Дверь в неизвестность

      Гермиона на пятый раз перепроверила рунную цепочку на привезённом недавно из Африки артефакте, которую так и не смогла расшифровать. Даже несмотря на то, что в отделе стояла гробовая тишина, и никто не мешал работать, она ни на кнат не приблизилась к разгадке очередной тайны. Только голова разболелась, сигнализируя о том, что на сегодня хватит.       Начинать всё сначала или искать ошибку в расчётах сейчас действительно было бесполезно, поэтому Гермиона убрала всё ценное в магический сейф, потушила взмахом палочки свет и направилась к лифтам.       Усталость и нервное перенапряжение давали о себе знать, к тому же, в общий котёл упадка сил примешивалась и обычная осенняя хандра. Последняя экспедиция принесла неплохие результаты, впрочем, как и внушительный объём работы: теперь следовало разобраться с тем, как всё это найденное «добро» работает, чтобы не навредить. Артефакты — вещицы довольно опасные, порой даже способные поставить под угрозу существование целого мира. Именно поэтому к их изучению всегда подходили с особой тщательностью и осторожностью, что Гермиона и делала, регулярно задерживаясь в Министерстве допоздна.       Рон постоянно упрекал её за это, но разве ему объяснишь, что работа в Отделе тайн с редкими, порой единичными в своём роде экземплярами — это не магазинчик приколов Джорджа? За годы, проведённые вместе, они так и не смогли до конца друг друга понять и прийти к какому-то «общему знаменателю». Каждый упорно стоял на своём, что приводило к регулярным скандалам.       В один из дней Гермиона проснулась, посмотрела на себя в зеркало и поняла, что больше не может и не хочет так жить. Не хочет посещать Нору каждые выходные и выслушивать причитания миссис Уизли о том, как она помрёт, так и не дождавшись свадеб своих любимых детей. Не хочет оправдываться перед кем-то за то, что занимается важным делом и много работает. Не хочет больше изображать влюблённость, которая давно угасла. А может, её и вовсе не было. Теперь она уже и не знала. После войны всё происходило как в тумане. Гарри сошёлся с Джинни, и они быстро переехали в дом на площади Гриммо. Гермиона, в свою очередь, решила дать шанс Рону. Он выглядел таким виноватым после побега из палатки и всеми способами пытался вновь заслужить её доверие…       Но годы шли, и будни становились всё более унылыми. Они не подходили друг другу. Однажды Гермиона поняла, что им с Роном и разговаривать-то больше не о чем. Её всё чаще посещала мысль, что темы для разговоров находились только когда рядом был Гарри, и стоило ему отдалиться, чтобы начать строить свою семью, как всё рухнуло. Поначалу Гермиона надеялась, что Рон тоже это поймёт и не захочет больше ссориться на пустом месте, уйдёт и оставит её в покое. Такой исход был, конечно, безрадостен, но хотя бы облегчал жизнь. Вот только Рон не спешил ничего менять.       Гермиона поняла, что принимать решение и разгребать все последствия ей снова придётся самой. Она уже и так дважды отказывалась выходить за него замуж. Отшучивалась, отмахивалась, придумывала нелепые отговорки, не желая ранить или обидеть. На самом же деле и ранила, и обижала.       Ложь разрушает, словно ржавчина. Разъедает всё хорошее, светлое, ценное. Она способна уничтожить даже нечто крепкое, как камень. Просто расколоть — и всё. Так, в один из дней, ровно месяц назад, Гермионе стало настолько тошно от самой себя, от своей трусости и вечно спрятанной в песок головы, что она, наконец, решилась.       Гермиона просто вышла из ванной утром и сообщила Рону, что между ними всё кончено. Навсегда. Бесповоротно. Что они разные. Что она всегда будет относиться к нему с теплотой, как к другу, но больше ничего не чувствует.       