Love actually

Мягкая полутьма переулка досадно скрадывала черты его лица, но вместе с тем дала Мишель фору: вдохнуть, выдохнуть, сделать шаг ему навстречу. До них долетали отголоски живой музыки в каком-то ресторане в конце улицы, а в воздухе тянуло слабым ароматом цветов и душистой выпечки. Никто из них не произносил ни слова. В конце концов, неловко передернув плечами, будто пересиливая себя, он тоже вышел вперед, становясь четче, узнаваемее, ближе, и его голос, до детской обиды спокойный и все такой же самоуверенный, подтвердил: это действительно Брэндон. - Ну привет, лапуля, - произнес он, наконец, глядя ей прямо в глаза. И от этой его фразы ей захотелось рассмеяться: она никогда не думала, что будет скучать по своему прозвищу. По простому нахальному слову, которое изначально должно было отражать его пренебрежительность по отношению к ее персоне, но вместо этого стало их паролем, секретным шифром, многоликим и изменчивым, всегда означающим что-то свое. Раньше ей всегда удавалось читать его между строк. Но не сейчас. Раньше он называл ее «лапулей» - когда хотел подчеркнуть, что заметил, как она снова неоправданно добра к нему, и что он это ценит. Он называл ее «лапулей» - и имел в виду, что в этот день она прекрасно выглядит в новом тренировочном костюме. Он называл ее «лапулей» - когда хотел вывести из себя, вынуждая становиться строже, обращаться в требовательного хореографа, а не их веселую подружку по танцам. Он называл ее «лапулей» - чтобы привлечь внимание, отшутиться, пофлиртовать, отмахнуться, похвалить. Вот только когда он двигался глубоко в ней, оглаживая горячими сухими руками ее тело, он звал ее Мишель. Стоп. Вот эта мысль была сейчас совершенно лишней. Она почувствовала, что воспоминания снова захватывают ее – пусть и не такие болезненные, как раньше, но до сих пор обнажающие, пугающие до дрожи в коленках, поэтому погнала их прочь. Черт знает почему снова увидеть его оказалось страшно. Сердце глухо билось где-то у горла, словно после долгой погони, лишний раз напоминая, что ей никогда не быть хищницей рядом с ним, только добычей. Жертвой. Стоп. Говорила же себе – не жалей себя, не будь размазней и эгоисткой. На языке крутилось слишком много всего, крутилось – и тут же отпадало: слишком глупо, слишком драматично, слишком лично. В дешевой мелодраме она бы без слов бросилась к нему на шею, и он бы подхватил ее, прижал к себе, поцеловал бы глубоко и жадно и пообещал бы никогда не отпускать. Но Брэндон смотрел на нее лениво, изучающе, и ждал ответа. - Привет, - у нее получилось хрипло, с запинкой, да и черт с этим. – Что ты здесь делаешь? Мимо них проехала машина, тусклый свет фар лизнул его по кожаной куртке, затерялся в волосах, и Мишель закусила губу, почувствовав: он снова впечатывается в сетчатку, снова пускает в ней корни. - По работе, - пожал плечами небрежно, не вдаваясь в подробности. – У нас тут съемка. В подворотне. - Прямо здесь? – развела руками, обозначая их окружение, и Брэндон рассмеялся тихим, настороженным смехом. - Неплохая шутка. Но здесь неподалеку Триумфальная арка, - помолчал и добавил зачем-то. – Да, пошловато, но тем не менее… Значит, все-таки стал моделью, как и предполагал. Оно и правильно, с его телом и его лицом, с пластикой и обаянием он сможет добиться успеха в этой сфере. Вот только от того, что он действительно порвал с танцами, отчего-то стало горько. Будто бы рвется единственная ниточка между ними, единственное по-настоящему общее. - И как, тебе нравится? – спросила глупость, только бы не говорить того, что так настойчиво вертится на языке, только бы не выглядеть жалкой и нуждающейся в нем. Брэндон задумался на мгновение, будто застигнутый врасплох этим