How long

      В очередной раз взбив несчастную подушку, Иви откидывает мягкий плед и садится на неудобном для сна диване. Приглушённый свет от зажжённого ночника освещает раскинувшегося в кроватке Генри. Обняв подушку, от которой немилосердно к её чувствам пахло Никлаусом, Эвелин горько вздохнула. Ведьме не нравилось это подвешенное состояние, но жалеть, что всё выложила мужу, она не станет. И плевать, как он теперь поступит. Вот только эта показная холодность от него её бесила. Она привыкла к более взрывным реакциям от него и не была готова к такому.       Устав гонять бесполезные мысли в голове, Иви откладывает подушку и встаёт с дивана. Генри мирно спит и не знает, в какую ситуацию загнала себя его мама, и она не собирается его будить, хоть и не отказалась бы от сочувствия. Накинув обратно халат на плечи, ведьма машинально сворачивает плед и, положив его на тот комод, с которого не так давно его взяла, осторожно выходит из детской.       Отправляясь на кухню, Эвелин слышит, как Ник пьёт в гостиной на втором этаже, и идёт другой дорогой. Она не готова к продолжению скандала, а он случится, если они с мужем сейчас встретятся. В полутемном доме, где тихо, даже несмотря на доносившиеся с улицы гуляния, Иви становится как никогда одиноко. Отбросив очередные упаднические мысли, ведьма включает верхний свет на кухне и приступает к колдовству. Сварить умиротворяющее зелье она, наверно, может и с закрытыми глазами, хоть давно им не пользовалась. Даже когда хотела выть от тоски по сыну или проходила период привыкания к вампирским усиленным чувствам. Она о нём тогда даже не вспоминала, ее было кому утешить и поддержать.       Фыркнув на собственные мысли, что всё больше начинали напоминать ей заезженную пластинку, Эвелин переливает готовое зелье в стакан. Вылив остатки варева в раковину и включив измельчитель, девушка быстро ополаскивает ненужную больше посуду. За шумом техники и воды она не замечает появления в дверях кухни мужа.       — Что, совесть спать мешает? — голос Клауса наполнен ехидным злорадством.       Иви в тайне радуется, что не вздрогнула от неожиданности, а смогла спокойно поставить посуду в сушку.       — Бульканье очередной бутылки с виски, которую ты опорожняешь, — едко отзывается на вопрос ведьма и, вытерев руки полотенцем, подходит к приготовленному зелью, что в единый миг стало ещё больше ей необходимо.       — А это что? — интересуется гибрид, вставая у жены за спиной и кивком указав на стакан с зелёной бурдой. — Приготовила мне яд? Им убьёшь меня?       — Не поверишь, муж мой, — только больше раздражается от его глупого предположения Эвелин, — но не всё крутится вокруг тебя.       — Да неужели? — фыркает в ответ Клаус и перехватывает стакан с зельем под носом у Иви.       Опираясь одной рукой о столешницу, стоя за спиной девушки, Никлаус подносит другой рукой зелёное варево к своему носу. За тысячелетие жизни он давно научился распознавать множество различных ароматов. И ничем ядовито-фатальным от сваренного Эвелин не несёт.       — Отдай, это для меня, — призвав на помощь всё своё терпение, просит ведьма, но не пытается перехватить стакан, зная, что этим только раззадорит его. Быть зажатой между пышущим недовольством мужем и столешницей ей не нравится.       — И что же это? — опаляя затылок Иви своим дыханием, интересуется гибрид.       — Какая тебе разница? — не выдерживает очередного допроса девушка и разворачивается к мужу лицом. — Отдай!       — Хм, нет, — видя сверкающие недовольством изумрудные глаза, отказывает Никлаус и одним движением отправляет зелёную бурду из стакана в раковину.       — Никлаус! — гневно рычит в ответ на его действия ведьма. Она было дёрнулась его остановить, но было уже поздно. Сделав рефлекторный шаг вперед, Иви оказывается слишком близко к Нику для её сейчас и без того расшатанных нервов. А отступив обратно, врезается поясницей в столешницу.       — Ой, какая неприятность, — комментирует сделанное им с абсолютно пустым лицом Клаус. Поставив грязный стакан в раковину, он и второй рукой опирается об столешницу, окончательно отрезая жене пути к отступлению.       — Что ты делаешь? — с подозрением смотря на мужа, спрашивает Эвелин, ещё больше вжимаясь в кухонный остров, не желая сейчас соприкасаться с Никлаусом.       — Принёс тебе кое-что, — извещает гибрид и, словно фокусник, достаёт кинжал с золотистой ручкой и протягивает ей рукояткой вперёд, — возьми.       — Не хочу, — вздернув подбородок, отказывается Иви. Она узнала заклятый Колом кинжал, что способен отправить Клауса в сон.       — Я сказал, возьми, — рычит на ведьму Никлаус, впервые проявляя настоящие, а не показные чувства.       — А я сказала, не хочу, — рычит в ответ Эвелин и демонстративно прячет руки за спину и пятясь в бок, чтобы выйти из-под давления мужа.       — Не спорь со мной, — сверкая янтарём в глазах, приказывает мужчина, смещаясь так, чтобы пресечь чужое отступление.       — А то что? — с вызовом спрашивает Иви, ощущая, как поддаваясь эмоциям Ника, и её глаза начинают гореть.       Хватка на горле становится вполне предсказуемой, вызывая у ведьмы утробный рык. Обхватив двумя руками схватившую её конечность, Эвелин пытается её от себя оторвать. Но бесполезно.       — Возьми кинжал, любовь моя, — опасно тихо велит Никлаус, подсовывая означенное оружие под самый нос жене. Он слегка надавливает на определённые точки шеи, вынуждая девушку подчиниться своей воле. — Вот так, молодец. — Хваля Иви, Клаус поворачивает кинжал в её руках так, чтобы остриё оказалось чётко напротив его сердца. — А теперь исполни своё желание. Убей меня.       Гибрид смотрит в зелёные, подернутые влагой непролитых слёз глаза и пытается найти в них то, чего нет. Но он упорно ищет следы предательства, ненависти, желания причинить боль, что угодно. И не находит. Устав ждать, Клаус сам наваливается на кинжал, пуская себе кровь, и видит наконец ответную реакцию.       Без особого труда поняв действия своего коварного чудовища, Эвелин не желает верить, что тот серьёзен в этом дешёвом спектакле. Но запах крови, вольно или невольно пущенной ею, отрезвляет. Перехватив обратным хватом всунутый ей насильно кинжал, ведьма с размаху всаживает его в мужское бедро, что так удобно расположено. Болезненный рык становится в этой ситуации желанной музыкой для её ушей.       — Серьёзно, Никлаус?! — зло вопрошает Иви у отошедшего на шаг назад из-за её действий мужа, что уже вынул злосчастное оружие из своего бедра. — Чего ты хотел добиться этим глупым спектаклем? Вручая мне оружие, что неспособно убить тебя, что ты хотел проверить? А?       Кинув окровавленный кинжал на столешницу, Клаус рывком сажает на неё любимую, такую прекрасную в своём гневе. Обхватив стройные ноги под коленями, он укладывает Эвелин на стол, чтобы нависнуть сверху.       — Предпочитаю видеть в твоих глазах злость и гнев, а не печаль и обиду, — обдает спиртным духом открывшиеся от резкости его телодвижений желанные губы Никлаус.       Поцелуй, замешанный на злости, обиде и непонимании, выходит яростным и грязным. Не собираясь останавливаться на этом, гибрид стаскивает с жены пижамные шорты и задирает топ, чтобы добраться до груди.       Секс на мраморной холодной столешнице не предел мечтаний, особенно когда она высоковата для этого. Как бы Иви не цеплялась за мужа, каждый его толчок завершался для неё ударом поясницы об мраморный край. Но грубость на грани острой боли — это было именно тем, что ей было нужно сейчас. Чувствуя впившиеся в ее шею клыки, она невольно выпускает когти и впивается ими в плечи, за которые держалась всё это время.       — Ник, я… — сама не зная, что собирается сказать, стонет Эвелин, ощущая подступающее наслаждение.       Ещё один грубый толчок, и она слегка теряется в пространстве на какое-то время. В реальность её приводит язык, что проходит по её шее, собирая остатки крови. Судорожно вдохнув, ведьма и сама не помнит, когда успела задержать дыхание, но аромат их смешанных запахов, дополненный нотками обоюдного желания и удовольствия, заставляет её прикрыть глаза в блаженстве.       — Иви? — сжав своею пятернёй её голую ягодицу, зовёт Никлаус. Оторвавшись от вылизывания подставленного горла, гибрид поднимает голову, чтобы взглянуть на подернутые удовольствием, а не печалью глаза. И не может держать это в себе: — Я так люблю тебя, моя ведьмочка.       Вырвавшееся признание оседает гулкой тишиной между супругами, но она не мешает им изучать реакцию друг друга на прозвучавшие слова.       — Но ты злишься на меня, — робко констатирует очевидный для них обоих факт Эвелин. Она прекрасно понимает, что этот секс был далеко не примирительным, скорее способ сбросить пар без лишних разрушений.       — Злюсь, — соглашается Клаус, продолжая вглядываться в становящиеся всё более ясными глаза.       Оставшись в спальне один, он не смог там находиться и пошёл искать успокоение в бутылке или паре. Гибрид прекрасно слышал, что и в правду ушедшая в детскую жена не может уснуть, и чувствовал от этого злорадное удовлетворение. Вот только алкоголь не слишком помог ему в обуздания горящих в душе чувств. И только тысячелетний опыт не дал ему поддаться опрометчивым желаниям и пойти всё крушить, как хотелось. Время же, проведённое наедине с виски, позволили ему всё хорошенько обдумать. Взвесив сказанное женой, к неспокойному сердцебиению которой он прислушивался всё это время, Никлаус непроизвольно склоняется к тому, чтобы поверить ей. Дать шанс. Всего лишь еще один шанс всё объяснить. К удивлению, находя в себе всё больше желания поверить в любые ее доводы, даже если они будут противоречить логике. И только упрямство останавливало его от того, чтобы сделать первый шаг.       