How long

      Поездка почти до самой Вирджинии запомнилась Эвелин плохо, чуть ли не сразу, как она оказалась в машине, её вырубило. Отдав все силы для того, чтобы Никлаус смог прийти в себя и вытащить из своей груди клинок, она перед тем, как выйти перед Далией, так и не успела их толком восстановить. Благо Фрея преувеличила силы тётушки, в чём Иви только убедилась, когда та так и не рискнула заявиться на порог их дома.       Проснулась ведьма только когда поняла, что слишком долго не чувствует укачивающего хода авто. Разлепив всё ещё сонные глаза, она выпрямляется на сидении. Парковка какой-то забегаловки на краю шоссе пустынна, и Иви сразу видит их. Секунда ей требуется, чтобы открыв дверь машины покинуть её.       — Генри, — оказавшись рядом с мужем, что держит на руках их сына, Эвелин уговаривает себя не спешить. Они не виделись несколько месяцев, для такой крохи, как их малыш, это целая вечность.       — Ма-ма, — обрывая все разумные мысли ведьмы, хоть и раздельно, но вполне понятно произносит Генри, протягивая к ней ручки.       — Ох, Генри, — не в силах сдержать слёз, она забирает сына и старается не сильно прижимать его к себе. Тот непонимающе кладёт ладошки на её залитые слезами щёки, словно не понимая, откуда там появилась вода. Только прижав к себе ребёнка, Иви замечает кого-то кроме него. — Как это возможно? — шмыгая носом, спрашивает она у подруги.       — Ну, мы часто смотрели те видео, что ты мне присылала, — с улыбкой смотря на Эвелин, признаётся Ребекка. У неё была целая коллекция различных видео подруги с племянником. Иви с самого рождения Генри хотя бы раз в неделю присылала ей новое, делясь радостью материнства. На них был не только малыш, но мелькали и его родители. Первое время, оказавшись у неё, ребенок не мог заснуть и плакал, но стоило включить видео, где чётко слышен голос его мамы, почти всегда успокаивался.       — Мне надо привести себя в порядок, — свободной рукой вытирая продолжающие катиться слезы, признаёт Эвелин.       — Ма, — звонко восклицает Генри, почти подпрыгивая на руках ведьмы.       — Давай этого говоруна сюда, — велит Никлаус, забирая сына обратно.       — Я провожу тебя, — говорит Бекка и уводит её в уборную, находящуюся с торца забегаловки.       На удивление девушки, здесь не так плохо, как ожидалось от подобного заведения. Сполоснув опухшее от слёз и сна лицо холодной водой, Иви наконец осознаёт, что всё закончилось и можно выдохнуть.       — Расскажешь? — спрашивает первородная, серьёзно смотря на подругу.       — Это было тяжело, Бекка, — признаёт очевидное ведьма, будь у неё выбор, она бы ради защиты сына поступила бы точно так же, но это не отменяет того, как это ей тяжело далось.       — Что там с нашей сестрицей и тетушкой? — конкретизирует Ребекка свой вопрос. Ни с одной из них ей не довелось познакомиться, и не то чтобы она жалела.       — Фрея — Майклсон, — иронично улыбнувшись на свои же слова, Эвелин ловит понимающую ухмылку от подруги в отражении зеркала, что висит над раковиной. — А вашу тетушку я обратила в прах, теперь она составит компанию вашей матери в подвале.       — Надеюсь, ты зачаруешь их хорошенько, чтобы они нас больше не беспокоили, — облегчённо произносит первородная. Она ещё не успела решиться на собственного ребёнка, когда узнала о претензиях на него левой тётки.       — Определённо, — уверяет в ответ Иви, замечая, — мне и восставшего из мёртвых Майкла за глаза.       — Что? Отец воскрес? — с паническими нотками в тоне переспрашивает Бекка.       — Всё не так страшно, — успокаивающе произносит Эвелин. — Можешь не верить, но Фрее удалось его приструнить или приручить, я пока не поняла. — Признается ведьма в относительной адекватности свёкра. — Вот только видела бы ты, как это раздражает твоих братьев.       — Пф, — хмыкает на последнюю реплику подруги вампирша и переспрашивает: — Значит, Фрея у нас укротительница грозных викингов?       — Не уверена, — отвечает Иви, — но при ней он не бросается на Ника, за что ей моё огромное спасибо, — и, призадумавшись, говорит: — Думаю, она тебе понравится. Может, это и игра, но она словно действительно хочет быть семьёй.       — Ты же знаешь, нашей семье с ведьмами не сильно везёт, — с сомнением протягивает Ребекка и, видя укоризну в чужом взгляде, продолжает: — Ты не в счёт! И к тому же уже далеко не ведьма.       — Ладно, время покажет, — закрывает тему Эвелин. — Теперь, когда Далия не угроза, скоро ли я стану тётей?       — Не знаю, — растерянно от поворота разговора отвечает первородная. — Это всё оказалось не так просто, как представлялось в начале.       — Ты так хотела семью… — недоумевает ведьма, будто по-новому взглянув на подругу.       — И сейчас хочу, — с жаром уверяет Ребекка и продолжает более спокойно: — И знаешь, когда я увидела, как Энзо обращается с Генри, захотела для своего ребёнка того же. — И немного грустно продолжает: — Но где найти такого же, как Энзо?       — Но зачем искать, если он у тебя уже есть? — резонно спрашивает Иви и, видя упрямо вздернутый подбородок подруги, спешит дополнить свою мысль: — Я помню наш разговор про благодарность за спасение и прочее. Но только ли из благодарности он нянчился с Генри? Отправился с тобой в зачарованный город, способный его убить, проверять работу сомнительных амулетов? Сколько он уже следует за тобой? И готова ли ты отдать его кому-нибудь вот так вот?       — Я не знаю, всё так запуталось, Иви, — бормочет в ответ Бекка, опуская взгляд.       — Если ты хочешь этого, спроси, чего хочет он, — предлагает выход ведьма. — Если ваши желания совпадают, то почему бы и нет?       — Ох, мы оставили их вдвоём с Клаусом, — вспоминает вдруг Ребекка, и, помня, как он любил поступать с её ухажёрами, которые ему не нравились, первородная уже готова броситься на защиту парня, хоть и почти отрицала только что, что он её.       — Втроем, — возразила на порыв подруги Эвелин, — с Генри. И Ник сейчас слишком счастлив и занят сыном, чтобы обращать внимание на Энзо.       — Всё равно идём, — просит в ответ первородная.       Иви ещё раз умывает своё переставшее нести следы тяжёлых суток лицо всё это время текущей из крана водой и закрывает его. Они возвращаются на стоянку, где трое мужчин вполне мирно общались. Так же мирно после прощания они разъезжаются в разные стороны.       — Ма! — восклицает Генри, сидя в специальном кресле, прикреплённом на заднем сидении. За несколько часов он повторил это уже десяток раз. И если первое время Никлаус улыбался так же солнечно, как и Иви, на каждое восклицание, то со временем выражение его лица кардинально изменилось.       — Что случилось? — интересуется у мужа ведьма, видя, как его настроение портится.       — Ничего, — бросает в ответ Клаус.       — Ма! — в тон отца сурово говорит Генри. И Эвелин отчётливо видит, как надуваются губы Ника.       — Только и не говори, что ты ревнуешь, — с нескрываемым смешком прости его девушка.       — Не ревную, — уверяет её гибрид, ещё больше надувая в обиде губы.       — Не расстраивайся, глазом моргнуть не успеешь, как устанешь слушать его требовательное «па-па», — успокаивающе обещает ведьма.       — Ты устала? — фыркает в ответ мужчина.       — Нет, — соглашается с резонностью вопроса Иви и лукаво предлагает: — Хочешь, я буду звать тебя папочкой, пока так же не начнёт делать и Генри?       Пытаясь смягчить обстановку, шутит девушка, она уверенна, что, только представив, как пошло из её уст это будет звучать, Никлаус больше не сможет держать обиды.       — Хочу, — вдруг соглашается гибрид, и по его вмиг изменившемуся лицу Эвелин начинает догадываться.       — Ты это специально? — с подозрением смотря на мужа, спрашивает ведьма.       — А-а, — погрозив ей пальцем, строго говорит Никлаус, — договаривай фразу до конца, любовь моя.       — Ты это специально, папочка? — с иронией повторяет девушка, видя, как и без того широкая ухмылка мужа становится после её слов только шире.       — Ну, я пролистал те книги про воспитание малышей, что лежат в нашей спальне, — словно в оправдание говорит гибрид, не переставая ухмыляться, — там частое повторение одних и тех же слов приводится как пример самого быстрого способа научить ребёнка говорить нужные слова.       — Ага, я почти поверила, — фыркает в ответ Иви.       — Эвелин, — строго окликает её в ответ Никлаус.       — Папочка, — закатывая глаза, дополняет свою фразу девушка.