Рон, разумеется, не смог сразу в это поверить и, тем более, принять. Он кричал, бил посуду, пытался её переубедить, клялся в любви и даже заплакал в конце, разрывая тем самым вклочья её сердце, заставляя чувствовать себя бездушной тварью. Но Гермиона давно пересекла границу своего личного предела, и пути назад уже не существовало.       Она специально вернулась домой в обед, зная, что Рона там не будет, собрала все свои вещи и переехала к родителям. Через две недели ей подвернулась возможность снять неплохую квартиру недалеко от центра Лондона: светлую, небольшую, уютную. У Гермионы имелись сбережения, которые она потратила на оплату трёх месяцев вперёд, после чего, наконец, вздохнула спокойно.       Никто больше не бросал в её сторону косых взглядов или упрёков, когда она возвращалась домой поздно, никто не ворчал по поводу неустроенного быта и отсутствия горячих ужинов, никто не требовал от неё того, чего она попросту не могла дать — любви. Что поделать, если «её душа сухая, как страницы учебников»? Права была чокнутая Трелони!       Единственной проблемой оставалось то, что Рональд до сих пор не успокоился. Вот уже месяц, как он продолжал караулить её в Министерстве, заявляться к ней домой, «случайно» поджидать её в кофейне, куда она часто выбегала в обед за чашкой ароматного капучино. Он не слушал никаких аргументов и всё ещё слепо надеялся её вернуть. Даже Гарри успел нажаловаться и подговорить его прийти и попытаться повлиять на её окончательное решение.       Гарри быстро понял, что Гермионе неприятна эта тема, и тактично прекратил любые расспросы. Но Рон не унимался. Его настойчивость могла здорово польстить влюблённой барышне, но проблема в том, что Гермиона уже давно не была в него влюблена. Её подобное поведение лишь всё больше выводило из себя, под конец уже откровенно бесило, и она больше не могла испытывать к бывшему возлюбленному ничего кроме жалости.       Она не пыталась играть с ним и как-то манипулировать. Не планировала пробовать сначала ни при каких условиях. Она поставила точку и просто хотела продолжить жить дальше. Без Рона.       Двери лифта распахнулись, достигнув второго уровня, и Гермиона невольно улыбнулась при виде Гарри. Правда, выглядел он немного странно, да и вёл себя непривычно. Скользнул по ней пустым взглядом, даже не поприветствовал, привалился спиной к стене кабины, откинул голову слегка назад и устало прикрыл глаза.       Гермиона нахмурилась. Для неё не было новостью, что Гарри частенько, как и она, задерживается на работе, но обычно он так не наряжался. Сейчас он куда-то дел привычную аврорскую мантию, и это было вдвойне странно, учитывая, что в настоящее время он был назначен временно исполняющим обязанности начальника Аврората — Гавейна Робардса. Зато идеально сидящие брюки и белоснежная шёлковая рубашка — явно дорогая — делали его похожим на мажора. Будто он не отчёты целый день разгребал, а развлекался на закрытой вечеринке для магической элиты.       — Трудный день? — поинтересовалась Гермиона, стараясь отбросить неуместные мысли о том, что её друг с каждым годом становится всё привлекательнее.       Гарри открыл глаза и уставился на неё так, будто видел впервые. Его взгляд беззастенчиво прошёлся по её узкой офисной юбке, тонкой талии, и бессовестно задержался на груди. Даже в застёгнутой наглухо блузке девушка выглядела достаточно мило. Гарри силился вспомнить, где же мог видеть её раньше, ведь лицо показалось ему смутно знакомым. Выразительные глаза, неукротимые каштановые волосы… Ну, конечно! Это же Грейнджер! И кто бы мог подумать, что она устроится в Министерство? Поговаривали ведь, что она открыла небольшую букинистическую лавочку в Косом переулке. Эта строптивая особа всегда любила книги больше, чем людей.       