Наше будущее

2000 год.       Очередной день.       Очередной подъём в семь утра (какой нормальный человек вообще встаёт летом в семь утра? Этим вопросом Стэн начал задаваться уже на пятый день таких ранних подъёмов), очередная пробежка на сорок минут, отжимания, приседания, пресс на спорт-площадке в тихом одиноком парке, двадцать минут пробежки до дома. Освежающий душ, мытьё головы в котором занимало от силы три минуты. Завтрак, день ото дня сменяющийся с яичницы на бутерброды и обратно, кофе или чай, переписка с Ксено.       Всё стабильно. 8:32. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Доброе утро, милый

8:34. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Похоже, у меня отравление

8:34. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. ?????

8:35. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Ибо меня сейчас стошнит от твоих слащавых прозвищ, Стэн

      Стэнли улыбается себе под нос, качая головой.       Стэнли любил стабильность. 8:35. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Похоже, у кого-то плохое настроение с самого утра. Что, во сне взорвалась звезда, о которой ты мечтал?

8:36. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Единственная звезда, о которой я мечтаю, находится в трёх минутах ходьбы от меня

8:36. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Ты такой милый Так что случилось?

8:36. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Проводишь меня до остановки?

8:36. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Конечно, какие вопросы

8:37. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Вот тогда и расскажу

8:37. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Хорошо Надень кофту, там на улице прохладно

8:37. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Ты уже выходил?

      Только Стэн хотел ответить что да, конечно, он же продолжает бегать каждое утро в те дни, когда две его работы не пересекаются, как Ксено продолжает будто бы судорожно печатать. Странно, что его милый мальчик-ученый забыл такую, казалось бы, мелочь. Хотя для Ксено ничего в этой жизни не было мелочью.

8:37. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Ах

Точно

Конечно

Ты же у меня спортсмен

      Стэнли от смешка давится сигаретой. На автомате воровато оглядывается по сторонам, проверяя, нет ли отца поблизости, и только после этого возвращает свое внимание к телефону, стряхивая пепел в пепельницу и покашливая. 8:39. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Точно всё нормально?

8:39. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон.

Я же сказала что расскажу!

Что прицепился!

      — Боже. — Стэнли многозначительно приподнимает брови, смотря на эти экспрессивные буковки на экране. Да уж. — Королева драмы. — Проговаривает он вслух, покачивая головой.       Закончив с завтраком и сполоснув тарелки, в голове Стэнли проскальзывает мысль, что его королеве драмы стоит взять что-нибудь сладкое, ибо повышенная глюкоза каким-то образом приводит к повышению настроения.       Каким-то образом.       Он не разбирается в химии или что это там такое...       По этой части — к Ксено.       Кстати. О чем и стоит спросить его супер умного парня.

