Ispită

      Смотря на демона, периодически перешёптывающегося с Оксаной, Арсений испытывает чувство, сродни с тем, что испытывает тряпка, когда её скручивают, дабы отжать лишнюю воды. Такое чувство бывало только с Остапом; Арсений тогда слишком отдался отцовской заботе, слишком привязался к ребёнку, пока не настал момент отпустить того из-под своего «крыла» во взрослую жизнь, вернув свободу и полную независимость выбора.       Взгляд зелёных глаз порой обращается к священнику, скользя по его телу в течение одного мига, дабы оставшееся время двух секунд уделить голубому омуту. Арсений понимает, что демон знает, что на него смотрят, не утыкаются в лежащую на коленях книгу до поры, пока не начинает шевелиться, поправляя свои пышные кучерявые локоны, Оксана. Кресло-качалка вернулась в материальный мир, захватив с собой из головы демона ещё и стул с мягкой сидушкой и спинкой для девушки.       Тряска плеча позволяет открыть недавно закрывшиеся глаза.       — Ты уснул, — констатирует демон, глядя на недоумённый взгляд священника, когда тот увидел на себе клетчатый плед, и усаживается лицом к лицу на его колени. — Его Оксанка принесла. Возможно, в её отсутствие я где-то нарисовал пару хуёв, — довольно урчит на ухо последние слова.       — Тогда я всë сотру, и будете перерисовывать, — спросонья хрипит Арсений, еле вытащив из-под пледа руки, дабы потереть кулаками глаза, и поставив твёрдо стопы на пол, чтобы удобнее держать вес на ногах. Левую руку отнимают, оглаживают подушечками пальцев запястье и целуют рядом с пальцами пясть. Такие махинации не кажутся чем-то отвратным, отталкивающим, осталось только лёгкое покалывание, ставшее ощутимым после непроизвольного принятия. Демон искушений – демон искушений.       — Оттягиваешь момент, чтобы не идти к озеру?       — Вы сами его оттягиваете, изводя меня своими играми.       Кресло в мгновение содрогается, опасно накреняясь назад. Рефлекторно Арсений хватается руками за подлокотники. И всё из-за дёрнувшегося вперёд демона, желавшего нависнуть сверху, привстав на колени и склонив голову к чужому уху.       — Так сдайся мне. И не будешь изводиться.       Арсений бегает взглядом по нижней половине лица демона. Он помнит, что тому достаточно небольшого контакта глаз, чтобы искусить, поэтому спросонья, когда мозг ещё не до конца проснулся, не рискует.       Через секунду пространство вокруг начинает поначалу незаметно, но максимально стремительно темнеть. Арсений счёл бы всё сном, от которого он сейчас проснётся, но единственным, кроме него, по не потере насыщенности цветов становится демон.       — Что Вы делаете? — выдохнув, интересуется священник. Хочет покреститься, но демон хватает за запястье.       — Скрываю нас от посторонних глаз, — вновь урчит, пока слезает с кресла на пол.       Арсений встаёт сразу, как только освобождается от груза, но чужие руки когтями – длина их два-три сантиметра, но концы не заточены – впиваются в бока бёдер, давя при этом сверху ладонями. Неволей приходится послушаться и сесть обратно, сжимая до боли зубы.       — Насилие никогда не даст полного удовлетворения. Это как наркотик.       — Хочется с каждым разом всё больше, я знаю, слышал, — соглашается и усмехается демон.       Выкрав момент, пока тот усаживается на пол, Арсений закидывает, перекидывая через рогатую голову, ногу на ногу. И не важно, что от размышлений о возможных действиях нечистого нутро слегка стягивает – человеческое ему должно быть чуждо. А меж тем всё вокруг уже почти скрылось в темноте.       — Я закончил со стеной, — облизываясь, смотря прямо в глаза священника, говорит демон и медленно тянется к нему.       — Я пока не одобрил, поэтому ещё не факт.       