Крысиный король

Ориджиналы
Джен
В процессе
R
Крысиный король
Кэт Шредингера
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
— Страх перед вампирами в основном связан с древними, сейчас их почти нет, а ксенофобия осталась. Среди современных вампиров, как и среди людей, есть преступники, но это совсем не значит, что ты должна стать плохой или что ты хуже обычных людей или волшебников. — Волшебники нас презирают, да? — спрашивает Магда. — Все хотят от меня избавиться…
Примечания
Челлендж: https://vk.com/wall-226375812_6269 Лимит от 300 до 500 слов. Название связано с тем, что в основной истории Ханс и Зигфрид пытаются уничтожить загадочную темномагическую сущность, которую называют «крысиный король» Авторский телеграм-канал: https://t.me/cat_shc В этом сеттинге нет полных совпадений с какой-либо реальной религией, и местное «посмертие» внутри мира актуально только для магических существ.
Поделиться
Содержание Вперед

О проблеме мигрантов

— Чего-чего он сделал? — не то чтобы Хансу так уж сильно интересно, чем занимается Зигфрид Вальц после отстранения. Хотя… ему интересно. Несмотря на то, что иногда Ханс говорит себе, что Вальц просто тупой, как и положено вервольфу, и нечего было доверять ему работу, требующую хоть минимальных интеллекта и дисциплинированности, он знает: это не совсем так. Будь Вальц действительно глуп, он бы не смог получить диплом журналиста, причем с довольно высоким баллом. Потом на импровизированном собеседовании говорил, что мечтал работать спецкором в горячих точках или писать на социальные темы. Социальные темы, ага… Как будто это нужно кому-то, кроме кремлевских провокаторов, сеющих смуту и истерию в обществе. Ханс в том возрасте, когда Вальц получал диплом, уже служил в армии, о чем мечтал с детства. В лучшей армии мира, не в том балагане, что представляет из себя нынешний Бундесвер. — Волонтерит в центре временного содержания для детей-мигрантов и покупает им игрушки за свои деньги? Делать больше нечего? Может, его все-таки того? На психиатрическую экспертизу? Ханс мрачно усмехается, представив, в какой «центр временного содержания» отправили бы детишек-мигрантов во времена его молодости. Да, конечно, это было перебором, но в нынешней толпе, сидящей на пособиях и разводящей криминал, нет ничего нормального. Ханс не любит слабость и глупость. Но Вальц не слабый, наоборот, с точки зрения Ханса, он очень сильно выделяется среди последних поколений немцев тем, что у него есть воля к борьбе, желание защищать свою землю и людей. Только у него все мозги промыты левацкой идеологией о защите всяких там меньшинств. Права геев, трансгендеров, цветных… Хотя какое же из этих цветных меньшинство, с таким подходом они скоро будут меньшинством в родимой Африке, потому что все свалят сюда. И как тогда напустившие их леваки будут защищать права женщин и трансгендеров?

***

— Вы серьезно хотите дать политическое убежище оборотню-людоеду?! — ярко-голубые глаза Вальца на секунду меняют цвет на золотисто-оранжевый. Так бывает, когда вервольф от ярости перестает контролировать, в каком обличии находится. Судя по возмущенному тону, сейчас оборотней-людоедов в Германии может стать на одного больше, и никакого политического убежища для этого не понадобится. — Вы отстранили меня от работы за то, что я помог насильно обращенной в вампира девочке-подростку избежать депортации, а теперь сами помогаете взрослому оборотню, который уже убивал людей?! Я считал вас жестоким, но честным человеком, а теперь вижу обычного лицемера! — А как же права меньшинств? — Ханс смеется. Это действительно смешно, ведь отец Вальца — тоже вервольф-людоед. Сверхчеловеческая сила, скорость, нюх как у собаки — все это результат того, что Зигмунд Вальц во время Второй мировой пожирал людей, забрав столько жизненной силы, что смог передать ее своему сыну. — На его родине его преследовали за политическую позицию и то, что он вервольф. Разве это не основание для убежища? — Я знаю, как выглядит оборотень, убивший много людей, — выплевывает Вальц. — Как он двигается, пахнет. Ваш протеже опасен. Разве Магда была кому-то опасна? Почему безобидная девочка заслуживает меньше сочувствия, чем взрослый мужик? — он мрачно усмехается. — А впрочем, это не сочувствие, верно? Тут другая причина.
Вперед