Фолиант

      Она проснулась задолго до того, как завибрировала палочка, сообщив о наступлении нового дня. Гермиона чувствовала себя отдохнувшей и полной сил, хотя еще несколько часов назад поток мыслей, словно неспокойное море, не давал ей погрузиться в сон.       Разум, как пружина, резко распрямился, отбрасывая в сторону результаты ночных рассуждений, наполняя ее новым вдохновением.       Спальня была заполнена утренней тишиной. Приглушенный осенний свет, робко пробивался сквозь плотные шторы, еще не успевший полностью развеять ночную мглу. Комната была окутана мягким полумраком, атмосферой уюта и некоторой загадочности. Теплая кровать все еще мягко обнимала ее, не желая отпускать из своих объятий. Она чувствовала, как простыни нежно скользили по ее коже, создавая ощущение комфорта и уюта.       Гермиона взмахом палочки открыла окно, впуская свежий, прохладный воздух, наполненный ароматами осенней листвы и влажной земли. Легкий ветерок ворвался в комнату, играя шторами. Она чувствовала, как тепло, накопленное за ночь постепенно, отпускает ее, уступая место свежести утреннего воздуха. Гермиона могла бы еще долго оставаться в кровати, наслаждаясь покоем и теплом, но ей не терпелось приступить к работе.       Лениво поднявшись, она подошла к окну, отодвигая шторы и вдыхая прохладный утренний воздух, который был наполнен свежестью и ароматом земли. Она оглядела свою комнату, скользнув взглядом по книжным полкам, которые напомнили ей о предстоящей работе в Фолианте, пальцы покалывало в предвкушении.       Уже через пару минут она с наслаждением подставила лицо под струи воды, смывая с собой остатки сна и нерешительности, ощущая, как каждая клеточка ее тела наполняется свежестью и бодростью. Аромат карамельного яблока, шампуня, который она так любила, окутывал ее, создавая ощущение уюта и спокойствия. Капли воды, стекающие по ее коже, казались легкими, оставляя лишь ощущение чистоты и легкости. Она закрыла глаза, наслаждаясь мгновением.       Кофеин занимал отдельное место в жизни Грейнджер. Без него не начинался ни один её день.       Она ловким движением наполнила кофемашину кофейными зернами, аромат которых наполнил всю кухню, призывая ее к пробуждению. Включив машину, она наблюдала, как капли горячего кофе медленно стекают в кружку, принося с собой насыщенный, темный напиток, который, как она знала, помогает ей сосредоточиться и собраться с мыслями.       Запах кофе, горький и пряный, смешивался с ароматом осеннего воздуха, создавая неповторимую атмосферу уюта. Грейнджер с нетерпением ждала первого глотка, который, как она надеялась, наконец прогонит сонливость и подарит ей ясность ума, необходимую для предстоящего дня.       — Грейнджер, — низкий и бархатистый голос прозвучал в тишине кухни, вырывая её из задумчивости.       За своими мыслями она совсем не заметила как он вошел в кухню, вальяжно усаживаясь за стол.       — Малфой.       От него исходил аромат дорогого парфюма, сложный и многогранный, с нотками сандала и цитрусовых, который сочетался с насыщенным ароматом свежесваренного кофе, создавая необычный, головокружительный тандем.       Гермиона, с присущей ей непринужденностью, слегка подпрыгнув, села на кухонную столешницу, свесив ноги. Она старалась придать себе непринужденный вид, несмотря на внутреннее волнение.       — Я хотела сказать спасибо, — начала она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и ровно, хотя на самом деле она еле сдерживала желание провалиться сквозь землю от этого внезапного проявления вежливости.       — Обращайся, — ответил Малфой с легкой ухмылкой, которая скользнула по его губам. Она не могла понять, как он умудряется оставаться таким невозмутимым и равнодушным, когда внутри нее бушевал настоящий эмоциональный шторм. Эта его маска отстраненности, как всегда, вывела ее из себя, и ей хотелось закричать или швырнуть в него чем-нибудь.       — Кстати об этом, — она перевела дыхание, стараясь взять себя в руки и не выдавать своего волнения, — я верну тебе все деньги. Правда не сразу, по частям. Как только магазин откроется я переведу первую часть, — она произнесла это на одном дыхании, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более деловито и уверенно.       Она не хотела чувствовать себя обязанной ему, ей не терпелось вернуть все до последнего кната, чтобы этот груз упал с её плеч. Гермиона старалась не смотреть ему в глаза, но чувствовала его изучающий взгляд, от которого по спине пробежали мурашки.       — Грейнджер, мы уже говорили об этом. Мне не нужны твои деньги, — его слова прозвучали так, будто он отмахивается от назойливой мухи, и это, почему-то, задело Гермиону даже больше, чем его обычная надменность. Она чувствовала, как внутри нее нарастало раздражение, смешанное с каким-то непонятным странным чувством, которое она изо всех сил старалась подавить.       Она скрестила руки на груди и ее подбородок упрямо приподнялся.        — Я верну их! — проговорила она, и ее голос зазвенел от внутреннего напряжения, и ее слова прозвучали почти как угроза. — И только посмей не принять их!       — Грейнджер, — протянул он лениво, поправляя манжеты на белоснежной рубашке, — я сказал, что мне не нужны твои деньги, но раз ты так настаиваешь, ты могла бы расплатиться иначе…       — Что? — Она перебила его, не веря своим ушам, с трудом сдерживая вспышку гнева. — Я тебе не какая-то шлюха! — выпалила она, и ее голос задрожал от ярости и обиды, как будто она получила пощечину.       — Я не предлагал тебе раздвигать ноги, — он ухмыльнулся, — я был бы не против, если бы ты, например, до конца нашего вынужденного сожительства по утрам готовила мне кофе, — проговорил он с заметной небрежностью.       Гермиона на мгновение потеряла дар речи, ее гнев, казалось, схлынул, как морская волна, обнажая ее недоумение и замешательство. Он не собирался ее оскорблять, он просто как всегда играл с ней, наслаждаясь ее реакцией.       — Ты издеваешься? — произнесла она наконец, и ее голос, хотя и был немного дрожащим, звучал уже более спокойно и сдержанно.       — Ничуть. В золоте я не нуждаюсь, а по утрам здесь замечательный аромат, или ты все же хочешь повеселиться в моей постели?       Она с трудом сдерживала желание бросить в него чем-нибудь хрупким, но понимала, что это будет именно та реакция, на которую он рассчитывает, и поэтому она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.       — Только кофе, и мы в расчете?       Малфой, казалось, был доволен ее ответом, и на его губах промелькнула легкая, едва заметная улыбка, которая, как всегда, не предвещала ничего хорошего.       — Просто кофе и ничего больше.       Она не могла понять его мотивы, и это, как всегда, ее раздражало. Она еще подумает об этом.       Она спрыгнула со столешницы, чувствуя, как ее ноги подкашиваются от напряжения и усталости, и сделала несколько шагов в сторону кофейного столика, пытаясь уйти от его изучающего взгляда.       — Какой кофе ты любишь?       — Сделай как себе.       — Я пью черный с двумя ложками сахара, подойдет? — уточнила она, хотя знала, что вряд ли будет пить такой сладкий кофе.       — Вполне.