How long

      Предчувствие, как лёгкий зуд на краю сознания, не давало Эвелин заняться чем-либо. Ни книги, ни готовка вместе с увлёкшейся этим Фреей, ни наблюдение за детьми, большую часть времени проводившими в комнате, где лежали их тела, ничто не могло её отвлечь. Она то и дело приходила к свече, что оставалась неизменна, и это выводило её из себя. Не то чтобы Иви была не раздражительной, даже наоборот, только усилием воли и физическими нагрузками когда-то ей удавалось держать себя в руках. Сейчас её ультимативным успокаивающим был Генри, но сын, хоть и вот он у неё перед глазами, был недоступен. Ещё одним не менее действенным средством был Никлаус, и он-то был в доступе. Но. Заниматься сексом в окружении первородных? А это место хоть и было расширено ею до предела, чтобы дать каждому хотя бы видимость личного пространства, всё же не годилось для уединения с мужем. Да и специфика места была такова, что глушила всё — чувства, эмоции, желания, да даже вкус приготовленных Фреей блюд был блёкл и однообразен. Что, увы, не сильно сказывалось на копившемся раздражении. Грань была создана для того, чтобы её проходили, а не для жизни или её подобия, они же здесь именно жили, хоть и ждали возможности вернуться к жизни.       Знакомая энергетика мелькнула на грани восприятия и пропала. Но Эвелин знала, что её обладатель вскоре окажется на пороге её «дома». И это было своеобразное предупреждение о визите. Ведьма не особо хотела принимать гостей здесь, да ещё и таких, но воспользовалась возможностью отвлечься.       — Что такое, любовь моя? — отложив в сторону карандаш, обращает внимание на застывшую жену Никлаус. Альбом в его руках был полон зарисовок, только первородному гибриду не нравилось ничего, что выходило в этом месте. И он не печалился, что забрать отсюда что-либо не получится. Скорее радовался этому факту.       — У нас гости, — смотря в угол между полом и стеной, там, где за материализованными стенами и полом находился вход во внутренний двор комплекса.       — Гости? — с интересом поворачивается к ней и Элайджа, услышав этот ответ. Вампир с безразличием закрыл читаемую, точнее, перечитываемую книгу, даже не подумав сделать закладку. Всё в этом призрачном доме точь-в-точь повторяло находящееся в реальности, и, к сожалению, ни там, ни здесь не имелось книг, с которыми он еще не был знаком.       — Опять твои друзья? — интересуется Кол, сидя над шахматной доской напротив отца.       Майкл, не выдавая заинтересованность разговором, постукивал пальцами по подлокотнику своего кресла, ожидая ход сына. В комнате не хватало только его старших детей и самой младшей Ребекки. Фрея, увлёкшись кулинарией, пыталась придать призрачным блюдам хоть какой-то пристойный вкус, сегодня используя Финна в качестве подопытного. Бекка же наверняка проводила время, наблюдая за дочерью и мужем.       — Здесь не бывает друзей, Кол, — отвечает ведьма, прежде чем, поднявшись из кресла, в котором сидела, отправиться в сторону выхода.       Все присутствующие в тот момент в комнате, не сговариваясь, встают со своих мест и идут следом за девушкой. Яркий цвет волос словно маяк в этом царстве серости, за которым следуют первородные. Иви не сильно спешит, но двигается быстро. Ту, что решила нанести ей визит, не стоит заставлять ждать. Древние ведьмы порой бывают очень обидчивы.       Граница её владений ярко выделяется всё тем же клубящимся туманом, и ни следа притаившихся теней. Да и не пройдут они сюда сейчас, слишком опасаясь и Эвелин, и приближающуюся гостью.       Стоило Иви встать возле границы, как за её плечом остановился Ник. Остальные Майклсоны не торопились выходить за ворота, в ожидании застыв на краю арки. Туман стал медленно, даже скорее лениво расходиться в стороны, образуя своеобразный коридор. Излишняя вежливость, с которой незваная ведьма решила появиться, не понравилась Эвелин от слова совсем. Учитывая возможность почти мгновенного перемещения в пределах этого мира, эта прелюдия была не к добру.       Статная фигура словно соткалась из клочьев клубящегося тумана, обретя очертания девушки в серо-синем платье. Чем ближе подходила девушка к границе чужих владений, тем чётче становился её образ. Длинные тёмные кудрявые волосы были распущены и спускались почти до середины бедра. Платье, приобретя детали, обратилось греческой тогой, подпоясанной тонким золотистым шнурком, заменяющим пояс, из-под подола которой выглядывали сандалии.       — Кетсия, — в приветствии произносит Эвелин, стоило девушке подойти достаточно близко. Рыжая ведьма и не собиралась ни играть в радушие, ни отвечать на чужую улыбку.       — Здравствуй, Эвелин, — сладким тоном протягивает гостья, не проявляя недовольства холодным приёмом.       — Что привело тебя на границу моих владений? — без должных расшаркиваний переходит сразу к делу Иви, ей не нравится появление древней ведьмы, и она не собирается это скрывать и уж тем более не станет проявлять никому не нужное радушие.       — Это скорее ты в моих владениях, — проявляя недовольство, вызванное чужим тоном, напоминает Кетсия, но держится все еще добродушно. Излишне мило для той, кем она является, и рыжую ведьму это только больше настораживает.       — Это не так, — возражает в ответ Эвелин и, проведя рукой вдоль видимого края тумана, говорит: — Здесь кончаются твои владения и начинаются мои. И хотелось бы знать, для чего ты пришла ко мне?       — Не для того, чтобы ссориться, — уверяет ведьма, возвращая себе улыбку. Расправив плечи, ведьма чуть менее сладким, чем раньше, тоном продолжает говорить: — Я никогда не возражала твоим попыткам вернуться к жизни и к мужу, — считает должным заметить древняя ведьма, кивая в сторону Никлауса, стоящего за плечом жены, — и у тебя получилось…       — Что тебе надо, Кетсия? — напрямик спрашивает девушка, улавливая вполне толстый намёк пришедшей на то, что, будь её воля, Иви бы до сих пор была бы обитателем её владений. И, возможно, она излишне груба, но даже в бытность свою мёртвой и подвластной более старым обитателям этого скрытого в тумане мира она и не думала лебезить и прогибаться под кем-либо. Здесь всегда ценили силу и её же уважали.       — Сайлас, — морщится от чужой прямолинейности Кетсия, но озвучивает то, что её волнует и привело сюда, тем самым принимая чужое право требовать ответа, — на нём использовали то зелье, что я сварила для лишения его бессмертия, это я знаю точно. Но он не появился в моём царстве.       Разведя руки в стороны, тем обозначая своё «царство», утратив наносное благодушие, рассказывает древняя ведьма. И она являет свое истинное лицо властной и жесткой стервы, той, что привыкла получать всё, что пожелает.       — Значит, твой бывший упокоился с миром, Кетсия, — безразлично предполагает в ответ Эвелин, не удивляясь чужому преображению. Она прекрасно знала, кто к ней явился. — Чего и тебе желаю.       — Он закрыл от меня ту часть земли, что стала его усыпальницей на долгие две тысячи лет, — разозлившись на прозвучавшее предположение, что крайне её не устраивало, говорит Кетсия, — и я хочу знать, что в точности там произошло!       — Я влил в его глотку твоё лекарство, — выступая вперёд и выходя из-под свода арки, произносит Кол, он не приближается к границе, из разговора поняв, что за «гостья» их удостоила своим вниманием, первородный не хочет испытать на себе её гнев. — А потом оторвал голову. Не думаю, что он нашёл способ остаться в живых, иначе давно бы нашёл меня и отомстил.       — И тем не менее его нет среди мёртвых, я уверена в этом, — настаивает древняя ведьма, выслушав парня, она не сводит пристального взгляда с девушки.       — Это не мои проблемы и не проблемы моей семьи, Кетсия, — с предупреждением в голосе произносит Иви, чувствуя, как сама начинает выходить из себя.       — О, я могу сделать их твоими. — с вернувшейся на губы сладкой улыбочкой произносит ведьма. — И даже приумножить, — уверяет она рыжую. — Например, помочь тем двум, что заключены там по твоей воле, — кивнув в сторону дома, предлагает Кетсия, с наслаждением замечая озадаченные взгляды первородных. — Думаю, две сильных ведьмы будут мне за это очень благодарны.       Не обращая внимания на волны любопытства и сверлящие её спину взгляды, Иви делает шаг вперёд, переступая границу и полноценно вступая на ту сторону. Такой откровенный наезд она просто не имеет права игнорировать. Слишком через многое ей пришлось пройти, чтобы заставить мёртвых ведьм с собой считаться. Отступить под натиском сейчас — всё равно что вышвырнуть в мусорку тысячу лет, проведённых в «царстве» Кетсии.       — Иви… — говорит дёрнувшийся было её остановить Никлаус. Но граница под его рукой плавно пружинит, не давая схватить за руку жену. И он только и может наблюдать, как короткие рыжие волосы начинают стремительно отрастать и словно охватываются огнём, начиная пылать. Будто волосы его супруги и есть самый настоящий огонь. Одежда на Эвелин также претерпела разительные изменения, вместо джинс и футболки на ней теперь до боли знакомое Нику зелёное платье. То платье, в котором она была так прекрасна на праздновании самой длинной ночи, когда он впервые назвал её своей, а она с этим согласилась.       — Рискни и станешь третьей сильной ведьмой в моей коллекции, — произносит в ответ на явную угрозу Иви. Переступив черту, она ясно дала понять свои намерения: — Прошли те времена, когда мне стоило тебя опасаться, Кетсия.       — Мальчишка прав, Эвелин, — только выше задирая нос от чужого манёвра, произносит древняя ведьма, не решаясь продолжать угрожать, но и не отступая. Она продолжает приводить весомые, на её взгляд, доводы: — Если Сайлас остался среди живых, он обязательно отомстит. Не думай, что он не узнает о твоей причастности к его гибели. Найти его первой в твоих же интересах…       — Я сама решу, что в моих интересах, Кетсия, — прерывая, упрямо говорит Иви. Её бесит беспардонное явление ведьмы с требованиями. — И Сайлас, смертный Сайлас, не такая уж и большая проблема.       — Но проблема, — цепляется за слово темноволосая ведьма, продолжая стоять на своем, — найди и отправь его душу ко мне, и он перестанет таковой быть. Защити себя и свой род, Эвелин.       — О своём роде беспокойся, — ещё одна, считай, неприкрытая угроза, да ещё и в сторону её сына, окончательно выводит Иви из себя, и она переходит к тому, к чему не хотела прибегать. — Слышала, он изрядно исхудал. Сколько твоих потомков сейчас бродит по Земле? Две-три ведьмы? Думаю, мне не составит труда найти их.       — Не смей угрожать мне и моему роду, Эвелин, — прекрасно всё поняв, шипит в ответ Кетсия.       — Это ты заявилась ко мне что-то требовать, — с каменным лицом напоминает рыжая ведьма гостье. — И я не угрожаю, просто напоминаю — не пытайся использовать меня. Мало для кого это закончилось хорошо.       — Что ж, я услышала тебя, — фыркнув, отступает Кетсия, продолжая: — Надеюсь, и ты услышала меня. Но время на исходе.       — Да, наше пребывание здесь подходит к концу, — соглашается Эвелин. Она чувствует, как активируется зачарованная ею свеча и начинает таять. Ведьма знает, что в реальности это происходит быстро, а здесь, где она ускорила время, свеча будет таять ещё быстрее. — И тебе тоже пора.       Хмыкнув напоследок и окончательно перестав скрывать своё высокомерие за сладкой улыбочкой, Кетсия обращается туманом, исчезая так же, как недавно появилась. Иви же, не рискуя повернуться спиной, делает шаг назад, возвращаясь в подвластное ей пространство.       — Кто это такая? — требовательно спрашивает Никлаус, стоило Эвелин оказаться рядом. Её внешность вернула себе прежний вид, вновь ставшие короткими волосы не полыхали огнём, а платье истаяло бесследно.       — Кетсия — древняя ведьма, создательница этого загробного мира, — рассказывает девушка, расслабляясь и выдыхая. Вступая против столь могущественной ведьмы, да ещё и в созданном ею мире, Иви изрядно рисковала. Её слова и действия не были чистым блефом, но где-то рядом. Здраво оценивая свои силы, рыжая ведьма понимает: случись открытое противостояние, она, конечно, дала бы Кетсии прикурить, но победить её у неё вряд ли бы получилось.       — Это та, что создала заклятие бессмертия? — заинтересовывается темой Кол. Он слышал о Сайласе в основном благодаря его многочисленным культам, о Кетсии же мало кто вспоминал.       — И лекарство против него, — дополняет сведения Эвелин, — а ещё та, что иссушила и заключила Сайласа в его гробницу.       — Что она имела в виду, когда говорила о том, что Сайласа нет среди мёртвых? — как истинного убийцу древнего мага, Кола как никого интересует этот вопрос.       — Она сделала всё, чтобы после своей смерти Сайлас оказался здесь, — кивнув в сторону тумана, рассказывает Эвелин, — но не все мёртвые отправляются сюда. Иногда они находят покой, иные отправляются в местечки похуже. То, что Сайласа здесь нет, на самом деле ничего такого не значит.       Успокаивающие слова слетают с губ ведьмы почти механически, на самом деле она сама до конца не верит в то, что говорит. Точнее, не хочет верить в те выводы, что сами напрашиваются ей на ум. В скрытом беспокойстве Иви останавливает свой взор на муже и видит его ответную хмурость и догадку в его глазах.       — Ты подтвердила, что наше время здесь на исходе, — переводит не сильно интересную ему тему Элайджа. — Это правда? Мы скоро покинем это место?       — Правда, — с радостью переключаясь, подтверждает девушка и дополняет: — и нам стоит к этому подготовиться. Финн всё ещё заражён ядом, при возвращении тот так или иначе вновь может активироваться.       Сказав это, она стремительно возвращается в дом, чувствуя и радостное предвкушение от возвращения к жизни, и тревогу от того, что за этим последует.

