Ispită

      Весть о направлении в деревенскую церковь приятной простынёй укрыла от всех тревожащих душу за последние лета переживаний и беспокойных мольб, пока не вскрылись дурные подробности.       — Брат Остап, о чём вы тут говорите? — чуть сведя брови, спрашивает священник.       — Арсений, — приветствует Остап, повернувшись к своему церковному брату, который заглянул на кухню жилого блока.       Солнце озаряет рыжеватые волосы Остапа – те словно пылают. Недавно выскочившие веснушки на его лице придают более ребяческий вид. Иногда, посматривая на него, Арсений видит давнего исхудавшего мальчонку, пришедшего на их порог и попросившего помощи, а не уже достойного для женитьбы молодого юношу. Остап как-то хотел принять монашество и принести обеты по добровольному согласию отречения от всего мира, да недавно встретил прекрасну деву, с которой хочет построить семью, поэтому путь чёрного духовенства отпал сам собой, а от подростковой опрометчивости почти и следа не осталось.       — Нас оповестили, что заутра Вы уезжаете, — решает ответить Анатолий, ровесник Остапа и такой же рыжеволосый юноша, но, правда, без веснушек и с более смуглой кожей, нежели у другого. — В церковь соседней области.       — Может, Вы можете как-то отказаться? — всё же подаёт робко голос Остап и делает шаг навстречу старшого брата. Но тот сдержанно качает головой.       — Не могу. Мне давно пора уже заняться своими обязанностями, а не ходить в тени Батюшки нашей церкви.       В помещении ненадолго воцаряется тишина.       — Поговаривают, — нахмурившись и сложив руки на своей груди, понизив и немного приглушив свой голос, начинает Анатолий, — что в той церкви всех священников сводит с ума нечиста сила. Никто больше двух недель не задерживается: либо вешается, либо сбегает, либо поддаётся грехам. Всё испробовали, чтобы очистить территорию, но избавиться от беса не получилось. Думают, это демон искушения. Давным-давно среди обучающихся в семинарии был один парень, примерно нашего с Остапом возраста, которого признали в однополой связи… Бес мог вселиться в него, воспользовавшись шаткой верой, обретя так свободу.       Остап, посматривая на хмурого друга, выпучивает в удивлении глаза и вскоре обращается к старшему:       — Может, всё же в другое место попроситесь?       Арсений задумывается над словами. Думает недолго, всё же...       — Если судьба преподнесла мне такое испытание, то я приму его, — произнеся, он приподнимает уголок губ. — Вы, кстати, все молитвы доучили? А правила, житие Святых? — парни переглядываются, а Арсений всё понимает – сам таким же был. — Идите лучше учить, чем языком тут молоть.       Спровадив младших братьев, Арсений тихо выдыхает. Подняв голову, вглядывается вдаль через небольшое окошко. Взгляд направлен поверх крыш домов, в самую серую даль на горизонте.       Июнь – месяц, когда уже почти всё расцвело, благоухает и молодо. И если опасения младших окажутся верны, то придётся добиться запечатывания территории и установления рейда, дабы священники читали молитвы и не давали злу вырваться.       Арсению привычно мыслить здраво и хладнокровно, стараясь не проявлять ни одной эмоции на лице, способной сбить с толку – радость, мягкость или нечто подобное, иное. Так его учили. И если визуально шрамы от палок не остались, Арсений помнит их и до сих пор порой ощущает.              Рано по утру, как и было оговорено, Арсений садится в машину и уезжает из церкви, ставшей для него домом на долгие годы.       

***

      Территория, напрочь избавленная от каких-либо деревьев в радиусе двухсот метров, встречает неким хмурым настроением. Лучи солнца за редким исключением пробиваются сквозь грузные серые облака и с неким почтением освещают небольшие участки неухоженной церквушки.       Стоит машине развернуться на сельской дороге и припарковаться у забора, выстроенного из металлических тонких кольев, Арсений обращает внимание на пожухлую, склонившуюся в старческом поклоне к земле, траву. Нога так и зависает в воздухе. Проскользнув взглядом, он замечает, что это сухое полотно, для которого, судя по всему, лето завершилось уже давно, врезается в ещё зелёный лес.       — Идёте? — спрашивает терпеливо водитель, поглядывая на своего пассажира через зеркало заднего вида и отвлекая того от какого-то странного наваждения.       — Да.       Выйдя из машины, Арсений достаёт из багажника свой чемодан, прощается с водителем и подходит к забору. Только сейчас он замечает, что колья-прутья слегка притуплены и при неосторожном прикосновении к ним могут порезать, а ржавчина, возникшая со временем, запросто занесёт инфекцию.       Перед наставлениями и напутственными словами Батюшка уведомил, что его встретят, да вот только… никто не торопится.       — Есть кто? — прочистив горло, чтобы голос не подвёл и не соскочил на высокую ноту, кричит Арсений.       Прислушавшись к звукам, он слышит приближающийся издали ветер, шуршащий кронами деревьев. Где-то скрипят ветви, словно дверца открывается, а неподалёку что-то глухо падает.       Одна природная тишина.       Пошевелив немного плечами, ощутив под своими чёрными одеждами щекочущий холодок, Арсений толкает калитку – та оказывается незапертой.       Церковь небольших размеров выглядит обшарпано и ветхо. Видимо, прихожан совсем нет, раз невозможно привести здание в порядок. Да и деревни поблизости тоже нет. Но меж тем всё даёт понять, что несколько лет назад здесь красивым фасадом возвышалось белое с синим куполом здание, в неразбитые разноцветные стёкла вытянутых окон которого когда-то врезались лучи солнца, разукрашивая всё изнутри, а растущие палки по бокам являлись кустарниками, наверное, полыни – «Божьего дерева», способного не только прочистить организм, улучшить самочувствие и избавиться от головной боли, но и защитить от порчи и сглаза.       