вопросом. - Да, вполне. Она кивнула, почувствовав, что разговор зашел в тупик. Раз уж они ведут светскую беседу, изображают из себя старых знакомых, обменивающихся дежурными фразами, то теперь настал его черед задавать простые бессмысленные вопросы: а у тебя как дела? что нового? а ты здесь какими судьбами? тебе нравится в Париже? Вот только Брэндон вздохнул, запустил пятерню в волосы и пробормотал устало: - Прости, я… Я не ожидал, что ты меня заметишь. Но она ведь не заметила – она почувствовала кожей. Подумала – и прогнала и эту мысль тоже, улыбнулась тепло, разделяя его замешательство. Встреча действительно вышла неожиданной, как удар в живот, вышибла воздух из легких, землю из-под ног. Телефон во взмокших руках разразился раздражающей трелью, в повисшей тишине кажущейся чем-то инородным, неправильным, и Мишель испуганно нажала на регулировку громкости, сбросила звук. На экране высветилось имя Густава, и осознание тонкой ледяной струйкой полилось вдоль позвоночника: она должна была быть уже на полпути в его офис… Взгляд сам собой нашел Брэндона. Но уходить не хотелось. Черт возьми, ей так хотелось остаться, что на мгновение почудилось, будто она вросла в асфальт, и пришлось переступить ногами на одном месте, чтобы убедиться в том, что она действительно может двигаться. Да, разговор не клеился, но хотелось продолжать, хотелось слушать его теплый и размеренный голос, хотелось еще раз услышать короткий хриплый хохоток. Хотелось запоминать черты, точеные скулы, жесткую, почти аристократическую линию губ, вечных бесенков на дне голубых глаз, а за ними – целый океан неизведанного. Мишель ведь скучала по нему. Правда. Телефон в руке, видимо, издал последнюю беззвучную трель, и экран потух. Впрочем, она и так знала, что именно их новоиспеченный продюсер хотел ей сказать. - Прости… - произнесла виновато, подходя чуть ближе. – Мне нужно бежать… правда. Меня ждут… Черт. Лишь бы не думал, что она сбегает от него. В его ледяных и спокойных глазах, как обычно, ничего толком не отражалось, ничего нельзя было прочесть – он успел снова натянуть свою привычную маску беззаботности и скуки. Маску, которая всякий раз заставляла ее гадать – было ли что-то за ней? было ли хоть что-то? Он медленно кивнул и огляделся по сторонам, будто бы позабыл, где он, затем вернулся взглядом к ней, скользнул по ее телу – бесстрастно, только зрачки чуть расширились, когда коснулся шеи. Ей едва удалось сдержать порыв прикоснуться к цепочке – его цепочке, кулону, который он отдал ей на прощание. Он ведь узнал его? Узнал ведь? Догадался, хотя сам кулон спрятан под тканью лифа ее платья? Понял? Что подумал о ней? Что она и вправду сентиментальная идиотка, которая не снимает его подарок? Брэндон не дал ей ни одного ответа. - Ну беги, лапуля, - произнес будничным тоном, будто бы они увидятся завтра, будто бы виделись вчера. Но Мишель не успела даже толком распробовать горько-острый привкус разочарования, когда он добавил: - Я здесь еще неделю, - пауза. - Если захочешь. Она сама не знала, хотела ли, а если хотела – то чего, поэтому глупо кивнула в ответ, не находя слов. Мимо пролетел какой-то торопливый француз, бормочущий что-то по телефону, обдав ее густым ароматом табака и пота. Брэндон тоже почувствовал это, отвернулся с неприкрытым выражением презрения на лице. - И… номер ты знаешь, - констатировал все так же куда-то в сторону. И тут Мишель вспомнила: мобильный в его руке, набор текста кому-то, отправка и… короткую вибрацию в ее телефоне через мгновение. Неужели?.. Она потянулась к своей сумочке, куда спрятала телефон после звонка Густава, но Брэндон покачал головой, будто предостерегая ее, сказал коротко: - Потом. Но содержание сообщения ей так и не давало