Фолиант

      Гермиона проснулась в чужой комнате, под большим мягким пледом, смутно помнив, как уснула. Голова трещала, а глаза были опухшими от слез, но тревога, которая терзала ее вчера, отступила, оставив после себя лишь тупую ноющую боль.        Она посмотрела на настенные часы — было уже почти полдень. За закрытой дверью доносились знакомые голоса.       Грейнджер медленно села, стягивая с себя теплый плед. Бархатная ткань скользила по ее коже, напоминая о том, как бережно Драко укрывал ее ночью. Слабая улыбка тронула ее губы при этой мысли, но тут же исчезла, когда ее взгляд упал на ее скомканную, брошенную на пол футболку. В голове снова всплыли ужасные фотографии. Невольный озноб пробежал по спине.       Босыми ногами она ступила на прохладный паркет, ощущая, как его гладкость прогоняет остатки сна. Его запах, смешанный с ароматом свежевыстиранного белья, витал в воздухе, Гермиона почувствовала привычное успокоение, знакомое тепло. Мысль задержаться подольше, наслаждаясь гладкостью шелковых простыней, и тем теплом, которое они сохранились, промелькнула в ее голове, но события прошлого дня не дали ей позволить себе эту роскошь. Сегодня было нужно было сосредоточиться.       Взгляд скользнул по книжным полкам, заставленным томами, которые она никогда не видела, и остановился на столе, где стояла фотография — Драко, смеющийся, молодой и беззаботный рядом со статной Нарциссой. Она никогда не видела его таким. Его взгляд, открытый и искренний, вызывал что-то теплое в груди.       Она подошла к зеркалу, взглянув на свое отражение. Опухшие от слез глаза, растрепанные волосы, бледное лицо. Она выглядела изможденной и потерянной.       Выйдя из комнаты, она направилась на звук голосов, доносящийся из кухни, где за столом сидели Драко и Гарри. Разговор оборвался на полуслове, и оба мужчины повернулись к ней, словно по команде. Драко, сдвинув брови, окинул ее взглядом с головы до ног, убеждаясь, что с ней все в порядке, а Гарри просто смотрел на нее с явным беспокойством.       Гермиона бросила на них быстрый, изучающий взгляд. Драко сидел, как всегда, с идеально прямой спиной, словно выточенный из мрамора, сейчас его лицо было напряженным, а в глазах читалась открытая ярость, которая только ждала повода вырваться. Гарри же, напротив, казался взволнованным и растерянным, его обычно спокойные глаза выдавали его.       Малфой слегка повернулся к ней, кивнув, его движения были сдержанными и изящными, но в его глазах промелькнула тень беспокойства, которую он моментально скрыл. Гарри выглядел растерянным, но смотрел на неё с явным облегчением.       — Доброе утро.       — Гермиона, как ты себя чувствуешь? — Гарри подался вперед, его зеленые глаза были полны сочувствия. Он так смотрел на нее, словно она была хрупкой вазой, которую легко разбить, и это было одновременно приятно и немного раздражающе.       — Все в порядке, — коротко ответила она, пристально глядя на Драко.       Гриффиндорка села за стол, напротив них, чувствуя себя несколько неловко под их пристальными взглядами.       — Что происходит?       Драко перевел взгляд с ее лица на стол, и его челюсть напряглась. Он взял одну из фотографий, лежащих перед ним, и положил ее на стол, так что она оказалась прямо перед Гермионой.       — Мы пытались понять, кто мог это прислать, — в голосе чувствовалась сдерживаемая ярость. — И почему.       Гермиона посмотрела на фотографию. Ей снова стало трудно дышать, и холод сковал ее конечности, но на этот раз она не позволила себе паниковать.       — Это сентябрьское фото, с того дня, когда меня ранили. Непонятно, почему они так долго ждали. Там не было записки?       — Нет, только снимки. Это колдо? Почему фото не двигаются?       Вчера она не смогла детально рассмотреть фото, полагая, что если она не двигается, то это означает, что… Но сейчас она отчетливо видела, что это простые магловские фотографии.       — Да, это просто фото, я проверил, на них нет никакого магического отпечатка. Расскажи все, что ты помнишь, — Гарри сжимал в руках ручку, и она только сейчас заметила, что он был одет в аврорскую форму.       Рассказ занял не больше пары минут, потому что нечего было рассказывать, а говорить о том, как она дрожала в руках Драко она не хотела. Эти моменты были слишком личными, слишком интимными, чтобы делиться ими с кем-либо, даже с Гарри.       — Мне придется объединить ваши дела, они явно связаны, — отчеканил Поттер, более твердым голосом.       Он поразительно менялся, когда был сосредоточен на работе. Добрый и сочувствующий Гарри превращался в мужественного аврора.       Темно-серая форма аврора с вышитыми серебряными знаками Министерства Магии, идеально сидела на натренированном теле, которое раньше скрывалось под более свободной одеждой. Закатанные рукава рубашки открывают предплечья, раньше искусно скрытые под тканью. Даже его обычно мягкие черты лица стали более резкими: острая челюсть и скулы были заметнее, выражая сосредоточенность и внимательность. Зеленые глаза, обычно полные доброты, сейчас блестели холодным огнем, излучая твердость и непреклонность. Он нажимал на кнопку ручки так сильно, что костяшки пальцев побелели, демонстрируя напряжение, скрытое за постоянным спокойствием.       — Хорошо, — он явно не нуждался в её мнении, но она чувствовала необходимость что-то сказать.       Гермиона понимала, что он делает все, что в его силах, чтобы защитить ее, и раскрыть дело, но она так же знала, что он принимает такие вещи близко к сердцу.       — Когда ты планируешь открытие? — он отложил ручку, расслабляя плечи, и его глаза снова загорелись теплом и заботой.       — Сегодня пятница, в субботу выйдет небольшая статья в «Пророке», в понедельник начнем работать, — ответила Гермиона, стараясь вернуть прежнее спокойствие, и в ее голосе появился проблеск энтузиазма.       — Я приставлю двух авроров для дежурства, — объявил Гарри, и в его голосе снова прозвучала твердость, не оставляющая места для возражений. — Я знаю, что ты скажешь, но это не обсуждается, — он выделил эту фразу, и она поняла, что спорить с ним сейчас бесполезно.       — Хорошо, спасибо.       Она понимала, что он делает это из лучших побуждений, что Гарри беспокоится о ее безопасности, но ей не нравилась мысль, что за ней будут присматривать, как за маленьким ребенком. Тем не менее, она чувствовала благодарность за его заботу, и поэтому не стала спорить. Гермиона просто приняла это как данность, зная, что в данный момент это, возможно, необходимо.       — Грейнджер, — Малфой, молчавший до этого, наконец привлек к себе ее внимание. Его голос, низкий и бархатистый, был наполнен каким-то напряжением, которое, казалось, чувствовала только она, — нам с Поттером надо поговорить, ты можешь оставить нас?       — Гарри, заходи как будет время.       Она поднялась со стула, ее движения были немного резкими, как будто она пытается сбежать от этого напряжения. Гермиона быстро поцеловала лучшего друга в щеку, прежде чем скрыться в ванной, оставив их наедине.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Он постучал в деревянную дверь, прежде чем зайти в небольшую спальню. Комната Грейнджер была уютной, ничего общего с его спальней из Мэнора или Таунхауса, с их высокими потолками и строгой мебелью.       Эта комната дышала теплом и уютом, словно мягкое одеяло, обволакивающее после долгого дня. Кровать была застелена мягким покрывалом цвета слоновой кости, а на прикроватной тумбочке стояла лампа с абажуром из ткани, создавая теплую и расслабляющую атмосферу.        