***

      Новый Орлеан встретил их привычной атмосферой вечного праздника, что воцарялась здесь с приходом вечера. Генри, утомлённый долгой дорогой, уснул ещё в машине, и даже перемещение в кроватку его не разбудило.       — Ты в порядке? — стоя в дверях детской, интересуется Давина, которая, казалось, резко повзрослела за то короткое время, что прошло с каминг-аута Кола. Или Эвелин просто была так погружена в свои проблемы, что не заметила этого.       — Я не уверена, — признается ведьма, не отводя взгляда от мирно спящего сына, наконец-то он здесь, в своей кроватке. Никлаус ушёл им за кровью, и они с Давиной были практически наедине. — Ты понимаешь, что я не смогу спустить поступок Кола и Элайджи?       — Я их предупреждала, — усмехается в ответ Давина и, посерьезнев, добавляет: — Прошу лишь быть помягче, они хотели добра.       — Посмотрим, — хмыкает в ответ Иви.       Возвращение довольного Клауса с пакетами крови прерывает их разговор. Стоило Давине уйти, пожелав им спокойной ночи, как Эвелин замечает на лице мужа коварную ухмылку, что отдавала по связи отчётливым злорадством. Но еда отвлекает ее внимание.       — Пойдём, не будем тревожить его сон, — протянув к ней руки, зовёт гибрид, когда они опустошили принесённые им пакеты с кровью, и время уже движется к полуночи.       Иви молча, но смотря с подозрением, хватается за руки мужа, позволяя ему увести её в спальню. Только оказавшись за дверьми которой, она позволяет своему желанию взять вверх и с силой прижать Ника к двери.       — Что ты сделал или задумал, папочка? — пытливо смотря в бирюзовые глаза, спрашивает ведьма.       — Тебе всё же понравилось это обращение? — игриво отвечает вопросом на вопрос гибрид, переводя взгляд от ладоней любимой, что, упираясь ему в грудь, прислонили его к двери.       — Ник! — настойчиво произносит и ждёт ответа девушка.       — Ох, не будь такой вредной, любовь моя, — закатывая глаза, просит Клаус и, понимая, что с него не слезут без признания, говорит: — Просто отправил брата поспать.       — Которого? — не сдвигаясь ни на миллиметр и не убирая рук, уточняет Иви. Вряд ли Финн удостоился внимания младшего брата, в зависимости от того, кто это, Кол или Элайджа, ведьме придется пересмотреть то, как она собирается наказать провинившихся братьев мужа.       — Элайджа, — протягивает Никлаус, с подозрением смотря на прищурившуюся ведьмочку, — и я не дам тебе вынуть из него кинжал, любовь моя.       — Даже если я очень сильно попрошу, папочка? — с нажимом ведя ладонями вниз по груди мужа, ухмыльнувшись, спрашивает Иви.       — Даже если попросишь, — так же тянет слова гибрид, но его тон уже не так уверен, что вызывает у его жены ещё более дразнящую улыбку.       — Даже если я пообещаю сама наказать твоих братьев? — игриво интересуется Эвелин, остановив свои руки на ремне джинс Ника.       — Хм, — Клаусу не нужно делать вид, что он задумался, только звон пряжки его отвлекает от заданного вопроса, и он решительно говорит: — Точно не сегодня.       Озвучив ответ, подразумевающий под собой «поговорим об этом завтра», Никлаус одним движением избавляется от своей футболки и помогает жене избавиться от её одежды. Открывшую было рот ведьмочку, что собиралась продолжить разговор, прерывают старым проверенным способом.       Поцелуй становился всё жарче по мере того, как супруги избавляли друг друга от одежды. Подхватив оставшуюся в одном белье Иви на руки, Никлаус не позволяет ей разорвать поцелуй. Матрац, пружиня под их общим весом, не издаёт ни звука, только нависнув над женой на кровати, гибрид отрывается от её истерзанных им губ.       — Мы поговорим о наказаниях и моих братьях завтра, сердце моё, — бормочет Ник, не отрывая своих глаз от опухших и ставших малиновыми губ любимой. Это не мешает ему избавлять её от белья.       — Как скажешь, папочка, — томно соглашается ведьма, смотря, как под её руками сокращаются мышцы мужа, а она всего лишь осторожно ведёт ладонями всё ниже по его прессу, почти не касаясь кожи.       — Иви! — его стон наполовину наполнен раздражением, наполовину — наслаждением, не передаёт и доли тех чувств, что девушка ощущает по их связи. Гибрид перехватывает её руки, задирая их над ее головой, не давая продолжать, но не мешая обхватить его ногами и выгнуться навстречу.       — Да, папочка? — она дразнит его и не собирается скрывать, какое получает от этого удовольствие.       Вместо ответа получая то, что у нее самой вызывает громкий стон, который тут же запечатали поцелуем. Никлаус действует на грани грубости и сам не замечает этого, поглощённый своими чувствами, которые резонируют с тем, что щедро изливает на него любимая.