***

      Стэнли протягивает Ксено крафтовый пакет из магазина пончиков, находящийся неподалеку от их улицы, куда он забежал с утра. Выглядело сомнительно — бегун, красный и вспотевший, в восемь утра в магазине пончиков. Ну да ладно.       Ещё более сомнительно это выглядело, когда по выходу из магазина Стэн закурил и бодрой походкой направился в сторону дома.       — Мне? — Удивлённо спрашивает Ксено, покосившись в сторону своего парня, до этого тщательно выглядывая автобус.       — Тебе. Кому же ещё.       — Действительно. Не вижу здесь других голодных учёных поблизости.       — Ты голодный?       Блондин прищуривает и медленно отводит глаза в сторону.       — Не завтракал что-ли?       Вроде обычный вопрос, но Ксено с сомнением поджимает губы.       Стэнли обеспокоенно хмурится, подходя к нему ближе и укладывая руку на чужую талию.       — Ксе, ты чего?       — Ничего! — Рыкнув, Уингфилд дёргается и стряхивает чужую руку с себя. — Че пристал?!       — Господи. — Цокнув, Стэнли убирает руки и отходит на шаг назад, капитулирующе подняв их. — Всё-всё, не трогаю. — Он слегка закатывает глаза и встаёт к нему боком, дабы не возмущать своей излишней заботой. — Че взвёлся-то?       — Ничего! — Ксено агрессивно запихивает пончики в пакете в свою рюкзак, рывком застёгивая его, от чего молния издаёт нездоровый звук и рвётся. — ....       — .....       Юный учёный глубоко вздохнул, осознав всю бренность этого бытия.       — Давай сюда. — Стэнли некоторое время, буквально с пару секунд, смотрит на него, после чего тихо подаёт голос, снимая с плеча свой рюкзак, с которым ходил на работу, аккуратно, затем стараясь лишний раз не касаться и так напряжённого как оголённый электрический провод Ксено, стаскивает с него его сумку, и кладет их обе на скамейку под козырьком остановки, выкладывая вещи Ксено.       Нервные черные глаза как-то напряжённо следят за каждым его движением, но сам Ксено молчит, лишь скрестив руки на груди и отойдя на пару шагов назад.       Стэнли оборачивается на него через плечо, вопросительно выгибая бровь. Ксено лишь закатывает глаза и отворачивается. Шнайдер качает головой, выкладывая свои вещи и кладя вещи Ксено в свой целый рюкзак. Сам же берёт порвавшийся Ксено и перекладывает в него всё своё добро.       Когда он подходит к своему парню, который так и не посмотрел в его сторону, и отдает свой рюкзак, Ксено забирает его и надевает на оба плеча без лишних слов, с прищуром смотря куда угодно вдаль, но не на Стэна.       Решение просто постоять рядом с надеждой, что через пару минут Ксено остынет и наконец расскажет, что вообще случилось этим утром, почему он такой взвинченный и почему на него, Стэнли, смотря так, будто он убил газом несколько десятков еврейских детей, оказалось почти благоразумным, если бы не подъехавший через пять минут автобус.       Сука.       Лучше бы он взорвался где-нибудь по пути до их остановки.       Потянувшись за пачкой сигарет в карман, Стэнли даже заметить не успевает, как Ксено молча уходит от него и заходит в автобус. Двери закрываются, а его парень садится лицом к противоположной стороне улицы, не сказав ни что случилось, ни до свидания.       — Да че я сделал-то....

***

      От утреннего происшествия весь день ощущается с привкусом, как говорят, будто кошка наблевала. Настроения нет от слова совсем, посетителей в кафе с каждым часом всё больше и больше, приходится бегать и разрываться между столиками. Ноги уже начинают ныть — а это значит, что ночью он снова будет вертеться в постели от этой противной ноющей боли, от которой постоянно хочется вздёрнуть ногами, перевернуться или вообще встать и походить.       С другой стороны, физическая, эмоциональная и небольшая умственная нагрузка помогает избавиться от тревожных мыслей о Ксено. Не от всех, но хотя бы от части. Стэнли не мог не думать о Ксено, тем более когда у него что-то случилось. Запоминание заказов, всякая мелкая работа по типу принеси-подай хорошо занимала тяжёлую ватную голову.       Менеджер заметил его уставший загруженный вид и сделал замечание.       Отлично, теперь и погрустить нельзя. Якобы он своей кислой рожей отпугивает клиентов.       К концу дня неприятным итогом стало и то, что ему оставили меньше чаевых.       Просто супер.