Грейнджер в комнате не было, скорее всего она все еще расслаблялась в ванной, наполненной ароматом яблок, который пропитал каждый сантиметр квартиры. Он представил ее в воде, с волосами, собранными в небрежный пучок, с блаженной улыбкой на лице. Мысль об этом вызвала легкую ухмылку, и тепло в паху.       Она меняла его. Он чувствовал это каждой клеточкой своего тела.       Ради неё хотелось стать лучше, быть тем, кто защитит её. Рядом с ней было тяжело быть безразличными и надменным. Он хотел быть достойным ее, быть тем, на кого она может положиться, тем, кто сможет подарить ей спокойствие и безопасность. Драко видел это в её глазах. В этих блядских бездонных глазах, когда она смотрела на него. Он был готов меняться ради нее, готов стать тем, кого она видела в радужках шоколадных глаз, тем мужчиной, которого она, по какой-то непостижимой причине, смогла разглядеть в нем.       Он чувствовал как хрупкое тело переставало дрожать в его объятиях, как она расслаблялась, находя в нем защиту и утешение.       Грейнджер испугалась за него? Это осознание обрушилось ночью на него тонной мыслей, заставляя его сердце пропустить пару ударов, а потом бешено заколотилось, отчаянно пытаясь догнать ускользающий ритм.       Драко столько раз её отталкивал, раз за разом делая все, чтобы она ненавидела его. И теперь, когда Драко видел, как она смотрела на него с этой неподдельной нежностью и заботой, он чувствовал, как его вина и стыд жгучим пламенем поднимаются в горле, как собственный яд разъедает его изнутри. Она была права, как всегда, он мудак. Эта мысль была такой болезненной, что он невольно сжал кулаки, стараясь унять это нахлынувшее чувство вины. Он не мог поверить, что все эти годы, наполненные ненавистью и презрением, в итоге привели к этому моменту.       Может, пора прекратить убегать от своих чувств?

Она нравилась ему.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Она вошла в комнату, обмакивая мокрые волосы полотенцем, стараясь не обращать внимания на глупую улыбку, которая так и срывалась с её губ. Гермиона чувствовала себя немного неловко, наслаждаясь этим мимолетным покоем, когда знала, что напряжение последних часов все еще витает в воздухе.       Горячая ванная с пеной помогла немного расслабиться, но обретенное спокойствие развеялось как дым, когда она увидела, что Малфой разлегся на её кровати. Белая футболка, которую он носил, удачно открывала накаченные бицепсы и острые ключицы, которые так и просили, чтобы их коснулись. Она поспешно отвела взгляд, чувствуя, как кровь приливает к щекам, она надеялась, что это можно было списать на румянец после горячей воды.       Белое махровое полотенце, завязанное на груди, казалось, было единственным, что прикрывало её от стального взгляда, она инстинктивно приложила руки к груди, не давая ему сползти ни на сантиметр. Блондин приподнялся на локте, медленно скользя глазами по ней.       — Что ты здесь забыл?       Она сделала вид, что его присутствие ее ни капли не смущает, но на самом деле она хотела убежала из комнаты и спрятаться где-нибудь подальше от этого несносного блондина. Годрик, как ему шла простая футболка и домашние спортивные штаны. Эта небрежная простота, которая так отличалась от его обычного образа, была такой соблазнительной, что у нее перехватило дыхание.       — Я поговорил с Поттером, — спокойно произнес он, и в его голосе не было ни капли того высокомерия, к которому она привыкла.       — И?       — Мы пришли к выводу, что ты не будешь выходить из дома без сопровождения, — его голос был ровным, почти мягким, но в его глазах она увидела стальную решимость.       — Исключено, — отрезала она, чувствуя, как вспыхивает гнев внутри неё, — я могу самостоятельно позаботиться о себе.       — Это не обсуждается.       — Это еще как обсуждается, — огрызнулась она, сжимая полотенце в руках так, что костяшки пальцев побелели. Влажные локоны рассыпались по лопаткам, и она перебросила их на одно плечо. — Не было ничего угрожающего моему здоровью, тем более у меня планы на эти выходные.       — Ты можешь встретиться с Пэнс здесь или у Поттера.       — Да, но у меня есть и другие планы.       — Просвети, Грейнджер, какие такие планы? — его взгляд стал прищуренным, как у хищника.       — Тео, — сказала она, с вызовом глядя прямо в глаза, и наслаждаясь тем, как его лицо на мгновение изменилось.       — И зачем тебе видеться с Ноттом? — его голос стал резким и напряженным.       — Он предложил мне встречаться, — проговорила она это нарочито небрежно, наслаждаясь тем, как его брови нахмурились. Она не знала, зачем говорит ему это, но не могла врать.       — Ты можешь послать ему сову с отказом.       — Нет.       — Нет?       — Я соглашусь, — выдохнула она, ощущая, как от этих слов у нее перехватывает дыхание, но уже не может отступить.       В повисшей тишине, она слышала как бьется её сердце, как колокол, отбивающий яростный ритм. Она наблюдала за Малфоем, ожидая его реакции, и видела, как в ртутных глазах на секунду мелькнула какая-то странная смесь — ярость, недоумение и… что-то еще, что она не могла определить. Его губы сжались в тонкую линию, и на мгновение он замер, обдумывая ее слова.       — Ты… что? — наконец выдавил он, его голос был низким и опасным, словно раскаты грома на горизонте, предвещающие бурю.       — Я сказала, что соглашусь, — повторила Гермиона, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя внутри у нее все трепетало от адреналина и странного, необъяснимого возбуждения. Предательница. — Тео предложил мне встречаться, и я соглашусь.       Она видела, как длинные пальцы сжались на покрывале, как перекатывались мышцы на руках и вздулась соблазнительная венка на шее. Малфой был похож на хищника, готового напасть в любую секунду, это одновременно пугало и завораживало ее. Она наблюдала за ним, затаив дыхание, наслаждаясь его явной борьбой с собой.       Медленно, с присущей ему грацией он подошел к ней почти вплотную, захватывая в плен локон, упавший на лицо. Драко лениво обвил кудряшку вокруг пальца, его взгляд был прикован к девичьему лицу. В его глазах разрасталась буря из эмоций, это было так на него не похоже. Он всегда закрывался перед ней, Гермиона вечно натыкалась на ледяную стену в зрачках. Она чувствовала, как дыхание перехватывает от близости и тепла его тела, от той невысказанной угрозы, которая витала в воздухе.       Она ненавидела свое тело за то, как оно её предает. Никакое решение «двигаться вперед» принятое мозгом не было принято во внимание подрагивающими пальцами и учащенным сердцебиением. Ее разум кричал о сопротивлении, о логике, о здравом смысле, но тело реагировало на его присутствие полной капитуляцией.       — Ты. Его. Не. Любишь, — процедил он, в голосе сквозила открытая ярость.       — Это тебя не касается.       — Ты уверена? — шепот коснулся уха.       Расширенные зрачки скользнули с лица на губы, задерживаясь на мгновение, и её коленки подкосились. Он отпустил локон, слегка коснувшись изящными пальцами ее щеки, проводя легкую черту вниз по подбородку. Это прикосновение заставило ее забыть о здравом смысле, о планете… о всем, кроме этого ощущения — тепла, опасности и неизбежного.       