Падение "Белого Кардинала"

      После того случая, когда Брагинский отхватил люлей от своего же телохранителя, кое-что изменилось, что невозможно было не отметить. Причём изменения произошли с обеих сторон, на чём каждый из них сделал акцент для себя самого.       Сам Иван обратил внимание, что Альфред, в его обществе обычно нейтрально спокойный, стал каким-то напряжённым и постоянно хмурым, в глаза старался не смотреть и лишний раз рядом не находиться. Брагинский прекрасно понимал причину его поведения, поэтому никак не реагировал на это, хотя и испытывал странное чувство, которое раньше не испытывал к другим людям. Ему становилось некомфортно и даже немного обидно. Но с другой стороны Иван отдавал себе отчёт, что сам виноват, поэтому просто отмалчивался. Хотя извиниться всё-таки стоило, вот только гордость мешала, каждый раз сдавливая горло при попытке заговорить о случившемся.       А вот Джонс как раз отметил изменившееся настроение Брагинского, обратив внимание, что он стал каким-то понурым и подавленным. Улыбался он теперь редко, да и разговаривал в целом тоже не много, исключительно по рабочим делам. Если проходили какие-то встречи или званые вечера, Альфред прямо-таки отчётливо видел, что ранее искусно отыгранный образ Ивана пошатнулся, и он с трудом поддерживает тот образ, который ему был присущ ранее. А ещё Джонс заметил, что после того вечера Брагинский перестал пользоваться услугами эскорта. Возможно, это имело отношение к бизнесу мужа его сестры, а может быть тут была и другая причина, только Альфред не смог её для себя найти.       Таким образом прошла ещё одна неделя. На самом деле Иван удивился, что Джонс после того случая не сбежал от него. Всё-таки работа и так имела риск, а ещё если угроза будет исходить от самого Брагинского… Тут-то он и осознал для себя, что Альфред остался только из-за денег. Понимание того, что все окружающие его люди, даже родня, находятся с ним из-за денег, впервые обрушилась на Ивана неожиданным осознанием, как обух по голове, из-за чего начался период депрессии. Да ещё и скоро тот самый день…              День, о котором шла речь, был нелюбимым в календаре Брагинского. Но все его подчинённые просто знали, что в этот день его не стоит трогать, а ещё, вероятнее всего, этот день будет для всех выходной. Все об этом знали.       Все, кроме Альфреда. Поэтому для него новость о том, что сегодня, в середине рабочей недели, он абсолютно свободен и волен делать, что ему вздумается, стала неожиданностью, удивившей и вызвавшей непонимание. С самого утра Иван с непроницаемым выражением лица сообщил ему, что он может съездить в город, встретиться с друзьями, сходить куда-нибудь, а его самого не беспокоить, после чего оставил ему банковскую карту для личных расходов, уже одетый и собранный сам сел за руль автомобиля и уехал в неизвестном направлении. Джонс, находясь в застопоренном состоянии, только почесал макушку и проследил за тем, как машина скрылась на ближайшем повороте.       Пока Альфред завтракал, ему позвонил Торис и предложил съездить с «ними» в город и погулять. На вопрос о том, кто эти «они», Лоринайтис сказал, что, наконец, познакомит Джонса со своими друзьями. Так как особо заняться было нечем, а перспектива находиться целый день в доме одному ему не особо льстила, Альфред с готовностью согласился. К тому же… это первый день за эти три недели, чтобы он был совершенно свободен и не находился в обществе Брагинского. А ведь он действительно какое-то время боялся находиться с ним рядом после того случая. Но он не мог игнорировать тот момент, что Иван изменился с того дня, особенно эти изменения были заметны сегодня. Но на данный момент Джонс уже просто забил на то событие и думал о том, что ему осталась неделя, чтобы получить расписку, оплату, попрощаться с этой жизнью и вернуться к своей прежней. Вот только… действительно ли он этого хочет?       За эти три недели Альфред многого насмотрелся, аморального и выходящего за рамки здравомыслия и закона. Это если говорить об окружении Брагинского. А если говорить о нём самом… он не относился к Джонсу как к обычному подчинённому или вещи, что свойственно людям его положения, которые считают окружающих отбросами общества, а подчинённых, которым они платят – рабами, об которых можно вытирать ноги и требовать исполнения любых прихотей по щелчку пальцев. Это и удивило Альфреда. Понятно было, что Иван был из категории именно таких людей, но он не был на них похож. Правда своей театральной игрой на публику, где он выглядел как настоящий босс преступной группировки, откровенно раздражал Джонса. Особенно то, как он улыбается с таким жутким взглядом хладнокровного убийцы. Других такой взгляд пугал, а Альфреда – бесил до зубной боли.       