Услышав, как Эвелин отправляется на кухню, старательно обходя гостиную, в которой он сидит, хотя этот путь был короче выбранного ею, он не выдержал и отправляется следом. Горя желанием поставить точку в терзающих его сомнениях, заткнуть не дающие ему покоя паранойю и надежду.       И вот они здесь.       Он не уловил ни капли ожидаемых его паранойей от неё эмоций. Даже всаженный со всей силы в его ногу клинок был следствием его настойчивых действий. И он не увидел удовольствия или иного положительного чувства от этого в любимых глазах, лишь злость и гнев на его поступок.       — Злюсь, — после недолгой паузы повторяет сказанное слово Никлаус и, перехватив всё ещё прижатую к нему девушку поудобнее, продолжает: — И хочу знать весь твой план. В деталях. — Видя растерянное непонимание и сведённые вместе брови, он поясняет: — Если ты считаешь, что другого выхода нет. Я хочу знать всё, что ты собралась делать.       — Для чего? — осторожно интересуется Иви. Помня его не такую уж и давнюю бурную реакцию, она здраво опасается что-либо рассказывать, отчаянно желая знать, что творится у него в голове. Слишком непредсказуемый порой был ее муж.       — Я помогу тебе, — обречённо вздохнув, произносит принятое решение Клаус, которое далось ему отнюдь не легко. Доверие — то чувство, которое за прожитое время он практически утратил, или думал, что утратил. Только очень уж многое их связывало друг с другом, и это не только нематериальная, но ощутимая и для него брачная связь или вполне материальный общий ребенок. И все же не это склонило его к тому, что он сказал, а то чувство, что горело в нем веками, как бы он ни пытался его потушить. Ребекка обозвала бы это любовью, но гибрид не мог дать этому название, оно просто было и даже не думало ослабевать, и потому: — Но для этого я должен знать план.       — Ты веришь мне? — робко улыбнувшись, с надеждой спрашивает ведьма. Она не чувствует в словах мужа обмана, ни в словах, ни в том сумбуре эмоций, к которым он всё же открыл ей доступ вновь.       — Я верю в тебя, — серьёзно произносит в ответ Никлаус и просит: — Не дай мне ошибиться.       — Ни за что, — открыто улыбнувшись, обещает Эвелин, прежде чем наброситься на Ника с поцелуями. Вкладывая в проявление чувств всю свою любовь и благодарность за оказанное доверие, ведьма и сама не замечает, как почти светиться от счастья.

***

      Камилла приходит в себя рывком, сидя на собственной кровати, она не сразу понимает, что не так. Первой её цепляет неснятое пальто, следом приходит странная боль в шее. Но прежде чем она до конца вспоминает, что произошло, ей мешает голос:       — Ну наконец-то ты очнулась, — с преувеличенным облегчением произносит Люсьен.       Камми подпрыгивает от неожиданности на кровати и оборачивается, чтобы увидеть сидящего в кресле в её спальне вампира.       — Ты… ты… — показывая пальцем на закатившего глаза от её действий Касла, потеряно произносит девушка, — убил…       — Да-да, я убил тебя, — устав слушать чужое заикание, подтверждает Люсьен, будто между делом, — а точнее, почти превратил в вампира, не благодари.       — Зачем ты это сделал? — хватаясь за горло, словно ей не хватает воздуха, спрашивает Камилла, ощущая себя, как это ни глупо, убитой. Она не может вот так просто осознать свою смерть, такую внезапную и нелепую. Рациональная часть её мозга не желает верить в произошедшее, но она абсурдно уверена, что умерла. И последние воспоминания подтверждают эту уверенность, к её сожалению.       — Захотелось? — будто уточняя, говорит вампир, после чего слишком быстро для человеческого взгляда оказывается рядом с Камми, бесцеремонно садясь на её кровать. — Но не это должно тебя волновать, милая Камилла.       — А что? — с явной опаской во взгляде и на лице спрашивает О’Коннелл, про себя повторяя как мантру правила поведения с нестабильными типами личности.       — То, что я сделаю с твоим любимым дядей, — вкрадчиво, но без какой-либо угрозы в голосе говорит вампир, и девушке от этого становится ещё страшнее. — Ведь он твой единственный из оставшихся живых родственников? — интересуется Люсьен, убирая с плеча сжавшейся словно пружина Камиллы пряди белобрысых волос. — Обидно будет, если на вас прервётся славный род О’Коннелл?       — Чего ты хочешь? — стараясь не показывать, как ей страшно и паршиво от промелькнувшей в голове крамольной мысли послать вампира с его угрозами.       — О, пара пустяков, — уверяет Касл, теряя свою непринужденность и становясь серьёзным. — Ты должна сходить к Майклсонам и кое-что у них забрать. Финн же вернулся из Европы, слышала? Поговаривают, вы были с ним очень близки до его отъезда. Так что твоё появление в таком состоянии на пороге должно произвести достаточно шума, чтобы всё прошло гладко. Можешь даже спокойно обвинять меня в этом…       — Что я должна забрать? — перебивая чужой треп, в душе замирая от дурного предчувствия, спрашивает блондинка.       — «Бледного всадника».