Помедлив, посмотрев друг другу в глаза, в каждом из которых отчëтливо читается своя собственная упрямость, рогатый резко приближается, вставая на колени, и медленно проводит руками по чужим ногам к тазу священника.       — Отец Арсений! — кричат из коридора. Арсений меж тем моргает раз, потом ещë и ещë, пока быстрыми движениями век не сбрасывает с себя пелену оцепенения.       Демон утробно тихо прорыкивает – недоволен. Дымка испаряется, давая улицезреть чем-то взволнованного Егора. Но буквально через мгновение его лицо искажается в недопонимании, смятении, отчего сам Арсений немного хмурится. Демон, кстати, уже замаскировал свои рога и хвост, а ещё откуда-то достал книгу. Но не двинулся с места, продолжая всё также сидеть подле ног.       — Что такое? — поднимаясь с места и обходя Художника, спрашивает Арсений.       — Мы подумали, — отвечает вышедший из-за спины Егора Эд, — что Вы тут скучаете, и потому решили пригласить Вас к себе на ужин. Вообще, это дэрэ моего племяша, будут его друзья с города, но по сути это семейное застолье, все свои. А, и подарков не надо, у нас всë приготовлено.       — Вы можете расслабиться, Отче, если хотите, — подначивает демон с невинным лицом. — А я присмотрю за церковью и за всем, что в ней.       Арсений было хочет возразить, но вспоминает про ведьму, находящуюся где-то поблизости – когда он проснулся, той рядом не оказалось.       — Можешь с нами пойти, мест на всех хватит, — говорит Егор, смотря в сторону Художника.       — Да думаю… — отвечает тот, отведя взгляд. Пожав плечами, поджимает в размышлениях губы. — Не смогу. У меня ещё работы много… Вот взял у Отче книгу почитать, отдохнуть немного.       — Мы те можем завтра помочь, — подаёт голос Эд, подходя ближе. — Только скажи, что нужно будет.       — Вы можете взять её с собой? — намеренно выделяя местоимение, спрашивает Арсений. Он надеется, что посыл поймут.       — Её? — склонив набок голову, переспрашивает демон. Секунда, и на его лице отражается какое-то осознание. — А! Книгу? Думаю, она вполне может остаться здесь, — и кладёт книгу на кресло, поднимаясь с пола и отряхиваясь.       — То есть, вы оба согласны? — уточняет Егор.       — Да, — кивает священник.              Приехав в дом Эда, Арсений немного теряется. Изнутри всё выглядит куда больше, чем снаружи, а ещё здесь много людей и детей. От непривычки становится дурно: голова идëт кругом, а горло сдавливает.       — Успокойся, иначе я не смогу сдерживать себя, — шепчут на ухо, встав плотно сзади. Арсений возмутился бы, если бы не узкий коридор и снующие туда-сюда женщины – иначе не пошептаться.       — Отец Арсений, — на вдохе произносит Егор, но обрывает себя, видя приложенную к горлу ладонь священника и стоящего рядом с ним Художника. — Что-то случилось?       — Ничего такого серьёзного, — отвечает с добродушной улыбкой рогатый. Точнее, просто нечисть, так как рога скрыли от людских глаз, как только сняли кепку. — Просто Отче не ожидал, что здесь будет так много людей.       — Вы можете сесть за стол. Там на столе есть графин с водой.       — Спасибо.       Демон кратко кивает головой и ведёт Арсения в зал, в котором снуют дети побыстрее своих мам. Арсений потихоньку выпивает треть стакана воды, ощущая, наконец, долгожданную лёгкость. Больше выпить не позволяет, как бы ни настаивала нечисть.       Сидя просто так в углу дивана, выслушивая задумки демона насчёт стены, Арсений ощущает, как в его ноги второй раз врезается кто-то из ползающих под столом детей. Заглянув под скатерть, видит только маленькие ножки и задницы. А демону хорошо – в связи с отсутствием манер, закинул ноги на диван, прижав коленями к груди. Благо, что снял обувь.       Арсений запоздало замечает, что в зале оказывается девушка с младенцем – ребёнку явно не больше года.       Выйдя из-за стола, Арсений подходит к Эду и, если не изменяет память, его сестре.       — Ну возьми Ксюшу, я не могу за ней присмотреть сейчас, — агрессивным шёпотом говорит девушка.       — Мне Егору нужно помочь, — басом, что почти не разберёшь слов, отвечает Эд.       — Извините, что вкреняюсь в ваш разговор, — даёт так о себе знать Арсений, стараясь взглядом внушить доверие. — Если позволите, я могу за ней присмотреть.       Девушка оценивающе осматривает его, а после её губы слегка округляются.       «Узнала», — звучит с облегчением в тёмной макушке.       — Вот и решилась проблема, — чмокнув сестру, Эд сию же секундно удаляется, что слышна только закрывающаяся дверь.       — Я Марго, — говорит девушка и передаёт девочку, одетую в коротенькое платье с большоим подгузником и с короткими русыми волосиками.       — Арсений, приятно познакомиться, — любезничает Арсений и плотно прижимает к себе девочку так, чтобы её ручки и ножки упирались в его грудь, а на спинке она чувствовала его большие ладони. — Я с тобой вместо мамы, — шепчет рядом с её ушком, пока Марго скрывается в коридоре. — Мама пока занята, но она скоро вернётся, тише, тише...       Чуть покачивая успокоившегося ребёнка, он возвращается на диван, в периферии замечая вновь странный взгляд демона, одновременно выражающий и увлечённость, и завороженность, и ещё что-то неопознанное.       Усевшись в свой – на сегодняшний вечер – угол дивана, священник постепенно опускает девочку на свои колени. Но стоит ей взглянуть на сидящего рядом демона, что ранее поднялся на диване на ноги, предоставив так максимально свободное пространство для пролаза, как плач вновь возникает по-нарастающей.       — Дети до трёх лет видят истинную форму духов, — выдыхает на ухо рогатый.       — Знаю. И что будете делать? — интересуется Арсений, пытаясь так разузнать об отношении того к детям.       — Она видит меня тёмной субстанцией... — немного задумчиво и, кажется, слишком озабоченно для себя произносит демон.       Арсений осматривает его, а после поворачивается к девочке, приподнимая уголки губ и щурясь.       — Ксюш, он со мной, — говорит вновь тихо и на ушко ребёнка. Дотянувшись до правой ладони демона, кладёт её на маленький бочок, накрывая сверху своей ладонью. — Чувствуешь, какой он тёплый? И совсем не нужно бояться. Я рядом с тобой. А пока я рядом, тебе ничего не угрожает. Твоя мама доверила тебя мне, и я не могу пренебречь этим доверием. Что бы ни было. Я рядом. Слышишь? — лепечет почти без остановки.       Чужие эмоции священник не может увидеть, но отчётливо чувствует ладонь на своём боку, почти у бедра, совсем лёгкое прикосновение.       «Слабость на детей?», — в мыслях гадает, пока не осознаёт, что Ксюша, немного похныкивая и укая, заинтересовалась рукой демона и сейчас осторожно касается той своими кулачками.       Арсений чуть поворачивает голову, уцепливая взглядом счастливый взгляд демона без какой-либо пошлости и игривости, с которой тот смотрит почти всегда на него. В собственной груди становится отчего-то тепло и... спокойно. Слишком спокойно, что без каких-либо вопросов можно сравнить с водой в стакане – нет ряби.       Ужаснувшись своих мыслей и ощущений, возникших из-за демона (а кого ещё? Думая о ребёнке, он пребывает в небольшом напряжении), он не сразу замечает, как источник его странностей отвернул свою голову ему за спину. Уже было начав спрашивать, что тот задумал, как слышится чих. Арсений прикрывает глаза раньше, чем те закатываются. И пусть ребёнок тихо посмеялся, это не уменьшает раздражение на демона за его выходку.       — Будьте здоровы, — цедит и отклоняется в бок, упирая локоть в подлокотник.       После слов вновь следует чих, но уже в ладони.       — Буду, — шмыгнув, кивает демон и проводит ладонями по своим штанам. От всей ситуации и шумного выдоха священника девочка вновь смеётся.       — Будьте добры, отсядьте от нас.       — Ой, да брось, — фыркает нечисть. — Те, — добавляет, так как к столу подошла какая-то женщина.       — Вроде, всё готово, — говорит она и улыбается девочке. Арсений замечает во взгляде женщины ту самую материнскую любовь и озабоченность насчёт безопасности своего чада.       — Ваша Ксения хорошо себя ведёт, — уверяет Арсений. — Вернуть её Вам?       — Вижу, она не против побыть у Вас на руках, — улыбается с небольшой грустью женщина. — Но если Вам в тягость, я заберу её.       — Вовсе нет. Всё в порядке. Думаю, мы нашли общий язык, — сообщает и опускает голову, всматриваясь в карие глаза девочки, что отвечает ему взглядом, почти не моргая.       — Мы принесли шашлык! — радостно заявляет Эд, вихрем заходя в зал, заодно затягивая сюда и весь возможный шум.       Начинается застолье, из которого забитый в самый угол Арсений теперь не в состоянии сбежать. Он непротив большого скопления людей, но в жизни никогда не был среди десятка людей, создающих шум своими рассказами о том, о сём, причём темы на концах стола абсолютно разные: мужчины говорят о своих стереотипно мужских хобби, а женщины – о детях и как трудно их воспитывать, а ещё совсем немного жалуясь на своих мужей. Не считая него, один демон увлечён Ксюшей. Правда, не так уж и совсем ребёнком, сколько едой и священником. А ещё поглядывает лукаво, с прищуром и кривой улыбкой, отвечая при этом простым «ничего» на вопрос о том, что не так.       Под конец застолья, когда в воздухе запахло алкоголем, Арсений всё же выбирается из-за стола. Но, как банный лист, позади увязывается чёрт с тарелкой шашлыка и большой лужей кетчупа.       — Вам плохо-то не будет? — в небольшой комнатке, куда отдалённо доносятся разговоры из зала, спрашивает Арсений. Ксюша уже клюёт носом, но, слабо возмущаясь, отказывается засыпать. А ещё он не уверен, что подгузник, за эти два часа остающийся сухим, – хороший знак.       — Я спокойно умещусь камушком на твоей шляпе, если станет плохо, — наскоро отвечает демон и засовывает в рот целый кусок шашлыка, смачно измазанного в кетчупе.       От этого вида живот Арсения неприятно скручивается. За столом он ничего не ел, а уже время для вечерни и молитвы.       — Хошь? — мазнув ещё один кусок жареного мяса в томатном соусе с кусочками зелёного перца, спрашивает демон. Арсений косится на эту еду, чуть поджав губы.       — Спасибо за щедрость, но я откажусь, — говорит так, хотя и понимает, что тот пытается соблазнить.       Демон смиряет его взглядом, а после резко проводит по его щеке шашлыком. Арсений от такой неожиданности, смотря на девочку, вздрагивает, резво поворачивая головой в сторону наглеца. Но и возмутиться не успевает – тот проводит кончиком языка по испачканному месту. Только так даётся понять, что испачкали не жиром, а кетчупом.       — Как невежливо отворачиваться, когда тебе дают, — со вздохом обиды, опустив уголки губ и подняв брови крышей домика, говорит демон, позже искажая свою физиономию в оскале, — еду, — дополняет спустя небольшую паузу.       — Я отказал Вам. Не моя вина, что уши Ваши заполнены серой, раз не услышали моих слов, — немного надув щёки и опустив голову, дабы глянуть слегка исподлобья на сидящего рядом на кровати нечистого, бурчит Арсений.       — Это не сера, а твои стоны из недавнего сна, — понизив голос и чуть подавшись навстречу, шепчет рогатый, а после вновь мажет лицо священника, но уже попадая по губам, тут же плотно сжавшимся. И вновь всё убирается языком. От такого короткого жеста память тут же подкидывает ранние ощущения поцелуя.       Арсений отворачивает голову, вытирая тыльной стороной ладони лицо. Демон сидит всё так же близко. Хочется отодвинуть его от себя, но пока все руки заняты: одна продолжает вытирать рот, а другая – закрывать глаза ребёнка. Да и необходимость пропадает сама собой, когда в комнату заходят.       