Но при этом Джонс задумывался о том, убивал ли в действительности Брагинский? Наверняка убивал. В его положении, с его связями и с учётом контингента, с которым он ведёт дела, не возникало сомнений, что на его руках есть кровь. И это немного пугало Альфреда. Так хотелось просто по-человечески поговорить с ним, спросить его об обычных вещах, чтобы развеять свои сомнения и страхи…       Спустя час, после того, как Джонсу позвонил Торис с предложением прогуляться, он снова позвонил, сообщив, что ждёт его во дворе. Альфред попытался взбодриться и думать об отдыхе, чтобы поднять самому себе настроение, поэтому поспешил на улицу, захватив с собой всё необходимое. Обменявшись скромными приветствиями, Джонс и Лоринайтис поехали в город, где они собирались встретиться с остальными.       Проведя в поездке минут сорок, они наконец добрались до центра, где у какого-то неприметного магазинчика их встретили ещё двое парней, тот самый низенький светловолосый парнишка, которого Альфред увидел в первый день знакомства с Торисом, а вот второго, тоже светловолосого, но высокого и в очках, он раньше не встречал.       — Привет, Джонс, – с улыбкой протянул руку для рукопожатия тот, что в очках. – Вот мы с тобой и встретились. Я Эдуард.       — Я тебя себе немного иначе представлял, – ответив на рукопожатие, неловко сказал Альфред. – Но рад наконец увидеть тебя вживую, а то только твой голос слышал.       — А я Райвис Галанте, – скромно представился второй паренёк. – И я помогаю Торису с документацией.       — Тоже рад встрече, – довольно улыбаясь, Джонс сам взял Райвиса за руку, пожав ему ладонь.       — Предлагаю сходить в торговый центр или посетить недавно открывшуюся выставку, – вмешался фон Бок, раскинув руки в предлагающем жесте.       — Ты как всегда в своём репертуаре, из крайности в крайность, – с улыбкой неодобрительно покачал головой Лоринайтис. – То за покупками новых гаджетов, то культурно обогащаться, рассматривая странную мазьню.       — Сам ты мазьня, – обиженно надулся Эдуард, недовольно скрестив руки на груди. – Если так не нравится, сам бы хоть раз что-нибудь предложил.       — А может быть в этот раз Альфред предложит сходить куда-нибудь? – выдвинул идею Галанте, выжидающе глянув на Джонса своими большими глазищами.       Альфред как-то неловко хихикнул и нервно поправил шарф.       — Ну… я обычно хожу в первую очередь по кафешкам… – смущённо признался Джонс.       — Да, я заметил, что поесть ты любишь, – усмехнулся Торис, но потом потёр ладонями плечи из-за чувства зябкости. – Хотя в такую погоду я не откажусь от стаканчика капучино и горячего хот-дога.       — Я тоже, – поддакнул Эдуард.       — И я, – согласился с остальными Райвис.       Так как все согласились на поступившее предложение, они решили отправиться в ближайшую закусочную, чтобы как раз заказать кофе и какую-нибудь вкусняшку, которую можно есть на ходу. Под данные критерии подошло кафе, где все закупились кофе, каждый на свой вкус, и все купили себе хот-дог, где кто-то, в лице Альфреда, залил себе двойную порцию горчицы, а другие немного изменили внутреннее содержимое закуски, к примеру, попросили убрать лук или добавить свежей зелени.       После приобретения перекуса парни решили прогуляться до парка, там походить и поболтать, а то им редко удавалось поговорить просто так, не по работе о чём-то своём, например, о жизни помимо работы, увлечениях и вкусах. Но всё же, как они ни старались, а вопросы, касающиеся работы, всё равно возникали, в частности у Джонса.       — Слушайте, а как вы оказались в списке подчинённых Брагинского? – облизав с пальцев остатки смеси из кетчупа и горчицы, любопытно спросил Альфред, осмотрев каждого из своих спутников.       Трио переглянулось между собой и каждый отвёл какой-то понурый взгляд, что удивило Джонса.       — У каждого… были свои причины связаться с ним, – нервно почесав шею и отведя взгляд, туманно сказал фон Бок.       — Как и ты, каждый из нас оказался на испытательном сроке, – нервно переминая ладони, глядя вниз на собственные ботинки, пробормотал Галанте. – Не будь ситуация безвыходной, я бы никогда не согласился…       — Условия работы были не хуже, чем в других местах, да ещё и гарантия защиты, жильё, а плата превосходила все возможные ожидания, – перенял эстафету признаний Лоринайтис. – Но по истечении испытательного срока был заключён договор, обязующий работать определённый срок. Как работа по контракту. Первое время нужно было отрабатывать затраченные на тебя за время испытательного срока средства.       — А почему не разорвать контракт и не уйти, раз вас это не устраивает? – недоумённо уточнил Джонс, заметив, что остальные испуганно поёжились.       — Преждевременный уход и отказ от контракта грозит серьёзными последствиями, – опасливо посмотрев по сторонам, шёпотом ответил Торис. – Поэтому будь осторожен, когда твой испытательный срок закончится. Не соглашайся подписывать никакие бумаги, лучше согласись на вычеты из гонорара, всё равно в плюсе останешься.       — Зачем же ты тогда привёл меня к нему, если, по вашим словам, Брагинский попросту тиран? – нахмурившись, с подозрением спросил Альфред.       — Ну… – Лоринайтис отвёл неловкий взгляд. – Во-первых, я должен был найти в кратчайшие сроки ему телохранителя, иначе мне грозил выговор за некомпетентность и сопутствующие финансовые вычеты. А во-вторых, мне действительно показалось, что тебе нужны деньги. Для тебя это шанс заработать, а потом просто уйти и забыть обо всём.       Как можно всё это забыть? Почему-то именно сейчас Джонс не понимал Ториса, и ему стало неприятно находиться рядом с ним. Он не ожидал, что тот окажется таким лицемером. Хотя сам Альфред до недавнего времени думал именно так же, чем мысленно себя же попрекнул. Но были и ещё некоторые вопросы.       — А что сегодня за день такой? – решив сменить тему, спросил Джонс. – Почему всех отпустили и отправили заниматься своими делами? Что сегодня особенного?       — Не знаю, – Эдуард безразлично пожал плечами и сделал глоток кофе из стаканчика. – Я не так давно работаю с Брагинским.       — Я знаю только то, что каждый год в один и тот же день, не важно, будний или выходной это будет, не приходится работать, – осмотрев остальных, высказался Райвис. – Но я и никогда не думал, почему. Главное, что можно отдохнуть и не находиться в том особняке.       — Я работаю на Брагинского несколько лет, и уже тогда эта дата была у меня в календаре отмечена, как «беспокоить только в случае катастрофы мирового масштаба», – опустив задумчивый взгляд, добавил Лоринайтис. – Это единственный день в году, когда он находится в полном одиночестве. Даже сотовый отключает.       — Лично я согласен с Райвисом, – хмыкнув, прервал его фон Бок. – Главное, что можно отдохнуть, а что именно связано с этим днём у Брагинского, меня не волнует.       — Ну да, это его личные дела, – согласно кивнув, с улыбкой поддержал остальных Торис.       От услышанного Альфред поморщился. Недавно казавшиеся приятными ребятами, они сейчас показались Джонсу отталкивающими и раздражающими. За несколько лет никто даже не подумал о том, что связано с этой датой? Им никакого даже дела нет, главное – личный комфорт. Поэтому Альфред постарался в этот раз вообще не затрагивать темы, касающиеся работы, а то становилось реально противно, и просто погулять, насладиться моментом свободы, когда есть возможность делать то, что хочется. Между прочим, карточкой Ивана Джонс воспользовался всего раз, когда расплачивался за кофе. После разговоров с остальными и осознания их отношения к Брагинскому, Альфред не хотел пользоваться его деньгами, тем более в каких-то личных целях, которые будут даже не оправданы и не будут иметь значения.       Гуляли они до самого вечера. Посетили всё-таки ту самую выставку, про которую упоминал Эдуард, правда без особого энтузиазма, а вот сходить в кино никто не отказался, в том числе от сопровождающих подобный поход поп-корна и кока-колы. А Джонс, как вечно голодный, так ещё и нагетсы себе взял.       После кинотеатра они посетили торговый центр, чтобы немного погреться после очередной прогулки по городу и одновременно приобрести некоторые покупки. Фон Бок направился покорять цифровой дискаунтер, при этом комментируя ассортимент всяких чипов, видеокарт, карт памяти и прочих компьютерных внутренностей, Галанте решил посетить кондитерскую, чтобы закупиться конфетами и булочками с корицей, а Лоринайтис сообщил о том, что хочет заглянуть в книжный отдел, чтобы купить себе свеженькое издание какого-нибудь нового детектива. Альфред решил ничего себе не покупать и не тратить деньги, так как не видел смысла, поэтому просто сопровождал остальных и вежливо отказывался от их предложений присоединиться к покупкам.       Нагулявшись и закупившись всем, не столько необходимым, сколько желаемым, ребята решили закругляться и отправляться по домам. Эдуард и Райвис приехали на своей машине, поэтому, попрощавшись с Торисом и Альфредом, они направились в сторону парковки. Лоринайтис же сказал, что так же подвезёт Джонса до дома, поэтому они тоже решили посетить парковку, чтобы забрать машину и отправиться в путь, который был не близким и весьма утомительным.       