Ispită

      Солнце впервые с начала этой истории немного припекает на территории церкви, отчего вышедшему из прохладного здания приходится вернуться в комнату и переодеться в более просторную рубаху со штанами. Надев перчатку на руку, он склоняется и возобновляет свою работу. На сегодня запланировано всего два дела, но зато довольно длительных по времени.       Арсений ранее собрал одну небольшую кучу сухой травы, которую, стоило отойти, раскидал демон, хотя должен был рисовать третью стену.       Оксана по-прежнему крутится рядом с нечистью. Что та от него хочет, Арсений до сих пор так и не понимает. Помнит только тот странный прожигающий взгляд в его сторону, но не хватает дополнительных факторов.       «Привыкла, что он всегда один, а всех священников изгоняет?..», — предполагает Арсений, распрямляясь и, сложив кисти на черенке грабель, оглядываясь на церковь.       Демон по-прежнему делает набросок на стене.       «Единственное, что я умел, это иконопись...».       Арсений отводит взгляд на траву. Картинками вспоминается рассказанная история. И он не может отрицать, что ему жаль. Многие не любят, чтобы их жалели, думая, что это как-то принижает. Отчего-то чувствуется вина, хоть сам он и не присутствовал при тех событиях.       Сгребая траву в кучу, слышит одну мысль в голове: «Насколько сказанному демоном можно верить?», — и от неё он резко останавливается, замирая. «Насколько можно доверять?», — думает уже сам.       Вновь выпрямившись и оглянувшись на церковь, Арсений цепляется взглядом за замершего на подоконнике демона. Откуда-то прозвучавший только для него вопрос не показался с сомнением – с непринуждëнным любопытством спрашивал ради уточнения.       — А я уже обрадовался, что не заметил, — сидя на корточках и держась за оконную раму сверху, говорит с оскалом на губах. А следом улыбка, сдерживающая злость, пропадает, давая простор эмоциям:       — Родной, будь добр, отойди в сторону. Я задушу этого эфирного, — рычит и готовится к прыжку.       — Прошу прощения? — абсолютно ничего не понимает Арсений.       — Он про твоего ангела-хранителя, — устало разъясняет подошедшая к окну Оксана. — Припёрся только сейчас.       — Он мой, — усевшись лягушкой, вновь рычит демон. Отойдя в тень, окутывается своей дымкой. — Арсений, изгони его. Или подойди ко мне, я загрызу его.       — Человек априори никому не принадлежит, — набравшись сил, говорит, как с ребёнком, священник. Подойдя к окну, останавливается специально в шаге от границы света и тени и протягивает руку нечисти. — Спуститесь ко мне?       — В лапы с острыми перьями? Ни за что!       — Я уже говорил, что не собираюсь изгонять Вас. Пусть это место и полно дурных воспоминаний, но они все сгорели в пожаре год назад. Теперь это Ваш и мой дом, куда всегда можно вернуться.       — Докажи, что это твои слова, а не этого белокрылого, — утробно рычит рогатый, сверкнув жёлтыми глазами.       И отчего-то в интонации этих слов Арсений видит самого себя пару минут назад. «Что ж, вот и ответ», — думает, а вслух с небольшой улыбкой, какую вчера дарил маленькой девочке, говорит:       — Тест на доверие: либо веришь, либо нет.       «Надеюсь, Он поймёт мои действа, я не собираюсь отринивать от Святых, но и бросать этого демона тоже не хочу, ему нужна моя помощь», — твёрдо думает, всё так же смотря в жёлтые огоньки.       Через время в голове так же глухо, как и слова о правдивости слов рогатого, звучит: «Поймёт, но будь осторожен». А следом демон слезает с окна и на ходу обретает свой человеческий облик, сгребая священника в охапку с головой.       Арсений немного расслабляется в крепкой хватке, снимая одну перчатку и укладывая голую ладонь на чужую спину, меж лопаток.       — Тряпка, — фыркает тихо Оксана и разворачивается спиной к окну.       Арсений, левым ухом слушая повторяющееся раз в несколько секунд "мой", оглядывает ведьму и, кажется, делает единственное верное заключение: она ревнует.       Но с высказыванием она права – демон сегодня расклеился знатно, став больше походить на ребёнка. «Ревнивый ребёнок», — в шутку думает, прежде чем начать размышлять, как теперь отклеить эту пиявку.              — Твой ход, — зевая, оповещает демон.       С игрой «морской бой» у Арсения небольшие проблемы – ни разу не играл, потому и не до конца понимает, как ходить.       На улице пришлось знатно повозиться, зато теперь ничего не мешает молодой низенькой, не выше сантиметра, травинке сообщать о своём существовании. Сегодня также не получилось сходить на озеро. Демон пытался увести под вечер, но сломить стойкое «нет» священника ему не удалось, поэтому сейчас, после молитв на ночь, они играют в настольную игру.       — Трёхпалубник... — задумчиво произносит Арсений. — Три клетки с одной с каждой стороны...       — Долго телишься, — закатив глаза, вздыхает рогатый. — Мы же просто играем, можешь не волноваться за свою свободу или жизнь.       — Чем дольше ты говоришь и мешаешь мне, тем быстрее я решу прекратить игру и выгоню тебя с кровати.       — Лучше отругай меня, это будет намного сексуальнее, — довольно утробно урчит тот и наклоняется на бок, опираясь на руку, отчего вчерашняя гавайская рубашка, надетая и сегодняшним вечером, вновь шире приоткрывает его грудь.       — Три клетки... Я бы даже сказал, «е-два», «е-четыре», Антон, — специально выделяет имя, смотря чётко в чужие зелёные глаза.       Демон замирает, округлив глаза.       Арсений же только наблюдает за этой неопознанной смесью эмоций, которых, кажется, так много, что они смешались в относительное “ничего” так же, как и множество разных красок в относительно чёрный, грязный, цвет.       Но священник никогда не узнает, что чувствует демон, когда его имя узнают. Демон и сам не знал до этого момента...       Всё нутро из-за произнесённого имени, давшего с этой секунды власть распоряжаться дальнейшей судьбой чёрта, всколахивается с силой, сравнимой с землетрясением в девять баллов, если не больше; под кожей проходится паническая волна, внешне выражаясь в еле заметном поднятии волосков. Волна единственная, но от неё остаётся и останется, кажется, навсегда "послевкусие" – лёгкое ощущение маленьких затупленных и толстых иголочек, упирающихся одновременно в кожу и внутрь.       Арсений этого не узнает никогда, но точно запомнит мелькнувший исконно-человеческий взгляд в глазах напротив. И страх. Огромный океан страха.       — Убит, — звучит очень тихо, почти одними губами и беззвучно.       Арсений теперь внимательно смотрит не из простого желания распознать его эмоции, а чтобы понять, как сейчас поступить. Потому поднимается из-за кухонного стола и подходит к демону, пододвигая к нему стул и присаживаясь рядом.       — То есть, тебя зовут Антон? — осторожно спрашивает, с опаской оглядываясь по сторонам и накрывая чужую ладонь.       Тот тут же отмирает, переводя взгляд с листка на священника. Взгляд со скоростью простого выдоха приобретает прежний блеск, но смотрит прямо и пока ещё без своих искр.       — Теперь, когда захочешь сердцем и разумом изгнать меня, у тебя это получится, — говорит и усмехается, тут же пряча свою карту с кораблями ладонями.       — Чего прячешь, если я выиграл?       — Уверен? — с задором спрашивают, а после непродолжительной тишины убирают руки. Арсений, повернув голову, отрывает взгляд с зелёных глаз и вглядывается в карту. Те позиции, которые указал Арсений, оказались правильны лишь на одну единицу – «е-три», ведь между судами должна быть минимум одна пустая клеточка, а не по одной от каждого, и последняя клетка трёхпалубника была на «е-один». — Ты проиграл, Арсений.       — Молодец, — произносит священник с лёгкой улыбкой и поднимает руку, чтобы погладить демона по голове. Тот льнёт к его груди, обнимая за пояс.       — Как рука?       — Уже не болит.       — ...в мою прерогативу не входит нанесение вреда людям собственными руками. Я только склоняю.       — ...это такие извинения?       — Типа того.       Священник понимающе мычит.       — Я не буду Вас изгонять. Вы мне пришлись по душе. Да и тогда некому будет сводить меня к озеру.       Демон с последнего смеётся, складываясь пополам и кладя голову на чужие колени.       — Глупый дурак.              «Заканчивай скорее», «Ну хватит тянуть!», «Кроме тебя тут никого же нет, ну!», «Даже твой ангел-хранитель сюда не заходит», «Арсений, если ты не закончишь сейчас, то я буду тебя домогаться», «Я тебя съем и выброшу в воду!» – эти и реальные домогательства в виде касаний, на которые Арсений был не в состоянии не реагировать изменчивым дыханием и небольшими запинками в речи, звучали во второй половине утренней службы.       