***

      Светлая детская озарилась закатным солнцем в красно-золотистые тона. Генри, стоявший в своей кроватке и схватившийся обеими ручками за спинку, раскачивал её, параллельно топая ножками. Если бы не добротность детской мебели, у ребёнка были бы все шансы её разломать.       — Маленьким мальчикам пора готовиться ко сну, Генри, — с неисчерпаемым терпением в который раз повторяет Энзо, стоя перед капризничающим малышом. Он уже готов сдаться. В редкие дни маленький хулиган без пререканий устраивался спать в своей кроватке. Эвелин определённо переоценила его влияние на своего сына, когда возлагала на него заботу о нём.       — Мама! — требовательный вопль был ему ответом. Ребёнок хотел к маме, редкое сердце осталось бы чёрствым к такому. И Лоренцо в очередной раз не выдержал в этом повторяющемся противостоянии.       — Хорошо, — роняет мужчина, вынимая мальчика из кроватки, прижав к себе довольного тем, что добился своего, малыша. — Полчаса с мамой и идём спать. Договорились?       Получив в ответ уверенный кивок, вампир несёт ребёнка в комнату, где в колдовском сне лежат не только его родители, но и почти вся его семья. Энзо хоть и поставил условие маленькому мальчику, прекрасно понимал, что и полчаса уставший за целый день ребёнок не продержится. Как и многие разы до этого, пригревшись рядом с Эвелин, Генри быстро уснёт, и ему придётся осторожно, чтобы не разбудить, нести его обратно и устраивать в кроватке.       Комната со спящими Майклсонами встретила их сумраком и почти мертвой тишиной. Опустив малыша на ноги, Лоренцо наблюдает, как уверенно он бежит к лежащей на полу матери. Но, в отличие от предыдущих раз, он не подныривает под её руку, пытаясь оказаться в «объятьях» мамы, а начинает эту самую руку трясти.       — Генри, ты же уже пытался, так её не разбудить, — осторожным тоном произносит Лоренцо, опасаясь возможной истерики. Но судорожный вздох Эвелин после сказанного им заставляет его прерваться.       Рыжая девушка, распахнув глаза и задышав, какое-то время ни на что не реагирует, а после в её груди появляется рукоятка кинжала. Кинжала, что бесследно пропал, как только она воткнула его себе в сердце.       Недолго думая, Лоренцо оказывается рядом и вынимает оружие из чужой груди.       — Эвелин? — в беспокойстве спрашивает вампир, пристально смотря на очнувшуюся, но ещё до конца не пришедшую в себя ведьму.       — Иви? — зовёт резко севший рядом Никлаус. Стоило зачарованному клинку покинуть сердце его жены, как он очнулся.       — Мама! — продолжает звать Генри, толкая руку девушки.       — Всё закончилось? — задает вопрос Энзо гибриду и оглядывает остальных Майклсонов, что не торопятся приходить в себя.       — Энзо! Свеча прогорела! — с тревогой напополам с радостью в голосе на пороге комнаты появляется Давина.       — Мама! — требует к себе внимание Генри, и в тот же миг рука его мамы, которую он звал, поднявшись, опускается ему на голову.       Иви с нежностью погладив сына по прилично отросшим волосам, что завивались в смешные кудряшки, притягивает его к себе и садится. Прижав любимого малыша к себе в объятья, против которых он ни капли не возражал, она целует его в макушку. Щемящее чувство радости заполняет её сердце, заставляя глаза слезиться. Но помня о том, что остальные так просто очнуться без её помощи не смогут, встаёт на ноги, держа ребёнка на руках.       — Генри, папа по тебе тоже соскучился, — видя, как сын не особо хочет отлипать от неё, замечает девушка. Колдовать с такой ношей на руках будет проблемно, а ей предстоит ещё клинок папы Тунде из Майкла вынимать.       — Я тоже хочу свою порцию обнимашек, волчонок, — подтверждает сказанное Ник, раскрывая руки и ожидающе смотря на сына.       На мальчишеской мордашке без труда можно было увидеть тяжелую работу мысли. Генри соскучился по обоим родителям, хоть те и были всё это время рядом, но их бесчувственное состояние его очень расстраивало.       — Папа, — тихо произносит Генри не так уверенно и требовательно, как до этого звал маму, но руки к отцу протягивает, сделав сложный выбор.       — Да, малыш, — одобрительно улыбнувшись, Клаус с осторожностью обнимает маленькое хрупкое тельце.       Освободившись, Эвелин решительно идёт в сторону Майкла и, проследив, чтобы происходящее не было в поле зрения её сына, рывком проламывает мужчине грудину. Клинок, хоть и был переделан ею под этот конкретный ритуал, всё ещё был таким, каким его создал папа Тунде. Оружие вгрызлось в сердце первородного и жадно поглощало его силу, так просто отказываться от лакомого для него угощения оно не собиралось. Пересилив упрямство артефакта, Иви рывком вынимает его из вампира.       — Кха, — вдыхает от резко схлынувшей боли Майкл, садясь и оглядывая своих детей, приходящих в себя.       — Энзо! — подрывается с места Бекка и тут же оказывается в объятьях мужа.       — Ты вернулась, мой ангел, — с улыбкой и толикой неверия проговаривает Лоренцо, трепетно прижимая к себе жену.       И только Кол с Давиной не бегут обниматься, ведьма мнётся и смущённо улыбается не смотрящему на неё колдуну. Она предвидела такую реакцию от парня и не спешит как-то оправдываться, вместо этого обнимает так же очнувшегося Элайджу.       — Финн! — зовёт застонавшего брата Фрея. Они лежали рядом, и ей не нужно даже вставать, чтобы проверить, что с ним, и позвать невестку. — Иви!       — Мы знали, что так будет, Фрея, спокойнее, — напоминает рыжая ведьма, подходя и присаживаясь рядом. Укус, что ни капли не изменился за то время, пока они были на грани, словно застыв, начал сочиться гноем.       Всё, вспомнив события, предшествующие счастливому воссоединению, теряют былую радость. Финна перемещают на кровать в его комнате, у него начинается лихорадка. Но Эвелин и Фрея были готовы к такому повороту и успели составить план действий, пока были условно мертвы.       Лечение первородного проходит тяжело, будь он простым вампиром, все примененные к нему средства ведьм могли бы и не помочь, но он не был просто вампиром. Пять дней потребовалось Финну, чтобы не только избавиться от отравляющего его яда, но и от последствий этого отравления.       Всё это время Майклсоны не покидали пределов комплекса не из-за боязни перед чем-то, а потому что пребывание даже условно мёртвыми сказалось на всех не лучшим образом. Кол опять утратил наработанный им контроль над магией, что крайне его бесило, да и молчаливая ссора с Давиной не улучшала его настроения. Элайджа, как и Фрея, беспокоился о больном брате и вызвался следить за его состоянием, пока ведьмы варили очередной вариант лекарства, хоть и сам в это время не ощущал себя хоть сколько-нибудь хорошо. Никлаус был занят Генри, давая жене возможность и свободное время, чтобы спасти его брата. Ребекка, хоть и беспокоилась о состоянии своей семьи, всецело отдалась общению с дочерью, которую с момента рождения не могла даже на руках подержать.

