How long

      Спустившись в подвал, Иви осторожно размещает свечу на столике, что находился в стороне от гробов и постамента с прахом Далии. Решение прийти сюда родилось в ней в тот же миг, как ведьма узнала, что это была за магическая волна, недавно прокатившаяся по всему городу. Разрыв связи с предками — такого от Винсента она не ожидала.       Нет, конечно, она и сама недолюбливала мёртвых ведьм, и длительное бытие такой же, как они, не улучшило её к ним отношение. Но такое радикальное решение могло аукнуться, и не только Винсенту, но и всем ведьмам, живущим в Новом Орлеане. Под взглядом Эвелин принесенная ею свеча зажглась. Тонкий лепесток огня взвился вверх и, потрепетав, успокоился. Закрыв глаза, ведьма, сосредоточившись, переступила грань.       Средневековая добротная хижина окружила Иви, стоило ей открыть глаза на этой стороне. Вместо зажженной свечи перед ней встала низкая круглая чаша на массивных ножках, полная огня. Он разгонял мрак, что здесь царил не столько от закрытости помещения, сколько из-за самого этого места.       Убранство дома, что соорудили себе древние сестры, было довольно уютным, и Эвелин ощущала себя почти как дома, дома у Аяны. Ведьмовское логово, полное причудливых вещиц, не имеющих какого-либо сакрального предназначения, пучки бесполезных на этой стороне трав.       Ждать обитательниц пришлось недолго. Ведьма только и успела, что осмотреться, как в дверь, прикрытую до этого плотным пологом из чьей-то шкуры, ввалились две молодые девушки. Иви узнала их сразу. Две девушки в точности повторяли тех, кого Далия показывала ей в своих воспоминаниях. Да и кто ещё мог объявиться в устроенном ею для древних ведьм изолированном мирке?       — Эвелин? — с искренним удивлением и беспокойством на молодом лице произносит блондинка.       — Что-то случилось? — более настороженно смотря на неё, спрашивает шатенка, инстинктивно загораживая собой младшую сестру.       — Смотрю, вы неплохо тут устроились, — нейтральным тоном говорит в ответ Иви и обводит рукой убранство хижины.       — Зачем ты здесь? — не желая вежливых предисловий, спрашивает Эстер. Она делает шаг, выходя из-под защиты сестры, и, подходя ближе, встаёт в круг, что образовывает свет от пламени жаровни. В тот же момент молодая девушка приобретает знакомые Эвелин черты. Эстер стареет и становится такой, какой её запомнила невестка.       Дождавшись того, что и Далия последует за своей младшей сестрой и, встав так же в круг света, тоже приобретет свою старую внешность. Обведя двух тысячелетних ведьм пристальным взглядом, Иви не столько спрашивает, сколько утверждает:       — Вы же ощутили здесь то, что натворили ведьмы Нового Орлеана?       — Ты постаралась, чтобы мы ощущали лишь отголоски творимого, — фыркает в ответ Далия.       — Они разорвали связь, — признаёт Эстер, не поддерживая слова сестры. Она, как более знающая Эвелин, понимает, что та не пришла бы просто поболтать, — свою связь с предками.       — И мы обе знаем, чем это может грозить, — в тон свекрови говорит Иви. И, сосредоточив серьёзный взгляд на огне, что без всякого топлива ярко пылает в чаше, опускает туда свою руку, позволяя призрачному жару ласкать кожу. Наслаждаясь языками пламени, что, охватив её ладонь, приносили лишь тепло и уют, она продолжает: — Как бы я не недолюбливала мёртвых сестёр, даже я не могу отрицать их пользу для живых. — И, подняв всё такой же серьёзный взгляд на свекровь: — Мы обе знаем, что скрывается во тьме. И я не меньше остальных не хотела бы пускать что-либо из этого в мир.       — Ведьмы Нового Орлеана разорвали связь с предками и… — после слов юной для неё ведьмочки произносит Далия, подталкивая ту продолжать. Она немало знала про загробный мир, но не больше, чем может знать ведьма, ни разу там не бывавшая. Даже сейчас, пребывая в подобном месте, она понимала, что Эвелин оградила их не только от остальных обитателей, но и от опасностей, которые могли ждать их здесь.       — Открыли нехилую такую брешь в защите, кто-то мелкий если и проскочит, местные легко с ними справятся, — вдаётся в подробности рыжая ведьма, не горя желанием переходить к тому, ради чего явилась сюда.       — Но тебя волнуют те, что покрупней, — с ходу понимает всё Эстер и уже примерно представляет, зачем явилась невестка.       — Да, — признаёт признаёт очевидное Иви и, зачерпнув горсть огня, поднимает взгляд на свекровь. — И мне нужна помощь.       — Помощь? — расплывается в улыбке Далия, тоже понявшая, что к чему.       — Почему мы? — вторит ей младшая сестра, уточняя: — Есть и более могущественные ведьмы на этой стороне, к кому ты можешь обратиться.       Эстер знает о связях, которыми её невестка обзавелась в загробном мире. Многие из них она не одобряла, но у Эвелин были те, к кому она могла обратиться, помимо них с сестрой.       — К кому? — уточняет Иви, не скрывая своего скептицизма к предложению свекрови. — К Кетсии, которую не так давно хоть и вежливо, но недвусмысленно послала? — вспоминает разговор с одной из крупных рыб этого затхлого болотца, про тех, кто покрупнее, она и думать не хочет, уверяя сестёр: — Остальные тем более упоминания не стоят, они слишком много просят даже за простую услугу, что уж говорить о полноценном покровительстве? А это именно то, зачем ты предлагаешь к ним обратиться.       — И ты пришла к нам, — переглянувшись с младшей сестрой, с неким удовлетворением замечает Далия.       — Не мечтайте, это не условно-досрочное, — предостерегающе произносит Эвелин на чужой энтузиазм, сразу очерчивая границы дозволенного. — Это всего лишь послабление режима.       — И почему мы должны согласиться? — интересуется в ответ старшая из сестёр, принимая ведущую роль в переговорах.       — Потому что из живых потомков у вас осталось только трое, — вздернув бровь на начавшийся откровенный торг, говорит Иви, уточняя: — И двое из них сейчас обитают в Новом Орлеане.       — Пф, Фрея — взрослая обученная ведьма, — замечает Далия, не принимая этот аргумент, — и вряд ли обрадуется, почувствовав наш пригляд. А вот Генри — малыш, сильный колдун и потому ещё более уязвим.       Проговорив всё это, старшая из сестёр лишь на миг бросает взгляд на младшую, проверяя, правильно ли понимает ситуацию. А удостоверившись, что права, награждает Эвелин ожидающим взглядом.       — Я могла бы расписать тут все те заклинания, что скроют моего мальчика от ненужного для него внимания, — спокойно отвечает на явную провокацию рыжая ведьма, продолжая играться пляшущим на её ладони огнём. — Но не буду. У меня для вас лишь одно предложение, и торговаться я не намерена.       — Что за предложение? — на пару секунд опережает уже открывшую рот сестру Эстер. По её тону и мимике уже ясно — она согласна.       — Я открою для вас окно в мир, ограниченное только комплексом и ближайшими улицами, этого вам более чем достаточно, чтобы «видеть» потомков, — сосредоточив внимание на свекрови, предлагает Эвелин. — Воздействие вы сможете оказывать только защитное, в ответ прошу обеспечить эту самую защиту.       — Если мы согласимся, но… — интересуется ставшая не менее серьёзной Далия, видя, что рыжая ведьма прекрасно поняла посыл.       — То сделка отменится, — прерывает не договорившую женщину Иви. — Я найду другой способ защитить сына, а вы потеряете единственное развлечение.       — Мы согласны, — несмотря на задумавшуюся старшую сестру, соглашается за них обеих Эстер.       Всем трём ведьмам прекрасно известно, что блондинка согласилась далеко не ради разнообразия своего бытия. Какой бы своеобразной матерью и бабушкой ни была Эстер, она любила своих детей. Да, иногда её любовь принимала своеобразные, а порой и противоречащие логике формы. И Эвелин не собиралась слепо доверять свекрови и её сестре, но, выбирая из двух зол, она предпочитала то, с которым точно сможет справиться.       Заключив сделку с двумя тысячелетними ведьмами, что, объединившись, имели более чем весомую силу даже на этой стороне, Иви, не забыв исполнить свою часть договоренности, покинула грань. Подвал за её отсутствие ни капли не изменился, разве что свеча, принесенная ею, слегка прогорела.       Затушив больше ненужное пламя, ведьма покидает эту часть подвала, не забыв прихватить свечу, во избежание соблазна со стороны древних сестёр. Да, есть множество способов воздействия с той стороны на это, особенно в отношении кровных потомков, но оставлять такую соблазнительную явную лазейку Эвелин не стала.       