Every you, Every me

      На следующий день Элспет мысленно возносила на вершину всех зельеделов магического мира, кто приложил свою руку к созданию антипохмельного зелья. Без их гениального творения, после вчерашнего выпитого, она бы сейчас страдала от жесточайшей головной боли, плавно перетекающей в состояние почти полной недееспособности. Дни, проведённые в таком мучительном состоянии, были ей хорошо знакомы — это были времена, когда она сознательно наказывала себя, отказываясь от этого зелья. Она думала, что эта боль необходима, что она заслужила её.       Теперь, оглядываясь на те воспоминания, Элспет осознавала бесполезность своих прежних помыслов. Ничего бы не изменилось от того, что она большую часть дня провела бы в состоянии, когда даже простейшие рутинные действия казались непосильной ношей. Она бы опустошала свой желудок до такой степени, что уже не оставалось бы ничего, что можно было бы опустошать.       Поэтому с чистой душой Элспет отправилась на занятия, наполненная ощущением лёгкости и радости. Её приподнятое настроение отчасти объяснялось тем, что утренние «уроки» возле совятни проводились не каждый день, а лишь раз в неделю для каждого факультета. Однако в душе всё же витала тень беспокойства, ведь предстоящий вечер был отмечен маленькой «встречей», которую назначил Дориан.       Идти или не идти — вот в чём заключался её внутренний конфликт. После недавнего эпизода с легилименцией Элспет испытывала непреодолимое желание взять его за грудки и вытряхнуть всю правду, даже если бы она оказалась безумной. Слова Хорька, произнесённые вчера, казались ей странными, но в то же время верными. Что же происходит между ними? Она знала себя слишком хорошо, чтобы не осознавать, что не сможет долго жить в неведении.       Эти мысли не оставляли её на протяжении всех уроков, во время которых она старательно пряталась от Малфоя. Возможно, ей было немного стыдно за своё поведение, особенно за то, что она назвала его Хорьком. Но, к её удивлению, слизеринец, похоже, наконец уловил атмосферу и не стал приставать с вопросами. Неужели он тоже испытывал смущение? Так и вышло, что они весь день не разговаривали, ограничась приветствием утром, что дало Элспет возможность запереться в своей комнате до самого вечера, обдумывая варианты, как поступить, когда придёт время встречи с Дорианом.

***

      Элспет вошла в пустую церковь, где вечерний свет мягко окутывал пространство, создавая атмосферу таинственности и умиротворения. Сумерки уже почти наступили, и тишина, царившая вокруг, казалась почти осязаемой.       Звон каблуков её туфель заполнял это молчание, резонируя в высоких сводах. Она уверенно направилась к главному алтарю, где стоял Дориан, спиной к ней. Он определённо слышал её шаги, но не оборачивался. Что ж, это было его решение.       Подойдя ближе, Элспет остановилась на мгновение, позволяя себе насладиться этим моментом. Дориан, без привычной для большинства волшебников мантии, был одет в удивительно маггловскую одежду: чёрная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными почти до локтя рукавами открывала пленительные запястья, а прямые брюки подчеркивали его стройную фигуру. Ничего лишнего — только сдержанная элегантность, которая подчеркивала его индивидуальность.       — Вам не холодно, падре?       Дориан всё ещё не обернулся, словно время остановилось в этой тишине, наполненной ожиданием.       — Рад видеть, что вы способны сочувствовать другим людям, мисс Поттер, — произнёс он, его голос звучал низко и мелодично.       Они продолжали стоять в молчании.       — Как насчёт исповедаться? — наконец, Дориан обернулся к ней. В сумеречном свете его лицо казалось неестественным, но не в плохом смысле; полумрак лишь подчеркивал его красоту, придавая чертам загадочность и глубину. Элспет почувствовала, как её дыхание стало более глубоким и напряжённым.       — Разве вы всего лишь не подражаете настоящим священникам? — ответила она, скрестив руки на груди в защитном жесте и сделав шаг назад, но не отрывая взгляд от его глаз, в которых мерцали искорки удивления и игривости.       — Юные души приходят ко мне за советами: как правильно поступать, какому пути следовать, что есть свет, а что есть тьма, — продолжал Дориан, его голос становился всё более уверенным. — Не осуждая их, я провожу эти разговоры за закрытыми дверьми исповедальни. Видите ли, так им проще… абстрагироваться.       — Интересно, от чего же… — произнесла Элспет с лёгкой ноткой дерзости, и её слова заставили уголки губ Дориана дёрнуться в едва заметной улыбке, словно он нашёл в её смелости что-то притягательное.       — Хорошо, пройдёмте, — наконец произнесла она       Обведя взглядом помещение, Элспет наконец заметила нечто, напоминающее исповедальню, в которой однажды сидела, ради любопытства посетив настоящую церковь в своей прошлой жизни. Тогда она могла говорить лишь обтекаемыми фразами, не углубляясь в детали. Священнику было сложно её понять, и никакого результата от того посещения не было.       Теперь же, находясь здесь, она ощущала, что это место похоже на настоящую исповедальню, только больше и светлее. Видимо, архитекторы позаботились о том, чтобы школьники не испытывали угнетающего чувства замкнутого пространства, которое заставляет думать, будто ты последний грешник. В этой комнате царила атмосфера, способная унять страх и облегчить душу.       Закрыв дверь, Элспет услышала, как Дориан по другую сторону закрыл свою дверь и сел. В этот момент что-то в происходящем показалось ей неправильным, словно сама природа этого акта вызывала внутренний протест. Её чувства обострились до предела, и она вдруг осознала, что слышит то, что в обычной обстановке осталось бы незамеченным: тихое дыхание мужчины за тонкой стенкой, лёгкое трение его пальцев друг о друга, словно он тоже искал способ справиться с напряжением, которое витало в воздухе.       Элспет задержала дыхание, прислушиваясь к этому звуку, который казался одновременно интимным и чуждым. Она почувствовала, как её сердце забилось быстрее, а волнение охватило её.       — И с чего вы обычно начинаете? «Исповедуйся, о грешник»? — на нервной волне Элспет не могла сдержать сарказм, и не знала, сколько терпения хватит Дориану.       — Основной рассказчик здесь вы, мисс Поттер, — произнёс он, его голос звучал спокойно, как будто он был готов к любому повороту событий.       — Могу начать с того, как сегодня чуть не уснула на уроке Биннса. Или рассказать, что слизеринцы поголовно снобы, цепляющиеся за свою наследственность и предков, как будто это единственное, что их определяет. Что-нибудь конкретное, падре? — добавила она, не скрывая насмешки.       В ответ она услышала тихий смешок Дориана. Это её чувство юмора показалось ему забавным или он просто понял, что она издевается над ним? Элспет не могла решить, что именно вызвало его реакцию, и это добавляло ей волнения.       — Если вы настаиваете, я задам вопрос. Расскажите о своём прошлом. На выбор, — произнёс он, и в его голосе послышалась нотка серьезности, которая заставила Элспет вздрогнуть.       На последних словах она ощутила, как внутри неё что-то сжалось. Этот вопрос, казалось, касался не только её воспоминаний о скучных уроках и высокомерных слизеринцах. Был ли это намёк на её так называемое перерождение? Или «постоянная бдительность» давала о себе знать, нащупывая подвох даже там, где его, возможно, и не было?       — Хорошо, — наконец произнесла она, собравшись с мыслями. — Я расскажу. Но не ждите от меня слишком многого. Учитывая, что я стала одной из самых обсуждаемых тем в Хогвартсе, на уровне с вопросами о летнем отдыхе, вы, вероятно, уже знаете в общих чертах. Сквиб в семье сильных волшебников, неожиданное письмо на день рождения, а дальше — всё по классике. Не думаю, что смогу вас чем-то заинтересовать, — произнесла Элспет, с лёгкой иронией в голосе.       — О, я нахожу вас весьма интересной, — ответил Дориан. — Вы боялись быть слабой, мисс Поттер?       — Намекаете, что без магии я была слабой? — её тон стал резким, словно она ощутила, как его слова задели её за живое.       — Знаете, сильного человека ничто не пугает так, как возможность оказаться слабым.       — Мне не нравится, куда уходит этот разговор. По вашему, вы знаете меня? Настолько, чтобы иметь смелость говорить, что понимаете мои страхи? А мне всегда казалось, что хорошо можно знать лишь того, кого любишь. Или ненавидишь.       — Зачастую это два названия одного чувства.       — Любовь способна прощать, — возразила она, её голос стал мягче, но в нём всё ещё чувствовалась горечь. — Ненависть же не даёт такой роскоши — она заставляет сосредотачиваться на всем плохом, что было сделано.       — Но чувства могут меняться, мисс Поттер, — настаивал Дориан.       — «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас»… Я не буду молиться за своих врагов. И никогда не прощу их. Никогда, — произнесла она с решимостью, как будто эти слова были её последним оплотом.       — Даже если ваших врагов уже не существует? — его голос стал чуть мягче, но всё ещё сохранял настойчивость.       — Да, — ответила она, её голос дрогнул, но она быстро собрала волю в кулак. — Забывать — это хорошо. Без этой способности нашей памяти мы бы давно сошли с ума. Но что-то должно врезаться в неё до шрамов.       — Если не существует твоих врагов, Элспет, то, продолжая утопать в ненависти к ним, существуешь ли ты? Реальна ли твоя ненависть, или она живёт лишь в уголках твоего разума, всё ещё держащегося за прошлое и противящегося изменениям в мире? Ты определена сейчас, и не более. Ненависть даёт тебе силу, но в то же время и слабость. Оставь свой комплекс героя.       Элспет замерла, её сердце забилось быстрее. Его слова как будто разрывали её внутренние барьеры, обнажая страхи, о которых она предпочитала не думать. Она ощутила, как её охватывает противоречивое чувство: желание сопротивляться и одновременно стремление к пониманию.       Девушка вышла из своей части исповедальни, её шаги эхом раздавались в тишине, когда она открыла дверь, ведущую к Дориану. Он, услышав её приближение, встал, готовясь встретить её. Оба тяжело дышали, утомлённые напряжённым диалогом и явными намёками, которые витали в воздухе, словно невидимые нити, связывающие их. Их глаза встретились, и в этом мгновении время, казалось, остановилось.       — Ответь мне, Реддл, на один вопрос. Ты — Волдеморт? Здесь, в этой реальности? — произнесла Элспет, упираясь одной рукой в проём двери, а другой сжимая ее ручку, она смотрела на мужчину снизу вверх, её голос звучал решительно, но в нём проскальзывала нотка тревоги.       — И что ты будешь делать с моим ответом? — он наклонился вперёд, приближаясь к ней, и в его глазах сверкнула игривость, смешанная с угрозой.       — Убью тебя голыми руками.       Реддл улыбнулся, его губы изогнулись в хитрой усмешке.       — Почему именно руками? — спросил он, его голос был низким и манящим.       — Заклинаниям не хватает интимности, — ответила она, будто говоря о чём-то более глубоком, чем просто физическая сила.       В этот момент большая рука накрыла её маленькую, всё ещё держащуюся за дверной проём, и она почувствовала, как его тепло проникает в её кожу.       — Тогда мне придётся беречь твои ручки, дорогая, — произнёс он, обхватив её ладонь своими, и наклонился, нежно, почти аккуратно коснувшись губами её тыльной стороны ладони. Его взгляд не отрывался от её глаз.       Элспет почувствовала, как в её груди разгорается огонь, смешанный с страхом и желанием. Она знала, что этот момент может стать решающим, и, несмотря на все предостережения, которые звучали в её голове, она не могла отвести взгляд от Дориана.

***

      Они уселись на скамейке, расположенной ближе всего к алтарю, за которым Реддл буквально вчера произносил свою речь, обращаясь к неокрепшим молодым умам. Они могли бы занять любое другое место в этом пустом помещении, акустика зала позволяла им легко слышать друг друга, даже располагаясь на противоположных концах, но сейчас они сидели рядом, и разделяла их лишь тонкая грань между близостью и дистанцией.       — Почему Дориан? — спросила она, не отрывая взгляда от пустоты впереди, время от времени бросая короткие взгляды на его руки, которые находились так близко к её оголенным из-за юбки коленям.       — Вспомнилось произведение, — ответил он, его тон был лёгким. — А разве это важнее вопроса, почему мы здесь?       — Почему мы здесь прямо сейчас? Сидим и разговариваем, вместо того чтобы вступить в смертельную дуэль? Или почему мы здесь, в этом мире, хотя ты вообще умер?       Дориан повернулся к ней, его глаза сверкали в тусклом свете, словно в них отражались все тайны мира.       — Возможно, мы здесь, потому что судьба решила иначе, — произнёс он, его голос стал более серьёзным.       Они замолчали, и тишина, словно невидимый занавес, окутала их, создавая атмосферу ожидания.       — Расскажи о себе, — наконец нарушила тишину Элспет, её голос звучал настойчиво, в нём ощущалась смесь любопытства и недовольства. — Почему ты теперь лже-священник в Хогвартсе, под носом у Дамблдора? Даже мило болтаешь с ним за ужином.       Она повернулась к нему, требуя ответов, и в её глазах читалось не только недоумение, но и искра старой обиды. Дориан вздохнул, словно собираясь с мыслями, прежде чем начать свой рассказ.       — Два года назад я открыл глаза в Литтл-Хэнглтоне, — начал он. — Никого вокруг, моей семейки тоже не было. Последнее, что я помню, — наша дуэль в Хогвартсе. Ничего, что могло бы мне помочь понять, где я, тоже не было. Только моя палочка, лежащая рядом, и внешность, не изуродованная крестражами. Я не знаю, был ли я в стазисе или просто оказался здесь.       Он на мгновение замолчал, его взгляд стал задумчивым, как будто он снова переживал тот момент, когда всё изменилось.       — Решил сходить на Косую Аллею, — продолжил он, и в его голосе появилась легкая ирония. — Как ты понимаешь, я спокойно шел, никто в ужасе не разбегался. Добрался до Грингготса, где у меня оказался сейф на имя Тома Марволо Реддла. В газетах главной темой для обсуждения было решение Дамблдора о заботе душ студентов Хогвартса, в том виде, которое ты видишь сейчас, — произнёс он, обводя рукой помещение, в котором они сидели.       — И вот я здесь, — добавил он, его голос стал более серьёзным. — Лже-священник, как ты выразилась. Но, Элспет, это не просто игра. Я пытаюсь понять, чем я стал и как это всё связано с тем, что было раньше. Возможно, это шанс не только для меня, но и для тебя — для нас обоих.       Элспет молчала, обдумывая его слова.       — Пытаешься понять, но не оставляя старые привычки, да? Как мне тебя теперь называть? Падре, Том, Реддл, преподобный, или всё-таки Дориан?       Он усмехнулся, и в его глазах мелькнула искра лукавства.       — Предпочту Дориан, если не возражаешь. Меньше шансов оговориться, — произнёс он, полуобернувшись, упершись локтем в спинку скамейки, на которой они сидели, и положив голову на ладонь. Его взгляд стал более расслабленным.       Элспет не могла не заметить, как его манера общения всё же изменилась. Он уже не был тем человеком, с которым она когда-то сражалась на дуэли, не тем, кто стремился к власти и контролю. Но как не обмануться?       — И что же ты собираешься делать с этим «Дорианом»? — спросила она, пытаясь скрыть волнение в голосе. — Как ты намерен справляться с тем, что было?       Он задумался, и в его глазах промелькнула тень старых воспоминаний.       — Я не знаю, — признался он, его голос стал тихим, почти шёпотом, словно он боялся, что слова эти могут ускользнуть, если произнесены слишком громко. — Твоя очередь, дорогая. Ты не представляешь, что я пережил, узнав, что единственный отпрыск Поттеров — сквиб.       Элспет вновь сделала слишком глубокий вдох.       — Хватит меня так называть, — произнесла она, не уточняя, какое именно обращение ей не нравится, «дорогая» или «сквиб». — Я прожила больше тридцати лет. Работала аврором, ловила преступников, разочаровалась в людях. После поимки одного ненормального я отправилась в какую-то библиотеку, где наткнулась на книгу, о которой он говорил как о воплощении Мерлина. Коснулась её, и вдруг очнулась в четырнадцатилетнем возрасте. Родители живы. О тебе даже никто не слышал. Утопия, не иначе, если бы не отсутствие магии. Дальше знаешь.       Она замолчала, и в воздухе повисла тишина, насыщенная теперь её воспоминаниями, словно призраки прошлого кружили вокруг них. Он внимательно смотрел на неё.       — В твоих воспоминаниях я увидел… Нечто странное, — произнёс он, вновь беря её ладони в свои, поглаживая их пальцами, ища в этом прикосновении ответ на свои вопросы. Древняя магия, будто отзываясь на его прикосновения, явила себя, и Элспет с удивлением наблюдала, как её потоки лавируют между их руками, словно обвязывая и соединяя их.       — Сириус говорил, что Финеас Блэк упоминал о студенте с подобной силой в конце прошлого века, — произнесла она, её голос едва слышен, словно она боялась даже шевельнуться. — Такое же появление магии перед пятым курсом. Он назвал это древней магией, и только я могу её видеть. Например, прямо сейчас…       Дориан посмотрел на неё с неподдельным удивлением, его глаза расширились от осознания.       — Здесь? — спросил он, приподняв их сцепленные руки, как будто хотел убедиться в реальности её слов. Элспет кивнула.       — Да, именно здесь, — подтвердила она, ощущая, как по её спине пробежал холодок. — Эта магия как будто витает в воздухе, пронзая пространство вокруг нас. Я чувствую её потоки, как если бы они были частью самой ткани этого мира. Это третий раз, когда я ее вижу, и каждый раз… Был связан с тобой? После распределения, вчера, сейчас.       Он задумался, его лицо озарилось новой мыслью.       — Как интересно… — произнёс Дориан. — Значит, мы не просто наблюдатели в этом мире; мы его активные участники. Ты — носитель древней силы, а я… я, возможно, тоже могу быть частью этого.       Элспет часто задышала, её грудь вздымалась и опускалась, словно она пыталась поймать ускользающий воздух.       — Почему ты такой? — задала она вопрос, который волновал ее больше всего, а голос дрожал, как осенний лист на ветру.       — Какой, дорогая? — ответил Дориан. Он приблизился к ней, и в воздухе повис аромат ладана, обволакивающий их словно тёплый плед. Этот запах исходил от него, наполняя пространство вокруг и проникая в самые глубокие закоулки её души — он был этим ароматом, символом чего-то великого и неизведанного.       — Слишком странный, — произнесла она. — Мы были врагами, а теперь ты слишком резко переключился на... — слова застряли в её горле, укрывшись за стеной стеснения, как будто сама природа не желала позволить ей выразить ту бурю эмоций, что бушевала внутри.       Но Дориан, словно читая её мысли, лишь улыбнулся, и в его взгляде читалась понимание. Он не дождавшись продолжения ее фразы, наклонился и начал покрывать её руки короткими, нежными поцелуями, которые словно пробуждали в ней забытые чувства. Каждый его поцелуй заставлял потоки древней магии восторженно клубиться вокруг них, окутывая всё больше территории их тел.       Элспет почти плакала от переизбытка эмоций, которые, казалось, никогда не были ей доступны. Словно буря, внезапно обрушившаяся на тихий берег её души, они захлестнули её, оставляя после себя лишь смятение и восторг. Она прекрасно понимала, что происходит, и предвкушение того, к чему это может привести, наполняло её сердце тревогой. Но, несмотря на все свои годы, она не знала, как справиться с этим.       Хотелось оттолкнуть мужчину, чтобы он прекратил разжигать огонь внутри её, заставляя её гореть от страсти и нежности, но в то же время она была парализована этим чувством. Каждая клеточка её тела словно приковывалась к месту, и, несмотря на внутреннюю борьбу, она не могла пошевелиться. Дориан, с его проницательным взглядом и мягким прикосновением, окутывал её чарами, от которых невозможно было избавиться.       В её душе бушевали противоречивые чувства: страх и желание, нежность и гнев. Она хотела бы закричать, вырваться из этого сладостного плена, но в то же время её тянуло к нему, как к свету в темноте. Элспет знала, что этот момент может изменить всё, и, возможно, именно это и пугало её больше всего.       — Я всегда считал чувства слишком жалкими, недостойными моего внимания, — произнёс он, продолжая целовать её руки, словно каждый поцелуй был попыткой запечатлеть мгновение в вечности. — Я думал, что они сделают меня слабым. — Ещё один поцелуй, и его голос стал тяжёлым. — Но с того момента, как ты вошла в комнату для распределения... — Ещё один поцелуй, и она почувствовала, как его дыхание становится всё более напряжённым. — И эта твоя красная помада, такая вызывающая... — Он убрал одну руку с её рук, прикоснулся к её губам, нежно проведя большим пальцем по нижней губе, следуя глазами за ярким следом помады, словно за меткой, которую невозможно было стереть. — Магглы бы сказали, что я уверовал.       Его вторая рука плавно переместилась к её обнажённым коленям, на которые она ранее смотрела, думая о близости рук Дориана. Элспет уже не могла адекватно мыслить; её разум словно окутала пелена, отрывая от всего рационального. Внутри неё бушевало одно единственное стремление: чтобы эта восхитительная пытка, почти прелюдия, наконец закончилась, но в то же время она не хотела, чтобы этот момент исчез.       Она закрыла глаза, слегка откинув голову назад, обнажая свою шею словно в приглашении. Каждый вдох становился всё более затруднённым, а сердце колотилось в унисон с его прикосновениями. Элспет ощущала, как её тело отзывается на его прикосновения, а мысли расплываются в сладком тумане, оставляя лишь одно желание: раствориться в этом мгновении, забыв обо всём, что было до этого. Если хотел ее соблазнить, то он успешно с этим справился.       