Ispită

      Слышать пение птиц за окном, пусть и не так отчётливо, спустя полмесяца относительной тишины, – нечто нереальное, Божий дар.       В нос ударяет какой-то цветочный аромат. Открыв левый глаз, так как правому мешала подушка, Арсений слегка дёргается от неожиданности – Антон в своём демоническом обличии смотрит чуть не впритык своими жёлтыми глазами.       — Анто-он, — лениво перебирая языком, сонно тянет священник, а после переворачивается с бока на спину. Почувствовав, как плечо обдаëт жаром, он отдёргивает руку и резко присаживается. — Антон! — тихо возмущается – связки спросонья не дают сказать громче – и тушит горячие маленькие плоские свечи, которыми очерчили его контур на постели. От дыма тут же послышался тот самый цветочный запах.       Арсений шумно и протяжно выдыхает, склоняя голову, прикрывая глаза и давая себе успокоиться. Рука в месте, где её укусил огонь, теперь немного побаливает. Рукав рубахи, послуживший для кожи защитой от языка пламени, продырявлен и немного обуглен по каëмке образовавшегося отверстия. Арсений вновь дёргается, когда на его макушку что-то с наименьшим весом падает. Открыв глаза, замечает, что на одеяле появились лепести каких-то цветов. Засохшие лепестки. Стоит взять один из них, как тот тут же рассыпается в ладони.       — Как тебе моё внимание? — всё так же сидя на полу, но немного отодвинувшись в бок, спрашивает демон и приобнимает своими лапами священника за пояс.       — Открой окно, пожалуйста. От лаванды у меня болит голова, а от вещей с её синтетическим запахом – вдвойне.       Демон медлит, но всё же поднимается, отодвигает шторку и открывает окно на проветривание. Вернувшись, он присаживается позади Арсения, вновь прилипая к его спине. Из-за демонической сущности последний в лапах нечисти кажется небольшой игрушкой, подушкой.       — Я очарован тобой, восхищён твоей красотой, которую в тебя вложили гены твоих родителей... — выдыхает демон на ухо, за которым тут же легонько облизывает. — Такое значение у лаванды.       — У католиков это защита от демонов. А сухие лепестки?       — Я нашёл только тëмно-красные розы, поэтому пришлось их высушить, чтобы сделать чёрными. Но вышло вполне интересно, признай! Синие – таинственность и загадочность, а чёрные – символ смерти.       Арсений понятливо мычит, хотя ничего не понимает.       — Боюсь спросить... А для чего это всё? — интересуется и поднимается с кровати, ощущая подувший лёгкий ветерок с улицы. Такое внезапное переключение на подобие романтики от нечисти впервые за всё время их знакомства немного – пока ещё немного – настораживает.       Арсений поворачивает голову и приоткрывает глаза, чтобы улицезреть, как демон, вставая на ноги, обращается в человеческую плоть и подходит босыми ногами.       — Раз боялся, чё спросил? — чуть надув губы, квакает Антон с еле заметным колебанием в интонации и запихивает свои кисти, кроме больших пальцев, в карманы штанов.       Священник с особой внимательностью, насколько может после сна, всматривается в него. По выявленным реакциями демон должен был свести разговор в другое русло с возможными домогательствами или игривыми нотами в голосе, но сейчас он сдаётся. По-своему сдаётся.       Антон быстро ведёт глазами по половине окружности, поднимая так зрачки к потолку, а после отворачивает голову к окну.       — Я ходил в город, пока ты спал. Узнал, что людям такие штуки нравятся... Нет бы меня поцеловать, а не вот так смотреть ваще! — бурчит в конце и падает. Арсений инстинктивно дёргается навстречу, но тут же останавливает себя, когда видит, что Антон повисает в воздухе так, словно уселся в кресло-качалку. И покачиваться соответствующе стал, но без касания пятками пола.       По итогу, не найдя что тому сказать, Арсений уходит из комнаты и возвращается с веником и совком, протягивая это всё ещё покачивающемуся в воздухе демону со словами:       — Странно, приятно, но лучше прибрать этот беспорядок, учинённый твоими руками, — под конец он сдерживает зевок.       — С хуя ли?       Священник поднимает аккуратно лепесток и крошит его над лицом с поднятой бровёй.       — Понял? У меня нет времени их собирать.       Впихнув принадлежности для уборки, Арсений достаёт из шкафа одежду и уходит в ванную. Лишь в душевой кабине он расслабляется, подставляя шею и грудь струйкам воды из душа.       «Не изменился во взгляде, когда уже следовало бы», — проводя руками по волосам, думает и попутно припоминает хорошо запомнившееся человеческое лицо демона, что меняется то на наигранную детскую обиду, то на игривый с пошлым подсмыслом взгляд, то на неимоверно серьёзный настрой. Конечно, он сейчас преувеличивает, немного идеализируя чужой образ, но так делают все люди на первом этапе знакомства, когда им интересен какой-то объект.       «Первый этап чего?», — останавливает свой поток мыслей, выливая на ладонь шампунь, который после начинает размыливать на волосах, шее, телу, спускаясь ладонями вниз. Ответ находится чуть позже.       Не признать, что демон интересует своей неординарной личностью, будет самой искренной ложью. Арсений немного телится, оценивая свои внутренние чувства к нечистой сущности, и по итогу соглашается, ополаскиваясь. Интерес в действительности есть, но не романтический и даже не дружеский.       «Я бы предположил, что Антон интересен с научной точки зрения. Хочется узнать, как на самом деле обстоит всё у нечисти. В Библии написано мало, а основополагаться на художественные выдумки то же самое, что и верить в написанный текст сказки, не узнавая, какой именно смысл скрыт в ней», — приходит к выводу Арсений, когда обтирается полотенцем.       Подойдя к зеркалу, осматривает свои плечи и шею, по-прежнему покрытые чужими засосами, которые, кажется, не утратили своей насыщенности. В груди немного бьётся тревога на этот счёт. Надев прямую рубашку, опустив её подол поверх ремня, священник выходит из ванной. До комнаты так и не доходит, тормозит в коридоре. В нос ударяет лёгкий аромат пыли, что хочется чихнуть, но желание, стоит прикрывать ладонями рот, куда-то испаряется.       Пошмыгав носом, Арсений заходит в свою комнату. Демона здесь нет. Взяв крестик на столе, надевает и располагает на себе его так, чтобы тот был чётко на линии пуговиц. Внимание привлекает мигающий индикатор на телефоне. Взглянув на время, священник позволяет себе проверить уведомления.       