Love actually

*** Когда отец впервые приводит ее в их дом, Дино рассматривает эту хрупкую женщину придирчиво, хоть и не испытывает к ней неприязни или ревности – но только оттого, что ангелы на это практически неспособны, это не в их природе. Она ступает осторожно, с опаской оглядывается по сторонам, и он наклоняет голову набок, изучая ее, и только смутное беспокойство за отца заставляет его спикировать с огромного дуба в их саду, приземлиться на траву почти неслышно и подойти ближе, изучая. Ее аура не похожа на те, что он видел раньше, в ней явственно ощущается летняя гроза - скрытая сила, вызывающая уважение, но есть и кое-что, что омрачает это послевкусие - пряная ваниль, привкус недюжинных усилий, долгих и прицельный стараний, которые больше свойственны Непризнанным. Она резко обернулась, наконец, почувствовав его присутствие, и он, глухо охнув, отшагнул назад, оступился, зацепившись ботинком за вылезший из земли корень дерева, и глупо плюхнулся на задницу. Унизительно. Однако эта загадочная женщина – Непризнанная – не стала над ним смеяться, не отреагировала даже слабой улыбкой, а лишь спокойно и с достоинством протянула ему руку, чтобы помочь подняться. - Прости, я, наверное, напугала тебя? – ее голос был тихим, но уверенным, таким же, как и ее аура, выражающим силу, с которой стоило считаться. Он не стал принимать ее руки – мужчины так не поступают, да и предположение, что он, взрослый ангел, мог испугаться ее, Непризнанную, было оскорбительным, если так посмотреть… Он мог бы огрызнуться в ответ, ответить дерзостью, но не стал из-за проявленной ею доброты. - Нет, я сам виноват, - признал после недолгого напряженного молчания, гордо подняв подбородок. – Не стоило подходить к вам так близко. Она мягко улыбнулась – красивой, точно выверенной улыбкой, которой он не поверил – оттого, что точно знал, насколько обманчивой могла быть внешность. - Я к твоему отцу. Его не было в Академии… - Нет его и здесь, - ответил спокойно, обрывая ее на полуслове. Но она не обратила внимания на него настороженность – или сделала вид, снова протянула ему ладонь – в этот раз в знак приветствия, не прекращая при этом улыбаться. - Я – Ребекка. Ты, наверное, слышал обо мне от Фенцио… - Нет, не слышал. И это было правдой: отец редко делился с ним… чем-либо. Впрочем, то, с каким легким придыханием она произнесла его имя, рассказало ему достаточно, утвердило его в догадке, родившейся в то самое мгновение, когда он увидел ее у ворот их дома: его строгий, принципиальный, уважаемый среди ангелов отец нарушил главное правило небес и спутался с непризнанной женщиной. Дино еще раз оглядел ее с ног до головы, пытаясь рассмотреть в ней что-то, почувствовать ее… но ничего не нашел. Ничего такого, за что стоит рисковать жизнью. Да, она была миловидной, но в ней не было чистоты, не было искренности, которые могли бы подкупать. Только странная скрытая сила и пугающий эгоизм. Он отвел лопатки немного назад, разминая затекшие плечи и уставшие крылья: они пока были ему не по росту и не по силе – слишком тяжелые и большие. Ребекка заметила это движение, бросила на них полузавистливый взгляд и неосознанно качнула своими, пока еще совсем слабыми и неприглядными. Белыми, но какими-то... недостаточными. Будто грязными. Дино решил сказать все, как есть: - Вам не стоит больше приходить. Или искать его. Вы подвергаете его опасности. И себя, - она кивнула в ответ, признавая это, но вместе с тем готовясь возразить ему, отчего он продолжил. – Это непреложный закон. Нерушимый. И для этого нет исключений. Она одарила его серьезным взглядом и невесело рассмеялась: - Ты просто не понимаешь… Он скрестил руки на груди, нахмурился. Его мать погибла в битве с демонами еще многие века назад, и он ее почти не помнил, оттого не скорбел – небытие такое же милостивое, как и небеса, если так подумать… Его никогда не заботили возможные интрижки отца, он никогда и не знал о них и даже не был бы против, если бы отец снова остепенился - он не считал это предательством памяти матери или чем-то таким. Сейчас дело было совсем в другом – в реальной опасности, повисшей над их домом, в реальной немилости, реальной угрозе. И все лишь оттого, что недавно погибшая женщина не признавала порядков того мира, где оказалась… Он понимал, что не ему следует учить ее, в конце концов, он пока слишком молод для этого, а у нее должны быть другие, более авторитетные учителя, но не сдержался, сказал правду, которую знал и в которой был уверен. - Я понимаю. Понимаю, что там, внизу, на земле все было иначе, и мимолетные импульсы имели значение. Но здесь это не так. Здесь вам следует найти себе ровню, если надеетесь на союз и ищете любви, ровню среди таких же Непризнанных, а не ангелов, - она хотела что-то возразить, но он жестом остановил ее. – И не нужно мне лгать, я не вижу в вашем сердце любви. Уж что-что, а это всегда было его самой сильной стороной, его врожденным, хоть и немного обидным в своей бесполезности талантом – он с самого детства легко читал сердца, особенно - людей. Ребекка, к чести своей, не стала с ним спорить, не стала ничего ему доказывать, впрочем, и обещания оставить отца в покое не дала, произнесла только: - А ты очень смышленый. Хотя еще пока еще совсем подросток… Он приподнял брови в удивлении: сколько времени эта женщина провела здесь? Как можно не знать таких простых вещей? - Я гораздо старше вас, - ответил Ребекке, стараясь сдержать гордыню – один из смертных грехов. – Не стоит доверять глазам, здесь время течет иначе – не так, как вы привыкли. Она чуть округлила глаза, спохватившись, прикрыла ладонью рот. - Прости. Но он не держал на нее зла – даже сам устыдился своей первой мысли, что она слишком взрослая для того, чтобы учиться в Академии: обычно туда попадают молодые ребята, не успевшие отравить