Love actually

Неловкость длилась всего пару мгновений – до тех пор, пока Брэндон не протянул к ней руки со слабой усмешкой, и Мишель без колебаний шагнула в них. Так хотелось уткнуться носом в его шею, проверить свои воспоминания о запахе его кожи, но пришлось по-дружески положить подбородок на плечо, довольствуясь шлейфом его парфюма, какого-то ей незнакомого, видимо, нового. Он скользнул руками по ее спине, невесомо и коротко, будто не сдержавшись, затем отодвинулся, избегая смотреть ей в глаза. - Куда пойдем? – спросила, чтобы заполнить тишину, возникшую после их объятия, тишину, в которой сама так отчаянно нуждалась, чтобы успокоить бешеный пульс. - Куда ты хотела бы? – Брэндон ответил вопросом на вопрос, и она улыбнулась. - Гулять! Не против? - Нет. Он махнул рукой, предлагая ей пройти чуть-чуть вперед, и последовал за ней: в плотной толпе оживленной улицы, где они встретились, было тяжело держаться вместе, особенно – на почтительном дружеском расстоянии. Навстречу ей двигались разномастные сосредоточенные лица людей, которые куда-то спешили в этот будничный вечер, и каждого из них она встречала полупьяной улыбкой, которая, несмотря на все ее усилия, то и дело вырывалась на свободу. Жаль только, что Брэндон был где-то позади, слишком далеко, чтобы поддерживать с ним разговор, хотя его внимательный взгляд ощущался остро, оживал мурашками на коже шеи – она почему-то была уверена, что он не отводит от нее глаз. Но так не могло продолжаться долго: в конце концов, за спиной послышалось тихое «да к черту!», и Брэндон поравнялся с ней, прижался боком, обхватив рукой за талию. - Привет, - произнес осторожно, заглянув в ее лицо, будто бы ожидая сопротивления или возмущения. Вот только она была искренне рада его близости – и в очередной раз прокляла себя за это. - Как прошел твой день? - Бессмысленно, - лаконично ответил Брэндон, легонько толкнув ее вправо, чтобы пропустить велосипедиста, но больше объяснять ничего не стал, а она не стала спрашивать. – А твой? Она и сама не понимала, какой степени откровенности ждала от него, каких подробностей. Его очень хотелось узнать получше – от банальных «где родился» и «чем занимался» до глубоких и личных вещей, до таких граней, о которых никто и не знает. Но вместе с тем – это казалось опасным, чем-то очень рискованным, и Мишель даже себе не могла признаться в том, чего боялась больше – что ей не понравится то, что она узнает, или наоборот, что он окажется куда лучше, чем ей привычно о нем думать. Не хотелось и слушать о его личной жизни – он сам не упоминал о своей девушке, и она определенно не хотела спрашивать: это - не ее дело, это – ее тайная глухая глупая боль. Только и всего. Тогда, в финале конкурса он застал ее врасплох, и в происходящее до конца не верилось, все казалось глупой шуткой, какой-то ужасной ошибкой. И сколько бы времени не проходило, сколько бы она об этом ни размышляла – о его предательстве, о том, как он ранил Хиро, как посмеялся над ними, как оставил ее – это все еще не укладывалась в голове. Наверное, она его просто недостаточно хорошо знала, чтобы понять. И хотя для прощения вовсе не требуется понимания, хотя она давно уже простила его – как только снова увидела после долгой разлуки, она никак не могла отделаться от мысли, что хотела бы понять его. Они повернули на более тихую улочку, но Брэндон отчего-то не спешил отодвигаться, так и вел ее уверенной рукой, вторую пряча в кармане темных джинс. Она тихо и торопливо болтала ни о чем, делилась с ним своими впечатлениями от Парижа – весьма скудными, нужно сказать, и он без труда раскусил ее. - Ты просто здесь толком ничего не видела. Она кивнула, признавая поражение. - Но вино здесь отменное, в этом я уже успела убедиться, - отчего-то соврала, но понадеялась, что Кристиан не обманул ее утром, пообещав лучшее красное полусухое в ее жизни. Но у Брэндона было свое мнение