***

      Подвал был предсказуемым местом, где мог бы спрятать тело заколотого брата её муж. Гроб Элайджи стоял по соседству с гробом его матери и постаментом, на котором ныне стоял сосуд с прахом Далии, а ранее лежала книга Эстер. Уверившись, что муж плотно занят Генри, который за прошедшие вдали от них месяцы не только выучил первое слово, но и научился почти твёрдо стоять на ногах, а ещё бегать. Медленно и неуклюже, норовя то и дело приземлиться на пол перевесившей попой, но это был полноценный бег. Пока он ползал, за ним требовался глаз да глаз, а сейчас, когда его возможности расширились, даже моргать было нежелательно.       Открыв гроб и плюхнув пару пакетов с донорской кровью прямо на живот первородного, Эвелин резко вынула кинжал из его груди. По её расчётам, это был последний из аналогичных артефактов. Недолго думая, ведьма, сосредоточившись, потянула на себя магию из клинка. Это оказалось в разы тяжелее, чем в прошлом. Густая магия, которая теперь составляла её суть, сопротивлялась. Да и возможности сифона, которыми сын делился с ней, пока они были единым целым, когда-то очень облегчали этот процесс.       — Доброе утро, Элайджа, — приветствует она первородного, стоило тому открыть глаза.       — Эвелин? — хрипит мужчина, садясь в гробу, и, заметив чуть съехавшие с его живота пакеты, тут же присасывается к первому из них.       — Ник будет зол, что я разбудила тебя, да и что испортила очередной кинжал, — отстранённо замечает ведьма, вертя в руках уже бывший артефакт, более неспособный усыпить первородного. — Но знаешь, ждать возможности отыграться за твой поступок меня раздражает больше, чем страшит гнев мужа.       — И каково же моё наказание? — иронично уточняет вампир, опустошивший один пакет с кровью, прежде чем преступить к следующему.       — Скоро узнаешь, — расплылась в на удивление доброй улыбке отвечает Эвелин и, прежде чем покинуть подвал, ехидно говорит: — И кстати, поздравляю, у тебя теперь три сестры.       — Что? — опешив от перехода с темы на тему, недоумевает Элайджа. И, выпрыгнув из гроба, цепляется за непонятно откуда появившуюся щепку и безвозвратно портит свой и без того потрёпанный костюм. Проще выкинуть брюки, чем что-то сделать с огромной прорехой на них. Но это только начало.       В ожидании, когда проснётся старший брат мужа, Иви время зря не теряла и хорошенько прокляла обоих провинившихся первородных. Каждого по-своему. Это не были смертельные проклятья, скорее обидно-досадные. Всё же Майклсоны действовали во благо семьи, хоть и таким странным способом. Но простить их поступок вот так просто тоже не могла, ее мстительная натура этого бы не простила. Да и потушить гнев Ника стоило чем-то наглядным.

***

      Никлаус был не столько зол на поступок жены, разбудившей Элайджу, ведь что-то такое он и предвидел после их так и оставшегося неоконченным разговора, сколько на её своенравие. Но в то же время оно его умиляло, любого другого он бы убил за такое, а кого не смог бы убить, хорошенько проучил. Видя же радость на лице любимой, он только и мог, что притворно хмурить брови, на большее его не хватало.       Особенно после того, как вскрылась подоплёка того наказания, что Эвелин придумала для его братьев. Он искренне считал, что Колу повезло в разы меньше, может, потому что он заколол не его, а может, потому что, как ни крути, автором и заклинания, и кинжала для него был именно он.       Вопль младшего брата, когда тот узнал, что он им больше не брат, а вполне себе сестра, взбудоражил весь дом. Как и последовавший за этим забег по нему в поисках Иви.       — Отмени это! — приказывает Кол ехидно скалившейся ведьме, в ответ тыкая пальцами вниз. Обнаружение изменения своей физиологии поначалу ошарашило колдуна, а потом привело в ярость. Ему даже думать не пришлось, чьих это рук дело.       — И не надейся, — фыркает в ответ Эвелин, — с твоим проклятьем мне пришлось разбираться самой. Так и ты справишься. — Только шире улыбаясь на раздавшийся в ответ рык первородного, она уже ему в спину говорит: — И это только начало, Кол.       Клаус с удовольствием следил, как с каждым днём и каждой попыткой снять проклятье его ведьмочки, всё более злющий Кол становился всё более женственным. И это несмотря на его почти двухметровый рост, который так и остался с ним. Его самостоятельных попыток хватило на две недели, после чего он обратился за помощью к озадаченной старшей сестре и с трудом скрывающей улыбку Давине. Они с энтузиазмом присоединились больше из исследовательского интереса, чем от желания помочь.       Элайджа же в начале не понимал, в чем суть его наказания, с ним не происходило ничего особо страшного или неприятного. Пока за один день ему не пришлось сменить три костюма. Его одежда начала с завидной регулярностью портиться, будь то торчащий гвоздь или пролитая на него чашка кофе, при этом пролитая даже не им. Вскоре все узнали, что в его гардеробе присутствуют далеко не только деловые костюмы, а вполне обычные джинсы и футболки. И не потому, что первородному было жалко дорогую одежду, хотя и это, конечно, тоже, а потому, что та начала банально кончаться. Да и джинса оказалась не в пример прочнее и проще отстирывающейся, чем сукно.       А Никлаус с интересом не меньшим, чем за младшим братом, наблюдал за всеми курьезными ситуациями, случавшимися с Элайджей. Негодование и раздражение, скрытое за маской смирения, что он легко читал на его лице, доставляли ему отдельное удовольствие.