Стоя под струями тёплой воды, Арсений подушечками пальцев поглаживает по своему члену, склонив голову и прикрыв глаза. Второй рукой держит дверь в душевую кабинку.       — Давай помогу, — выдыхается на ухо, одновременно с этим проводя по бокам сверху вниз кончиками когтей. Приятные импульсы от мест соприкосновений бегут в пах.       — Уйдите, — шепчет Арсений.       Демон, положив ладонь на его лоб, склоняет его голову себе на плечо.       — Тебя редко удаётся искусить, а простой едой я не наемся, — специально томно шепчет и вбирает мочку уха священника, прижимая того ещё ближе к своему голому торсу.       Когда члена касается чужая кисть, обхватывающая пальцами, а не слегка касаясь ими, и делает по нему чуть убыстренное движение вниз-вверх, Арсений обхватывает её запястье, останавливая. Сглотнув, немного напряжённо выдаёт:       — Не нужно. Я сам.       — Пиздун, — недовольно фырчит демон, возобновляя движения, но сравнительно медленнее водя рукой. — Не будет хуйни, если прямо скажешь, чё хочешь, — ещё немного бурчит. Чуть погодя, вновь проводит языком по уху, выдыхая немного горячим дыханием:       — Просто скажи... И я сделаю... Или подумай, услышу только я.       Всё ещё держа-сь рукой (за) -КАПС- дверь, Арсений немного плывёт сознанием. Его рука движется под воздействием извне, а закрытые глаза не позволяют контролировать чужие манипуляции.       Мысли скачут лихорадочно, что поспеть за ними не предоставляется возможность. Зато демон всё понимает и прижимает священника ближе к себе, надавливая ладонью чуть ниже солнечного сплетения. Запоздало осознаёт, что его хвост, немного изгибаясь, поглаживает по бедру.       Рука с двери перескакивает на более высокую позицию – шею демона. Пальцы зарываются в его волосы на затылке. Прикусив щеку, Арсений тихо стонет от постепенно убыстряющихся скольжений по члену.       — Медленнее, — с придыханием и соскочившим на высокую ноту голосом просит Арсений, немного отворачивая и склоняя на своë плечо голову. Демон исполняет просьбу, но ещё зачем-то спускается губами на шею. От первого укуса становится немного больно, и хочется поднять плечо, дабы закрыться, но шея словно стала ватной, а голова – свинцовой.       Вода из душа становится прохладной в сравнении с телом, распаляющимся изнутри, и кожа обращается в гусиную.       Рука на члене скользит то быстро, то медленно, то вовсе замирая, чтобы большим пальцем помассировать головку. Хвост оплетает талию. Пальцы второй чужой руки начинают скользить по торсу, останавливаясь иногда на сосках и либо потирая, либо надавливая на них.       Хоть мозг и затуманился немного, но никак не мешает слуху улавливать все звуки: иногда прерываемое короткими тихими стонами собственное тяжёлое дыхание, иногда то частое, то размеренное хлюпание снизу, тихие чмокающие звуки на шее и под ухом и время от времени перекрывающий всё выше указанное шумящий душ на пару с каплями, из-за сильной мощности звонко разбивающимися о дно кабинки.       Арсений прикусывает губу и открывает глаза, стараясь сконцентрироваться на белой плитке. Он ни разу не мастурбировал себе так быстро, так как думает, что таким образом возникнет привыкание – слишком приятно, что осознание реальности стирается с каждым мгновением всё сильнее. Рука сжимает волосы демона, стоит тому чуть сильнее, чем ранее, прикусить кожу на шее.       — Быстрее... — шепчет и плотнее обхватывает чужое запястье, дабы самому начать убыстрять.       — Вот это мне уже нравится, — выдыхается в самое ухо, вызывая ещё одну порцию мурашек, пробежавшихся по всему телу и ушедших в пах.       Демон хвостом получше перехватывает священника, скользит рукой по его члену уже безостановочно быстро и уделяет внимание шее, ушам, лаская их языком и губами, а ещë соскам, перетирая их меж пальцев и массируя.       Арсений чувствует сейчас большой спектр ощущений, идущих из разных мест. Сердце стучит быстро, по спине прокатываются капли то ли пота, то ли воды, пах приятно сводит от мастурбации и касаний к другим областям тела. Места укусов побаливают, но терпимо, принося даже какое-то удовольствие. И всё с каждым мгновением ощущается острее, пока по телу не растекается приятное онемение.       Пытаясь, тяжело дыша, проморгаться и вернуть сознание, Арсений отдалённо начинает ощущать, как по тыльной стороне ладони чем-то поглаживают.       Опустив взгляд, понимает, что это кончик хвоста демона, но также замечает, как собственная кисть, соскользнув сверху, накрывает кисть Антона, уместив свои пальцы среди когтистых.       Во всём теле чувствуется усталость, ранее бывающая только после интенсивных тренировок и уборки всей церкви.       Под ногами стекающая в смыв сперма отчётливо выделяется на белой керамике.       — Я помогу тебе, не беспокойся, — говорит демон и опускается с Арсением на дно. Повернув к себе его голову, он приоткрывает его рот, чтобы вновь, как и на дороге в деревню, вселиться чёрной жижей.       Арсений настолько устал, что не может сопротивляться, позволяя демону помыть своё тело, одеть и увести в кровать. Вроде, на пути встретилась Оксана, но... Что точно было – мягкое прикосновение с прохладной наволочкой подушки.              Приторно сладкий привкус. Отвратительно.       Ещё и за стенкой слышатся споры.       Присев на кровати, Арсений проводит рукой ото лба до затылка, пропуская меж пальцев волоски. Много запутанных.       Взяв со стола телефон, вглядывается в время. Оно только перевалило за час. И мозг даёт некий сбой. Внутренние, биологические, часы указывают на вечер, когда всё, и даже погода за окном, – на день.       Арсений сейчас не слышит споров. Отложив телефон и протерев ладонями лицо, он осматривается и – о, да! – находит более насыщенную, чем другие, тень. В голове всплывает несколько картин произошедшего ранее в душе, что на скулах поселяется лёгкий румянец, но пока не об этом.       — Будете прятаться или выйдете для дачи показаний? — хриплым голосом вопрошает.       Через несколько мгновений или минуту ожиданий тень обретает глаза, а после выходит из угла, обретая форму и, следом, тело. Демон подходит и опускается рядом на кровать, понурив голову.       Сложив руки на груди, Арсений оглядывает того, думая о том, как лучше поступить сейчас. Мозг до сих пор почему-то отказывается работать.       — Это Оксана сделала, сказала, что тебе станет лучше, — как ребёнок скидывая вину на другого, вскинув голову, лопочет демон.       — Увеличила мой грех, вселилась в меня? А потом и со временем что-то натворила? — хладно спрашивает Арсений, сверля того взглядом.       — Твоя внешность не сочетается с тем, как ты хочешь сейчас себя подавать.       — Антон.       — Ух, как же будоражит, когда ты зовёшь меня по имени, — залукалил рогатый, поднимая уголки губ и начиная подмазываться, приближаться. — Но мы не останавливали время, это не в нашей власти. Оксана дала тебе свою настойку какую-то, чтобы восстановить твои силы после моего обеда, — облизнувшись, он хватает священника за плечи и резко укладывает его на кровать. Всё оказывается так подгадано, дабы тёмный затылок упал на подушку, а не ударился о изголовье или стену. Нависнув сверху, демон хочет улечься на Арсения, но тот выставляет ладони, упирая их в его грудь.       — Боюсь поинтересоваться, как же удалось упросить женщину спасти причину её ревности? — цедит Арсений, пытаясь отпихнуть от себя рогатого. — И это до сих пор не объясняет второе вселение в меня.       — Ревность? — вдруг путается демон и присаживается, хмурясь.       — Я счёл, что она в Вас влюблена, вот и пришла сюда, чтобы сказать об этом.       Демон ещё немного хмурится, пока не начинает громко смеяться, хватаясь за живот.       — Не неси хуйни! Я просто единственный чёрт, которого она знает поблизости, вот и приходит свататься ко мне! У неё на это шесть дней. Ровно в полночь в ночь с шестого на седьмой день она исчезнет, вернётся на своё болото. Всегда делает какие-то ритуалы в отношении меня, но я прячусь в подвале. Знаешь же, что я особенный чёрт, которого не проймёт ничего из святого, — всё же подгадав момент, он наскоро укладывается на чужие колени. — Вот и там у меня всякое против неё, но ни выйти, ни зайти, а раз ты решил впустить её, то оставлять тебя одного я не захотел.       