Она молчала, желая заставить его задуматься обо всем, что он хочет. Ей нравилось это напряжение, эта игра, которая разворачивалась между ними, в которой она была не только жертвой, но и охотником. Она не собиралась отвечать на его вопросы, не собиралась раскрывать свои истинные чувства, которые клубились внутри нее, как темная, непонятная магия.       Драко склонился над ней, горячее дыхание опалило ее кожу. Серые глаза прожигали её дотла, она чувствовала себя совершенно обнаженной под пристальным взглядом.       — Ты совершаешь ошибку, — прошептал он, его губы были всего в миллиметре от нее.       И перед тем, как она успела хоть что-то ответить, он наклонился и поцеловал ее. Он целовал её одержимо, не давая ей ни малейшего шанса на сопротивление.       Его губы накрыли ее требовательно, жадно, как будто он умирал от жажды и вот, наконец, нашел источник. Это был не нежный и ласковый поцелуй, а взрыв, ураган, который сметал все ее мысли, все ее планы, о взывал лишь к одному — острое, жгучее желание.       Она должна была сопротивляться, оттолкнуть его, но его руки крепко ухватили ее за талию, не позволяя вырваться, а поцелуй стал все глубже, заставляя ее забыть обо всем на свете. Мягкие губы двигались по ее податливым губам с такой настойчивостью, что у нее закружилась голова. Она чувствовала вкус его губ, самых горячих и терпких, и этот вкус был настолько пьянящим, что она, сама того не желая, ответила на поцелуй с невероятной жадностью. Она чувствовала его горячее дыхание своей кожей, слышала прерывистое дыхание, и это лишь подстегивало ее собственное желание. Гриффиндорка знала, что это неправильно, что это ошибка, но в этот момент ей было все равно. Она просто хотела чувствовать его, хотела, чтобы он был рядом, хотела этого безумия.       Нежные ладони скользнули по широким плечам, цепляясь за ткань футболки, впиваясь в нее пальцами. Язык мазнул по его распаленным губам, что заставило парня углубиться. Это был взрыв, пожар, который сжигал их, отключая разум. Он целовал ее, будто это был последний шанс в его жизни, его руки скользили по лопаткам, прижимая ее к себе. Её тело плавилось, теряя свою твердость и превращаясь в податливое тесто в сильных руках. Стон, непроизвольный и жаркий, сорвался с её губ, распаляя Драко еще больше.       Поцелуй становился все более страстным, все более неудержимым, она чувствовала как полотенце скользит вниз. Махровая ткань задержалась на бедрах всего на секунду, давая им последний шанс, пока оно не упало на пол, оставив ее совершенно беззащитной перед его пристальным взглядом и необузданным желанием, и вот уже его руки касаются ее голой кожи, обжигая.       Гермиона отстранилась, задыхаясь, ее зрачки были расширены, а губы распухли от поцелуев. Она смотрела на него, впитывая каждую черточку в последний раз, запечатлевая его в своей памяти. В штормовых глазах бурлила такая ​​же страсть и жажда, которая разрасталась в ней.       Малфой медленно опустил руки, его пальцы едва коснулись ее кожи, вызывая табун мурашек, она ощущала, как ее тело дрожит от напряжения и возбуждения. Гермиона видела, как его глаза задержались на ее обнаженных плечах, на ключицах, а затем медленно скользнули ниже, по ее груди, отчего ее щеки залились краской, а сердце забилось со скоростью крыльев колибри.       — Прости, — прошептала она, голос был осипшим и прерывистым, ей все еще ужасно не хватало кислорода в организме, — тебе стоит уйти.       Это были не те слова, которые она хотела сказать, но так было нужно. Это был крик ее разума, отчаянная попытка вернуть контроль над телом и чувствами.       Часть ее хотела, чтобы он снова поцеловал ее, коснулся и не отпускал, но другая часть кричала о том, что это неправильно, что это ошибка, что она не может этого допустить.       Он сделал шаг назад, разрывая их близость, и она почувствовала, как ее тело мгновенно пронзает ледяной холод. Он отвернулся, взглянув на окно, Гермиона видела, как напряглись его плечи, он выстраивал стены.       Их безумие было лишь мимолетным порывом, и теперь они будут жить с последствиями этого. В ее глазах стояли слезы, но она молчала, зная, что сейчас она должна просто двигаться дальше. Она подняла с пола полотенце, накинула его на себя, пока он не сказав ни слова, вышел из комнаты, оставив её со своими чувствами, болью и страхом. Она тупо уставилась на дверь, ожидая, что он вернется, что все это было лишь сном, но он не вернулся.       Она медленно сползла на пол, отчаянно прижимая к себе полотенце, пытаясь согреться, но холод проник не только в ее тело…       Возможно, она любила его больше, чем хотела признать.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      — Херово выглядишь, — Паркинсон по-хозяйски ступила из камина.       — Спасибо, — пробормотала Гермиона, не поднимая глаз от книги, которую она якобы читала. На самом деле, буквы перед ее глазами плясали, а мысли были где-то далеко, — что ты здесь делаешь?       — Очевидно пришла развеяться с подругой, — ответила Пэнси с нарочитой небрежностью, обводя взглядом гостиную.       — Мы не подруги.       — Как скажешь, — пожала плечами Паркинсон, игнорируя ее замечание, — я принесла вина.       Гермиона выдохнула, откладывая книгу на журнальный столик перед диваном. Слова на страницах все равно не хотели складываться в осмысленную картину.       — Мы можем позвать Луну?       — Это твой дом, — ответила Пэнси, иронично приподняв бровь.       — Да? Я думала это проходной двор из слизеринцев, — проворчала Гермиона, не удержавшись от сарказма.       — Валяй, Гарри придет после смены, — сообщила Пэнси, уже откупоривая бутылку вина.       — О, тогда я позову Тео.       Паркинсон замерла на месте.       — Нотт? Нет, Грейнджер, это хуевая идея, — процедила она сквозь зубы, ее обычно непринужденный тон сменился на напряженный.       — Да что у вас случилось? — Гермиона нахмурилась.       — Неважно.       — Ну раз уж мы подруги, то ты расскажешь мне, — заявила Гермиона, скрестив руки на груди и глядя на Пэнси с нескрываемой иронией.       — Так уж и быть, — Пэнси усмехнулась, но в её глазах не было веселья, — мы не подруги.       — Паркинсон, ты такая сука.       — Спасибо, Грейнджер, но мой тебе совет, не общайся с Ноттом. Просто… не общайся. Пожалуйста.       — Почему? — повторила вопрос Гермиона. — Что он такого сделал?       Пэнси покачала головой, отводя взгляд. Она разлила вино по бокалам, протягивая один Гермионе. Ее движения были резкими, почти нервными.       — Ты всегда можешь спросить у него или Малфоя, это не касается меня, так что я не тот человек, который должен рассказывать тебе об этом.       — Малфоя? — переспросила Гермиона, ее брови взлетели вверх.       — Да, Малфоя, — подтвердила Пэнси, делая глоток вина, словно пытаясь уйти от разговора.       — Как бы это сказать… мы с Малфоем сейчас… не в лучших отношениях, — сказала она с какой-то обреченностью.       — Оу, что уже успела натворить эта белобрысая задница?       — Неважно, давай я лучше отправлю Луне патронус, — гриффиндорка отмахнулась от вопроса, явно желая сменить тему и поскорее. Она поставила бокал на стол, отправляя сообщение подруге.       На удивление Лавгуд пришла через считанные минуты, выходя из камина с легкой улыбкой, озаряющей все ее лицо. Её длинные светлые волосы были заплетены в небрежную косу, а на мочках болтались сережки в виде крошечных серебряных птичек, которые, позвякивали при движении.       — Какой приятный сюрприз, — промурлыкала Луна, ее голос был мелодичным, словно звон колокольчиков. — Я как раз собиралась почитать про дремо-кроликов, но мне приятно, что меня позвали на девичник.       — Дремо-кролики? Это еще кто? — Паркинсон хоть и не бросалась оскорблениями, но тон был язвительным, выдавая ее скепсис.       Луна взглянула на Пэнси своими большими, светлыми глазами, словно первый раз увидела её. Её улыбка не дрогнула, а голос остался таким же мягким и спокойным.       — Это кролики, которые живут в сновидениях, — объяснила она, словно это была самая обычная вещь на свете. — Говорят, они питаются снами других существ, и иногда их можно увидеть в отражениях зеркал, если смотреть на них в определенное время суток.       Гермиона, которая уже давно привыкла к странностям Луны, тихо усмехнулась, в то время как Пэнси бросила на нее недоверчивый взгляд.       — Звучит бредово, — проворчала она, закатывая глаза.       — А мне нравится твоя аура, — неожиданно заявила Луна, игнорируя скептицизм Пэнси, — она такая зеленая, как у Гарри.       — Я слизеринка, очевидно, — фыркнула Пэнси.       — Не такой зеленый. Зеленый как трава в июле, — Луна покачала головой, задумчиво рассматривая собеседницу. — Яркий, сочный как после дождя, когда выходит солнце.       — А у тебя какого цвета?       — О, я не могу видеть свою, — ответила Луна с легкой грустью в голосе, но ее улыбка никуда не делась.       Гермиона задумчиво посмотрела на Луну. Её слова, как обычно, были немного странными, но в них всегда был какой-то смысл, ускользающий от повседневного понимания. Она часто думала, что Луна смотрит на мир под другим углом, и именно поэтому видит то, что другие не замечают.       Паркинсон, казалось, тоже задумалась. Она не стала ничего высмеивать, а вместо этого нахмурила брови, словно пытаясь понять логику Луны.       Дальше разговор потек легко и непринужденно. Пэнси, под влиянием вина и неожиданной задумчивости после слов Луны, уже не казалась такой колючей и настороженной. Гермиона, в свою очередь, оставила попытки вытянуть из неё правду о Нотте и Малфое, решив довериться интуиции и терпеливо ждать подходящего момента.       Луна, как всегда, щедро делилась своими мыслями о самых невероятных вещах, то рассуждая о лунных драконах, то рассказывая о новом виде черничных гномов, которых она обнаружила в окрестностях Хогвартса. Ее истории были настолько абсурдными и в то же время очаровательными, что даже Паркинсон, кажется, начала понемногу оттаивать, нет-нет, да и вставляя в беседу свои едкие, но уже не такие злые замечания.       Смех и непринужденная болтовня витали на воздухе, создают уютную и теплую атмосферу в гостиной. К тому времени, когда девушки допивали вторую бутылку эльфийского вина, из камина вышли Гарри с Блейзом. Гарри выглядел немного растерянным, а Забини, как всегда, сохранял невозмутимое выражение лица.       — Дамы, — Блейз поочередно поцеловал девушек в руку, его губы едва коснулись их кожи, — какой повод? — с легкой усмешкой он обвел взглядом пустые бутылки на столе, приподняв бровь.       — Пупсик, для хорошего вечера не нужен повод, — с лукавой улыбкой ответила Паркинсон, ее щеки слегка порозовели от вина.       — Я так и знал, что вы не ели. Мы зашли за китайской едой на вынос, — Гарри поставил шуршащий пакет на журнальный столик перед ними, доставая контейнеры с едой.       — Спасибо, любимый, — промурлыкала Пэнси, и, прежде чем кто-либо успел что-либо сказать, она прижалась к Гарри, одаривая его жарким поцелуем, от чего Гермиона невольно повернула и отвела взгляд, притворяясь, что очень заинтересована содержимым контейнеров с лапшой.       Гарри не был удивлен такому порыву и нежно прижал девушку к себе, одной рукой обнимая за талию, а другой слегка зарываясь в короткие волосы. Он выглядел совершенно расслабленным и довольным.       — Ну что, — сказал Гарри, отстраняясь от Пэнси, но не отпуская ее из объятий, — кто что будет? Тут есть и кисло-сладкая свинина, и лапша с овощами, и курица в кунжуте…       — Я за лапшу, — быстро проговорила Гермиона, стараясь не смотреть на Гарри и Пэнси, и поспешно заполнила свою тарелку.       — Я, пожалуй, курицу, — ответил Блейз, беря контейнер. — Ну что, Паркинсон, будешь делиться с любимым? — Он подмигнул, и на лице Пэнси появилась лукавая улыбка.       — Может быть, — промурлыкала она, придвигаясь ближе к парню. — Если он будет хорошо себя вести.       — А где этот придурок? — он смотрел на Гермиону в ожидании ответа.       — Почему ты спрашиваешь у меня? — Гермиона холодно посмотрела на Забини, откладывая палочки. — Он редко здесь до наступления комендантского часа, так что тебе виднее, где он. Я не слежу за каждым его шагом.       — Да ну тебя, Грейнджер, — закатил глаза Блейз, не отрываясь от своей курицы. — Просто вопрос. Он должен был прийти еще полчаса назад.       Гермиона панически посмотрела на Гарри, но в зеленых глазах не было тени волнения, скорее всего он был уверен, что Малфой в порядке. Спокойствие, граничащее с безразличием, ещё больше усилило её тревогу. Гриффиндорка сглотнула, стараясь затушить нарастающую панику, она чувствовала, как у нее потеют ладони.       — Здесь же работает электричество? — с этими словами Забини достал телефон, проверяя связь.       — Да, — она смотрела удивленными глазами на мулата.       — Эти письма намного удобнее сов, — он быстро пробежался пальцами по буквам, отправляя сообщение.       — СМС, — поправила его Гермиона, не отрывая взгляда от телефона в его руках.       — Что? — он вскинул бровь, не сразу понимая о чем она. — Точно, вот как это называется. Малфой с Нарциссой, сказал не ждать его, — сказал он возвращая телефон в карман.       Эта новость, как ни странно, подействовала на нее успокаивающе. Гермиона внутренне расслабилась. У нее абсолютно не было физических и моральных сил видеть сегодня Малфоя.       — Откуда у тебя сотовый? Что еще важнее, откуда он у Малфоя? — Гарри был так же удивлен, как и Гермиона.       Гермиона никак не могла приучить пользоваться друга телефоном. Несмотря на то, что он жил с маглами, ему было привычнее пользоваться патронусом.       — Ой, да ладно, — отмахнулся Блейз, — это же удобная штука, совы — прошлый век.       — Вау, так здорово, Гарри никак не привыкнет носить его с собой, до него не дозвониться.       — Запиши мой номер, красотка, — ухмыльнулся Блейз, протягивая Грейнджер свой телефон.       — Ты неисправим, — съязвила Гермиона, но все же отправила с его номера пару гудков, чтобы записать номер.       Вечер протекал действительно замечательно. И Гермиона заметила, что Забини не флиртовал в своей фирменной манере с Луной, хоть и был по-настоящему заинтересован. Она в очередной раз отметила про себя, что это был просто способ его общения, эта нарочито-нахальная манера, которая не распространялась на тех, кто ему нравился по-настоящему.       С Луной он был подчеркнуто вежлив и даже немного скромен, задавал вопросы о ее увлечениях, внимательно слушал ответы, слегка склонив голову. Это было совсем не похоже на того Блейза, которого она привыкла видеть за последнее время, постоянно острившего и подкалывавшего всех вокруг. Этот контраст был настолько очевиден, что Гермиона не могла не улыбнуться. Кажется, даже такой циничный ловелас, как Блейз, мог смущаться перед искренностью Лавгуд.