Оставив чемодан у крыльца, Арсений решает обойти церковь.       С обратной стороны, как и ожидалось, есть спуск в подвал. Но замок не поддаётся, видимо, заржавев, поэтому священник отводит взгляд, замечая небольшой сарай в десятке шагов от себя. Подойдя к нему, он дёргает дверь, и та охотно поддаётся, давая улицезреть садовые принадлежности: грабли, лопаты, тяпки, кусачки и множество другого, названия которого не помнит.       Пройдясь по небольшой территории, так и не найдя никого, кто мог запамятовать о его прибытии, Арсений возвращается к крыльцу церкви. Взяв свой чемодан, он стучит два раза, а после, также не услышав ничего, берётся за ручку двери. В душе его что-то останавливает, но он только выдыхает, прося свою интуицию не пугать, и отворяет дверь.       Арсений еле успевает зажмуриться, когда из-за, как предполагают проносящиеся в голове мысли, спускового механизма тело, закреплённое, видимо, где-то сверху, резко опускается, а на голову что-то обрушивается.       Густая жидкость неприятно течёт с головы по лицу и падает с рук на пол. Уши улавливают где-то наверху скрип верёвки, которая не выдерживает вес качающегося из стороны в сторону и иногда врезающегося в самого Арсения объекта.       Но стоит сделать малейший вдох, как от омерзительного трупного аромата скручивает в спазме живот.       Переступив небольшой порожек вслепую, отойдя так на шаг назад, Арсений бросает чемодан и снимает с себя накидку, вытирая изнанкой своё лицо.       Сумев открыть глаза, он только и успевает перевалить половину себя через перила крыльца, чтобы выпустить на сухую траву желчь желудка.       Видимо, тот, кто должен был встретить его здесь, прямо сейчас уродливой субстанцией – благодаря работе насекомых и опарышей – еле держится на верёвке, продолжая всё покачиваться. Подняв накидку и опасливо принюхавшись, он понимает, что это краска, но очень плохая краска, от которой тут же кружится голова, что приходится откинуть испорченную одежду в сторону от себя и опереться на перила.       — Отец Арсений? — удивлённо кричат за забором. Арсений поднимает голову и с трудом различает в мутном пятне человека в яркой одежде. — Отец Арсений! — кричит это яркое пятно и срывается с места. Арсений по       чувствует глухую боль от удара своей спины о камешки на земле и небольшое жжение на шее, когда тьма окутывает его с головой.              — Отец Арсений, Вы меня напугали, — с ярким беспокойством говорит всё то же светлое пятно.       Арсению требуется хорошо проморгаться и присесть, чтобы разглядеть – как оказалось – парня, сидящего на стуле рядом с…       — Диван, — тихо выдыхает он, проводя по волосам. Интуиция вновь подсказывает, что что-то не так. — Расскажите, пожалуйста, что произошло? — звучит уточняюще, а не вопрошая.       — Да, конечно, — услужливо кивает парень. Арсений наскоро разглядывает его: славянская внешность, радушный и дружелюбный вид, кучерявый блондин с покрашенными в розовый оттенок концами и выбритыми висками, глаза цвета моря, лёгкая щетина. И крашенные в чёрный лак ногти. Интересный парень. — Я немного задержался в городе, поэтому не смог встретить Вас уже здесь. Я Егор, кстати. Тут раньше мой дедушка всем заправлял, но сейчас он в больнице, поэтому рассказывать об этом месте приходится мне, — завершая, тот проходится по кругу взглядом, от пола по стене к потолку и так же вниз, а после улыбается священнику и протягивает ему руку.       Арсений сдержанно отвечает на рукопожатие. Память приходит отрывками и то случайно. Кинув взгляд на свою руку, Арсений вспоминает, как та была испачкана в краске, от паров которой он потерял сознание. Сейчас же она чиста.       — Я, когда зашёл, увидел Вас, окликнул, а Вы отчего-то перевалились через перила и упали на клумбу. Точнее, на то, что от неё осталось: камни и бесплодная почва… — последнее Егор выдыхает с какой-то чересчур сильной досадой и фыркает.       — Мне стало дурно от вида трупа, — прочистив горло и слегка накрыв ладонью ключицы, произносит Арсений и кидает взгляд в сторону двери. То, что его попыталось напугать, сейчас там не было. Единственное, что напоминало о произошедшем – лужа краски на пороге.       — Кстати, об этом я и хотел поговорить, — дружелюбный и улыбчивый юноша вмиг меняется на серьёзный тон, будто даже ему и несвойственный. — Это прошлый священник. Но я лично отвозил его в гостиницу два дня назад, чтобы он вернулся домой утренним рейсом, а сейчас… Вы сами увидели, что с ним случилось.       — А где он сейчас?       — Он? — уточняет Егор, стоит паузе немного затянуться. Арсений напоминает про труп прошлого священника. — А… Ну, Вы пролежали в обмороке часа три, тут скорой и полиции ехать минут сорок. Это, если на чистоту, — Егор немного мнётся, отводит взгляд в сторону, ссутулится и приподнимает плечи, отчего голова будто втягивается в них, — не единичный случай. И все едут уже из интереса сюда, чтобы посмотреть, что случилось на этот раз: убийство, пропажа или жалоба на детей…       — Не подпитывайте свои внутренние негативные мысли, нечисты силы только этого и добиваются, чтобы посеять хаос в нас, слабых людях, — знающе и с твёрдой уверенностью говорит Арсений, придвигаясь ближе к краю дивана и кладя ладонь на чужое колено, дабы привлечь к себе внимание. — Вижу в Ваших глазах ещё что-то, что Вы хотите мне сообщить, — Арсений всегда видит эту лёгкую нерешительность в чужом взгляде, и её он ни с чем не спутает. — Могу поручиться за конфиденциальность, если Вам это важно. Я только посредник между людьми и Господом.       