Когда Торис уже заехал во двор дома Ивана, Альфред заметил припаркованную у него машину, а ещё, что в некоторых окнах горит свет. Значит, Брагинский уже вернулся домой. Лоринайтис тоже это заметил и лишь пожелал Джонсу удачи. Постаравшись в ответ на эту фразу улыбнуться, Альфред пожелал ему хорошего вечера и, сказав классическое «до завтра», вылез из машины, направившись к дому. Интересно. Стоит ли хотя бы поздороваться ради приличия или лучше не трогать Ивана до завтра? Размышляя над этим вопросом, Джонс вошёл в дом, разулся и снял с себя куртку, а потом прислушался к звукам в доме. Удивительно, но в доме было очень тихо, как будто никого здесь и нет, и это на самом деле он сам просто забыл выключить свет, когда уходил. Нахмурившись из-за странного чувства тревоги, в первую очередь Альфред направился в столовую, которая была ближе по расположению, и в которой как раз горел свет. Никого. Но есть явный намёк на чужое недавнее присутствие. На столе стояла полупустая бутылка, судя по всему, с водкой, а рядом перевёрнутая донышком вверх рюмка. Джонс устало выдохнул. Опять Брагинский выпивал. Как у него ещё печень не отказала от такого количества алкоголя, выпиваемого чуть ли не каждый день?       Решив не портить композицию на столе, мало ли, может в ней есть некий сакральный смысл, Альфред отправился исследовать дом дальше. Заскочив к себе в комнату, Джонс кинул на стол телефон с наушниками и снял с себя джемпер, оставшись в футболке, а после уже уверенно зашагал в направлении комнаты Ивана, так как в ней тоже был включён свет. Уже издалека Альфред заметил, что дверь в комнату приоткрыта. Нахмурив брови и прищурившись от подозрения, Джонс подошёл к двери и для начала решил постучать по дверному косяку, чтобы привлечь внимание хозяина комнаты. Ответа не последовало. Хотя это уже и не удивляло в работе, вот только в доме, в котором жил Брагинский, в отличие от рабочего особняка, правила отличались, что Альфред успел усвоить в первые же дни.       Однако в этот раз Джонс решился нарушить правила, так как обстановка его настораживала и даже немного пугала. Поэтому он немного неуверенно приоткрыл дверь сильнее и зашёл в комнату. Комната не сильно отличалась от той, в которой жил он сам, разве что была обставлена по-другому и имела другой цвет интерьера, в основном состоящий из бежевых и коричневых оттенков. Да и поверхностей, на которые можно что-то сложить, было больше: комод, журнальный столик, рабочий стол, столик под вазу с цветами. Отвлёкшись от содержимого комнаты, Альфред прислушался и с каким-то облегчением осознал, что Иван не ответил ему на стук скорее всего из-за того, что находится в душе, так как был слышен характерный шум воды. Вряд ли стоит беспокоиться.       Однако, как-то воровато посмотрев в сторону двери, ведущей в ванную комнату, Джонс опасливо поджал губы, размышляя над тем, чтобы воспользоваться возможностью и более внимательно изучить место обитания человека, о котором ему в последнее время хотелось узнать побольше, раз сам он ничего о себе говорить не хочет. Нет, он, конечно же, не собирался рыться в его вещах, просто хотел осмотреться.       Поэтому, зайдя вглубь комнаты, Альфред окинул помещение более внимательным взглядом. Да, пижонством и выпендрёжем Брагинский явно не страдал, в комнате было очень скромно, прямо-таки в духе минимализма, даже особо засмотреться не на что. На обнаруженном у стены прямоугольном журнальном столике Джонс рассмотрел ровненько расставленные книги, с обоих краёв подпёртые специальными бронзовыми подставками. Книги, кстати, выгляди очень красиво и богато благодаря своим обложкам, похожим на подарочные, исполненные в строгих деловых цветах, вроде тёмно-синего или глубокого бардового, и отделанные золотой вышивкой. Текст на корешках, правда, Альфред не понял, потому что тот был написан явно не на английском. Нет, он догадался по имени и акценту, что Иван вряд ли американского происхождения, но то, что он настолько оставался близок с родиной, что даже книги на родном языке хранит, Джонса явно впечатлило.       