на этот счет. - Неплохое. Тебе стоит поближе познакомиться с испанцами, в них больше характера. Она фыркнула в ответ: и почему ее окружают сплошные гурманы? Сначала Кристиан со своим кофе, теперь этот ценитель вина… - Думала, что ты больше по крепкому алкоголю. - Лапуля, я по любому хорошему алкоголю, - пояснил он в ответ. – Дело в том, что вне зависимости от напитка… - Вау, Мишель, какая встреча! – послышалось вдруг радостное перед ними, и она, будто проснувшись, резко оторвала взгляд от замявшегося ворота на футболке Брэндона, который отчего-то захватил ее внимание на несколько долгих мгновений. Навстречу им двигался Пабло – один из организаторов танцевального конкурса, пожалуй, самый открытый и добродушный из всех, к тому же, как оказалось, обладавший отличной памятью на лица. Они встречались раньше – когда их с ребятами привезли в штаб конкурса, чтобы заполнить договор и ознакомиться с правилами участия, и уже тогда Пабло был самым приветливым из всех и долго расспрашивал их об Америке и истории их команды. Брэндон тоже перевел на него взгляд, словно немного смутившись, убрал руку и сделал полшага в сторону, предоставляя ей больше пространства. Пабло оглядел их обоих, и в его темных глазах, посаженных глубоко под широкими кустистыми черными бровями, поселились игривые искорки: - Отдыхаешь перед следующим этапом? А где остальные? Она почувствовала, как щеки обожгло румянцем, а потому заулыбалась в ответ, на ходу выдумывая легенду: - Да, решили немного прогуляться. Ребята к нам попозже присоединятся, мы договорились встретиться в баре, - поймав его заинтересованный взгляд, направленный на Брэндона, пояснила, - А это мой друг детства… - она замялась, пытаясь выдумать какое-нибудь правдоподобное имя, но на ум почему-то ничего не шло, поэтому пришлось выкручиваться. - …Рене! Широкий рот Пабло сложился в идеальную букву «О» и, немного погодя, он протянул Брэндону пухлую ладонь. - Приятно познакомиться, Рене. Так вы местный? Мишель боялась даже посмотреть на Брэндона, и внутренности сводило от липкого страха: если он сейчас не подыграет и выставит ее полной дурой… то будет даже вполне себе прав. Почему она вообще солгала о его имени, какое это имело значение для этого малознакомого ей человека?.. Но Брэндон ответил мужчине крепким рукопожатием и сказал на беглом французском: - Je ne vis pas en France depuis longtemps, - и добавил уже по-английски. - Уехал вместе с родителями, когда мне было пять лет. И вот, повзрослев, решил, что мне пора навестить свою родину. - Похвальное стремление, молодой человек, - похвалил Пабло и вдруг прищурился. – Ваше лицо кажется мне очень знакомым… Парень оставался невозмутимым и только легко пожал плечами. - Я модель. Говорят, что все мы на одно лицо. Ответом Брэндону послужил громкий раскатистый смех, после чего организатор посмотрел на массивные наручные часы, определенно стоящие больше, чем все вещи на Мишель вместе взятые и умноженные на десять, и подмигнул им. - Ну ладно, голубки, мне пора бежать. Отличной вам прогулки! Передавайте привет остальным «Горячим гладиаторам». Мишель энергично закивала, как китайский болванчик, с готовностью подставила щеку, чтобы Пабло громко чмокнул воздух рядом с ней, и помахала рукой на прощание. Стоило мужчине отдалиться, она с выражением чистейшего раскаяния обернулась к Брэндону, чувствуя себя полнейшей идиоткой. - Прости меня, он… Я почему-то запаниковала, подумала, вдруг он потом вспомнит об этом при ребятах, назовет твое имя… Я не боюсь и не стесняюсь, просто… Это же чертовски сложно объяснить, не все из них поймут… Джастин с ума сойдет, он и так с трудом пережил, и все время на нервах сейчас… Но лицо Брэндона сохраняло привычное непроницаемое выражение, не откликающееся ни на ее взволнованную речь, ни на упоминание бывших друзей. Привычная идеальная маска. Он слушал ее молча, и только спустя несколько мучительных