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Спустя несколько дней после их странного утреннего диалога с Малфоем, она по уши увязла в работе, с головой углубляясь в учетные документы, готовясь к открытию. На столе высились стопки отчетов, договоров и списки актуальных книг. Гермиона чувствовала себя так, словно барахтается в море бумаги, которая вот-вот ее поглотит. Она была дотошна до мелочей и хотела убедиться, что все в порядке, прежде чем открывать двери своего «Фолианта» для посетителей.       Утренняя рутина, как ни странно, стала частью ее дня, как чистка зубов или утренний душ, хотя она продолжала воспринимать это как некую абсурдную ситуацию. Она не могла сказать, что привыкла к этому, но смирилась с этим фактом, как с неизбежной частью своей жизни, как с навязчивой мелодией из рекламы, которая иногда играет у нее в голове. Все эти дни он продолжал сидеть за кухонным столом, лениво листая газету, и бросая ей короткое «Грейнджер», вместо пожелания доброго утра, как будто она была для него просто частью интерьера, не более чем ваза с цветами или элемент декора. Он не удостаивал ее ни лишним взглядом, ни словами. Она так же молча пила свой кофе, ее движения были отточены до автоматизма, но внутри нее все еще кипело от раздражения и недоумения, и она продолжала ожидать подвоха, подспудно надеясь, что он, наконец, скажет или сделает что-то, что поможет ей понять его мотивы.       Единственным, что оставалось неизменным в ее жизни, была работа. После того как она делала кофе для Малфоя, она сбегала вниз, настраиваясь на день с Малфоем, который проверял, чтобы книги были разложены с учетом её системы, в этом она не доверяла магии поставщика.       Он критиковал её систему сортировки книг, говоря, что она слишком сложна, и предлагал свою, более понятную и логичную, по его мнению, конечно. Его едкие замечания и придирки выводили ее из себя, но она старалась не показывать ему этого, понимая, что Малфой только этого и ждет. Гермиона стискивала зубы, сдерживала слова негодования и заботилась о сохранении невозмутимого вида. Но открытыми участками тела чувствовала его изучающий взгляд, от которого по спине пробегали мурашки, и который, казалось, уже проник ей под кожу. Слизеринец проверял, чтобы книги были расставлены с учетом ее системы, хотя она и подозревала, что он больше наслаждается ее раздражением, чем основной работой. Иногда он даже пытался переставить книги по своему усмотрению, но она мгновенно возвращала их на место, не давая ему возможности изменить ее продуманный порядок. Этот тихий, но постоянный конфликт стал частью ее будней. Драко, казалось, получал странное удовольствие от её раздражения.       Колокольчик зазвенел над входом, нарушая тишину, царившую в помещении. Она добавила в защиту слизеринцев, чтобы они могли беспрепятственно приходить, помогая ей. Если бы год назад ей сказали, что она будет доверять им настолько, что позволит им свободно входить в ее пространство, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Она отложила бумаги, выходя из кабинета.       — Доброе утро, — сказал Теодор, его голос был тихим, но четким, как будто он старался не нарушать хрупкую атмосферу.       — Доброе утро, Тео, — она ответила ему улыбкой, — что привело тебя в такую рань?       — Я принес круассаны и кофе, — сказал он, поднимая пакет, который до этого момента прятал за спиной, — подумал, что ты еще не завтракала.       — Ох, Тео, — Гермиона на мгновение замерла, удивлённая такой заботой, — ты не должен был….       — Пустяки.       Он смотрел на неё выжидающе, и она не понимала, что не так.       Чёрт.       — Мы можем позавтракать в моем кабинете, — она указала на дверь сзади себя.       Она все еще не решалась пригласить его в квартиру, но им нужно было уйти из общего пространства, где Малфой прожигал каждое ее движение, с момента прихода Теодора. Она чувствовала себя под микроскопом, и это выводило ее из равновесия.       Она обернулась, проходя в кабинет, когда почувствовала на своей пояснице теплую ладонь Тео. Этот неожиданный и нарочито небрежный жест, как разряд, пронзил ее.       Малфой не проронил ни слова, но Гермиона чувствовал его взгляд на затылке, раздражаясь больше обычного. Она ускорила шаг, едва не забежав в кабинет, желая, как можно скорее скрыться от штормовых глаз.       Тео протянул ей один из круассанов.       — Это из нашего кафе?       — Наше, звучит здорово, — Нотт лучезарно улыбнулся.       Сделав небольшой укус, она почувствовала, как хрустящая корочка приятно тает во рту. Кофе был горячим и ароматным, и Гермиона позволила себе насладиться этим моментом, чувствуя, как напряжение понемногу исходит, уступая место тихой благодарности.       — Спасибо, — пробормотала она, делая большой глоток кофе из картонного стакана, — это очень вкусно.       — Гермиона? — Тео произнес ее имя с какой-то странной, почти интимной нежностью, отчего она невольно вздрогнула.       — М? — Она подняла на нее взгляд, языком убирая крошки с губ.       Их взгляды встретились, и в какой-то момент показалось, что время замерло замерло. В его глазах не было ни насмешки, ни высокомерия, лишь какая-то странная, почти неуловимая теплота, от которой ее сердца завибрировало.       — Ты хотела бы сходить вечером поужинать? Мы могли бы сходить в ресторан или я могу приготовить ужин, — предложил он, и его тон был настолько мягким, что это было почти соблазнительно.       — Тео, это свидание?       — Эм, — его шея начала покрываться румянцем, — да, — ответил Тео, и на его лице промелькнула легкая, почти смущенная улыбка.       Она поставила стакан с кофе на стол, ее руки немного дрожали. Она посмотрела на него, стараясь что-то прочесть в его глазах, но они были спокойными и выжидающими.       — Тео, — начала она осторожно, — я… я не знаю, что сказать.       Его улыбка стала немного шире, но в ней уже не было той неуверенности, которая промелькнула мгновение назад. Он смотрел на нее с какой-то новой решимостью, и Гермиона чувствовала, как ее нервы натягиваются, как струна.       — Просто скажи, да или нет, — ответил он, его голос был все еще мягким, но в нем появилась стальная нотка. — Я не буду на тебя давить.       Гермиона перевела взгляд на дверь, за которой, где-то в зале был он. Она не видела его, но чувствовала его присутствие, Было ли это предательство? Он четко дал понять, что ей нужно двигаться вперед. И теперь, когда появилась эта возможность, она не знала, что ей делать. Сможет ли она действительно сделать этот шаг?       В конце концов свидание ни к чему не обязывает. Она сможет просто развеяться и получить удовольствие.       Гермиона глубоко вздохнула, старясь успокоиться и принять какое-то решение. Она медленно подняла глаза на Тео.       — С удовольствием.       Услышав ее ответ, Теодор на мгновение замер, видимо, не до конца поверил в свою удачу. Его лицо озарила широкая, искренняя улыбка, которая, казалось, преобразила его, он стал больше похож на себя. Эта улыбка была совсем не похожа на сдержанные, колкие ухмылки Малфоя, к которым она привыкла.       Внутри что-то дрогнуло.       — Тогда отлично, — сказал он, и в его голосе звучала неподдельная радость, — магловский или волшебный ресторан?       Она действительно не знала, чего хочет. Она была настолько погружена в свои мысли, что не могла сосредоточиться ни на чем конкретном. Ей просто хотелось, чтобы этот день закончился поскорее.       — Наверное, в магловском будет комфортнее, — и без прессы, застряло в горле.       — Отлично, — он действительно подмигнул ей?

