носу, — я подумаю, что можно сделать с этим. — Верю. В конце концов, когда я сомневался в тебе? Джисон поднялся с подоконника, разминая спину. Через дыры на джинсах выглядывают колени, бордовые облака за цветными окнами уплывают вдаль. — Никогда, — кивнул Чан, искренне потянув краешек улыбки. Желтоглазый демон вдруг наклонился к другу и значительно тише произнес: — Я вижу, как ты тоскуешь и много думаешь. Не позволяй эмоциям управлять тобой, пока они не ослепили и не загнали в угол. Необязательно быть сильным всегда, позволяй себе отдыхать хотя бы тогда, когда никто не видит. Не стоит вдаваться в подробности, Чан его и без того понял очень хорошо. Он сложил руки на груди и вкрадчиво произнес: — Сострадание и неравнодушие отличает нас от дикарей. Я в порядке, Джисон. Тебе не о чем переживать. А Хан не верит ни единому его слову, загвоздка в том, что и Чан это прекрасно понимает. Никто из них никогда не был дураком, что не способен увидеть на поверхности истину. «Мои проблемы не твои проблемы» — беззвучно прозвучало посреди мозаичной залы, тускло освещаемой восковыми свечами. Тот самый случай, когда тишина многозвучна. Джисон дергает головой и поджимает губы, понимающе хлопая друга по плечу. Надеется хотя бы так оказать ему поддержку и через прикосновение забрать частичку пустоты с собой. В следующий момент желтоглазый демон вдруг лукаво скалится, обнажив ряд зубов и двусмысленные намерения и как ни в чем не бывало уходит, салютуя на прощание. — Ну ладно, я пошел. У меня появилось настроение покошмарить Сынмина, наверное, он сейчас засиживается в мастерской. То, что мне нужно. Но грусть в глазах не спрячешь, как бы оба не старались доказать обратное.              

—⧽꧁ ༒︎ ꧂⧼— 

              Липкий туман расползается по мягкой влажной земле, дождевые капли скатываются по хвоинкам наземь и создают тихий шум, напоминающий то, как скворчит масло во время жарки мяса. Извилистые тропы из сырых досок уходят вглубь леса, пронзая его со всех сторон. Всюду естественная мрачность от непроникающего света, прелая падаль деревьев и заплесневелые перила из елей, бесконечно тянущиеся куда-то вперед. Опознавательные таблички облепил изумрудный мох, стволы сосен пожрал голубой лишай. Джисон заканчивает подниматься по ступенькам и наклоняется к трухлявой лавочке с сопливыми улитками. Недалеко от нее сидит сине-зеленый жук и шевелит рогами. Таких необычных демон еще не встречал. Воздух в этом месте легкий за счет влажности и солоноватый из-за шумящего моря неподалеку. Фандертаун пахнет тиной, хвоей, дождями и плесенью. Он в корне отличается от тех городов, о которых узнал Джисон. Те более солнечные и сговорчивые с народом, проживающим в них. Например, Париж по словам демонов истощает запах изобилия выпечки, пыли и парфюма, а люди, проживающие в нем, переполняются страстью. Селения Греции вселяют восторг от незабываемых красот природы и кухни, Валенсия постоянно тонет из-за особенно долгих рассказов от хороших адских приятельниц. А здесь все будто не то. Ожидания совершенно не совпали с реальностью, иронично и то, что их он узрел раньше, чем наслушался россказней о курортных городах всего человечества. Фандертаун позволил себе разбить любые представления о том, как обычно живут люди, потому что они нигде не уживаются так, как в этом месте — среди острозубых скал, густых лесов с тонкими ножками и неустанно пасмурным морем, от которого несет йодом. Непостоянство в погоде не могло перестать удивлять того, кто привык жить в той среде, где нет ни снега, ни ураганов. Бывают сезоны дождей, но, как правило, они не идут больше нескольких дней, пускай и совсем беспрерывно. Об аде напоминают частые грозы, что и в Девятом дистрикте случаются нередко — толчками появляются в разных участках ночного неба, усеивая его трещинами разных размеров. Джисону ничего не остается, кроме как смириться или уехать отсюда во все те нахваленные демонами места, но почему-то он не может. Что-то необъяснимо неизвестное и загадочное держит его в оковах серого городка