секунд лед дал трещину, мышцы лица пришли в движение, образуя комичное выражение полного недоумения. - Рене? Ты серьезно? Это первое имя, что тебе пришло в голову? Она запнулась на полуслове, проглотив остаток фразы, застигнутая врасплох его неожиданным, но метким чувством юмора, развела руками. - Мы сегодня утром обсуждали Магритта, и я не виновата, что единственный француз, который мне вспомнился! - Ужасное имя. Оно больше подходит женщинам, - проворчал Брэндон, возобновляя шаг, и Мишель поспешила за ним, на ходу доставая телефон из поясной сумки. - Оно одновременно и мужское, и женское. С латыни – «рожденный заново», - она пролистала статью об этом имени вниз до конца и добавила. – Счастливый цвет – золотой. Талисман – агат, гранат и… еще куча каких-то камней. Так звали многих великих людей – Рене Магритт, Рене Декарт… - Рене Зельвегер… - продолжил он и поднял руки вверх, капитулируя. - Ладно, убедила. Я так сына назову. Или пса. - Эй! Лучше уж пса – о его гипотетических детях думать совершенно не хотелось. - А вообще Магритт не француз, - поправил ее Брэндон после недолгого молчания. – Он бельгиец. Но жил здесь какое-то время. Она с недоверием взглянула на него. - Откуда ты знаешь? Он усмехнулся. - Не веришь? Думала, что я просто очередной глупый красавчик? От этой мысли почему-то стало горько, и она ускорила шаг, обогнула его по дуге, оказавшись прямо перед его лицом, выставила руку вперед, прикоснувшись к мягкой ткани футболки в районе груди. - Я никогда не считала тебя глупым, - ответила просто, но серьезно, чтобы он понял. Чтобы знал. «Даже когда ты вел себя, как дурак». Но Брэндон не впечатлился ее искренностью, услышав в ее словах что-то совершенно другое, приподнял брови, с явным трудом сдерживая улыбку: - А красавчиком считала? Она закатила глаза. - Считала, но уже передумала. Он рассмеялся – явление такое редкое, такое неожиданное, что, даже несмотря на назойливый и суетливый шум вечерней улицы, его смех показался чертовски мелодичным, чем-то близким к настоящей музыке. - Вот, значит, как? - спросил с шутливой угрозой в тоне и позе, но она задрала нос, отказываясь отвечать, перевела тему: - А картины Магритта, кстати, есть здесь выставлены? В Лувре, например? Он пожал плечами. - Понятия не имею. Это ты мне скажи. Они вышли на широкий проспект, и мгновение у Мишель захватило дух от такой красоты – величественные старые здания, яркие огни и – Эйфелева башня где-то вдалеке. Она снова потянулась за телефоном. - А мне откуда знать, я же задала вопрос, - ответила сбивчиво, на ходу фотографируя улицу и тут же придирчиво рассматривая получившийся результат. Он покосился на нее с недоверием: - Ты танцевала около Лувра, но так и не побывала внутри? Она кивнула, раздосадованно вспоминая их баттл с «Ледяными сердцами» и последующий разнос от Густава, закусила губу. Но затем осознание едким холодком достигло ее усталой головы, и она резко обернулась. - Откуда ты знаешь, что я танцевала у Лувра? Его лицо сохраняло полнейшую невозмутимость, приподняв брови, он спросил насмешливо: - Мы с тобой встречались вчера, помнишь? - Помню. Но это было после, - она не позволит ему сбить себя с толку. – И я ничего тебе не говорила. А ты сказал, что просто был неподалеку. Внутри затараторил мерзкий суетливый голосок откуда-то с самого дна ее сердца. Так и знала ведь, что все не случайно, знала ведь, что с ним не может быть ничего случайного. Чувствовала, что он не просто так появился, очевидно, ждал ее, искал ее, чтобы сыграть на чувствах, чтобы снова воспользоваться – мстить, подставлять, плести интриги, продолжать разрушать – себя и остальных. К горлу подступила горечь, но она не поддалась эмоциям, остановилась, вынуждая его сделать то же самое, спросила серьезно: - Скажи мне правду. Что ты делаешь в Париже? Он не стал задумываться над ответом, произнес твердо, глядя ей прямо в глаза: - У