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Гермиона уже опаздывала, когда, наконец, переступила порог любимого магловского кафе. Сердце бешено колотилось от волнения и раздражения. Сегодняшний день был специально создан, чтобы испортить ей настроение и свести на нет все старания выглядеть безупречно на встрече с Тео. Она потратила немало времени на то, чтобы подобрать образ, который, как она надеялась, придется ему по вкусу.       Выбор пал на темно-синее платье-футляр, идеально облегающее талию и подчеркивающее плавные линии фигуры с изящным вырезом, обнажающим ключицы. Тонкое, струящееся полотно платья казалось почти невесомым, подчеркивая изящество её движений. Длинные, серебряные серьги-цепочки, с едва заметным мерцанием, деликатно покачивались при каждом ее движении, добавляя образу легкой непринужденности, в то время как элегантные туфли на невысоком каблуке позволяли чувствовать себя увереннее. Волосы Гермиона собрала в аккуратный пучок на затылке, оставив несколько непослушных прядей обрамлять лицо, что, по ее мнению, подчеркивало изгиб ее шеи, который, как ей казалось, всегда привлекал внимание. Все выглядело просто, но с тем самым неуловимым шармом.       Но утро, как назло, решило нарушить ее планы. Во-первых, проснулась она на полчаса позже будильника, который, кажется, решил взять отпуск от своих прямых обязанностей. В спешке, пытаясь не опоздать, она пролила на свою любимую кремовую блузку, которую планировала надеть сегодня, горячий кофе, который, по иронии судьбы, все еще упрямо готовила для Малфоя. Сейчас же ткань превратилась в мокрое пятно невыразительного цвета. Пришлось выбирать платье, что, само собой, отняло драгоценное время. А затем начался квест по поиску палочки, с помощью которой она обычно закрепляла волосы. Она перерыла всю комнату, заглянула под все подушки и прошарила кухню. Палочка, словно насмехаясь над ней, нашлась только через двадцать минут в ванной.       Она торопливо оглядела зал, затянутый легкой дымкой кофейного пара и шепотом тихих разговоров, в котором растворялись ароматы свежеиспеченных булочек и терпкого кофе. Её взгляд искал знакомую фигуру среди столиков, и, наконец, она заметила его. Теодор сидел за столиком у окна, его спина была прямая, как всегда, а голова слегка наклонена над блокнотом. Тусклый свет, пробивающийся сквозь большие окна, играл в его тёмных волосах, оставляя на коже отблески. На мгновение Гермиона замерла, наблюдая за ним, и в её сердце разлилось тепло. Он выглядел, как всегда, спокойным и сосредоточенным, окутанным аурой тихой задумчивости, и, казалось, вовсе не замечал её опоздания.       Гермиона осторожно присела напротив на мягкий, обитый бархатом диванчик, придвинув к себе поближе небольшую подушку. Она старалась делать это как можно тише, чтобы не отвлекать его от его мыслей. Легкая ткань ее платья задралась, когда она устраивалась поудобнее, но он, казалось, ничего не заметил. Наконец, она мягко улыбнулась, стараясь скрыть под этой улыбкой весь хаос своего утреннего забега и смущение от опоздания. Её губы сложились в легкую, лучезарную улыбку.       — Прости, что опоздала. Утро сегодня выдалось… несколько сумбурным.       Теодор поднял голову, и его карие глаза, в которых обычно царила какая-то задумчивая отстраненность, вдруг заискрились теплом, словно в них зажгли крошечные огоньки. Его губы тронула едва заметная, но искренняя улыбка. Он закрыл блокнот, откладывая его в сторону и, наконец, полностью сосредоточил свое внимание на ней.       — Привет, я рад, что ты пришла. Ты выглядишь прекрасно, — он произнес это так, словно её приход был самым важным событием этого утра, и в его словах не было ни намека на раздражение из-за её опоздания, а только искренняя радость от её присутствия.

      — Я тоже рада, большое спасибо, — ответила Гермиона, и в ее голосе прозвучало облегчение. — Правда, мне ужасно неудобно, что заставила тебя ждать.       — Глупости.       Теодор жестом подозвал к себе официанта.       — Нам, пожалуйста, капучино, чай с бергамотом, и что-нибудь сладкое, — вежливо попросил он, а потом посмотрел на Гермиону. — Может, шоколадный торт? Ты обычно его заказываешь.       Гермиона удивилась тому, как внимателен к ней Теодор. Она не помнила, чтобы когда-либо говорила ему о своем пристрастии к шоколаду. Он наблюдал за ней, запоминал, и это было… приятно, волнующе и немного неожиданно. Ей нравилось это ненавязчивое внимание.       — Звучит идеально, — ответила Гермиона с улыбкой, чувствуя, как ее настроение становится все лучше с каждой минутой. — Спасибо.       Официант удалился, оставляя их наедине. Теодор облокотился на спинку диванчика, его взгляд теперь полностью принадлежал Гермионе.       — Я соскучился.       Сердце Гермионы пропустило удар. Она почувствовала, как тепло разливается по её щекам, и, чтобы скрыть волнение, опустила взгляд на свои руки, лежащие на столе. Она не ожидала этих слов, и они прозвучали, как тихий гром среди ясного неба, разбудив в ней целую бурю эмоций. Ей хотелось ответить ему тем же, но слова застряли в горле. Она лишь мягко улыбнулась.       — Не хочу давить, — его карие глаза внимательно следили за ее реакцией, — ты подумала над моим вопросом? Ты согласишься стать моей девушкой?       — Да, я подумала, — она замялась. — Но есть кое-что, что мне стоит спросить, прежде чем дать ответ.       — Да, конечно, — его взгляд стал более серьёзным, но таким же стойким и внимательным. Он, казалось, был готов выслушать ее, какой бы вопрос она ни задала.       — Что произошло между тобой и Малфоем? — ее голос дрогнул, но она не отступила. — Почему слизеринцы так на тебя реагируют? — он не ожидал этого вопроса.       Мимолетная тень пробежала по его лицу, прежде чем он снова взял себя в руки, и глаза утратили свое тепло, наполняясь болью.       — Гермиона… — он выдохнул, и его голос прозвучал тихо и напряжённо. — Это не то, что помешает нашим отношениям, нам не обязательно это обсуждать.       — Но это важно для меня, — твёрдо ответила Гермиона, её взгляд был полон решимости. Она не хотела заставить его переживать болезненные воспоминания, но ей нужна была правда, чтобы двигаться дальше. — За последнее время я сблизилась с Пэнси и Блейзом, если я хочу быть с тобой, я должна знать, что происходит, — она не стала говорить о том, как она сблизилась с Малфоем. Примерно до соприкосновения ресниц и распухших губ…       — Хорошо… Хорошо, как скажешь. Только обещай, что ты выслушаешь до конца, чтобы я не говорил.       — Конечно.       — Так, ладно, — он настраивался на рассказ, сжимая и разжимая ладонь.       — Не торопись, я выслушаю, — она положила свою ладонь на его напряженную руку, успокаивающе сжимая ее. Незаметно взмахнув палочкой под столом, накладывая заглушающее.       — Не секрет, что наши отцы поддерживали Лорда, — начал он, его голос стал тише и более напряженным. — Когда он возродился, можно сказать, что мы потеряли свои семьи, все изменилось в одночасье, жизнь превратилась в мрачный калейдоскоп страха, слабости и безысходности. Пышные приемы, которые так любили устраивать наши семьи, сменились собраниями Пожирателей Смерти. Вместо изысканных нарядов на мне была черная мантия с капюшоном, закрывающая лицо, когда я был вынужден присутствовать на этих собраниях. Мой дом, как и дома друзей, перестал быть оплотом уюта и безопасности, превратившись в змеиное логово.       