покоя, и раз нельзя смотреть, то, возможно, он его озвучит?.. Зная Брэндона, вряд ли, конечно, но попытка не пытка, так ведь? Она обаятельно улыбнулась, заранее зная, что ее попытка обречена на провал: - Что там? Брэндон не повелся на ее невинную улыбку, пожал плечами, и взгляд его покрылся еще одним слоем льда: - Глупость. Мишель закатила глаза, принимая поражение, - она непременно откроет его сообщение в такси. Словно подтверждая готовность служить ей, мобильный снова ожил в ее сумке, оповещая еще об одном звонке. - Ладно, не заставляй королеву вашего драмкружка ждать, - подал голос Брэндон. - Это не… - начала возражать, негнущимися пальцами достала телефон и увидела фото Джастина. Черт. После той истерики у Триумфальной арки защищать своего капитана ей не хотелось, как и занимать чью-то сторону в их с Брэндоном противостоянии, поэтому она оставила его замечание без внимания, приняла звонок и сухо пообещала скоро быть на месте. Не сговариваясь, они оба двинулись в сторону оживленной улицы, где вовсю цвела вечерне-ночная французская жизнь: уставшие парочки, подбирающие себе кафе для ужина, улыбчивые владельцы лавочек, закрывающие свои владения до завтра, плотные и смешливые группы подростков в поисках развлечений и сигарет, семьи с детишками, выдвигающиеся на позднюю прогулку, раз погода радовала теплом. И они вдвоем. Брэндон махнул рукой, останавливая первое же попавшееся такси, галантно открыл дверь, предлагая ей сесть. Наверное, правильным было бы сказать: «Я позвоню». Или нет – это было бы совершенно не правильным: вернуться к тому, кто оставил их команду в самый решающий момент, кто несколько месяцев молчаливо баюкал в себе обиду и злобу, выдумывая свою месть, кто причинил вред их общему другу, ни в чем не виноватому, кто признался ей в не-любви и оставил. Правильно… Тренировать их пятерых, преодолевая собственные предубеждения против стрипа, смеяться с ними, зависать в баре, верить в их победу и ничего больше не знать – вот то, что ощущалось по-настоящему правильным. Простым. Но это все давно уже потеряно, все перемешалось, и теперь стало гораздо сложнее. Решения к этому уравнению у нее не было, оттого она застыла в нерешительности в шаге от него. - Я… - начала, но он не дал договорить, в один шаг поступил к ней ближе и уверенным движением прижал к себе, вынуждая ткнуться носом куда-то в изгиб шеи. Мишель подняла руки и растерянно и легко прикоснулась руками к его плечам – так же, как и он несмело прикоснулся к ее, тогда, в больнице. Через короткое – слишком короткое – мгновение он отпустил ее, отступил и ушел, не прощаясь. Глупо хватая ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег, она села в машину, отыскала адрес офиса Густава в телефоне и показала водителю. Такси тронулось, оставляя Брэндона позади. *** Ей даже не нужно было заходить в кабинет, чтобы понять: дела плохи. Душное, плотное напряжение повисло в воздухе, и нервозные шаги Густава по комнате отсчитывали секунды, как метроном. Мишель вздохнула, натянула самую дипломатичную из всех своих улыбок и вошла в офис. Джо сидел в кресле, замерев в напряженной позе, а на подлокотнике рядом расположился Кристиан, куда более расслабленный и куда более отрешенный. Карлос присел на подоконник, то и дело бросая рассеянный взгляд куда-то на улицу - он до сих пор смотрел на город как турист, а не танцор-профессионал. Напряженный как струнка Джастин стоял прямо перед ней, скрестив руки на груди. - Простите, попала в пробку, - соврала Мишель, сама не зная зачем: никто не проронил ни слова, не говоря уже о том, чтобы спрашивать, почему она задержалась. Она поймала теплый взгляд Кристиана, который почему-то улыбнулся ей одними глазами, но вместо