***

      — Пап, я дома. — Стэнли заходит в свой, как всегда, пустой и тёмный дом, в тайне надеясь, что там кто-то будет. Вернее, не просто кто-то, а один единственный человек, которого он хотел видеть в конце этого напряжённого дня.       Но в ответ — ни звука, ни движения, лишь мертвая тишина.       Ладно, он уже привык.       Пожимая плечом, на котором висел тот самый порванный рюкзак Ксено, Стэнли снимает его аккуратно, чтобы ничего не выпало, и несёт до своей комнаты, выкладывая вещи на заваленный каким-то мелким хламом стол и убирает рюкзак Ксено под стол. Он надеется, что Ксено с его рюкзаком сегодня было удобно. Потянувшись за парой десятков купюр в заднем кармашке рюкзака, он достает шестьдесят долларов с мыслью о том, что предложит Ксено завтра сходить ему за новым рюкзаком. Возможно, прогулка на свежем воздухе поможет его парню развеяться.       Он падает на кровать спиной прямо в уличной одежде, раскинув руки в стороны, и смотрит в потолок. Ноги с каждой секундой начинают болеть всё сильнее.       Что же случилось с Ксено этим утром?.. Почему он был так зол на него ни про что ни за что?       Эти мысли начали крутиться в голове Стэнли сразу же, моментально оплетая его мозг, подобно липкой мерзкой паутине, как только он позволил своему телу переместиться в горизонтальную плоскость.              Вроде он не забывал никаких праздников... День рождения Ксено в октябре, никаких космических годовщин на периферии не предвиделось... Так что случилось?       — Мгх.... — Шнайдер жмурится, пряча лицо в сгибе локтя и растирая глаза. Вся одежда вдруг начинает неприятно жать, а ужасная сонливость накатывает словно первая волна беспокойного океана. Ну почему же он такой недалёкий...       Нет, надо думать. Думать думать думать... Что случилось у Ксено за эти пять дней? Первый день в центре Линдона-Джонсона Ксено описывал целых три астрономических часа. Что он видел, чем занимался, с кем говорил и какую новую информацию узнал. Кажется, он рассказал одну и ту же историю два раза... Во второй день жаловался, что его запрягли таскать боксы с препаратами из корпуса в корпус, расстояние между которыми прогулочным шагом было около пятнадцати минут, но это ладно! Даже не обладая топографическим кретинизмом, вопреки подшучиваниям своего парня, он умудрялся заблудиться в многочисленных лабиринтных коридорах. И его ужасно бесило, что на него смотрели как на потерявшегося на работе родителя ребёнка. Тот самый азиат Луис Рамирес — знакомый отца, работающий в центре на должности технического помощника заместителя директора, не появлялся в поле видимости Ксено с того дня, как познакомился с ним и отпустил в свободное плавание.       Кажется, Ксено что-то говорил про то, что его умственный потенциал недооценивают, и ему очень обидно...       На третий день Уингфилд сетовал, что его отправили в какой-то подвал смотреть за работой лаборантов, которые шпыняли его, как попавшегося под ноги котёнка, не давая толком сунуть нос в приборы.       На четвертый день он просидел все десять часов своего отведённого времени в кабинете какой-то женщины бухгалтера, помогая заполнять отчётную документацию. Скука смертная. Ксено подумывал застрелиться револьвером, да жаль — тот был в гараже Шнайдеров.       Пятый был сегодня.       Стэнли вздыхает, опускает руку и вслепую шарит по постели, ища свой выпавший из кармана джинс мобильник, включает его, заходит в сеть и проверяет, когда Ксено был там в последний раз.       Заходил утром в 11 часов, и больше никакой активности. Аватарка горит серым, новых сообщений нет.       Он решает снова попытаться подступиться к этой недоступной башне. 22:18. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Хей, Ксе Ты как? Как настроение? Не хочешь поговорить? Я волнуюсь за тебя Ксе?       Как всегда без ответа.       В этом плане Ксено было весьма непредсказуемым человеком. Он мог прочитать сообщение через минуту, а мог через день. Но как только у него появлялась возможность он, конечно же, сразу отвечал.       