Егор сам подаётся вперёд, беря его руку в свои и поднося эту сцепку из трёх кистей к своему подбородку.       — Арсений… Я хочу обратиться только к тебе, — с некой тяжестью в голосе тихо говорит парень и вздыхает. Но вся его мимика: сведённые крышей домика брови, светлый взгляд, милые черты лица – напоминает Остапа, когда его тело начало обращаться в мужчину, а он не был к этому готов (тут оплошность самого Арсения, который забылся в делах церкви и отстранился от своего младшего брата, ставшего поистине близким человеком), отчего мысли невольно возвращаются к прошлому месту жительства, но Арсений ежесекундно берёт себя в руки, концентрируясь на происходящем здесь и сейчас. Не время предаваться мечтаньям. — Пожалуйста, не реагируй ни на что, если решишься здесь переночевать. Я могу отвезти тебя к себе, у меня есть свободная комната. А завтра ты уедешь. Я и прошлому священнику говорил, пытался вразумить и упросить придумать что-то, чтобы всё закончилось, но он решил, что сможет справиться. Арсений, пожалуйста…       Арсений осторожно освобождает свою кисть и, взяв лицо парня в руки, приближает к себе. Этот юный человек слишком многое несёт на своих плечах, Арсений это видит, но не может понять, что именно не так, да и не его это дело, но немного помочь он может. Прикрыв глаза и тихо вдохнув, он в самый лоб без разрывов начинает тихо молиться:       — Блаженная старица, Матрона Московская. Огради Егора от нервной вражды, защити его от тяжкой нужды. Пусть душа его от дум не болит, а Господь за все огрехи простит. Помоги ему успокоить невроз, пусть не будет плача горестных слёз, — и так ещё два раза, после чего добавляет, протягивая: — Ами-инь…       После каждого раза Арсений, сложив пальцы, крестит себя и крестит Егора, а в самом конце прислоняется к чужому лбу своими сухими тёплыми губами, задерживаясь на несколько секунд.       — Всегда слушал деда, — подаёт спустя несколько мгновений тишины тихим, но уже спокойным и не еле уловимо дёрганным голосом Егор, продолжая сидеть с чуть опущенной головой, прикрытыми глазами и, наконец, с опущенными плечами (сейчас понятно, что подняты они были всё время), — но у Вас голос, словно речка льётся. Спасибо, мне стало полегче на душе.       Арсений кивает и отстраняется.       — Я останусь здесь, надеюсь на Ваше понимание. Всё же, это то, что мне следует делать – передавать слова между людьми и Богом, служить Господу и молиться за мир на нашей земле. Обо мне не беспокойтесь, пожалуйста. Вы можете оставить мне свои контакты, чтобы я смог с Вами связаться при случае, если так Вам будет спокойнее, — сказав, он под удивлённый взгляд голубых глаз поднимается с дивана, понимая, что лучше двигаться плавно и осторожно, так как вестибулярный аппарат ещё не восстановился, и подходит к своему чемодану. Его придётся выкинуть; краску нельзя будет смыть даже ацетоном – чёрная краска обшивки сотрётся вместе.       — Егор, а не подскажите, кто мог бы учудить такую злую шутку, на которую я наткнулся?       — Не имею понятия…       — Когда я приехал, калитка была открыта. Может, всё же кто-то из непослушных детей пробрался?       — Город у нас в получасе езды на машине, дети никогда сюда не добирались. А в деревне рядом в основном пожилые и дачники. Но и они остерегаются этого места.       Найдя свой телефон, Арсений по возвращении на диван протягивает его Егору. Тот пересаживается со стула на диван.       — Значит, прихожан почти нет?       — Можно и так сказать. А если и приходят, то они не решаются заходить в церковь. Священник сам ездит в деревню.       Арсений участливо кивает, смотря за тем, как Егор, кажется, решил во всех соцсетях, которые есть на телефоне, найти себя. В целом и общем, он и не против, ведь бывает такое, что что-то слетает и не хочет должно работать, но… Мессенджеры также подвергаются манипуляциям. Не многовато ли?       — Вы знаете или, может, слышали, почему и когда здесь что-то пошло не так? — продолжает свои расспросы Арсений.       — Знал мой дед. Я лишь слышал его рассказы. Ну, как рассказы… Он то одно скажет, то другое, чтобы я не ходил сюда на службы и прочее, что у вас тут проводится. Церкви в городе тогда ещё не было. В общем, когда он обучался в… ну, где вы обучаетесь.       — В семинарии, — подсказывает Арсений, и Егор горячо кивает, возвращая телефон.       — Вот, и здесь произошёл неприятный инцидент. Я был слабым ребёнком, часто болел довольно сильно, и дедушка волновался, что в меня может вселиться один бес. А после он сам рассказал, когда я уже в институте учиться стал, что в одного парня, готовящегося пройти вступительные экзамены, чтобы обучаться в семинарии, вселился демон искушений.       «Значит, Анатолий был прав, но бедный юноша на тот момент ещё не причислился как к таковым», — подмечает Арсений, отведя чуть в сторону взгляд, но быстро возвратив к Егору, когда тот сам посмотрел на него.       — Он пытался в первый раз совратить Батюшку, ну, священника, но как-то не получилось, а случай замялся. Наверное, прочитали молитвы, окропивили водой святой, ещё чёт. Но во второй раз у того почти получилось склонить священника к греху, но тот смог выйти из-под чар демона и сообщить об этом другим. Парня изгнали из церкви в качестве служащего, решили провести ритуал по изгнанию беса, но тот куда-то пропал, а после начались несчастные случаи. И только в отношении священников. Все другие служащие из-за страха, что может перейти на них, уехали. Дедушка пытался упросить как-то помочь, но после стал отговаривать, когда результата никого не было, а всех людей убивали или калечили. Пока сам не слёг… Я везде отправил запросы, и номер телефона вбил, чтобы позвонить можно было, — внезапно решает перевести тему Егор, — так что я пойду. Уже начинает темнеть. Не люблю ехать по темноте.       — Да, конечно, езжайте. Спасибо Вам за помощь. Я буду предельно осторожен и, если потребуется, позвоню Вам, — Арсений поднимается следом за Егором, чтобы проводить его к калитке.       — Кстати, спальни на втором этаже, я там подготовил для Вас одну, она первая к лестнице. Справа. Кухня, санузел тоже наверху. Электрика, проводка, вода – всё в порядке, поэтому можете смело пользоваться всем, чем захотите. В подвал не ходите, я завтра приеду к часу, и мы вместе сходим, там если чуть что не так тронуть, так всё накроется медным тазом, — напоследок вставляет парень, стоя уже у распахнутой калитки. — И это… Если увидите что-то странное, не верьте этому, — Арсений далеко не из боязливых, ведь ум, разум и Господь с ним, и пропасть ему не дадут, если, конечно, это не суждено, но сейчас прямой и серьёзный взгляд ставших синими в полумраке глаз и скрытно предупреждающий тон, с которым проговариваются слова, вводят в небольшой ступор. — Мне кажется, Господь давно покинул это место… Спокойной ночи, Арсений. Если буду нужен по какому-то вопросу, то позвоните, я чекну соцсети и отвечу Вам. Но если буду свободен, то отвечу на звонок. Договорились?       Смерив за пару мгновений взглядом парня напротив, Арсений кивает и, простившись с Егором, закрывает плотно за ним калитку, а после оборачивается к церкви. В вечернее время та воистину начинает навевать странные ощущения. В пугающем смысле странные.       «Завтра после службы нужно будет разобраться с внешним видом здания», — ставит себе задачу Арсений и оглядывается на небо. Поток воздуха сдул тучи с проблесками за пройденные часы, нагнав полноценное плотное чёрное полотно.       Поёжавшись от небольшого холодка, пробежавшего от локтей до плеч, он заходит внутрь церкви. Краска на полу до сих пор ассоциируется с кровью, поэтому приходится обойти весь второй этаж, дабы найти хоть что-то наподобие тряпки, но вместо неё выбирается испачканная ранее накидка – тряпок нет.       Вечерня переносится на два часа, за которые Арсений с особым трудом оттирает участок у двери вместе со стенами от краски, а после с солью моет все полы. Примета такая: после покойника полы с солью мыть.       Душ воистину работает в этом месте превосходно: горячая вода течёт почти сразу, а не через несколько минут, за которые нагревается колонка.       Переодевшись, Арсений спускается вниз и понимает, что от алтаря здесь только хаос – ни одной иконы, ни одного креста, свечи все поломаны. Он пытается придать хоть какой-то должный вид, но всё рушится почти сразу. Даже свечи ломаются, которые Арсений ранее поджигал зажигалкой и чьи два конца «склеивал».       «Сначала прибраться изнутри», — на выдохе думает Арсений, и прикрывает глаза, но в последнее мгновение улавливает тихое чирканье и замечает вспых какого-то света сбоку. Открыв глаза и повернув голову, смотрит на горящую тонкую длинную свечу, словно единственную уцелевшую после пронёсшейся неизвестно когда и неизвестно откуда стихии.       Не иначе, как Божий жест.       Но вот огонь резко направляется в сторону, будто его чем-то придавило, и потухает, когда на ухо выдыхается какое-то непонятное слово, созвучное с «Азьсмнтон», как показалось Арсению.       Резво обернувшись, он вглядывается в пространство, бегает взглядом по пустому тёмному помещению, но никого не замечает. Сердце заходится быстрее. Глянув на свечу, он не видит её, на столе только лежат поломанные свечи.       Вспоминаются слова Егора про намеренные выдумки демона искушений. Прикрыв глаза, он глубоко вдыхает и выдыхает. Оказывается, страх из сердца незаметной волной распространяется по всему телу; нужно поскорее вернуть себе рациональное восприятие мира. Раз здесь демоническая сущность, то она питается страхами, слабостью людей. Случай невольно сравнивается с тем, как, будучи ребёнком, боишься идти по коридору ночью в туалет.       Набравшись храбрости, хоть инстинкт самосохранения и кричал бежать, Арсений распрямляет плечи и с гордо поднятой головой плавно идёт от алтаря к лестнице.       Так он преодолевает путь до своей спальни.       Плотно закрыв дверь, отодвигает с окна штору, но занавешивает тюль и присаживается на кровать. Видимо, с вечерней придётся повременить, как и со службой утром.       Перед сном Арсений молится, принимает полный углеводов приём пищи, что ему категорически не нравится (потому каждый день уделяет время физическим тренировкам, пьёт вечером много воды), вновь принимает душ, застирывает грязные одежды, оставляя их сушиться на вешалках поверх ручек верхних отсеков шкафа, на полки которого раскладывает свои вещи, и только после всего этого, наконец, укладывается в постель. Правда, приходится ещё несколько раз почихать и смириться со сном без подушки, в которой оказалось много пыли и которую пришлось заменить рукой, но это не критично.       В целом и общем, всё произошедшее сегодня невольно сравнивается с самым первым уровнем игры, когда нет виртуальных денежных средств, чтобы прокачать своего игрока.       