***

      После ночных выяснений отношений и по факту бессонной ночи Эвелин чувствовала себя на удивление хорошо. Может, дело в том, что она всем поделилась с мужем, а может, в том, что он в итоге воспринял всё сказанное не так бурно и радикально, как она представляла. А может, в том, что следом за подробным рассказом о ее «плане» она при муже же зачаровала то, что послужит их «падению». До исполнения ею задуманного остался последний шаг. Она не знала, можно ли считать прошедшую ночь ее персональным «рождественским чудом», но это точно облегчало груз, давивший на ее плечи, и, идя вслед за Никлаусом с сонным Генри на руках на завтрак, она ощущала себя умиротворенно без всякого зелья.       — Иви, можно тебя на секунду? — окликает её Ребекка, что со странной улыбкой смотрит на неё и зовёт в ближайшую комнату.       — Что такое? — оборачиваясь, спрашивает Клаус, услышав обращение сестры к своей жене.       — Ничего, идите, мы вас сейчас догоним, — машет порозовевшая Бекка в ответ на брата и племянника.       Пожав плечами, гибрид, развернувшись обратно в сторону лестницы, продолжает свой путь. А блондинка утягивает подругу в занятую ею спальню.       — Ты тоже иди, Энзо, — строго велит собирающемуся что-то сказать мужу первородная, тем самым выставляя только открывшего рот вампира за дверь.       — Что случилось, Бекка? — с беспокойством смотря на объёмный живот подруги, спрашивает Эвелин.       — Хочу тебе вернуть кое-что, — ехидно протягивая слова, говорит Ребекка, доставая из прикроватной тумбочки знакомого цвета ткань. — Не благодари.       — Откуда ты?.. — поймав брошенные ей её же пижамные шорты, что этой ночью были на ней, теряется Иви.       — Знаешь, когда спускаешься ночью на кухню попить, меньшее всего хочешь увидеть голый зад своего брата, — веселясь от ошарашенного выражения на лице Эвелин, рассказывает блондинка.       — И как много ты…? — вопросительно смотря на Бекку, начинает ведьма, но договорить ей не дают.       — Видела? Достаточно, — серьёзно уверяет подругу первородная, прежде чем перейти на шутливый тон, — чтобы мучиться кошмарами следующее столетие. А по правде, сразу ушла, как сообразила, что это не дурацкий сон. Потом вернулась, чтобы всё же набрать воды, и нашла это, — опять расплываясь в ехидной ухмылке, заканчивает Бекка.       — Спасибо, наверное, — произносит в ответ Иви, пряча компромат в карман джинс, благо шёлк сворачивается очень компактно. И не может удержаться, чтобы не уточнить: — Но ты точно ничего не слышала?       — Фу, Иви! Мы договаривались это не обсуждать, — непритворно брезгливо фыркает в ответ Бекка, понимая вопрос по-своему. — Идём завтракать.

***

      На завтраке предсказуемо отсутствует Майкл, что ещё после рождественского ужина ушёл в ту квартиру, которую они раньше занимали с Фреей. Старшая из сестёр Майклсон с посильной помощью Давины накрывала на стол остатки вчерашних блюд. Эвелин, ловя на себе настороженно-вопросительный взгляд мужа, поспешила помочь девушкам.       — Что хотела от тебя сестра? — любопытствует Клаус, отвлекаясь от подкладывания еды в тарелку Генри, стоило жене сесть рядом с ним.       — Это разговор не для стола, — приглушенно отвечает, отрицательно качая головой, Иви и приступает к завтраку.       Элайджа пролистывает утреннюю газету, отмечая про себя отсутствие очередного убийства в квартале. Он краем уха прислушивается к Давине, которая обсуждает с Фреей и Эвелин детали какого-то ритуала, что она нашла в университетской библиотеке, пока была в Англии. Кол вставлял свои скептические замечания, то и дело перебивая свою девушку, на что та, впрочем, не обращала какого-либо внимания, заинтересованная поднятой темой. Финн и Энзо обсуждали какой-то архитектурный проект и, судя по непонятным Элайдже обмолвкам, делают это не в первый раз, а продолжают давно начатый разговор.       Ребекка, увлечённая обычной едой так сильно, как бы не впервые за прошедшее тысячелетие, как ни странно, первая слышит приближение чужих шагов.       — Мы кого-то ждем? — интересуется первородная достаточно громко, чтобы заглушить идущие за столом разговоры.       В наступившей после её вопроса тишине все, даже не обладающие сверхслухом, отчётливо слышат цокот каблуков. В эту же тишину входит представительного вида женщина. Облачённая в обтягивающую юбку-карандаш и свободную изумрудную блузу, шатенка не теряется от обращённых на неё взоров. Хоть и демонстрирует большинством своих жестов смущение, но из присутствующих на это могут повестись немногие.       — Простите, не хотела вот так врываться, — хорошо поставленным голосом произносит женщина, — но ворота были не заперты, и…       — Не могли бы вы для начала представиться? — прерывая, предлагает Элайджа, сворачивая недочитанную газету, чтобы отложить её в сторону.       — Ох, да, конечно, — опустив глаза на миг вниз, создавая вид, что ей неудобно от собственной оплошности, женщина представляется: — Меня зовут Джоанна Абрамс, и я мама Эвелин.       С милой улыбкой заканчивая говорить, Джоанна обращает свой взор на «дочь», та, вздернув в удивлении брови, скептически смотрит на неё в ответ, до боли напоминая этим свою покойную бабку. Женщине хочется передернуть плечами от посетившего её дежавю, но она стойко сохраняет образ. Если бы не та огромная сумма, что упала на её счет не так давно, она бы послала заказчика куда подальше с его переменчивыми указаниями, устав уже ждать всё откладывающуюся встречу с «дочкой». Правда, комплекс почти в самом центре Французского квартала Нового Орлеана, в котором обитает её милая Эвелин, ещё один достаточно весомый аргумент, чтобы продолжить игру. Джоанна искренне уверена, что ничего сложного не предвидится, даже если «дочь» полностью пошла в Амелию. В конце их недолгого общения «мама» приняла ее, а Эвелин — молодая девчонка, выросшая практически в деревне, хоть и на удивление удачливая, чтобы отхватить себе такой мешок с деньгами.       — Пф, — фыркнув на должное быть ошеломляющим для сироты признание, Иви, отложив столовые приборы, встаёт из-за стола, чтобы выйти вперед со словами: — Не знаю, кто вы, дамочка, но это не смешная шутка. Моя мать давно умерла.       — Я знаю, что причинила тебе боль своим уходом, дорогая, — покаянно произносит в ответ Джоанна, — но я вернулась и хочу всё исправить. Дай мне шанс.       — Святое дерьмо, — отчётливо слышится бормотание Кола, что, не скрывая любопытства от представшей перед ним сцены, подпёр голову ладонью и склонил её так, чтобы было лучше видно. Он и не думал, что Рождество с семьей может преподнести что-то интересное.       — Дерьмо! — радостно повторил за дядей Генри новое слово.       — Ну спасибо, Кол! — со всё нарастающим раздражением произносит ведьма, обращая свой негодующий взор на друга.       — Так, думаю, нам лучше перенести этот разговор в кабинет, — встаёт со своего места Никлаус.       — Дерьмо? — обернувшись к Колу, с любопытством смотрит на него ребёнок.       — А Кол пока объяснит Генри, что такое плохие слова и почему их не стоит повторять, — строго смотря на провинившегося младшего брата, добавляет гибрид.       Появление «мамы» было совсем не ко времени. Эвелин не составило труда сложить предупреждение вначале подруги Амелии, потом миссис Локвуд с нынешней ситуацией. Правда, она не совсем понимала, чего хочет «Джоанна». Узнала, что Амелия написала завещание не в её пользу? Но до оглашения ещё полно времени. Со всем происходящим в последнее время нервы ведьмы и без того были на пределе, и она не собиралась сдерживаться.       — Так, давайте сначала. — стоило им оказаться вчетвером за закрытыми дверями кабинета, спрашивает Эвелин. — Кто вы такая и что вам нужно?       — Полегче, любовь моя, — со снисходительной улыбкой смотря на взявшуюся из неоткуда тёщу, просит жену Никлаус. — Думаю, нам сейчас всё расскажут.       — Располагайтесь, миссис Абрамс, — радушно предлагает Элайджа, пришедший с ними, кидая укоризненные взгляды на невестку и брата.       — О, можно просто Джоанна, пожалуйста, — произносит просительным тоном женщина и присаживается в предложенное кресло.       — Хотите чего-нибудь выпить, Джоанна? — с любезной улыбкой предлагает следом Клаус, выделяя голосом имя.       — Вы серьёзно? — сложив руки под грудью, с раздражением смотрит ведьма на братьев.       — Виски, если есть, — мило улыбаясь, озвучивает свой выбор Джоанна.       Из ставшей женщине доступной информации сложно было понять о взаимоотношениях в семье Майклсон. Фотографии, имена и сухие строчки скупых описаний — не то, что нужно для распознавания, кто главный среди двух братьев. Вроде как основные финансовые потоки регулирует Элайджа — старший брат. Но большая часть собственности почему-то оформлена на Клауса — младшего брата, да и деньгами тот распоряжается куда щедрее и охотнее. Об остальных из семьи вообще, кроме имён и смазанных фото, ничего добыть не удалось. Но той собственности, что оказалась «на свету», было вполне достаточно, чтобы Джоанна недоумевала, как она раньше не узнала об этой интересной семье. А еще успела построить далеко идущие планы на их счет, пусть они и шли вразрез с тем, что хотел от нее заказчик.       — Конечно, есть, — разлив по бокалам различный алкоголь, гибрид один из них протягивает «тёще», а второй жене со словами: — Возьми, любовь моя. Я знаю, ты больше предпочитаешь бурбон.       Закатив глаза на обращённую к ней ухмылку мужа, Иви всё же забирает предложенный алкоголь и присаживается на диван подальше от «мамы». Элайджа сам наливает себе выпить, пока Никлаус раздавал бокалы и брал свой.       — Итак, Джоанна, — приглашающе ведя рукой, произносит первородный вампир, предлагая женщине уже начать говорить.       — Понимаю, моё появление было неожиданным, — скромно потупив взгляд, Джоанна то и дело стреляла глазками то в одного, то в другого брата. Она не замечала всё более мрачнеющее лицо «дочери» по мере её рассказа о том, как непросто было решиться вновь воссоединиться с семьёй.       — …И я была рада успеть примириться с мамой до её смерти, — с печалью в голосе произносит до этой фразы разливающаяся соловьём женщина. И, опомнившись, обращает внимание на Эвелин: — И буду рада, если ты примешь меня, дочка. — Видя в ответ только скептицизм, горящий в насыщенных зелёных глазах, Джоанна добавляет больше тепла и надежды в тон своего голоса: — Я думала о тебе все эти годы. Мне так жаль, что пришлось оставить тебя. Ты, скорее всего, не помнишь, но у нас с твоей бабушкой вышел конфликт, и я больше не могла оставаться в Мистик Фоллс. Это было выше моих сил, — по мере того как она говорила, Джоанна пыталась нащупать подход к «сиротке», но та сидела словно каменная, и женщина решила зайти с другой стороны: — Зная, что на твоей защите всегда будет твой дедушка, мне нужно было найти твоего отца. Ведь… Он не знал о твоём существовании… И, к сожалению, так и не узнал…       — Что же этому помешало? — с наигранным сочувствием интересуется Клаус. Тот с таким вниманием смотрел на «Джоанну», что Иви нестерпимо захотелось его треснуть. И по ухмылке, что лишь на миг скользнула на губы гибрида, он определенно уловил желание жены.       — Досадная авария оборвала его жизнь буквально на день раньше, чем я успела его найти, — напустив слез в голос и даже выжав одну вполне настоящую, рассказывает женщина.       — Какой же бред, — фыркает в полный голос Иви и, залпом осушив алкоголь из своего бокала, встаёт, чтобы налить себе ещё.       — Эвелин, — укоризненно произносит на поведение невестки Элайджа.       — Любовь моя, обида на маму — это не повод так себя вести, — деланно осуждающе качает головой Никлаус, получающий почти явное удовольствие от спектакля.       — Мне плевать, что вы двое задумали, я в этом не участвую, — переводя взгляд с одного Майклсона на другого, предупреждающе произносит ведьма и, плеснув себе ещё на глоток бурбона, тут же его выпивает. — А ты, «мамочка», если жить хочешь, бежала б отсюда сломя голову.       — Прошу, извините её, — покаянно просит Элайджа у по-настоящему растерявшейся от слов дочери Джоанны, — ваше появление было так неожиданно. Думаю, нам всем нужно перевести дух, обдумать всё случившееся. И встретиться чуть позже? — предлагает первородный, жестом предлагая женщине подняться, и, кидая красноречивый взгляд на брата, продолжает: — Через пару дней, например, что скажете?       — Да-да, я всё понимаю, — профессионально беря себя в руки, говорит Джоанна, оставляя полупустой бокал с виски и вставая. — Я и сама бы была не меньше ошеломлена…       — Идёмте, я провожу вас, — предлагая даме руку, говорит Элайджа, выводя её из кабинета.       — С мамой надо быть помягче, любовь моя, — подходя к жене, строго замечает Никлаус, но не выдерживает и расплывается в ухмылке.       — Кто бы говорил, — фыркает недовольно в ответ Иви.       — Пф, ладно, оставим пока разговор о твоей внезапно объявившейся матушке, — переходя на серьёзный тон, гибрид, нависая над женой, вкрадчиво спрашивает: — О чём так неотложно Ребекка захотела поговорить с тобой?       — Об этом, — закатив глаза, Иви достаёт из кармана свои пижамные шорты.       — Что это? — недоуменно взяв деталь одежды, Клаус её разворачивает, чтобы получше рассмотреть.       — То, что ты сорвал с меня вчера на кухне, — поясняет Эвелин и, видя всё ещё не понимающий взгляд мужа, дополняет: — Она спускалась вчера ночью за водой и застала нас…       — И много она слышала? — сразу понимая, чем может обернуться эта ситуация, серьёзно спрашивает Никлаус.       — Как я поняла — ничего, — говорит Эвелин, — твой голый зад её вспугнул. — Слыша фырканье со стороны мужа, она продолжает: — Но ей всё равно надо будет всё рассказать.       — Заручиться поддержкой Лоренцо, я помню, — мрачнеет от поднятой неприятной темы Клаус. Он всё ещё не в восторге от плана жены по исполнению пророчества, но верит её заверениям, что всё будет хорошо. Ещё меньше ему нравится надеяться на верность новоиспечённого мужа сестры, но любимая опять же пообещала об этом позаботиться. Вот только он терпеть не мог планы, в которых он вынужден быть простым наблюдателем. Бесило стоять в стороне и ждать.       — Ник, — зов Иви заставляет его выплыть из своих мыслей. Его ведьмочка с надеждой во взоре, обняв его, заглядывает ему в глаза, прежде чем сказать: — Без тебя у меня ничего не получится. Будь со мной, пожалуйста.       — Я уже с тобой. — уверяет гибрид, проводя большим пальцем по нежной коже щеки и целуя жену в лоб. — Разве нет?       Прижав голову Эвелин к своей груди, Никлаус в поисках успокоения беспокойных дум, прикрыв глаза, вдыхает любимый запах, зарываясь носом в короткие кудряшки.