свою душу долгой жизнью в мире смертных. - Ничего страшного. Вы привыкнете. Все привыкают. - Хочется верить… Здесь действительно все… по-другому, - призналась Ребекка, опустив взгляд. - В первое время мне было очень страшно, не верилось, что я умерла, все казалось странным сном. В мире смертных у меня осталась дочь – она была совсем маленькой, когда я ее оставила… У Дино был совсем небольшой опыт общения с Непризнанными – отец всячески ограждал его от них, полагая, что ему стоит дружить только с ангелами – так было проще, безопаснее и правильнее. Оттого он почти никогда не видел чужих слез, неотвратимо собирающихся в уголках глаз, оттого не знал нужных слов, чтобы ее утешить, кроме, пожалуй, одного совета. - Не нужно вспоминать прошлую жизнь, от этого будет только тяжелее. - Точно, - женщина улыбнулась ему совсем иначе, чем раньше, - обезоруживающе печально, и он почувствовал то, от чего не мог сбежать и что не мог игнорировать, - сострадание. – Жаль, что мне совсем нельзя повидаться с ней. - Еще один запрет, - кивнул он, ощущая, как чужая боль растекается по венам, задышал глубоко и тихо, чтобы совладать с нею. – Но эти правила держат нас в мире и благости, позволяя фокусироваться на действительно важных вещах. Вы поймете это. Она кивнула, замолчав и прогрузившись в свои мысли, и что-то все-таки кольнуло где-то в глубине его естества, заставило спросить: - А как зовут вашу дочь? Ребекка ответила, не поднимая глаз. - Вики. «Вики», - повторил он про себя, удивившись простоте и лаконичности этого имени. - О, Ребекка, здравствуй, - отец приземлился рядом с ними, подняв вокруг себя столп пыли, и женщина закашлялась, вызвав у него короткий смешок. – Прости, что опоздал. Фенцио ласково прикоснулся к ее плечу, будто не замечая сына, и Дино поджал губы – это было не в первый раз и не в последний, и вполне в духе их отношений: сколько Дино себя помнил, они едва разговаривали друг с другом, только по необходимости. Отец пригласил Ребекку зайти в дом, и она кивнула, бросив на него извиняющийся взгляд, однако, не лишенный скрытого торжества. От того, что она проигнорировала их разговор и его просьбу, кулаки сжались сами собой, он так и остался стоять во дворе безмолвной и позабытой статуей, и единственным, что донеслось до его слуха, пока за ними закрывалась дверь, было то, как Ребекка произнесла ровным спокойным голосом: - У тебя очень рассудительный сын. Ответ отца он уже не слышал. *** Так Ребекка стала частой гостьей его отца – тайной, опасной, и Дино то и дело сбегал из дома, прятался в библиотеке, терялся в бесконечных небесных садах, практиковался в полетах, искал, чем бы отвлечься от мучительных мыслей о том, что будет, если об их отношениях узнают. Несмотря на то, что они никогда толком не были близки, всегда держались на расстоянии друг от друга, он переживал за отца, за его жизнь и его будущее. Да и наблюдать Фенцио рядом с ней было невыносимо - настолько поверхностным, пустым и глупым он становился в ее присутствии, настолько услужливым и бесхарактерным. Он помогал ей во всем – от постижения азов до предоставления тайных и древних знаний, ничего не требуя взамен, и только воровато довольствовался теми короткими встречами, на которые она соглашалась. Когда до Дино дошли слухи о том, что одна из новоявленных Непризнанных демонстрирует небывалые успехи в обучении и обещает быть одной из самых выдающихся учениц, у него не возникло никаких сомнений в том, что он знает ее имя. В конце концов, он и сам поступил в Академию – когда понял, что все его нутро нуждается в том, чтобы помогать и спасать, наставлять на верный путь, когда почувствовал, что вынужденное бессилие иссушает его изнутри. Но Ребекка Уокер засела под кожей, как черная скверна, и всякий раз, когда он встречал ее в коридорах или на тренировочных площадках, из сердца пропадала радость, уступая тревоге и сомнениям. Она будто отравляла собой все, к чему прикасалась, и в то, что она избрала для себя путь ангелов, не верилось вовсе – чем больше времени проходило, тем явственнее Дино ощущал в ней беспринципность и эгоизм: те качества, которых ангелы должны быть лишены. Ее образ засел в нем так глубоко, что когда Серафим Кроули на своем уроке предложил своим воспитанникам попрактиковаться в целенаправленном вызове воронки в различные точки Земли, он продолжал отстраненно думать о том, какой темной силой ее занесло в их с отцом жизни, и в итоге очнулся на неприметной улочке, рядом с небольшим, но милым домиком. Он досадливо качнул головой, осмотрелся по сторонам, нахмурившись. Из почтового ящика торчало письмо, и, после недолгих сомнений, он подошел ближе и вытащил его, прочитал на обороте: «Брэду Уокеру». Дино возвел глаза к небу. Ну конечно же. Как иронично. Вот только встречаться с бывшим мужем Ребекки Дино абсолютно не хотелось, да и к чему это? Рассказать ему, что его жена, которую он наверняка считает святой, подозрительно быстро оправилась от их вечной разлуки? Пожаловаться? Наябедничать?.. Однако, несмотря на свой достаточно скудный жизненный опыт, Дино отлично понимал, что не найдет в этом ни торжества, ни утешения – только зазря разбередит рану безвинного человека, и без того скорбящего по своей потерянной любви. Не хотелось и приближаться к ее дому – наверняка заботливо выстроенному и обустроенному по ее вкусу, до сих пор хранящему следы ее присутствия, до сих пор таящему в себе алтари ее памяти. Он также почувствовал присутствие собаки – уже достаточно дряхлой, скорее всего заставшей Ребекку живой. Ну уж нет. Ему и без того ее достаточно – даже чересчур. Дино развернулся, готовясь вызвать воронку для возвращения на небеса, но тут… его глаза встретились с проницательными голубыми напротив, и он застыл от неожиданности. Прямо на него, наклонив темноволосую головку набок, смотрела