Десяток пропущенных вызовов да уведомления от мессенджера, и всё от одного контакта – «Егор». Не решив, что сделать сначала, прочитать или позвонить, Арсений звонит и открывает мессенджер. Пока идут гудки, он, попутно спускаясь на первый этаж, вчитывается в написанные ночью сообщения:              «Это Эд», 21:03       «Понимаю что поздно», 21:04       «Но нужна ваша помощь», 21:04       «Я пригоню к вам утром», 21:08       «Лучше если вы взгляните на проблему сами», 21:08       «А я вам всё расскажу», 21:09       «Ну, что знаю», 21:09              — Арсений? — хрипло звучит на том конце.       «Разбудил», — проносится в голове священника.       — Эдуард. Простите, что так рано. И простите, я не видел Ваши сообщения, только сейчас их прочитал. Мне ждать Вас во сколько? И насколько проблема большая?       — Ничё. Тут это... Накладочка вышла. Вы можете сами прийти? Это насчёт Егора. Ох, бля... — ругательства звучат тихо, в сторону. — Пожалуйста, придите поскорее.       — Я приеду на автобусе через полчаса, — немного подумав, отвечает Арсений, но не уверен, что его слова вообще услышали.       — Я подслушал, — кричат со стороны алтаря. Шестое чувство подсказывает, что источник голоса явно дальше, чем стена. — Стопудово шиш.       Арсений замирает, когда входит в зал и видит, что именно делает Антон.       — Антон, за ради Христа, уйди оттуда! — говорит вполне громко и быстро подходит, но демон, оглянувшись и показав ухмылку, испаряется.       Арсений, не успевший коснуться того, хочет возмутиться, но словно проглатывает язык, когда видит брошенную тряпку и полный воды пулевизатор на столе со свечами и иконами. Ничего не сломано. Просто немного криво стоит. И влажно, чем требуется. Взяв тряпку, священник начинает убирать лишние капли со стола, поочерёдно поднимая церковную атрибутику и ставя её ровно, гармонично. Голова, как бы не хотелось, всё же начала немного побаливать.       — А вот тут могу? — раздаётся над ухом. На низ живота опускаются чужие руки, поднимая подол рубашки и просовывая между ремнём и штанами пальцы.       Арсений поджимает губы, но реагирует быстро, оставляя тряпку с пульверизатором и хватая Антона за запястья.       — Нет.       — А последним тут касался я, да? — горячо выдыхается на ухо.       Арсений запоздало замечает, как еле заметно немного расслабляется, размякает и отводит голову в бок, будто подставляя шею и давая волю действиям. Почти незаметные со стороны изменения, но внутри чувствуется, как целое цунами, прошедшееся по выстроенной в гармонии и спокойствии деревушке в горах – невозможное явление.       — Что за спектакль одного актёра и зрителя ты решил учинить? — голос, на благо, не хрипит, не ломается, а звучит ровно. — У меня нет времени на твои игры сейчас.       — А потом, значит, мы сможем поиграть, да? — Антон уводит одну руку по телу священника, поверх его рубашки, вверх.       — Не цепляйся за одно слово в целой фразе, что я тебе говорю.       — До приезда автобуса мы успеем, если ты не будешь тормозить.       Антон цепляется пальцами за ремень священника, парой-тройкой ловких движений расстёгивая его и ширинку, после просовывая ладонь, накрывая ею член и стремительно начиная тот оглаживать и пожамкивать.       Арсений в куче мыслей, свалившихся друг на друга от такой наглости, не находит ничего лучше, кроме как отвесить демону нехилую пощёчину. А пока тот замер, чуть задрожавшими руками вынимает из своих штанов его руки и наскоро застёгивается.       — Да что с тобой сегодня? — оторопело спрашивает, смотря округлыми глазами, дабы не пропустить ещё какой-нибудь выходки от нечисти, и с нахмуренными бровями. Но тот словно превратился в статую, и лишь моргание выдаёт в нём жизнь. — Мне нужно идти, — уведомляет спустя какое-то количество секунд. — Пожалуйста, не трогай больше ничего, пока меня не будет... И если ты не хочешь отправиться со мной.       Надевая в коридоре шляпу, Арсений ещё раз оборачивается на Антона. Тот так и стоит, словно по стойке «смирно», спиной к проёму. Наклон головы даёт понять, что он смотрит на стол.       Выйдя из церкви, на глаза бросается непривычная зелень по бокам от крыльца. Спустившись и присев на корточки, священник всматривается в сухие кусты полыни. Точнее, в бывшими сухими.       — Понимаешь, почему пошли побеги? — спрашивает он, почувствовав появление демона позади себя.       — Ты мне нравишься, — отвечает Антон.       Поднявшись, Арсений оборачивается на него, с вопросом вглядываясь в серьёзную мину с запихнутыми в карманы руками.       — Прошу прощения?       — Мне в кайф, что ты новый священник этого места. Когда всё здесь придёт в норму, — говорит с придыханием и неимоверной человеческой просьбой в глазах, словно кот, жаждущий тепла и ласки, заглушая с каждым звуком голос до шëпота, — оставайся со мной. Навсегда. Арс...       Арсений опешивает от такого предложения, незаметно сглатывая, смачивая горло небольшим количеством слюны. Не хватает только усесться у ног и легонько, в нерешительности, потрогать "лапой" колено для привлечения внимания.       — Скоро подъедет автобус. Пойдём, — чуть тихо говорит священник и обходит демона.       Что с ним твориться с этого утра – не понятно, но отвечать прямо он явно не планирует, а у Арсения сейчас нет времени играть в «отгадайку», «горячо или холодно» и тому прочее. Он в глубине души ещё злится за самовольство, сколько бы раз не говорил о своём отношении ко всему.              Случай с Егором оказывается одновременно как обычным, так и странным делом, если не знать парня в лицо. Но, признаться, Арсений слегка напрягся, увидев пьяного в "зюзю" солнечного, улыбчивого и жизнерадостного человека, который сам признавался как-то, что не особо падок на выпивку.       Усталые с кое-где лопнувшими капилярами мутные, как трясина, голубые глаза, сальные волосы, осунувшийся вид. А также стойкий запах перегара, который ветерок, несущий в помещение свежий воздух и лёгкую прохладу, не в силах полностью унести собой.       «Позволь мне войти в тебя», — шепчется на ухо, но звучит так, будто в голове.       Стоило приехать в деревню, где на остановке их ждал Эд, Антон тут же смылся в лес под предлогом сбора материалов для красок, но возник демонической сущностью уже в доме, где спал Егор. Арсений его не сразу нашёл, но благодаря нему почувствовал другую сущность, пусть и более слабую.       