Мой отец, Корнелиус Нотт, всегда был человеком с холодным сердцем и жёстким характером, но после возвращения Лорда он стал ещё более жестоким и непредсказуемым. Он был одержим в своем стремлении показать преданность Темному Лорду, и я стал жертвой его неумолимого рвения. Впрочем, в остальных чистокровных семьях была похожая картина. Он считал, что мы, как наследники великих домов, должны быть такими же, как и наши родители, разделять его убеждения и беспрекословно подчиняться.       Корнелиус презирал меня за нежелание присоединиться к нему, постоянно унижал, принижал, называя трусом и слабаком. Он критиковал каждое мое действие, каждую мысль, пытаясь сломить и превратить в свою послушную марионетку.       Он заставлял меня присутствовать на собраниях Пожирателей, наблюдая за тем, как меня в ужасе передергивает от услышанного. Он заставлял изучать меня темные искусства, надеясь, что это сделает из меня достойного наследника. Отец запирал меня в подземельях из-за неповиновения, где кроме крыс, темноты и отчаяния ничего не было. Корнелиус лишал меня сна, еды и даже одежды. Он постоянно говорил мне, что я ничтожество без своей фамилии. Он сравнивал меня с другими, в том числе и с Малфоем, который по его словам достойно представлял свою семью. Я жил в постоянном страхе, боясь каждого звука, каждого шага, не зная, что меня ждет в следующий момент.       Гермиона слушала Теодора, и с каждым его словом, словно холодная волна, на нее накатывали новые и новые ощущения. С самого начала было ощущение, что она попала в какой-то сюрреалистичный сон. Она видела перед собой человека, который был добрым, собранным, и не могла прийти в себя, когда за этим фасадом скрывалась такая бездна боли и страданий.       Ужас накатывал, как прилив, леденя кровь и вызывая тошноту. Она слушала и её сердце обливалось кровью. Она видела перед собой не Тео, которого успела узнать, а маленького мальчика, загнанного в угол, страдающего от безысходности и ужаса. Ее мучила мысль о том, что он пережил, и она чувствовала физическую боль при мысли об этом. Она не могла себе представить, как можно было все это пережить и остаться в здравом уме.       Огромная волна сострадания накрыла ее с головы, и она захотела обнять Теодора, прижать к себе, избавить от боли. Она увидела, что его раны еще не зажили, что он до сих пор пор боится своего прошлого.       Гермиону захлестнула ярость, направленная на отца Теодора, на всех тех, кто причинил ему столько боли. Она не могла понять, как можно быть настолько жестоким, настолько бессердечным. Ярость переплеталась с отчаянием от понимания того, что она ничего не может сделать, чтобы изменить его прошлое.       Но среди всего этого хаоса эмоций, в сердце Гермионы прорастало и что-то другое — нежность. Ее сочувствие к Теодору перерастало в глубокое чувство, которое она еще не могла до конца осознать. Она видела в нем силу, стойкость, способность выжить, несмотря на все пережитые ужасы. Она видела в нем человека, достойного любви.       — Мы должны были стать следующим поколением Пожирателей. Я, Малфой, Паркинсон, Крэбб и Гойл, — он продолжал свой рассказ, его голос звучал ровно, но в нем проскальзывали нотки горечи и разочарования. Ей казалось, что он настолько погрузился в размышления, что смотрел сквозь неё.       — А Забини? — не удержавшись, спросила Гермиона.       — Мать Блейза не особо любили в чистокровных кругах за её репутацию, она всегда держалась в стороне. Она забрала Блейза в Италию, как только поняла, что Лорд хочет их поддержки, — он перевел дух. — Я бы все отдал за то, чтобы моя мать была жива и могла уехать со мной, — в этих словах было столько боли, тоски и сожаления, что Гермиона невольно сжала его руку сильнее.       — Мне так жаль, — прошептала Гермиона, ее голос был полон искреннего сочувствия. Она не знала, что ещё сказать, чтобы хоть как-то облегчить его боль. Слова казались такими пустыми и бессмысленными перед лицом того, что он пережил. Она лишь переплела их пальцы, позволяя понять, что она рядом.       — Это подводит нас к твоему вопросу, — сказал Теодор, его голос звучал устало.       В карих глазах плескалось море боли и невысказанной печали, которую невозможно было выразить словами. В зрачках отражались отголоски прошлого, разбивающиеся о реальность.       — Мы с Малфоем были лучшими друзьями еще с пеленок. Наши мамы дружили, наши отцы вели совместный бизнес, мы буквально выросли вместе, как братья, — Теодор сделал паузу, подбирая слова, чтобы раскрыть всю сложность их отношений. — Я всегда знал, что могу на него положиться, а он… он думал, что тоже может положиться на меня. Но, как оказалось, он ошибся, — горькая усмешка промелькнула на его губах.       — Что ты имеешь в виду? — она не понимала к чему он клонит.       Теодор предал Драко?       — Ты обещала выслушать, чтобы я не сказал.       — Да-да, прости.       — Когда вернулся Волан-де-Морт, всё изменилось. Этот змееподобный ублюдок любил играть в демократию. Это было сюрреалистично. Он созывал голосования, когда у него было «игривое» настроение. Пожиратели голосовали за то, чей план будут использовать, кого казнить и всякая такая чушь. От наших отцов мы узнали, что на следующем голосовании мы будем голосовать за то, кто из нас достоин метки. Мы не хотели этого, никто из нас, если честно. Возможно за исключением Крэбба, — он замолчал на мгновение, собираясь с мыслями, его голос был тихим и напряженным.       Мы договорились, что каждый проголосует сам за себя… таким образом Волан-де-Морт был бы вынужден сам решить, кого заклеймит. Да, кто-то из нас бы получил метку, но… мы бы не предали нашу дружбу и свободу. Мы хотели сохранить хотя бы иллюзию выбора. Все шло по плану, каждый поступил так, как мы договаривались. Я… я голосовал последний… Когда очередь дошла до меня… — его голос дрогнул, и он отвел взгляд, стыдясь смотреть ей в глаза, — я проголосовал за Малфоя. Его приняли в ряды Пожирателей через неделю.       Её сердце пронзило ледяной иглой. Это был удар, от которого перехватило дыхание. Она почувствовала, как мир вокруг нее на мгновение замер, а затем на нее обрушилась целая лавина противоречивых чувств. Боль была острой, жгучей, проникающей до самых костей. Она чувствовала, как рушится её мир, все её представление о Теодоре. Гермиона чувствовала, что ее обманули, что она доверилась человеку, который так легко предал близкого друга.       Она прижала руки ко рту, пытаясь держать вырвавшийся стон, в глазах стояли слезы. Грейнджер не хотела показывать ему свою боль, свою уязвимость, но ее лицо предательски выдавало все чувства.       Он виноват, что на бледной коже Малфоя выбита метка…       — Они не дали мне ни минуты для объяснений, — её мысли прервались, продолжающимся рассказом Нотта. Если бы она не обещала выслушать его, она бы ушла в ту же секунду как узнала правду. — Никто из них не хотел слушать меня, — его взгляд был направлен в стол, и казалось, что он боится встретиться с ее глазами полными разочарования. — Даже Пэнс не захотела выслушать меня. Я знаю, как все это выглядит, но у меня была причина…       — Какая может быть причина для предательства лучшего друга? Ты буквально бросил его в объятия Волан-де-Морта! — слова вырвались из нее раньше, чем она успела их обдумать. Ее голос дрожал от гнева и боли, она не хотела говорить так резко, но ее буквально распирало от обиды и разочарования.       Она видела какую боль причинил ему этот вопрос, он вздрогнул, как от пощёчины. Его плечи опустились, и он снова отвел взгляд.       — Всю неделю перед голосованием я провел в темницах под Империусом, — его голос был полон горечи. — Оказалось, что мама перед смертью взяла с отца Непреложный обет, что он не позволит заклеймить меня… Он думал, что сможет заставить меня служить Лорду без метки, но когда встал вопрос о принятии в ряды Пожирателей он испугался, что умрет из-за нарушения клятвы. Корнелиус не мог позволить мне получить метку, но и не мог противиться воле Лорда, поэтому решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Он накладывал на меня Империус каждый день, в страхе, что он спадет. Он заставил меня проголосовать за Малфоя, потому что Люциус к тому времени уже сильно провинился в Отделе тайн. Он считал, что Драко все равно бы получил метку в наказание за проваленную миссию отца, — его голос дрожал и был на грани срыва.       Никто из них не общался со мной после этого, они не знали, что до конца лета я провел в подземельях Нотт-менора. Отец совсем слетел с катушек из-за того, что не мог выслужиться перед своим хозяином, — Гермиона видела следы ужаса и боли в его глазах, в том числе, как он вздрагивал при упоминании отца. — Он не брезговал применять физическую силу. Он любил использовать плеть, моя кожа разрывалась от ударов, кровь полностью пропитывала одежду. Я должен был молчать, чтобы не вызвать ещё большую ярость отца. Он накладывал на меня Круциатус, пока я не терял сознание от боли. Мои связки были сорваны от крика…       Теодор замолчал, его дыхание стало неровным, а руки крепко сжали край стола. Он, казалось, заново пережил весь этот ужас, и Гермиона видела, как его тело дрожит от отголосков прошлого. Она с трудом сдерживала слезы, ее сердце разрывалось от сочувствия и боли из-за него.       — Боже, прости меня за мою реакцию, — прошептала Гермиона, её голос дрожал от нахлынувших эмоций. Она опустила голову, не в силах смотреть ему в глаза, полные боли и страдания. — Мне так жаль, что ты пережил это, — повторила она, пытаясь подобрать слова, которые могли бы хоть немного облегчить его страдания. Её гнев и разочарование уступили место ужасу и состраданию. Она чувствовала вину за свою резкость.       — Все в порядке, — проговорил Теодор, его голос был тихим и хриплым. Он поднял руку и легонько коснулся её руки. — Я понимаю твою реакцию, — повторил он, стараясь придать своему голосу уверенность, хотя она чувствовала, как он дрожит. — Я сам виню себя, я должен был быть сильнее, чтобы противостоять отцу. Я должен был…       — Ты ничего не должен был, — она перебила его, — в этом нет ничего постыдного, мало кто смог бы побороть Империус, тем более при таком истязании. Тео, как я могу помочь тебе? — она посмотрела ему прямо в глаза, в её взгляде была искренняя забота и желание помочь ему справиться с болью. Она отбросила все свои сомнения и обиды, оставив лишь сочувствие и готовность поддержать его.       — Просто иди сюда, —прошептал Теодор, его голос был едва слышен. Он подвинулся на диванчике, ближе к окну, освобождая место рядом с собой, и только тогда Гермиона осознала, что все это время они были в кафе. Шум приборов, шепот разговоров, звон чашек — все это расплывалось в неясном гуле, заглушенном бурей эмоций, пронесшихся через нее за последние минуты. Мир вокруг нее стал нереальным, она была сфокусирована лишь на Теодоре, на его сломленном, но все еще сильном, взгляде.       Не говоря ни слова, Гермиона послушно села рядом с ним, и сразу же, повинуясь порыву, прижалась к его боку. Она обняла его так крепко, как только могла, желая хоть так передать ему всю свою поддержку и сочувствие. Она чувствовала, как Тео напряжен, как его тело дрожит, и это только усиливало ее желание защитить его от боли. Она устроила голову на его плече, и они замерли на какое-то время, словно в тихой гавани, где могли переждать бурю.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      После того как эмоции немного утихли и они смогли хоть немного успокоиться, Теодор настоял на том, чтобы проводить Гермиону до дома. Она согласилась, чувствуя, что ей тоже необходимо побыть в тишине и осмыслить все, что она услышала.       Они вышли из кафе, и свежий вечерний воздух приятно коснулся их щек. Шум города, который казался таким далёким во время их разговора, теперь снова окружал их, но казался немного приглушенным, словно мир тоже решил говорить тише, чтобы не нарушать хрупкое спокойствие.       Они шли по улице, почти не разговаривая. Теодор шел рядом, стараясь не нарушать личного пространства Гермионы, но она чувствовала его присутствие как некое успокаивающее тепло. Он не пытался возобновить разговор о произошедшем, понимая, что ей нужно время, чтобы все переварить. Вместо этого он просто был рядом.       Он шел с ней рядом, то опуская руки в карманы пальто, то нервно теребя манжету своей рубашки. Его взгляд был сосредоточен на дороге, но Гермиона чувствовала, что он постоянно следит за ней, словно опасается, что она может исчезнуть.       Иногда их взгляды встречались, и тогда она видела в его глазах не только усталость и боль, но и искреннюю благодарность за то, что она была рядом. Эти моменты были короткими, но очень важными, и они позволяли ей понять, что она не зря выслушала его, что он оценил ее сочувствие и поддержку.       Когда они подошли к ее дому, он остановился, стараясь сохранить между ними небольшое расстояние. Он не настаивал на поцелуе или объятии, просто молча смотрел на нее, ожидая, пока она что-нибудь скажет. Он как будто боялся сделать что-то не так, боялся нарушить хрупкий мир, который между ними установился.       — Да, — прошептала она, ее голос был чуть слышен, нарушая тишину.       — Что? — он был так задумчив, погруженный в свои мысли, что даже не сразу расслышал ее слова. Его взгляд был немного растерянным, словно он не ожидал, что она что-то скажет.       — Я хочу встречаться с тобой, — повторила Гермиона, на этот раз более уверенно, смотря ему прямо в глаза. Ее щеки слегка порозовели, но она не отвела взгляд, полная решимости.       Тео широко улыбнулся, его глаза засияли впервые за вечер. Он наклонился чуть ближе, его рука нежно коснулась ее щеки, лаская ее кожу легкими движениями пальцев. В его прикосновении была нежность, благодарность и какое-то благоговение, словно он не мог поверить, что это происходит на самом деле. Его улыбка, хоть и немного неуверенная, была такой искренней и теплой, что от нее в груди Гермионы разлилось приятное тепло.       — Гермиона, — прошептал он, его голос был полон нежности и радости. — Я так рад, — он наклонился еще ближе, и Гермиона почувствовала, как его губы нежно коснулись ее щеки, оставляя невесомый поцелуй, полный нежности.       — Хочешь зайти? — предложила она, немного смущаясь, но не отводя взгляда. Ей хотелось продлить этот момент, провести с ним еще немного времени, но она понимала, что ему, как и ей, нужно время, чтобы все осмыслить.       — Спасибо, в следующий раз, — он нежно улыбнулся ей, — мне нужно немного побыть одному, — в его словах не было грусти или разочарования, лишь осознание того, что им обоим нужно время. Он словно боялся спугнуть это хрупкое чувство, которое только начинало расцветать между ними.       — Хорошо, — она привстала на носочки, оставляя легкий, словно бабочка, поцелуй в уголках его теплых губ. Это был нежный, почти невесомый поцелуй, обещание будущих встреч и начало чего-то прекрасного. Она почувствовала, как его рука на мгновение сжала ее талию.       