How long

      Ещё и суток не прошло с их заключения, а Эвелин здесь уже невыносимо. Застрянь она одна, уверена, ей было бы легче. Перебирая различные документы, касающиеся деятельности Неясытей, ведьма бесцеремонно скидывает их на пол. Девушка, считая, что де Мартель и так уже не жилец, не видит проблемы в таком отношении к чужой собственности.       Множественные шаги по коридору отвлекают её от бесцельного занятия и заставляют, встав из-за стола, подойти ближе к дверному проёму, чтобы встретить очередных гостей.       Бледный Винсент Гриффит в сопровождении мрачного Никлауса и задумчивого Элайджи — это не совсем те, кого ожидала увидеть Иви так скоро. Нет, мужа она рада была видеть всегда, даже невзирая на образовавшуюся между ними преграду. Да и колдун вполне возможно окажется той соломинкой, что сломает хребет верблюду, то есть поможет им с Фреей пробить серратуру.       — Где сестра? — задаёт вопрос Клаус, смотря исключительно на жену. Гибрид чувствует, стоит ему взглянуть на Марселя, и он выдаст то, что невольно стал свидетелем недавнего разговора. Не будь между ними магического барьера, он бы уже объяснил мальчишке, о чём можно разговаривать с его женой, а о чём не стоит даже заикаться.       — Ушла за обедом, — пожав плечами, отвечает Эвелин, не сводя такого же пристального взгляда с мужа, что и он с неё. Кажется, волны гнева от него с утра только усилились, и не то чтобы она не понимала причину этого, но растущее в нём напряжение ей не нравится. Это грозит взрывом, а взрывы в исполнении её кровожадного чудовища редко заканчивались хорошо для окружающих. Не этого ли жаждали те, кто внушил Кинни активировать медальон?       — Мистер Гриффит любезно согласился помочь нам с нашей проблемой, — оповещает Никлаус и, посторонившись, жестом руки приглашает Винсента ближе к барьеру, снять который ему предстоит.       По лицу темнокожего колдуна легко понять, как он счастлив им помогать, только былое знакомство с Майклсонами не даёт ему сейчас трястись, как осеннему листу. Взяв себя в руки, мужчина подходит ближе и, встав напротив Эвелин, закрыв глаза, сосредотачивается на серратуре. Перед Винсентом предстаёт монолитная стена, без щелей и зазоров, он не представляет, как ему её преодолеть. Но выбора у него нет, если он не сделает это, первородные уничтожат не только его, они сотрут в порошок всех ведьм Нового Орлеана. И это будет его и только его вина.       — Что слышно о Тристане? — интересуется Иви, пока колдун прощупывал барьер, а они ждут возвращение Фреи. У неё есть пара идей, как их подобием малого ковена можно вскрыть преграду, но их только предстоит проверить.       — Месье де Мартель вовремя узнал о случившемся, — кивая на вполне видимый под воздействием Винсента барьер, говорит Элайджа. — И разумно решил до решения проблемы на глаза нам не попадаться.       — Это его не спасёт, — уверяет гибрид, осознание того, что заключение любимой не дело рук Тристана, не охладило желание Клауса оторвать тому голову.       — Ник, — мягким тоном, что он обычно слышал от неё только в отношении их сына, зовёт его ведьмочка. Дождавшись, пока они встретятся взглядами, она продолжает: — Это может занять очень много времени, — обводя рукой колдующего Винсента и комнату в целом, Иви просит: — Я не хочу, чтобы Генри был один в это время.       Никлаус видит беспокойство Эвелин и не только об их сыне, но и о нём. Жгучая ревность закипает в его крови, стоит ему представить, что его любимая остаётся одна, запертая с двумя посторонними мужчинами, и он готов разнести это здание по камешку. В то же время, понимая, насколько она беспричинна, он не может её погасить. А Генри — единственный, кого он абсолютно точно не тронет, это знает он, и это знает его жена.       — Хорошо, — скрепя сердце соглашается Клаус. Прежде чем покинуть коридор, он одаривает вполне ясными взглядами и детектива Кинни, и Марселя.       Фрею долго ждать не приходится, пропихнув через барьер обед для Уилла, она включается в работу. Взявшись за руки с сосредоточенным Винсентом, они прислоняют незанятые ладони к магической преграде так, чтобы Эвелин со своей стороны могла положить свои руки напротив них.       Время течёт медленно, никто из незадействованных в магическом процессе стараются не мешать тем, кто пытается их вызволить. Элайджа, подперев стену плечом возле сестры и мистера Гриффита, отстранённо наблюдает за Марселем. Тот, в свою очередь, видя на себе задумчивый взгляд первородного, невольно начинает вспоминать, где и когда провинился. Эта старая привычка, ещё со времён, когда этот конкретный Майклсон занимался его воспитанием, так и не изжила себя. Но кроме оплошности с серратурой, в которую и сам оказался заключен, ничего на ум не идет.       Детектив Кинни, съев свой обед, взял первую попавшуюся книгу с ближайшей полки и, открыв её, к своей досаде увидел, что написана та не на английском. В поисках, как занять себя, Уилл перебирает старинные фолианты.       Минуют часы, а барьер, кроме того, что стал видимым под влиянием чужой магии, никак более не изменился. Первой отклоняется от такой же монолитной преграды, как и прежде, Иви. Она устало переводит дух, чувствуя острый голод.       — Мы делаем что-то не то, — озвучивает очевидное Винсент, смотря, как Эвелин опустошает три пакета с кровью один за другим. Он знал, что они с Фреей скорее подпорки для магии рыжей ведьмы, и даже не представляет, насколько они разнятся в голой мощи, но этого явно недостаточно.       — Нас мало, — удручённо признаёт Фрея, устало растирая глаза.       — Уже ночь на дворе, — смотря в темное окно, говорит Иви, — вам нужно отдохнуть, мы колдовали почти весь день.       — Но мы ничего не сделали, — возражает Фрея, упрямо задирая подбородок, она не готова вот так вот сдаться.       — Завтра продолжим, — уверяет девушку Эвелин.       Рыжая ведьма не хочет продолжать безуспешные попытки, она прекрасно чувствует, что втроём они будут ковырять эту преграду следующие лет десять. Даже будь здесь полный ковен, это займёт не меньше недели. Она не готова столько ждать, да и полного ковена им не собрать, позови она хоть всех, кто готов будет и в силах ей помочь, не хватит минимум четырёх ведьм.       Есть более быстрый и верный способ, тот способ, к которому она не хотела прибегать, но после тех чувств, что она ощутила в муже, что только копятся в нём, она не видит другого выхода. Проследив за тем, как Элайджа уводит принявших её доводы колдунов, Эвелин вооружается мелом, что в числе прочего принесла Фрея.       Детектив Кинни давно задремал, а Марсель же, оставшись почти наедине с желанной женщиной, не сводит с той взгляд. Он следит, как рыжая красавица расчерчивает правильный круг, портя дорогой паркет. Как вписывает в него колдовские знаки и расставляет свечи, и только когда она, сев в центре нарисованного ею, собирается что-то сделать, он задаёт вопрос:       — Что ты делаешь?       — Собираюсь пожелать своему сыну спокойной ночи, — не открывая глаз, бросает ведьма и замолкает.       Оставшись фактически в одиночестве, Жерар продолжает изучать отрешенное лицо ведьмы, а следом и её фигуру, пользуясь тем, что его интерес никто не видит.       Астральные тропы — не самый любимый магический трюк, но иного способа оказаться рядом с сыном у Эвелин сейчас нет. Стоило ей прикрыть глаза и пожелать, как в следующий миг она оказывается в знакомой детской.       — Мама! На ручки! — требует Генри, как только видит маму так близко.       — Иви? Ты освободилась, — с сомнением произносит Никлаус, его что-то смущает, но не внезапное появление жены посреди комнаты, что-то другое. Не задумываясь, он оказывается рядом, чтобы обнять и почувствовать нежную кожу под своими пальцами. И проходит насквозь. — Иви?       — Это астральная проекция, я не материальна, — печально отзывается на неозвученные вопросы ведьма, с грустью смотря на нахмурившегося из-за игнорирования сына. Она подходит ближе и присаживается на корточки перед Генри. — Прости, милый, мама пока не может взять тебя на ручки.       — Мама?! — любимые глаза напротив наполняются непониманием и влагой, грозя вот-вот разразиться жуткой истерикой.       — Ник! — обернувшись к застывшему в растерянности мужу, Иви умоляюще смотрит на него.       — Генри, — помрачнев, Клаус строго обращается к сыну и, в пару шагов преодолев расстояние между ними, вынимает ребёнка из кроватки, — мама сейчас не совсем здесь. Если бы она могла, то, конечно же, взяла тебя на руки.       — Мама, — печально произносит в ответ Генри, утверждая, — здесь.       — Нет, милый, — возражает в ответ Иви и, проведя рукой сквозь ручку сына для наглядности, говорит: — Я лишь частично здесь.       — Почему ты здесь, а не ищешь выход из серратуры? — спрашивает Никлаус, уже подозревая ответ на свой вопрос.       — Нас троих мало, Ник, — признаёт очевидное Эвелин и, горько вздохнув, решительно продолжает: — Но я знаю колдуна, что и в одиночку может вытащить меня.       — И кто это? — серьёзно интересуется Клаус, уже просчитывая, как будет уговаривать этого «колдуна» им помочь, но, заметив красноречивый взгляд любимой на их сына, уточняет: — Не хочешь же ты сказать…       — Генри, да, — подтверждает невысказанный вопрос мужа Эвелин, переводит взгляд на него и начинает пояснять, — он обладает способностью к поглощению магии. Он уже делал это, находясь здесь, — дотронувшись до своего плоского живота, говорит ведьма, — только я не хочу, чтобы кто-либо знал об этой его способности больше нужного.       — Кто-либо? — заинтересованно смотря на Иви, спрашивает Никлаус.       — Винсент, Марсель, Тристан… — недолго перечисляет имена девушка, заканчивая ёмким: — враги. Давина и Элайджа уже были свидетелями этого, но вряд ли поняли произошедшее до конца. Но они семья, а остальным знать не стоит.       — Хорошо, — соглашается со сказанным гибрид, разрываясь между желанием вернуть жену и нежеланием впутывать во взрослые дела своего ребёнка. — Что нужно делать?       — Для начала переодеть его в уличное, — смотря на весёлую голубую пижаму с лисятами, произносит Эвелин.       — Пойдём спасать маму? — обращаясь к насупленному малышу, спрашивает Никлаус.       — Идём! — решительно соглашается ребёнок, начиная извиваться, чтобы его опустили на пол.       — Погоди, мама вначале велела переодеться, — со смешком успокаивает воинственность сына гибрид.       Сборы не занимают много времени. Переодев ребёнка из пижамы в уличную одежду, Клаус под руководством жены достаёт из её сундучка безделушки, которые могут ей понадобиться, прежде чем отправиться в особняк Неясытей.       Уверившись, что Ник взял всё и вскоре вместе с Генри будет у неё, ведьма отменяет заклинание, возвращаясь в своё тело.       