меня здесь съемка. - И это все? - А что еще нужно? – уточнил, и в голосе его уже начало проскальзывать раздражение. Раздражение, которое никогда не пугало ее – только распаляло еще больше. - И твой приезд никак не связан с нашим конкурсом? В ответ он открыл рот, но тут закрыл, уязвлено поджав губы, и Мишель поняла: вот оно, совсем близко. «Теперь тебе меня не провести, - подумала и устыдилась этой мысли. – Я тебе больше не поверю». Вот только он ответил, глядя куда-то в сторону: - Не так, как ты думаешь. Я не гоняюсь за вами, лапуля. Мне действительно предложили присоединиться к съемкам в Париже. Но да, когда я услышал, что здесь же будет конкурс, на котором будет выступать… моя подруга, я решил, что точно поеду. И вчера, когда я узнал, что у Лувра группа танцоров выступила со стриптизом, у меня не ушло много времени, чтобы понять, кто это был. Настало время Мишель почувствовать себя рыбой, выброшенной на берег. Действительно, почему нет? Если бы она узнала, что он где-то рядом, разве не пришла бы полюбоваться – пусть и издалека? Вот только его смущенный румянец и воинственное нежелание смотреть ей в глаза выдавали что-то… что-то очень личное… что-то, что не могло быть просто дружескими чувствами – их так не прячут, их так не боятся. Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох, опасаясь и дальше развивать эту мысль – слишком острую, слишком резкую. Слишком похожую на надежду. - Прости, я… Она так и не нашла слов. «Боюсь снова довериться тебе». Кажется, он услышал ее мысли, потому что пожал плечами. - Проехали. Я это заслужил. В груди разгорался привычный пожар, тянущий, душный, и она не могла отвести от него глаз, чувствуя острую потребность утешить его, переубедить, вернуть – да, заслужил, но мы больше не позволим этому повториться, мы оба. Господи, почему все должно быть так сложно?.. «Это просто Брэндон, - напомнила себе, облизнув пересохшие губы. – Просто бывший участник команды, просто мимолетное увлечение, просто импульсивный секс на один раз, просто человек, предавший мое доверие». Но он никогда не хотел укладываться в ее «просто» Брэндон подхватил ее под руку, вынуждая развернуться на сто восемьдесят градусов. - Ладно, лапуля, прогулка отменяется. Мы идем в Лувр – будем тебя образовывать. В ответ на все ее бормотания о том, что они не успеют ничего толком посмотреть, ведь уже вечер, их, возможно, туда даже и не пустят вовсе, он молчал, продолжая тянуть ее за собой, и она в который раз похвалила себя за идею надеть легкие кроссовки – в босоножках она бы за ним абсолютно точно не поспевала бы. В самой галерее он открылся ей с неожиданной стороны – он знал об искусстве куда больше, чем она предполагала, не как гид или искусствовед, разумеется, но он неплохо разбирался в разных стилях, быстро разгадывал символы, помнил что-то из биографий скульпторов и художников, даже умел увязать все это с исторической эпохой. - Ты меня удивляешь, - выдохнула она на каком-то сотом уже экспонате, и он бросил на нее очередной нечитаемый взгляд, однако лишенный привычной невозмутимости. – Не знала, что ты такой ценитель искусства. - Знаю, что так сразу и не скажешь, но родители меня неплохо воспитали, - произнес, наконец, самодовольно, и Мишель закатила глаза. - Ты меня тоже удивляешь, - добавил тихо, хотя ей удалось услышать, но не удалось спросить, что именно он имел в виду, потому что Брэндон двинулся дальше и сразу начал свой рассказ о следующей картине. Через полчаса им пришлось покинуть Лувр – хотя они не обошли даже половины. Мишель приподняла брови, стараясь не звучать слишком разочарованно или занудно: - Говорила же, что не успеем все посмотреть… - У нас и не было задачи посмотреть все, была цель посмотреть достаточно, - пояснил он, придерживая перед ней дверь. – И мы с этим неплохо справились, как думаешь? С его словами было сложно спорить. - В том, чтобы посмотреть все