Демон просовывает ладонь сначала меж бёдер Арсения, а после и под него самого, чтобы ладонью надавить на его промежности, а пальцами – на анус. Священник на это шлёпает его по плечу своей ладонью и поднимается с кровати, скидывая заодно верхнюю половину демона на пол.       — Ещё одно действие против моей воли, и я вышвырну тебя в кладовку, что до скончания веком ты оттуда выйти не сможешь! — всё же повышает голос Арсений, а после прикрывает глаза и выдыхает, стараясь успокоить свой гнев. Свою потерю контроля над эмоциями он списывает на недавнее пробуждение после выматывающего силы действа. Именно так. Он же взрослый человек, и все конфликты нужно решать спокойно, а не на эмоциях, как подростки.       — Твоя вспыльчивость, оказывается, как гранатовый лимонад: насыщенная и щекочет горло искрами, — тихо шепчут рядом.       Открыв глаза, Арсений замечает демона, стоящим напротив, в полушаге.       — Вы сейчас питаетесь мной? — решает разрешить одну свою мысль.       — Ага. Но немного. Я всегда питаюсь тобой, чтобы не быть голодным и не бушевать – всё равно тебе на это уже похуй, а я только силы трачу, — говорит и берёт за руки, за кисти, начиная немного мотать ими из стороны, в сторону.       Арсений начинает анализировать свои ощущения. Но не "находит" "чего-то", что могло бы указать на вторжение в его энергетическое поле.       А тем временем его руки демон закидывает себе на плечи, удерживая теперь за запястья.       — Не вселяйтесь в меня, когда я против этого.       — То есть, ты даёшь мне официальное разрешение? — улыбнувшись, уточняет рогатый, но под пристальным взглядом начинает легко посмеиваться сопящим ёжиком. — Ну хорошо, ты когда против, то я просто стою рядом.       — Именно. А теперь отпустите мои руки.       — Хочешь, я сам соберу тебе рюкзак для похода к озеру?       — Руки, Антон, — требует Арсений и наблюдает с небольшим недоумением за простанывающим демоном. Сделав шаг навстречу, дабы подхватить священника, он прижимает того к стене.       — Кем бы ты хотел меня видеть: парень, девушка?       — Что за глупости? — вновь ощущая прилив раздражения, вздыхает Арсений. — Ты – парень.       — Все сверхъестественные существа бесполые. Прикол с «первое слово съела корова» не сработает, — горячо выдыхает на ухо и начинает потираться своим возбуждением о бедро священника, ухватившись руками за его бока над тазобедренными косточками.       Арсения отчего-то прошибает невидимой молнией. Не особо контролируя свои действия, даёт звонкую пощёчину. Надавив пальцами на чужие рёбра, начинает их пересчитывать, принося так определённый уровень боли и скорее усмиряй свой пыл то ли гнева, то или раздражения.       — Удовлетворите свои потребности по... сексу, — чуть тише произносит священник, словно боясь, что кто-то, кроме них, услышит, — в другом месте.       — Зануда, — надув губы, бурчит демон и отворачивает голову. — Я жду тебя внизу через пятнадцать минут.       Окутавшись тьмой, Антон исчезает.       Арсений на всякий проверяет все тёмные углы, под кроватью и шкафом, чтобы удостовериться, что демон в действительности ушёл. Остановившись напротив зеркала на дверце шкафа, он осматривает себя с головы до ног.       В голове крутится множество мыслей. Во-первых, только что произошедшее домогательство со вполне спокойным исходом. Во-вторых, разрешение прикоснуться к себе в душе. Глупо отрицать, что не захотелось узнать, каково это, когда трогают другие руки, которые контролировать невозможно. А также, глупо отрицать, что не понравилось и что не было противно, как хочет казаться. В-третьих... А в-третьих способ питания демона.       Подцепив и сняв с себя ночную рубаху, Арсений поскорее открывает дверцу шкафа, дабы не цепляться взглядом за насыщенно сливовые отметины, чей эпицентр пришёлся на шею и левое плечо (парочка присутствует справа), и снимает с вешалки рубашку.       Итак. Первое. Это повадки демона искушений. Конечно, его задача шептать на левое ухо и искушать, но вполне можно списать всё на натуру и желание поесть. Так приплетается третье. Тот сам сказал, что страх невкусный, нежели другие эмоции. А с помощью того сна сделал открытие: оргазм священника вкуснее всего, как бы странно это не звучало.       Так как они идут на озеро, то Арсений надевает свободные штаны, зауженные на щиколотках. Плавок нет, поэтому оставляет на себе однотонные трусы. Просовывая в шлёвки ремень, он через зеркало всматривается в ширинку на штанах, но вскоре взгляд становится расфокусированным.       Второе. Ему объяснений два. Либо демон кинул в него искру, что всё так закрутилось-завертелось, либо он сам правда хотел. А подсознательно оказалось не важно то, кто и какого пола Антон. Ведьма в понедельник сообщила, что в нём что-то откликается на демона.       Сравнив свои ощущения, понимает, что ремень нужно приспустить на одно отверстие. С собой Арсений берёт большое полотенце и покрывало. Не факт, что они будут купаться, но позаботиться на всякий случай нужно. Как говорится, бережёного Бог бережёт.       — Возьми рубаху, — появившись рядом, говорит демон и протягивает ночную рубашку Арсения, которую тот ранее положил на кровать.       — Зачем?       — Потом узнаешь, — подмигивает и оглядывает чужой образ. Одежду цвета хаки он одобряет. — Собрался?       Арсений смеряет того взглядом, но ничего отличительного не находит.       — Собрался.       — Тогда пойдём, — убрав рубаху в рюкзак, который закидывает себе на плечо, вполне неоднозначно то ли улыбаясь, то ли усмехаясь скалится демон и подхватывает священника под локоть.       По пути из церкви Арсений надеется заметить ведьму, дабы поблагодарить, но за порогом думается, что даже след её простыл – нет нигде.              Идя по лесу, всё ещё держась под руки, Арсений поглядывает в телефон, на котором открыты карты. Они вышли за калитку, но пошли не по дороге, а обогнули забор и направились от заднего двора церкви куда-то вглубь леса. С каждой стометровкой деревья растут всё чаще, а их кроны всё плотнее скрывают солнце. Хочется высвободиться из захвата, но демон напрягает свою руку в локте, сильнее зажимая до тех пор, пока не прекращаются попытки по высвобождению.       Арсению на глаза попадается ёжик с листочками на своих иголках. Недолго раздумывая, он останавливается и всё же вытягивает свою руку.       — Ты чего? — недоумевает демон, обернувшись к священнику, который уже включил камеру на телефоне и принялся, присев на корточки, снимать ежа.       — Ёжик, — просто отвечает Арсений, а в глазах его горит детская радость. Демон даже теряется от такой смеси, тупо могает и стоит с таким же по выражению лицом, от которого Арсений, поднявшись, слегка складывает домиком брови и приподнимает правый уголок подрагивающих от сдерживаемой улыбки губ. — Красивый ёжик. Пойдём, — говорит и разворачивает демона, взяв его за запястье, лицом в направлении, куда они шли до остановки.       — Ты меня сейчас назвал красивым ёжиком? — придя в себя, усмехается Антон и наклоняется к священнику корпусом.       — Ни разу.       — И не назовёшь, если я пофырчу? — спрашивают и, не дожидаясь ответа, смыкают зубы, чуть приоткрыв губы, начинают быстро гонять туда-сюда воздух.       Уголок губ Арсению всë же не удаëтся и дальше контролировать, отчего тот пользёт выше и приходится прикусить в том районе щеку. От раздражения и гнева в церкви в отношении этой нечисти не остаётся и следа, словно и не было ничего. А меж тем Антон всё фырчит и фырчит, словно не остановится, пока тот не сдастся.       — Раньше ты смахивал на кота, — говорит Арсений, не скрывая своей радости. — Из-за своего урчания, хвоста и любви к тому, чтобы тебя кто-то погладил.       — Я только тебе разрешаю, — закинув вторую лямку рюкзака на второе плечо, демон становится легче и залезает на спину Арсения.       — Как Чебурашка, — вздыхает священник.       — Чё? — Антон всеми возможностями своего голоса выражает чистое непонимание, но в ответ ему следует тишина. А потом до него доходит, и он тут же заходится смехом. — А ты – Гена. Одинокий "я ничего не чувствую" крокодил. Но глупый, — с какой-то особой нежностью произносит последнее. — А ещё мой... Жаль только, что если я тебя съем, то ты умрёшь. И умрёшь, если я проявлю неосторожность…       — Умеешь ты разбавить атмосферу, конечно, — фыркает Арсений, но небольшая улыбка так и не сходит с его губ.       — А теперь поверни назад и ориентируйся только на стоящее прямо впереди дерево. Мы уже близко. Моя рыбка любит путать здешних лесников, — довольно урчит на ухо Антон и утыкается носом в чужую шею.       