***

      Ворота дома Майклсонов всё те же, что она так хорошо запомнила, и, стоя перед ними, Камиллу раздирают противоречивые чувства. А переходный период превращения в вампира только усугубляет ситуацию, заставляя её практически рыдать от переполняющих и хлещущих через край эмоций. Она хочет войти и высказать обитающим в этом доме вампирам всё, что накопилось у неё на душе, а там мало хорошего. И в то же время хочет броситься к дяде Кирану и пожаловаться ему на всё произошедшее, найти понимание и сочувствие. Но боится, что последний живой родственник не примет её такой, скажет, что лучше ей не завершать переход, умереть. А она так не хочет умирать! Она хочет жить! Правда, жить человеком, а не вампиром. Камми никогда не представляла себя чем-то таким и не стремилась быть, даже осознавая рождающиеся в её душе чувства, вначале к Марселю, потом к Клаусу, а в конце и к Финну.       При мысли о последнем у девушки начинает болеть сердце, вспоминая статного, красивого мужчину, в ней рождается желание броситься к нему в объятья, чтобы тот укрыл её от всех бед. Но, вспоминая его отношение к вампирам, к тем, к кому он и сам относится, и блондинка еле заставляет себя не отшатываться, воображая, как её «такую» отвергают. Противоречивость собственных мыслей и чувств, которые будто снежная лавина, что вот-вот погребет ее под собой, вгоняют в ступор.       — Мисс О’Коннелл? — беспокойство в тоне окликнувшего её заставляет блондинку резко вскинуть голову и тут же зажмуриться от слишком яркого для неё сейчас солнца. До этого её глаза от светила прикрывали её же волосы. — Камилла?       — Элайджа, вы знаете эту девушку? — от незнакомого женского голоса дико хочется закрыть уши, что она и делает, не отказывая себе и в том, чтобы зажмуриться.       — Прошу простить меня, Джоанна, — голос первородного из обеспокоенного становится учтиво-бесстрастным. — Вам пора, а мне и Камилле стоит поговорить.       — Да, конечно, — покорно соглашается Джоанна, прекрасно зная, что её выпроваживают. Она всё же напоминает: — Я позвоню вам…       — О, не беспокойтесь, вам придёт приглашение с деталями новой встречи, не смею вас задерживать, — готовый уже применить силу, чтобы избавиться от женщины, Элайджа с облегчением видит, как та уходит. Стоило Джоанне отойти на достаточное расстояние, как Майклсон стремительно подходит к мисс О’Коннелл и задирает ей голову, чтобы посмотреть ей в глаза и убедиться в собственных подозрениях. От действий вампира девушка непроизвольно открывает глаза и тонет в чужих, так похожих на другие тоже карие. — Кто это сделал?       Строгий тон первородного заставляет девушку морщиться и пытаться освободиться от жёсткой хватки на своём подбородке. Но ей не дают даже ответить, а, приобняв за плечи, фактически перемещают в дом, возле которого она стояла и не решалась войти.

***

      Гостиная, в которую привели Камми, полутемная, что очень хорошо для ее чувствительных глаз, но находящиеся в ней шумные, что плохо для обострившегося слуха. А еще ее терзал голод, который, она уверена, простой едой не утолить.       — Дерьмо? — приглушённый детский голос, что отчётливо отдаёт любопытством, первое, что она слышит.       — Генри, ты верно хочешь моей смерти, — чересчур наигранно стонет молодой парень, что сидит на полу перед манежем с ребёнком.       Заливистый многоголосый женский смех заставляет Камиллу зашипеть от резанувшей по её ушам боли. Элайджа опустил её в кресло, где девушка тут же, прижав к себе колени, почти свернулась в калачик.       — Что происходит, Элайджа? — гневный голос Финна порождает мурашки по коже О’Коннелл, и, не желая, чтобы он видел её такой, она старается сжаться ещё больше.       — Я нашёл её на нашем пороге в переходном состоянии, — мрачно отвечает тот, к кому обратились.       — Кто посмел? — грозно спрашивает Финн, он стремительно подходит к старающейся казаться незаметной девушке и, встав перед креслом с ней на колени, бережно обхватывает её лицо ладонями. Осторожно приподнимая блондинистую голову, первородный вампир тихо, но настойчиво спрашивает, заглядывая в голубые глаза: — Кто это сделал, Камилла?       — Люсьен, — всхлипнув, жалуется девушка и крепче сжимает собственные плечи.       — Я убью его, — играя желваками, выплёвывает Финн.       — Он сказал, зачем это сделал? — спрашивает Элайджа, стоя за спиной стоящего на коленях старшего брата.       Камми терзает желание рассказать правду, про поручение Касла, его ультиматум и угрозы, но перед глазами встаёт лицо дяди. Люсьен пообещал жестоко убить дядю Кирана и даже не поленился расписать ей кровавые подробности, как это сделает, если она не будет подчиняться. Он не рассказал, зачем ему описанная им вещь, она и без того знает, что ни для чего хорошего. У неё нет гарантий, что вампир, сделавший с ней это, сдержит обещание и не тронет дядю, но и других способов его защитить у неё нет. И девушка говорит то, что ей велели:       — Сказал, я послание, — всхлипнув и опустив взгляд, не в силах смотреть в карие глаза напротив и продолжать врать, Камилла продолжает: — Освободите Аврору, или он сделает что-нибудь похуже.       — Аврору? — звонкий голос Ребекки заставляет Камми зажмуриться.       — Твоя первообращённая ушла из-под контроля брата, — раздражённый на сложившуюся ситуацию рассказывает Элайджа. — Но они с Люсьеном думают, что она у нас.       Бекка, помня данное Эвелин разрешение делать с мадмуазель де Мартель всё, что та захочет, сильно сомневается, что Аврора просто ушла из-под надзора. Но и озвучивать, что её подруга, скорее всего, по-тихому расправилась с вампиршей, не спешит. Эта новость, особенно если её подозрения оправдаются, ничем им не поможет. А вот проблем может добавить, пока её братья свято уверены, что Аврора просто ушла, тем лучше для всех. Вот только угроза Люсьена, судя по Камилле, не пустой звук, и кто знает, что ещё он может придумать.       — Не важно, что он хочет, он — труп, — отпуская Камиллу и вставая на ноги, Финн обращается к Элайдже: — Ты со мной, брат?       — Да, но надо предупредить Никлауса, — кивает в ответ первородный вампир и, обращая свой взор на опять сжавшуюся мисс О’Коннелл, добавляет: — И решить с обращением девушки.       — Я не хочу умирать, но и вампиром тоже быть не хочу, — еле слышно шепчет начавшая раскачиваться в кресле блондинка.       Финн и сам не знает, чего желает больше: чтобы понравившаяся ему впервые со времен Сейдж девушка стала такой же, как и он, или обрела покой. Не в силах сказать что-либо, первородный, резко развернувшись, покидает комнату. Ему нужно обдумать ситуацию одному.