***

      Мастерская Ника, что с некоторых пор была и частично мастерской Иви, была наполнена детским смехом. Ведьма думала, что ненадолго займёт угол в вотчине мужа, а потом организует что-нибудь своё, но пока её вещи только всё больше забирали себе пространство.       Генри очень заинтересовался лепкой из гипса, понаблюдав за мамой пару секунд, он сам влез во всё это, начав повторять за ней. Эвелин, видя такой энтузиазм и неподдельную детскую радость от происходящего, останавливаться его не стала, только следила, чтобы в рот ничего не тянулось.       — Иви, привет, — нерешительно здоровается Фрея, стоя в дверях мастерской и наблюдая за сжимающим в кулачках белые комочки племянником.       — Фрея? — не сводя взгляда с сына, отзывается Эвелин. — Что-то случилось?       — Нет, — отвечает блондинка и тут же добавляет: — Не совсем.       Видя, что ни торопить её с пояснениями, ни гнать куда подальше не собираются, ведьма заходит в мастерскую, подходя поближе.       — Помнишь, при разговоре с Далией ты сказала, что я дороже всего на свете для отца? — несмело начинает говорить Фрея, но, взяв себя в руки, продолжает более твёрдо: — И что это ещё как-то связано с тем, как она избавила Эстер от бесплодия?       — К чему тебе это знать, Фрея? — кидая на сестру мужа быстрый взгляд, прежде чем опять вернуть всё своё внимание малышу, спрашивает Иви.       — Да, знаю, Майкл вам попортил много крови, — будто оправдывая свой порыв, говорит девушка. — Но он мой отец, и я люблю его и хочу, чтобы с ним всё было в порядке.       — Всё становится хуже? — уточняет Эвелин серьёзным тоном. Майкл никогда не был образцом здравомыслия, но и поехавший окончательно первородный им тут определённо ни к чему.       — Не то чтобы, — отвечает Фрея, — он словно зациклен.       — То, что сделали Далия с Эстер, сродни проклятью, Фрея, — перестав мять в руках гипс, рассказывает рыжая ведьма, она всё так же внимательно следит за увлечённым сыном, но это не мешает ей говорить. — Я не знаю, в чём там у твоих родителей была проблема. И подозреваю, что она была, скорее всего, у Майкла. Но твоя мать зачаровала его. — Делясь тем, о чём давно догадывалась, а недавно нашла подтверждение, Эвелин уточняет: — Это обычно называют любовным заклинанием или приворотом. — Заметив появившегося на пороге мужа, девушка только глубоко вздыхает, прежде чем продолжить. — Оно есть в разных вариациях, то, что выбрала ваша мать или Далия, было завязано на детях. Поэтому отец в тебе души не чает. Ты первенец — на твоём появлении заклинание было закреплено. Даже не забери тебя тётка, Майкл бы видел только тебя.       — А остальные? — расстраивается от известий Фрея, не замечая мрачного младшего брата, стоявшего в дверях и слушающего их разговор.       — Остальным бы детям досталось лишь по капле того моря любви, что досталось бы тебе, — отвечает Эвелин и считает должным дополнить, больше говоря это мужу, чем его сестре: — Поэтому, лишившись тебя, он себе место не находил и отправился в плавание за океан, а появление Никлауса так его взбудоражило. Он чувствовал в нём отсутствие своей крови и не мог воспринимать адекватно.       — Но проклятья никогда ни к чему хорошему не ведут, — бормочет, уцепившись за это слово, Фрея.       — А что особо хорошего в том, что Майкл заставил Эстер сделать твоих братьев и сестру вампирами, а потом гонял их по свету в попытках убить? — спрашивает Иви.       — Его можно снять? — озабоченно спрашивает девушка, она даже не знала, что такие существуют. Нет, про привороты она слышала, но пользоваться ими никогда не хотела, особенно когда тётка начала требовать от неё продолжить род. Но про такие специфические, основанные на рождении детей, узнала только что.       — Можно, — уверяет в ответ Эвелин, — по правде, оно с него и так почти снято. Смерть не проходит даром, да и его первородная природа играет свою роль. Но сама понимаешь, он был заклят очень долго.       — Значит, я найду способ его снять, — решительно говорит Фрея и, прежде чем покинуть мастерскую, говорит: — Спасибо, Иви.       — Не за что, — бормочет вслед уходящей ведьме Эвелин и пресекает очередную попытку сына лизнуть гипс.       — Это правда? — скрывшийся так, чтобы старшая сестра, выходя, его не заметила, спрашивает у жены вошедший в мастерскую гибрид.       — Мне не к чему врать в этом деле, — уверяет мужа ведьма, видя его задумчивый взгляд, надеясь, что эта информация хоть немного примирит Ника с отношением к нему того, кого он считал отцом.