И с чего вдруг ей вздумалось с ним заговорить? Грейнджер относилась к тем редким исключительным барышням, на которых не действовали его чары. Они с Гарри никогда не были особо дружны. В Хогвартсе Грейнджер только тем и занималась, что вечно всех поучала, сутками не вылезала из библиотеки и совершенно не интересовалась квиддичем. Словом, пересекаться с ней Поттеру было решительно негде.       Он недолюбливал эту занозу ещё со школы, и это отношение лишь усугубилось, когда девушку назначили главной хогвартской старостой. Противная когтевранка не единожды ловила его после отбоя в компании очередной подружки и с удовольствием снимала с Гриффиндора баллы. Гарри, может, и любил соперничать, но только не с этой стервозой.       Он и предположить не мог, что после школы она способна превратиться в столь сексуальную кошечку. Гарри знал толк в женской красоте и не мог не отметить, что за последние годы, что они не виделись, Гермиона заметно похорошела. Прямо-таки расцвела.       — Гарри! — она махнула рукой перед его носом. — Ты меня пугаешь.       — Я… а… — запнулся он. Не хотелось оставлять лишних следов сегодняшним вечером. Отец явно будет опрашивать местных, когда обнаружит бардак в своём кабинете. Вот надо же ему было пересечься именно с Грейнджер! У неё память лучше, чем у любого Омута: ни единой детали не упустит.       — Понимаю, — она очень уж как-то нежно погладила его по плечу. — Помни, что ты всегда можешь на меня рассчитывать, если понадобится помощь. Особенно сейчас, когда ты пашешь за двоих.       Гарри в изумлении поднял брови. Вот это да! Кажись, Грейнджер решила подкатить сама, да ещё и так настойчиво. Вот уж никогда бы не подумал, что пред ним не устоит такая Бастилия. Возможно ли, что в былые времена она устраивала ему нервотрёпку с факультетскими баллами из ревности?       Всё указывает на это, учитывая, что теперь она сама предлагает… Не на шутку взбешённый последней выходкой Астории, Гарри уже и не знал, хочет ли продолжать добиваться её благосклонности. Вряд ли теперь любовные утехи с ней могли в полной мере компенсировать ему ту задницу, в которую пришлось угодить ради чёртовой шкатулки. Гарри слишком хорошо знал своего отца, чтобы сомневаться в том, что ему крышка. Будь проклято желание порисоваться перед слизеринской стервой! Виноват, конечно, сам, но от этого не легче.       Так что пусть валит теперь хоть к дементорам, хоть к Малфою, плевать. А он отныне свободен, как ветер. Тем более, тут такая милашка нарисовалась и глазки ему строит. Строгая и неприступная на вид, в глубине души Грейнджер наверняка горячая, как жгучий огнесоус. Такие тихони иногда бывают способны удивить в постели так, как не получится даже у самой страстной на вид ведьмы.       — Помощь, говоришь? — кокетливо произнёс он, приблизившись вплотную. — Звучит заманчиво…       Гермиона невольно попятилась: совсем не такой реакции она ожидала. С Гарри явно было что-то не так. Он вёл себя слишком развязно и… Мерлин, да он же просто раздевал её глазами! По рукам и спине прокатились волны предательских мурашек. Даже Рон никогда в жизни на неё так не смотрел, а уж Гарри и подавно. Последний вообще навряд ли до конца отдавал себе отчёт в том, что Гермиона — не только лучший друг, но ещё и девушка.       — Гарри… ты чего?       — К тебе или ко мне? — решил не затягивать беседу он.       — Да о чём ты говоришь? — опешила Гермиона и съёжилась, когда он навис над ней, прижимая к стене лифта. — Гарри, с тобой всё в порядке?       