того, чтобы чувствовать благодарность за понимание, ей на мгновение показалось, что он застал ее на месте преступления. Вот только… Она тряхнула головой, стряхивая это глупое наваждение, и ответила ему легкой улыбкой уголками губ. - Наконец, все в сборе, - произнес Густав устало, разворачиваясь к команде. – Я должен обсудить с вами эту глупую выходку у Лувра… - Густав… - начал было Джастин, но тот остановил его, подняв ладонь. - Я не договорил. Когда я даю вам свои собственные задания, я предполагаю, что они должны пойти на пользу вашей популярности, а не наоборот. Карлос подал голос из своего угла: - А напомните, из-за чего весь сыр-бор? Вам контемп не угодил или зря Мишель «Ледяные сердца» уделала? На лице продюсера явственно читалось разочарование, и Джастин раздраженно цыкнул на новичка. Впрочем, Карлос был не из обидчивых, только пожал плечами и достал мобильный из кармана, опустил голову, погружаясь в происходящее на его экране. - Я понимаю, что это было опрометчиво… - начала Мишель, осторожно прощупывая почву. – Но Изабель из «Ледяных сердец» первая начала, разве было бы правильным ходом отказаться? Перед глазами снова возникла дерзкая улыбка соперницы, и кровь в ее теле обратилась в кипящую лаву. - Получить штраф от французской полиции или угодить за решетку – это правильный путь к победе, а, Мишель? – возразил Густав, подходя ближе. – Вы должны понимать, что конкурс конкурсом, но задания здесь не для дураков. На этом этапе сражаются профессионалы. От вас ждут ярких и запоминающихся танцев, мастерства и страсти. Потасовки на улице оставьте для Америки, здесь этим не завоюешь популярность. Здесь ценят выдержку и профессионализм. А ты позволила себя спровоцировать! Последнее было обращено лично к Мишель, и она сжала кулаки от злости: ногти больно впились в ладони. Да, он их спонсор и главный помощник, но как он не понимает, что их просто подставили, воспользовавшись тем, что они не знают местных порядков?.. Она была готова сказать об этом, но Джастин вышел вперед, произнес примирительно: - Прости нас, Густав, мы не хотели тебя подставлять. В следующий раз мы будем гораздо осмотрительнее. В серых глазах их наставника сверкнула самодовольная искорка удовлетворения таким ответом, но он все равно не отводил немигающего взгляда от Мишель, изучал ее со странным выражением, от которого становилось не по себе, - плотоядным, собственническим. Наконец, он произнес: - Я рад, что мы поняли друг друга. Только не уверен в том, что наша очаровательная Мишель согласна с этим. Я хотел бы, чтобы она сама признала это. Взгляды всех пятерых мужчин обратились на нее в ожидании слов, которые она должна была произнести, вот только… все внутри противилось этому. Она поступила, как профессионал, ответив на вызов, выложилась на полную, и пусть вместо Изабель против нее выступил Орландо, победа есть победа, и дополнительные фанаты уже отдали свой голос за их команду. В конце концов, ее решения – или ее глупость, как думал Густав, - обеспечили их новой фанатской базой, сыграв им только на руку. Полиция не смогла их задержать, и опасность юридических проблем прошла стороной. Так за что она должна извиняться? - Я не стану говорить этого, - сказала холодно, даже немного надменно. – Вы можете считать, что я была не права, но я уверена в том, что поступила верно. - Мишель… - начал Джо осторожно, подаваясь чуть вперед, но его прервал сухой и хриплый смех Густава. - А ваш хореограф-то с характером, - сказал он добродушно, подозрительно быстро сменив недовольную мину обиженного спонсора на беззаботную улыбку старого друга. – Что же, на том и разойдемся, видимо. Уже поздно, а завтра вам нужно будет готовить второй номер для конкурса, чтобы