***

      Ночь, как бы ни устрашал Егор, для Арсения проходит спокойно. Да, побаливает шея и спина от неудобного матраса, но утренние тренировки перед молитвами избавляют от неприятных ощущений.       Лишь в солнечном свете Арсений смог разглядеть беспорядок на первом этаже. Вчера он не заметил, что пол чист только там, где он сам мыл, и немного у дивана. Перила лестницы довольно шаткие, поэтому нужно будет воспользоваться молотком и гвоздями. А ещё сделать глобальную очистку помещения и найти художника, чтобы восстановил роспись на стенах.       Указанные и ещё другие запланированные дела Арсений выполняет до приезда Егора. С ним он идёт в подвал, где выясняет, что нужно повернуть и куда нужно нажать в случае замыкания, но при этом Егор ещё раз говорит, что всегда можно написать или позвонить. Арсений не против, конечно, напоминаний, если человека что-то гложет, но в данный момент он не понимает, к чему эти слова. Они обменивались сообщениями утром, когда Арсений обмолвился о своих планах по восстановлению здания, и Егор привёз валики, палки и ведра краски, а также моющих средств, а других нужд общение с почти неизвестным человеком – нет.              — Как у Вас ночь прошла, отец Арсений? — спустя менее десятка минуты тишины, приспустив на подбородок одноразовую маску с респиратором, спрашивает Егор. Арсению приходится также остановиться в покраске внешней стены, отойти на шаг – вчерашнее происшествие с краской здешних мест призывало к осторожности – и приспустить маску.       — Спокойно. Хочу съездить в город как-нибудь, нужно много чего приобрести для внутреннего убранства.       — Так Вы напишите список, а я всё куплю.       — Спасибо за помощь, но мне нужно самому выбрать, — надев обратно маску, Арсений оборачивается к стене и, макнув валик в ведро и согнав лишнюю краску, продолжает выбеливать здание. На этом разговор окончен.              — А Вы не обедаете? — с интересом спросил Егор, взяв себе небольшой перерыв, чтобы избавиться от урчания живота. КАПС ФРАЗЫ       — Я ем после вечерних молитв. Днём перекусить не успевается. Пища и излишняя вода ослабевают молитвы.       — А-а. Понятно.       Вот и поговорили.       Арсения хватает на двойную покраску переда и одной стороны здания. На большее у него не хватает сил, да голова немного кружится. А ещё, пока он работал, в периферии мерещилось какое-то движение, и в мыслях витало непонятное «азьмстон» или «азьсматон» – не помнит.              Сутки за сутки Арсений восстанавливает церковь на пару с Егором и его другом, который решил просто заглянуть в гости, но которому выдались перчатки и кисточки. Точнее Арсений просто протянул набор со словами «Нужно покрасить перила».       Также Арсений изучает карту в телефоне, чтобы запомнить повороты на дороге в, оказывается, существующую деревню. Егор услужливо скинул перед уездом себя и Эдуарда, случайно заглянувшего в гости друга, геоточку местности, которая спутником считывается простым лесом.       И меж тем сутки за сутки Арсений намеренно не замечает, как по вечерам в моменты прочтения молитв за дверью что-то шуршит, а на улице – позвякивает, погружаясь в эти моменты в себя.       Он пытается утихомирить своё сердце, когда шебаршения перебираются в шкаф, в котором на утро всё оказывается перевёрнутым.       И пытается не дышать чаще, когда позади кто-то укладывается и иногда даже поглаживает по боку или плечу, – Арсений в такие моменты переворачивается и намеренно расслабляет руку так, чтобы она ладонью глухо ударилась по второй половине матраса. Тишина, воцаряющаяся после, в которую Арсений вслушивается внимательно с расслабленным лицом, даёт понять, что никто никуда не упал, никто сюда не прокрался и никто отсюда не ушёл.              «Либо то существо остаётся в моей комнате, либо оно перемещается в другое место», — умозаключает Арсений, стоя перед зеркалом, пока завязывает верёвочку на своей ночной рубахе. За всю неделю происходящие непонятные шумы, завывания и иногда мигающий свет повысили иммунитет к страху. Также помогало самовнушение, заставляющее поверить себя в то, что всё естественно и не опасно. Мысли о том, что прошлые священники вполне могли быть слабы духом или беженцами от суеты в городских храмах и церквях, поэтому и не выдержали настоящей работы по защите от зла, всё чаще посещают тёмную макушку.       Уложившись под одеяло, Арсений проверяет звук на телефоне и откладывает его на стоящий рядом небольшой стол. Комната небольшая, поэтому всё стоит вдоль стены. Вроде, уже конец июня, а за всю неделю, которую Арсений провёл здесь, ощущения лета нет вообще, и даже одеяло не спасает от прохладных ночей… как, например, этой ночью.       Священник кутается получше в одеяло, купив на днях подушку.       