Марсель так увлёкся любованием, что, наткнувшись на расчётливый взгляд изумрудных глаз, теряется, застигнутый врасплох. Но что-либо сказать ему не даёт свернутая шея.       Иви, проследив, как вырубился вампир, стремительно встаёт и уничтожает следы недавнего ритуала. Негромко похрапывающий детектив Кинни сверху прикладывается ещё и сонными чарами, чтобы тот наверняка не проснулся в самый неподходящий момент.       — Иви?       — Мама! Папа — ух! — радостно и громко комментирует скоростное перемещение с отцом Генри, прежде чем попроситься на пол.       — Да, папа быстрый, — с улыбкой соглашается Эвелин, подходя к барьеру и опускаясь перед ним на колени, чтобы быть вровень с сыном.       — Что дальше? — спрашивает дальнейшие инструкции Клаус, передавший то, что взял, жене, следя за тем, как ребёнок упирается в магическую преграду.       — Сними с него кулон с Иггдрасилем, — велит ведьма, становясь серьёзной.       — Но ты говорила, что это его защита, — недоверчиво произносит Никлаус, но, присев рядом с сыном, выуживает зачарованную цепочку из-за шиворота Генри. Помня, как Иви рассказывала, что только он и она могут снять это далеко не простое украшение с малыша.       — Да и сейчас мы с Генри насытим её очень большим количеством магии, — ловко поймав кинутый ей амулет, отвечает на беспокойство мужа Эвелин. — И лучше, если его буду держать я.       — Мама! — зовёт Генри, которому очень не нравится невидимый, но вполне ощутимый барьер между ним и мамой.       — Сейчас, малыш, мы это исправим, — уверяет ребёнка девушка и, расположив руки так, чтобы они упирались в места напротив рук Генри, зажатый между её ладонью и серратурой кулон сына начинает посверкивать белым светом. Закрыв глаза для лучшей концентрации, Иви взывает к связи, что спустя два года после родов всё ещё есть между ней и её малышом. Магия Генри ещё помнит, как была частью её силы, и охотно поддаётся желанию ведьмы. Для маленького мальчика это напоминает очередную игру, затеянную мамой, и он, радостно улыбнувшись, копирует её выражение лица, так же прикрывая глаза.       Сила серратуры без особого сопротивления поддаётся способности маленького сифона и без остатка переходит к нему, чтобы тут же оказаться в кулоне. Чистая сила без примеси воли ведьмы, что когда-то создавала нерушимый магический барьер, легко помещается в защитном амулете. Разве что малюсенькие металлические бутоны набухают на ветвях Иггдрасиля, отчеканенного на одной из сторон.       Руки Эвелин обхватывают маленькие ладошки, стоило барьеру пасть. И, распахнув глаза, девушка с улыбкой заключает сына в объятья.       — Ты такой молодец, Генри, — хваля ребёнка, что, подхватив настрой матери, заливается радостным смехом.       — Иви, — с облегчением произносит Никлаус, прежде чем, оказавшись рядом, обнять свою жену и сына.

***

      Залитый солнцем яблоневый сад был прекрасен, Эвелин даже жалко, что ни запаха разнотравья, ни аромата спелых плодов, которыми усеяны все окружающие деревья, здесь почувствовать невозможно. Ведьма хорошо помнит и плантацию, и этот сад, для нее он, конечно, значит не так много, как для той, к кому она пришла. Для юной девы, «спасенной» из заточения, простая возможность быть на природе была желанным глотком свежего воздуха.       — Наставница? — окликает Давина появившуюся в ее сне. Она знает, что просто так рыжая ведьма такой трюк проделывать не будет, а значит: — Что-то случилось?       — Пришло время нам поговорить, Давина, — обернувшись на позвавшую ее девушку, Эвелин, тяжко вздохнув, продолжает: — серьезно поговорить о пророчестве.       — Всё настолько серьезно, что ты дотянулась до моего сна через половину мира? — еще больше настораживается Клэр. Она никогда не сталкивалась с этим ответвлением магии и, беря пример с окружающих ее Майклсонов, не придавала происходящему особого значения.       — Да, настолько, — признает Иви очевидное для нее, после хоть и недолгого, но заключения в серратуре. И, отбросив сомнения, которые, несмотря на принятое решение, продолжали терзать рыжую ведьму, серьезным тоном продолжает: — Мы в твоем обучении не затрагивали тему пророчеств, в основном потому что они редки. Но это не отменяет их опасность.       — Опасность? — словно эхо повторяет вслед за Эвелин Давина. Не столько слова наставницы, сколько тот тон, которым она их произносила, очень не понравился ведьме. Клэр успела хорошо узнать Иви за время ученичества, да и их знакомства в принципе, и по одной интонации могла понять, что дело плохо.       — Пророчества опасны тем, что так или иначе сбудутся, — на миг прикрыв глаза, говорит рыжая ведьма.       — Но… вы же… — уже догадываясь, зачем была организована эта более чем приватная встреча, Давина всё же спрашивает: — ищете способ его не допустить?       — Такого способа не существует, Давина, — и, видя зарождающееся разочарование в чужих глазах, решительно продолжает: — но я знаю, как исполнить его нам во благо. Ты поможешь мне в этом?       — Но Кол… и Элайджа, они… — девушка, не скрывая сомнений в своем голосе, все же не может до конца сформулировать свою мысль.       — Если мой план удастся, они будут в порядке, обещаю, — уверяет Эвелин и искренне верит в свои слова и чуть печально добавляет: — Может, подуются недолго на наше самоуправство.       Видя в ответ на свои слова робкую улыбку, Иви уже знает ответ на свой вопрос. Один союзник у нее есть, и это хорошо, вот только с другими, увы, так легко, скорее всего, не выйдет.