продолжать удивлять публику. Мой водитель подбросит вас до дома. Ребята послушно закивали и по очереди пожали руку своему благодетелю, наперебой обещая придумать что-то интересное и благодаря его за помощь. Все они уже были у выхода, когда к Мишель подошел Густав и схватил ее за предплечье, потянув на себя. Что за черт?! Она тихо зашипела, как кошка, и постаралась выдернуть руку, но он только усилил хватку, произнес, наклонившись ближе к ее уху: - Тише-тише… Послушай, мне нравятся девушки с характером, и твоя уверенность в себе вызывает уважение, но тебе стоит больше прислушиваться к тому, что тебе говорят. Я не хочу, чтобы ты спорила со мной на глазах у всех. Это понятно? Он не стал дожидаться ее кивка – и не дождался бы, выпустил ее руку, улыбнувшись открытой и доброй улыбкой, будто бы мгновение назад не было его пальцев, впивающихся в ее кожу. - Ты умница, Мишель, - сказал он на прощание. – Я верю, что тебя ждет большое будущее. На ум пришла добрая сотня способов заткнуть его и поставить на место, но вдруг она увидела, что Джастин обернулся, ища ее взглядом, и его растерянный усталый вид напомнил ей о том, что не все здесь борются за признание и профессиональное развитие. У некоторых из них на кону нечто гораздо большее, поэтому ей нужно сдержаться и поступить так, как будет полезнее для команды. - Спокойной ночи, - сказала она, проглотив гордость, и практически выбежала из офиса. В лимузине они ехали молча, и когда Карлос вдруг потянулся к ее руке, где предплечье все еще ныло после хватки Густава, она мягко убрала ее, скрестив руки на груди, и отвернулась к окну. За окном мелькали серые тени и разноцветные огоньки, из-за усталости и горечи сливающиеся в неразборчивую мозаику. Она в Париже, столице любви, самом красивом городе Европы, но не видит красоты и не чувствует любви… кому рассказать – никто не поверит. Завтра их ждет долгая тренировка, которой будет предшествовать не менее утомительный процесс выбора стиля и составления выступления, а затем… «Затем» почему-то совсем не хотело представляться, не приходило на ум. Они доехали до дома за рекордные пятнадцать минут, и, сухо пожелав парням приятных снов, Мишель влетела в свою комнату, бросила сумку в угол и упала на кровать. Силы оставляли ее стремительно, а перед глазами до сих пор стояло самодовольно-хищное лицо Густава и сведенные брови Джастина, наверняка безмолвно обвиняющего ее в том, что она снова подвела их команду. С великим трудом она выпуталась из надоевшего платья, извиваясь на постели, будто змея, и отбросила его в сторону, промахнувшись мимо кресла – да и черт с ним! Оставшись в бежевом бандо и танцевальных бежевых шортах, она заползла под одеяло, наглухо игнорируя все требования гигиены: со всем этим она разберется завтра. Пока ужасно хотелось спать и… прокручивать в голове короткую встречу с Брэндоном, да, оставившую надежду, но вместе с тем разоряющую ее и без того с трудом воздвигнутые стены. Она доставала из памяти каждую минуту из времени, что они провели вместе, как драгоценности из шкатулки, изучала их на свету, наслаждаясь тем, как он распадается на сотню маленьких лучиков. И, подходя к самому концу их неловкого разговора, она вспомнила, как он порозовел, дав понять, что написал ей, охнула, потянулась к своему телефону в сумочке, не вставая с кровати, что в какой-то момент грозило ей падением, но обошлось. Разблокировав экран, она с удивлением обнаружила, что ее ждет не одно сообщение, а пять. С трудом преодолевая слабую дрожь в пальцах, она нажала на «открыть», и те несколько секунд, пока они прогружались, показались ей вечностью. (Неизвестный) 22:46 я скучал по тебе (Неизвестный) 22:51 и понял, что не хотел бы терять тебя (Неизвестный) 