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Сова, небольшая и серая, как и большинство почтовых сов, постучала в окно. Почерк Теодора был аккуратным и разборчивым, совсем не таким, каким она его себе представляла.       Она посмотрела на часы — до восьми ровно два часа. Время пролетело незаметно за работой, и она не успела даже подумать о свидании. Она перевела взгляд на свое отражение в окне и заметила, как ее щеки порозовели. Нервы, как всегда, играли с ней злую шутку.       Два часа — вполне достаточно, чтобы привести себя в порядок. Она решила, что не будет слишком стараться, но и не будет пренебрегать своим внешним видом. Она просто будет собой.       Гермиона набрала ванну, добавив туда ароматические масла, и попробовала расслабиться и отпустить все мысли, наслаждаясь тем, как комната наполняется теплом и успокаивающим ароматом. Она опустилась в воду, чувствуя, как напряжение медленно покидает ее тело. Гриффиндорка поймала себя на мысли, что последнее время все время напряжена, это так не похоже на неё.       Грейнджер закрыла глаза и попыталась расслабиться, готовясь к предстоящему вечеру. Она решила, что не будет строить никаких ожиданий и просто насладится моментом. Но она понимала, что это будет тяжело, особенно с учетом постоянного присутствия Малфоя в её голове.       Горячая вода приятно расслабляла мышцы, но напряжение в голове Гермионы никуда не исчезало. Она старалась не думать о нём, но его образ, с вечно пронзительным стальным взглядом, возникал перед ней снова и снова. Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на аромате лаванды и сандала, но даже это не помогало. Она чувствовала себя глупо и неуверенно, как будто она снова была маленькой девочкой, которую дразнят за то, что она слишком умная.              «Хватит уже», — прошептала она сама себе, — «Ты идешь на свидание, а не на экзамен по трансфигурации. Просто расслабься и получи удовольствие».       Она вышла из ванны, завернувшись в мягкое полотенце, и подошла к шкафу, где хранилась ее немногочисленная одежда. Она просмотрела свои платья, стараясь выбрать что-то подходящее. Она понимала, что не хочет выглядеть слишком нарядно, но и не хочет выглядеть так, будто она не старалась. В конце концов, она остановила свой выбор на простом черном платье с длинным рукавом, которое подчеркивало ее фигуру, но не было слишком вызывающим. Она решила надеть свои любимые черные туфли на небольшом каблуке и простые серьги с жемчугом.       Гермиона начала сушить волосы, стараясь придать им какой-то порядок. Она нанесла немного туши и легкий блеск для губ. Посмотрев на себя в зеркало еще раз, подумала, что выглядит немного лучше, чем несколько минут назад. Гермиона чувствовала, как неуверенность понемногу отступает, уступая место какому-то странному волнению. Она все еще не знала, чего ожидать от этого вечера, но она решила, что постарается получить от него максимум удовольствия, независимо от того, что произойдет.       Выходя в гостиную, Гермиона ощущала странное спокойствие, сменившее прежнее напряжение. Она шла медленно, стараясь уловить каждый звук, каждый отблеск света, словно стараясь запомнить этот момент перед тем, как погрузиться в неизвестность вечера. Она чувствовала себя более собранной и уверенной.       Внутри никого не было, что, впрочем, неудивительно. Малфой, скорее всего, скрылся в своей комнате, как обычно, избегая любых контактов с ней. Эта мысль почему-то вызвала у нее легкую грусть, но она тут же отогнала ее, стараясь сосредоточиться на мыслях о Тео. Она не позволит себе испортить первое за долгое время свидание, погружаясь в бессмысленные размышления о Малфое.       Она взглянула на часы — оставалось еще пятнадцать минут. Взяв маленькую сумочку, она принялась надевать пальто, тщательно расправляя складки платья под ним. Она уже собиралась аппарировать, когда услышала его голос, спокойный, но отчего-то пронизывающий до костей.       — Куда-то собралась?       Малфой, стоял в дверном проеме, сложив руки на груди. Его силуэт, в тусклом свете коридора, казался еще более высоким и отстраненным. В его облике чувствовалась какая-то невозмутимость, которая одновременно пугала и притягивала Гермиону. Его губы были закрыты и плотно сжаты, и это придавало лицу еще большую суровость.       Он был одет в простые черные брюки и темную водолазку, которая обтягивала его спортивную фигуру, очерчивая резкие линии его тела. Скорее всего, он не собирался выходить из дома вечером, но его одежда была до жути ему к лицу. Ткань выглядела мягкой и дорогой, и даже дома он вел себя аристократично и надменно.       — Тебе какое дело, Малфой? — резко ответила она, стараясь сохранять спокойствие в голосе.       Малфой сделал шаг вперед, обращаясь к ней. Его взгляд скользнул по ее платью, пальто и, наконец, остановился на ее лице. Глаза блондина были холодными, как осколки тонкого льда, под который легко провалиться.       — Выглядишь сносно, — произнес он, и в его тоне не было ни комплимента, ни насмешки, лишь констатация факта. Его равнодушие ранило ее больше, чем любое оскорбление, словно она для него ничего не значила, словно она была пустым взглядом.       Она прошла мимо него, но он преградил ей путь, хватая за запястье. Прикосновение было легким, но властным, оно обожгло ее, как будто он оставил на коже невидимую метку.       Его пальцы, мягкие и прохладные, обхватили ее запястье, и это прикосновение вызвало у нее бурю противоречивых чувств. Была в этом и тревога, и какой-то странный, необъяснимый трепет. Сердце в груди заколотилось, и Гермиона почувствовала, как к щекам прилила кровь. Она вдруг осознала, что прикосновение Малфоя, такое простое и мимолетное, вызывает у нее столь сильную реакцию, и от этого ей стало еще более неловко. Она боялась своих чувств к нему, боялась своей реакции даже на столь невинное касание.       — С кем? — спросил он, и в его голосе вдруг прозвучала странная, стальная, почти угрожающая нотка, от которой по коже пробежал холодок.       — С Теодором. И, пожалуйста, не мешай мне.       Грейнджер постаралась обойти его, но он легко дернул её на себя, продолжая смотреть на нее с каким-то нечитаемым выражением лица. Гермиона почувствовала, как ее терпение начало иссякать. У нее почти не осталось сил бороться с ним, бороться с теми чувствами, которые он в ней пробуждал.       — Малфой, — начала она, стараясь сохранять спокойствие, — ты, кажется, сказал, что мне нужно двигаться вперед. Так вот, я пытаюсь это сделать. Так что, пожалуйста, отпусти меня, — произнесла она на грани отчаяния. Она почувствовала легкое покалывание в груди, смешанное с невысказанной болью.       — Нотт — не лучшая компания.       — Это ты мне говоришь? — она увидела, как его глаза становятся стеклянными. — Мне пора.       Он молчал какое-то время, и Гермиона, казалось, даже чувствовала легкое покалывание в его взгляде. Грейнджер хотела просто вырваться из этой душной комнаты, вырваться из-под его пристального взгляда, но в то же время хотелось утонуть в омуте его глаз. Это было похоже на какую-то зависимость, и она боялась признаться в этом даже самой себе. Это полное подчинение его взгляду — все это пугало ее, и она почти сдалась. Но затем Малфой, с тем же холодным выражением лица, отодвинулся, пропуская ее.       — Приятного вечера, — сухо произнес он, и в его голосе не было ни малейшего намека на искренность.              Гермиона ничего не ответила. Не оглядываясь, она прошла дальше, спиной чувствуя его взгляд. Она аппарировала к ближайшей точки трансгрессии от ресторана, ощущая облегчение, смешанное со странным ощущением пустоты.       Она так быстро соскучилась по его рукам. Сердце бешено колотилось, отбивая тревожный ритм в груди, а в голове царил хаос. Все чувства к нему были неправильны и нелогичны.       Гермиона мотнула головой, прогоняя навязчивые мысли. Она чувствовала себя так, словно вырвалась из плена, ей жизненно необходим был воздух, чтобы прийти в себя.       Она глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух, и это немного помогло успокоить ее взволнованные нервы. Гриффиндорка сделала несколько медленных, равномерных вдохов и выдохов, стараясь сосредоточиться на своем дыхании, на ритме своего сердца, и на успокаивающем шелесте упавших листьев.       Взглянув на часы, она увидела, что уже опаздывает на пару минут. Она должна была собраться с мыслями, успокоиться и постараться насладиться вечером. Но тень Малфоя, его холодные пальцы на ее запястье, его нечитаемое лицо — все это осталось с ней.       Гермиона вышла из переулка на оживленную улицу, и шум города волной обрушился на нее, возвращая в реальность. Она поправила пальто, ощущая, как ткань соприкасается с кожей, и это ощущение было успокаивающим, приземляющим. Взглянув в витрину ближайшего магазина, она увидела бледную девушку, чьи глаза горели каким-то странным огнем.       «Le Chat Noir» оказался небольшим, но очень уютным заведением. Мягкий свет свечей, танцующий на столах, создавал интимную атмосферу, приглушенная музыка была ненавязчивой, а аромат французских блюд, смешанный с ароматом кофе, наполнял воздух уютом и теплом.       Неспеша она подошла к столику, за которым её уже ждал Теодор. Он встал, приветствуя её, его лицо сияло улыбкой. Он стоял, расправив плечи, в своем темном костюме безупречного кроя, подчеркивающего стройную фигуру.       Ткань костюма нежно облегала его тело, не сковывая движений. Пиджак был слегка приталенным, брюки идеально сидели на бедрах, создавая впечатление изящества и утонченности. Его рубашка была белой, безупречно выглаженной, с округлыми манжетами, выглядывающими из-под рукавов пиджака.       Он выглядел изысканно в своем темном костюме, его волосы были аккуратно уложены, а в его глазах было столько тепла и радости, что Гермиона на мгновение забыла о всех своих тревожных мыслях.       Нотт улыбнулся ей, улыбка была искренней и теплой, она осветила его лицо и сделала его еще более привлекательным. Его зубы были ровными и белыми, а в уголках глаз появились небольшие морщинки, которые лишь добавляли ему шарма. В его улыбке не было наигранности, только настоящее, искреннее удовольствие от ее присутствия.       В нем не было ничего вычурного, все в нем было гармонично и сбалансировано. Он излучал уверенность и спокойствие, и его присутствие было как бальзам на раны для Гермионы, который только что пережил эмоциональный взрыв. Он казался надежным и добрым человеком, она чувствовала, что может довериться ему.       Теодор протянул ей руку, прикосновение было легким и нежными, полной противоположностью властного и холодного Малфоя. Это было не то электризующее прикосновение, от которого бегут мурашки, а нежное тепло, разливающееся по телу.       — Ты выглядишь потрясающе, — сказал он, и в его голосе звучало искреннее восхищение.       Гермиона слегка покраснела, но не отвела взгляда.       — Спасибо, — ответила она, стараясь не показать своего волнения, — ты тоже отлично выглядишь.       Она села за столик и улыбнулась Теодору, и эта улыбка, впервые за долгое время, была искренней и легкой.       — Здесь мило.       — Я рад, что тебе понравилось, — ответил он, садясь напротив нее.       Пока они изучали меню, Гермиона украдкой рассматривала его, как будто впервые увидела, и ей нравилось то, что она видела. Его лицо, такое открытое и доброе, его спокойная уверенность, не переходящая в самодовольство, и мягкая, искренняя улыбка, которая согревала ее сердце. Тео был таким хорошим, она чувствовала себя в безопасности в рядом с ним. Гермиона понимала, что она заслуживает того, чтобы ее ценили и уважали, и она была благодарна Теодору за то, что он давал это ей.       Гермиона позволила ему сделать заказ на свой вкус, доверяя ему. Она не стала вникать в названия блюд, предоставляя ему возможность проявить свою заботу и галантность. Он выбрал несколько традиционных французских блюд, каждое из которых звучало как музыка, и бутылку красного полусладкого вина, название которого она даже не запомнила.       Теодор заказал утиную грудку конфи с картофельным гратеном. Утиная грудка, с золотистой, хрустящей кожей, покоилась на подушке из салата, нежно пропитанного сливками и чесноком. Мясо было настолько нежным, что таяло во рту, а его насыщенный, слегка пряный вкус идеально оттенялся сладостью конфитюра из инжира, который подали к блюду. Гермиона раньше никогда не пробовала утку, приготовленную таким образом, и ее вкус показался ей изысканным и неповторимым. Она отрезала небольшой кусочек, пробуя его медленно, прикрыв глаза и позволив себе насладиться каждым оттенком его вкуса.       И, наконец, в качестве основного блюда Теодор выбрал морского окуня с прованскими травами и лимонным соусом. Окунь, приготовленный до совершенства, был нежным и сочным. Прованские травы и лимонный соус добавляли в блюдо свежесть и вкус, создавая идеальный баланс между деликатностью рыбы и пикантностью приправ. Гермиона была впечатлена очень легким и в то же время насыщенным вкусом этого блюда. Она ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком, смакуя нежный вкус рыбы и легкую кислинку лимонного соуса.       Они говорили о книгах, о фильмах и путешествиях, Гермиона искренне наслаждалась их беседой, он внимательно слушал ее с неподдельным интересом, не перебивая, не пытаясь вклинить свое мнение, где это было неуместно. Она чувствовала, что ей легко и комфортно в его обществе, что она может быть самой собой, не притворяясь, не пытаясь казаться лучше. Нотт ценил ее интеллект, чувство юмора, внутренний мир, и это было так приятно и так непривычно. Она ощущала, что он не давит на нее, а, наоборот, дает ей свободу выбора, дает ей возможность быть самой собой, и это было так важно для нее сейчас.       Тео был таким добрым и заботливым, она понимала, что он очень хочет ей понравиться. И, против ее воли, она чувствовала, как начинает ему поддаваться. Она из-за всех сил заглушила внутренний голос, взывающий к нему.       Она старалась сосредоточиться на своем спутнике, на его улыбке и голосе. Гермиона приложила все силы, чтобы не думать о том, кто заставлял ее сердце колотиться, а тело — гореть огнем.       