маленькая девочка – лет семи-восьми, не больше. Она молчала и изучала его внимательно, и кукольное личико только чуть нахмурилось, когда она почувствовала, как с ее худого плеча сползает лямка рюкзака. Она подтянула рюкзачок повыше и спросила строго: - Ты кто? Это был достаточно сложный вопрос – и вовсе не потому, что честный ответ на него предполагал чистосердечное признание в том, что Дино – самый настоящий ангел. Дело было в том, что он не задумывался толком о том, какую форму принять для этого визита в мир смертных, а значит, получил какую-то случайную. Какую-то, о которой теперь не имел ни малейшего представления. - Я тебя тут раньше не видела, - продолжила девочка уже немного теплее, будто смущенная его растерянностью. – И в школу ты нашу не ходишь, иначе я бы тебя запомнила. Судя по ее ответу, он стал то ли ребенком, то ли подростком школьного возраста, что несколько облегчало задачу – взрослый мужчина показался бы девочке куда более подозрительным. Но, с другой стороны, тогда она вряд ли вступила с ним в разговор, и он бы без проблем скрылся бы за поворотом и вернулся на небо. - Да, я не отсюда, - Дино постарался, чтобы его голос звучал уверенно, но просто, без напряжения, как это бывает свойственно только детям. – Я просто гуляю здесь. Она поджала губки, будто не доверяя ему до конца, но затем сдвинутые брови вернулись на свои места, и она сделала шаг к нему, протягивая руку: - Я Вики. Имя показалось знакомым, хотя и не отличалось оригинальностью, чтобы запомниться и отпечататься в памяти. Дино постарался припомнить, вместе с тем протягивая ей руку в ответ для короткого рукопожатия. Она тряхнула распущенными волосами, и до него донесся едва ощутимый аромат летнего дождя, винограда… и горьковатой ванили – запаха, который уже сидел у него в печенках. Вики… Ну конечно же. Дочь Ребекки. Дино с трудом удалось удержаться от того, чтобы не закатить глаза прямо при девочке, но руку он убрал, возможно, даже слишком поспешно. Впрочем, Вики это не смутило, и она напомнила ему о правилах приличия: - А тебя как зовут? - Макс, - над именем он особо думать не стал, назвал первое, что пришло ему в голову. - Ну, хорошо тебе погулять, Макс, - она ответила ему улыбкой и направилась домой, но обернулась почти у самого порога. – А не хочешь зайти и поиграть со мной? Я могу угостить тебя лимонадом. Ему следовало бы отказаться, следовало вызвать воронку и вернуться к своим делам, и домашки в Академии задали выше крыши, а древние манускрипты сами себя не прочитают… Но он отчего-то кивнул и пошел за ней – все его нутро сжало тянущее горькое чувство одиночества. Чувство, которое принадлежало не ему – а ей. Вместе они зашли в ее дом, и, сбросив кроссовки, Вики побежала на кухню, скомандовав, чтобы он прошел чуть дальше и включил приставку. В людской технике Дино не разбирался совершенно, поэтому застыл в растерянности, пытаясь понять, что она имела в виду, но шустрая девчонка уже вернулась вместе с обещанным лимонадом и шоколадным печеньем, выхватила джойстик из его рук и подсоединила все необходимые провода к небольшому телевизору. - Классно, что я тебя встретила, - поделилась она беззаботно, откусывая печенье. – В эту игру нужно играть вдвоем, а мои подружки сегодня очень заняты. Дино коротко кивнул, со смутным беспокойством наблюдая за тем, как на экране появился значок прогресса, и игра начала загружаться. У него не так много времени. Он уже должен был вернуться… Окей, он может сказать, что очутился где-то очень далеко и растерялся, и оттого ему не хватило концентрации на то, чтобы вызвать портал… Конечно, это выставит его идиотом, но позволит выиграть около часа на то, чтобы посидеть с этой девочкой и немного насладиться простыми человеческими радостями. - Только я ненадолго, - предупредил он тихо, и она понимающе кивнула. - Не вопрос. Отец будет искать? Мой всегда переживает, если я задерживаюсь. Дино лишь хмыкнул в ответ и погрузился в игру. *** Дино сам не знал, как получилось, что он стал навещать ее время от времени, - редко и только когда представлялась такая возможность: в первые семестры обучения ученики почти не спускаются на землю, а если и прибывают – то ради задания и чаще всего под надзором куратора. Вики всегда встречала его с широкой улыбкой и тянула за собой – в дом, чтобы поиграть, дальше по улице, чтобы прогуляться вместе, на речку, чтобы искупаться. Она росла открытым и добрым ребенком, но, сколько бы лет ни проходило, - неизменно одиноким. И хотя, судя по ее рассказам, ее окружали многочисленные подружки, это одиночество прорастало в ней, пускало свои темные корни, лишая яркие голубые глаза света. Так Дино стал ее излюбленным приятелем – всякий раз, когда он покидал ее, она спрашивала: «Когда ты вернешься в город, ты ведь зайдешь за мной, верно?». И он всегда кивал в ответ, подтверждая. Эта ложь родилась у него сама собой: он приезжает в этот город к своей тете погостить, оттого его визиты редки и очень короткие. Вики этой информации более чем хватило, и она не стала расспрашивать его о подробностях, например, как зовут его тетю или где находится ее дом. Дино был ей за это очень признателен. В этот раз они сидели на мостике, пересекающим небольшую, но очень шуструю речку, и он слушал ее рассказы о школе и о других детях. Вики никогда не говорила ни о ком плохо, не жаловалась даже на самых надоедливых одноклассников, описывая их осторожно и… как-то по-доброму, признавая и принимая их слабости. И от этого все его ангельское естество просто пело – столько в ней было чистоты, столько искренности... Возможно, поэтому ему даже нравилось проводить с ней время, поэтому часто, находясь на небесах, он ловил себя на мысли, что предпочел бы послушать смешных детских фантазий или красочных историй, чем сидеть на нудной лекции. Возможно, поэтому