Другая часть подвала, даже скорее подземелье, отданное под пыточные и камеры, с недавних пор также не пустовала. От Рейны Круз ведьма избавилась довольно быстро, просто выведя её из камеры и дома отпустила на все четыре стороны. У всё ещё относительно бессмертной охотницы больше не было оружия. Меч так и остался с ними, как и бывший камень феникса, что старанием Генри обратился в обычный булыжник. Девушка могла всё так же продолжать своё дело по истреблению кровососов, но не ставить метки и не идти по следу, как и заключать чужие души в камень, у неё возможности больше не было. И по правде Эвелин было всё равно, как дальше сложится её судьба, но она сомневалась, что у той осталось много дополнительных жизней.       Новым же обитателем камеры стал Марсель Жерар, ныне обновленный первородный или монстр. Иви не знала, как теперь называть бывшего вампира. С Люсьеном такой проблемы у неё не было, она знала, что он вскоре умрёт, даже если Ник не добил бы его, это сделала бы она. С Марселем всё обстояло гораздо сложнее, к её досаде.       Первородные были слишком привязаны к своему бывшему протеже. И даже его поступок не разорвал окончательно этой привязанности. Да, пребывая в шоке от действий мулата, Элайджа поддался порыву и вырвал его сердце. Но второй раз делать он это не собирался, его и первый раз, как ни странно для древнего вампира, всё ещё гложил. Что уж говорить о Никлаусе. Тот вообще пребывал в раздрае, чувствуя слишком многое в отношении случившегося. Гнев и ярость переплетались с тоской и сожалением. Понимание и принятие с неверием и отрицанием. Слишком много разрозненных и непоследовательных чувств одолевали первородного гибрида, что продолжал видеть не опасного врага, а взбунтовавшегося мальчишку.       Эвелин опасалась этой слепоты мужа в отношении его названого сына. Одно обнадеживало её, что, осознав до конца случившееся, Ник поймёт, что того мальчишки, которого он приютил когда-то, больше нет. А пока Марсель томился и медленно высыхал в темнице. У ведьмы не было особого желания навещать обновлённого вампира, но и оставлять его без исследования не дело. Яд, что появился у Жерара, стоило изучить, тот был опасен не только простым вампирам, но и первородным и, как она поняла, даже гибридам. Хотя последнее стоило уточнить, всё же это была смесь ядов оборотней, даже усиленная, по логике она не должна была действовать на оборотней. С этим тоже стоило разобраться.       С инцидента на мосту прошел всего месяц, и всего месяц, как братья Майклсоны засунули в камеру их подвала Марселя, потому что не знали, что с тем делать. За это время он успел оголодать, но не проявлял ни малейших признаков полноценного высыхания.       — Эвелин, — хрипит побледневший от нехватки крови как полотно мулат при виде пришедшей к нему ведьмы.       Жерар хотел бы увидеть в плохо различимых в тусклом свете изумрудных глазах эмоции. Любые, на самом деле, его бы устроили даже ненависть и презрение, но не это стылое безразличие, которого рыжая девушка по определению к нему испытывать не могла. Не в их ситуации.       — Что привело тебя ко мне? — интересуется Марсель, пытаясь завязать разговор и вполне бодро вставая с пола, на котором сидел, подходит к решётке, отделяющей его камеру от остального помещения. — Соскучилась? Или пришла посмотреть на мои мучения? А может, причинить их?       Слова хриплые, еле выдавливаемые из его пересохшего горла, льются сами, он даже не вдумывается в то, что вылетает из его рта. Единственное, что волнует его, — реакция на них. Его устроит любая, всё что угодно, кроме этого холодного пустого выражения прекрасного лица.       Иви не желает даже находиться в этом помещении, что уж говорить о разговорах с пленником. Она сдерживает подспудное желание проклясть парня чем-то особенно неприятным и просто сворачивает ему шею. Скрип плохо смазанной двери оглушает в этом царстве полумрака и давящей тишины, сквозь которую даже пробивающиеся разговоры с улицы плохо слышно.       — Что ты задумала, любовь моя? — строгим тоном спрашивает Никлаус, выходя из тени, что скрывала его разве что от ослабшего Марселя.       — Чтобы найти лекарство от его яда, нам нужен образец, — поясняет девушка и, достав припрятанный шприц, приседает рядом с бессознательным и определённо не добровольным донором.       Клаус встаёт в дверях камеры, внимательно следя не столько за действиями жены, сколько за пока ещё мёртвым Марселем. Они плохо знают его нынешние возможности, и оставлять любимую один на один с непредсказуемым пленником он не рискнёт.       Дождавшись, пока его ведьмочка выполнит задуманное и покинет камеру, гибрид тут же закрывает дверь, ограждающую их от Жерара. Удостоверившись, что, несмотря на манипуляции Иви, Марсель продолжает быть без сознания, он хватает девушку за предплечья и, метнувшись, прижимает её к противоположной от камеры стене.       — Не смей приходить сюда в одиночку, — приказывает Никлаус жене, нависая над ней, и, видя вздернутую то ли на его тон, то ли на слова бровь, поясняет: — Мне это не нравится.       — А мне не нравится, что он всё ещё жив, будучи опасным для нас всех, — упрямо задрав подбородок, не скрывает своего отношения к происходящему Эвелин. Она не собирается заставлять мужа избавиться от проблемы, но прямо высказывает своё мнение.       — Иви, — смесь укоризны и просьбы звучит в мужском голосе.       — Нет, я не хочу повторять тот разговор, — фыркает в ответ ведьма, вспоминая, как они, точнее, Клаус с Элайджей, решали, что делать с новой проблемой. И пришли в итоге к такому сомнительному варианту, как заключение и иссушение Марселя.       — Тогда и не будем его повторять, — наигранно покорно соглашается с женой гибрид.       — Но это не помешает мне искать способ защиты от него, — кивнув на всё ещё не подающего признаки жизни парня, стоит на своём Эвелин.       — Хорошо, но не ходи сюда без меня, — видя в ответ очередной скептический взгляд, Никлаус исправляется, — хотя бы не в одиночку.       — Договорились, — соглашается ведьма и, подняв на уровень глаз наполненный ядом шприц, говорит: — А сейчас мне нужно заняться этим.

***

      Время бежит, Эвелин не без помощи Фреи, Кола и Давины создаёт не только противоядие против яда Марселя, но и оружие, способное его убить. С первым неплохо помог опыт с Финном, а со вторым пришлось повозиться, не по одному разу перелопачивая ритуал создания сыворотки, благо Фрея при нём присутствовала лично и неплохо помнила.       Но они не тратили время только на эти задачи, даже наоборот, ими занимались скорее по остаточному принципу. Иви не желала зарываться в исследования, отодвигая на задний план всю остальную жизнь. Выбирая между проверкой очередной идеи или прогулкой с сыном в парке, она определённо выбирала последнее. И хоть знание, что они буквально живут на пороховой бочке имени «Марсель Жерар», не доставляло ей каких-либо положительных чувств, ведьма отказывалась уделять «пасынку» излишнее внимание, тем более отнимая его у собственного сына.       Никлаус же, словно закрыв Марселя на замок, казалось, выкинул все мысли о нём из своей головы. Хотя Эвелин точно знала, что он наведывается к парню, особенно когда к тому заглядывал Элайджа. Только благодаря этим визитам даже спустя почти два года заключения Жерар всё ещё не иссох. Но забивать себе этим голову ведьма определённо не собиралась, у неё и других дел было полно.       Звонок из школы насторожил Эвелин, до конца занятий Генри было ещё полтора часа, и за ту половину месяца, что её сын ходил туда, не было ни одного. Ребёнку нравилось ходить на занятия, которые представляли из себя сейчас скорее развивающие игры среди сверстников, чем образовательный процесс. Но что ещё можно было делать с десятью четырехлетками?       Взяв трубку и поприветствовав учительницу Генри, Иви слышит в ответ обеспокоенный голос мисс Роан:       — Миссис Майклсон? Вам стоит срочно приехать в школу.       — Что-то случилось с Генри? — интересуется в ответ ведьма, подхватывая ключи от машины с комода и проверяя наличие прав в сумочке. Эвелин уверена, что если бы с её сыном действительно случилось что-то плохое, она бы тут же об этом узнала. Она не просто так повесила на сына амулеты, только звонок учительницы не кажется праздным.       — Не совсем с Генри… — заминается мисс Роан и настойчиво дополняет: — Вам лучше самой на это взглянуть.       