Больше особо и нечего было рассматривать, так как в шкаф и комод Альфред лезть не собирался. Но его внимание привлекла фотография в рамке, стоящая на том самом комоде рядом с небольшой хрустальной вазой, в которой находились свежие васильки. Где Брагинский умудрился достать васильки в середине осени в Бостоне? Но это так, вторичный вопрос. Более важный заключался в той самой фотографии. Подойдя к комоду, Джонс прищурился из-за приглушённого в помещении освещения и всмотрелся во вставленное в рамку фото. К своему удивлению он увидел на фотографии самого Ивана, правда, моложе лет на десять, чем сейчас, и на фотографии он был в компании какой-то девушки с длинными платиновыми волосами. Фото, очевидно, было сделано летом, потому что на фоне были зелёные деревья, девушка была одета в лёгкий сарафан, а Брагинский в рубашку с коротким рукавом и светлые брюки. Девушка обнимала его за шею, на которой, к слову, не было шарфа, и лучезарно улыбалась в камеру фотографа, а сам Иван выглядел по-настоящему счастливым, тоже улыбаясь так, как Альфред никогда не видел. Видимо так он улыбается искренне. Или улыбался когда-то… Глядя на фотографию, Джонс испытал странное чувство зависти, но при этом задался вопросом о том, кто эта девушка.       Момент размышлений прервался именно тогда, когда Альфред услышал за спиной возмущённое покашливание. Чуть ли не в прыжке обернувшись, попутно едва не опрокинув всё, что стояло на комоде, Джонс ошарашенно уставился на хмурого хозяина комнаты, который в данный момент был явно не в настроении, выйдя из душа и обнаружив, что в его комнате находятся без разрешения. Влажные волосы, потемневшие от воды, облепили лицо Брагинского, а одет он был в банный халат поверх пижамных штанов и рубахи. А ещё Альфреду сразу бросился в глаза шрам на шее Ивана, расположенный поперёк горла.       — Ты что здесь забыл? – строго спросил Иван, предупреждающе прищурив глаза.       — Я… я… – не зная, чем оправдать свой поступок, замямлил Джонс, указывая в сторону двери. – Я заметил, что дверь открыта, а ты не отвечал, и я решил проверить, всё ли в порядке. Только потом понял, что ты в душе…       Прозвучало это не слишком убедительно, что подтвердило не изменившееся выражение лица Брагинского.       — Ну понял. И мог уходить, – в качестве противовеса высказался Иван. – Чего тогда остался? Что, так любопытно было пошариться в моей комнате?       От вопроса Альфреду стало очень стыдно, что он даже почувствовал, как горят уши.       — Я не шарился. Мне… хотелось узнать тебя лучше… – неловко признался Джонс, отведя взгляд.       Такое признание удивило Брагинского, из-за чего он невольно резко переменился в лице, перестав хмуриться и приподняв брови. С чего вдруг такой интерес? Устало прикрыв глаза и выдохнув, Иван только покачал головой. Он давно никого не подпускал к себе близко, опасаясь очередного предательства. Тут речь идёт даже не о близких отношениях, а об элементарной дружбе. Если кто-то и узнавал о нём что-то, то старался это использовать в своих целях против него. Вот только на счёт Альфреда Брагинский сомневался, что он из категории подобных людей. Он… слишком простой. Если Джонс говорит, что хочет узнать его лучше, значит это исключительно его личное пожелание и простое любопытство. Да, когда Иван увидел его в своей комнате, то заподозрил неладное и разозлился, но сейчас, когда Альфред выглядит так неприкрыто виновато, на него не получалось злиться. Может быть им даже удастся восстановить нормальные отношения, какие были до того дурацкого случая с Ольгой. Если Брагинский сам станет чуточку открытым.       Когда тишина затянулась, Джонс уже стал опасаться, что ему ой как не поздоровится сегодня, как вдруг он почувствовал, что Иван подошёл к нему и отстранил от комода, после чего взял в руки фотографию.       — Это моя младшая сестра, – вдруг заговорил Брагинский каким-то подавленным тоном, всматриваясь в снимок. – Ровно пять лет назад в этот же день её не стало.       Альфреда поразило то, что Иван вообще заговорил, а то, что он решил рассказать о себе, вообще вогнало в ступор, вот только новость о смерти той самой девушки с фотографии заставила сердце сжаться от чувства жалости.       — Я ведь не всегда был таким, какой я сейчас, – вернув рамку на комод, Брагинский посмотрел на Джонса усталым взглядом. – Знаешь, почему в действительности меня называют Белым Кардиналом? – последовал отрицательный взмах головы. – Не потому, что так называется ресторан. Это я решил так назвать ресторан из-за прилипшего прозвища. Белый из-за светлых тонов одежды, а Кардинал, потому что имел связь с политикой. У меня на самом деле юридическое образование и диплом политолога. Когда я только начинал свою профессиональную карьеру, я состоял в группе дипломатов из российского посольства. Только вот остальных членов группы не устраивали мои стремления больше отстаивать права нашей страны, чем прогибаться под чужим правительством ради каких-то якобы выгод, и, чтобы от меня избавиться, мне объявили импичмент. Возвращаться на родину я не хотел, ведь там меня ждал суд, и на меня уже повесили ярлык неугодного. Дорога в государственные учреждения мне была наглухо закрыта. Поэтому я решил пойти по другому пути.       