Его губы изогнулись в плотоядной ухмылке. Кажется, крошка решила немного его подразнить и в последний момент начать ломаться. Впрочем, Гарри и не к такому привык. Суть он всё равно уловил, а дальше дело техники…       Двери лифта некстати распахнулись, и из коридора повеяло холодом. Это подействовало на Гарри отрезвляюще, он понял, что они достигли Атриума. Игривое настроение как рукой сняло, а в мысли снова ворвалась Астория со всеми проблемами, что она ему доставила.       — Всё, пардон, мадемуазель, нет так нет, — Гарри нехотя отстранился и направился в сторону каминов. Нужно было поскорее испариться из этого грёбаного Министерства, пока он не попался на глаза ещё кому-нибудь.       — Эй, постойте-ка, мистер, — строго окликнула его Гермиона, догнала и вцепилась в рукав неприлично дорогой рубашки. В тусклом свете ночных ламп сверкнули золотом запонки, что ввергло девушку в пущее недоумение. Что за представление он решил устроить?       — Слушай, милочка, я сейчас не в настроении играть в кошки-мышки. Только не сегодня. Поэтому, если хочешь, чтобы тебя долго уламывали, найди кого-нибудь другого, — с этими словами он высвободил руку из её цепких пальчиков и заметно ускорил шаг.       В иной подобной ситуации Гермиона непременно бы оскорбилась, но только не с Гарри. Ему явно было плохо, иначе он не стал бы так себя вести. Здесь налицо какое-то магическое вмешательство: возможно, заговор, приворот или ещё какая-нибудь дрянь.       — Гарри, да постой же ты! — она снова догнала его. — Как ты не понимаешь: с тобой явно не всё в порядке! Позволь, я проведу хотя бы простейшую диагностику…       Она потянулась за палочкой, когда внезапно из глубины коридора раздался мужской голос:       — Гермиона!       — Чёрт! — она резко обернулась. К ним спешил Рон. Ад и небо, она же просила, буквально умоляла не караулить её после работы! Парочку раз даже пыталась угрожать. Но никакие меры воздействия не помогали. — Только не это…       Действовать нужно было быстро, и Гермиона не придумала ничего лучше, чем утянуть за собой Гарри в сторону каминов. Меньше всего на свете ей хотелось выяснять отношения с Роном, да ещё и в присутствии лучшего друга.       Гарри отчего-то разулыбался и присвистнул.       — Ого-го, этот рыжий тебя достаёт что ли?       Она прожгла его таким взглядом, что он аж поёжился. Сомнений больше не осталось: в этой Грейнджер был скрыт настоящий вулкан чувств, спрятанный где-то глубоко, под этой застёгнутой на все пуговицы блузкой.       — Прошу, поторопись, — она уже почти шагнула в камин, но Гарри спутал ей все карты.       Он не был бы самим собой, если бы не защитил даму от какого-то назойливого упыря! Тем более, этого Уизли Гарри терпеть не мог. Рон несколько раз пытался на кулаках отстоять честь сестры после того, как Гарри порвал с Джинни. Да и, наверняка, до сих пор обижается на то, что не попал когда-то в школьную команду по квиддичу. Рон был не из тех людей, которые с лёгкостью признают свою вину, поэтому Гарри не удивлялся, когда тот пришёл к нему скандалить и не желал даже слушать, что сам же провалил все отборочные испытания. По всей видимости, винить кого угодно в своих неудачах кроме самих себя было семейной чертой Уизли, а таких людей Гарри презирал.       Он резко затормозил и, действуя больше на инстинктах, нежели повинуясь голосу рассудка, развернул Гермиону за плечи и буквально впился в её приоткрытые от удивления губы. Без лишних церемоний он смело пропихнул язык ей в рот и собственнически прижал хрупкое тело к себе как можно ближе.       Гермиона никогда в жизни не была так ошарашена. Она даже не нашла в себе сил оттолкнуть Гарри. Вместо этого она послушно отвечала на поцелуй, словно марионетка под его обезоруживающим напором. Но сигнал тревоги всё же пробился в мысли и вырвал девушку из пьянящего оцепенения в последний момент. Она с силой толкнула Гарри в грудь и возмущённо зашипела:       — Да ты совсем спятил, что ли?       