и не желает отпускать до тех пор, пока Хан не раскроет тайну, удерживающую его здесь. Он периодически пытается понять, что вынуждает его искать подсказки на загадку квеста даже там, где они и вовсе не предназначены, но пока не получается. Желтоглазый демон ходил к морю — не впечатлило, оно везде одинаковое, горы скучные, люди понурые. Единственное, что бросилось в глаза и не вызвало скуку — сувенирные лавки со всякими туристическими безделушками и палатки с янтарем. Столько всего необычного и интересного, что каждую невольно хочется разглядывать: бусы, фигурки животных, глиняные свистки, насекомые внутри янтаря. Однако ему непонятна система денег в этом мире. Когда он в первый раз хотел что-то взять и сказал что у него их нет, ему ответили «какие вы все хитрые, платите или уходите», а в аду вообще денежной системы никогда не существовало. Но правильнее сказать, что она была, но не в том виде, в котором предстала перед Ханом на Земле. В аду действует закон «око за око, услуга за услугу» — все или все или ничего в зависимости от статуса. Чем выше статус, тем больше возможностей и привилегий. Возможно, если бы Джисон общался с перерожденными в демонов людьми, то он бы знал о том, что людям нужно трудиться для того, чтобы жить. После этого сразу же начинают отпадать вопросы в стиле: «почему же люди стали развиваться и отстраивать свой мир без помощи Высших сил?» Оказывается, у них просто-напросто не было выбора. Поэтому отрицать схожую систему в аду нельзя, что-то общее действительно мелькает, подобно бельму на глазу. Если не трудиться на благо Девятого дистрикта, то существование превратится в унылое скитание по аду без целей и их реализаций. Никакого удовольствия от подобной жизни не будет. Пускай демон и не может умереть от голода, да и спать ему вовсе не обязательно, но гораздо лучше жить в насыщенных контрастах, выкрученных на максимум, чем плеваться от безвкусной блеклости. Фандертаун именно так и живет, а его жители будто страдают Стокгольмским синдромом. Джисону пришлось возвращаться в ад, чтобы связаться с бывшим человеком, который на данный момент работает в земном мире и помогает демонам обустроиться в непонятной для них среде. Что-то вроде туроператора и риэлтора, если совместить все это в одну профессию — именно так назвал себя тот демон. Он дал Джисону немало денег и попросил в случае чего к нему обращаться. Возможно, не последнюю роль сыграла значимость Хана для ада, а может, Сонхва, будучи человеком, был тем самым миллиардером-филантропом. Так или иначе, следует рассказать об этом Сатане, чтобы тот утвердил его на официальную должность экскурсовода-проводника в человеческий мир. Это правда кажется полезным. Благодаря этому Джисон сейчас шатается по городскому лесопарку с синим шарфом, обвязанным вокруг шеи. Волны из пряжи красиво переливаются на ткани голубым и белым цветами, а бахрома время от времени щекочет руки. Мокрые волосы завились в сосульки, доски под ногами тихо поскрипывают и мягко продавливаются. Шум моря слышен среди армии сосен с кривыми и тонкими ножками. Обычно они слабенько покачиваются, грозясь надломиться из-за несправедливого распределения веса в макушку дерева и трескаются во время муссонов и циклонов. Туман нагоняет облачности и рассеянности, словно притупляет внимание и вынуждает сфокусироваться на сонатах природы: пение птиц, кряхтение тяжелых елей, шорох листвы и хор дождевых капель, звучащий как отголоски помех на радиоволне. Джисон выходит из малахитового леса к слабо застроенным районам. В лужах отражаются его янтарно-желтые глаза и подошва кед, к которой прилипли хвоинки. Ноги почему-то сами понесли его сюда, в тихое место, будто зацелованное непогодой. Мозаика на плитке, отсыревшие прилавки с навесами, на которых торгуют вязаными изделиями и копченой рыбой и старая мостовая дорога, выложенная маленькими камнями. Если проехаться по ней на машине, то в салоне будет неустанно гудеть, пока не свернешь на ровный асфальт. Но мостовые дороги славятся прочностью и устойчивостью