Видя выжидающий и одновременно с тем опасливый взгляд, явно намекающий на продолжение, Иван кивнул в сторону выхода из комнаты, а сам направился уже в сторону столовой. Желая узнать продолжение истории, Альфред последовал за ним. Дойдя до столовой, Брагинский сел за стол и перевернул стоящую вверх тормашками рюмку, а после взялся за бутылку. Налив содержимое бутылки в рюмку, Иван залпом выпил, слегка поморщившись, а Джонс недовольно скривился, явно не разделяя мысли о выпивке, и просто сел на соседний стул. Брагинский же отставил в сторону уже пустую рюмку и подпёр голову рукой, зачесав ладонью влажную чёлку.       — Я связался с одной сомнительной компанией моих соотечественников и довольно быстро, буквально за год, пробился на вершину руководящего состава, – усмехнувшись, глядя куда-то на столешницу, продолжил Иван. – А затем без особого труда сменил лидера, так как руководство под моим началом подчинённых привлекало больше. Скажем так, оно было более щадящим и гуманным.       — А твои сёстры? – решил осторожно подать голос Альфред.       — Старшая уже тогда была замужем за не самым приятным типчиком из Турции, – тут Брагинский как-то горько усмехнулся. – И я её ещё осуждал за связь с преступностью, хотя сам оказался ничуть не лучше. А младшая… Наташенька. Она тогда училась в университете, хотела стать журналистом, путешествовать по миру. Она приехала в Штаты, чтобы повидаться со мной, когда узнала, что меня объявили в розыск в своей стране. Я через подставные каналы связался с ней, говорил, чтобы она не приезжала. Но она всегда была упрямицей.       Ненадолго замолчав, Иван постучал пальцами по столу и поднял взгляд на Джонса.       — Видишь ли, Альфред, не всем пришлось по вкусу, что я захватил чужой бизнес, – хмуро продолжил Брагинский. – Те, кого я сместил, захотели попросту меня уничтожить и обратились за помощью к другой группировке. Но заплатить им было нечем за помощь. Поэтому они решили убить двух зайцев сразу. Лишить меня моего приобретения и содрать денег побольше, – неожиданно лицо Ивана скривила гримаса боли, и он опустил взгляд. – Я не уследил за Наташей… Её похитили и требовали выкуп. Моим подчинённым не понравилась идея, чтобы я использовал деньги группировки и уж тем более продавал бизнес ради выкупа. Даже грозились расправой за подобную инициативу. У меня не было таких денег. Жизнь Наташи для меня была важнее, но и сам мёртвый я бы ничего не смог для неё сделать. Пока я искал средства среди партнёров в кредит, время вышло, а давать шанс мне не стали.       Джонс в этот момент поджал губы и опустил какой-то виноватый взгляд, догадываясь, чем всё закончилось.       — Для меня не было ужаснее зрелища, чем хоронить молодую девушку в свадебном платье и понимать, что это моя сестра, которая уже никогда не обнимет меня, не приедет в гости, и мы с ней не приготовим ужин, чтобы вечером вместе сесть и посмотреть кино. После случившегося Оля каждый раз находит возможность, чтобы упрекнуть меня и обвинить в её смерти, – прикрыв глаза ладонями, Брагинский тяжело вздохнул, а после посмотрел усталым взглядом на Альфреда. – Каждый год я езжу на кладбище, чтобы проведать её. Прибираю на могиле, привожу цветы, разговариваю с ней. А вот тех, кто хоть как-то был причастен к её смерти, уже нет в живых. Я лично позаботился об этом. А заодно подчистил ряды собственных подчинённых, чтобы исключить любые возможности хоть как-то на меня воздействовать извне и создавать угрозу изнутри.       Вот Джонс и получил ответ на свой вопрос. Всё-таки Иван действительно убивал. Но в данном случае он не мог судить его за это. И теперь ему становилось понятно, почему Брагинский такой скрытный человек, не подпускающий к себе на близкую дистанцию других, носящий маску и фальшиво улыбающийся, при этом внушая ужас и страх у окружающих. Преданный и брошенный своей страной, лишившийся близкого и родного человека. Неудивительно, что сейчас он такой жестокий с неугодными, строгий в управлении бизнесом и непреступный в переговорах. Но сегодня он предстал перед Альфредом в совершенно другом виде. Настоящим, если так можно выразиться. И Джонсу очень польстило, что именно ему Иван решил открыться.       — Извини, не хотел выливать на тебя свои проблемы, – из-за возникшей и не прерывающейся тишины, разочарованно произнёс Брагинский, отвернувшись. – Тебе вообще незачем было это знать…       Почему он извиняется? Альфред не понимал, за что он перед ним извиняется, и это только в очередной раз подтолкнуло его на мысль о том, что в действительности Ивану тяжело быть таким, какой он есть на публике, и держать в себе то, что он чувствует на самом деле. Сейчас Джонс испытывал к нему только сочувствие, хотя и понимал, что деятельность, которую ведёт Брагинский, можно было бы направить в более законное русло. Но также он понимал, что не так-то это просто, взять и бросить всё, наплевав в лицо партнёрам, которые обладают не меньшей властью, чем он сам.       