украл амулет своего отца, скрывающий ауру, чтобы иметь возможность незаметно сбегать к ней время от времени. Но было и еще кое-что… Еще одна причина. Неприглядная, недостойная… какая-то темная. - Твой подарок, как и обещал, - произнес он с улыбкой, протягивая девочке новенькую книжку, которую пришлось незаметно вынести из книжного магазина, очаровав продавщицу, и Вики тихо пискнула от восторга. - Вау! Спасибо! Но мой день рождения был уже очень давно… - Да, но мне не удалось приехать сюда, чтобы тебя поздравить, - пожал плечами Дино, украдкой наслаждаясь тем, как солнечные блики теряются в ямочках на ее щеках, в волнистых каштановых волосах. Все-таки было чертовски сложно поверить в то, что она дочь Ребекки – настолько разными они казались, настолько разные чувства вызывали. «Вот бы можно было тебя забрать с собой, - подумалось ему в очередной раз. – Ты бы легко освоилась на небе, и мы бы стали хорошими друзьями. Я бы тебя всему научил… И ты смогла бы достучаться до своей матери, смогла бы убедить ее не рисковать своей жизнью и жизнью моего отца, не ставить его под удар…» Вот только взять Вики с собой было невозможно, а вот частичку Вики… было необходимо. - Вот, - словно услышав его мысли, она покопалась в своем рюкзаке и протянула ему карточку, пряча глаза. – Я тут получилась как-то глупо… но зато смешно, будешь смотреть на нее время от времени и улыбаться. Он принял фотографию из ее рук и не смог оторвать глаз. Она действительно получилась на ней очень забавно – в цветастой футболке с какими-то мультяшными героями, с большими яркими сережками, но самое главное – с абсолютно потешным выражением лица, чем-то средним между надвигающимся чихом и заливистым смехом. Будет даже жаль расставаться с этим фото. - Годится, - одобрил он, пряча фотографию в карман. – Буду смотреть на нее, когда вернусь домой. - Тебе все еще не покупают мобильный? – спросила она осторожно, прикрыв глаза рукой от солнца, и повернулась к нему. – А то всякий раз печатать для тебя фото… как-то олдскульно. Был бы у тебя телефон, я бы присылала тебе селфи. Хотя он с трудом понимал, о чем речь, он почувствовал угрозу сложившемуся порядку вещей, отрицательно покачал головой, повернувшись к ней всем телом. - Нет. Да и мне нравится так, как есть. Она улыбнулась ему в ответ самой счастливой из всех своих улыбок. - Мне тоже. В этом положении ему было видно родимое пятно на ее предплечье – аккуратный рисунок кофейного цвета на ее молочной коже, и Дино не сдержался, прикоснулся к нему кончиком пальца. - Ужасно, да? – спросила Вики, поморщившись. – Выглядит по-уродски. Он не смог сдержать короткого смеха, покачал головой, другой подхватил ее под локоть, чтобы показать ей. - Прекрасно выглядит. Посмотри, это же ангел, - он снова провел пальцем по линиям, обрисовывая для нее контур фигуры. – Вот это крылья… Она подняла на него сияющий взгляд, обжигающий полным и безоговорочным доверием, прикоснулась к его руке, смещая палец: - А вот это? - Меч, - ответ казался ему очевидным. - У ангелов разве есть мечи? - Конечно, - он улыбнулся, пытаясь вспомнить верования людей, принятые на земле, добавил. - Они нужны, чтобы отвоевывать людей у страхов, сомнений и отчаяния. Вики снова осмотрела свою руку – теперь уже с гораздо меньшим презрением. - То есть у меня есть свой собственный ангел? Эта идея снова вызвала у него смешок – настолько наивной и эгоистичной ему всегда казалась уверенность людей в том, что у каждого из них есть собственный, отдельно выделенный под их нужды ангел, который днями и ночами присматривает за ними и выслушивает их молитвы и жалобы. Вот только эта девчонка, пока еще совсем юная, произнесла это с такой надеждой, такой сильной верой в чудо, что он просто не смог сказать ничего другого, кроме: - Конечно. И видишь, он всегда с тобой. Вики кивнула и мечтательно посмотрела на небо, задрав подбородок. - Наверное, это моя мама… Эти слова резали по живому, и он сглотнул горькую слюну, прежде чем ответить: - Наверняка. Они посидели у реки еще немного и попрощались, коротко обнявшись. - Буду ждать твоего возвращения, - помахала ему рукой Вики и побежала к своему дому, не оглядываясь. Он быстрым шагом отправился прочь, концентрируясь на том, чтобы вызвать воронку. Липкий тягучий страх быть пойманным на месте преступления, исчезающий рядом с Вики, после расставания с ней возвращался мгновенно, окутывал его собой, заставляя сердце биться чаще, а кончики пальцев – леденеть. Но возвращение домой прошло без приключений, и, быстро заскочив в кабинет отца и вернув амулет на законное место, он поспешил в свою комнату. В Академии уже был поздний вечер, оттого по пути ему почти не встречались ученики, только несколько знакомых, которым он коротко махнул в знак приветствия. Опустив руку в карман, он резко встал, спохватившись. Точно. Послание. Комната Ребекки была в южном крыле, куда переводили особенно успешных выпускников для того, чтобы они могли направить все свои усилия на то, чтобы защитить свои навыки и знания перед комиссией и получить самую высокую итоговую оценку. Отличный результат на экзаменах гарантировал в дальнейшем достаточно насыщенную жизнь ангела или демона, полную решений важных для устройства мира задач и заданий совершенно иного уровня, которые было принято считать судьбоносными. Целеустремленная и честолюбивая Ребекка не без помощи Фенцио, в конце концов, перегнала всех своих однокурсников и стала самой искусной и сильной Непризнанной из всех, которых знала эта школа, и абсолютно точно не хотела на этом останавливаться. Впрочем, ее особый статус сопровождался чрезвычайно удобными окнами, к которым можно было легко подняться со внутреннего двора, что Дино и сделал. Всего в пару взмахов крыльев он оказался на нужной высоте, заглянул в темную комнату, чтобы убедиться в