***

      Осмотрев свой почти не разгромленный пентхаус, Люсьен, не стремясь здесь задерживаться, сразу проходит к тайнику. Он неплохо сегодня подергал тигра за усы, но надеется, что отвлекающие маневры дадут ему больше времени до встречи с кем-либо из Майклсонов.       Документы, противоядие против яда оборотней и то, над чем так усердно трудились его лаборатории последнее время. Прозрачный флакон с непонятной на цвет субстанцией перекочевал во внутренний карман пиджака.       — Рискованно приходить сюда, да ещё и в одиночку, — произносит мужчина, что словно соткался из воздуха. Обезображенное глубоким и обширным ожогом лицо делает его очень запоминающимся.       — А, это ты, — было подскочив, узнаёт названного гостя вампир, — ты же знаешь, как бесят эти твои появления?       — Ты говорил, — уверяет в ответ колдун, — раз или два.       — Что ты здесь забыл? — интересуется Люсьен, закрывая тайник и поднимаясь на ноги.       — Тебя, — отвечает мужчина и, видя наигранно вытянувшееся лицо Касла, фыркнув, уточняет, добавляя в голос недовольство: — Хочу получить то, что было обещано.       — Хей, ты сам уверял, что из серратуры она не сможет выбраться, — возмущается в ответ старый вампир, — не моя вина, что ей удалось такое провернуть. Я сделал всё от меня зависящее, — замечает Люсьен, начиная перечислять, — нашёл, а потом и выкрал у Неясытей артефакт, сделал так, чтобы его не только сделали рабочим, но и удачно активировали.       Вспоминая перипетии плана, который ему пришлось осуществить, дабы заключить женушку Клауса в ловушку, как оказалось, не такого уж и нерушимого барьера, Касл сам удивляется своей удаче. Если бы не ряд определённых обстоятельств, всё могло бы быть куда сложней в исполнении. Одно то, что серратура попала к Неясытям вместо Майклсонов, как планировалось изначально, могло всё порушить, благо у него был способ исправить ситуацию, и он им воспользовался.       — Может, расскажешь, зачем тебе эта девочка? — поднимает Люсьен интересующий его вопрос снова, но, видя чужое упрямство, предлагает: — Ну или хотя бы расскажи, чем она так не угодила «предкам», что те радостно ухватились за возможность её заключения?       — О, эти дуры готовы на всё, лишь бы она не оказалась по их сторону грани вновь, — хмыкает на озвученную реакцию духов местных мёртвых ведьм колдун, не скрывая своего презрения.       — Вновь? — заинтересованно повторяет Касл.       — Не лезь в это, Люсьен. И запомни, Эвелин — моя проблема, — предостерегает мужчина грозным голосом, — тебе же пора покинуть это место, оно небезопасно.       С последним словом колдун растворяется в воздухе так же, как и появился. Оставив задумчивого вампира в одиночестве, от которого не ушло то, как его приятель явно неосознанно выделил слово «моя» в своей речи. Каслу любопытно, откуда старый колдун, которого он когда-то спас из пожара, знаком с молодой девчонкой и для чего ему та сдалась.       Люсьен, к досаде своей, так и не нашёл об Эвелин в девичестве Тулл что-либо примечательное. Сиротка, что раз или два за свою короткую жизнь покидала родной городишко, была до ужаса обычной. Воспитанная дедом и бабкой, непонятно как оказавшаяся оборотнем да ставшая ведьмой и довольно умелой, это он смог оценить на себе, девушка имела слишком стандартную и ничем не примечательную биографию. Это если не знать, кто она такая. Гибрид, оставивший за собой возможность колдовать после смены сущности. И не вспоминать, что городишко, откуда она родом, — место создания первородных.