***

      Перила внутреннего двора обвила белая мишура с вкраплениями искусственных остролиста и пуансеттии. Редкие огоньки гирлянд сверкали между железных прутьев и в раскидистых декоративных деревьях, оживляющих собой двор. Пышная и высокая настоящая ель устроилась по соседству с журчащим фонтаном, что тоже не остался без украшений.       Никлаус на пару с очень заинтересованным происходящим Генри разбирали коробки с игрушками и всем остальным необходимым для придания ели праздничного вида. Иви, сидя неподалёку на кушетке, распутывала огромную гирлянду, которую собралась повесить над входной аркой. И то и дело бросала взгляды в сторону увлечённых своим занятием мужа и сына.       — Попробуй, — предлагает подошедшая со стороны кухни Фрея с двумя стаканами, наполненными напитком молочного цвета. — Надеюсь, в этот раз с сахаром не переборщила.       — Да ладно тебе! Сложно испортить эгг-ног, — фыркает в ответ Эвелин, принимая стакан и делая глоток, чтобы в следующий момент поперхнуться и хрипло уточнить: — Сколько виски ты туда ухнула?       — Не так уж много, — заверяет старшая Майклсон, пригубив свой напиток, моментально краснеет от ударившего в голову спирта. — Кхм. Ты права, пойду ещё разбавлю.       И, забрав у невестки её стакан, Фрея уходит, недовольно смотря на напитки, так, словно те её предали. Эвелин продолжает распутывать гирлянду дальше и не пропускает появление Элайджи, что наконец оторвался от своих важных бумаг, как и Генри.       — Дядя Эл! На! — протягивая одну из игрушек первородному вампиру, мальчик требует его присоединения к подготовке Рождества.       — Извини, Генри… — успокаивающим тоном начинает говорить Элайджа, явно собираясь отказать племяннику.       — Не будь Гринчем, брат, — фыркая, перебивает его Клаус, — твои дела не убегут, если ты поможешь нам нарядить ёлку.       — Дядя Эл! — настойчиво протягивает игрушку ребёнок, надувая губки от того, что к нему не бегут помогать.       — Хорошо, но недолго, мне ещё ехать за Давиной и Колом в аэропорт, — ломается первородный под просящим взглядом бирюзовых глаз.       — Можешь не торопиться, они уже едут сюда на такси, — говорит Эвелин, ловя на себе взгляды мужчин и закатывая глаза, демонстрирует им телефон. — Кол написал сообщение об их приземлении двадцать минут назад.       — Почему они мне не написали? — хмурится в ответ Элайджа и, достав свой телефон, проверяет его на отсутствие незамеченных сообщений и пропущенных звонков. Там пусто.       — Не знаю, — пожимает плечами Иви и с сомнением добавляет: — Они не одни. С ними Ребекка с Энзо и Финн с…       — Майклом? — укоризненно поднимая брови, смотрит на любимую гибрид и уточняет: — И когда ты об этом узнала, любовь моя?       — Э… с утра? — неуверенно протягивает ведьма, и её слова звучат вопросительно.       — Прекрасно, семейное Рождество, давно мечтал, — раздражённо фыркает Клаус, но продолжает вместе с сыном и братом наряжать ёлку.