том, что она пуста, и распахнул окно. С фотографией не хотелось расставаться, что-то глубоко внутри него искренне противилось этому, но это было необходимо. Это был его урок для Ребекки. Всякий раз после встречи с Вики он просил у нее небольшой сувенир на память – детскую книжку, старую игрушку, затем вспомнил о существовании фотографий – и стал просить их. Все эти вещи он неизменно оставлял в комнате Ребекки – как послание из ее смертной жизни, напоминание о том, что всегда было для нее самым важным. И казалось даже, что его усилия приносили свои плоды – всякий раз после того, как она обнаруживала предмет из прошлого в своей комнате, она еще пару дней избегала Фенцио, исчезала из их жизней, передвигаясь по Академии безмолвной тенью самой себя. Оттого он продолжал – каждый раз с трудом превозмогая отвращение к самому себе. Вернувшись в свою комнату, он обнаружил там Лилу, сидящую на его кровати и оглядывающую его в ответ с явным беспокойством на лице. - Привет, - произнес он настороженно, приподняв брови, и закрыл за собой дверь. – Что-то случилось? Она нахмурила брови, наклонила светлую головку в сторону, все еще не отводя от него напряженного взгляда. - Ты изменился, - сказала она, наконец, когда ее молчание уже стало его раздражать. – Меняешься. - Думаешь? – ответил он вопросом, сбросив ботинки и жестом попросив ее подвинуться. - Ты взрослеешь, - продолжила она осторожно, словно боясь спугнуть его. – А значит, много времени проводишь на земле. Исчезаешь иногда… - Лилу… - Я беспокоюсь, - произнесла она уже тверже, заглядывая в его глаза. – За тебя. Пожалуйста, скажи, что не делаешь ничего такого, о чем потом пожалеешь. Дино закрыл глаза и откинулся назад на подушки. Уставшая голова гудела, отказываясь сотрудничать, отказываясь помогать ему решить, стоит ли доверять ей – да, старой подруге, да, старой возлюбленной даже, но все же – чистокровному ангелу, ангелу до мозга костей. Но разве он сам не был таким же?.. - Есть одна девочка, - начал и сам удивился тому, насколько его голос оказался пронизан теплом и светом. – Очень хорошая, очень добрая. Я ее навещаю. - Дино, - отозвалась Лилу тихо и легла рядом с ним, погладила его по предплечью. – Нам нельзя… Как он и думал. - Я ничего и не делаю, - возразил он устало, в глубине души утомленный этой внутренней борьбой, которая и без того изматывала его слишком сильно. - Какими бы хорошими, добрыми и славными они ни были, ты не можешь проводить с ними время. Это правило. Она человек. Если она будет иметь значение, кого-то из нас отправят ей на помощь. И мы поможем. Но ты не должен привязываться к смертной, это неправильно. Ее слова не звучали проповедью или занудством – только здравым смыслом, логичным решением. Вот только жаль, что ей нельзя было рассказать всей правды – про отца, про Ребекку, про свои отчаянные попытки помочь. Но даже если бы он мог, он и так ведь знал, что она не поймет, не услышит. Лилу была неплохим другом и симпатичной девчонкой, но не более того. Она не тыл, не защита, не помощь. Дино повернулся к ней, чтобы заглянуть в блестящие глаза, найти взглядом полураскрытые губы. - Ладно, ты права, - соврал, хотя всегда презирал это. – Мне действительно стоит перестать. Спасибо тебе за заботу. Ему не нужно было даже смотреть на нее, чтобы почувствовать, как она просияла, обрадовалась тому, что он признал ее заслугу, одумался. Пару мгновений они провели в тишине, затем, осознав, что он не в настроении для короткого ностальгического секса, она поднялась, попрощалась с ним, улыбнувшись тепло и радостно. Дино закрыл глаза рукой, как от яркого света, когда снова вспомнил о Вики – о маленькой четырнадцатилетней смертной девочке, ожидающей его возвращения… об ослепляющей и захватывающей дух чистоте ее души, которая звала его обратно. «Дело только в Ребекке, - напомнил себе прежде чем провалиться в сон. – Дело только в Ребекке». Сказал – и сам себе не поверил. *** Следующее утро началось с неприятной встречи, и он с трудом сдержал выражение непреодолимого презрения на своем лице, встретив Ребекку на летной площадке. Впрочем, она вовсе не выглядела утомленной бессонной ночью, проведенной в тоске по своей дочери, скорее, наоборот, воодушевленной и довольной. - Решил полетать до завтрака? - уточнила она вежливо, как всегда, с неизменно красивой, но какой-то мертвой улыбкой. - Да, отлично прочищает голову, - ответил он честно, избегая смотреть на нее, и почти прошел мимо, когда услышал: - Она вырастает в красивую девушку, верно? Он встал, как вкопанный, пытаясь осмыслить ее слова, и, осознав, обернулся резко, даже слишком порывисто, выдавая себя с потрохами. - Понятия не имею, - произнес резко, но с достоинством, хотя горло сдавило предчувствием чего-то нехорошего, опасного. - Разве? – Ребекка приподняла брови и сделала шаг по направлению к нему, подняв руки в знаке то ли капитуляции, то ли примирения – которыми и не пахло. – Мне казалось, что ты достаточно часто навещал мою дочь, чтобы рассмотреть ее лицо. Впрочем, если ты забыл, как она выглядит, то у меня есть ее фотографии, могу с тобой ими поделиться. Что ж, это было нападением, а Дино всегда чувствовал себя уверенно в схватках. - Они вам понравились? Я подумал, что было неплохо напомнить вам о по-настоящему важных вещах. А то ваше маниакальное стремление вознестись к вершинам омрачает ваш взор. Ребекка фыркнула, и звук этот даже показался ему забавным, вот только не предвещал ничего смешного. - Мой взор кристально чист, гораздо чище, чем когда-либо раньше. И я вижу тебя насквозь. - Да неужели? – ответил он с вызовом, скрестив руки на груди, и женщина рассмеялась, одарив его самодовольным взглядом. - Да. Тебе очень хочется верить в то, что ты лучше меня, вот только в чем? Да, я нередко манипулировала чувствами твоего отца, чтобы получить