***

      После возвращения к ней Генри Иви не нуждается больше в том, чтобы забить голову информацией и этим путём отвлечься. Успешно перейдя на второй курс после нового года, она больше не налегала так усердно на учёбу, идя вровень с сокурсниками. Разве что сокращая своё обучение так, чтобы проводить больше времени с сыном и мужем.       Видимая смена пола не помешала Колу ходить на занятия с Давиной, хотя возросший интерес к нему парней, который он, не сильно ошибаясь, приписал проклятью Иви, его напрягал. Давина же вместе с Фреей увлечённо бились над решением проблемы обоих проклятий, наложенных рыжей ведьмой.       Не без подсказок Эвелин, но чуть больше чем за два месяца ведьмам удалось разобраться и снять её магию с обоих мужчин. Хотя Иви больше чем уверена, Кол разобрался со своим в разы быстрее и просто не стал портить своей девушке удовольствие. Элайджа же с терпением, достойным самого Будды, сносил все неприятности, что постигали его одежду в самых невероятных ситуациях.       Видя такую стойкость, рыжая ведьма не смогла пройти мимо и, подловив первородного наедине, заговорила об этом.              — Знаешь, тебе необязательно так безропотно воспринимать моё проклятье, — смотря, как мужчина откладывает те бумаги, с которыми работал, в сторону, стоило ей заговорить, Иви стоит в дверях и ждёт его реакции.       — Мне давно стоило обновить гардероб, — улыбаясь, отвечает Элайджа, откидываясь в кресле. — К тому же это ничто по сравнению с кинжалом в груди.       — Ох, да брось, я видела, как тебя всё это раздражало, особенно когда ты понял, в чем дело, и начал обращать на это внимание, — фыркает на показное безразличие вампира девушка, проходя в комнату и присаживаясь в кресло напротив рабочего стола, что занял первородный.       — И тем не менее всё не настолько плохо, — уверяет невестку Элайджа.       — Мне нравится твоя приверженность семье, Элайджа, — переходит к еще одной теме, из-за которой пришла сюда Эвелин. Видя в ответ вздернутые в удивлении брови и показательно округлившиеся глаза, она, улыбнувшись, продолжает: — Правда, нравится, особенно моему мужу. Но как же ты?       — А что я? — поняв, куда клонит девушка, вампир тут же закрывается, теряя расслабленный вид.       — Ник затеял всё это с «королевством», ты поддержал его и даже перехватил правление, когда ему всё надоело, — кивает на ворох бумаг на столе Иви и серьёзно спрашивает мужчину, решая не давить на больное: — А сам-то ты чего хочешь? Нужно ли тебе это «королевство»?       — В какой-то степени — да, — вновь немного расслабившись, задумчиво, после довольно продолжительной паузы отвечает он на все прозвучавшие вопросы разом. — Я люблю этот город, Эвелин. Не меньше, чем Клаусу, он дорог моему сердцу.       — Хорошо, — принимая слова Элайджи, улыбается в ответ на них ведьма, вставая с кресла. Уже у дверей, прежде чем покинуть кабинет, она оборачивается и говорит: — Я надеюсь, ты найдешь себе кого-то столь же дорогого своему сердцу, как этот город и наша семья, Элайджа.       Некая зацикленность и жертвенность в отношении семьи первородного вампира немного пугала девушку. Но боялась она в первую очередь за Элайджу, что тот, отдав всего себя им, так и не найдет своего счастья. Этого она не хотела, но и давить на мужчину, столько сделавшего для ее мужа и семьи, не могла. Только и оставалось, что надеяться, что рано или поздно все образуется само собой.