Поездка до школы занимает не больше пяти минут, она дольше парковалась и шла до класса сына. Иви специально выбирала школу поближе к дому, хоть она была и не самая лучшая в городе, ей просто не хотела мучить ребёнка пробками по утрам. Заметив детей из класса Генри, играющих на площадке во дворе школы, Эвелин продолжает идти до кабинета. Уже подойдя, она дважды стукнув костяшками по двери, не дожидаясь ответа, открывает её и заглядывает внутрь со словами:       — Мисс Роан?       — Заходите, миссис Майклсон, — приглашает её войти женщина средних лет. Светлые волосы и немного пышная фигура придавали ей очень милый и добрый вид.       Генри сидел на своём месте в классе с опущенной головой и выглядел очень виноватым и одиноким. При появлении матери он было вскинул голову, но потом опять её опустил. Что Иви крайне не понравилось.       — Так что случилось и почему Генри не с классом, а сидит здесь? — интересуется ведьма, проходя в кабинет для занятий.       — Он сжег свое домашнее задание, но не желает отдавать спички или зажигалку, которыми это сделал, — мягким, но строгим тоном рассказывает мисс Роан.       — Сжёг, — бормочет в ответ Эвелин. Она и не старается выглядеть удивлённой перед женщиной, нет, что-то такое Иви и ожидала, но не думала, что это случится с домашним заданием.       — Да вот она, — протягивая ведьме местами обугленный листок плотной бумаги, на котором ещё утром был рисунок семьи. Это домашнее задание Генри выполнял вместе с отцом и очень им гордился, буквально светился от счастья, когда она провожала его сегодня в школу. И Иви очень интересно, что послужило такому. — Я успела её оценить, об этом не стоит беспокоиться. Но огонь — это не игрушки, особенно для такого маленького ребёнка.       Эвелин не понимает, кого из них с Генри учительница отчитывает, и ей любой из вариантов не нравится. Она решительно подходит к сыну, преодолевая не особо большое расстояние, и взлохмачивает светлые кудряшки на поникшей голове.       — Мы поговорим об огне дома, Генри, — ласково произносит Иви и, видя щенячий взгляд в поднятых к ней глазах, велит: — А пока иди поиграй с классом. Только осторожно. Хорошо?       Получив в ответ уверенный кивок, ждёт, пока сын покинет класс, прежде чем обратить внимание на мисс Роан. Та, отдать ей должное, так же ждёт, пока её ученик покинет класс, прежде чем продолжить:       — Генри хороший мальчик, и его любопытство можно понять, — говорит женщина, вставая из-за своего рабочего стола, — но спички или тем более зажигалка…       — Я понимаю и уверяю вас, он больше не получит доступ ни к одному, ни к другому, — прекрасно понимая посыл учительницы, отвечает Иви.       — Дело не в доступе, миссис Майклсон, — снисходительно возражает мисс Роан, выделяя тоном обращение. И Эвелин, несмотря на резонность слов женщины, ведь дело вовсе не в пресловутых спичках, а в магии, напрягается от тона чужого голоса. И не зря. — Я понимаю, в вашем возрасте тяжело учиться и воспитывать ребёнка, даже такого хорошего, как Генри, это сложно.       — А что не так с моим возрастом? — озадачивается ведьма, она стала гибридом в тот момент, что могла легко выглядеть и на шестнадцать, и на все тридцать, было бы на то её желание.       — Вы молоды, — ещё более снисходительным тоном говорит мисс Роан и, словно маленькой девочке, объясняет то, что ясно ей: — Рано выскочили замуж, родили ребёнка и не знаете, что с ним делать, я понимаю.       — Что? — озадачивается чужими выводами Иви и, хмуро смотря в глаза учительнице, приказывает, применяя магию и заставляя говорить начистоту: — С чего вы сделали такие выводы?       — Ты серьёзно, милочка? — переходя на фамильярный тон, удивляется мисс Роан, чужая воля будто опустила у нее все внутренние барьеры и границы, позволяя говорить то, что было на уме, без прикрас. — Все знают, что ты залетела от богатого парня и быстренько его окрутила. А теперь ни ты, ни он не знаете, куда деть мальчика.       — Откуда эта информация? — не столько тон, сколько странная история из чужих уст ещё больше удивляет Эвелин. Она уже привыкла к порой странной реакции других на ее внушение и не обращает внимание.       — Миссис Джеймс рассказала об этом перед прошлым родительским собранием, а миссис Лювье подтвердила, — выдаёт источник слухов мисс Роан, — да и как им можно не верить, ты же выглядишь, будто родила ещё в семнадцать…       — Миссис Джеймс, — бормочет вслух Иви, вспоминая неприятную дамочку, мать одноклассницы Генри. Ещё в первый день Эвелин, заняв парковочное место перед школой, долго слушала бурчание этой миссис Джеймс, что заняла её место.       — …Да и как ещё вчерашняя школьница может позволить себе такую машину? — продолжает рассказывать мисс Роан.       А Иви, фыркнув в ответ, прикрывает в раздражении глаза. Видно, зря она выбрала ближайшую к дому школу, ведьма не смотрела на достаточную бюджетность этого заведения. Эвелин не нужна была элитарность или шик, главное, что здесь давали хорошее начальное образование. Она и Генри-то сюда отдала в основном ради социализации. А в итоге из-за нового «Мерседеса», что Ник подарил ей на прошлое Рождество, её считают ушлой девчонкой, окрутившей богача.       — Мисс Роан, — привлекая внимание женщины, всё продолжающей рассуждать на тему её личной жизни, девушка, смотря ей в глаза, внушает: — Вы забудете сегодняшний инцидент с загоревшимся заданием Генри. И перестанете обсуждать меня, моего сына или мою семью с кем-либо. А это я заберу.       Взяв подпаленный рисунок сына, Эвелин выходит из кабинета, не оглядываясь. Генри хоть и пошёл, как она и велела, на игровую площадку, но присоединяться к весело бегающей ребятне не спешил.       — Почему ты не играешь? — спрашивает Иви у сына.       — Ты будешь меня ругать? — интересуется в ответ мальчик, поворачиваясь к маме. Он обещал не использовать магию вне дома и не сдержал обещание.       — Хочешь мороженое? — вместо ответа, устало вздохнув, спрашивает Эвелин.       — Хочу, — правдиво отвечает ребёнок, но замечает: — Но я же поступил нехорошо.       — Пойдём домой, поедим мороженое, и ты расскажешь мне, почему ты так поступил, — предлагает Иви, протягивая сыну руку. Тот хватается за неё и, посмотрев печальным взглядом на играющих одноклассников, решительно повернулся в сторону парковки и почти сам повёл маму к её машине.

***

      Мороженое, несмотря на то что это было его любимое с орешками, не доставляло Генри ожидаемого наслаждения. Мама расстроилась из-за того, что он применил магию, хоть и обещал не делать этого в школе. А мальчик не любил, когда мама расстраивалась.       — Генри? — удивляется Никлаус, видя сына, сидящего на кухне в компании одного лишь мороженого. — Что случилось, ты почему не в школе?       — Мама забрала меня, — отвечает ребёнок, копая ложкой в ведерке с начавшим таять лакомством и не поднимая взгляд на отца.       — И почему она тебя забрала? — вкрадчивым тоном уточняет Клаус, видя незамысловатую попытку сына уйти от ответа. Присев на стул рядом с ребёнком, мужчина ожидает продолжения.       — Я сжёг своё домашнее задание? — почти себе под нос говорит Генри и продолжает, начиная тараторить: — Мама расстроилась из-за меня. И я больше не пойду в школу?       — Мама так сказала? — удивляется вопросу сына гибрид. Отдать их мальчика в школу так рано было идеей Иви. Он не то чтобы был против, просто не видел в этом особой необходимости.       — Нет, — протягивает в ответ Генри, задумавшись, — но я колдовал в школе, а обещал не колдовать.       — Ты хочешь продолжать ходить в школу? — спрашивает Никлаус, внимательно следя за подвижной мимикой мальчика. Он видит, что сын расстроен всем случившимся, и Эвелин наверняка это тоже заметила и решила скрасить детскую печаль сладостью.       — Я не знаю, — ещё больше понурившись, отвечает Генри, перестав даже делать вид, что ест мороженое.       — Хей, не придавай такого большого значения этому случаю, малыш, — приобняв ребёнка за плечи, Клаус прижимает его к себе, уже видя наполненные слезами глаза. — Уверен, твоя мама уже всё уладила. И если хочешь ходить в школу, ты будешь туда ходить.       — Но мама расстроилась, — выдаёт истинную причину своих слёз Генри, бормоча куда-то в бок отцу.       — Я с ней поговорю и объясню, что не из-за чего расстраиваться, — говорит Никлаус и, подцепив личико сына пальцем за подбородок, заставляет его посмотреть на себя. — А ты вытри слезы и доедай мороженое, пока оно окончательно не растаяло.       