желаемое, но разве ты не делал то же самое – со мной? Разве ты не воспользовался одиночеством моего ребенка, чтобы втереться к ней в доверие и причинить мне боль, напомнить о том, что я потеряла? Дино угрюмо молчал, поджав губы, растеряв свою спесь оттого, что это было правдой – горькой, неприглядной. - Ты осуждаешь нас с Фенцио за наш роман, но посмотри на себя. Связь со смертной – это куда больший проступок, чем связь ангела с Непризнанной. Вот только это предположение было ложью – от первого до последнего слова. Таких чувств он к Вики не испытывал, даже не думал об этом. - Что за…? Я не… - начал он возмущенно, и в горле горел пожар от несправедливости этого обвинения. – Она ребенок! - Ты сострадаешь ей, - рассмеялась Ребекка, глядя на него почти с жалостью. – Сострадание – это первый шаг к любви, особенно у ангелов. Пройдет немного времени, и она повзрослеет, станет тебе по вкусу, и твои светлые чувства изменятся. Я бы с удовольствием осталась, чтобы понаблюдать за этим. Не в силах больше слушать ее и эти постыдные, страшные, ужасные предположения, он поджал губы и направился к выходу, пытаясь усмирить разгорающуюся внутри злобу, которая жгла его изнутри, но женщина преградила ему путь. - Поверь мне, Дино. Хоть ты и гораздо старше меня, но есть вещи, в которых ты пока ничего не понимаешь, - он посмотрел на нее с презрением, которое уже не хотел больше скрывать, и она продолжила. - Я покидаю Академию уже очень скоро, и в твоем отце больше нет необходимости – я сказала ему об этом сегодня. Надеюсь, тебя это порадует. Это действительно радовало и утешало – только отчасти. На самом деле, гораздо большую площадь в его душе занимало ощущение тьмы и грязи от ее слов, тьмы и грязи, от которых хотелось избавиться как можно скорее, хоть он и не знал как. - А что касается Вики… - произнесла Ребекка напоследок, - если хочешь и дальше навещать ее – навещай. В конце концов, какая мать откажется от того, чтобы у ее ребенка был личный ангел. «Личный ангел»… Концепция, которую любой чистокровный ангел счет бы омерзительной, оскорбительной. Он не личный, он целый и самодостаточный. Ему не нужна в хозяйках девочка-подросток. Но последние слова Ребекки то и дело отдавались набатом в голове, пока он практически в полусне выполнял задания по учебе, общался с приятелями, сидел на занятиях. Личный ангел… Вот так просто, оправдываясь благой целью, он почти стал кому-то принадлежать, почти отказался от главной миссии ангелов – помогать нуждающимся – в пользу того, чтобы помогать кому-то одному. Эта страшная, жестокая в своей прямоте женщина была права – он действительно привязался к Вики, действительно получал удовольствие от короткого времени, проведенного с ней, действительно искал новой встречи, прибегая к воровству и обману. И такое поведение гораздо больше походило на Люцифера, чем на него, на Дино. Если так подумать, если признаться себе честно – он действительно повторял ошибку отца, страшное преступление против законов небес, вот только объект он себе выбрал совершенно иной – чистый и светлый. Но это его не оправдывало. Совершенно не искупало его вины. Он решил переночевать дома, решив, что нужен отцу, проходящему через тяжелый этап своей жизни: и пусть Ребекка никогда не любила его и только пользовалась им, чувства Фенцио всегда были сильны и искренни. Вот только вернувшийся с занятий отец был разочарован, увидев сына дома, а в его светлых глазах снова образовались колкие острые льдинки. Он поджал губы, в ответ на попытку Дино поговорить с ним процедив: «Это не твое дело», и скрылся в своих комнатах, спрятав свое ауру, чтобы Дино не мог читать его. От этой несправедливости хотелось кричать, и он попытался сосредоточиться на том единственном, что имеет значение, - на том, что это благо для отца, пусть тот этого и не понимает. Вот только не вышло, и в голову снова полезли удручающе грустные мысли – о закрытом и усталом отце, о потерянной и сильной женщине, которая так и не разглядела в нем что-то важное, о маленькой одинокой девочке, оставшейся без матери в жестоком и черном мире, понемногу теряющем свет. Он так привык ощущать себя цельным, идеальным, неуязвимым, что сам упустил момент, когда его броня дала трещины, пропуская сначала злобу, едва прикрытую беспокойством об отце, затем что-то, куда более страшное – привязанность к смертной. Привязанность, которой нужно было положить конец. На следующее утро он снова добрался до тренировочного полигона, но снова не смог найти там уединения – навстречу ему нетвердой походкой шел Люцифер, очевидно перебравший глифта прошлой ночью. Как и всегда, заприметив Дино, он улыбнулся короткой, но гадкой улыбкой, означающей его предвкушение хорошей ссоры, произнес, противно растягивая слова: - Чего уставился, святоша? Ответ пришел сам собой: - Не хочешь попрактиковаться? В небесных боях. Люцифер приподнял одну бровь: - Давно не огребал? - Прости, - процедил Дино в ответ. – Не думал, что ты испугаешься. Тогда иди, куда шел. Вместо ответа его извечный соперник только хмыкнул коротко, вмиг протрезвев и в два движения своими большими черными крыльями оказался на высоте, жестом подзывая его к себе. - Я думаю, это ненадолго. Даже успею к завтраку, - прокричал Люцифер сверху, и Дино поспешил к нему присоединиться. Как и во всех их состязаниях, в этой игре не было правил, но была сила, была нужда одержать верх, доказать самому себе, что есть вещи, которые ничего не значат, а есть те, которые значат все. И в этой боли, в этой опасности, в которой они оба купались, они находили искупление и утешение – каждый от чего-то своего, и Дино с восторгом глотал обжигающе холодный воздух, пропустив удар в живот от своего соперника. Впрочем, он тоже не отставал, время от времени наносил точные удары в челюсть и ребра, впитывая глухие звуки