***

      Солнечный штат встретил их, как и ожидалось, солнцем. Эвелин нечасто общалась с Амелией по телефону, её бабушка звонить ей не любила, да и сама Иви редко вспоминала родственницу. Чаще всего их общение напоминало короткие диалоги, состоящие из пары однообразных вопросов, не реже пары раз в месяц. Такого ненавязчивого внимания хватало обоим за глаза. Ведьма убеждалась в том, что последний живой родственник всё ещё жив-здоров, и о том же уведомляла в ответ.       Предстать же перед Амелией Тулл воплоти, да ещё и не одной, а с сыном и мужем, Эвелин не сильно хотелось, но было нужно. Даже зная, что всё это может обернуться грандиозным скандалом, ведь ни о своей беременности, ни о замужестве она женщине не рассказывала. Только окончательно рвать отношения с бабкой девушка тоже не хотела. Да и Никлаус не был против съездить летом их маленькой семьёй во Флориду на недельку.       Встреча произошла ожидаемо. Нет, миссис Тулл не прыгала от счастья, неожиданно для себя став прабабушкой. Но и дверь перед внучкой захлопывать не стала, хотя Иви была готова и к такому. Их пустили под крышу и даже накормили заказанным из ресторана ужином. Может, гибрид успел в единственный раз, когда виделся с Амелией, хорошо поработать над её мозгами, а может, бабуля просто следовала так любимым ею правилам приличия, но всё проходило довольно чинно.       На следующий день после их приезда женщина даже отменила свои планы, чтобы участвовать в семейном походе на пляж. Было достаточно ранее утро, и солнце не успело нагреть воздух. Никлаус возился с сыном в песке, показывая полуторагодовалому ребёнку принципы постройки замка из такого зыбучего материала. Генри же сидел рядом на корточках в забавной панамке и внимательно следил за действиями отца, но повторять не спешил.       — Ну и кто он? — не столько грозно, хоть и этих ноток в голосе женщины хватало, сколько устало спрашивает Амелия внучку, наблюдая за правнуком и зятем.       Они лежали на шезлонгах, хоть на обеих сквозь летнюю одежду были видны надетые купальники, но разоблачаться до них ни одна не спешила. Иви, оторвав взгляд от яркой улыбки мужа, который хоть и был увлечён, наблюдая, как их сын разбивает плоды их совместных трудов, но наверняка прекрасно слышал их разговор.       — Полагаю, слов, что он мой муж, тебе недостаточно? — произносит девушка риторический вопрос. Глубоко вздохнув, Эвелин продолжает: — Он — художник.       — Надеюсь, не из тех, что малюют на улице в надежде найти спонсора, а в итоге умирают под мостом? — презрительно морщась от ею же нарисованной перспективы, уточняет миссис Тулл. — И также, надеюсь, ты догадалась заключить брачный контракт?       — А ещё у него очень богатая семья, — стараясь не закатывать глаза на требовательный тон бабки, добавляет ведьма, но, видя весь скептицизм, появившийся на лице женщины после её слов, продолжает: — И когда я говорю «очень богатая», я имею в виду «очень-очень богатая».       — В масштабах штата? — заинтересовывается в ответ Амелия, она знает, не в правилах её внучки врать в таких делах.       — В масштабах мира, — вздернув бровь, дополняет девушка и, лицезрея, как взгляд бабушки становится из презрительного благодушным, решает закрыть все возможные вопросы в этой теме. — Большинством финансовых вопросов занимается его старший брат, оставляя остальной семье возможность заниматься тем, чем те пожелают. Ник выбрал живопись.       Не сильно идя против истины, рассказывает Эвелин, как обстоят дела. Элайджа и в правду занимается основными финансовыми и имущественными вопросами Майклсонов. И они правда были баснословно богаты, всё же, живя на протяжении тысячи лет, первородные не только слепо скрывались от своего отца.       — Что ж, — протягивает женщина в ответ на рассказ и поднимает ещё одну животрепещущую для себя тему. — Так что там за семья?       — Тебя успокоит, если я скажу, что они могут проследить историю своей семьи до десятого века? — иронично смотря на открывшую рот от такого заявления Амелию, интересуется Иви. Она знает, чем можно сразить бабку наповал, при этом не соврав ни словом.       — А брачный контракт? — следя за зятем и правнуком почти влюблёнными глазами, уточняет миссис Тулл.       — Мы не посчитали нужным его заключать, — устало вздохнув, говорит Эвелин, не зная, как объяснить, что в их случае даже смерть с мужем её не разлучит, что уж говорить о каком-то разводе.       — Тогда держись за него всеми руками и ногами, — напутственно велит Амелия.       — Как скажешь, бабушка, — не может сдержать улыбки в ответ ведьма.       — Я серьёзно, девочка, — переходя на строгий тон, говорит бабка. — Ты ещё молода и не знаешь, на что способны люди, особенно очень богатые люди. Я хоть и верю в твоё здравомыслие и выбор. Но будь осторожна.       — Я поняла, — так же серьёзно отвечает Эвелин, принимая редкую для её бабушки заботу.