И вот сейчас Антон стоит позади, склонившись.       — Вы сказали, что расскажете мне что-то, — подняв голову, напоминает Арсений, глядя на Эда. Тот хмурится, но потом тут же кивает.       — Что это т!-ы хочш сказат, а? — тяня гласные, спотыкаясь в словах, подал голос Егор, смотрящий до этого молча с неприязнью на гостей.       — Отдыхай, брат, — вздохнув, тихо говорит Эд, хлопая названного брата по плечу и укладывая его обратно на диван, на бок.       Арсению невольно вспоминаются слова Антона про запретную для цервки связь между этими двумя. И то ли мозг специально делает акцент, преувеличивая даже немного, то ли в укрывании покрывалом на самом деле промелькнуло чуть больше заботы, чем в обыденности.       Уйдя на кухню, Эд подзывает священника поближе к окну, к дальнему от спальни с выпившим углу, и начинает тихо шептать:       — У Егора раньше пил отец, — Арсений тут же кивает, припоминая эту информацию от самого Егора. — И вот месяц назад тот сдох. Ну, даже больше, чем месяц. Сорок дней прошло позавчера, и тогда пошла эта параша. Я только приехал в город, когда Егор мне позвонил и сказал, что хочет встретиться. Подошёл, а он пьяный в хлам. Думал как-то помочь, но по итогу вечером привёз сюда, и вот никак...       «Я далеко от церкви, мне не хватит сил», — вновь выдыхается в голове, — «впусти…».       — Возможно, я знаю в чём проблема, — отвечает священник. — Но я попрошу Вас подождать на улице.       — Может, я всё же останусь? Мне он больше доверяет, ему и мне будет спокойнее. Егор, конечно, сильный морально и всё такое, но...       Арсений, слушая, в освещённой естественным светом кухне заметил у своего собеседника бледное лицо и чуть больше обычного распахнутые глаза.       «Волнуется».       — Вижу, — отвечает одновременно обоим Арсений и поворачивается к окну, раздумывая о том, как лучше поступить.       Раздумья прерывает звук разбившегося стекла в комнате с Егором. Эд тут же уходит туда, захватывая по пути полотенце и мусорное ведро.       Антон, выйдя из-за спины по часовой стрелке, появляется перед лицом, заслоняя своей демонической тёмной сущностью весь свет. Благодаря немного слезящимся и щурящимся глазам, Арсений понимает, что демона сейчас видит только он.       — Ненадолго, — в слегка предупреждающем тоне тихо говорит Арсений и запрокидывает голову, прикрывая глаза.       — Постараюсь быстрее управиться, — на выдохе шепчет демон.       Положив свои лапы на шею священника, он немного поглаживает большими пальцами его щёки, а после чуть надавливает меж зубов и, как только рот приоткрывается, вселяется.       Арсений вновь ощущает себя так, словно находится в узком коридоре, сдавливающим с боком, ему вновь тесно в своём теле и немного тревожно.       — Отдохни, я всё сделаю.       Арсений чувствует, как его чем-то обволакивает. Способность видеть перед собой постепенно пропадает, а ощущение эйфории наполняет всё тело с такой же скорость, с какой врач, проявляя особую внимательность, вводит своему пациенту через шприц лекарство.              В себя Арсений приходит уже лежащим на диване, в своей церкви. Голова раскалывается, во рту сухо и кажется, что если прямо сейчас не съесть что-то, то желудок откажет и отвалится. Так вышло, что последнее заволновало намного сильнее первых; пару лет назад у него вырезали аппендицит, проявивший себя на последней стадии резкой болью. Боль сейчас примерно сравнима с тогдашней.       Не без труда встав на ноги, он опирается рукой на стену и прикрывает глаза – голова так менее болит. Распахнув ресницы на небольшую щёлочку, решает идти так.       Поднявшись на второй этаж, Арсений заходит на кухню и первым делом пьёт воду, мелкими глотками. Достав из холодильника пакет хлеба, откусывает немного от ломтика и присаживается за стол.       Демон появляется из-под стола, пугая неожиданностью, осторожно касаясь пальцами бедра. Содрогнувшись, он ударяется коленкой об угол стола, отчего складывается пополам, соприкасаясь лбом с больным местом.       — Тебе бы ещё полежать, — порыкивает чёрная субстанция с жёлтыми глазами.       — Я хочу знать, что произошло.       Сущность густым туманом, Арсений видит это краем глаза, перетекает за его спину и небольшим весом укладывается сверху.       — Отдохни, поспи... Спи...       Ещё одно искушение, ещё одна манипуляция с телом... Арсений это замечает, теперь он ощущает, как сонливость рождается в глубине души и, словно еле заметный в яблоке червяк, начинает пожирать волю сопротивления и критическое мышление с рассуждениями о правильном иль нет. Ощущает, как Антон становится неким в меру прохладным и невероятно комфортным одеялом, в которое хочется укрыться и в котором хочется заснуть.       — Не уходи от темы, — немного вяло говорит священник, насильно выпрямляясь и откусывая небольшой кусочек хлеба, смакуя его во рту. — Я хочу знать, что ты учудил, пока был в моём теле, и почему я сейчас так плохо себя чувствую.       — Ты же понимаешь, что я совру или умолчу о чём-нибудь? — демон шепчет на ухо, медленно проводя своими, вроде как, руками по чужому торсу сверху-вниз и обратно.       — А ты уж постарайся, — Арсений пытается не обращать внимание на соблазны, немного стискивает зубы.       — А!.. поцелуешь потом? — с небольшим бурчанием, но с явным интересом, словно ребёнок, строящий из себя «если нет, то и ладно, и я не хотел вообще, просто спросил», раздаётся над ухом. И это отчего-то улыбает, легонько так, почти незаметно со стороны.       — Может быть, — отвечает и делает маленький глоток воды. — Но только если скажешь правду.       — Идёт! — тут же оживляется Антон и выходит из-за спины, увеличиваясь в росте и обретая человеческий облик. Спрятав одну руку за спиной, через пару мгновений достаёт её и протягивает взявшийся откуда-то стакан с жижей, по цвету напоминающей щи. — Окс сделала для тебя, выпей, полегчает.       — Ещё один напиток, чтобы восстановить силы?       — Ну, можешь и так думать. Пей, станет лучше. Ты бледный весь, а я бы хотел не дохлый поцелуй, — говорит он и улыбается так, что со стороны его улыбка, сложившаяся перевёрнутой троечкой, напоминает морду кота. Арсений невольно завораживается этим чудом. Понимает умом, что тот сейчас копирует Божье создание, потому и выглядит вот так неотразимо и притягательно, но душой всё же хочет верить или искренне верит, что есть ещё в том остатки человечности, что всё это поведение, разыгрываемое с самого первого, вроде как, доброго и позитивного появления, не есть выдумка ради соблазнения и склонения на грех.       — Так внимательно смотришь, — ещё шире улыбается тот и присаживается на корточки, оставляя гранёный стакан на столе. — У меня что-то на лице? А если так? — спрашивает и засовывает указательные пальцы себе в рот, чтобы потянуть за уголки.       Рот, как пластилин, растягивается чуть ли не до висков, из-за чего оголяется часть черепа, та, что между глаз и верхними зубами. От этого вспоминается момент в мультфильме «Коралина в стране кошмаров», где Заколебайке (такое имя дали русские переводчики, хотя в оригинале происходит игра слов про нежеланного ребёнка) вторая мама зашила уголки губ так, чтобы тот постоянно улыбался. Но в реальности всё выглядит более жутко.       — Не очень, да? Сейчас разрежу щёки и будет круче.       Антон поднимается и достаёт из ящика поварской нож, которым Арсений нарезает овощи. Сам Арсений в прямом смысле просто хлопает глазами от шока, что сейчас испытывает, но вскоре прикрывает глаза. Его начинает мутить. И довольно стремительно всё перерастает в настоящий рвотный позыв.       Пытаясь дышать размеренно и в меру глубоко, в надежде на небольшое успокоение, он поднимается, но вслепую задевает Антона. Слышит только тихое «ой». На кой-то чёрт распахивает ресницы. Перед взором предстаёт картина, на которой нож вошёл прямо в левую глазницу, из которого стала течь в меру вязкая, чтобы не бежать ручьём, и в меру жидкая, чтобы не скатываться смолой, тёмно-бордовая субстанция.       От этого вида становится ещё хуже. Арсения выворачивает в раковину, а не в полиэтиленовый пакет, как он хотел до этого, – тот не находится вовремя. Из желудка выходит всё, что в последнюю четверть часа было съедено и выпито, а компанию им составляют желудочный сок и желчь. И теперь самочувствие примерно в два раза хуже, чем когда оно были при пробуждении.       Включив тонкой струйкой холодную воду, Арсений начинает ею умываться и ополаскивать свой рот.       Антон встаёт сзади и потихоньку опускает свою ладонь на спину священника, дабы погладить меж лопаток. Следом протягивает полотенце и стакан с всё той же жидкостью непонятного состава. Арсений косится скептически.       — Пей, полегчает.       — Каковы побочные эффекты?       — Может вновь вывернуть наизнанку, но лучше сдержать позыв. А ещё вызвать неутолимое желание поцеловать меня, — отвечает демон и по интонации явно улыбается.       Арсений на него не смотрит даже периферией, не хочет видеть ужас на его лице ещё раз. Схватив свой живот поперёк и немного согнувшись, когда внутри всё болезненно стянулось, он выжидает момент, когда хотя бы немного всё прекратится, а после принимает помощь.       Выпивая жидкость, текущую по горлу неприятной на привкус покалывающей субстанцией, Арсений жмурится. Желание отстранить от себя стакан и вставить два пальца в рот, чтобы уменьшить свои страдания, велико, но стоит сделать последний глоток, как всё вмиг прекращается. Да, живот немного скулит, но не стягивает и не ноет.       — Ну как? — уже, кажется, по-чеширски спрашивает Антон, приобнимая за плечи двумя руками и припадая к чужому уху. — Я же говорил, что станет легче! И губы начинают розоветь.       — Ты сегодня чересчур прилипчив, — прикрывая рот ладонью, немного хрипит Арсений, а после включает кран, чтобы попытаться смыть отвратительную кашу.       — А ты – чересчур зануда, — как ребёнок, отвечает. Но это весёлое настроение на самом деле немного настораживает.       «Затишье перед бурей?».       — Я всё ещё жду, когда ты расскажешь причину моего дурного самочувствия.       — Зануда, — теперь уже дуются.       Арсений невольно кидает на него взгляд и замечает, что все повреждения исчезли, лицо ровно такое же, какое было до манипуляций. Вытев руки полотенцем и развернувшись спиной к раковине, он на выдохе произносит:       — Зануда здесь только ты. Расскажи хотя бы то, как мы избавились от шиша.       — А это уже интересный вопрос, — Антон оживляется, хлопает ладонями, которые следом потирает друг о дружку.       — Но только правду.       — Обижа-аешь.       «Тебя кто обидит-то ещё», — Арсений окидывает его взглядом, поджав немного губы.       Направляясь на первый этаж, Антон рассказывает о том, как после вселения в тело священника направился в комнату и стал общаться с шишом на латыни, но изображал это под молитву: присел рядом с Егором и склонился к его лбу, – а потом словил в мешок.       — Собсна, вот, — довольный собой, улыбаясь вновь котёнком, заключает и открывает дверь в подвал. Но видя недоумевающий взгляд, сам заглядывает. — Да ну бля, — разочарованно выдыхается. — Я оставлял его на второй ступеньке.       — Когда держат взаперти, всегда хочется сбежать. Все склонны к свободе.       Демон лишь кратко прорыкивает и переступает через порог, следом растворяясь в царивше темноте. Арсению же приходится нажать на переключатель, дабы включилась лампочка и осветила лестницу тёплым жёлтым свечением.       Спустившись вниз, он осматривает помещение.       Никого.       Антон явно скоро появится, поэтому, пребывая в ожидании, священник проверяет счётчики.       Заслышав писк, поднимает голову. Звенит лампочка. И звон этот становится всё громче. Возможно, правильно срастив несколько мыслей, Арсений срывается с места и бежит к двери. Нажав на переключатель, погрузив всё обратно во тьму, он вслушивается в звуки. Звона нет. Но внизу что-то падает так, словно скинули мешок с картошкой со стремянки. Осторожно, но быстро спустившись, священник пытается вглядеться в покачивающийся из стороны в сторону и заваленный на бок мешок, но непривыкшие к темноте глаза упускают детали.       Антон появляется постепенно: сначала дымкой, стремительно сгущающейся чуть сбоку от мешка, а после и телом.       — Выпусти, ничтожное подобие нечисти! — басят из мешка, начиная активно пытаться своими конечностями разорвать ткань.       — Заткнись, — рычит Антон и пинает мешок.       Арсения берёт холодок, когда два пронизывающих его слабого жёлтых огонька обращаются к нему. Тот до этого смотрел так, но во все прошлые разы этот взгляд можно было выдержать благодаря силе духа. В отличие от сейчашнего       Но вот, огоньки становятся значительно теплее. Кажется, что демон даже улыбается. Либо это игра воображения.       