Арсений получше перехватывает демона под бёдраами и направляется именно так, как указали.       Каждый раз кажется, что путь идёт не прямо, а откланивается влево и что вот это дерево уже встречалось.       В какой-то момент демон "просыпается" и слезает со спины, привлекая так к себе внимание.       — Ноги отдохнули?       — Я могу левитировать и перемещаться в мире теней, — без толики шутки отвечает Антон и осматривает верхушки деревьев, щурясь. — Достань рубаху ночную.       — Настало время понять? — продолжает немного язвить с лёгким весельем в голосе священник, но рубаху всё же достаёт.       — Тип того. Тебе нужно будет её добровольно отдать, если хочешь меня и дальше видеть в любое время суток, а не изредка, когда... — Антон замирает, а после надавливает ладонью на загривок Арсения. — Сел!       Арсений повинуется, рухает на корточки, ставя одно колено на землю. Сверху что-то со свистом проносится, а слева на землю падают ветви. Ветви, чуть погодя, падают и справа.       — Вот она, рыбка-то моя, — хриплым голосом и с улыбкой говорит Антон. Подняв голову, Арсений видит, как тот смотрит как раз в правую от них сторону. Поднявшись, начинает хлопать в ладоши. — А ну-ка! Цып-цып-цып! У моего родного есть для тебя одна вещь, которую тот хочешь всем сердцем тебе дать!       Арсений сглатывает, мысленно пытаясь утихомирить забившееся троекратно сердце, и поднимается, вставая чуть позади демона, чтобы держать обоих нечистей в поле зрения.       "Цыпа" рогатого выходит нехотя. Точнее, шуршит в кроне деревьев какое-то время, а после всё же спускается вниз. Пернатая с мощными толстыми лапами птица, похожая на курицу оперением и цветом перьев и имеющая тело невероятно прекрасной девушки от груди до макушки головы. Волосы у той светлые, блондинистые, но у корней тёмные, как у демона. Зоркий мёртвый взгляд карих глаз. И... Арсений поднимает свой взгляд, не позволяя спускаться ниже ключиц русалки.       Антон заводит руку за спину, но кладёт ладонь не на свою поясницу, а на поясницу Арсения, выдвигая таким образом того вперёд.       — Здравствуйте. Мне посоветовали, что при встрече с Вами Вам понравится, если я отдам Вам свою ночную рубаху. Она длинная, Вам может сойти за платье, — звучит вполне уверенно, опускаясь на одно колено и протягивая рубаху.       Русалка оглядывает того с ног до головы, а после закрывается от него крыльями. Стоит только тем вновь развестись в стороны, как на обозрение появляется девичье голое тело, а оставшиеся перья с рук слетают на глазах.       — Не смотри, я ревную, — шушукает на ухо демон, тут же закрывая Арсению ладонью глаза.       — Вы так сблизились, — кокетливо чирикает русалка, невесомо проходясь нежными пальцами по кисти священника. — А от меня до сих пор нос воротишь.       — Арсений, это Ира, рыбка моя. Ира, это Арсений, священник из церкви, где я обитаю. Ненавижу его всем своим нутром, а ещё он очень вкусный, но ты поверь на слово, пробовать не дам, — Антон тихо смеётся. Арсений всë никак не придумал, как ответить на это собственничество, а потому с каждым разом молчание, кажется, только укрепляет уверенность у нечисти.       — Приятно познакомиться, — говорит Ира, забирая таки рубашку и надевая её на себя, но, как увидит позже Арсений, не завязывая верёвочку на груди, оголяя плечи.       — Мне тоже, — отзывается священник.              Покрывало помогает расстелить Ира. А Антон по собственному желанию служит кепкой, делая из свои рук козырёк, который прикрывается, когда поднимается голова священника, но стоит тому развернуться к нему лицом, как сразу обнимает за шею и смотрит улыбающимися глазами.       — Мне уже тридцать два, мой подростковый возраст уже прошёл, поэтому уверяю, что прикрывать мне глаза, а уж тем более ревновать меня не надо, — без чувств, но чётко и с расстановкой говорит Арсений.       — Не могу, — пожимает плечами демон и, обхватив его лицо, целует в лоб. — Ты же такой хороший, что грешно не забрать тебя к себе.       И то ли специально, то ли так совпало, но рогатый, пока говорит, успевает расстегнуть рубаху, поэтому резко снимает её с плеч священника.       — Эй! — возмущается Арсений, упирая взгляд в зелёные глаза, в которых плещется дьявольская радость за удавшуюся шалость.       — Мы пришли не просто так тут лежать и траву жевать, а купаться!       Демон до конца снимает со священника рубашку и, сложив пополам, соединив плечо с плечом, кладёт её на покрывало, куда и сам вскоре укладывается.       Развернувшись, Арсений уже лицезрит возникшие откуда-то угощенья: жареное и сырое мясо на шпашках, виноград, фрукты и насыщенно кровавый сок или вино в графине. Сам же демон сменил свои укороченное худи с капюшоном и имеющие по два огромных разреза по внешним бокам ног штаны на гавайскую рубашку и в тон широкие шорты.       Ира, взяв зелёную ягоду винограда, потянулась через всю длину покрывала к Антону, оголяя так своё бедро вплоть до тазобедренной косточки, а из-за гравитации объёмная рубаха оттягивается, открывая вид на грудь. И всё это для того, чтобы положить ягоду в рот Антона.       Арсений же решает присесть на третий угол, между демоном и озером. Вид здесь, кстати, живописный. И если бы обучали не только иконописи, но и написанию этюдов, натюрмортов и прочего, то Арсению хотелось бы написать эту дышащую свежестью, мхвом, корой деревьей, хвойными деревьями, немного илом и наполненную такими яркими из-за летнего времени оттенками цветов картину маслом, дабы передать всё выше указанное с объёмным ощущением, словно смотришь в окно. А так он просто пытается настроить подходящий фильтр, чтобы максимально возможно всё преобразовать в фотографии.       — Так ты решил остаться с таким прекрасным органом, да? — с небольшим придыханием тихо спрашивает Ира, но Арсений слышит всё отчётливо.       И зря он поворачивает голову. Тут же отвернув её назад, смыкает веки и надавливает костяшкой указательного пальца правой кисти на соответствующий глаз. Но, кажется, увиденная картинка отчётливо врезается в память, всё ещё, как живая, представляясь перед взором.       Антон всё так же лежит, занимая от зада до локтя, на который опирается, половину покрывала, а Ира лежит на покрывале от колен, подняв пятки к небу, до локтей, также опираясь на них, но одну руку всё же выпрямила, чтобы благодаря оттянутым свободной рукой Антона шорт обхватить своими утончёнными пальцами его вялый член.       Антон с его реакции начинает посмеиваться, а вот Ира оказывается рядом, подтянув к себе ноги и оперевшись на руку.       — Отче, а Вы под штанами тоже интересный? — интересуется Ира, снимая зубами со шпажки кусок сырого мяса и стреляя глазами в священника.       — Думаю, мой обожатель сможет интереснее меня ответить Вам, — не меняя позы и немного мямля отвечает Арсений.       — Слабо самому показать? — уточняет демон. — Ира ни разу не видела людей без одежд. Они или сами сбегали, или она съедала их первее, — говорит и открыто ржёт. — А я видел только твои пленительно ледяные ангельские глаза, — пытается подмазаться.       Напоминать о случае в ванной Арсению не хочется даже себе, но память идёт врознь его желаний и бессовестно подкидывает образы.       — Не смей подкидывать в меня свои искры, — говорит Арсений уже чётче и даже поворачивает голову к демону искушений, подкравшемуся сзади и почти положившему свой подбородок на левое плечо священника.       — А ты сам, что ли, разденешься до гола? — усмехается, хитро сощурив глаза, Антон. И в ответ видит искренне возникшую решимость. И такой настрой ему нравится, показывая своё одобрение в улыбке и взгляде, который не отрывает от его глаз, пока тот поднимается, пока снимает шлёпки, которые он же и наколдовал, чтобы не парился в ботинках, и вплоть до момента, когда снимаются штаны. Теперь демон врезается хищным взглядом в пах Арсения.       Арсений, пока мысли с оценкой ситуации не начали появляться в голове, откладывает штаны, но не раздевается дальше.       Ира, довольно бесстрашная женщина, тут же сама накрывает рукой его пах, но, благо, всего на пару мгновений – Антон шипит на русалку.       — По размеру такой же, как у тебя, — говорит она Антону, ничуть его не боясь.       — Пойдём купаться, Арсений, — грозно поглядывая на знакомую, нутром рычит рогатый и, поднявшись, начинает толкать священника к воде. — В озере пиявок нет, тёплая вода. Идеально для купания.       Щёлкнув пальцами, Антон сам остаётся без одежды. В последний раз зыркнув на Иру, он заходит в воду. Арсения приходится утягивать за руку.       — Я не особо люблю плавать, — тормозит Арсений, когда вода доходит ему до диафрагмы. От берега они отошли на десять метров. — И сгораю на открытом солнце.       — Здесь не сгоришь, — сказав, демон погружается по нос в воду и отплывает от священника спиной вперёд, чтобы не отрывать от него взгляда.       Арсений закрывает глаза и на пару секунд погружается в воду. Вынырнув, видит рогатого рядом с собой.       — Мне так нравятся засосы на твоём теле, — урчит тот довольно, невесомо проводя пальцами по чужим ключицам. Носом еле касается левого соска. — Они словно пятна акварели на прекрасном холсте, испещрённого в разных местах маленькими чёрными и коричневыми крапинками... — говоря слегка приглушённо и с лёгким придыханием, он вкладывает в интонацию довольно много – без преувеличения – восхищения. Взяв Арсения за руки, разворачивается с ними, по итогу скрещивая у себя на груди, и укладывается на воде животом к небу, но так, чтобы уместить свою голову на чужом плече. — А я ведь не вру, у меня в самом деле сносит от тебя голову... Знал бы ты, как же хочется сейчас, чтобы твои руки с выразительно выделяющимися венами провели по мне... А шрам на животе... Он так прекрасно сочетается с родинками, рельефом на торсе. Кстати о торсе! Я хочу подкачаться, но пиздец лень. А у тебя всё так прекрасно...       — Если ты стал таким разговорчивым, то расскажешь про свой шрам на шее? — перебивает Арсений, давая себе передышку в оценке чужих слов и скрывающегося под ними смысла. Намеренное непонимание слов помогает выстроить блок в отношении смущения и не дать тому проявить румянец на скулах.       — Вот опять ты, — шумно сопит Антон и отстраняется, поворачиваясь к священнику боком, надувая немного щёки и погружаясь в воду по подбородок. — Нет бы засмущаться от лести, поцеловать меня.       — Шрам – больная тема? — спрашивает и поливает водой, набрав её в чашу из ладоней, себе на затылок.       — Нет, — бурчит демон. Арсений решает прибегнуть к уже выученной тактике – погладить по голове. Несколько секунд медленных почёсываний мокрых волос на затылке и за ухом лишь немного оживляют демона – тот слегка вертит головой в попытках смахнуть кисть священника.       — Если не хочется говорить, то я приму это желание. Пойду на берег.       Арсений спускает ладонь на плечо Антона, чьё выражение лица теперь задумчивое, чуть сжимает его и разворачивается. Через пару шагов его резко кто-то тянет за ногу, а земля словно уходит из-под ног. Вынырнуть, как бы сам не пытался, помогает хватка из рук вокруг груди. Проведя наскоро руками по лицу и открыв глаза, Арсений начинает часто и глубоко дышать. Откуда-то возникший страх гоняет кровь по организму с удвоенной силой, от чего сердце бьётся довольно часто.       — Спасибо, — тихо выдыхает и поворачивает голову, чтобы взглянуть на спасшего его демона.       — Уши закрой, — рычит Антон. С небольшим промедлением Арсений выполняет требование, но это не спасает от полного заглушения криков рогатого.       — Ира, твою мать! Кто мне клялся, что избавился от этого хуйла? Не кудахтай, а обдумывай своё враньё! А ты, — Арсений краем глаза наблюдает, как тот поворачивает лицо к воде, — не посягайся на чужое, кусок ебучей тины!       И без всяких объявлений Антон начинает идти к берегу, таща с собой куклой священника, оплетя его пояс руками. Стоит выйти на сушу, он проявляет странную заботу, доставая полотенце и окутывая Арсения. На себе же материализует одежду.       — Могу поинтересоваться, что случилось? — оставшись наедине с русалкой, так как рогатый вернулся к водной глади и что-то начал орать, спрашивает шёпотом Арсений.       — Если кратко, то Вам повезло встретить именно этого чёрта, — поникнув, без энтузиазма покусывая сырое мясо прямо на шпашке, отвечает Ира.       — А если развёрнуто?       — А если развёрнуто, — недовольно рычит возвращающийся Антон, — то к ней посватался один здешний чёрт. Раньше здесь люди топли, много грязи было, почти болото. Вот и возник этот чёрт, почистил тут всё. Ира из-за этого и дурманит людей в округе, чтобы сюда не ходили, не попадались в лапы.       — А как же нападение на нас.       — Так по мне скучилась, курица ненаглядная, — бурчит Антон. Остановившись сбоку от Арсения и сложив руки на груди, он вглядывается в озеро. — А желание сожрать тебя у неё от природы.       — То есть, чтобы люди не шли к чёрту, Вы их съедаете? — уточняет Арсений, обращаясь к Ире. Та с улыбкой кивает.       «Логика железная», — с небольшим шоком думает он. — «Или же это женский показатель, чтобы чёрт понял, что противен, и ушёл».       Заслышав всплеск с озера, Арсений поднимает голову и вглядывается в воду, пока не замечает небольшой бугор. Приходится сощуриться, чтобы разглядеть небольшие жёлтые огоньки, расположенные сразу поверх водной глади.       — Арсений, оденься, а то приятно отвлекаешь.       — Увидь бы я одежду, то не сидел бы сейчас в полотенце, — спокойно отвечает священник.       Антон поворачивает голову к нему, оглядывает покрывало, а после обращает свой взор на перебирающую завязки на рубахе Иру. Ухмылка поселяется на его губах.       — А вот сейчас ничего личного, — немного замедленно говоря, рогатый идёт к русалке. — Эй! Если не выйдешь, то я вместо тебя сделаю предложение этой прекрасной пернатой деве с таким пленительно мертвецким взглядом и разрезающим за мгновение ока плоть острыми когтями! — говорит и поглядывает на озеро. Арсений ощущает, как подувший ветерок холодит кожу, а бугорок на воде немного увеличивается в размерах, напоминания очертания верхней половины головы. — Ну, как хошь!       Пожав плечами, разведя руки в стороны и выпячив нижнюю губу, Антон отворачивается от озера и склоняется к Ире, касаясь её губ своим языком. Хватает несколько мгновений лобызаний, чтобы водный чёрт вихрем вылез из воды и набросился на Антона, отлетя так сцепкой на несколько метров.       Арсений не признается, что смотрел не отрывая взгляда и что в груди отчего-то очень глухо неприятно кольнуло в груди.       — И так почти каждый раз, когда нам удаётся встретиться, — с девичьем вздохом, подперев голову рукой, скучающе выдаёт Ира и начинает покатывать меж подушечек большого и указательного пальцев свободной руки ягоду винограда.       — Им не нужна помощь? — с лёгким беспокойством интересуется Арсений, вновь обращая взгляд за девушку. Антон откатился с тем чёртом в тень деревьев, где обрёл свою демоническую форму. Чёрт же остаётся ростом среднестатистического человека, весь покрытый шерстью, в которой запуталась тина, трава и на которой вырос мох; имеет копыта, небольшие коготки на пальцах, беличьи уши и хвост кисточкой.       — Если не хотите проститься с жизнью, то лучше посидите здесь.       Арсению непривычно находиться рядом с разборками и ничего не делать. Когда в его прошлом доме возникают драки среди мальчишек, то он или кто-то из старших всегда приходят и начинают на словах выяснять три вещи: во-первых, что произошло, во-вторых, каждое мнение участников и, в-третьих, от чего бы мальчишки отказались, дабы прийти к компромиссу с минимальными затратами. Есть, конечно, старшие, которые тут же начинают кричать и отчитывать, но это только настраивает против них ребят, вступающих на подростковый период, характеризуемый отрицанием взрослых и ограждением от них в целях доказать свою независимость. Обычная психология, обычная жизнь, которой придерживается или пытается придерживаться Арсений, хоть это и противоречит порядку установления дисциплины.       Уйдя в воспоминания, начавшие переходить к Остапу, Арсений не замечает, когда разборка среди нечисти заканчивается и когда на траву рядом рухает побитый и окровавленный из-за порезов Антон, шокируя этим.       Округлив глаза, священник осматривает его, не в силах выдавить и слова.       — Испортил мою любимую толстовку, — бурчит рогатый, оттянув вертикально разрезанный до середины подол укороченного худи.       — Тебе нужна помощь? — сглотнув невидимый комок в горле, спрашивает тихо Арсений и тянет к нему руку, чтобы отодвинуть со лба локон волос и посмотреть на порез.       — Мне хватит сил, чтобы восстановиться. Я хорошо сегодня покушал, — отвечает, а на последней фразе наклоняется навстречу и немного заглушает голос, начиная приятно басить и ухмыляться.       Сейчас, не ожидая такого изменения, Арсений не успевает взять себя в руки – покрывается румянцем на лице, как только память вновь подкидывает картинки воспоминания, а тело напоминает о прикосновениях. Желая отвлечься на что-то, отворачивает голову и лицезрит следующую картину: чёрт побитым щенком сидит в метре от Иры, которая, в свою очередь вообще не обращает на него внимания, слишком аппетитно поедая уже жареное мясо.       — Как Вас зовут? — начинает священник. — Если можно знать Ваше имя.       — Эй! — возмущается Антон, устремляя взгляд на своего священника.       — Я без Вашего ведома, прошу за это прощение, узнал, что Вы страдаете от неразделённой любви. У меня есть знакомая ведьма с болот, которая тоже страдает от неразделённой любви. Если Вы не против, я бы мог познакомить Вас.       Чёрт косится своим, оказывается, карим взглядом сначала на него, а после на демона рядом. Тот сначала ничего не понимает, про что сказал Арсений, а после беззвучно тянет понимающую «а», раскрыв широко рот.       — Ага! Оксаной звать. Во какая девушка! Увидишь и сразу потеряешь от неё голову.       Чёрт ещё недолго косится на них, а после подходит, доставая из-за спины одежду священника. На Иру он кидает короткие опечаленные взгляды.       — Я... У меня нет имени.       Арсений призадумывается, принимая одежду и благодаря. А после спрашивает:       — Не против, если все будут звать Вас Алексеем?       — Думаю, Оксане понравится это имя, — тут же вновь активно поддакивает Антон.       Чёрт размышляет, а после кивает.       Ира решает вернуться на свои деревья. Антон не даёт ей поцеловать Арсения, позже рассказывая, что это выльется возможным превращением во влюблённого зомби, которого эта курица съест. Чёрт, кой теперь Алексей, всё также побитым щенком, но уже по-настоящему, из-за ранений, а не метафорически, из-за взгляда со стороны, идёт следом за своим недругом и священником.       — Могу узнать, что связывает тебя с Ириной? — спустя пару минут тишины спрашивает Арсений, смотря на найденную по пути длинную палку, которой, как старец, тычет в землю.       — Могу узнать, что связывает тебя с этим вопросом? — пародирует и специально кривляется демон, беря "под шумок" руку священника.       — Хочу узнать, со всеми ли ты так себя ведёшь, как со мной, или нет, — немного подумав, отвечает Арсений и перехватывает чужую руку, обхватывая чужой большой палец так, что ладони остаются соединёнными. Антон же переплетает его мизинец своим указательным.       — Мы просто схожи. Вот и держимся вместе. Когда ей скучно, я слышу её крик и прихожу. Или просто прихожу. А бешу этого черта со скуки.       — Я буду рад, если ты не будешь больше так делать. Меня волнуют твои раны.       — Раны? — нахмурив искренне брови, уточняет Антон, а после понимает, про что говорят. — А. Ну, я подумаю, — усмехается и, наклонившись, рычит, словно львёнок, на ухо Арсения. — Кстати, заметил странные переглядки, физическую заинтересованность между тем блондинчиком с шишем и татуированным?       — Что, прости? — не понимает теперь Арсений, потирая плечом ухо, и кидает короткий взгляд через плечо, чтобы убедиться, что чёрт, идущий в шаге от них, не подслушивает.       — Они либо очень близкие друзья, которые и письками по-пьяне мерются, либо-о... — театральная пауза. — ...любовники.       — Бог есть любовь, в этом нет ничего противоестественного. По второй заповеди Божья: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Все люди на этой земле братья.       — Даже в романтическом плане можно любить?       — Однополая любовь есть грех, — перестав тыкать палкой, откинув её в сторону, Арсений кидает взгляд на демона. Тот не позволяет высвободить руку из хватки и поднимает уголок губ. — Бог создал людей для продолжения рода, чтобы они, воплощаясь в своих детях и перерождаясь спустя время, совершенствовались. Что? — отвлекаясь от мыслей, как только заметил изменение в чужих глазах, спрашивает и пытается прочитать этот посыл мимики напротив. — Чем я заслужил этот взгляд?       — Дома поговорим, — подмигивает Антон и замолкает.       Арсений же, предоставленный теперь сам себе, задумывается, иногда поглядывая то на демона, то на чёрта.       Антон не тот самый демон, о которых рассказывали. Да, искушает, чудит в плохом смысле, по существу демон, но всё же человечности в нём, оказывается, больше. И всё это переплетено так, что гармонирует, одновременно и соответствуя известным фактам о демонах, и нет.       Вновь вспоминается история демона о прошлой жизни и том, как был устроен мир вокруг него. А также слова про Бога. Слова и взгляды ребёнка, который запутался, чьей верой воспользовались для своих плотских грешных утех и в чьём сердце поселили зерна сомнения и ненависти.       К сожалению, думы уносят Арсения в плаванье по беззвучной реке, поверх которой расстелился густой туман, символизирующий множество невыясненных деталей об Антоне, потому вплоть до прихода в церковь не удаётся прийти к какому-то – хотя бы черновому – новому варианту вывода насчёт рогатой личности.       Антон почему-то тормозит, тяня за руку назад. Арсений оборачивается и понимает, чем вызвалась такая остановка – чёрт не хочет идти, встав вкопанным на границе молодой зелёной и старой сухой с еле видными проступающими ростками трав. Последним начинает интересоваться Антон, присаживаясь на корточки, не отрывая пятки от земли. Арсений же подходит к чёрту, незаметно вытирая влажную от ладони демона руку о своё бедро.       — Что такое?       Чёрт косится на Антона. Ёжась, словно неуютно, через несколько мгновений отвечает:       — Я слабее, чем он, — кивает на демона. — Давит. И Ваша энергетика светлая здесь давит. Чужаков.       — Но Вы можете зайти?       — М-м... Если вы оба не против.       — Мы поэтому тебя и вели сюда, — закатывая глаза и поднимаясь, цокает Антон.       Теперь к небу глаза поднимает Арсений, тихо втягивая носом воздухом и молясь о том, чтобы возможная драка миновала. На Алексее раны затянулись почти все, а вот Антон, видимо, решил походить с боевым алым раскрасом в полоску.       Развернувшись к церкви, священник молча уходит, бросая напоследок: «Я даю разрешение».       Местная нечисть, судя по мычанию, тут же показывает язык и подбегает, ровняясь с Арсением, а вот неместная – колеблется, но, когда открывается калитка, вмиг оказывается рядом.       — Это ещё кто? — с явной неприязнью и сощуренным взглядом вопрошает Оксана, стоя в пролёте лестницы со сложенными руками на груди. — Арсений, неужели решили отринуться от света и устроить в этой глуши скопище чертовщины?       — И Вам доброго дня, — пропускает мимо ушей весь негатив священник. — Мне и одной назойливой нечисти хватает на ближайшую сотку квадратных метров, а вас здесь сейчас три. Это Алексей, Лёша. Водный чёрт. Вытащили из куриных лап, если можно так сказать, — представляя, он оборачивается к чёрту. Тот вводит в недоумение своим зачарованным взглядом, адресованным ведьме. Что ж, если любить нечисть не умеет, то увлекаться кем-то – будь здоров! — И он поживёт здесь пару дней, если не будет мне мешать и пугать прихожан.       — Н... не буду, — всё так же не отрывая взгляда, немного мямлит чёрт. За миг он оказывается рядом с Оксаной, беря её руку в свою. Получает, правда, нескрываемый брезгливый взгляд, но это, видимо, не в нову. — А ведь знаете, имя мне дал этот человек. Раньше я без него был, — тут же лопочет полушёпотом. Антон тычет пальцем в локоть Арсения, привлекая его внимание, дабы кивнуть головой и поманить вниз. И Арсений решает, что это лучшее решение, нежели бестактно стоять и подслушивать. — У Вас такие глубокие глаза... Я тону в них!.. Смотря на Вас, я словно чувствую себя в своём озере. Там прекрасно, если хотите, то я бы мог Вам показать его. Вас зачарует прозрачная гладь, где видно не то, чтобы камешек, а даже малая песчинка не утаится от Вашего взора!       Оксана потихоньку вытаскивает свою руку, морща нос.       — Предпочитаю только ополаскиваться чистой водой после бани.       — Значит... Вам нравятся только болота? А я ведь сам вышел из него. Но пришлось превратить в чистое озеро, чтобы людей заманивать и топить.       Последнее, что видит Арсений перед уходом, – оценивающий взгляд Оксаны и то, как она стала приоткрывать рот.       Антон выводит его на улицу и заводит за угол, туда, куда падает тень от здания.       — Она точно заинтересуется им. Иначе нельзя, — с полной уверенностью заявляет демон, осматривая зачем-то окна коридора второго этажа. — Залезешь мне на спину?       — Во-первых, почему ты так уверен в их совместимости? Во-вторых, что ты задумал?       — Во-первых, — начинается пародия с кривляниями на лице, — так надо. А во-вторых, ты хочешь залечить мои раны.       