экспонаты за раз, нет никакого смысла – не получишь толком наслаждения и вряд ли что-то запомнишь. Это какая-то тупая школьная практика – забираться в музей или галерею на несколько часов и бродить-бродить, пока не почувствуешь тошноту. Да и после этого бродить еще часик, пока не пройдешь все залы. Искусство должно приносить удовольствие, иначе какой в этом смысл? Она шла рядом молча и наслаждалась им, как очередным произведением искусства – главным из всех, что она видела сегодня. Брэндон был красив, это не подлежало сомнению, но вместе с тем самобытен, необычен. Теперь он казался ей куда глубже и интересней, чем раньше – когда выяснилось, что за самоуверенным и дерзким фасадов есть что-то еще: что-то хрупкое, понимающее, тянущееся к красоте. - Выходит, твои родители проводили с тобой много времени в детстве? - спросила Мишель, чувствуя, что ей нужны ключики для того, чтобы раскрыть эту его сторону, нужны пароли и коды. Он замолчал на мгновение, во время которого черты его лица будто бы обрели непривычную жесткость, и ей показалось, что он откажет ей в ответе, нагрубит или даст понять, что это не ее дело. Но он только ускорил шаг, чтобы сесть на ближайшую скамейку, жестом пригласил ее присоединиться, и она послушно опустилась рядом. - Долгая история, - обозначил коротко, подняв голову и разглядывая причудливый фонарь прямо над ними. – Но если кратко: да, мы были достаточно дружной семьей, но с отцом я был куда ближе, чем с матерью, она… слишком опекала. А вот отец хорошо понимал меня, учил множеству вещей, когда у него было время. Он управлял собственным бизнесом, поэтому свободен был далеко не всегда, но когда находил на меня пару часов – я был чертовски счастлив. Мне казалось, он разбирается абсолютно во всем, и его искренне интересовало все подряд – от ретро-автомобилей до древних произведений искусства. Мы часто куда-то выбирались всей семьей, и это, пожалуй, было лучшим временем. - А потом он умер? – догадалась Мишель, чувствуя, как сжимается сердце под афтершоками его горя. - Покончил с собой, - уточнил Брэндон таким будничным тоном, будто поправил ударение в неправильно произнесенном слове или нашел ошибку в простом уравнении: простая деталь, обнажающая то, что эта рана до сих была открыта и терзала его, хотя он и не хотел в этом признаваться. - Мне очень жаль, - произнесла она, растерявшись, но собралась с духом, потянулась к нему всем телом, обнимая, и он с удивительной готовностью прижался к ней в ответ, будто бы ждал этого, будто бы тоже этого хотел, но быстро отстранился. - Эй… Это было давно, - уточнил коротко, пряча глаза. – И дальше было уже не так интересно. Я слетел с катушек, стал прогуливать школу, связался с дурной компанией, начал пить. А потом перестал. Понятная история… но все же что-то в ней не сходилось… Да, в срыв, в резкий подростковый бунт после смерти отца было легко поверить – Мишель сама переживала это темное притяжение, вызванное горем и утратой после гибели своих родителей, и только Молли удержала ее на плаву. Поэтому ей ли не знать, что чертовски сложно отказаться от этого самому, в одиночку, практически невозможно. Должен был быть кто-то… - Твоя мама помогла тебе справиться с болью? – озвучила самый простой и очевидный вариант, но Брэндон отрицательно покачал головой. - Нет. Тетя, - он коротко рассмеялся, потер лоб обеими ладонями. – Она – просто диктатор в юбке. Тренер юношеской баскетбольной команды, поэтому знала лишь один способ держать мальчиков в узде – спорт. Только вот мне везде было скучно, а командные виды вообще не для меня, поэтому вот… остановились на танцах. Первое время она сама возила меня в танцевальную студию – боялась, что я сбегу, наверное. Перестала, только когда убедилась, что я втянулся. Мишель не сдержала смешка, представляя, как хрупкая, но сильная женщина заталкивает маленького Брэндона в машину, и он дуется всю