Да что, черт возьми, не так?!       Стэнли рычит, резко выключает и опускает телефон, рывком поднимается с кровати и идёт к своему стулу, сдергивая с него черную джинсовку, агрессивно натягивая ту на тело, и по пути к выходу из дома на ходу закуривает.       Черт бы побрал этого Ксено.       Мысли кипят. Сердце, разум, душа (будь она неладна, если есть) сходят с ума от волнения, бессилия, непонимания... Стэнли действительно не понимает! Он же хочет только самого лучшего для Ксено. Мир готов к его ногам положить, избить и запугать любого обидчика, да что угодно!... С чего вдруг это игнорирование весь день, с чего эта грубость? Ладно, если Ксено на него сорвался из-за каких-то своих загонов — он постоянно на него срывается, но тут-то весь день просто необоснованный игнор и агрессия ни за что!       Как это вообще понимать?       За две минуты быстрого шага Стэнли достигает его дома и как-то очень агрессивно стучит, словно сосед через участок, пришедший на разборки. Он успел скурить две сигареты.       Как много может случится за две минуты?       Можно успеть выкурить сигарету, может успеть взорваться бомба, а может поехать крыша от накручивания. Может успеть кто-то родиться, а кто-то — умереть. Может, за последний час произошло пятьдесят инфарктов.       Неплохой такой размах.       — Стэн?       — Мистер Дуайт... Добрый вечер. Извините, что так внезапно и без предупреждения. Мне нужен Ксено.       Отец Ксено молчит буквально пару секунд. Видимо, пытаясь осознать, что могло понадобиться подростку от его сына в половину одиннадцатого вечера. Но он не имел ничего против.       По большей части от того, что весь день Ксено был довольно молчалив. С утра отказался от завтрака, только глотнув кофе, быстро ушел из дома, и весь день ничего ему не писал, хотя обычно делится хоть чем-то на подобии "сегодня показали запись последнего запуска космонавтов", или "мне дали поработать с центрифугой!". А под вечер вернулся с мертвецким выражением лица и пошел в свою комнату, снова не поев. Сын часто отказывал себе в ужине, поскольку весь его вечер, вплоть до сна, был занят... Чем-то. Постоянно занят чем-то. Ему было не до еды. Возможно поэтому он с детства был таким худым, с буквально просвечивающей бледной кожей, из-за недостатка витаминов и времени на свежем воздухе.       — Я так понимаю, у вас что-то случилось?       Дуайт Уингфилд-Хьюстон был не из тех мужчин, который не умеют совмещать два дела сразу — двигаться и говорить. Поэтому до выяснения причин появления Стэна Шнайдера на пороге его дома в столь поздний час он приветливо отходит в сторону и пропускает того в дом. Мальчик уж слишком часто здесь бывал.       — Я... Я не знаю. — Тихо, как всегда не особо эмоционально, но сокрушается Стэн. Он редко давал эмоциям возможность проявления, но сейчас, на контрасте то, что у обычного человека сошло бы за лёгкую тревогу, на лице Стэна выглядит как самая настоящая паника. — Он какой-то странный сегодня.       — Да, я тоже заметил. — Отец Ксено внимательно смотрит на него, проницательно, анализирующего, но довольно быстро переходит из своей профессиональной роли в тело и разум обычного человека, со вздохом прикрывая глаза. — Ты иди. Мне он, возможно, и не расскажет, но с тобой должен поделиться. — Со слегка грустной улыбкой проговаривает Дуайт, смотря сбоку на Стэна. Если уж его Ксено доверяет Стэнли больше, то так и быть. Так и должно быть между двумя любящими людьми.       — Я постараюсь...       — Не постараешься, а сделаешь. — Хлопает того по плечу так, что у Стэнли, по ощущениям, чуть позвоночник в трусы не ссыпается.       — К-конечно, сэр.       — Вот так... Ну ладно. — Хьюстон старший тихо вздыхает, уперев одну руку в бок. — Удачи, Стэн.       Единственное, что на данный момент может выдавить из себя Стэнли — это кивок, после которого он решительным шагом направляется в темноту первого этажа дома Уингфилдов.