И, не выслушивая ничего, окутывается чёрной дымкой, возрастая в размере. Арсений, понимая, что, в целом и общем, у него нет причин для бóльшего опасения, оглядывается, удостоверяясь так в своей мысле, и залезает на присевшего на одно колено демона.       Руки обхватывают крепкую, как сталь, грудь. Под ладонями ощущается приятная шерсть, но нос улавливает лёгкий запах серы и гари. Никакого призрачного сладкого аромата. Но что привлекает внимание – отсутствие порезов на чужом торсе.       Антон подходит к стене и начинает взбираться по ней абсолютно беззвучно и без каких-либо повреждений.       Арсений же внимательно всматривается в округу и вниз, ощущая от нахождения на высоте внутренний лёгкий мандраж. И, признаться, ему нравится. Даже каплю жаль, что всё закончится совсем скоро.       Из-за оценки своих ощущений он не усматривает, как именно изнутри открыли окно. Оказавшись на втором этаже, пусть и войдя, как воры, Антон опускает священника и тянет его в ванную комнату, где усаживается, в мгновение ока избавившись от одежды, на бортик ванны.       — Что такое? — делая вид, что не понимает, с приподнятыми бровями спрашивает Арсений.       Демон берёт его за руки и кладёт те ладонями на свои плечи, удерживая за запястья.       — Неужели не полечишь меня? — на несколько секунд выпячивает глаза с нижней губой и складывает брови крышей домика, после тут же поднимая уголок губ и слегка опуская голову, чтобы глянуть исподлобья.       — Думаю, ты сам справишься, — еле заметно пожимает плечами Арсений и избавляется от хватки.       Антон резко хватает его правую руку и кладёт себе на грудь, смотря при этом в глаза.       — Чувствуй, как бьётся... — шепчет с лёгким придыханием.       Выпрямив только указательный палец чужой руки, остальные согнув в слабый кулак, начинает вести к центру торса, а от него вниз. У живота приходится развернуть кисть так, чтобы внутренняя часть запястья смотрела вверх. Всё время они смотрят друг другу в глаза: демон с целью не упустить ни одного изменения на лице напротив, а Арсений – не потерять контроль над собой и ситуацией и не вызвать смущение.       — Но здесь нужно особое внимание... — еле шепча, раскрывая чуть шире обычного рот, произносит Антон и соприкасает подушечку чужого пальца с головкой своего члена.       Арсений одёргивается назаб.       — Я буду в комнате, — чуть сжав зубы, проговаривает он и уходит. Вновь это внезапное и резкое раздражение, что окутывает с головы до ног.       В комнате достаёт влажные салфетки и вытирает руки.       Демон приходит через минуту, как только Арсений успевает устроиться на стуле и раскрыть книгу. С позавчерашнего дня, когда демон взял её и переворошил страницы, священник так и не смог найти момент, где остановился, увлекаясь дальнейшими событиями.       Антон присаживается на край стола и протягивает аптечку.       — Поддашься искушению? — осторожно интересуясь, Антон заискивающе тянется к священнику, но тот показательно изучает текст книги. — Не хочешь со мной разговаривать? — вновь тишина. — Да бро-ось! — закатывая глаза и откланиваясь назад, рогатый показательно складывает руки на груди. Все его, по крайней мере, видимые раны затягиваются, а опухоль после удара по щеке сходит. Правда, почти сразу после надувания щёк, как в периферии видит Арсений, Антон вновь пробует подступиться, кладя ладони на край стола, чуть наклоняясь вперёд и приобретая приподнятое настроение в мимике. — И узнать о моей отметине на шее не хочешь?       Выдержав небольшую паузу, Арсений спокойно выдаёт:       — Я уже спрашивал. Вы чётко дали мне понять, что не хотите об этом рассказывать.       — Опять выкаешь... — бурчит тихо, но слышимо Антон и, забрав чужую книгу из рук, боком садится на свободные колени. — Я не сержусь, что ты полный профан в романтике. Ведь будь ты не им, то понял бы меня, — глянув в вновь блёкло голубые глаза, что всё так же холодны и неподступны, он кладёт ладони на плечи священника и склоняет голову, чтобы поводить носом по его щеке. Дальнейшие слова начинает томно шептать, а пальцами рук – массировать плечи:       — Понял бы, когда твои речи, произносящиеся из желания увидеть смущение на щеках слушаемого, соблазнительно романтические речи, вот так игнорят... Но сам пойми, один-два отворот-поворота... ещё терпимо, но вот на постоянке... Мне всё сильнее хочется тебя придушить.       Арсений внимательно следит за Антоном, за каждым его действием, взявшись за край стола, чтобы не упасть назад. У стула есть спинка, но сам он не выдержит вес двух мужчин, упадёт, стоит начать на него опираться. От прикосновения языка к мочке уха, от которой по боковинке раковины ведут вверх, по телу проходит тупая волна удовольствия. Неделю назад это действие было противным, но сейчас, после случаев уединения и чересчур близкого общения, Арсений чувствует, как всё внутри словно прислушивается к действиям демона, как коже хочется, чтобы до неё с особым трепетом дотронулись. Это сбивает разум. И сбивает настолько, что абсолютно не вяжется и создаётся впечатление, будто тело не принадлежит ему, будто это чьё-то другое тело просит определённого внимания к себе.       Антон спускает одну руку на пах священника, начиная там поглаживать и пропихивать пальцы меж бёдер. С этого Арсений внутри вмиг загорается, сжимая зубы, и отталкает нечисть. Но стоит моргнуть, как в момент они оказываются на кровати. Арсений сидит на лежащем демоне, спокойно смотрящего на него с еле приподнятым в ехидстве уголком губ. Руки перестают вдавливать чужие плечи в кровать. Сам он порывается встать, но ладони болезненной хваткой когтей на боках не позволяют этого сделать.       — Мне неприятна данная поза, — сдержанно делится своими чувствами священник.       — А мне она кажется очень возбуждающей, — уголок губ демона поднимается выше, отчего ухмылка превращается в небольшой оскал. — "Наездник" контролирует глубину и частоту проникновения, — своими когтистыми пальцами он хватает, крепко фиксируя по бокам, чужие запястья.       Арсений бросает взгляд на свою левую руку. Болезненных ощущений он не чувствует, поэтому пока не заостряет на этом внимание, воссоздавая контакт с зелёными глазами, чьи карие вкрапления у зрачка немного пожелтели. Пытается встать, но из-за схваченных рук получается только немного приподняться на коленях.       — Так подите и вылейте своё либидо с другой нечистью.       Как бы не тренировались руки, вырваться из демонической хватки это всё равно не помогает.       — Вопрос не стоит в том, кого я хочу трахнуть. Мне нужен только ты. В твоём сердце столько трещин, что ты даже не представляешь, как они сквозят, толкают тебя на человеческое и плотское. Но из-за тупой псевдоверы ты не даёшь волю эмоциям. Поддайся мне, и я сделаю для тебя всё-ё… и буду делать. Я буду служить тебе. Только поддайся…       Арсений было открывает рот, как замирает, ощущая прикосновение к своей заднице. Нечто хочет проникнуть под ремень, но не может, потому начинает ползти вниз. Повернув насколько возможно голову назад, священник видит нечто непонятное, но мозг смело подкидывает мысль, в которой указывает, что это чужой хвост. Тот змеёй трётся меж ягодиц, упёрто напирая.       — Убери.       — Что убрать, родной? — строит дурачка, но ухмылка выдаёт с потрохами.       Меж тем хвост юркает меж бёдер, своим ромбическим хрящём накрывая член и начиная, извиваясь, потираться.       А тело только этого и ждало. Того самого особого внимания. Арсений вновь стискивает зубы, ощущая, как в горле образуется неприятный комок, и грозным прямым взглядом всматривается в чужие глаза. Не получается даже пошевелить ногой из-за зафиксированных рук. Внутри внезапно начинает ощущаться спонтанное желание прекратить сопротивление, склониться и поцеловать нечисть. Это пугает, сердцебиение заходится в быстром темпе, но мозг, метафорически держащий дверь, чтобы не впустить тревогу в голову, выдвигает две версии происходящего: либо желание есть искра демона искушений, а появляющееся сомнение человеком всегда расценивается естественным этапом принятия этого желания, либо это всё – его истинные противоестественные желания.       — Прекрати, иначе я разочаруюсь в тебе, — еле сдерживая желание, всё сильнее стягивающее низ живота, немного кряхтит Арсений. Комок в горле увеличивается в размерах.       — Да пожалуйста...       — Я не с тобой говорю, — звучит утробно, что неспециально ставший естественно громким голос тихим эхом отталкивается от стен. — А с человеком внутри тебя, которого ты уже не один десяток лет совершенно нахально подавляешь.       