ко времени. Такие в аду строили, когда демоны нуждались в лошадях, а не в спорткарах. Причем последнее появилось благодаря людям. Получился своеобразный обмен изобретениями. Эта мысль заставила Хана слегка улыбнуться и пойти вглубь улицы, хлюпая мокрыми кедами. Демон поправляет мокрый синий шарф с морскими волнами и поднимает желтые глаза, натыкаясь на мужской силуэт с пакетами продуктов. Парень медленно ковыляет по аллее кипарисов и копошится двумя пальцами в нагрудном кармане, стараясь вытащить из него припасенную сигарету. Джисон невольно притормаживает и вглядывается в странный образ человека, что будто пытается затеряться в туманности города. С каждым шагом его силуэт безвозвратно размывается, утопая в вяжущем смоге городка. Его энергетика шлейфом тянется до носа Джисона, от чего у жителя ада мгновенно глаза воспламеняются предвкушением. Он думал, что ему показалось, но нет. В метрах двадцати от него следует вдаль тот самый медик, который своей пугливостью и трусостью смог развлечь Джисона, на какое-то время снимая с него скуку. Он его видит в третий раз и лишь первый в дневное время суток. А ведь Хан даже представить себе не может, что из-за него патологоанатом почти перестал выходить из дома в одиночку, а если и выбирается куда-то, то в светлое время. Минхо, невзирая ни на что, старается жить, как и прежде, какой бы тяжелой задачей это не казалось. Патологоанатома стали чаще беспокоить дурные сны и противоположные им бессонницы. Мысли переполняют голову, заставляя ее гудеть, но вместе с этим проделывают в ней дыру, вследствие чего рассеивается внимание на окружающие парня вещи. Чонин не раз и не два говорил о том, что верит Ли, убеждая его в том, что друг не способен придумать что-то такое самостоятельно. Его мозг настроен на доказанные гипотезы, практику и чистые факты, а не на кровавые фантазии с религиозным контекстом. В этом плане он больше скупой и циничный, чем инициативно-творческий. Скорее всего Минхо не догадывается о том, что если бы демон всерьез хотел ему испортить жизнь, то ни дневное время суток, ни количество свидетелей, ни недостаток ресурсов не смогли бы остановить его от реализации замыслов. Джисону просто скучно. Вот и все. Но ведь человек, именем которого демон и не собирался интересоваться — это не та причина, по которой Хан не покидает Фандертаун. Обстоятельства идут по извилинам дорог, накатываясь снежным шаром на безответные вопросы и сильное предчувствие того, что его где-то водят за нос. Такое бывает, когда ноздри улавливают гарь, смешанную с подвохом или приторность с уловкой. Интуиция всегда была сильным качеством Джисона. Чем старше становишься, тем больше она проявляется, строясь на глупых ошибках и ценном опыте. Она нашептывает подсказки, говоря, какой провод не стоит резать и за какой следует ухватиться, чтобы решить проблему и не лишиться пальцев по глупости. Например, за излишнее любопытство и неосторожность. Если ангелы насмехаются над ошибками прошлого, не считая их чернотой собственной истории и преступлением против свободы жизни, за которое они должны чистосердечно раскаиваться, то новых кровопролитий не миновать. Только сожалея о старых проступках можно возводить фундамент для преображенного начала чего-то светлого и не опороченного. Джисон ни за что не станет терпеть то, как рай вновь истребляет демонов, и если предчувствие по-ябеднически показывает пальцем на подозрительного работника морга, то он прислушается к нему. Каждое колебание и секундное замешательство может приравняться к очередной смерти. Человеческий медик кажется подозрительно знакомым, вернее Джисону знакома его энергетика. Он точно уверен, что встречал похожую ауру ранее. Кто же знал, что отпуск Хана превратится в личную инициативу защитить Девятый и единственный дистрикт от убийц с татуированными нимбами на шеях и фальшивым искуплением грехов в отражении порочных взглядов? Демон с янтарными глазами, закинув ленту шарфа за спину, следует по направлению мужчины с пакетами, весело насвистывая мелодию.