***

      После разговора на пляже Амелия не стала радушной бабушкой, но приняла семью внучки, незнакомый с ней человек вряд ли бы заметил изменения. Но Иви, прожившая с нею восемнадцать лет, видела разницу и радовалась, что всё обошлось так легко.       Их неделя в Палм-Бич была насыщенной на события, особенно для маленького Генри. Ему понравилось плескаться в океане так, что попытка их разлучить вылилась в громкий рёв со стороны ребёнка. Только подкуп Никлауса в виде мороженого смог остановить горький плач, что начал переходить в икоту. Поездка в зоопарк произвела не меньшее впечатление, чем пляж и огромная открытая вода океана. Благо посещение разномастных зверей обошлось без истерик.       Гибрид, воспользовавшись благосклонностью Амелии, что появилась не без старания его жены, в один из вечеров оставил на неё Генри. Эвелин не особо хотела оставлять сына вдвоём с прабабкой, но мужу удалось её уговорить, что за пару тройку часов с ними двумя без надзора ничего не случится.       — Если что-то случится, немедленно звони мне, — Иви, облачённая в элегантное чёрное платье, просит Амелию, державшую правнука.       — Идите уже, пока я добрая, — хмыкает в ответ на слова внучки женщина.       Никлаус, лишь улыбаясь, тянет любимую на улицу. Его глаза то и дело прикипают к её открытым в этом платье коленям. На улице их ждёт такси, чтобы отвести в ресторан.       — Расслабься, любовь моя, — просит жену Клаус, когда они уже устроились на заднем сидении везущей их по улицам Палм-Бич машины. Притянув её к себе за плечи одной рукой, другую он кладёт на открытое колено, чтобы ловко забраться ею под подол и слегка сжать бедро. — Ты укутала нашего сына таким количеством заклинаний, что даже волос с его головы без твоего ведома не упадёт.       — Ты прав, — глубоко вздохнув, признается девушка, прежде чем положить голову на плечо мужа. — Куда мы едем?       — Небольшой ресторан с морской кухней, — рассказывает Никлаус, поглаживая большим пальцем её внутреннюю сторону бедра. — А потом прогуляемся по городу.       Кухня в одном из лучших заведений города, если не штата, ожидаемо оказалась выше всяких похвал. Эвелин нейтрально относилась к морепродуктам, но смогла оценить мастерство шеф-повара по достоинству.       — Я думаю устроить выставку в конце сентября, — делиться планами на ближайшее будущее Клаус, пока они за остатками вина ожидают официанта со счётом.       — Ты присмотрел галерею в Новом Орлеане? Или… — интересуется подробностями ведьма, отставляя пустой бокал, она уже видит, как в их сторону спешит парень, что их обслуживал.       — Дома, — отвечает гибрид, забирая возвращенную ему карточку и поднимаясь с места, предлагает жене руку, чтобы помочь встать, — во внутреннем дворе достаточно просторно для этого. И центр Французского квартала — неплохое место, — озвучивает свои мысли, почему не хочет искать отдельное здание, чтобы продемонстрировать свои картины. Уже покидая накормившее их сегодня вечером заведение, он интересуется: — А что насчёт твоих работ?       — Ты про те поделки, что я сдаю для зачётов? — трезво оценивая плоды своего творчества, переспрашивает девушка, идя бок о бок с мужем по по-вечернему оживлённой улице.       — Они не настолько плохи, чтобы звать их поделками, — высказывает своё мнение гибрид.       — Но не настолько хороши, чтобы участвовать в выставке, — фыркает в ответ девушка, улыбаясь на явную похвалу Ника. И серьёзно отвечает: — Да и к тому же мастер Вейнс явно не оценит. А мне нужны с ней хорошие отношения хотя бы до конца этого курса.       — Ты решила остановиться на «Искусстве»? — интересуется Никлаус дальнейшими планами любимой в отношении учёбы.       — Нет, я решила дотянуть уж эти два года оба направления, — прикусив губу, в задумчивости отвечает Иви. — Я не собираюсь так усердствовать, как в прошлом учебном году, но…       — Не можешь выбрать? — предполагает гибрид, примерзая взглядом к покрасневшей и опухшей от недавнего прикуса нижней губе жены.       — Не то чтобы, — протягивает Эвелин, объясняя свои мысли, — мне, безусловно, больше нравится скульптура. Но и «Бизнес» идёт неплохо, поэтому…       — Решила пока от него не отказываться, — понимающе заканчивает Клаус за замолчавшей девушкой.       Поймав в ответ на свои слова радостную улыбку, он притягивает любимую к себе, не в силах держать себя в руках. Поцелуй выходит томно-чувственным, и не будь они посреди оживлённой улицы, Никлаус на этом вряд ли бы смог остановиться.