Прошлёпав босыми ногами по бетону, Антон кладёт свои ладони на плечи священника.       — Это моя территория, я тут сильнее всего, — говорит и проводит кончиками пальцев, чуть касаясь когтями, ото лба по тёмным волосам за ухо. Улыбка всё же присутствует у него, и если не на губах, то точно в голосе. — Хочешь, устрою ему взбучку? Подвешу за хвост и палкой его, как в пиньятти. А? Будет весело! Эти чертяги интересно визжат.       Арсений отставляет ногу в бок и выглядывает из-за Антона, чтобы вглядеться в замеревший мешок.       — Я за палкой! — видимо, приняв молчание за согласие, демон хлопает в ладоши и разворачивается, уже намереваясь уходить.       — Подожди, — тихо говорит Арсений, хватая за локоть. Ещё немного разглядывает мешок, а после чуть поворачивается к Антону и подходит к нему, чтобы встать лицом к лицу. — Попрошу не шевелиться.       — Неужели то, о чём я думаю? — урчат довольно и немного горбятся, склоняясь навстречу.       Арсений же выгибается в спине и отводит голову назад. Поняв, что больше не будут сближаться, потихоньку выпрямляется. Положив ладони не чужую шею, но так, чтобы большие пальцы легли на щёки, а указательные – на линию нижней челюсти, медлит ещё секунду, а после тянется навстречу, соприкасаясь губами с чужой кожей. Почувствовав неоднородность, отстраняется и всматривается в место, которое решил поцеловать. Этот хитрый чёрт улыбнулся, из-за чего уголок губ сместился. Большей частью Арсений поцеловал в него.       — Когда-нибудь я дождусь поцелуя в губы. Такого, от которого ты будешь просить меня не отстанавливаться.       Арсений молча сжимает его нос между двух пальцев и крутит по часовой.       — Сливу не хочешь?       — Ай! Нельзя спрашивать, когда уже делаешь! — возмущается, немного гундося, Антон, а после поглаживает свой нос, как только тот оказывается освобождён от пыток.       Арсений же от греха подальше отходит, направляясь к мешку. Присев у завязки, кладёт руку поверх ткани.       — Если не будете буянить и слушаться меня, то обещаю Вам защиту от этого тирана.       — На себя посмотри, ага! — надувшимся ребёнком бурчит Антон.       — Сначала развяжи меня, — всё также басит мешок. — А то общаться, лежа в неудобном положении и не видя собеседника – чухня.       Арсений прочищает горло, наскоро осматриваясь, а после впирает взглядом в демона, всё также стоящего в стороне и потирающего нос. Поняв, что смотрят в ответ, указывает пальцем вверх. Но тот не понимает, склоняет голову на бок. Поджав губы и немного насупившись, священник начинает показывать пантомиму, указывая вверх уже ладонью. Видя, что нет результата, добавляет сцену: уперев кулаки в бок, качает из стороны в сторону голову и начинает выкручивать лампу, потом, взяв из воздуха другую, дышит на неё, протирает, и вкручивает обратно, напоследок щёлкая по переключателю и изображая ослепнувшего от света человека.       Нужна ещё пара секунд, прежде чем Антон раскроет широко рот, удивляя своим размером, и растворится в тени. Зато через мгновение щёлкает переключатель и включается свет.       Развязав мешок, Арсений поднимается на ноги и, дотянувшись до низа мешка, переворачивает его вверх тормашками.       Шиш вываливается почему-то с небольшим промедлением. Антон заходится смехом, но лишь на несколько секунд, принимая после свой истинный облик и присаживаясь на корточки, чтобы не стоять в три погибели. И рычит с предупреждающим тоном:       — Будешь рыпаться, прихлопну, как муху.       — Имя есть? — пытается перевести тему в нейтральное русло Арсений, разглядывая гостя без пристального взгляда. Пропорций между частями тела словно нет: кажущаяся большой голова и узкие плечи, тоненькие руки и ноги, вполне взрослое мужское брухо. И тоже, как и Лёша, весь мохнатый, только хвоста не имеется, и уши не вытянутые.       — Зохан, — отвечает и звонко шмыгает, после гаркая, чтобы прочистить горло. Смотрит при этом на Антона. — А так Антон, но лучше звать Зоханом.       — Я понял, — подтверждает ещё и кивком Арсений, попутно аккуратно складывая мешок. — Я Арсений, священник в этой церкви.       — Ха! Священник, а своей же вере прямо в лицо плюёшь, сношаясь с этим.       Пожалуй, к басу чёрта лично Арсению нужно будет привыкать.       — Ещё слово и прихлопну, — согнув пальцы и повернув лапы ладонями вверх, Антон сверкает своими когтями. И не заметить, как Зохан тут же по инерции сжался, невозможно.       Момент напряжённый, особенно, когда прямо видно, что путь к одному выходу перекрыт окружённой чёрной дымкой демонической сущностью, которая даже лапу свободно не выпрямит, потому как с одной стороны снесёт стеллаж с коробками, а с другой – повредит газовую трубу и встретится со стеной подвала; а второй выход прочно заперт с улицы.       — Предлагаю прийти на кухню, сесть за стол и спокойно нам всем поговорить, — подаёт голос Арсений, прикладывая к ключицам свою ладонь.              Антон ставит на стол две кружки и присаживается на стул между священником, за спиной которого дверь в коридор, и шишем, но ближе всё же к первому.       — Ну давай. Рассказывай, — с открытой неприязнью спрашивает демон, беря руку Арсения, сплетая с ней пальцы и с тыльной стороны ладони накрывая своею кистью. Тот бросает хмурый взгляд, пробует высвободить руку, но понимает, что это будет безуспешно, поэтому пока решает просто понаблюдать за ситуацией. — Зачем тебе Егор? Как на него вышел, а?       — А вы у нас семейная пара, решившая поиграть в ролевую игру про миллиционеров?       — От этого зависит то, — священник слегка наклоняется к Зохану, немного налегая на стол, — останетесь Вы здесь, если пожелаете, но можете и уйти. Без повреждений. Или же он, — кидает взгляд на демона, — выполнит то, что пообещал.       Шиш ещё немного смотрит на эту парочку, ощущая себя под давлением двух сил. Держится стойко, оценивает ситуацию, а после опирается плечом на стену, подальше от демона, и тоже наклоняется вперёд, складывая пальцы рук в замок.       — Я ещё мелким привязался к его семье. Точнее к отцу этого человека. Питался им, дурманил, вот он и коньки отбросил. Прямо как этот с тобой, священников. Долго корми не корми, он же не из тёмных сгустков негативной энергии появился, а так, сам. Давит сам же свою человечность, а ты и позволяешь. Потому и меняться может. А ты опять же позволяешь. Прикидываешься умным и хладнокровным, но сам же ломаешься. Не ровен час, когда выльется всё наружу. И выльется всё-ё... Абсолютно всё.       