***

      Эвелин успевает повесить распутанную гирлянду над аркой, попробовать очередную вариацию эгг-нога Фреи и похвалить закончивших с елью мужчин. Когда топот ног прибывших нарушает рождественскую идиллию. Первыми из арки появляются весело щебечущие Давина и Ребекка.       — Элайджа! — радостно восклицает Давина, прежде чем броситься с приветственными объятьями к оторопевшему от вида сестры мужчине.       — Здравствуй, Давина, — приветствует вампир подопечную, не сводя глаз с Бекки. — Ребекка, что это?       — Что за глупый вопрос, Элайджа, — фыркает Кол, идущий следом вместе с Энзо, который, как и он, катит по два чемодана за собой. — Ты что, не слышишь, как бьётся сердце очередного пополнения в нашей семье?       — Это не очередное пополнение, Кол! — заводится с пол-оборота оскорблённая Ребекка и, развернувшись, бьёт кулаком брата в плечо. — Это моя дочь!       — Ангел мой, помнишь, что нам говорил врач? — Бросив чемоданы, Энзо мигом оказывается между женой и её братом. Его монотонный голос удивительно успокаивающе действует на беременную вампиршу, превращая её из фурии в милую стеснительную девушку.       — Не нервничать? — неуверенный слабый голос Бекки становится неожиданным для двух братьев, которые довольно давно не видели её такой.       — Правильно, а сейчас мы пойдём и полежим. Так? — всё тем же голосом продолжает говорить Энзо, взяв блондинку за предплечья и смотря ей в глаза.       — Так, — кивает головой Ребекка и, устало вздохнув, — Ты же полежишь со мной?       — Конечно, — без промедления соглашается Лоренцо и, подхватив два чемодана за ручки одной рукой, второй берёт за руку жену, и они уходят наверх.       — Это что сейчас было? — подаёт голос Никлаус, что выглядит не менее удивлённо, чем его старший брат.       — Вы два остолопа, что, беременных никогда не видели? — хмыкает незаметно за прошедшей сценой появившийся Майкл на пару с Финном и, обратив недовольный взор на Кола, удостаивает его смачного подзатыльника со словами: — А ты? Сколько тебе раз говорить? Не дразни сестру, особенно когда она в таком положении.       — Ай! Да понял я! Понял, — потирая ушибленную голову, отскакивает от отца парень.       — Отец! — появляется со стороны кухни Фрея и бросается в объятия к родителю. И добавляет, обращаясь и к Финну тоже: — Я ждала вас только через час. Праздничный ужин ещё не готов.       — Ничего, сестра, — улыбаясь, говорит Финн на чужое беспокойство. — Нам ещё нужно привести себя в порядок.       — Идем, отец, я провожу тебя до твоей комнаты, — предлагает Элайджа, не желая, чтобы Майкл в одиночку бродил по дому, прошлый раз это закончилось нахождением тайника с белым дубом.       Фрея почти бегом возвращается на кухню к недоделанному ужину. Майкл уходит в сопровождении Элайджи и Финна, как и Кол с Давиной. Никлаус оставляет Генри сидеть на толстом ковре и любоваться украшенной елью и переливающимися огнями зажженной гирлянды.       — Смотри, что я нашёл, — лукаво ухмыляясь, произносит Клаус, заключая жену в объятья. Вздернув руку над их головами, он задорно поднимает взгляд вверх.       Пучок искусственной омелы немного свисает из его хватки. Иви против воли копирует ухмылку мужа и тянется за поцелуем. Нику не требуется отдельного приглашения, и он накрывает желанные губы своими. После чего откидывает ненужное больше украшение в сторону, чтобы освободившейся рукой зарыться в кудряшки любимой.       Чувственно-трепетный поцелуй не успевает смениться чем-то большим. Никлаус ощущает требовательное подергивание за штанину. Отстранившись от чуть припухшего рта Эвелин, Клаус опускает досадливый взгляд вниз, чтобы увидеть любопытный взор сына, который держал в руках выкинутый им пучок омелы.       — Папа! На! — посчитав, что отец случайно выронил игрушку, как порой это бывало с ним, Генри поспешил её вернуть.       — Спасибо, малыш, — не в силах сдержать смешки, благодарит сына ведьма и ехидно поглядывает на закатившего глаза мужа.

***

      Переодев Генри в специально купленный для этого дня костюмчик, Никлаус, подхватив немного уставшего от насыщенного дня сына, идёт в спальню поторопить Иви. Он сам уже был давно готов.       — Прекрасно выглядишь, любовь моя, — стоя в дверях с ребенком на руках, произносит гибрид, окидывая супругу оценивающим взглядом. Жемчужно-серое платье на запах с длинными рукавами и средней длины из атласной ткани действительно идёт Эвелин.       — Спасибо, муж мой, — обернувшись, улыбается в ответ его ведьмочка. И он решает, что сейчас лучший момент, чтобы спросить:       — Почему ты не рассказала мне о Ребекке, ты ведь не могла не знать о её положении.       — Конечно, знала, — соглашается Иви и, подходя к мужу, добавляет: — Ведь благодаря мне это стало возможно. Мне и Генри.       — Генри? — удивляется причастности сына к беременности сестры Клаус, с сомнением смотрит на малыша, сидящего у него на руках. Получив в ответ взгляд из-под насупленно сведённых бровок, усиленно копирующего его, гибрид поддаётся одолевшему его смеху от этой картины.       — Моя кровь, пока я была беременна им, послужила своего рода катализатором, — поясняет ведьма, замечая, — но тебя ведь не это интересовало. А то почему я сразу не рассказала?       — Да, моя младшая сестрёнка беременна, и я хотел бы узнать об этом не так, — с укором в голосе говорит Никлаус.       — Она не просто беременна, она ещё и замуж вышла, — расцветая ехидной ухмылкой, роняет эту бомбу Эвелин.       — Что? — обманчиво тихо переспрашивает гибрид, думая, что ослышался.       — Да, ты всё правильно услышал, — уверяет в ответ Иви.       — Подержи-ка, — попытка передать Генри на руки маме не увенчалась успехом.       — Нет уж! — отступает на шаг девушка и, серьёзно смотря на мужа, добавляет: — Ник, ты ничего не будешь делать с Энзо.       — Это мы ещё посмотрим, — почти зло возражает Клаус жене, чувствуя нарастающее недовольство.       — Нет, Никлаус, — строго говорит Эвелин и, сбавив тон, продолжает: — Не хочешь же ты оставить свою ещё даже нерожденную племянницу без отца? А сестру сделать вдовой? Да ещё и в Рождество? — последний вопрос Иви звучит крайне недовольно и очень предостерегающе.       — Почему же? — также сбавив тон, говорит гибрид, замечая: — Он вполне может выжить, если окажется достоин.       — Если он окажется недостоин, с ним разберётся Ребекка, — уверяет пышущего недовольством мужчину Иви. — Тем более решать, достоин ли он её, ей, а не тебе.       — Любовь моя, у Бекки отвратный вкус на мужчин, — поясняет свои опасения Клаус, — лучше будет…       — Оставить всё так, как есть, — прерывает мужа Эвелин и напоминает: — Особенно в свете пророчества.       — Мы договорились не вспоминать о нём в праздник, — с укором произносит Никлаус.       — Да, договорились, а сейчас договоримся никого в него не убивать, — сложив руки под грудью, выжидательно смотрит на Ника девушка.       — Ладно, — прищурившись, протягивает в ответ Клаус.       — Никого — это значит ни Энзо, ни Майкла, ни даже заблудившихся хористов, — перечисляет возможных жертв ведьма.       — А хористов-то почему нельзя? — возмущённо уточняет гибрид.       — О, значит, с остальными пунктами ты согласен? — улыбаясь на наигранное возмущение мужа, Эвелин завершает разговор. — Прекрасно. Идём, все, наверно, только нас и ждут.       Рождественский ужин, на удивление для многих присутствующих на нём, проходит вполне мирно и спокойно. Благодаря ли Фреи, что благодушно действовала на Майкла, или тому, что его поездка в места, где он родился, помогла ему скинуть последствия магии Эстер. Возможно, не малую роль сыграли договоренности Эвелин с Никлаусом, а может, то, как Лоренцо удавалось парой слов успокаивать излишне эмоциональную Ребекку. Первородная и в обычном состоянии была довольно чувствительна ко всему, а сейчас и подавно напоминала то и дело просыпающийся вулкан.       За столом старались не поднимать серьёзных тем. Все с интересом слушали рассказ Давины со вставками Кола об их семестре по обмену в Англии. Хвалили ужин, приготовленный Фреей собственноручно, уточняли детали путешествия Финна, который делился впечатлениями и за себя, и за отца. Ребекка пожаловалась оставшимся братьям на спаленный Иви дом, остальным она уже успела об этом рассказать, но эта животрепещущая тема её не оставляла.       Ужин закончился, и мужчины, за исключением Генри, отправились в гостиную, чтобы выпить и поговорить. Смотря на то, как Лоренцо без какого-либо страха отправляется с Майклсонами, Иви мысленно пожелала ему удачи. Она хоть и шепнула ему не снимать кулон, что она дала ему ещё в аэропорту перед отправкой в Англию, но её защита не панацея от всех бед. Оставшись одни, девушки шустро убирают остатки еды со стола и помогают Фрее загрузить посудомоечную машину.       — Ты не боишься? — видя более чем спокойную подругу, спрашивает ведьма. Она помнит, как Бекка не хотела оставлять Энзо наедине с Ником, а тут целых пятеро Майклсонов.       — Финн и Кол приняли его, да и отец вроде не против, — устало вздохнув и погладив на этом сроке огромный живот, продолжает первородная. — Элайдже он понравился ещё на свадьбе Хейли. А впятером они сдержат Ника.       — Значит, старшие братья почти все одобрили твой выбор? — улыбаясь счастливой девушке, уточняет Эвелин.       — Да, и я надеюсь, что Никлаус тоже его примет, — с определённым намёком произносит Ребекка.       — Ничего не буду обещать, но постараюсь, — уверяет подругу ведьма.       

***

      Возвращаясь с рождественской службы, которую проводил её дядя, Камилла не торопится домой, наслаждаясь вечерней прохладой и атмосферой Французского квартала. Чувствуя витающий на украшенных улицах дух Рождества, девушка совсем не хочет возвращаться в свою пустую одинокую квартиру. Но дорога, даже неторопливым шагом, не занимает у неё много времени.       Поднимаясь на свой этаж, Ками совсем не ожидает встретить у дверей квартиры гостя, да ещё и такого.       — Заставляешь себя ждать, Камилла, — отслонившись от стены, выпрямляется вампир, стоило ему увидеть поднимающуюся девушку, — как нехорошо с твоей стороны.       — Что тебе нужно, Люсьен? — настороженно спрашивает блондинка, замирая в начале коридора. Она прекрасно помнит, что последняя их встреча закончилась её похищением, и повторять не хочет.       — Ох, небольшой пустяк, — машет в ответ в её сторону рукой Касл. — Ты же в курсе, что Финн вернулся в Новый Орлеан? — и, видя отрицательное покачивание головой, деланно удивляется: — Как нет? Ну, это не помешает тебе передать ему привет от меня.       — Какой еще привет? — медленно отступая обратно к лестнице, уточняет девушка.       — Об этом нам стоит поговорить в более близком контакте, — растягивая губы в коварной улыбке, говорит Люсьен.       Камилла не улавливает его дальнейших действий и даже не сразу понимает, что вампир исчез из того места, где стоял. Просто в следующую секунду к её рту прислоняют окровавленную руку и заставляют пить. Убедившись, что она точно проглотила его кровь, Касл одним движением руки сворачивает ей шею. Он уже приготовил Майклсонам один подарок, что должен был занять хотя бы Эвелин на какое-то время, а если повезет, то и Никлауса, а вскоре сделает и еще один.       Люсьен прислушивается, убеждаясь, что соседей дома нет и к ним никто любопытный не спешит, а после взваливает себе на плечо мёртвую девушку. Вернувшись к квартире О’Коннел, вампир без особого пиетета ломает дверной замок, чтобы зайти в лишившуюся своей хозяйки квартиру.