На лице женщины становится отчётливо видимо облегчение.       — Вы были тут... Егор спрашивал про вас двоих. Вам уже пора возвращаться в церковь? — интересуется она.       — Да, — просто кивает Арсений, поднимаясь и передавая девочку её матери. — Ещё много дел там.       — Тогда не будем вас задерживать, — почему-то шёпотом заговорила женщина. Оглядев её и ребёнка, Арсений понимает, в чём дело – последняя всё же заснула.       — Всего доброго, — с набитым ртом, слегка понятно выговаривая слова, лапочет демон и тоже поднимается.       Егор находится в коридоре. Попрощавшись со всеми, испытав при этом испанский стыд за безобразие Художника (тот с набитым ртом упросил забрать с собой пластиковую тарелку шашлыка, подкинув ещё и ложку огуречно-помидорного салата с зеленью и майонезом сбоку), Арсений чуть не пинками – идя позади и почти наступая на пятки – направляет демона к машине. Эд идёт вместе с ними.       — Только не урони это в машине, — просит Егор у демона.       — Замётано, — подмигнув, отвечает тот и залезает следом за священником на заднее сидение. Эд садится на переднее пассажирское.       — На обратке я могу повезти, — говорит он, смотря на Егора, который с особым вниманием заводит двигатель своей машины. Арсений невольно вспоминает про недавний случай на дороге.       — Ты выпил.       — Всего рюмку, запитую компотом. Нашёл к чему придраться, мы же не на эстакаду попрëм.       — У меня голова немного раскалывается, — бурчит и корчится в небольшой боли Егор. Эти слова оказываются последними в этом разговоре. Зато через пару мгновений на весь салон раздаётся звук отрыжки.       «Испанский стыд номер два», — закрывая глаза и закатывая их, думает Арсений. Пусть рот демона и закрыт, и по глазам того явно вино, что это не было сделано специально, но осадок от ситуации точно не пройдёт до погружения в сон.       Эд тут же начинает смеяться в голос, а реакцию Егора Арсений не видит, накрыв глаза рукой.       — Бля, ребят, сорян, — продолжая проявлять шок от своих действий, говорит демон.       — Да не парься, все свои, — отвечает Эд сквозь смех, в конце концов давясь так, что Егору приходится стучать ему меж лопаток, выслушивая после слова благодарности. — Тебе только перед Отцом Арсением должно быть стыдно. Пока-айся!       Теперь очень смеяться демону.              До церкви все добираются без происшествий и казусов. Попрощавшись, они разделяются на две пары: одна идëт в церковь, а другая возвращается в деревню.       Арсений поглядывает на демона, несущего пластик двумя руками, как священное блюдо.       — Хотите сберечь это на чёрный день? — безэмоционально интересуется священник.       — Какой ты сегодня заботливый, — довольным котом лыбится рогатый, проявив свои рога и расправив хвост, что резко задёргался в стороны.       Арсений игнорирует, открывая для того дверь. Но стоит зайти в церковь и закрыть замок, как нечистого уже и след простыл. Зато наверху возникает шум.       Поднявшись на второй этаж, священник заходит на кухню, где из-за тёмной дымки демона свет кажется тусклым. Он не замечает сидящую за столом ведьму, пока та не начинает что-то недовольно говорить своему приятелю. Уже развернувшийся, чтобы уйти, Арсений не знает этот кажущийся набором согласных язык, поэтому разобрать не может. А вот демон зато говорит по-русски.       — Не хочу, — звучит слишком беззаботно, с урчанием и набитым ртом.       Что тот не хочет, не становится понятным, так как продолжения фразы нет, да расстояние уже не позволило бы разобрать слова – священник ушёл к себе.              Вечерня. Молитва. Душ. И уже второй раз за всё время демон забирает одежду. Но вдобавок к этому ещё и полотенце стягивает прямо в тот момент, когда Арсений потянулся к нему. Тогда приходиться стянуть с колец шторку и укутаться в неё, а полотенцем для рук вытереть волосы.       