***

      Их спальня за время, проведенное на грани, никак не изменилась, разве что поверхности покрылись пылью. Но это не было большой проблемой и решалось довольно быстро при минимуме усилий с его стороны. И это отвлекло его ревнивую натуру от взаимодействия жены с их сыном. Никлаус, занятый приведением комнаты в порядок, даже не знает, кому из них он завидует больше. Иви, к которой их ребенок прилип, стоило только появиться такой возможности, или Генри, которого с таким трепетом гладят по спине, воркуя.       Вид сына, крепко обнявшего Эвелин, кое о чем напоминает гибриду, и он знает, сейчас самое время поднять один появившийся у него после встречи с древней ведьмой Кетсией вопрос. Потому что если он не выяснит все сейчас, то лучше вообще об этом не вспоминать. Но Клаус знает, подозрения, родившиеся в нем, не дадут ему жить спокойно, подтачивая его любовь к Генри и заставляя во всем сомневаться.       — Что не так с Сайласом, любовь моя? — не скрывая своего опасения, спрашивает Никлаус, уточняя: — И почему интерес к нему от той мертвой ведьмы так взволновал тебя?       — Потому что… — протягивает неуверенно девушка, после чего, тяжко вздохнув и чуть крепче прижав к себе сына, говорит: — Я больше чем уверена, что наш сын был зачат именно на его острове.       — И? — подталкивает гибрид видя янтарный блеск, промелькнувший в изумрудных глазах, не до конца улавливая связь, которую его жена, видимо, нашла.       — И Сайлас умер в тот момент, когда мы… — выразительно посмотрев на Ника, Иви не договаривает свою фразу, но говорит другое, то, что не на шутку ее взволновало: — А теперь выясняется, что его душа не ушла туда, где ее ждали.       — Ты сама сказала той ведьме, что это ничего не значит, — отмахивается от недвусмысленного предположения, что так и сквозит в словах любимой, Клаус, хоть те косвенно и подтверждают его собственные мысли, — и тот просто обрёл покой.       — Старый злобный маг, который провел два тысячелетия в заключении? — вздернутой бровью выражая весь свой скепсис, произносит Эвелин. — Просто обрел покой? Сомневаюсь.       — Не хочешь же ты сказать, что… — красноречиво посмотрев на уже почти спящего на руках жены сына, Никлаус не скрывает ни в своем виде, ни в своем тоне ту ярость, что охватывает его от одной только мысли. Той, что он даже не хочет озвучивать и опровержение которой так жаждал услышать от любимой.       — Нет, — решительно вставляет Иви, предупреждающе смотря на Ника. — Нет, этого не может быть, я проверяла…       — Проверяла? — почти шипит на свою ведьмочку Клаус, перебивая ее и все больше убеждаясь в том, во что не хотел верить. Уже одно то, что девушка проверяла их сына на что-либо подобное, а значит, допускала такую возможность, еще больше выводило гибрида из себя.       — Нашего сына, которому еще и дня от роду не было, похитили и пытались принести в жертву, — подхватывая тон мужа, так же шипит Эвелин. — Конечно же, я проверяла его на всё, что только могло прийти мне в голову. Мало ли что те сучки могли сотворить с Генри, пока он был у них.       — Ты проверяла его, — говорит гибрид, приняв к сведению сказанное и обуздывая вспыхнувшие, как порох, эмоции. — И что ты нашла?       — Ничего, — твердым и уверенным тоном произносит Иви, но Никлаусу все равно кажется, что она просто сама хочет уверить себя в сказанном, — абсолютно обычный малыш. Ну, за исключением его силы и способностей. Но ни следа взрослого или хоть сколько-нибудь осознанного сознания, как и воспоминаний. Чистый лист.       — Но? — он слишком хорошо знает свою любимую, чтобы не понять контекста сказанного, и их брачная связь играет в этом не последнюю роль.       — Сайлас вряд ли рассчитывал на свою смерть и мог действовать отчаянно… — неуверенно протягивает девушка, не желая верить в то, что говорит. Вот только слова Кетсии и ее уверенность, что древний маг жив, породили в ведьме осознание. Осознание одной простой возможности, которую, увы, никак нельзя исключить.       — И вселиться в сперматозоид? — саркастично задает вопрос Никлаус, раздраженно смотря на жену и желая немедленного опровержения своего глупого предположения.       — В зарождающуюся жизнь, — всё тем же тоном исправляет его Иви, и гибрид улавливает, что её неуверенность зиждется не столько в ею сказанном, а скорее в ожидании его реакции. Но она всё же завершает свою мысль: — которую, я подозреваю, он сам и организовал.       — Так я запутался, — поднимает руки вверх Клаус, будто сдаваясь, — ты пять минут назад уверяла меня, что наш сын никак не может быть реинкарнацией Сайласа, а теперь говоришь противоположное. Как тебя понимать, Эвелин?       — Я более чем уверена, — услышав в ответ на свои слова скептический хмык, рыжая ведьма стоит на своем, — уверена! Что если наш ребенок и стал, как ты говоришь, «реинкарнацией Сайласа», он никогда не станет Сайласом! — убежденно говорит Иви, чуть крепче в защитном жесте прижимая к себе сына, что не ушло от ее мужа. — Даже если в Генри душа древнего мага, его личности в нем нет!       Всё озвученное горьким комом застревает в горле гибрида. Переводя взгляд с упрямо смотрящих на него изумрудных глаз на хрупкую фигурку сына, его кудрявую белобрысую голову, тонкие ручки, которыми тот держится за маму, он не может найти в своей душе ожидаемых чувств после всего сказанного. Ни неприятия, гнева или отторжения — ничего. Только ощущение щемящей нежности и острое желание защитить это до сих пор почти эфемерное для него создание.       — Никогда не станет Сайласом, — немного потеряно повторяет за любимой Никлаус, уже принимая и отпуская ситуацию, особенно после ее с жаром сказанного:       — Никогда не станет!