Понимая, что сам он ни на что повлиять не может, и толку от него немного, Альфред вдруг решил сделать то, чего сам иногда хотел от окружающих близких людей, когда ему бывало плохо, погано на душе или просто одиноко. Обычного сострадания. Он поднялся со стула и, подойдя к Ивану вплотную, вдруг притянул за плечи к себе и обнял за шею, прижав к себе. А Брагинский весь напрягся и ошарашенно замер, не понимая данного жеста, поражённо распахнув глаза и уставившись в пустоту.       — Что ты делаешь? – пытаясь понять происходящее, решился спросить Иван.       — Проявляю сочувствие, – непринуждённо ответил Джонс, ладонью погладив по волосам Брагинского. – И благодарю за то, что ты решил рассказать мне хоть что-то о себе. Вряд ли ты хоть кому-то об этом рассказывал.       Ивана поразила честность и открытость Альфреда, что он вот так легко и непринуждённо взял и проявил к нему обыкновенные человеческие чувства, не побоялся подойти и прикоснуться к нему, выслушал его и не осудил. Его, по сути дезертира и преступника. Как же всё-таки ему не хватало этой обычной человеческой теплоты. Ведь он забыл уже, чтобы в его отношении проявляли хоть какие-то чувства, кроме ненависти и страха. Постепенно он расслабился и уже не проявлял никакого сопротивления, прислонившись ближе щекой к груди Джонса и осторожно обхватив руками его за пояс. И пусть Альфред сначала удивился, что Брагинский расслабился в его объятиях, да ещё и обнял в ответ, но потом только мягко улыбнулся, даже не думая сопротивляться. Он считал, что каждый заслуживает сострадания и толику заботы. Даже, казалось бы, преступник, ставший таковым лишь из-за неудачного стечения обстоятельств.       Немного переместив одну ладонь, Джонс осторожно коснулся шеи Ивана, ощутив под пальцами зарубцевавшуюся кожу от шрама.       — Откуда это? – всё так же держа Брагинского в объятиях, спросил Альфред.       — Думаешь, меня всего пару раз убить пытались? – риторически с усмешкой спросил Иван, одновременно благодарный за то, что в голосе Джонса сейчас не звучала жалость. – Слабоватый убийца попался, силёнок не хватило задушить меня леской.       — Оу… – Альфред поморщился от неприятного чувства, будто сейчас представил эту самую леску на собственной шее.       — Раз уж мы перешли на личности… У тебя-то есть семья? – не поднимая головы и уже без улыбки поинтересовался Брагинский.       — Может, я тогда присяду? – как–то требовательно предложил Джонс.       — Ты рассказывай, а я так послушаю, – усмехнулся Иван, только крепче сжав объятия.       Альфред уже успел пожалеть, что решил быть сострадательным, и только с готовностью вздохнул, собравшись ответить на вопрос, как вдруг почти на всю столовую раздался странный урчащий звук. Брагинский не сдержался и в голос рассмеялся, уже сам отстранив от себя Джонса, а тот аж краской залился от смущения.       — Я чуть не оглох! – сквозь смех проговорил Иван, демонстративно поковыряв мизинцем в ухе. – Ну ты всё-таки и проглот. Взял момент испортил.       Вжав голову в плечи, Альфред ещё сильнее раскраснелся и совсем тихо ругнулся, а Брагинский, наконец отсмеявшись, встал со стула и подошёл к холодильнику, принявшись вытаскивать из него ингредиенты для сэндвича.       — Ну так как? – напомнил о ранее заданном вопросе Иван, уже накладывая необходимую начинку на тосты.       — Родителей не помню. Погибли, когда был совсем маленьким, – отведя взгляд, решил рассказать Джонс, всё ещё чувствуя себя неловко и некомфортно. – Вырос и воспитывался в приюте, – тут он неожиданно прервался, хмыкнув и недовольно закатив глаза. – Вернее, обучался манерам и получал образование в элитном интернате, в который меня сослала зажиточная тётка скряга. А так больше никого. Есть, правда, старший брат, но я его совсем не знаю. Тётка его ещё в детстве отправила на учёбу в Канаду, чтобы, по её словам, я не испортил и его своим влиянием. На фотографиях его только видел.       — И что же, ты даже не пытался с ним связаться? – удивлённо обернулся через плечо Брагинский.       — А зачем? – Альфред равнодушно пожал плечами. – Я не знаю его, он не знает меня. Какой смысл мне вмешиваться в его жизнь, которая по словам тётки устоялась?       — А что насчёт тебя? – закончив с сэндвичем, Иван положил его на тарелку и поставил на стол рядом с Джонсом, а сам сел на ранее занятый стул. – Мне казалось, в твоём возрасте ты должен как минимум учиться в колледже.       — Меня отчислили как раз в тот день, когда мы познакомились… – стыдливо признался Альфред, тоже сев за стол и посмотрев на сэндвич одновременно голодным взглядом, но при этом чувствуя неловкость. – Похоже, я совсем не приспособлен к жизни в обществе…       — Я бы не сказал, – с усмешкой возразил Брагинский. – Пару раз ты мне жизнь спас, спас жизнь моим подчинённым. Ты хорошо выполняешь не самую простую работу, которую тебе поручили, и на которую не каждый бы осмелился согласиться. А сейчас ты ещё и умудрился вытащить меня из хандры и поднять мне настроение.       — Ну… спасибо… – слабо улыбнувшись, благодарственно буркнул Джонс. – За эти слова. И за сэндвич.       — Ешь тогда, – с улыбкой хмыкнул Иван.       — Раз уж зашла речь о возрасте… – вдруг озвучил неожиданную мысль Альфред, решив всё-таки приложиться к перекусу. – Сколько тебе лет?       — Не люблю говорить об этом, – потерев пальцами висок, Брагинский скосил недовольный взгляд. – Но так как мы тут решили разоткровенничаться… Мне двадцать девять.       Джонс подавился откушенным куском сэндвича и, откашлявшись, поднял изумлённый взгляд.       — Что? Не выгляжу? – усмехнувшись, Иван развёл руки в невинном жесте.       — Я думал, ты старше… – постучав кулаком по груди, чтобы окончательно откашляться, поражённо признался Альфред. – А у нас, оказывается, всего десять лет разница…       — И я делаю всё, чтобы остальные думали так же, как подумал ты, – с некоторой гордостью признался Брагинский. – Но тебе стоит об этом помалкивать. А то некоторые из моих клиентов, спонсоров или партнёров не оценят мой достаточно молодой возраст.       — Не старый, но всё равно извращенец, – вспоминая некоторые прошлые события, с ехидной улыбкой сказал Джонс.       Иван в ответ перестал улыбаться и нахмурился, а Альфред настороженно сжался, считая, что сейчас он погорячился, так как момент не самый подходящий. Вот только Брагинский как-то виновато отвёл взгляд и неловко потёр шею ладонью.       — Кстати говоря, – заговорил он спустя невыносимо долгую паузу. – Я хотел извиниться перед тобой за своё поведение неделю назад. Обычно я не напиваюсь до такой степени, но Оля меня вывела из себя, что мне просто хотелось забыться на какое-то время. А ты просто неудачно попал под горячую руку… Я виноват перед тобой, совсем не подумав о твоих чувствах.       Проследив за действительно виноватым выражением лица Ивана, Джонс вдруг снисходительно усмехнулся.       — Ладно, забыли, – махнул рукой Альфред. – Только больше не напивайся, а то в следующий раз я ударю сильнее.       — Этим ты мне и нравишься, – невольно машинально проведя ладонью по недавно зажившей скуле, хмыкнул Брагинский. – Что не боишься меня и противостоять мне.       — Ты так сказал и в прошлый раз, – перестав улыбаться, удивлённо отметил Джонс.       — Знаешь, как говорят у меня на родине? – опустив неловкий взгляд, уточнил Иван, не ожидая ответа, после чего решил сам же ответить на свой вопрос. – Что у трезвого на уме, у пьяного на языке.       Если вспомнить всё, что Брагинский говорил в тот момент неделю назад, и переложить на эту фразу… Полное осознание заставило Альфреда отвернуться, чтобы скрыть покрасневшее лицо. Выходит, он что, действительно думал о нём, как об объекте влечения? Чтобы не выдать своей реакции, Джонс как-то слишком быстро схомячил сэндвич и, постаравшись показать это естественным поступком, отошёл к холодильнику, принявшись искать бутылку газировки. Найдя необходимое, он стал как-то слишком нервно и торопливо запивать съеденный сэндвич, невольно поперхнувшись.       Иван следил за его действиями изучающим взглядом и отчасти догадывался, в чём дело, из-за чего беззвучно хихикнул и покачал головой. Не понимал он его. С самого начала, если ему что-то не нравилось, Альфред это прямо высказывал. Так в чём сейчас проблема? Если против такого отношения, ну так сказал бы прямо, и Брагинский даже не попытался бы больше думать в подобном направлении. Выходит, не так-то он и против. А ещё не до конца честен с самим собой. Но для самого Ивана и не нужно было, чтобы с ним кто-то был рядом. Ему не нужны были риски и слабости. Поэтому просто стоит поддерживать обычные деловые отношения. Возможно, тёплые приятельские, но не более. Даже друзьями быть рискованно, не говоря уже о чём-то большем. Именно поэтому он уже сам попытался разбавить обстановку и убедить Джонса в том, что лучше лечь спать пораньше, ведь завтра снова придётся вернуться к своим обязанностям. А своё мнение Брагинский решил оставить при себе и стараться чётко ему следовать.