Шкаф в комнате оказывается пустым. Закрыв глаза и выдохнув, священник старается успокоиться. Он делает дыхательную терапию, ненадолго задерживая воздух в лёгких и медленно выдыхая. Добившись относительной гармонии, открывает глаза. Вся одежда на месте. Пока ещё что-то не случилось, Арсений наскоро одевается и достаёт с верхней полки небольшое полотенце.       — Восхищаешь, — довольно звучит над ухом. Заодно и кровать проминается под дополнительным весом.       — Верните мою одежду на место.       — Опять бурчишь, — надув губы, еле сдерживая улыбку, чуть не букает демон, ползёт на коленях по тут же зашедшей ходуном кровати, дабы усесться сбоку. Из одежды на нём застёгнутая на нижнюю половину гавайская рубашка с коротким рукавом и длинная в тон юбка.       — Одежду. Верните.       — Совсем не хочешь веселиться, — цокает уже без наигрываний демон и возвращает чужую одежду щелчком пальцев. Та проявляется вместе с полотенцем на изножьи в сложенном виде.       — Спасибо, — выдохнув, убрав сдержанность и настойчивость с лица, Арсений поднимается и складывает вещи обратно на полку, а полотенце относит в ванную.       Вернувшись, он с ногами залезает на кровать и помещает подушку на бёдрах. Демон странно трактует это действо – кладёт поверх свою голову. В целом и общем, тот не мешает, но со стороны всё так же выглядит противоестественным. Иметь в качестве домашнего питомца демона – затея опасная, но от него много пользы без какого-либо договора, только на словах, и то не на колдовских, а простых.       Вдохнув поглубже воздух, а после ещё немного, убирает из организма, по словам из статей, весь углекислый газ, медленно выдыхая через нос.              Молитва читается без каких-либо отвлеканий. Даже проявляется своеобразная благодарность.       — Сегодня ты вёл себя хорошо, — говорит демон почти сразу после произнесённого священником «аминь».       Присев, крутит кистями от себя, вверх и к Арсению, материализуя на своих ладонях утащенную у Выграновских тарелку. Ни одного кусочка, если память не изменяет, не пропало. А ещё не подсохло, судя визуальному осмотру.       — Ешь.       — Я подумал, Вы взяли это своей подруге.       — Пусть своих лягушек с пиавками ест эта болотная трясина, — рычит обиженным львёнком демон, под конец поджимая губы и раздувая щёки.       Арсений поднимает руку и поглаживает того по макушке, замечая, как почти сразу чужие черты лица расслабляются.       «Слабые места: дети и поглаживание по голове», — заключает он.       — От жирного мне будет плохо, — предпринимается ещё одна попытка.       — Железо, натуральные овощи, ешь. Иначе не расскажу то, что хочу.       Башь на башь.       Окинув взглядом демона, Арсений смиряет взглядом по-прежнему находящуюся на ладонях с когтями тарелку, пока не соглашается.       — А можно я тогда тебя покормлю? — загоревшись с ничего и плюхнувшись напротив, спрашивает с по-детски игривым взглядом нечисть.       — Я и так согласился на несвойственный мне ужин. Иначе я не буду замечать Вас ближайшие три дня.       — Тоже мне, три дня, — фыркают.       — Вы и полдня не протянете без моего внимания, — говорит Арсений, отклоняясь на изголовье и складывая руки на груди. Правый уголок его губ невольно слегка приподнялся.       Демон же смиряет его взглядом с небольшим прищуром, а после, мазнув куском жареного мяса по кетчупу, проводит всем этим по губам священника, который укладывается лопатками на стол и жмурится. Из-за закрытых глаз он не замечает, как к нему склоняются, но отчётливо чувствует прикосновение к своим губам.       — Укушу, — через сомкнутые зубы цедит священник, приоткрыв чуть глаза.       — Это я и добиваюсь. На, — вместо губ подсовывают мясо.       