***

      Дом давно затих, она слышит размеренное сопение сына в соседней комнате и чувствует, как рядом поднимается и опускается грудь мужа в такт его дыханию, но сама уснуть не может. Тяжёлые мысли не дают Эвелин уснуть, тяжёлые и безрадостные, если точнее. Время идет, исполнение пророчества всё ближе, а значит, скоро она должна будет совершить то, что очень не хочет делать. То, о чем старалась даже не думать и подготовку к чему откладывала как только могла.       Осторожно, чтобы не потревожить чуткий сон Ника, Иви выбирается из его объятий и покидает кровать. Накинув лежащий на банкетке халат, она выходит на балкон.Оживлённая улица Французского квартала, что вовсю празднует Рождество, не может отвлечь ведьму от размышлений. Горьких, безрадостных размышлений, от которых так болезненно сжимается сердце.       Поджав одну из ног под себя, Эвелин присаживается на расположенное тут кресло и, запахнув получше халат, обнимает себя. Ей нужно ощутить сейчас хоть чьи-то объятья, ведь ей…       Ей предстоит убить собственного мужа.       За прошедшее с произнесения пророчества время она много раз прокручивала различные варианты решения этой проблемы. И не находила. Кроме одного, того, о котором так не хотелось думать.       Сможет ли он простить её после такого? Возможно ли вообще простить убийство? Пусть даже в её силах будет вернуть его после этого, что она и собирается сделать, но искупит ли это её вину в его глазах?       Спасти Никлауса от более худших вариантов исполнения пророчества, чтобы потерять навсегда? Готова ли она пойти на такое? Сомнения гложут её до сих пор, хоть она уже и сделала первые шаги.       — Почему ты не спишь, душа моя? — хриплый голос Ника почти заставил Иви подпрыгнуть. Она так ушла в свои мысли, что не заметила, как он подошёл.       — Я разбудила тебя? — с беспокойством спрашивает девушка, вставая с кресла. Клаус выглядит сонным и немного помятым, облачённый лишь в пижамные штаны.       — Меня разбудила твоя тревога. О чем она, любовь моя? — потирая глаза, спрашивает мужчина.       — Обними меня, — неожиданно для мужа просит Иви. Она сдерживает подступающие к глазам слезы и пытается сглотнуть образовавшийся ком в горле.       Видя состояние своей ведьмочки, Никлаус и сам начинает всерьез тревожиться. И, конечно же, тут же заключает жену в объятья, чувствуя, как её слегка потряхивает. В гибриде не на шутку разгорается любопытство на такую реакцию любимой.       — Расскажи мне, — не требует, но тихо просит Клаус, прижав к себе Эвелин и поглаживая её рукой по спине в попытках успокоить подкатывающую к ней истерику. Он не видел её в таком состоянии с тех пор, как Генри к ним вернулся. И многое бы отдал, чтобы больше никогда не видеть.       — Тебе это не понравится, — тихо роняет где-то в районе его ключицы Иви, опаляя голую кожу горячим дыханием. Его ведьмочка прижимается ещё ближе и судорожно вдыхает его запах, потираясь носом о кожу.       — Это расстраивает тебя, как оно может мне понравится? — проходясь рукой по всё ещё непривычно коротким волосам любимой, резонно замечает Никлаус.       — Ладно, — словно решившись на что-то, говорит его ведьмочка, прежде чем нехотя отстраниться из его объятий, — только давай вернёмся в спальню.       — Говори, Иви, — оказавшись в комнате, гибрид закрывает за собой балконную дверь и смотрит на удаляющуюся от него спину жены.       — Всё дело в пророчестве, — убитым голосом, не поворачиваясь к мужу, начинает говорить Эвелин. Она уже готовится к возможной боли от того, что будет сейчас сказано, но видеть его лицо при этом она не в силах.       — Я просил тебя не беспокоиться об этих глупых стишках, любовь моя, — с явственным облегчением, проскальзывающим в его тоне, произносит Клаус, — мы найдём способ избежать его, обещаю…       — Не надо! — всхлипнув, прерывает мужа Иви, судорожно вздохнув, она задирает голову, чувствуя, как по щекам струятся слезы, все так же стоя спиной к Нику продолжает: — Не надо обещать то, что ты не в силах исполнить.       — Что ты такое говоришь? — став предельно серьёзным, переспрашивает Никлаус и, подходя к так и не повернувшейся к нему жене, кладёт руки ей на плечи. Ощущая сотрясающую дрожь, что проходит по телу Эвелин, он тише повторяет свой вопрос: — О чём ты, Иви?       — Пророчества нельзя избежать, — убито произносит ведьма, чувствуя, как хватка на её плечах становится сильнее, причиняя лёгкую боль. — Этого ещё никому не удавалось. Поэтому пророков ненавидят даже ведьмы, те, среди которых они рождаются. Ненавидят и пытаются убить, Никлаус. Потому их так мало. Редкая разновидность? — саркастично протягивает девушка, фыркая. — Как бы не так. Их убивают свои же, в страхе услышать то, что не в силах будут потом избежать.       — Ты знала это? Всё это время? — мрачно спрашивает ничего не понимающий гибрид. — Почему молчала?       — Я говорила, ещё в ту ночь, как Алексис его нам озвучила, ты не прислушался, — возражает Эвелин.       — Но ты вместе с нами искала выход из этой ситуации, — говорит с подозрением в голосе Клаус, не выдерживая и разворачивая жену к себе лицом.       В заплаканных глазах он видит то же, что и ощущает по брачной связи — обреченную печаль и решимость. Никлаус верит, что всё не так просто, его коварная ведьмочка не могла вот так просто сдаться. Ещё недавно она была решительна и собрана, готова действовать, а сейчас разбита горем. Что изменилось за такой короткий период времени?       — Нет, не искала, — горько улыбнувшись, отрицательно качает головой Эвелин, поясняя: — Я всегда его знала. И он тебе не понравится, Ник.       — Нет…       — Возможно, ты даже возненавидишь меня после этого, — с отчётливой болью в голосе говорит Иви. — Но тебе и всем, кто попал под пророчество, придётся умереть.       — Какой же это выход? — неверяще произносит Никлаус. И, осознав до конца смысл сказанных слов, он возмущается: — Всем, кто попал под пророчество? А значит, и тебе? — Видя ответ в опять наполняющихся влагой глазах, гибрид переходит на рык: — Я не собираюсь умирать, Эвелин, и тебе не позволю. Выкинь эти мысли из головы, — встряхнув жену, приказывает Клаус.       — Послушай меня, Ник, — умоляюще просит Иви, взявшись за руки мужа. — Пророчества не избежать, но я знаю, как исполнить его на своих условиях.       — Умерев добровольно? — зло усмехается в ответ мужчина на слова любимой, не замечая, как всё сильнее сдавливает ей плечи.       — Да! — видя чужой протест, девушка начинает частить, сбиваясь в своей речи. — Мы не умрём до конца. Это будет больше похоже на… на сон. Я защищу наши тела, никто не сможет… не подойдёт к ним. А… а потом, когда пророчество исполнится, мы вернёмся.       — Ты давно это спланировала? — мрачно спрашивает Никлаус, отпуская плечи жены и делая шаг назад. Осознание происходящего тяжелым грузом обрушивается на первородного гибрида. Смысл сказанного отдается ощущением вырванного у него сердца, растоптанного доверия. Вспыхнувшая надежда на то, что он неправильно всё понял, тут же тушится веками опыта и не покидающей его паранойей.       Эвелин видит маску, что появилась на месте лица мужа, гротескное олицетворение безразличия. Ник словно захлопывает перед ней одну дверь за другой. Закрывается от неё во всех возможных планах. Она давно не видела его таким, лет пятьсот не меньше, последний раз еще будучи мертвой. С ней же он никогда не показывал эту сторону, и она бы с радостью не видела ее еще столько же.       — И когда собиралась сказать мне? — продолжает задавать Клаус теперь уже безразличным тоном вопросы. — Когда всадила бы мне нож в спину? Или когда вынула его?       Не чувствуя под собой ног, Иви опускается на пол, как марионетка с обрезанными нитями. Это то, чего она так боялась, он не поймет и не простит. Что ж, так тому и быть. Она предполагала, что так может случиться, но, даже продолжая надеяться, что все обойдется, подготовила план и на такой вариант.       — Уж прости, что я пыталась спасти нашу семью, — в тихом негодовании произносит ведьма, поднимая взор на всё такого же скрытого за бесчувственной маской мужа. — И нашла единственный способ, при котором все гарантированно останутся живы! А не собиралась участвовать в бесполезном побеге от неизбежного. Не стремилась противостоять пророчеству, тем самым делая ситуацию и последствия только хуже!       Выпустив в своей речи вместе с воздухом и все переполняющие её эмоции, Эвелин встаёт с пола, не желая чувствовать себя ещё более унижено, чем есть. Обида от вполне ожидаемого непонимания затопляет, и она не собирается скрывать её от расчётливо смотрящего на неё в ответ мужа.       Не желая оставаться с таким Никлаусом в одной комнате и дальше, Иви решительно подходит к кровати и, подхватив подушку, разворачивается к выходу.       — Куда это ты собралась? — летит ей в спину вопрос всё тем же незаинтересованным тоном.       — Посплю у Генри, — бросает не глядя Эвелин в ответ.       Подходя к двери, она всё ждала, что её остановят, но этого так и не происходит. Ей спокойно позволяют покинуть спальню и уйти. Это ранит как бы не больше, чем всё, что случилось этой ночью.