разочарования, которые Люцифер не мог сдерживать. - Не думал, что ангелы такие агрессивные, - рассмеялся тот, утирая кровь с губ, и Дино прошило насквозь этой безобидной фразой, напомнившей ему о Вики. «У ангелов разве есть мечи?» О девочке, которая будет его ждать. Но так и не дождется. Эта короткая мысль оказалась настолько болезненной, что он пропустил критичный удар – и не удержался на лету, полетел вниз с пугающей скоростью, отстраненно подмечая свист в ушах от стремительного падения. Всего несколько мгновений – и поляна встретила его жестко и беспощадно, наполнив легкие травой и пылью, взорвав хоть и бессмертное, но все же чувствительное тело причудливым калейдоскопом боли – сразу везде и нигде конкретно. - Эй, - послышалось ворчливое сверху. – Если ты захотел покончить с собой, меня в это не нужно впутывать, придурок. Над правым ухом послышалось размеренное шуршание, и его противник опустился на траву, практически невредимый, чего нельзя было сказать о Дино. Люцифер не подал ему руки, чтобы помочь встать, - он просто схватил его за предплечье и грубо дернул на себя, заставляя подняться. Словно откуда-то издалека послышался беспокойный топоток, и, с трудом разлепив залитые кровью глаза, Дино увидел Геральда и Мисселину, окруженных другими учениками. Геральд очевидно был в ярости. - Вы что здесь устроили?! Люцифер, что ты опять натворил? Сколько тебя предупреждали не затевать драку с ангелами! Все еще не отпускавший его Люцифер придвинулся ближе к уху Дино, зашипел зло: - Так вот что ты задумал? Решил меня подставить, ублюдок? Тебе не кажется, что ты стал играть слишком грязно? Но Дино только отрицательно качнул тяжелой головой, поднял глаза на преподавателей, произнес спокойно: - Это моя вина. Мы хотели потренироваться перед занятием, но я не удержался на лету. Он кожей почувствовал удивление Люцифера и что-то иное в его ауре, какое-то изменение… но не смог найти ему название, да и ему было не до того. Два молодых ангела, которых он едва знал, помогли ему добраться до больничного крыла, где Мисселина залечила его раны. Когда он, наконец, вернулся в свою комнату, его ждала там Лилу, и он упал в ее объятия, разочарованный в себе. К Вики он больше не приходил. *** Когда он увидел ее среди прочих младшекурсников… невероятно, но это не было громом среди ясного неба или выстрелом в тишине. Да, он бросил на нее короткий взгляд, но его не зацепили ни ее красивое лицо, ни привлекательная фигура, - с тех пор, как он перестал навещать ее, он многое видел, многое узнал и многое понял – особенно о самом себе. Оказалось, что ему чужда одержимость плотью – оттого секс отошел на второй план, как и боль, голод, усталость. Оказалось, что в нем отсутствовала потребность в другом – он был цельным сам по себе, без любящих глаз рядом, без утомительных ссор и жарких примирений. Во время этого долгого штиля он понял и принял свою суть, свою миссию, и направил все силы на то, чтобы преуспеть в ней. Оттого он и не узнал ее сразу, не обратил внимания, но стоило ему шагнуть в водоворот – и все чувства привычно обострились, сердце очистилось от забот, распознавая ауры тех, кто находился неподалеку… и тогда он понял, тогда услышал эту почти позабытую мелодию: виноград, летний дождь, пряная ваниль. Он обернулся в полете, чтобы снова, как и несколько лет назад, встретиться глазами с ее – по-прежнему голубыми, по-прежнему любознательными, затем перевел взгляд на пыльно-черные крылья за ее спиной, запоздало осознавая: Непризнанная. Она стала Непризнанной. Он даже не сразу понял, что произнес это вслух, привлекая к себе ее внимание, и рассмеялся, вспомнив, как когда-то мечтал, что сможет забрать ее на небеса. Вот только он так не смог сознаться ей, рассказать об их старой дружбе, об общем прошлом, справедливо рассудив, что оно больше не имеет значения – она больше не ребенок, он больше не нуждается в ней, чтобы справиться с ее матерью. Теперь были только они – два чистых листа, два небесных существа, созданных ради благополучия других, призванных заботиться о чужом счастье, оттого он старался держаться на расстоянии, на правах старшего – и чистокровного – присматривая за ней, помогая ей, направляя ее. И это было идеальным решением – он мог бы стать ее наставником, мог бы и дальше играть в ее судьбе значимую роль… Вот только Ребекка оказалась права – ее дочь действительно выросла в совершенно неземное создание. Всякий раз, когда они разговаривали, всякий раз, когда она оказывалась рядом, это совершенство било его по глазам, словно яркий луч света, заставляло задыхаться – за все это время она не растеряла ни своей искренности, ни чистоты, и будучи Непризнанной, она проявляла больше истинно ангельских качеств, чем все чистокровные ангелы, вместе взятые. Это было невыносимо. Казалось, сам Шепфа послал ее, чтобы испытать его, чтобы изучить его – от коротких вороватых взглядов в ее лицо до темных и жарких сновидений, которые приходили к нему каждую ночь. Сопротивление этим несмелым, зарождающимся где-то в самой глубине чувствам отнимало все силы, но вместе с тем отчего-то делая его еще более отчаянным, еще более выносливым, еще более достойным. Но сколько бы он себя не убеждал в том, что это временное затмение, что это пройдет, сколько бы не напоминал себе о судьбе своего отца, который пожертвовал своим статусом и репутации ради такой же Непризнанной… нет, не такой же!.. в конце концов, он все равно проиграл. Притяжение между ними оказалось неотвратимым, предрешенным, и сколько бы Дино ни противился этому, сколько бы ни избегал ее, однажды его губы все равно нашли ее, его руки охватили ее талию, а сам он оказался погребенным глубоко в ней, медленными и размеренными толчками пытаясь избыть в себе этот жар… Вот только ничего не вышло, и с трудом оторвавшись от ее тела, отзывавшегося