Автобус, кстати, всё-таки проезжает по этой почти забытой сельской дороге, но только ранним утром, когда едет в город, и в три часа дня, когда едет обратно, поэтому возвращаться в церковь пришлось вместе с Егором. Спасением же в отношении матраса стало взятое и выбитое на улице одеяло из другой спальни. Арсений хорошо поработал над церковью, а с машиной Егора легче перевёз все необходимые вещи.       Сон нападает неохотно, но с особой прилипчивостью, поэтому организм всеми силами противится просыпаться, когда внизу что-то тяжёлое или большое падает, – можно же всегда посмотреть завтра. В целях безопасности Арсений потушил на ночь свечи, горящие Святым, поэтому и на этот счёт можно не волноваться.       Слух звонкое цоканье за дверью улавливает также с неохотой, но короткие белёсые волоски на шее реагируют на бесшумное открытие двери молниеносно, приподнимаясь.       Сердце начинает стучать быстрее. Мозг всё же начинает просыпаться, но тело по-прежнему не желает шевелиться. Сбоку ощущается, как проминается кровать.       — Арсений, — шёпотом звучит где-то рядом с дверью. Но в следующий раз имя звучит уже у окна. При этом тяжесть рядом чувствуется до сих пор.       Арсений не понимает, когда успевает случиться сближение, потому как в самое своё ухо юношеским шёпотом быстро выдыхается:       — Арсений! — и резко стягивают одеяло.       Арсений резво открывает глаза и присаживается. Он вглядывается в расплывчатый тёмный силуэт, за которым из стороны в сторону что-то не особо отделённое от целого сгустка медленно шевелится, но взгляд цепляется за горящие жёлтые глаза, кажущиеся прищуренными, будто смеются (хотя в случае с демоном – насмехаются).       Отмирает он, когда сгусток нечисти сползает с кровати и прячется за нею.       Сердце бьётся довольно быстро, эхом раздаваясь в ушах. Оттолкнувшись руками, Арсений подползает к изножью кровати, опирается руками на спинку из железных прутьев и смотрит в небольшую щель между кроватью и шкафом.       Никого.       Ожидаемо.       Ещё немного посидев вот так, прислушиваясь к звукам, своим ощущениям и не слыша ничего, Арсений разворачивается и не успевает сдержать себя от дёргания, кладя ладонь на середину груди и на секунду прикрывая глаза, чтобы выдохнуть и прийти в себя.       — Что Вам нужно? — спокойно спрашивает Арсений, усаживаясь чуть ближе к краю кровати и спуская одну ногу.       Демон во всей своей… сущности: выше двух метров вытянутый и немного расплывающийся чёрный силуэт, растущие изо лба вдоль макушки рога, горящие жёлтые глаза, немного шерсти на ногах и немного поблёскиваемые из-за уличного света копыта. И восседает эта нечисть на краю кровати, расставив свои копыта по бокам от подушки.       — «Вам»? — хрипит с насмешкой существо, наклоняясь к священнику. Такой хрип обычно свойственен курящим людям – Арсению с ними порой случалось общаться. — Как много чести от простого сумасшедшего.       — А у нас нынче демоны заинтересованы в чём-то столь незначительном, как человеческая честь? — поправив воротник, взяв все свои эмоции и чувства в узду, произносит Арсений. Он видит, как на мгновение жёлтые огоньки резко сощуриваются, превращаясь в полоску, и вновь раскрываются.       Играет с огнём…       — Выставляешь себя святошей, а на деле ты нахальный парнишка, — словно довольствуясь, тянет демон и, приподняв голову, почёсывает шею, демонстрируя так свои острые когти. И затоптать может на раз-два, и разрезать на куски.       Смотря на когти, Арсений невольно вспоминает сказку «Красная Шапочка», только там были острые зубы, а не когти.       «Да и волк был, если уж на то пошло».       — Вы так и не ответили на мой вопрос, — возвращает к началу разговора священник.       — Ну, будьте так добры, напомните мне, простому бессмертному демону, свой никому не всравшийся вопрос, — специально слабо скрывая своё возникшее недовольное настроение, говорит демон и поднимается во весь свой рост. Потолки высотой в два с половиной метра заставляют того согнуться. Арсений знает, что с такими лучше общаться их языком, хитря и обходя. Он не отказывается от своих слов, сказанных своим младшим перед отъездом, – если суждено, он готов проститься с земной жизнью, но не попытаться выжить не может. Потому, бесшумно сглотнув и намеренно удобнее сев, спрашивает:       — Что Вы хотите лично от меня? Убить можете всегда, но Вы решили прийти ко мне под покровом ночи и разбудили. Для чего? — и вскидывает головой, чтобы чёлка слегка подпрыгнула и зафиксировалась над бровью и дабы посмотреть на демона.       