***

      Грохот сотрясаемых железных ворот не только привлёк внимание обитателей дома, но и разбудил только уложенных на дневной сон детей. Генри сидел на кровати родителей и сонно потирал кулачком глаза. С тех пор как Эвелин и Никлаус очнулись, их ребёнок отказался засыпать в своей кроватке. Иви ничего другого не оставалось, как укладывать сына в их с Ником спальне.       — Мама? — зовёт Генри, не понимая, что его разбудило.       — Я здесь, малыш, — тихо приговаривает девушка, поглаживая мягкие белые кудри сына.       — Спать, — потянувшись и обхватив ручками маму за шею, просит ребёнок, утыкаясь в плечо Эвелин.       — Малышка, — приоткрывая дверь в спальню брата, заглядывает Кол, — внизу хотят увидеть тебя.       — М-м-м, — расстроено мычит Генри и сильнее вцепляется в Иви.       — Милый, — поглаживая сына по спине, обращается к нему ведьма с уговорами. Кто бы ни явился на порог их дома, она не собирается брать с собой на встречу малыша. — Я никуда не денусь. Давай ты посидишь на руках у дяди Кола.       — М-м-м, — Генри только крепче обнимает маму.       — Эй, приятель, — с наигранной задорностью произносит Кол, переступая порог спальни и подходя ближе, — не обижай меня. Идём, мы постоим совсем рядом с мамой.       Под общими уговорами ребёнок сдаётся и перебирается на руки к колдуну. Хоть и поддавшись, Генри непритворно надувает губы в обиде и не сводит глаз с Эвелин.       Встав с кровати, ведьма решительно идёт к воротам, в которые после первого грохота никто больше не стучал. Во внутреннем дворе, который с их пробуждения стал закрытой зоной, собрались все обитатели комплекса. Ни Фрея с Давиной, ни Энзо с Ребеккой, у которой на руках была плачущая дочь, не спешат идти и смотреть на тех, кто пришёл. Кол остаётся с Генри тут же, лишь вставая так, чтобы мальчику хорошо было видно арку входа, куда устремилась его мама.       Финн с мрачным Майклом и вышедшие чуть вперёд Клаус с Элайджей стоят перед открытыми настежь воротами. Напротив собралась не менее колоритная компания. Адриан, стоя немного в стороне и заложив руки за спину, изучающим взглядом проходит по зданию, словно он тут просто мимо проходил. Чуть впереди с задранным подбородком стоит Люсьен со злорадной ухмылкой на лице и держит за шею Джоанну. Женщина тихо плачет, на её лице можно прочитать неподдельный ужас от происходящего. Только ни вырваться, ни даже уговаривать себя отпустить женщина не может.       — А вот и прекрасная Эвелин, — будто безмерно рад её видеть, проговаривает Касл. — Мы ждали тебя. Особенно твоя дорогая мамочка.       Чуть надавив на шею Джоанны, вампир заставляет её заскулить от боли. В глазах женщины, помимо ужаса, появляется надежда при виде пришедшей девушки.       — Вижу, — хмыкает в ответ Иви, вставая между мужем и его братом. Ник тут же обхватывает её руку своей, словно боится, что она сделает опрометчивый шаг за границу защиты дома.       — Мое предложение просто, — говорит Люсьен, надавливая на шею удерживаемой им женщины сильнее, заставляя её жалобно всхлипнуть, — сделай пару шагов вперёд, или я оторву ей голову.       — Доченька, прошу, — рыдая, умоляет Джоанна, — помоги.       — Отрывай, — безразлично к плачу «матери» произносит в ответ ведьма. Она не ведётся на глупую угрозу жизни малознакомой ей женщине.       — Как бессердечно по отношению к той, что родила тебя, — сокрушенно качает головой Касл на слова девушки.       — К чему этот спектакль, Люсьен? — интересуется Элайджа. Проблема превосходящей силы угрожающего их семье вампира, которую ему даровали предки новоорлеанских ведьм, пока не решена, и потому никто за пределы защищённого дома выходить не собирался.       — Ты же понимаешь, что даже захоти Иви поддаться на этот шантаж, я бы её не пустил, — с любопытством рассматривает парня Никлаус, его хватка на руке жены стала только крепче. — Тем более что эта женщина к ней не имеет никакого отношения.       — Странно, а я полагал, что это мать прекрасной Эвелин, — изображая удивление и с осуждением посмотрев на удерживаемую им Джоанну, произносит Касл.       — Да, это так… — потерянно и испуганно бормочет женщина.       — Врёт, — хмыкает на слова «мамы» Иви, — моя мать поклялась не возвращаться в родной город. И уж точно она бы не стала как ни в чём не бывало общаться с вдовой моего отца. А потом приезжать сюда и рассказывать, каким хорошим он был. Все, кто знал его при жизни, не назвали бы его так.       — Неловко вышло, — раздражённо закатывает глаза Люсьен и лёгким движением сворачивает бесполезной для него в свете открывшейся информации «Джоанне» шею. — И как после такого верить людям?       Разводит вампир руки в стороны, даже не смотря, как рядом с ним падает мёртвое тело женщины. Сделав шаг вперёд, Касл проходится изучающим взглядом по видимым ему Майклсонам.       — Как долго вы собираетесь прятаться, как крысы? — нарочито презрительно спрашивает Люсьен.       — Не очень, найдём способ убить тебя и выйдем, — уверяет Эвелин.       Громко фыркнув на чужие слова, Касл, развернувшись, уходит. Его безмерно обрадовало возвращение Майклсонов, откуда бы они ни вернулись. Сейчас же он найдёт способ выманить их и убить. Слова рыжей ведьмы не пугают его, на его стороне не только превосходящая сила, местные «предки», но и Адриан.

***

      Всё тело болит и горит, как будто её засунули в пылающий камин, но это ничто по сравнению с болью в шее. Попытка пошевелиться приводит к осознанию, что она привязана к стулу, очень неудобному стулу.       — Хейли? Где мы? — хриплый смутно знакомый голос окликает её, заставляя, вскинув голову, оглянуться. Чарли — отец Хоуп, что объявился в её жизни спустя почти три года с их единственной встречи. Мужчина так же, как и она, привязан к стулу, но выглядит в разы бодрее, чем она. Точно они должны были в очередной раз обсудить его притязания к ее дочери.       — О, она не знает, и сейчас у неё безмерно болит шея. Ведь так, Хейли? — ещё один голос, теперь незнакомый, заставляет волчицу повернуть гудящую голову в другую сторону.       — Люсьен Касл? — удивляется, видя перед собой вампира, девушка. Она видела его только на фото, которое добыл Джексон, когда выяснял всё о фирме «Кингмейкер». Больше подробностей им о нём поведал Элайджа, например, что тот вампир. Первородный же уверил, что разберётся с ним, но, видимо, неудачно.       — Ты знаешь меня? — удивляется в ответ вампир и, расплываясь в улыбке, продолжает: — Неожиданно приятно, знаешь ли.       — Что тебе нужно? — интересуется волчица, замечая капельницу, из которой что-то поступает прямо к ней в кровь. Что-то, что определённо ослабляет её.       — От тебя ничего, — уверяет Люсьен, наклоняясь чуть ближе к Хейли, продолжает: — А вот от твоей рыжей подружки… Кое-что, да, нужно.       — Эвелин? — хмурится в ответ девушке, стараясь сесть прямее, продолжая чувствовать, как по венам растекается жидкий огонь.       — Да, от неё. — ободряюще подтверждает вампир и, выпрямившись, начинает говорить: — Знаешь, она не хочет добровольно покидать свой дом. Мне не войти, а очень нужно поболтать с ней с глазу на глаз. И ты мне в этом поможешь.       — Да пошёл ты, — фыркает в ответ волчица, уже понимая, что вряд ли выберется из этой передряги. В голове сами собой всплывают слова Миранды о том, что её племяннику недолго осталось, но старая ведьма так удачно забыла упомянуть, что и Хейли сгинет вместе с ним.       — Как грубо, — журит Люсьен. И, сложив руки на груди, продолжает: — Мне ведь и нужна от тебя лишь маленькая услуга. Напиши записку. Попроси о встрече, и я отпущу вас. Даю слово.       — Ага, а потом придёт Клаус и перебьёт всех, кто к этому причастен, — не ведётся на обещания Хейли.       — Клауса можешь не бояться, он вскоре покинет этот бренный мир, — уверяет мужчина и, видя в ответ упрямство на миловидном, хоть и изможденном от действия аконита лице, устало вздыхает: — Я, право, не хотел этого. Но ты просто вынуждаешь.       — Хей, Хейли, просто сделай, как просит этот псих, — говорит Чарли, смотря на то, как Касл после своих слов делает шаг к нему.       — Да, Хейли, сделай, как я прошу, и тебе не придётся слушать это, — поддерживает Люсьен парня и, положив ему руку на плечо, сжимает её. Вслед за отчётливым хрустом ключицы и плечевых костей раздаётся душераздирающий крик парня.       Хейли хочется заткнуть уши, но её руки связаны, она только и может, что закрыть глаза. Слушать крики мужчины страшно, она прекрасно понимает, что если не приведёт к вампиру Эвелин, то умрёт. Вот только если она сделает это, умрёт не только она, но и вся стая, Джексон и, хуже того, может пострадать Хоуп. Этого она допустить не может.