на его прикосновения одурманивающей разум, короткой дрожью, он понял, что этого мало. Ему всегда будет этого мало. Ему нужно все. Лежа на спине и рассеянно поглаживая ее по плечам и спине, он думал о том, что вот-вот под ними разверзнется земля, что адский огонь поглотит их или невыносимый свет ослепит их и оставит где-то во тьме, беспомощных и одиноких, но… ничего не произошло. Возможно, оттого, что небесам не было до них никакого дела, возможно, оттого, что сила ее чистой, острой радости отгоняла от них любую угрозу, любую беду. Вики приподнялась на локтях, перевернулась, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо, прикоснулась губами к его животу с каким-то благоговейным выражением на лице, и он стиснул зубы, чтобы и дальше держать себя в руках, хоть тело и требовало свое – еще один раз. - Я… - начала она осторожно, и щеки ее чуть порозовели, вызывая в нем мысли, которых у него не должно было быть. - …счастлива. - Я… - начал он глупым эхом… и не знал, как продолжить. …Столько всего хочу сделать для тебя. Сделать с тобой. Пережить с тобой, показать тебе, разделить с тобой. Впервые за всю свою долгую, но пустую, слишком стерильную жизнь, он переполнен острым, страшным, отчаянным чувством, которому боится дать название – оттого, что стоит ему назвать его, они оба будут обречены. - …тоже, - выдохнул он, наконец, презирая себя за то, что не в силах сказать больше, дать ей больше. Но вот только ее глаза засияли, и она снова поцеловала его – живот, грудь, шею, ползла по нему, как кошка, и пряди ее волос щекотали его кожу… кровь снова ударила ему в голову. Наверное, ему не стоило так резко бросаться на нее, возможно, это могло даже ее испугать. Но что-то древнее, что-то неукротимое в нем вырвалось наружу, заставляя целовать ее глубоко и жадно, еле удерживаясь на границе нежности. Впрочем, казалось, ей даже это нравилось – и она принимала его поцелуи с готовностью, выдыхая его имя каждый раз, когда он прерывался ради глотка воздуха. В конце концов, его имя осталось тем единственным, что он помнил, единственным, что связывало его с реальностью – но только оттого, что Вики повторяла его снова и снова, пока он пальцами и ртом доводил ее до беспамятства, наслаждаясь каждым тонким жалобным звуком, что она издавала. Им принадлежала всего пара часов до того, как их хватятся в Академии, и Дино твердо решил прожить и прочувствовать каждое мгновение из отведенного им времени. И судя по тому, с каким отчаянием Вики прильнула к нему, превозмогая видимое смущение, потянулась огладить его бедра и ягодицы, прижимая к себе пахом, она была с этим полностью согласна. Его взгляд упал на ее родимое пятно, силуэт которого так и не изжился из его памяти, то и дело приходил на ум и мерещился в любом шустром облачке, в любом абстрактном рисунке, в любой хрупкой тени… и Вики заметила это. - Я раньше думала… - выдохнула она глухо, пока он медленно входил в нее, теряясь в ощущениях. - что это просто глупое пятно… потом мне казалось… что это память о маме, но… Это ведь о тебе. Это ты – под кожей, всегда был со мной... Это меня о тебе предупредили, это был знак… Он потянул ее руку к себе и поцеловал пятно, не отводя от нее жадного взгляда. - Мой ангел, - прошептала она, и он потерял контроль. *** Перед лицом небытия все теряет смысл – и старые обиды, и былые достижения, и сомнения, и страхи, и печали, и победы. Осколок проклятого стекла неумолимо подбирался к сердцу: усталому, измотанному, но исполенному лишь одним – запретной, сладкой, страшной и неизбежной любовью. К сердцу, которое так и не хотело уступать, не сдавалось до последнего. Лежа на жесткой койке в госпитале Академии в полном одиночестве, он, пожалуй, жалел лишь об одном. И это была не очередная ссора с отцом, не многолетняя изматывающая обида на Ребекку, не грусть по матери, не желание и дальше наслаждаться бессмертием – без кровопролитной войны между ангелами и демонами, без пришествия Мальбонте, без возмездия Шепфы. Все его мысли были о Вики. Он жалел о том, что не понял сразу. Много лет он считал ее средством достижения цели, затем - досадным напоминанием о собственной мелочности и мстительности. Он думал о ней, как о возможности совладать со своими страстями, об испытании твердости духа, посланным в его судьбе, вот только… она оказалась чем-то большим, куда-то большим, чем он мог предположить… До его слуха донесся слабый скрип входной двери, но это уже не имело никакого значения – он чувствовал, что доживает свои последние мгновения, и был к этому готов. - Тшшш, - послышалось ласковое где-то за ухом, и он вздрогнул, попытался повернуться, но маленькая, но твердая ладонь удержала его на месте. – Тшшш, не шевелись. - Уходи, - прошептал он в темноту, опасаясь всерьез только одного – что их заметят вместе, что поймут, но Вики ответила спокойно: - Никогда. Он рассмеялся, тут же охнув от боли, и она забормотала обеспокоенно: сейчас-сейчас. Сейчас. Ну конечно же. Маленькая девочка, появившаяся в его судьбе тогда, когда он больше всего нуждался в утешении, в броне, в защите – от самого себя. Теплое воспоминание, которое всякий раз напоминало ему о том, почему смертные достойны защиты и спасения. Прекрасная девушка, искренняя и чистая душа, которая уберегла его от черствости и тщетности, подарила ему свою любовь, не страшась ни смерти, ни вечных мучений. Она провела прохладной ладонью по его груди, и боль начала отступать, освобождая его разум, заставляя сделать глубокий судорожный вдох. Ему вспомнилось, как он рассказал ей правду об их прошлом, но в ней не было ни гнева, ни обиды, только детский восторг: «Ты был рядом всегда». Полоса света ширилась перед его глазами, затапливая темноту, звала его к себе. Нет, Вики. Это ты была рядом. Моим личным ангелом. Она позвала его по имени, и он распахнул глаза.