Оставив сына расправляться с остатками лакомства, гибрид быстро находит жену. Не сказать чтобы Иви пряталась, она сидела за рабочим столом в кабинете, подперев голову рукой, и недовольно смотрела на то, что лежит на нём. Клаусу и близко подходить не надо, он от дверей чует горелую бумагу, рисунок, что они с Генри вместе рисовали вчера, сегодня представляет из себя печальное зрелище.       — Наш сын плачет оттого, что расстроил тебя, — с укором произносит Никлаус.       — Это не он расстроил меня, — встрепенувшись, возражает Эвелин, — ему четыре, чтобы он ни натворил, это вряд ли меня расстроит.       — Нам не надо было отдавать его в школу, — замечает Клаус очевидное для него. Излишне пафосно продолжая: — Он великий колдун, ему в принципе не нужна школа. Что там могут дать нашему сыну, чего не можем дать мы?       — Друзей? — скептически смотря на мужа, отвечает Иви и продолжает тему, которую, ей казалось, они обсудили, когда она только задумалась о подготовительном классе для Генри. — Нашему сыну четыре, всё, что ему сейчас нужно, это найти тех, с кем можно погонять мяч. А ты предлагаешь собрать для него приспешников?       — Ему пророчили великую силу ещё до его рождения, — возражает Никлаус.       — Кто? Твоя полоумная тётка? — всё так же скептически смотря на Ника, уточняет ведьма. Она никаких предсказаний, кроме как от Миранды, не слышала, и то было о проблемах, что принесёт его неминуемое рождение, а никак не о силе.       — Ладно, — нехотя сдаёт бессмысленный спор гибрид и, присев в кресло напротив, указывает на обугленный листок. — Ты узнала, что его не устроило в домашней работе? Вчера ему она вроде как очень даже нравилась.       — Оценка учительницы, — рассказывает Эвелин то, чем поделился с нею сын по дороге домой. — Ты же помнишь, что их работы не оцениваются стандартно? — уточняет она у мужа, а получив кивок и видя искренний интерес, продолжает: — Ему приклеили одно солнышко, а соседу за более худшую, по словам нашего сына, работу целых три.       — Серьёзно, всё дело в дурацких наклейках? — переспрашивает Никлаус.       — Нашему сыну четыре, — вновь напоминает ведьма, — и для него это очень важно. Я думаю забрать его из школы на какое-то время, — делиться она планами с Ником, — лучше повожу его на выходных на болота.       — Нашему сыну хоть и четыре, но он очень умный мальчик, любовь моя, — высказывает своё мнение Клаус. — Предложи ему выбор: продолжать ходить в школу или нет.

***

      По настоянию мужа Иви спрашивает сына о его желаниях, признаваясь, но только себе, что её больше задели из всего этого слухи о ней. Меньше всего она хотела, чтобы они дошли до Генри, а это вполне могло случиться. Она ещё помнила, как в старших классах обсуждали её попадание в больницу, и это уже взрослые подростки. А какое осознание своих слов можно было ждать от дошколят?       На радость ведьмы, её ребёнок изъявил желание повременить со школой, выбрав поездки на болота, а остальное время проводить в компании дядь и теть. Ни Фрея, ни Финн с Элайджей, когда были в городе, не отказывали ребёнку в его маленьких просьбах. Кол с Давиной большую часть времени проводили в университете или на свиданиях, но и они, если случалось, проводили с ним время.       Эвелин же в преддверии окончательного завершения учёбы, ведь с «Бизнесом» она распрощалась после четвёртого курса, удовлетворившись бакалавром в этой области, задумалась о той идее, что очень давно не выходила у неё из головы. Проблему Марселя Жерара она считала решённой, и последний год учёбы в магистратуре почти развязывал ей руки. И образовавшееся свободное время Иви решила посвятить «ещё одному ребёнку». С тех пор как Далия уверила, что для неё это не проблема, если не ещё раньше, когда она только появилась, Эвелин подспудно то и дело мысленно к этому возвращалась.       Это было словно заноза в её мозгу, пока он занят решением глобальных проблем, можно и не замечать, но стоило только успокоиться или расслабиться, как мысли сами возвращались к этому. Последние четыре года она отбрыкивалась мыслями об университете и что Генри ещё маленький и ему стоит уделить максимум своего внимания и любви. Но университет почти закончился, да и сын уже пару раз спрашивал, почему у его отца столько братьев и сестёр, а у него только кузина Лия, и ту он видел пару раз по видеосвязи.       