Дориан, словно ловец мгновений, принял это молчаливое приглашение Элспет. Его рука, нежно и уверенно, обвилась за её голову, осторожно захватив пряди её волос. Он наклонился ближе.       Остановившись в считанных миллиметрах от её губ, он замер. Дориан дал ей время, безмолвно вопрошая, не передумает ли она, не остановит ли его в этом хрупком танце близости.       Она могла слышать его дыхание, горячее и ровное, как будто оно перетекало в её собственное. Собравшись с силами, Элспет медленно приоткрыла глаза, и их взгляды встретились — искры, искренние и живые, заполнили пространство между ними.       Дориан, ощутив её лёгкое движение, не смог противостоять этому притяжению. Он, наконец, преодолел тот невидимый барьер, который разделял их, и, словно исследователь, осторожно коснулся её губ, пробуя на вкус эту новую, неизведанную территорию — границы, которые он мечтал пересечь. Его прикосновение было нежным, почти робким.       Но Элспет, не в силах сдержать нарастающее волнение, первой нарушила эту тишину. Вопреки тому, как бережно Дориан держал её голову, она сжала его волосы в своей руке, притягивая его к себе с такой страстью, что это было похоже на стремительный прилив, сметающий всё на своём пути. Она приоткрыла губы, и в этот миг, теряя контроль над дыханием, углубила поцелуй, который стал настоящим вихрем эмоций.       В этом поцелуе не было места ни страху, ни сомнению; царило лишь чистое желание, которое, словно бурное море, накрывало их с головой. Но в глубине её души таилось иное — неожиданное стремление причинить боль, оставить следы на его коже, как будто только в этой вынужденной страстной жестокости она могла найти выход для тех эмоций, что пробудились в ней с небывалой силой. Каждый её порыв, каждое прикосновение были наполнены не только нежностью, но и жгучей страстью, которая требовала выражения, даже если это выражение оборачивалось болезнью.       Отстранившись, чтобы вдохнуть воздух, она встретила его затуманенный взгляд — в нём отражались те же чувства, что и в её сердце, но этого было недостаточно. Внутри неё разгоралось нечто большее, чем просто желание; это была жажда, требующая удовлетворения.       Элспет встала, и на лице Дориана отразилось удивление, словно у него отобрали игрушку, которую он не собирался отдавать. Она усмехнулась, её глаза искрились озорством, и, обхватив руками его лицо, села ему на колени, расположив согнутые ноги по бокам от его. Прижимаясь к Дориану всем телом, она ощутила, как его дыхание стало ещё более учащённым.       Снова она наклонилась к нему, продолжая целовать с ещё большей требовательностью и страстью, желая заполучить его целиком.       Он, поддаваясь её стремлению, перестал быть осторожным. Не разрывая поцелуй, вслепую начал исследовать задравшуюся юбку девушки, стремясь найти её бедра. Когда его пальцы, наконец, коснулись того, что он искал, он впился в нежную кожу, оставляя следы от своих ногтей, и прижал её к своим ногам ещё ближе, почти болезненно, словно желая слиться с ней в единое целое.       Элспет, почувствовав доказательство сильной возбужденности Дориана, простонала, её голос звучал в ритме их неугасимого поцелуя, когда она, не сдерживаясь, укусила его нижнюю губу — этот жест был полон вызова и страсти.       В ответ на столь провокационное действие мужчина грубо оттянул её голову назад, обнажая её шею, но в этот момент она успела заметить струйку крови, стекающую с уголка его губ, на которых отпечаталась ее помада. Удовлетворенная, она улыбнулась.       — Нахальная девчонка, — произнес он дрожащим голосом, и по коже Элспет пробежали мурашки. — Как бы мне ни хотелось продолжить… Тебе уже пора, дорогая.       — Я знаю, — ответила она и, не в силах сдержать эмоций, упала на Дориана, восстанавливая дыхание.       Он достал из рукава палочку и одним ловким взмахом стер следы помады, оставленные на его коже и на её губах.       Затем, слегка шлепнув её, он обхватил за талию и поставил на землю, поднимаясь следом за ней.       — Пойдем, я провожу тебя, — сказал он с легкой настойчивостью. — Комендантский час уже начался.