Тео заслуживал любви, а Гермиона заслуживала быть любимой…       Эта мысль пронеслась в её голове, когда она отстранилась от Теодора, чувствуя легкое покалывание на губах.       Гермиона всегда сильная и независимая, всегда отдавала свою любовь другим, но часто забывала о своих собственных потребностях. Она заслуживала быть любимой так же сильно, как и Теодор, заслуживала быть с тем, кто ценил его, понимал и уважал. И сейчас, глядя на него, она чувствовала, что, возможно, она наконец-то нашла того, с кем она сможет быть собой, того, кто увидит в ней не только героиню войны, но и обычную девушку, которая мечтает о любви и счастье.       Она до дрожжи хотела быть обыкновенной девушкой. Влюбленной и любимой. Она так устала от постоянной борьбы, от необходимости быть сильной и рациональной. Она мечтала о том, чтобы просто расслабиться, отдаться чувствам, позволить себе быть слабой и уязвимой. Она хотела обычных свиданий, робких прикосновений, нежных поцелуев и долгих разговоров ни о чем. Она хотела просто быть любимой, без всяких условий и оговорок, и любить в ответ всем своим сердцем. Она хотела простого человеческого счастья, и сейчас, глядя на Теодора, она почувствовала, что, возможно, именно с ним она сможет это обрести.       В конце концов, она обещала себе двигаться дальше.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Она налила себе воды, чувствуя, как дрожат ее руки. Сердце билось быстрее обычного, и это ощущение было одновременно приятным и пугающим — таким новым и незнакомым. Она все еще не была полностью уверена, что готова к этим отношениям, но она была полна решимости узнать Теодора лучше, дать ему шанс, дать шанс себе.       — Грейнджер, кажется я говорил тебе, что не стоит выходить из дома без сопровождения, — грозовой голос Малфоя за спиной вернул её из раздумий.       Вся теплота, окутывающая ее после разговора с Теодором, моментально рассеялась, оставляя лишь неприятный осадок раздражения. Она даже не заметила, что видит его недовольное лицо и пронзительный взгляд.       — Я кажется говорила, что тебя это не касается, — парировала она, стараясь сохранять спокойствие в голосе, хотя внутри все кипело.       Как же ей надоели его игры.       — Это было решение Поттера, не мое, — он уперся ладонями в кухонную столешницы, запирая её в кольцо рук, — прорычал он, его голос стал ниже и более опасным, чем обычно. Он сделал шаг вперед и уперся ладонями в кухонную столешницу, запирая ее в кольцо своих рук, лишая возможности отступить. Она чувствовала, как его присутствие заполняет все пространство.       — О, извини, кого из вас мне называть папочкой? — съязвила она, скрестив руки на груди и стараясь не показывать, как ее задевает его близость.       Она прекрасно знала, что это провокация, но ее раздражение достигло предела. Гермиона видела, как его брови резко взлетают вверх, а на лице расплывается дьявольская ухмылка.       — Прибереги эту фразу для постели, — при этой фразе его зрачки расширились, став практически черными.       — Да, ты прав, — она смотрела на него с вызовом, не отступая ни на шаг. Ее собственное раздражение, смешанное с адреналином, придавало ей смелости. — Думаю моему парню это понравится.       — Не знал, что мы уже встречаемся, — он провел линию вдоль челюсти. — Ты решила перейти к отчаянным мерам?       — Ну как сказать, — пожала плечами Гермиона, пока улыбка играла на ее губах. Она наслаждалась его замешательством, чувствуя себя неожиданно свободной и смелой. Его контроль над ней, обычно столь сильный, в этот момент казался хрупким и шатким. — Моему парню Теодору это точно понравится.       — Грейнджер, какого хуя? — прорычал Малфой, его голос стал хриплым от ярости, а глаза, минуту назад переполненные желанием, наполнились обжигающей ртутью.       Она видела, как его челюсть сжалась, а вены вздулись, и она мгновение даже испугалась его ярости. Но потом она увидела в его глазах что-то еще.       Ревность?       Боль?       — Малфой, меня достали твои игры, — спокойно проговорила она. — Я, кажется, предупреждала, что Тео предложил мне встречаться.       — Я, кажется, предупреждал, что это ошибка, — огрызнулся он, снова обращаясь к ней. Его голос был полон яда и какой-то отчаянной настойчивости.       — Ты не имеешь никакого права указывать мне, — возразила Гермиона, пытаясь отступить, но его руки, упертые в столешницу, снова не дали ей уйти.       — О, а мне кажется имею, — прошипел Малфой, его взгляд был прикован к ее губам. В его голосе звучала опасная самоуверенность, от которой по коже пробежали мурашки. Она ненавидела, как сильно он ее раздражал, и как легко он мог выбить ее из равновесия.       — О нет-нет-нет, Малфой, — насмешливо произнесла Гермиона, отталкивая его руку от столешницы. — Я знаю твои уловки, сначала ты ссоришься со мной, а потом целуешь. Тебе не хватает адреналина или ты такой трус, что не можешь признаться в чувствах? — она нагло смотрела ему в глаза, наслаждаясь тем, как его лицо искажается от злости и растерянности.       — У меня нет чувств к тебе, — прошипел Малфой, его голос звучал жестко и холодно.       — Да? — усмехнулась она, приподняв бровь. — А почему ты раз за разом тянешься к моим губам? Что-то не особо похоже на то, что я тебе противна, — Она намеренно давила на него, желая узнать, как долго он сможет сохранять эту маску равнодушия. Она видела, что он не был так безразличен, как хотел показать, и ей хотелось докопаться до истины, даже если это снова разбудит в нем бурю эмоций.       Малфой замер, парализованный ее словами. Его глаза метали искры, а челюсть сжалась до такой степени, что она слышала скрежет зубов. Напряжение между ними можно было разрезать ножом.       — Возможно, — пробормотал он, его голос стал тише, чем обычно, — возможно, я имею в виду твою… раздражающую доброту. Возможно, мне нравится, как ты выводишь меня из себя, — он скрестил руки на груди. — Но это не значит, что я испытываю к тебе какие-то… чувства.       — О, Малфой, — улыбнулась Гермиона, растягивая губы в лукавой ухмылке, — не лги сам себе.       — Что ты хочешь услышать? Что я хочу поцеловать тебя? Возможно трахнуть? Это не любовь, Грейнджер, — он выплюнул эти слова как яд.       — Я ничего от тебя не хочу, если ты не заметил, — ответила Гермиона, сохраняя самообладание, хотя его слова задели ее. — Пока ты разбираешься со своими чувствами, я приложу все усилия, чтобы полюбить Теодора.       — Это так не работает, Грейнджер, невозможно заставить полюбить, — прорычал Малфой, — для этого он как минимум должен нравиться тебе.       — О, с этим проблем нет, Малфой, он мне нравится, — она хотела задеть его, увидеть его настоящие эмоции.       Ей нравилось, как он терял самообладание, как его тщательно выстроенная стена ледяного безразличия давала трещину. И, возможно, где-то глубоко внутри она надеялась, что это приведет к чему-то большему, чем бесконечные споры.       Малфой замер, как от удара. Он смотрел на нее, не моргая, его глаза, обычно такие холодные и пронзительные, казались растерянными и уязвимыми.       — Он тебя недостоин, — прошептал он хриплым голосом. Это было не заявление, а болезненный выдох, как будто он вырвал эти слова из своей души.       — А ты достоин? — впервые в жизни она видела, как он старался выстроить окклюменционную стену, а она рушилась раз за разом.       Она обошла его и поспешно скрылась в комнате.       Гермиона слышала как кулак яростно впечатался в кухонную столешницу...