Из-за того, что Теодор не был фанатом сладкого, она предложила заказать один десерт на двоих: шоколадный фондан с ванильным мороженым. Теплый, жидкий шоколад, вытекающий из центра пирожного, идеально сочетался с холодным, нежным ванильным мороженым, создающим удивительную текстуру и температуру. Это был финал их ужина, сладкая кульминация вечера. Гермиона с удовольствием наслаждалась каждым кусочком.       После ужина, наполненного теплом, смехом и изысканными вкусами, Теодор предложил провести Гермиону домой. Она с благодарностью приняла его предложение, чувствуя себя немного опьяненной не только вином, но и приятной компанией, и тем странным чувством легкости, которое разлилось по ее телу.       Прохладный вечерний ветер приятно освежил ее лицо, когда они вышли на улицу. Они медленно прогуливались по тихим улочкам, по пути до точки аппарации, наслаждаясь тишиной ночного города. Улицы были почти пустынны, и лишь редкие прохожие нарушали эту идиллию.       Теодор легко переплел их пальцы после трансгресии, и Гермиона почувствовала, как легкая дрожь пробегает по телу. Его рука была теплой и сухой, прикосновение вызывало у нее приятное волнение, не похожее на лихорадочное возбуждение, которое она чувствовала в окружении Драко.       Слизеринец остановился около двери, смотря ей прямо в глаза. В его взгляде читалась не только нежность, но и легкая неуверенность, это было для него так необычно. Обычно такой уверенный и сдержанный, сейчас он казался немного робким, и это вызывало у Гермионы еще большее уважения.       — Я хотел сказать, — начал он неуверенно, его голос звучал тише обычного, как будто он боялся спугнуть хрупкую атмосферу, — спросить, точнее.       — М? — она закусила губу в предвкушении.       — Хотела бы ты быть моей девушкой? — спросил он, и в его голосе звучала такая искренность и надежда, что Гермиона почувствовала, как ее сердце переполняется теплом. — Я знаю, по-настоящему мы не так уж и давно знакомы. Но ты такая… — он запнулся на мгновение, словно подбирая нужные слова, — ты такая умная, добрая, красивая, и я… я хотел бы узнать тебя получше. Я хотел бы быть с тобой, если ты тоже этого хочешь.       Гермиона замерла на мгновение, не в состоянии произнести ни слова. Она обещала себе попробовать. Его слова, полные искренности и нежности, эхом отдавались в голове.       Она. Обещала. Попробовать. Двигаться. Дальше.       Она понимала, что Теодор не он, что он не заставляет ее сердце трепетать от напряжения и электричества, что его прикосновения не вызывают в ней бурю противоречивых чувств, но он предлагал ей любовь, уважение, заботу и, возможно, именно это ей было нужно. Она смотрела на него, видя его искренность, и хотела ответить ему взаимностью, но тень прошлого не дала ей покоя. Она пошевелилась, не зная, как поступить, и ей показалось, что время замерло. Она считала, что ее ответ будет иметь последствия, и ей необходимо было сделать правильный выбор.       — Я… я могу подумать? — прошептала она, и в ее голосе звучала немного дрожащая, полная неуверенность. Она боялась, что он обидится, что он сочтет ее ответ недостаточно хорошим, но ей нужно было время, чтобы разобраться в своих чувствах.       — Конечно, — ответил он, и в его голосе не было ни тени обиды, лишь понимание и нежность. — У тебя есть столько времени, сколько нужно, — он слегка пожал ее руку, и его прикосновения были настолько нежными и успокаивающими, что Гермиона почувствовала, как ее тревога немного отступила. — Я никуда не спешу, — добавил он с легкой улыбкой, и его глаза светились теплом и надеждой. Он не давил на нее, а наоборот, дал ей свободу выбора, и это тронуло ее до глубины души.       Гермиона выдохнула с облегчением, и напряжение, сковывающее ее плечи, немного спало. Она была благодарна Теодору за понимание, за его терпение и доброту. Он не торопил, не давил на нее, он просто дал ей пространство, необходимое для размышлений, и это было так важно для нее сейчас.       Они помолчали несколько мгновений, глядя друг другу в глаза, и Гермиона почувствовала, как ее сердце наполняется теплом. Она улыбнулась Теодору, и в этой улыбке было столько благодарности и нежности, что он невольно ответил ей тем же.       — Тогда я пойду, — проговорила она, нарушая тишину. — Мне нужно немного побыть одной.       — Да, — ответил он, и его голос звучал немного тише обычного. — Спасибо тебе еще раз за этот вечер. Я буду ждать твоего ответа, сколько потребуется, — в его глазах читалась искренняя надежда.       Он аккуратно коснулся ее щеки, прикосновение было настолько нежным и деликатным, что Гермиона почувствовала, как ее щеки заливает легкий румянец. Гермиона наблюдала за ним, пока он не исчез из виду.       Ей нужно было время, чтобы принять решение. Она обещала себе попробовать, но она также знала, что ей нужно быть честной с собой, честной с Теодором. Она не могла просто так сказать «да», потому что он был хорошим, потому что он был внимательным, потому что он ей нравился.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Драко не знал, почему остался в гостиной, а не удалился в спальню. Обычно после утомительного дня он предпочитал читать в уединении и тишине комнаты, но сегодня все было по-другому, какой-то невидимый якорь удерживал его, не позволяя уйти.       Он сидел на уютном диване, её диване, заваленном подушками, смотря на языки пламени, пляшущие в камине. Их неровный танец завораживал, и Драко неосознанно наблюдал за ними, пытаясь найти в их хаотичном движении ответы на свои вопросы. Мысли ускользали от него, как тени в камине, оставляя после себя лишь легкое ощущение замешательства.       В гостиной царил полумрак, освещенный лишь тусклым светом камина и слабым мерцанием техники из кухни. Малфой чувствовал себя странно беспокойным. Обычно он был собран и отрешен, его эмоции всегда были под контролем, но сейчас он злился на себя из-за слабости, из-за этого странного чувства, которое он не мог понять и объяснить.       Образ Грейнджер въелся ему под веки. Ее пронзительный взгляд, ее румянец, ее растерянность. Он все еще ощущал ее тепло на своей коже, и это воспоминание вызывало в нем странную смесь раздражения и желания. Блондин злился на себя за то, что вообще обращал на нее внимание. Он всегда считал ее занозой, надоедливой и до ужаса правильной, а теперь… теперь она медленно, но уверенно забиралась ему под кожу.       Кровь закипала от мысли о том, чем она могла заниматься с Ноттом. Эта мысль, как ядовитая змея, прокралась в сознание, отравляя его разум. Малфой сжался, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь, оставляя на коже багровые полумесяцы. а челюсти сжимаются до боли. Всё больше он понимал: несмотря на ситуацию, он не сможет просто так отвергнуть эту раздражающую, но манящую правду. Смятение в груди становилось всё громче, звучало как предвестие чего-то неизбежного. Внутри все бушевало: злость, раздражение, странное влечение и возбуждение.       В нем медленно разрасталась ядовитая, болезненная ревность.       Блядство.       С легкой усмешкой он откинул голову назад, осознавая, что в его жизни давно не было места таким глупым эмоциям. Какого черта он вообще думал? Блондин закрыл глаза, стиснув зубы, ожидая, что ярость скоро утихнет, но где-то в глубине души он знал: это чувство пришло надолго.

      ⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Гермиона постучала в дверь на Площадь Гриммо, и почти сразу же замок щелкнул, пропуская ее внутрь. Она вошла, ощущая знакомое тепло и уют, которые царили в последнее время в доме ее лучшего друга. Насколько она могла судить, Пэнси все чаще оставалась у Гарри, и её переезд был вопросом времени.       Она с улыбкой отметила, что в гостиной стало больше уютных мелочей: подушки, книги, расставленные на разных полках, и теплые точечные светильники, создающие мягкую, приглушенную атмосферу. Аромат ванили и жасмина витал в воздухе, явно намекающий на присутствие девушки в жизни дома.       Поттер полулежал на диване, заваленный мягкими подушками, листая потрепанный экземпляр «Квиддича сквозь век», его очки в носу немного сползли вниз, и он выглядел таким уютным и домашним, что Гермиона сама захотела зарыться в одеяло и отдохнуть… Увидев ее, он отложил книгу и тепло улыбнулся.       — Гермиона! Как хорошо, что ты пришла, — сказал он, аккуратно приподнимаясь с дивана и обнимая её. — Как ты?       — Все в порядке, Гарри, — ответила Гермиона, чувствуя, как волна благодарности захлестывает ее. — Прости, что не пришла раньше. Почему ты не сказал, что ты пострадал на операции? Паркинсон сказала мне только сегодня, — она нахмурилась, чувствуя укол вины.       — Ерунда, серьезно ничего, — сказал он, отмахиваясь. — Ну, царапина, пара легких синяков. Это не в счет. Вы как всегда преувеличиваете.       Гермиона нахмурилась еще сильнее. Она знала Гарри лучше, чем кто-либо другой, и она понимала, что он снова пытается защитить других, ценой своей жизни.       — Ты все равно должен был сказать мне, Гарри, — сказала она с укором в голосе, не скрывая своего недовольства.       — Я знаю, Миона, прости — сказал Гарри, и в его голосе звучала искренность и легкая грусть. — Но я не хочу тебя беспокоить. У тебя сейчас и без меня хватает своих проблем.       — Я рада, что ты в порядке, — сказала она. — И в следующий раз, пожалуйста, не скрывай от меня ничего, даже если тебе кажется это неважным.       — Конечно, — ответил он, улыбаясь ей. — Чай будешь? — спросил Гарри, жестом приглашая ее на диван.       — С удовольствием, — ответила Гермиона, — но я сделаю сама, тебе нужно восстанавливаться.       — На второй полк…       — Да-да, я знаю, — она перебила его с теплой улыбкой.       Она знала, что Гарри никогда не меняет устоявшиеся привычки. Чай — на второй полке, палочка ночью — под подушкой, любимая рубашка — на стуле возле кровати. Гермиона направилась на кухню, оставив Гарри на диване, и уже через пару минут вернулась с подносом, на котором дымились две чашки чая и лежала тарелка с печеньем. В этом доме никогда не было чертового кофе.       Гермиона поставила поднос на журнальный столик, осторожно отлевитировав книги со стола. Она села рядом с Гарри, соприкасаясь плечами, создавая ощущение уюта и тепла, как будто они снова были в гостиной Гриффиндора. Аромат ромашки наполнил комнату, окутывая их мягким и успокаивающим облаком.       — А теперь серьезно, ты как? — спросила Гермиона, протягивая ему чашку.       — Уже лучше, — ответил Гарри, принимая ее с благодарностью. — Пэнси заставила меня отдохнуть. И, признаюсь, мне это пошло на пользу.       Гермиона улыбнулась. Она была рада, что Гарри наконец позволил себе расслабиться, и была благодарна Пэнси за ее влияние на него. Она знала, что они были хорошей парой, и ее сердце грела мысль о том, что Гарри, после стольких лет страданий и борьбы, наконец, нашел свою любовь и покой.       — Она хорошая, — сказала Гермиона, делая глоток чая, наслаждаясь его теплом и успокаивающим ароматом.       — Да, она делает меня счастливым.— ответил Гарри, и в его голосе звучала нежность. — Все не так как с…       — Джинни… да знаю. Прости меня… — проговорила Гермиона, опустив глаза, и в ее голосе послышались искреннее раскаяние и боль.       — Герм, я уже говорил тебе, в нашем расставании не было твоей вины, — сказал Гарри, серьезно глядя на нее. Он взял ее за руку и легонько сжал, передавая ей свое спокойствие.       — Но ты выбрал меня, -тихо проговорила Гермиона, все еще ощущающая тяжесть груза прошлого.       — И сделал бы так еще раз, —ответил Гарри, не колеблясь ни секунды. — Ты мне как сестра Гермиона, и я всегда буду на твоей стороне, что бы ничего не случилось, — произнес он эти слова с такой искренностью и нежностью, что Гермиона почувствовала, как сердце наполняется теплом и благодарностью. Она всегда знала, что она может положиться на Гарри, и его слова были еще одним подтверждением их нерушимой дружбы.       Она боялась. Она так чертовски боялась лишиться его. И слова Джинни… они разбили Гермиону, она была уверена, что Гарри выберет Уизли, и она поняла бы его решение.       — Спасибо, Гарри, — прошептала она, и ее голос дрожал от нахлынувших эмоций, от благодарности, от облегчения и от страха. — Я не знаю, что бы я без тебя делала.       — Ты бы справилась, — ответил Гарри, улыбаясь ей своей обычной, успокаивающей улыбкой. — Ты же у нас самая сильная волшебница. Но я всегда буду рядом, чтобы помочь, если тебе понадобится.       Они молчали. И это было так по родному. Гермиона чувствовала, как тяжелый груз, который она несла на своих плечах, немного ослабевает. Ей было хорошо рядом с Гарри, в этой уютной гостиной, вдали от своих проблем и мыслей.       — Ладно, — сказала Гермиона, нарушая тишину. — Хватит о прошлом. Расскажи мне лучше, как продвигается твое расследование, — она сделала еще глоток, стараясь не показывать своего волнения.       — Мы схватили двоих. Их допросили, но они не знали о нападении на Фолик, на Малфоя они тоже не пытались выйти. Прости Гермиона, я стараюсь но это не они, — он опустил глаза, чувствуя свою вину за то, что не смог продвинуться дальше в расследовании.       Гермиона нахмурилась, открыв чашку на столике. Она почувствовала, как вновь вызвала тревогу, которую она с таким трудом отогнала. «Не они», — эти слова звучат как приговор, подтверждая, что истинный виновник все еще на свободе, и его мотивы частично загадкой.       — Как у вас дела с Малфоем?       — А как у меня дела с Малфоем? — она горько усмехнулась.       — Гермиона, почему он? — его вопрос застал ее врасплох.       Она действительно никогда не задавала себе этот вопрос так прямо, и теперь, когда он прозвучал вслух, она почувствовала себя совершенно растерянной. Почему Драко Малфой? Почему именно он?       Она задумалась.       — Очень жарко, — обмахивалась ладонью Гермиона. — Виктор пошёл за лимонадом. Рон взглянул на неё испепеляющим взглядом.       — Уже Виктор? А звать его Вики он ещё не просил тебя?       — Что с тобой? — Гермиона удивлённо вскинула брови.       — Сама не понимаешь?       Гермиона перевела взгляд на Гарри, но тот лишь пожал плечами.       — Рон, да что…       — Он из Дурмстранга — вот что! Он соперник Гарри. И нашей школы. А ты… ты… — Рон подыскивал слово, которое описало бы преступление Гермионы. — Ты братаешься с врагом — вот что!       Гермиона рот открыла от изумления.       — Глупость какая! — наконец вымолвила она. — «С врагом!» А кто прыгал от радости, когда Виктор приехал? Кто хотел взять у него автограф? У кого в спальне его статуэтка?       Рон пропустил все эти обвинения мимо ушей.       — Он, конечно, в библиотеке пригласил тебя?       — Да. Ну и что? — Щёки у Гермионы раскраснелись ещё больше.       — А ты его уже записала в Ассоциацию Восстановления Независимости Эльфов?       — И не подумала! Если хочешь знать, он каждый день ходил в библиотеку, чтобы поговорить со мной. И никак не решался. Он сам мне это сказал, — выпалила Гермиона на одном дыхании и стала пунцовой, как мантия Парвати.       — Вот, вот, сказал, — съехидничал Рон.       — Ты на что намекаешь?       — Понятно на что. Он ведь учится в школе Каркарова, да? Знает, с кем ты дружишь… Ему нужен Гарри, нужно кое-что о нём выведать, даже, может, навести порчу…       Гермиона взглянула на Рона так, как будто он дал ей пощёчину.       — Он меня о Гарри вообще не спрашивал, ни одного раза, — сказала она дрожащим голосом.       И Рон тут же повёл атаку с другой стороны.       — Тогда, значит, ему просто нужна твоя помощь. Он один ни за что не проникнет в тайну яйца. Представляю, как вы уютно сидите рядышком в библиотеке…       — Я никогда не стану ему помогать! — сверкнула глазами Гермиона. — Слышишь? Никогда! Как ты смеешь такое говорить! Я хочу, чтобы победил Гарри. И он это знает, правда, Гарри?       — По тебе не скажешь, — продолжал наскакивать Рон.       — Для чего устроили этот Турнир? Чтобы волшебники из разных стран подружились!       — Ничего подобного! Главное в Турнире — победа! Рон с Гермионой кричали так, что окружающие стали уже на них поглядывать.       — Послушай, Рон, — Гарри попытался утихомирить друга, — меня нисколько не трогает, что Гермиона пришла на бал с Крамом…       Но Рон перебил Гарри.       — Что ж ты не идёшь к своему Вики? Он тебя, наверное, обыскался!       — Не смей называть его Вики! — Гермиона вскочила и побежала через зал, сталкиваясь с танцующими парами.       Гермиона неслась сквозь пестрящую толпу, словно фурия, сердце колотилось, как бешеное. Обида, как бы колючий ком, застряла в горле, душила и жгла. Рон всегда был таким…незрелым, таким невыносимым! Почему он просто не может порадоваться за нее? Почему постоянно нужно все испортить?       Слёзы подступили к глазам, но она с силой их отгоняла. Она не даст ему увидеть, как он ее ранил. Гриффиндорка чувствовала как кровь приливает к щекам, ладони сжимаются в кулаки. Ноги сами несли ее прочь от этого шумного зала, прочь от Рона и его глупых, детских обид. Она задыхалась от несправедливости, от боли и гнева.       Она даже не заметила, как оказалась в узком коридоре, ведущем в библиотеку. В голове гудело, а перед глазами все плыло. Ей нужно было куда-то спрятаться, перевести дух, собраться. Она оттолкнула дверь дверь ближайшего кабинета, который давно не использовали, и с облегчением втянула в себя затхлый запах пыли. Она прислонилась спиной к холодной стене, сползая на пол, давая слезам волю.       Она плакала, не стесняясь, по-детски всхлипывая, и не могла остановиться. Плакала от обиды, от разочарования, от несправедливой ситуации, в которую она попала. Она хотела, чтобы все было как раньше, чтобы они снова были просто друзьями, без этого напряжения, без этих обид.       В кабинет вальяжно зашел Малфой, держа бутылку огневиски в руках. Он остановился в дверном проеме, его холодный взгляд упал на неё, и на мгновение она почувствовала себя уязвимой. Но вместо того чтобы уйти, он шагнул внутрь, с недоумением исследуя обстановку. Его серые глаза удивленно расширились при виде плачущей девушка на полу.        — Грейнджер? Ты что, плачешь?       — Отвали, Малфой! — голос Гермионы был хриплым и полным отчаяния.       Она не поднимала головы, стараясь скрыть свое лицо за спутанными прядями волос, выбившимися из высокой прически Слезы продолжали катиться по щекам, оставляя влажные дорожки на коже. Она не хотела, чтобы Малфой видел ее в таком состоянии, такой слабой и уязвимой.       Грейнджер чувствовала себя отвратительно, и последним, чего ей сейчас хотелось, было его презрительное любопытство. Она не могла вынести ни одного его саркастического замечания, ни одного издевательского взгляда. Просто пусть оставит ее в покое.       — Выпей, — он опустился на пол рядом с ней, протягивая бутылку с янтарной жидкостью.       Гермиона вздрогнула, услышав его слова. Слезы все еще блестели на ресницах, но теперь в ее глазах читалось не только отчаяние, но и недоумение.       Она посмотрела на бутылку, на янтарную жидкость, переливающуюся в свете луны из окна, которая казалась какой-то насмешкой на фоне ее нынешнего состояния. Затем она перевела взгляд на Малфоя. Он сидел рядом с ней, не усмехаясь, не смотря на нее с презрением, как она ожидала. Он просто протягивал ей бутылку.       — Это какая-то очередная издевка? — прошипела она, голос ее все еще был хриплым, но теперь в нем звучало подозрение.       Ее губы дрожали, и она инстинктивно прижалась к стене.       Гермиона застыла, наблюдая за тем, как Малфой делает большой глоток, не поморщившись, смотря прямо на неё.       — Пей, — она отвернулась, снова пряча взгляд, но краем глаза наблюдала за ним. Малфой снова протягивал ей бутылку, настойчиво, но как-то… спокойно. Как будто он действительно пытался помочь. — Это поможет.       Она колебалась, ее рука потянулась к бутылке, но замерла в нескольких сантиметрах.       — Зачем ты это делаешь?       Он помедлил немного, словно подбирая слова, и, наконец, его голос, обычно холодный и резкий, прозвучал на удивление мягко.       — Ты выглядишь… разбитой, Грейнджер. И, честно говоря, это даже для тебя как-то слишком, — он на секунду отвел взгляд, словно сам не до конца понимая, почему вообще говорит это.       Она с уверенностью сделал глоток, как это сделал слизеринец минуту назад. Огонь пронесся по горлу Гермионы, обжигая изнутри. Она закашлялась, слезы брызнули из глаз, но на этот раз это были не слезы горя, а слезы от непривычного ощущения. Она чувствовала, как тепло растекается по груди, оттесняя холод и отчаяние, которые так долго ее сковывали.       Гермиона прижала руку к груди, пытаясь отдышаться. Она посмотрела на бутылку, все еще дрожащую в руках. Это было странно, но, похоже, Малфой был прав. На мгновение, хоть и болезненное, это действительно отвлекло ее от боли.       Она перевела взгляд на Малфоя, который все еще смотрел на нее, но теперь в его глазах появилась легкая усмешка. Не злорадная, а скорее… ироничная. Словно он сам не мог поверить в происходящее.       — Я же говорил, поможет.       Время тянулось медленно, как тягучий мед. В заброшенном кабинете, окутанном пылью и тишиной, царила атмосфера странного затишья. Гермиона и Малфой сидели, прислонившись к холодной стене, и каждый был погружен в свои мысли. Бутылка огневиски переходила из рук в руки, согревая изнутри и притупляя остроту чувств.       Молчание не было неловким, скорее — задумчивым. Гермиона наблюдала за Малфоем, пытаясь понять, что происходит. Его обычно надменное лицо казалось более расслабленным, без обычной презрительной маски. Она не могла прочитать его мысли, но чувствовала, что он тоже не совсем понимает, как они оказались в такой ситуации.       Огневиски медленно расслаблял напряжение в ее теле, утихомиривал бурю в ее душе. Обида на Рона казалась далекой и не такой острой. Вместо этого пришло странное ощущение… покоя? Она никогда не думала, что может почувствовать такое в присутствии Малфоя.       Она посмотрела на его руки, держащие бутылку, на тонкие изящные пальцы.       Свет луны проникал в кабинет, освещая пыльные полки и их лица. Гермиона заметила, что волосы Малфоя казались мягче в лунном свете, а в его глазах, приглушенных, не было обычного холода. Он был не таким, как обычно. Он был… обычным подростком.       — Я не знаю, Гарри, — сказала она, возвращаясь из омута воспоминаний. — Я просто… не знаю. Я не могу это объяснить, — она покачала головой, словно пытаясь отбросить эту загадку. — Это просто есть.