Тот в одно мгновение хватает его за грудки, но хлопчатая ткань под таким напором и весом своего носителя рвётся. Арсений, воспользовавшись моментом, поднимается с кровати, но не успевает сделать и шага в сторону двери, как на него налетают, с силой прижимают к стене, выбивая весь воздух из груди, поднимают под потолок. Когти болезненно врезаются в живот и поясницу. Жмурясь от боли, Арсений хочет взяться за плечи демона, чтобы хоть как-то отстранить того от себя, но ладони проходит сквозь его тёмную дымку. Если бы не, видимо, намеренное создание плотной оболочки, которой прижимают обратно к стене, он бы сложился пополам, а чужие когти вошли бы глубже.       — Смело и слабоумно, — рычит демон, в самое лицо священника.       — Я хотя бы не исподтишка действую и не причиняю боли, — кряхтит Арсений, плотнее сжимая зубы и на ощупь стараясь отстранить от себя чужие лапы. «Руками» назвать те не представляется возможным.       Тишина от демона, кажется, затягивается, а хватка становится слабее, но это не позволяет освободиться.       — Я всегда на виду, ты просто слепец, — изменившись в голосе, заигрывающе шепчет демон на ухо, по которому следом проводит своим раздвоенным кончиком по-змеиному извивающегося языка. КАПС ФРАЗА — Вкусный слепец.       И пропадает, отчего Арсений падает на пол, отбивая немного правое колено, и оплетает свой живот двумя руками, немного корчась от боли. Ему требуется пара минут, чтобы подняться с пола. Включив в комнате свет, подходит к шкафу, приподнимает рубаху и смотрит в зеркало.       Кожа чиста.       Ни одного рубца.       «Или внутреннее кровотечение?», — проносится в голове, и Арсений подходит к столу, чтобы проверить признаки своей догадки. Интернет тем хорош, что почти тут же выдаёт сотни тысяч разных результатов, похожих и не очень под запрос.        Кровавая рвота. Отсутствует. Синдром нарастающей слабости. Отсутствует. Побледнение кожных покровов. Отсутствует. Холодный пот, обморочное состояние, коллапс, шок – ничего.              Арсений не знает, как реагировать. Если ничего нет, тогда что на самом деле было несколько минут назад?       Усевшись на кровать, чувствуя фантомные прикосновение к своему поясу, где до этого были лапы нечисти, Арсений медленно укладывается на подушку. Запоздало понимает, что нужно уложить и ноги. И лучше под одеяло. И лучше всего себя под одеяло, так как холод вновь пробирает почти до костей.              Прошедшей ночью Арсений так и не смог уснуть, пролежав пару часов на кровати, смотря в потолок, а после решившись всё же спуститься вниз. Он проверил всё, но то, что упало, так и не нашёл. Вновь включив свет в своей комнате, он стал штудировать имеющиеся в его арсенале церковные книги, чтобы понять, какой именно демон обитает в церкви и как с ним лучше побороться. В помощь идёт знакомый Интернет.       На утренней службе, которая теперь возможна, Арсений, погрузившись в транс, не замечает, как в церковь входят люди. Правда, те останавливаются у порога. Лишь когда настаёт момент в службе для исповеданий, Арсений видит, что к нему пришли две женщины, одна пожилого возраста, в другая – средних лет. Подойдя к ним, он крестит их, молится за них и спрашивает у них о желании исповедоваться.       Он не смог подвести их к иконам Святых, приняв их решение остаться на пороге.       И всё бы ничего, если бы не прикосновения к плечам. В целях самозащиты, он машинально ведёт ими, пока не понимает, кто его трогает. Приходится не обращать внимание на демона. Главное, что прихожане не реагируют – явно бы заметили, в моменты обращения своего взора на нового священника данной церкви.       — Смотри, какая хорошенькая девица, — заговорческим голосом начал шептать на левое ухо демон, облизывая его точно так же, как и ночью.       Арсению неприятно, но его обучали стойкости, поэтому он лишь бесшумно делает глубокий вдох и выдыхает.       — Ну посмотри на неё, посмотри! Ну же, — чужие ладони на плечах чуть приспускаются к локтям.       Арсений уверен, что он точно не начал бредить в этой степи, что это не сон и прямо сейчас его пытаются на что-то подстрекнуть.       — Какой ты упёртый! — продолжает немного хрипеть голос, правда, с небольшим недовольством, а после куда-то пропадает.       Арсений наостряет свой слух, вслушиваясь не только в исповедь, но и во всевозможные шумы вокруг. Демон по-прежнему пугает, но за всё время пока не сделал ничего, что могло бы причинить вред, кроме быстрого сердцебиения, поэтому и прибавляется собственная уверенности в контроле над ситуацией. А ещё отчего-то всплывает воспоминание, когда Остап мальчишкой вечно находил себе бед на свою голову, стоило ему оправиться от голодных дней и дворовых ран и подружиться с ровесниками, – навевает старое ощущение отцовских чувств в сторону обидевшегося ребёнка. Приходится мысленно одёрнуть себя от этих странностей.       Закончив службу с прихожанами и простившись с ними, Арсений молится, чтобы женщины легко добрались домой, а сам уходит к Святым, проверяя порядок у их икон. Демон ничего не тронул.       — Всё ещё думаешь, будто они слышат тебя, — говорит с некой скукой демон, опершись локтями на плечи священника, позади которого возник. Арсений прямо сейчас не понимает, чем так сильно были напуганы некоторые прошлые священники, бежавшие отсюда живыми. Вот такими внезапными появлениями? Или это далеко ещё даже не цветочки? — Не игнорируй меня, я ведь не выдумка, — перейдя на полушёпот, наигранно обидевшись, демон опустил свою голову. Видимо, вновь решил коснуться языком уха, поэтому Арсений накрывает то ладонью и начинает отходить.       — Я не желаю говорить с Вами, — отстранённо отвечает Арсений.       — Да брось, — фыркает с усмешкой демон и тут же начинает звучать справа, примостившись у другого уха. Арсений его не видит, но хорошо чувствует. — Неужели не хочешь у меня что-то узнать? — словно пиявка, демон прижимается сзади, оплетая своими лапами шею священника, опасливо начиная импульсами надавливать на кожу. Арсений пытается убрать его лапы от себя, но ладонь проходит сквозь чёрную дымку, а ощущения меж тем остаются. — Твоё молчание меня злит. А в гневе я не контролирую себя и по щелчку пальцев могу сломать твой позвоночник, что никакой псевдовсемогущий бородатый старик тебе не поможет.       Арсений останавливается боком на лестничном пролёте меж этажей. Если с недовольством в сторону Бога и понятно, то вот…       — Чем же тогда Вам так не угодили прошлые священники?       — Ага! — явно восторжествовав от радости, восклицает демон и тут же выходит из-за спины, становясь напротив во весь свой рост. — Всё-таки признал, что есть что-то, что ты хочешь узнать.       Арсений переводит взгляд на лестницу.       «Всё же, рост у него два с половиной метра».       Сделав шаг в сторону, он обходит чёрную субстанцию и поднимается дальше на второй этаж. Знает, что тот пойдёт следом. Но точно не ожидает, что рывком прижмут лицом к стене. Жмурясь, от боли в запястье из-за не успевшей провернуться кисти, дабы выставить ладонь вперёд, Арсений соприкасается лбом со стеной и медленно выдыхает.       — Я говорил не злить меня, — недобрым утробным урчанием звучит слева. — Ты такой же глупец, коих здесь побывало немало. Я убью тебя быстрее, чем ты попытаешься изгнать меня. Со мной ты один на один. Здесь нет вашей выдумки, даже не надейся на Его спасение.       — Что же ты не убьёшь сейчас? — с непоколебимой уверенностью в голове спрашивает Арсений, хотя сердце вновь заходится тахикардией и по венам течёт страх. Если бы не спокойствие, он бы чувствовал нарастающее раздражение на существо. — Уже неделя прошла, а ты только вышел.       — Было увлекательно смотреть за тобой из тени, — произнеся вновь игриво, демон прижимает собой священника плотнее к стене, вызывая у того тихое короткое мычание и сопение, и начинает блуждать руками по его телу, оставляя после себя ощущения прикосновений к голой коже. — Я слежу за тобой всегда… Когда ты спишь, когда ты молишься в никуда, когда ты… О, мне очень нравится смотреть, как ты моешься. Капли воды, стекающие по твоему нагому телу… Ур-р! Это так возбуждает!       Арсений, с детства живущий бок о бок с церковью сначала из-за прилежно верующих родителей, а после и обучения со службой, научен выдержке от земных прихотей, которым люди придаются в обычной жизни, не умея совладать с соблазном от лукавого, поэтому сейчас ему легко не поддаваться на демонические уловки душой и разумом, хотя тело, желающее чужих прикосновений, охотно «просыпается».       Он пытается проявить сопротивление, но единственное, что получается, – развернуться лицом к тёмной сущности.       — Какой у Вас ко мне интерес? — всё также стоически спрашивает Арсений, прижимая руки к своей груди и прикрывая ладонью больное запястье. Со стороны должно казаться, что это простая попытка держать дистанцию, хотя демон и так спокойно дотягивается до всего, что ему хочется.       — Обычный.       — Душа?       Демон на это усмехается.       — Месть, — смотря прямо в блёкло-голубые глаза своими жёлтыми огоньками, рычит с хищным оскалом он и налетает на Арсения, лишая его своей дымкой зрения.       — Отец Арсений! — вбегая по лестнице, кричит обеспокоенно Егор.       Арсений его только слышит; слышит, как тот подходит, как поддерживает под руку (ноги, что ли, подкосились?) и как рассказывает, что много раз звал, а он [Арсений] не отвечал.       За время монолога, Арсений постепенно берёт себя в руки и тихо шепчет молитву «Отче наш…», попутно крестясь. Егор понимает, к чему это, потому, дождавшись окончания, осторожно спрашивает:       — Что случилось?       — Вы можете отвести меня к травматологу? Боюсь, я мог вывернуть запястье.       Егор осматривает левую кисть священника, а после кивает и направляет его за собой. Арсений, выучивший пространство за эти все дни, не подаёт вида, что ничего не видит, и спокойно спускается.