дорогую, убежденный, что уже слишком взрослый для таких мер, призналась: - Хотела бы я с ней познакомиться. - Нет, - протянул Брэндон в ответ. – Не хотела бы, поверь мне. Даже те, кто уже знаком с ней, в конце концов жалеют об этом. - Я не верю. - Зря. Пошли. - Нет, еще посидим, - возразила бескомпромиссно. – Мы сегодня ходили больше, чем за всю прошлую неделю, а до этого еще была тренировка… Мне мои ноги еще понадобятся. - Твои ноги всем еще понадобятся, - согласился Брэндон. – Иначе чем нам, простому человечеству, прикажешь любоваться? Она рассмеялась и шутливо ткнула его в бок за такой прямолинейный, пусть и немного приятный, флирт. В повисшей тишине в голову опять полезли беспокойные мысли, и она повернулась к нему, изучая его правильный профиль, освещаемый тусклым фонарем. А если серьезно, зачем я тебе, Брэндон? Хочется верить, что я искренне интересна тебе, что ты влюблен в меня, хотя бы немного. Приходится верить, что ты действительно одинок и нуждаешься в друге. Но страшно оттого, что есть что-то еще, что-то, что уже смело все наши отношения раньше – твоя черная память, твоя неуемная месть Джастину. Вдруг ты опять хочешь подобраться к нам поближе, чтобы нанести удар тогда, когда мы будем меньше всего к этому готовы?.. И тут у нее созрел план – простенький, но, казалось, очень действенный. - Мы сегодня все чуть насмерть не разругались с командой, мне с трудом удалось убедить их, что моя идея сработает лучше всего. Можно твоего совета? Она приготовилась снова врать, впервые – ему, Брэндону, глядя прямо в глаза. Но это было нужно, так она будет уверена в нем, так узнает правду. Она расскажет ему весь танец в подробностях – но не тот, с которым они действительно планируют выступить на следующем этапе, а другой, который она давно держит в запасе. И если хотя бы кто-то из команд-соперников дискредитирует его, попытается помешать или сама станцует его, чтобы выставить «Горячих гладиаторов» идиотами, она будет знать, кто поделился этим с ними. Это будет больно, но необходимо. Вот только Брэндон удивил ее, поморщившись: - Ой нет, лапуля, не спойлери, пожалуйста. Я уверен, что ты придумала что-то стоящее. Сердце пропустило удар. - «Спойлери»?.. Ты хочешь посмотреть наше выступление? Он кивнул, уткнувшись носом в мобильный и что-то кому-то набирая. Наверное, своей девушке… Однако Мишель не могла позволить себе отвлечься на это, не могла просто так оставить его слова без внимания, оттого спросила удивленно: - Ты смотришь наши выступления? Ты же… Я не думала, что ты хочешь видеть ребят, особенно Дж… Но Брэндон перебил ее, оторвавшись от телефона и глядя ей прямо в глаза: - Мне наплевать на ребят. Я смотрю только на тебя. Она проглотила выдох, и колени ослабели под его темным взглядом, сердце забилось чаще, азбукой Морзе выстукивая по ребрам: Х-В-А-Т-И-Т. Хватит издеваться надо мной, и после этого принимать этот равнодушный и невинный вид, будто только что не признался в чем-то важном, будто бы не говорил, что я важна для тебя. Хватит. Держись в рамках, которые сам же и обозначил. Сделай это для меня. Он снова предложил пойти гулять дальше, и Мишель отстраненно кивнула, умирая изнутри от невыраженных чувств, которые он бы никогда не понял. Неожиданно для нее он привел ее в кондитерскую. - Я думала, что мне нельзя есть после шести, - припомнила ему его смс, с трудом сдерживая восторг от невозможного количества круассанов и пироженых – с разноцветной глазурью, свежими ягодами и лоснящимся под светом витрины шоколадом. - Как твой персональный врач, я прописываю тебе два пирожных перед сном. - Эй, я еще нескоро лягу спать – сейчас только девять вечера. - Не спорь со старшими: выбирай себе сладости – и я отправлю тебя домой высыпаться. Она не стала возражать – только ради этой великолепной корзиночки с малиной и голубикой и манящего красного бархата с шапкой из сливочного сыра. И через полчаса он