***

      День был тяжёлый.       Просто... Тяжёлый.       Выматывающая дорога до центра длительностью в сорок минут, постоянное поддержание фокуса и внимания на ВСЁМ, происходящем вокруг, потому что не хотел упустить ни слова из уст специалистов. Правда, надежды Ксено подчерпнуть что-то действительно стоящее из каждого диалога уважаемых и не очень профессионалов закончились тем, что эти самые профессионалы то и дело перекидывались вопросами о том, как там у кого жена и дети, что кредиты с каждым годом все беспощаднее и беспощаднее, цены на недвижимость растут, цена медицинских услуг дорожает, обратно пропорционально качеству, и лучше бы какая-то там Аманда отдала сына учиться на врача, а не на дизайнера интерьера, как тот хотел.       Всё это, безусловно, очень важная информация, ради которой Ксено задницу рвал все предыдущие года, дожидаясь своей путёвки в центр. Это должен был быть бесценный опыт, сокровенные знания... Ну, по факту, так и было, но от части. Почему вообще весь мир не подстроился под него и в центре не рассказали до мельчайших подробностей, как там всё работает?       “Рановато тебе ещё это знать."       "Поступишь в университет — узнаешь"       "Интернет есть? Есть. Библиотека есть? Есть. Иди ищи и читай"       "Вот в институте тебе это и расскажут"       "Если твой папа протащил тебя сюда, это не значит, что я брошу всю работу и кинусь тебе это объяснять"       Сжечь бы весь мир к чертям за такое отношение.       Почему.       Почему почему почему.       Почему почему почему почему почему почему почему почему почему почему почему почему Почему       Почему они так ограничивают его тягу к знаниям? А другие? Сколько растущих умов загубили эти безалаберные лентяи? Сколько тянущихся к знаниям людей зарубили в зачатке?       Ксено поворачивает ручку с горячей водой в душе на максимум, пока кожа не начинает покалывать и чесаться от расширившихся периферических капилляров. Он поддаётся и чешет ее пару раз короткими ногтями, от чего на теле остаются красные полосы из точечно лопнувших сосудов.       Через двадцать минут он заканчивает, в том числе и с мытьём головы, после чего выходит из душа, обматываясь полотенцем ниже бёдер и наскоро вытирая волосы, чтобы он остались влажными. На попытки мыть голову раньше, чтобы не ложиться спать с мокрыми волосами и не видеть гнездо под утро, Ксено давно забил, поняв, что находясь в центре с девяти утра до семи часов вечера, и возвращаясь домой в восемь, у него хватает сил только на то, чтобы доползти до кровати, полежать час, поужинать, и сходить в душ.       Ужасно. Просто ужасно. Ему просто необходимо было спать хотя бы шесть часов, чтобы мозг функционировал в течении дня. А для этого, вставая в половину седьмого утра, ложиться приходилось максимум в двенадцать.       Ну и вот как тут за полтора часа между душем в 22:30 и отходом ко сну в 00:00 успеть ещё что-то почитать? А ему хотелось! Вот только в автобусе от центра до дома он спал, приходя домой - лежал, смотря в потолок, ещё около часа, а затем тратил ещё полтора часа на закрытие базовых потребностей.       Мозг Ксено не отдыхал. Он усердно впитывал всю информацию, которую удавалось услышать или узнать от специалистов из центра, и ещё немного читал дополнительно перед сном. И все равно... Почему в сутках было всего 24 часа?       Ксено ожидает, что рано или поздно он попадёт в то отделение центра, где его реально чему-то захотят обучить.       Но вот чего он не ожидает, когда приходит в свою комнату — так это Стэнли, сидящего на его кровати лицом ко входу, смотря в упор на него.       Уингфилд замирает как олень, пойманный в свете фар.       Черт. А ведь он так хотел избежать этого разговора. Да и, если быть честным, любого разговора в этот вечер в принципе.       Стэнли сидит, перекинув ногу на ногу, и смотрит выжидающе.       