Помедлив немного, Арсений скромно облизывается и таки принимает еду с чужих рук. И всё бы ничего, если бы чёрт не облизывал свои пальцы после каждого кусочка. Салат также подаётся руками, которые после облизывают. И, несмотря на всю имеющуюся в крови брезгливость, священник терпимо переносит свою неприязнь.       После молчаливого ужина, половину которого доедает "тёмное чудище", потому что «в меня правда больше не лезет», Арсений вытягивает ноги, с успехом выталкивая демона пятками с траектории к стенке.       — Я съел с твоих рук еду. Ваших. И теперь готов слушать про Ваше особое отношение к детям.       — Притворюсь, что не слышал твоего перехода в обращении и в этот раз, — котом себя укладывая рядом, а голову – поверх чужих бёдер, предварительно убрав с тех подушку, урчит демон. — Что именно из истории про меня ты знаешь?       — При жизни был человеком, желающим учиться на семинарии, но в тебя вселился бес и ты хотел предать греху тогдашнего Батюшку. А потом пропал или с тобой расправились, и теперь мстишь за это всем священникам.       — И каково твоё мнение на этот счёт? — спрашивают, жмурясь от почёсывания затылка.       — Сейчас думаю, что Вы были нетрадиционной ориентации и гормоны подростка решили поступить так, а не иначе.       — Как думаешь, почему при этом я именно тебя не трогаю?       — Как Вы и говорили, я отличаюсь от других.       — Не сходится, да? — переходя на недовольно рычащий голос, интересуется демон и поворачивает голову к Арсению. — Ты другой, но при этом я мщу всем священникам. Выходит, ты липовый священник. Или в чём дело? — под конец он немного поворачивает корпус на спину, отчего открытая часть рубашки остаётся внизу, а не следует за телом, и открывает правую половинку груди.       Арсений лишь подмечает, не заостряет внимание, спокойно возвращая взгляд на чужое лицо. Запястье уже перестало болеть, и сегодня первый вечер, когда эластичный бинт не надет, но это всё равно не уводит в небытие волнение о возможном неосторожном движении с повторным обращением к врачу.       — Позволю себе не гадать, а просто выслушать Вас.       — Да брось, мне интересны твои предположения. Ну так что?       — Я не липовый священник.       — Даже со своими научными взглядами?       — Даже с ними. Если вера помогает справиться с душевными проблемами, то с физическими поможет здоровый образ жизни и проверка у врачей. Поэтому я притворюсь глупым и скажу, что не понимаю.       — Ну хорошо. Мне временами нравится твоя честность, — демон поднимает одну его руку и целует в ладонь, к чему-то прикрывая на это мгновение свои глаза. — Просто насиловать хотел не я, а меня. И вполне реальный человек, без бесов. Просто с психическим отклонением и абсолютно притворяющийся верующим. В девяностые никто шибко не верил в Господню силу – коллектив же, только мы сами, будучи одинаковыми под тяжёлой рукой вождя, можем построить своё будущее. Ненавижу такое всей душой, — говорит и меж тем, напротив ситуации, улыбается. — А деньги делали своё дело, да и все, как один, спокойно поверили Батюшке, а не жертве преступления.       — Не думаю, что это повод для преткновения к нечисти.       — Поэтому ты и глупый, — подняв руку, демон проводит подушечкой указательного пальца по его носу. Улыбка не сходит с его лица, а только становится более живой, светлой. — Единственное, что я умел, это иконопись да чтение молитв. А недоверие родителей, демонстрирующих свои сомнения, – как удар поддых. В восемнадцать лет жизнь во всё ещё меняющейся стране бросает в качели, крутящиеся солнышком. Я и вызвал демона желаний, загадал желание, позволил управлять своим телом до смерти. Я помог Смерти прийти ко мне скорее. Вот такая история. Понимаешь теперь, почему я демон искушений?       — Сочувствую, что на Ваши плечи судьба скинула такую тяжёлую ношу.       — Ой, да брось, — фырчит демон. — Я бы тогда не узнал о таком вкусном тебе, — повернув корпус обратно на бок, он приобнимает чужие колени, вскоре целуя их. — Хоть ты и человек, да проживёшь мало. К тому же священник. А я демон, бессмертен. По крайней мере, до судного дня. Но знаешь... Он не так уж и далëк… — ненадолго повисает тишина. — Шучу, шучу, я не связан с адом настолько, просто лëгкое ощущение, что что-то замышляется, и наблюдаю за обстановкой мира. А вообще-е… — демон смотрит прямо в голубые глаза, почëсывая в размышлениях щеку, — …я хотел сказать, что очень хочу с тобой отправиться в другую галактику, где будем только мы. Я буду увлечён только тобой, тебя больше никто не соблазнит, кроме меня. Меня дурманит только одна мысль об этом. Только мой, — выдыхает горячим дыханием в одну из коленок.       Арсению такая перспектива категорически не нравится. Что с тем, что что-то намечается, что последовать за демоном.       — Человек не выживет нигде больше.       — Была бы только эта проблема. Ты не согласишься отречься от всего, чтобы остаться только со мной. Ты для этого слишком человечный. И на всю мою странность, меня это будоражит всего.       — Мы быстро съехали с темы. Так в чём выражается особое отношение к детям?       — Хоть я и умер сам почти ребёнком, но за то время, пока я не управлял свои телом, а был простым наблюдателем, успел много переосмыслить. Все взрослые – дети, вступившие на другую ступень или вовсе оступившиеся, отчего и имеют сдвиги в голове.       — Психология иначе это объясняет.       — Насрать. Я просто не хочу, чтобы дети страдали от второго типа взрослых, а таких уйма. У всех свои загоны, установки в мозгу, мысли, но это не даёт им право срываться на детей. Вот и всё. А ты с ними ладишь. Первый священник в этой церкви, который не закатывает глаза и не игнорирует плачущего ребёнка, а рвётся успокоить его, помочь, а ещё подружить с нечистью.       В комнате повисает тишина. Переваривая чужие слова, Арсений смотрит в пол рядом с кроватью.       «Как-то... всё так по-обыкновенному... И слишком сломлено для творческого ребёнка, для которого важна аудитория, чтобы творить, или хотя бы один самый близкий человек, чтобы выслушал и поддержал», — думает спустя время чëткими формами, словами, Арсений, наконец, кажется, понимая отрицание Бога в этом месте. Того в воистину нет там, где кишит нечисть, даже если в дело не ввязаны потусторонние силы.       — Твоя душа плачет, — осторожно шепчет на ухо демон. Священник поворачивает к нему голову с небольшим промедлением, видя, как тот усаживается на свои же ноги рядом, и ещё тише добавляет:       — За тебя...       Зрительный контакт затягивается. Демон открывает для слов рот, но тут из горла ничего не вырывается. Тогда Арсений дёргает чуть бровями к переносице – вопросительно, непонятно. И, кажется, решаются.       — Я могу... искусить тебя? — спрашивают с глазами, полными мольбы, и с особой осторожностью.       — Один раз, — не собираясь нарушать возникшую атмосферу, так же шёпотом произносит священник.       — Тогда... Искушаю тебя на то, чтобы ты спал, обнимая нечисть, меня.       Арсений медлит. Но выдыхает:       — Искушаюсь.       Поднявшись с кровати, он подходит к двери, чтобы выключить свет, и возвращается на кровать. Демон за это время уже надел футболку Арсения и юркнул под одеяло. Устроившись рядом, Арсений думает, как лучше приобнять, но рогатый делает всё сам, чуть спускаясь к изножью, разворачиваясь лицом к стене, закидывая его правую руку себе на пояс, переплетя при этом пальцы и прижав эту сцепку к своей груди. Хвост же оплетает чужую ногу.       — Спи, — говорит демон, давая так понять, что налаживание положения окончено.       — Спокойной ночи, — выдыхается в тёмно-русую макушку, которую следом целуют.