Рон замер на полпути, разинув рот. Его лицо стремительно покрывалось красными пятнами, руки сжались в кулаки.       — Твою мать, что здесь происходит?! Вы оба просто охерели! Ты, ублюдок, а как же моя сестра?! Я убью тебя! Убью-ю-ю!!!       Гарри закатил глаза.       — Когда же ты отвалишься от меня вместе со своей сестрой, недоумок? Столько лет прошло, а у вас до сих пор пластинка заедает! Самим не надоело ещё обсасывать эту тему со всех сторон?       Но Рон его уже не слышал. Утратив остатки самообладания, он на всех парах нёсся вперёд с занесённым вверх кулаком, приготовленным для сокрушительного удара в челюсть. Гермиона сориентировалась раньше всех и быстро затащила Гарри в ближайший камин, чтобы в следующее мгновение оказаться дома. Только драки посреди Министерства ей не хватало для полного «счастья»! Коллеги и так уже посмеивались над нелепым и жалким поведением Рона, а заодно и над ней, не способной его вразумить. К тому же, Гарри становилось хуже с каждой секундой, раз он уже с поцелуями на неё кидаться начал.       Они выкатились на ковёр в её гостиной, и Гарри, едва отряхнувшись от золы и оглядевшись по сторонам, воодушевлённо присвистнул. Эта непредсказуемая крошка Грейнджер нравилась ему всё больше и больше с каждой минутой.       — Понял, значит, к тебе, — с опозданием заключил он. — А мне нравится твоя решительность! Ну что, сладкая, не станем тратить время понапрасну…       Гермиона ойкнуть не успела, как вновь оказалась зажата в крепких мужских объятиях. Она лишь увернулась в последний момент, так, что под его разгорячённые губы попала её шея. Гарри прочертил языком на её коже влажную дорожку, отчего Гермиона вопреки воле покрылась мурашками удовольствия.       — Ты так приятно пахнешь…       — Гарри! Да прекрати же ты! — девушка принялась колотить его по груди, но он не реагировал, продолжая целовать бархатистую кожу, слегка покусывая.       — Гарри! — значительным усилием она всё же оттолкнула его и, вновь заметив на его лице нахальную ухмылку, не удержалась и залепила ему пощёчину. Может, хотя бы это немного охладит его пыл!       — Твою ж мать! — друг схватился за лицо. — Ты сдурела, валькирия? Предупреждаю: я не фанат садо-мазо!       — В самом деле?! — Гермиона потянулась за палочкой, намереваясь всё же провести диагностику. Сомнений у неё не оставалось: Гарри был кем-то или чем-то околдован, и теперь оставалось всё конкретизировать. — Прекрати набрасываться на меня, пока не огрёбся от Джинни! Думаешь, Рон промолчит о том, что произошло в Министерстве?! Что за представление ты устроил?!       — Да вы тут с ума все посходили, что ли? Какая, к водяным чертям, Джинни? Я даже вспоминать не хочу про эту истеричку, ясно? — он нервно провёл руками по волосам, убирая назад длинную чёлку.       — Гарри, — прошептала Гермиона, уставившись на него во все глаза. Она не была уверена в том, что видит прямо перед собой. — А где… твой шрам?       Гарри напрягся. Похоже, он и впрямь угодил в какой-то дурдом. Не зря он всегда считал Грейнджер слегка чокнутой… выходит, всё это время масштаб её проблемы был преуменьшен, и чокнутая она далеко не «слегка». Спустя мгновение он осёкся, когда кое-что припомнил, и порадовался тому, что ещё не успел высказать вслух свои догадки. Ну, конечно! Шрам! В газетах не раз писали сюжет о том, как в детстве он свалился с метлы.       — Ах, ты об этом… — Гарри потянулся к ремню брюк и усмехнулся, — Решила зайти с козырей прямо с порога? Будь по-твоему, ведьмочка, но погоди, мне придётся кое-что снять…       — Так, стоп! — прогремела вдруг Гермиона. — Говори, кто ты такой, и куда ты дел моего друга?!       Гарри замер на месте, когда понял, что она не шутит: острие её палочки больно уткнулось в его подбородок.