Ксено заходит в свою же собственную комнату как на закланье, тихо прикрывая скрипучую дверь. Надо на выходных смазать петли.       Он проходит мимо своего парня прямо к шкафу, словно тот не больше, чем кусок мебели. Господи, как же болела голова. Тело разморило после душа, давление повысилось от горячей воды, мышцы расслабились. Вообще не хотелось говорить.       — Ксе? — Тихо зовёт его Стэнли на пробу, склоняя голову к плечу, следя за своим парнем, который без стеснения скидывает с бёдер полотенце и ищет в шкафу чистое белье и пижаму. С пару секунд он позволяет себе слабость — полюбоваться бледными тощими бёдрами Уингфилда, прежде чем одёрнуть себя. — Давай поговорим?       — О чем нам говорить, Стэнли? — Произносит тот таким уставшим голосом, так и молящем уйти и оставить его в покое. — Я лично ни о чем не хочу говорить. Я хочу спать.       — Я не позволю тебе ложиться спать обиженным.       Храни Господь таких мужчин как Стэнли. Возможно, когда он станет постарше, Ксено обязательно помолится.       Ксено молился Сатане, чтобы у его парня отвалился язык или атрофировались голосовые связки.       — О, так теперь тебе важно, что я чувствую... — Произносит Уингфилд с таким сарказмом, что его закатанные глаза видно даже через затылок.       Стэнли хмурится, садясь более ровно и наклоняясь корпусом вперёд.       — В каком смысле, Ксено? Мне всегда было важно, что ты чувствуешь.       — Да? — Усмехается нервно он, накидывая светло-голубую спальную рубашку, медленно застёгивая начинающими дрожать от нервного напряжения пальцами каждую пуговицу, пытаясь максимально оттянуть момент поворота лицом к своему парню. — Да неужели?       — Ужели. — Стэнли снова начинает раздражаться, понимая, что его накрученный за весь день гнев не исчез просто так.       Его ответ Ксено игнорирует, начиная расстёгивать пуговицы в обратную сторону, лишь бы оттянуть время.       — Ксено. — Снова пытается Стэнли, произнося его имя более уставшим голосом. Его постепенно охватывает отчаяние, цепляя нитями и оплетая горло, руки, тело. — Прошу, объясни, что случилось.       — Да ничего не случилось, Стэнли! Ничего! Абсолютно ничего! — Вспыхивает Хьюстон, вздёрнув руками и резко развернувшись к нему на пятках. — Всё отлично!       От этого крика Стенли на секунду ловит ошеломление. Моргает один раз, пытаясь понять, какую эмоцию использовать в данной ситуации.       — Тогда чего кричишь, а?! — Не сдерживается Шнайдер, подрываясь с чужой постели. — Я весь день как на иголках сижу, из-за твоей тупой игры в молчанку!       — Я был занят, представляешь?! Не было времени взять телефон!       — О, так ты, оказывается, видел мои сообщения и пропущенные, но просто не мог найти пять грёбанных минут, чтобы ответить!       Они оба смотрят друг на друга, будто готовы вцепиться в глотки. Стэнли пугает своими габаритами и значительно возвышающимся ростом, а Ксено — глазами-безднами с глубокими черными мешками под ними. Это был взгляд человека спавшего очень мало, и устававшего очень много. Это были глаза человека, готового убивать и уничтожать.       — Да. Не было.       — Ксено, че ты врешь?       Этот тон заставляет Ксено только больше вступить в оборону.       — Иди ты в задницу, Стэнли! Я занят, я там работаю! Если я достаю телефон — они косо смотрят на меня, даже если я читаю что-то по делу!       — И снова врешь.       Да как он....       — Отвали от меня.       — Я не отвалю, пока ты не скажешь, что случилось. Из-за чего это всё. Кто виноват: я, твой отец, центр?       — Причем тут вообще мой отец?! — Ксено практически взвизгивает, яростно махнув рукой в его сторону.       — Значит я?       Ксено молчит.       Он скрещивает руки на груди и отворачивает голову. Брови его хмурятся, губы поджимаются, словно сдерживают желание сказать, что он на самом деле думает.       — Да что, блять, случилось, Ксено?! Я не ебаный телепат, я не читаю твои мысли!       — Ты! — Психует он, резко указывая на своего парня пальцем, словно самонаводящаяся ракета.       — Что «Я»?! — С агрессивным акцентом выпаливает Стэнли, не выдержав.       — Да ты же вообще!.. Как камень стал, Стэн! Ни смешка, ни слезинки лишний раз от тебя не дождешься!       — Я всегда таким был, если ты не заметил. — Шипит тихо Стэнли, а сам мысленно прокручивает события последних дней.       — Ложь!       — Нет, не ложь, Ксено! Если бы ты все эти семнадцать лет не задирал так свой нос, то может быть и заметил бы! — Он сам не знает, почему так говорит. Он же так не думает.... Это вообще не то, о чем он думает...       — Чего?! — Взвизгивает Уингфилд, в возмущении раскрывая рот и сжимая руки в кулаки. Лицо его искажается такой жуткой гримасой злости, что Стэнли тяжело опознать, что этот человек — его милый, мягкий, добрый Ксено.       — Того!       — Да ты вечно задаешь один вопрос и сидишь слушаешь, пока я пытаюсь раскрутить разговор! Я как со стенкой говорю! Просто рассказываю тебе свой день, а ты сидишь и "угукаешь". Очень, блять, интересный диалог! Спасибо, Стэнли!       — Какой нахрен вечно, Ксено?! Это хуйня началась, как ты в этот центр начал ездить!       — О, так теперь у нас ещё и центр виноват?! — Ксено вздергивает руками и разводит их в стороны. — Ты предлагаешь мне перестать ездить туда, или что?!       — Я, блять, не говорил этого. — Стэнли постепенно переходит с повышенных тонов на обычный, крепко сжимая зубы, но от того не лучше, ведь голос искажается рычанием. — Ты как обычно натягиваешь сову на глобус, Ксено. — Его имя он произносит с такой интонацией, что у Ксено кривятся губы то ли от желания крикнуть что-нибудь едкое, то ли от резкого вздоха.       — Как обычно? — Шипит он, совсем по-змеиному.       — И додумываешь того, чего не было.       — Я что, блять, шизофреник?! Я помню все наши разговоры за эту неделю, Стэн! Хватит обманывать!       — Да в чем твоя проблема?! — Стенли зажигается, как спичка, стоит Ксено дать искру. Он слишком хорошо перенимал его эмоции, не контролируя это. — Что не так?!       — Всё не так!       Ксено готов заплакать от отчаяния, но он держится. Держится, потому что не может дать себе слабину, потому что не может разреветься из-за обыкновенной ссоры перед Стэнли, потому что...       Ох, черт.       Оказывается он может. — Черт... — Одновременно с его мыслями шокировано произносит Стэнли, тут же соскакивая с крика на шёпот.       Ксено плачет.       Ксено плачет.       Стоит на месте ровно, как статуя, лишь крепко сжимая губы и кулаки, одним из которых быстро вытирает слёзы, катящиеся с двух щёк одновременно.       Стэнли пытается быть деликатным. Он медленно подходит к Ксено, приподнимает руку и касается его плеча несколькими пальцами. Радуется, когда тот не одёргивается, а лишь стоит всё так же неподвижно, и через несколько секунд даже опускает лоб на твердое плечо Стэнли, позволяя слезам течь свободнее.       Боже, кажется, они оба сошли с ума. Стэнли стоит в этом полу-ступоре около минуты, пока Ксено сдавленно не скулит:       — Я устал... — Шмыгает он носом. — Я так устал...       — Нам нужно поспать.       — Очень сильно устал...       — Я рад, что ты сказал мне это. — Аккуратно Стэнли поворачивает голову и убирает часть блондинистых волос от виска Ксено носом, оставляя там теплый поцелуй. — Поговорим завтра, на свежую голову.       — Мх...       Всё так же бережно, Стэнли берет своего парня, уже ослабевшего и мягкого, под бёдра, поднимает с пола и проносит пару метров до кровати, кладя на неё, и следом ложась сбоку у края. Он всегда спал на краю, а Ксено — у стенки, под окошком.       Последнее, на что хватает у Ксено сил — это уткнуться и спрятаться лицом в груди Стэнли, подобрать к себе руки, и стянуть слабыми пальцами ворот его футболки к себе, чтобы почувствовать ещё больше родного запаха.       Завтра они обязательно поговорят.