Демон резко меняется местами, вжимая теперь собой священника в кровать. Последний же словно чувствует глоток свежего воздуха. Пах по-прежнему немного сводит от желания прикосновения, но комок из горла пропадает. Взамен появляется предплечье поперëк кадыка.       — Его нет, — рычит демон всеми своими голосами одновременно. Глаза его желтеют, а в воздухе неохотно начинает появляться дымка. — И уже давно. Я отдал душу, когда заключал сделку. И убил себя, когда какой-то демон в моём теле ненадолго ослаб, потеряв власть.       — Через повешивание? — тихо интересуется Арсений, положив ладони на чужую шею так, чтобы большие пальцы легли на щёки рогатого, а указательные – под мочкой ушей.       Демон ещё пару раз пыхтит всполохами мелких угольков, а после прикрывает глаза и успокаивается, еле заметно кивая. Опускается на локти и показывает свои зелёные с карими вкраплениями глаза. Теперь Арсений видит именно Антона, а не жаждущую ненависти нечисть. И теперь он имеет чуть больше кусочков пазла того, что на самом деле случилось много лет назад. Глаза кажутся совсем детскими. Такие испуганные… обречëнные и отчаявшиеся…       Антон укладывает голову на его груди, скидывая всё остальное своё тело, обретающее новый облик, на кровать рядом. Арсений тихонько думает, что это какая-то из существовавших тогда-то человеческих форма. Тот самый юноша, над которым издевались, очерняя чистое и светлое сердце молодой души…       — Помнишь, Лёха сказал про твоё давление на него? — через пару минут тишины спрашивает он.       — Припоминаю… Хочешь сказать, что он имел в виду?       — Ага. Но сначала ещё один вопрос. Видел зелёную траву на территории внутри забора?       — Видел.       — Это из-за тебя. Ты искренне горишь своим делом, и поэтому светлая энергия внутри тебя даёт здесь жизнь. Я не хочу на тебя срываться, но я, ну, типо опасаюсь, – но не боюсь! – этого.       — Возникает несостыковка... — решает задать свой вопрос Арсений. На подкорке мозга у него одновременно множество мыслей создаются, смешиваются и уничтожаются или превращаются в нечто определённое. И вот сейчас одна из крайних описанных выскакивает на передний план, стоит возникнуть тематике, к которому та относится. — Если ты не веришь в Бога, то какую роль тогда исполняют ангелы и ты сам?       — Я не верю в бородача, который услышит ваши молитвы. Я просил помощи, мне не помогли. И теперь я тот, кто я есть сейчас. Люди молятся в тишине, сами себе. В каждом есть тот самый "Бог". Вера, что кто-то поддержит, помогает быть уверенным в действиях. Всех создала природа, эволюция лишь привела к той форме, которой люди есть сейчас. Людям нужна вера, нужен кто-то третий, на которого можно скинуть груз ответственности. Но почему есть ангелы и демоны, я хуй знает. Так прикольнее, наверное? Высшие формы существ, что принимают тот облик, который позволяет земная среда. Я не знаю, я… всегда был и остаюсь здесь. Я лишь полукровка… пародия. Демоны очень жуткие по меркам людей, но даже так, являясь полукровкой, не смогу показаться тебе…       — Понятно, — немного тянет Арсений, кладя руку на макушку Антона. — Тебя парит, что из-за меня не сможешь здесь жить?       — Типо того.       Рука рогатого потихоньку скользит от груди священника в сторону его ног. Добраться до своего желаемого ей мешает сам священник, пальцами оплетая её запястье и кладя обратно себе на грудь.       — И всё же, — спустя минуту молчания начинает вновь Антон. — Откинув вот выдумки из Библии. Между Егором и Эдом точно чёт есть.       — Мы оба знаем, что это отклонение.       — Нам это впихивают, — тут же перебивает он священника и приподнимается на локте.       Арсений уже понял, что уйти тот ему не даст, поэтому добровольно лежит и ведёт беседу.       — Гомосексуальные акты были и в прошлом. Факт, что только женщины могут плодить потомство. Так нужно, да. Мужская и женская энергии соединяются и образуют то, что никакая сила не сможет разрушить. Но только подумай, зачем это нужно. Зачем нужна стимуляция члена. Вот взять рыб. Самка откладывает икру, а самец её просто оплодотворяет. А рыбы клоуны, если самка пропала, сами становятся самками для какого-то там своего сына. Так и здесь… что, если женская энергия оказалась не в том теле? Ведь не важно, кто воспитает ребëнка, а сама суть человека с рождения.       — Это рыбы. У них это эволюцией заложено для выживания.       — Зачем мужчинам соски? А? — вкидывает ещё один пункт для размышлений Антон.       — Я не интересовался этим.       — А ты вот подумай.       Арсений чуть щурится, всматриваясь в зелень глаз напротив. Пытается скинуть чужую руку, что стала поглаживать поверх рубашки, немного щекоча, но та юркает в прорезь меж пуговиц, касаясь голой кожи, а вскоре и сжимая двумя пальцами левый сосок. Пару приятных импульсов прошлись от места соприкосновения к паху, слегка там коляясь.       — По всеми принятому переводу, греческому, Бог создал Еву по подобию Адама из ребра последнего, пока тот спал. Поэтому есть соски.       — А зачем они нужны были Адаму? — вытащив свою руку из-под чужой рубашки, спрашивает Антон и погружает в свой рот два пальца. — И сам процесс не напоминает процесс клонирования, о котором сейчас думают учёные, но категорически против которого церковь?       — Думаю, что людей Бог создавал по подобию существующих животных, — от греха подальше Арсений отворачивает голову лицом к потолку и прикрывает глаза. — Поэтому, например, наши органы имеют сходство с органами свиней. А клонирование людей сейчас – противоестественно.       — Мы сами Боги, — шепчут на ухо. На правое ухо, отчего уголок губ на мгновение дрогнет в подобие улыбки. — Вот, ты сам это прекрасно понимаешь... Мы можем всё. Ты можешь всё, только ты не чувствует те вибрации, которые чувствую я и которыми я могу управлять. Я тебе помогу...       — Принято считать, что правое ухо для ангела, — высказывает причину своего нервного дёргания мышцы у губ.       — Ну пиздец, — отстранившись, пыхтят справа. Арсений же прикрывает лицо руками, чтобы скрыть свою улыбку. Но мелкое дрожание груди и живота не в силах скрыть. — Мне через тебя ползти ради интимного шёпота? Улёгся у стенки и ещё чёт требует. Пиздец. Понимаешь это и ржёшь, да?       — Ты ребёнок, Антош, — убрав руки от лица и усевшись рядом с демоном, лежащим на спине и сложив руки на своей груди, Арсений проводит ладонью по его макушке.       — Я старше тебя.       — Ты ещё губы надуй. А то по фразам не понять. Есть вот ещë какая мысля. Недавно узнал про аравийский перевод Библии. Выцепил в секретных местах Евангелие Марии Магдалины. Дьявол правит землëй, поэтому нужно научиться отлечать что есть что. Это очень сложно, но сейчас, когда много информации есть в электронном носителем, а в голове человечества развито критическое мышление, можно многие вещи найти, отследить, изучить и проанализировать. Ева была создала из половины. Вместо помощницы, всë время говорится слово “эзер”, то есть тот, в ком нуждаются. Не Ева нуждалась в Адаме, а он нуждался в ней. Посему и Бог создал Еву, из половины материального, как и Адам был создан, а ещё и из половины духовного, райского. А соски для кормления потомства, как у других животных.       Уйти на кухню, чтобы приготовить ужин и составить список продуктов, который нужно отправить Егору, священнику не дают и на вечерню не пускают, плавно переходя то из поведения подростка в пошлое начало с поглаживаниями, то наоборот, словно внутри происходит диссонанс между двумя сущностями, никак не ориентирующиеся во времени пространства. Но поесть всё же дают: колдуют сначала различные деликатесы, а в конце всё же то, что Арсений попросил первоначально – гарнир с тушёными на пару овощами.       Последнее, что они обсуждают из истории, когда после молитв Арсения вновь тянут в тему про динозавров, это:       — Не управляй мной без моего согласия. Чтобы у меня не было внезапного желания осуществить близость с тобой. Договорились? И не только про близость.       — Блин... — сдувается, как шарик, вся хитрость на лице Антона. Он крепче обнимает со спины священника. — Ладно. Но рано или поздно ты всё равно сдашься мне. И я заберу тебя в другую галактику. Не знаю как, но очень хочу.       Арсений на это ничего не отвечает, прикрывая глаза. Не отвечает также на оттягивание ворота рубахи, который почти сразу почему-то отпускают, и слюнявый поцелуй в щёку.       «Передумал целовать в шею?».