22:52 может, мы могли бы быть друзьями? что скажешь? (Неизвестный) 23:07 черт, чувствую себя первоклашкой Она прокрутила переписку выше и с удивлением обнаружила в этом же диалоге те странные сообщения, которые получала раньше. Конечно же, это был он… Кто еще это мог бы быть? Перевернувшись на спину и прижав предплечье к горячему лбу, она закрыла глаза, чувствуя, как пазл начинает складываться, обретать смысл. Он написал: «Окончательная разлука между двумя людьми никогда не случается, пока оба не смирились». И она теперь понимала, о чем он. Ей вспомнилась фотография в его Фейсбуке, его спокойное и умиротворенное лицо, почти счастливое, красивая блондинка рядом, судя по подписи, уже успевшая стать кем-то важным для него, быть с ним рядом в сложное время. И Мишель тоже двигалась вперед, найдя вдохновение в новом конкурсе и своей новой роли в нем. Если бы между ними зрело что-то по-настоящему важное, разве он смог бы уйти? разве она позволила бы ему это сделать? Так что он прав, и нет никакой драмы – они оба смирились с тем, что их ничего толком не связывает, кроме слабой симпатии, еще задолго до того, как Брэндон оставил их. Он написал: «Твое обнаженное тело должно принадлежать тому, кто полюбит твою обнаженную душу». И это не он, он давал это понять не раз и не два, не скрывая того, что не полюбил ее, просто… заметил, оценил как профессионала и хорошего друга. Теперь он ведь просит ее о дружбе, верно? И последнее, оправленное сегодня, когда она догнала его: «Не позволяй трудностям ломать тебя, и даже если «сегодня» невыносимо, завтра будет лучше» Что же, разве есть более прямой совет двигаться дальше, чем это? Оставить прошлое в прошлом и сосредоточиться на том, что хорошее может произойти в ее будущем. Вот только оставался вопрос: брать ли с собой Брэндона? Готова ли она отпустить свои странные, импульсивные, собственнические, нелогичные чувства? Она коротко выдохнула, перевернулась на живот, и, закусив ноготь на большом пальце, набрала ответ, который знала всегда, хотя и никогда не предполагала, что услышит от него этот вопрос. Я 23:58 Хаха, конечно, Малфой, я буду твоим другом Ответ не заставил себя долго ждать: Брэндон 23:59 ? Немного подумав и взвесив все «за» и «против», она добавила: Я 00:02 Я тоже скучала И одновременно с ее ответом, телефон коротко завибрировал, уведомляя о новом сообщении: Брэндон 00:02 о, гарри поттер, понятно Я 00:03 Не могу поверить, что тебе пришлось гуглить! Как ты мог не читать? Брэндон 00:05 я исправлюсь, лапуля, начну прямо сейчас Она с удовлетворением улыбнулась, переворачиваясь на бок и чувствуя неясную радость. Жетоны на его кулоне все так же ощущались кожей слабой приятной прохладой, и она впервые задумалась о том, чтобы снять их, чтобы не носить их постоянно, будто бы она потеряла Брэндона на войне и теперь хранит вечную память о нем. Вот только расставаться с ними не хотелось, хотя, кажется, теперь он вернулся, теперь он – официально на расстоянии вытянутой руки, в ее мобильном, и больше в этом кулоне нет нужды… Она сжала жетоны в руке и закрыла глаза. В темноте ее телефон снова глухо завибрировал, и Мишель, поворчав, снова взяла его в руки. Брэндон 00:13 не хочешь завтра поужинать? чисто по-дружески Пальцы быстро набрали ответ. Я 00:14 Да, конечно! Брэндон 00:15 тогда завтра спишемся. приятных снов Перед тем, как провалиться в сон, она снова вспомнила события этого беспокойного дня, баттл с Орландо, странный разговор с Хиро, потерла руку, которая до сих пор горела после твердой хватки Густава, попыталась прогнать несмелую обиду на ребят, которые не стали за нее заступаться. Но с другой стороны… Возможно, Брэндон был прав. Она улыбнулась, засыпая. Завтра будет лучше.