Антон, до этого сидевший и пытающийся сдержаться, с силой сжимает руку Арсения, отчего тот резко опускает голову и жмурится от боли, впирая ногти второй руки в чужую кисть. Демон вмиг теряет всю свою злобу, поворачивает голову и смотрит ошарашенно. Хватку при этом ослабляет.       — Ты чего?       — А ты подумай, — тихо бурчит Арсений и начинает разминать освобождённую кисть. Поправив чёлку и шмыгнув, он поднимает голову, возвращая взгляд на шиша. Руки на всякий убирает к стене. — Зохан. Прошу, не отходите от темы.       — А я и не отхожу, — улыбается шиш в ответ. — Я по наследству Егору достался. Сорок дней душу его отца ещё помучал, а после почувствовал ту же энергетику у его сына, вот и всё. Знали бы вы, что у него на уме, за что он переживает. Навряд ли бы беспокоились о нём. Особенно ты, Арсений. Не принимаешь, намеренно забываешь. А ложь разве не является нынче грехом?       Антон, вновь загорающийся от эмоций, встаёт из-за стола и прижимает того за горло к стене. Напрягая руку, поднимает на уровень своих глаз, загоревшихся жёлтым оттенком.       — Вы дадите поспать, или нет? — возмущается материализовавшаяся в какой-то момент в кухонном проёме ведьма. Арсений, обернувшись, цепляется взглядом за её пастельно розовое платье со словно живыми лепестками роз почти такого же нежного оттенка – немного темнее. — Не вижу, чтобы шёл ремонт. Что у вас тут, ради чего нужно так долбить стены?       — Один пылесборник нарывается на хорошую взбучку.       Оксана цокает, шумно вздыхая и закатывая глаза. Зайдя на кухню, подходит к демону и с силой шлёпает ладонью по его спине меж лопаток, отчего тот сразу же расслабляет руку, выпуская шиша, и давится воздухом.       — Ты чего?..       — Да того! У демонов, чертей и прочих существ своя задача есть! А ты тут суд решил устроить. Болтики в голове давят или что? Почему сегодня, в такой день, ты вновь возишься с этим человеком, а не со мной? Всегда сбегаешь в подвал, запираешься, пока я не уйду, но в этот раз всё, что ты можешь получить со мной, ты пытаешь добиться от него! — ведьма указывает ладонью на Арсения, который немного хмурится, пытаясь догнать мысль, но его сбивают отчаянные ноты в девичьем голосе.       Антон надувает губы и складывает руки на груди, отворачивая голову и всё ещё немного покашливая.       Арсений ловит за руку пытающегося под шумок сбежать Зохана, и встаёт из-за стола.       — Я могу узнать, о чём вы говорите и почему в этом разговоре фигурирует моя персона?       — Я вот всё думаю, — негодование Оксаны теперь перекидывается на него. Давление, кажется, тоже, потому как в груди неприятноивсë сжимается. Не замечает, как отпускает шиша, тут же стартанувшего куда подальше. — Строишь из себя пай-мальчика, весь такой праведный, вроде как монах, чёрное духовенство, подальше от всего людского и вся такая чепуха, а ведёшь себя, как человек. Ещё и моего жениха уводишь! Взялся тут, когда я почти влюбила в себя этого демона. Подсунул ещё какой-то мох, что как пиявка! А я счастье своё хочу! Я не ты, у меня свои чувства и эмоции есть, я не отбитая на голову!       Арсению приходится опереться рукой о край стола, чтобы не потерять равновесие. Антон, заметив это, подходит и подхватывает под локоть, кладя одну ладонь ему на спину.       — Оксана, попрошу сейчас меня послушать, — сглотнув начинает священник. — Во-первых, самое важное, влюблять себя поневоле нельзя. Каковы последствия бы ни были, это не будет настоящая любовь. Во-вторых. Я не понимаю, почему с сегодняшнего утра данная сущность решила впечатлить меня человеческой романтикой. Ещё и прибраться, оставив после себя больше грязи, чем её было. Но что и понимаю, так это то, что всё это должно было пойти в отношении Вас из-за Вашего постоянного приворота, который Вы делаете каждый раз, как появляетесь здесь.       — Теперь и дурачка из себя строишь? Эгоист чистой воды! — кричит Оксана, фыркает и подходит к демону. Взяв его руку, заметно меняется в интонации на произношени уменьшительно-ласкательного прозвища:       — Лопушарик, ты же меня любишь, да? Один поцелуй, и мы будем вместе. Завтра сыграем свадьбу, и я заберу тебя из этой разрухи.       — Окс, Лёша отличный чёрт. Я демон, другая масть. Тебе чёрт нужен, не я, пойми, — кинув быстрый взгляд зелёных глаз на священника, чтобы убедиться, что тот и сам может стоять, говорит Антон и берёт руки ведьмы в свои, прикладывая к своей груди ладонями. — Не бьётся. А теперь? — поворачивает голову к священнику. — Чувствуешь, как стучит? Ты же чувствуешь, как всё внутри меня искрится? А я всего лишь смотрю на него. Я твёрд в своём решении забрать его отсюда на другой край света, показать чёрные дыры, рождение или смерть звезды, чтобы этот космический фейерверк отражался в его прекрасных ледяных глазах.              Что Арсений и понимает к третьей четверти пятницы, так это одержимость демона, ревность ведьмы, которая вполне серьёзно может в следующий раз подсыпать ему что-то в стакан, а также успешную помощь Егору. И также, отчасти, слова шиша о каких-то переживаниях Егора и чего-то непоправимого, что может произойти скоро из-за самого него [Арсения], если не перестать что-то делать.       — Да ебанись! — в который раз срывается Антон, толкая ладонями дверь. Оксана, уходя, хлопнула так, что та прошла чуть дальше плотного закрытия. Арсений же, стоящий у окна, уже успел за время попыток открытия вычесть скорость и всевозможные травмы при падении из окна.       — После того, как мы выйдем отсюда, мне придёт осветить территорию.       — Чё это?       — А ты сквернословь больше, — вздыхает и разворачивается священник, опираясь тазом на подоконник.       Антон тут же отчего-то сдувается, прошлёпывает и тянет руки, чтоб обнять, только на это действие делают шаг в сторону. Тогда он встаёт рядом и склоняет голову на низкое плечо.       — Я не смогу завтра защищать тебя. Не выходи завтра из церкви и не очищай территорию.       Арсений обдумывает эту новость и сходит к мыслям, что тот может уйти куда-то или же это как-то связано с обрядом в отношении него. Подняв руку, опускает ладонью на каштановую макушку и поглаживает пальцами.       