***

      Дом Майклсонов выглядит не так заброшенно и покинуто, как выглядел последние месяцы. Он словно ожил, хоть внешне никак не изменился. Джексон не хотел сюда идти до последнего. Но как иначе найти свою жену, он просто не знал.       Железные ворота легко пропустили его во внутренний двор комплекса. Он всего несколько раз был здесь, последний, когда забирал тело Оливера, и это не добавляло радости. А до этого вообще на собственной свадьбе и не думал, что побывает ещё. И свадьбу-то он проводить именно здесь не горел желанием, но Хейли наконец согласилась, и он был готов на любые условия.       — Джексон? — знакомый голос заставил его, резко обернувшись, задрать голову. На балконе второго этажа стояла та, на чью помощь он и рассчитывал, придя сюда.       — Здравствуй, Эвелин, — слегка кивнув головой, приветствует девушку волк. — Хейли пропала.       Он с надеждой смотрит на нахмурившуюся после его слов рыжую ведьму. Та, наклонив на миг голову, словно к чему-то прислушавшись, в следующий момент оказывается рядом с ним вместе с картой.       — Когда это случилось? — интересуется Эвелин и, с прищуром посмотрев на мужчину, задаёт ещё один вопрос: — И где Хоуп?       — Хоуп у моей бабушки Мэри, — отвечает Джексон. — А Хейли ушла на встречу с её биологическим отцом почти два дня назад. И пропала.       Иви уже раскладывая на ближайшем столе карту знала, что случилось. Слишком совпадает неудачная попытка Люсьена выманить её и пропажа связанной с нею девушки. Понимая, что всё это просто ловушка на неё, а если точнее, то на Никлауса, ведьма уже знала, что пойдёт в неё. Они с Хейли связаны кровью, но и не будь этой связи между ними, для ведьмы найти эту хорошо знакомую ей волчицу не составило бы особого труда.       — Она здесь, — ткнув пальцем в карту, говорит Эвелин, смотря, как Джексон склонился над ней. Просто точка на зелёном фоне вдоль шоссе, ведущему из города.       — Я знаю это место, — отвечает волк, ориентируясь по соседними названиями населённых пунктов.       — Не торопись, Джексон, — останавливает Иви готового уже сорваться с места парня. — Это ловушка. Ты же это понимаешь?       — Ловушка на тебя, — Кеннер и не пытается скрыть обвинительных нот в своём тоне.       — Да и идти туда должна я, — устало произносит в ответ Эвелин.       — Куда это ты собралась, любовь моя? — появление во внутреннем дворе Никлауса было делом времени, и вот оно истекло.       Ещё узнав о том, что Джексон пересёк её охранные чары, идя ему навстречу, Иви убедилась, что муж плотно занят их сыном. Но не тешила себя иллюзиями, что эта встреча останется без его внимания.       — Надо разобраться с Люсьеном, — в ожидании ответной реакции на свои слова и действия говорит Эвелин, поворачиваясь к Нику. — Его телодвижения в попытках выманить нас начинают раздражать.       — Мы решили, что пока не решим проблему предков, поддерживающих его, — нарочито демонстрируя то терпение, что он испытывает сейчас, возражает Клаус, — ничего предпринимать не будем.       — Эвелин, — почти умоляюще произносит Джексон, считая, что девушка не посмеет пойти против слов мужа. Но та, даже не повернув к нему голову, смотрит на гибрида, задрав подбородок.       — Предки не зря боятся меня, Ник, — произносит готовая к долгим дебатам Иви. С этой стороны добраться до магии местных предков, не будучи посвящённым им, очень проблематично. И пока они с Фреей, Давиной и Колом бьются над этой задачей, Касл может наворотить дел.       — Но ты так и не придумала, как снять с Люсьена их благословение, — замечает Никлаус, выражая весь скепсис сказанному только что. Он слышит, как его братья и Майкл присоединились к этой беседе, пока незримо. Гибрид знает, как тошно им всем, особенно отцу, сидеть в четырёх стенах, осталось немного, и они начнут грызть друг другу глотки. И все сейчас будут рады любому решению этой ситуации. Вот только он против, чтобы решала её его жена.       — Вообще-то есть способ, — осторожно произносит его ведьмочка, слишком осторожно, чтобы не насторожить его. А значит, этот способ ему не понравится. — Но для него мне нужен контакт с Люсьеном.       — Контакт? — это слово Клаусу нравится ещё меньше, чем всё ранее сказанное.       — Очень близкий контакт, — дополняет свои слова Эвелин. Она видит весь скрытый гнев мужа, что пребывает буквально на грани. Ведьма также знает о других Майклсонах, слушающих сейчас их разговор. И даже уже примерно представляет, кто что будет говорить, чтобы уговорить и отговорить её от этой авантюры.       — Так давай же устроим тебе этот близкий контакт с ним, девочка, — предсказуемо предлагает Майкл, выходя во внутренний двор. Следом за отцом выходят и его сыновья, все трое.