⤛ ⤜ ✽ ⤛ ⤜

      Гермиона сидела за кухонным столом, наклонившись над тарелкой с овощным рагу. После визита к Гарри она чувствовала себя немного лучше, но тревога все еще не отпускала ее.       Разговор с Гарри помог ей немного успокоиться, но вопросы, которые он поднял, продолжали терзать ее разум. Она то и дело отвлекалась от еды, погружаясь в свои мысли. Почему он? Если бы она только знала…       Она поддела вилкой кусочек моркови и задумчиво поднесла его ко рту. Вкус еды казался каким-то пресным, невыразительным. Она любила это рагу, с его насыщенным ароматом и богатым вкусом, но сегодня она практически не почувствовала его. Ее мысли были заняты совсем другим.       Грейнджер тяжело вздохнула, откладывая вилку. Есть совсем не хотелось. Она обвела взглядом свою кухню. Она всегда любила это место. Здесь царил уют, здесь она чувствовала себя дома.       Пялиться в тарелку не было никакого смысла, и она решила убрать посуду. Занимаясь мытьем, она попыталась сосредоточиться на механических действиях, стараясь хотя бы на время изгнать навязчивые мысли. Она наполнила раковину теплой водой с моющим средством и пена заиграла разноцветными шариками. Гермиона тщательно отмыла тарелку и другую посуду, которую задействовала в приготовлении ужина.       Настойчивый стук в окне прервал ее занятие, заставив ее вздрогнуть. Она вернулась к окну и увидела сову, отчаянно колотящуюся клювом о стекло. Небольшая серая сова держала в лапках плотный конверт черного цвета, это заставила её насторожиться.       Она открыла окно, и тут же сова юркнула внутрь, бросив конверт ей под ноги. Птица не дожидаясь орешков незамедлительно покинула её. Гермиона нагнувшись, подняла его, ощутив его необычайную легкость. Тонкий, почти невесомый, он почти не ощущался в руке.       Черный цвет конверта, красная сургучная печать… Что-то в этом было не так. Она почувствовала холодок, пробежавший по спине.       Взмах палочки ничего не дал, и она решила вскрыть конверт, разрывая бумагу в нетерпении дрожащими руками. У нее было плохое предчувствие.       Из конверта вывалились снимки.       Неподвижные, застывшие во времени, фотографии, которые были подобны ударам под дых.       У Гермионы подкосились ноги, и она с трудом удержалась от падения. Ее сердце бешено колотилось, кровь отхлынула от лица.       Драко лежал, в какой-то темной подворотне, окровавленный, безжизненный. Кровь пропитала его белую рубашку, темным пятном расползаясь по ткани. Его лицо было искажено болью, а глаза плотно закрыты.       Сжимая снимки в руках, Гермиона бросилась из кухни, не помня себя. Она неслась по коридору, спотыкаясь о ковер, ее дыхание сбилось, а в ушах стучал пульс. Она должна была убедиться, что это неправда, она должна была увидеть его живым.       Гермиона добежала до двери его комнаты и изо всех сил забарабанила по ней.       — Малфой! — кричала она, ее голос дрожал от страха и отчаяния. — Драко! Драко, открой дверь! — она стучала и кричала, срывая голос, слёзы застилали глаза, не позволяя видеть ей ничего вокруг, размывая очертания коридора в мутной пелене. Она чувствовала, как паника, ледяными щупальцами, сжимает ее сердце, не давая вздохнуть.       Дверь не поддавалась, и Гермиона, охваченная паникой, начала дергать ручку, надеясь, что это просто глупая шутка или ужасное недоразумение. Она не могла допустить мысль о том, что он мог быть… мёртв.       Дверь резко распахнулась, и Гермиона, не ожидавшая этого, потеряла равновесие и влетела в широкую теплую грудь. Слезы полились с новой силой.       — Грейнджер… — его руки удерживали её от падения, пока она сжимала его футболку до белых костяшек, — что ты? — он слегка отстранился, и его серые глаза с тревогой смотрели на нее, пытаясь понять, что происходит.       Жив.       Он в порядке.       Она не могла вымолвить ни слова. Горло сдавила стальной петлей, и все слова застряли где-то внутри, не в силах вырваться наружу. Она не могла объяснить, что только что пережила, что только что увидела. Единственное, что имело значение, это то, что он был здесь.       Он был теплым, настоящим, живым. И этого было достаточно. Пока этого было достаточно.       Малфой был озадачен ее реакцией. Его брови нахмурились, и он попытался отстраниться, чтобы лучше очертить ее лицо, но она не отпустила его, цепляясь за ткань.       — Грейнджер, что происходит? — спросил он снова, его голос звучал мягко, но тревожно.       Она дрожала, ее тело сотрясалось от рыданий. Внутри нее бурлили эмоции, накатывались волны тревоги, словно мощный океан, не знающий пощады. Каждый вдох давался с трудом, как будто в груди застрял тяжелый камень, тянущий её на дно.       Вместо ответа она отстранилась от него на дюйм и, протянув дрожащую руку, сунула ему снимки. Она не могла говорить, но фотографии могли сказать все за нее. Она надеялась, что он увидит их и поймет, поймет весь ужас, который она только что пережила.       Драко оглядел фотографии, его брови снова нахмурились, но уже не от недоумения, а от чего-то похожего на ярость. Он смотрел на них, его взгляд становился все более мрачным, а губы сжались в тонкую линию, а в глазах появился такой холод, что, казалось, он мог заморозить все вокруг.       — Все в порядке, — он бросил снимки на пол, прижимая её к себе, — я здесь, все в порядке. Слышишь?       Его голос был тихим и уверенным, но в нем слышалась сталь и какая-то грубая нежность, от которой у Гермионы снова защемило сердце. Его руки обхватили ее, поглаживая, пытаясь успокоить ее дрожь, пытаясь передать свою силу и уверенность. Он был ее якорем.       Гермиона вжималась в него, ища убежища в его тепле, чувствуя, как его сердце бьется под щекой. Древесный аромат, с дымчатыми нотами, обволакивал её, успокаивая.       Она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь и восстановить дыхание. Слезы все еще катились по щекам, но она почувствовала, как паника медленно отходит, уступая место облегчению.       — Кто это сделал? — в нем голосе чувствовалась неприкрытая ярость. — Кто прислал это?       — Я не знаю, — прошептала она, ее голос был хриплым от слез, таким слабым, что она едва могла себя слышать. — Я… я думала, что ты… — она не смогла закончить фразу, и снова уткнулась его грудь, пытаясь заглушить новую волгу слез.       — Все-все, успокойся, я разберусь с этим.       Он позволял ей так стоять, кажется, вечность, давая возможность прийти в себя. Ткань футболки пропиталась соленой влагой, но он ни разу не пошевелился, не отстранился, он продолжал крепко держать ее в своих объятиях.       Гермиона почувствовала невесомый поцелуй в макушку, пока он перебирал её волосы. Длинные пальцы скользили по ее прядям, спутывая их, но это казалось таким приятным, таким успокаивающим. Его губы едва касались ее кожи, но это прикосновение вызывало тепло, разливающееся по всему ее телу, вытесняя тот ледяной страх, который сковал ее.