Часы над холодильником показывают третий час после полудня.       Отстранившись от демона, священник подходит к двери. Собравшись, толкает ту плечом пару раз подряд и выбивает, открывая проход.       «Антон выбивал её около получаса, но не смог», — немного поражённо думает, но оглядываться с соответствующим выражением на лице не собирается. Всё же... этому должно быть какое-то объяснение, но для него видимо, нужно дождаться завтрашнего утра.       Облизнувшись и сглотнув, собрав себя, поворачивается полубоком к Антону, вглядываясь в него спокойно.       — Рано сдался. Идёшь?       Демон отчего-то зевает – впервые на памяти священника – и отталкивается от подоконника. Сделав шаг, он материализует за мгновение до соприкосновения стопы с полом свой кед с Рогатым в заточённой в круг пентаграмме на внешнем боку. Тоже самое проворачивает с другой ногой.       — С тобой я не сдамся до самого конца, — отвечает с откуда-то возникшей усталостью. На губах его хранится тëплая улыбка, а направленный в светло-голубые глаза взгляд смотрит, словно по-особенному.       Арсению приходится следовать за ним. Дистанция между ними появляется на лестнице, когда Антон скатывается, усевшись боком, на перилах до пролёта. Но при этом ждёт священника, прежде чем после повторить свой аттракцион. За эти выходки получает словесный нагоняй.       Пройдя в зал, Арсению приходится глубоко вдохнуть и выдохнуть.       Шиш сейчас возится на полу с Лёшей, поднимая в воздух пыль и откуда-то взявшийся песок. Алтарь, стол с церковной атрибутикой и стены остаются нетронутыми. Кстати, стена левая, что между двух проëмов в зал, ещё смотрящая на окна во двор, где ранее произошла встреча с ангелом-хранителем, уже оказывается полностью готовой, отчего сердце отзывается приятным лëгким покалыванием.       Антон сгибает руку в локте, крутит кистью, материализуя на ладони чашу со святой водой. Взяв кропило, даже не стряхивая с него лишнюю воду, Арсений щедро брызжет на сцепившуюся нечисть, которая тут же, как ошпаренная, разъединяется и бежит прятаться в разные концы стола. Только врезается в невидимый барьер с такой силой, что по залу разносится довольно громкий гул, затихающий до небольшого писка за полминуты. Сам же писк проходит в течение следующей минуты.       К этому времени из подвала выходит Оксана.       — Вы опять?       — Теперь это эта парочка что-то устроила! — без зазрения совести Антон легко скидывает всё на чертей, ещё и руками указывает на них.       Лёша виновато косится на ведьму и потирает свой лоб, сидя на заднице, недалеко от которой упёр пятки, согнув при этом ноги в коленях, что развёл в стороны.       Зохан, напуганной до вставания шерсти дыбом, кошкой прижат грудью к полу, подняв при этом зад, словно готовится побежать с нижнего старта, и косясь на четвёрку остальных сущностей в этом зале.       — Он хотел к тебе зайти, — начинает оправдываться Лёша, поднимаясь на ноги и быстро проходясь до Оксаны. Упав на колени, цепляется руками за подол её бархатного тёмно-синего платья, имеющего прямой обтягивающий от плеч до талии фасон и немного не достигающего колен. — А я его впервые вижу. Просил отойти, а он на меня хрипеть стал, песком кидаться, вот и сцепились. Не сердись только, ярчайшая звезда в тёмной материи мира...       Антон от этого прыскает, отворачиваясь и уходя, чтобы словить Зохана.       — Оксан, смотри, подкаблучник! — говорит, пока идёт. — Всё для тебя сделает! Ну присмотрись хоть к бедолаге!       — Больно надо, — цокает она, складывая руки с широкими манжетами, представляющими белые кружева, на груди. Делает шаг в сторону, но чёрт следует на коленях за ней. — Да отвянь уже.       — Не думаю, что стоит называть человека... — Арсений чувствует и видет в периферии зрения внимательный взгляд зелёных глаз, от которых в груди что-то немного болезненно, не по-правильному, сжимается, потому прочищает горло и исправляется, — ...кого-то подкаблучником, если этот кто-то просто хочет всегда радовать свою пассию. Конечно, с нездоровой привязанностью, но, думаю, это дело поправимое, если поговорить.       — Всё-то у тебя на словах, — закатывает глаза Антон и закидывает на плечо брыкающегося шиша.       — Отнюдь, — сразу отрицает. — Не вижу в этом ничего плохого. С помощью слов, если никто друг другу не лжёт, всегда узнаются предпоссылки и причины тех или иных действий. Всегда важно знать, что в прошлом произошло не так, из-за чего и с какими целями кто-то или оба из разговаривающих по душам решил или, соответственно, решили так, а не как-то иначе поступить.       — Оказывается, ты такой любитель потрепать языком.       — Вы сошлись бы, если бы судьба не решила понасмехаться над вами, — ухмыляется за спиной демона шиш. Антон отвешивает ему шлепок по заднице, отчего тот – как и наговаривали – издаёт забавный визг, сравнимый с визжанием свинки и свиста ветра, звучащих одновременно. Арсений не смеётся, он немного опешивает от такого.       — Если никто не против, то я превращу этого говоруна в дорожную пыль, — с чересчур наигранной улыбкой говорит Антон. Оглянув двоицу, так как на черта смотреть бесполезно, тот сейчас неотвлекаемо увлечён ведьмой, он кивает сам себе и направляется на выход.       Арсений идёт следом, спускается с крыльца, но тормозит у калитки, опираясь бедром на проём и складывая руки на груди.       Шиш же что-то бурчит, кидает угрозы проклятий. Со спины неприятно подуло прохладным ветром, отчего Арсений немного ёжится, а ещё поднимает взгляд к небу, замечая, как лениво передвигающиеся некогда белоснежные облака начинают сереть и сгущаться. Также всë громче и громче начинают шуршать кроны деревьев. Пыль на дороге – подниматься и закручиваться в небольшие вихри.       Тихо раздавшийся где-то со стороны церкви звон цепей заставляет Арсения машинально обернуться. Память, перебирая свои архивы, услужливо выдаёт информацию о замке дверей подвала за зданием.       В нос ударяет влажный запах: ноты сырости и, вроде, лёгкой плесени.       От греха подальше хочется уйти, подойти к алтарю и начать молиться о спокойствии – в груди ощущается постепенно нарастающая иррациональная тревога.       А вот и первые капли дождя начинают ощущаться на голой коже.       — Мы можем договориться! — хрипит басом шиш. Арсений устремляет взгляд вновь на нечисть и всё же срывается с места, но не обратно, а дальше, к краю дороги, к Антону, чтобы положить руку на его плечо и чуть встряхнуть.       — Перестань отрывать ему голову, — говорит с особым требованием.       — Отрывай или нет, — рычит в ответ с присущим себе оскалом Антон, не отрывая жёлтых с огненно-оранжевыми вкраплениями глаз от Зохана, — этот песчаник обратно соберётся через время. Я же хочу развеять его по ветру в разные стороны и вдавить ливнем прямо в землю, чтобы больше не существовал.       — Антон, прекрати сейчас же! — повышает голос Арсений и пытается разжать пальцы демона. А через пару мгновений его левая сторона копчика ударяется о землю. Следом за этим земли касается спина, точнее её лопатки. Тот решил сорваться на нм, отчего приходится в качестве барьера выставить руки перед собой, упираясь ладонями в плечи демона как можно раньше, сохраняя относительно максимальную дистанцию. — Я сказал тебе прекратить, — пповторят сквозь немного сжатые челюсти. Несколькими заходами, то чуть сгибая в локтях руки, но стараясь выпрямить, словно делает отжимания штанги, но не до конца, он пытается оттолкнуть от себя нечисть, которая, в свою очередь, пытается ухватиться за напряжённую шею.       Правило при обороне с человеком сущностью гласит: напрягать шею и как можно лучше прижать подбородок к телу, чтобы не смогли ухватиться для удушения.       Вот и Антон не может сжать горло священника так, чтобы перекрыть ему доступ к воздуху.       Просунув одну ногу под телом демона и прижав её коленом к груди, Арсений упирается стопой в чужой живот и уже напрягается, чтобы оттолкнуть, но эту ногу всем весом прижимают к телу. Колено съезжает на плечо, а тазобедренные связки приносят жгучий дискомфорт, из-за которого неволей приходится расслабиться.       — Слезь с меня, — хрипит, пытаясь воссоздать напряжение в шее.       — Всё же хочешь попробовать сидя сверху? — ухмыляется демон, вызывая сейчас только отвращение к себе. — Прости, но сейчас попробуем миссионерскую. Ты не против?       Арсений убирает одну руку от чужого плеча и тычет двумя пальцами в глаза. А следом бьёт кулаком в челюсть сбоку, когда появляется момент. Выкраив для себя спасательный момент, – демон чуть дёргается в сторону, жмурясь и слегка расслабляя хватку ладоней, – священник откатывается в другую сторону. Быстро поднявшись, потирает свою шею, стараясь прочистить горло с фантомным ощущением комка внутри. Повернув голову, замечает, что шиш тем временем испарился.       «Хорошо, одна проблема устранена».       — Приди в себя, — хрипит, а после выплёвывает в сторону небольшой сгусток слизи. — В разумную часть себя.       Антон утробно рычит. Лёша появляется в мгновение ока: вот его нет, а после что-то пролетает над головой, и он уже валит с ног Антона на спину засчёт своего веса.       — Впервые вижу его таким, — раздаётся справа, чем и пугает, голос Оксаны.       Арсению приходится прикрыть глаза на пару мгновений, перенеся руку с горла на сердце, и стараться не слышать звуков возни, пыхтения, рычания и шлепков от ударов кулаков.       — Могу поподробнее узнать, о чём Вы?       — Я об его состоянии, — вздыхает она и разворачивается, чтобы пойти в церковь. Арсения она манит за собой своею кукольной ручкой. — Мне нужно Вам кое-что поведать, но это лучше сделать не на улице.       — Да, конечно.       — Простите за мою истерику на кухне. Я не должна была ничего говорить ужасного. Но от большинства слов не отказываюсь. Не понимаю, как при привороте он начал испытывать любовные чувства к Вам...       У крыльца она тормозит и виновато вглядывается в глаза священника. Тот не может не смягчиться. Отчего-то сохранять хладнокровие прямо сейчас не получается.       — Я не держу на Вас зла. И очень рад, что эта ситуация улажена для нас обоих.       Арсений поднимается по ступенькам и открывает дверь в церковь. Когда же Оксана заходит внутрь, он кидает взгляд на дорогу.       Погода всё ещё мрачная, в воздухе до сих пор ощущается запах дождя, хорошего дождя, что так и не хочет пойти. Клубы пыли уже не поднимаются, а имеющиеся частицы в воздухе потихоньку осядают, хотя оба представителя нечисти всё ещё полозюют по земле.       — Арсений, — зовёт Оксана, стоя около двери на лестницу.       Священник тут же поворачивает к ней голову, закрывает входную дверь и идёт навстречу.              

***

      После отлова шиша, Антон вышел на улицу, пока не спеша выходить из тела Арсения. Эд, вышедший следом, коснулся его плеча, и тот, прекрасно понимая, что это жест для привлечения внимания, повернул к нему голову, ощущая сдерживаемую энергию.       — Что-то хотите спросить?       — Я не утверждаю, ничего дурного не думаю, но хочу узнать кое-что. В церкви же живёт один бес, так кáк же Вам удалось укротить его и остаться в живых до сих пор? — спросил парень, внимательно вглядевшись в светло-лазурные глаза напротив.       — Скажем так, ко всем есть свой подход, — в своей манере простой загадочности выразился Антон и приподнял уголки губ. — Думаю, Вы понимаете о чём я. Но у вас ещё не удалось, да?       Эд сначала ещё раз смерил взглядом священника, а после заметно расслабился, отвернувшись полубоком. Антон же, хоть и стал вновь смотреть вперёд, продолжил поглядывать на парня, незаметно для него подмечая все изменения.       — Велик риск, — беззаботно ответил Эд, хотя в глубине него пылал страх потери. — Не все готовы на него.       — Вы правы, — легонько кивнув, согласился Антон. — Люди, пережившие в детстве, например, дефицит внимания, во взрослом возрасте, не проработав это, будут цепляться за людей. Ну, я так считаю, навидался всякого, — сказав, Антон кратко усмехнулся.       — И говорите совсем не как священник.       Демон повернулся к Эду, встретив ответный взгляд. Смелый и внимательный взгляд. Люди, на редкость для рогатого, бывают сильны духом, особенно в моменты, когда дело касается искренне любимых существ – людей, животных. И вот в этом парне эта сила есть.       Антон смерил Эда, подавив в себе желание сломать того, дабы посмотреть на его мучения, метания и, наконец, смерть; принцип не трогать простых людей, а в частности, деревенских. Только священников. Но одного, того, кого мог бы увидеть в зеркале, если бы вглянулся в тот момент в подходящую поверхность, хочется мучить до скончания веков.       — Егор скоро придёт в себя, а мне нужно возвращаться в церковь.