Первые робкие эксперименты она начала почти сразу после написания диплома, нет, впереди ещё была его защита. Но она просто устала от самовнушения. Расчёты и всё сопутствующее требовало времени не только для проверки всеми способами, но и в ожидании результата. Предсказуемо первый блин был комом, как и второй, и многие последующие.       Неяркий свет ванной комнаты раздражал и без того натянутые нервы, взгляд ведьмы не отрывался от секундной стрелки на часах, что отсчитывала последнюю минуту из пяти. Эвелин ощутила незнакомое чувство, понуждающее её прикусить ноготь большого пальца в беспокойстве. Она никогда не грызла ногти, покойная Амелия отучила от этого раз и навсегда, намазав её пальцы какой-то отвратительной гадостью. Лишь единожды ощутив те непередаваемые вкусовые ощущения, она вспоминала их каждый раз, стоило только подумать об этом действии.       — Мам?! — нетерпеливый голос Генри из-за закрытой двери заставил её испуганно вздрогнуть. — Ты скоро? Мы собирались ехать в половину.       — Минута, Генри, — устало просит Иви, не забыв уверить сына, — мы будем вовремя.       Секундная стрелка наконец преодолела последний рубеж, и ведьма открыла тест, чтобы увидеть разочаровывающую одинокую полоску. С раздражением кинув разозлившую её вещь в помойку, она моет руки и открывает дверь ванной. На их с мужем постели развалился пятилетний малыш в футболке и джинсах с подтяжками.       — Я готова, идём, милый, — протягивая руку, чтобы помочь сыну слезть со всё ещё высоковатой для него кровати.       — Идём, — схватив маму за протянутую ему руку, соглашается Генри и спрыгивает на пол.       Мальчик любит ездить на болота и не только потому, что там они чаще всего встречаются с Хоуп, единственной, при ком он может колдовать, кроме семьи, но ещё и потому, что там живёт дедушка Энсел. Он попросил Генри не рассказывать родителям об их общении, иначе те его запретят. Малыш не знал, почему родители будут против его общения со старым оборотнем, когда сами возят его на болота к ним, только обещание не рассказывать держал. А дедушка Энсел учил его мастерить самодельный лук и стрелять из него, и у Генри с каждым разом получалось всё лучше и лучше. Гораздо лучше, чем фехтование на мечах, которому его обучал папа. Мальчик загадал, что когда у него совсем хорошо получится стрелять, он это покажет и обо всём расскажет родителям. Они после такого точно не смогут запретить им общаться.       Уже в машине Генри замечает нехарактерное для такой поездки настроение у мамы. Она, как и он, любила ездить к тете Хейли.       — Что-то случилось, мамочка? — мальчик всегда тонко чувствовал настроение родителей.       — Всё в порядке, милый, — отзывается Эвелин, не сводя взгляда с дороги, но натягивая на губы улыбку.       Она не собирается рассказывать малолетнему сыну, что очередная попытка забеременеть, пятая за прошедшие полгода, провалилась. Ведьма об этом и мужу-то не говорила, хотя с кем-кем, а с Ником стоило бы поделиться. По-хорошему, ещё до начала её экспериментов над собой, но она не была уверена в результате и не хотела его понапрасну обнадеживать. Да и почти слышала его уговоры не зацикливаться на этом. А она хотела. Хотела второго ребёнка. Детство Генри слишком стремительно проходило, ему уже в этом году исполнится шесть. Там и до школы рукой подать, только в этот раз к её выбору стоит отнестись более тщательно. Они и оглянуться не успеют, а их малыш пойдёт в колледж.       — Ты сегодня грустная, — с поистине детской непосредственностью замечает ребёнок.       — Есть немного, — убирая с лица фальшивую улыбку, признаёт в ответ девушка. Она не любит откровенно врать своему сыну и старается избегать такого. — Знаешь, бывает чего-то очень хочется, но никак не удаётся получить.       — Как мороженое на завтрак? — находит понятную ему аналогию Генри.       — Да, как мороженое на завтрак, — улыбается позабавившему её примеру сына Иви и паркуется недалеко от протоптанной тропы, ведущей к лагерю оборотней.