сдержал свое слово, посадив ее в такси. *** Домой она вернулась уже после десяти часов, уже у порога запоздало спохватившись, что обещала ребятам найти их. Что ж, этому она придумает оправдание завтра. В гостиной обнаружились Кристиан и Джо, которые, судя по всему, уже вернулись с тусовки и только приготовились к тому, чтобы провести приятный вечер вместе: на столике стояла еще пока нетронутая бутылка вина, компанию которой составляли тарелки с простенькими закусками: сыры, орешки, мед. Когда Мишель показалась на пороге, они щелкали по каналам в поисках какого-нибудь фильма на английском языке. - Включите лучше сразу Netflix, - посоветовала Мишель, улыбнувшись. Первым обернулся Кристиан. - Привет, красотка! Я уже начал волноваться, что ты пропала, потерялась в бесконечных магазинах или что-то вроде того. Она мягко рассмеялась в ответ на эту шутку, покачала головой: - Нет, вы от меня так быстро не избавитесь. - Показывай свои обновки, - скомандовал Джо, разворачиваясь к ней, и она нервно сглотнула, разводя руками. - Да я ничего не нашла толком… Все либо слишком цветастое, либо баснословно дорогое, либо моего размера не было. Они наперебой высказали свое неодобрение французским магазинам, недоверие ее чересчур придирчивому вкусу в одежде и клятвенно пообещали в следующий раз помочь ей с выбором. Она, было, хотела оставить их наедине, но Кристиан похлопал по дивану рядом с собой, и она приземлилась, чувствуя, как уставшие ноги ноют после долгой прогулки. - Зато немного прогулялась, - поделилась Мишель с друзьями, доставая мобильный и отстегивая маленькую сумку с пояса. – Таких классных фото наделала, хочу скинуть Молли, пусть тоже полюбуется. Разблокировав экран, она увидела очередной значок входящего сообщения, закусила губу, оборвав свой рассказ на полуслове. Это снова был Брэндон – судя по времени получения, написавший ей через пятнадцать минут после того, как они расстались. Брэндон 21:45 спать Она рассмеялась беззвучно, рассеянно кивнув на предложение Кристиана налить ей вина и жалобу Джо, что Джастин и Карлос ушли в неконтролируемый отрыв. Я 22:03 Ой нет, мы с ребятами хотим посмотреть фильм) Покосившись на друзей, один из которых был слишком занят рассматриванием этикетки на бутылке, а другой – выбором фильма на Netflix, она быстро нажала на иконку контакта и переименовала Брэндона в Рене – на всякий случай. Новоиспеченный «Рене» не заставил себя долго ждать. Рене 22:04 плохая девчонка. Недолго думая, она написала в ответ: Я 22:04 Так ты определись, ты мой врач или строгий папочка) Рене 22:05 а чего тебе бы хотелось? Ответ был слишком простым и незамысловатым, пусть и невозможным, оттого она не стала его писать. Тебя. Любого. Я 22:06 Спокойной ночи, Брэндон) Рене 22:07 приятных снов, лапуля Наконец, она отложила телефон, позабыв о том, что обещала показать ребятам свои фотографии и не замечая недоуменных взглядом, которыми они обменялись друг с другом. Вечер продолжался, и едва она успела насладиться уютной тишиной и вкусом сухого красного вина, как Джо вдруг произнес серьезно: - Ты ведь знаешь, что всегда можешь поделиться с нами тем, что у тебя на душе? Чем угодно. Она улыбнулась и кивнула, снова чувствуя неприятный холодок от осознания того, что прямо сейчас вынуждена скрывать от них свое общение с Брэндоном. Вот только… В этом нет ничего страшного. Это ничего не значит, верно?.. Вот Брэндон говорит, глядя ей прямо в глаза: «Только тебя», и сердце останавливается от того, насколько интимно это звучит. Это… Вот они сидят в парке на скамейке, обнимаясь, как подростки, и они так близко, что она запросто может назвать его боль своей, и утешение они тоже делят одно на двоих. …ничего… Вот Брэндон целует ее в лоб на прощание, и в этом простом дружеском жесте почему-то столько тепла, что теперь оно переполняет ее изнутри, заставляя светиться, будто лампочку. …не значит. Вот черт…