i cannot be (your) rock-star

      Наверноe, стоит рассказать, что дальше было. Сестра Джисона, Хан Совон, отчитывала его, как маленького ребёнка. Это происходило частенько в начале совместной работы, если на горизонте Хо и Сона находилась надоедливая менеджер. Почему надоедливая? Минхо считал, что разберётся самостоятельно с истериками и хамством Джисона. Хотя в какой-то степени её конфликты с братом повышали самолюбие Ли, позволяя лишний раз не вертеть языком во рту, выводя оттуда грязные словечки.       — Это твой телохранитель, Джисон! Веди себя подобающим образом! — пока в офисном душном кабинете зависает неприятная тишина, осадочно, словно на дне стакана застыл терпкий кофе. Менеджер прервала их перепалку взглядов возмущённым перекрикиванием, а голос у неё высокий, почти писклявый, не из приятных. На что Джи вытаращил глаза с возмущением, сминая брови и кожные морщинки между ними.       «— Давай, осади этого подонка…» — пронеслась мысль в голове Ли, пока Сон, всё ещё стоя в дверях, жаловался, как из-за своего "телохранителя" он остался без работы курьером, где, между прочим, хорошо платили.       Джисон швырнул на стол гитарный медиатор, что изначально прятался в сжатом кулаке, а тот в свою очередь со звонким бряканьем приземлился на стол, слегка выведя Минхо из мыслей. Совон же, на первый взгляд, сдавливая в руках папку с контрактами, не дрогнула и мышцей. Её лицо, обычно мягкое и улыбчивое, стало, как натянутая струна, напряженным.       — Почему именно он?! — прорычал Джи; голос срывался от ярости. — Ты знаешь, сколько я вкалывал, чтобы до этого дойти?! Студия, аренда репетиционных баз… Это всё… я таскал эти чёртовы коробки для доставки, пока ты тут строила из себя «суперменеджера»! — неприятно сглатывая собравшийся ком в горле.       Совон спокойно подняла взгляд.       — Джисон, я обеспечивала тебе финансовую поддержку, насколько могла. Но тебе нужна была команда, надежный человек, который возьмет на себя вопросы безопасности. Кто же тебе виноват, что даже небольшая известность будет ставить в неприятные ситуации! Минхо — самый подходящий кандидат по мере проведённых ранее собеседований. Никаких отказов, он нанят! — рассерженно, но всё ещё на тонкой грани спокойствия левитирует Совон, упуская последние капли терпения: она просто тараторила.       — Лучший в своём деле? В том, чтобы довести людей до белого каления! — Сон крикнул, рассеивая по комнате собственное возмущение. — Из-за этого придурка меня уволили! Сказали, что я некомпетентен, что моя работа была отвратительна! Ты понимаешь?! Я еле сводил концы с концами, работая курьером, а теперь… Теперь принимаешь на работу человека, из-за которого всё это дерьмо со мной и случилось!       Совон вздохнула. Её голос был снова спокоен, полон смирения, но в нем слышалась усталость.       — Джисон, ты сам выбрал этот путь. Ты хотел стать рок-звездой, зная, что это потребует жертв. Я нашла тебе лучшего телохранителя из возможных вариантов — Минхо, потому что он профессионал, который несколько последних лет жизни работал в спецслужбе на достойных должностях. То, что у тебя возникли проблемы с доставкой… это твоя ответственность…       — Моя ответственность?! — Хан младший рассмеялся горьким, безрадостным смехом. — Моя ответственность — это то, что я теперь остался без гроша в кармане, зато ты нашла мне "лучшего" телохранителя, который может испортить мне жизнь даже вне сцены! Ты разве не понимаешь, что я не просто так работал курьером, затем промоутером и прочим классом, о который большинство вытирает ноги, считая обслуживающим персоналом?! Это были деньги на репетиции, на запись демо-релизов и прочего! На всё, что приближало меня к мечте!       Менеджер встала, её глаза блеснули.       — Я делаю всё, что могу, Джисон! Я верю в тебя, вкладываю все силы в твою карьеру! Минхо — это инвестиция в твоё будущее, в твою безопасность! А ты всё сводишь к своим проблемам с доставкой! Ты ведешь себя, как избалованный ребёнок! — наконец выходя из себя, рявкает Совон с горящим взглядом, устремлённым куда-то в стол, казалось, от стыда.       — Может быть, я и ребёнок, но ребёнок, который сам зарабатывал себе на жизнь, не полагаясь на помощь старшей сестры! — Джисон выкрикнул это, его горло сжималось от обиды. — Я не просил тебя за меня решать! Я сам разберусь!       — Зачем тогда ты просил меня найти тебе телохранителя?! Джисон! — крича вслед брату.       Он схватил свою гитару и вышел, оставив Совон наедине с Минхо в кабинете, наполненном тишиной и невысказанными претензиями. Гитара — его единственная поддержка в этом трудном мире — казалась сейчас тяжелее, чем когда-либо, пока поёрзанная подошва кед шаркала быстро и напряжённо по гладкому полу офисных коридоров.       — Какой же он эгоист… — медленно, неспешно выворачивает Хо, подушечкой пальца отодвигая с глаз волос. — Неужели не понятно, что он не один работает над исполнением его детской мечты. Да и увольнение — это, пожалуй, не самое худшее, что могло произойти с ним, — продолжает, вспоминая его снисходительность; сравнивает его, когда они столкнулись на улице пару часов назад, и каким он предстал сейчас. Небольшая параллель, но даже по ней читалась разница в отношении одного и того же человека.       — Сколько я себя помню, он всегда был таким… Да и… пусть не приукрашивает… Родители, не то что мне, дают ему деньги. Что там… Они обеспечивают его, оплачивают учёбу, кормят, одевают и многое другое. В то время, как я только нахожу свободную минуту от основной работы, — трачу всё время на его прихоти! — выдавливая из себя обиду и затихая, твердит Совон.       — Забей на этого придурка. Таких либо не перевоспитаешь, либо однажды жизнь жестко проучит его, — отлепляя зад от стула, поправляет на себе пиджак, направляясь к входной двери. — До встречи, — не услышав ответ, лишь уловив краем глаза пустынный кивок, покидает кабинет.       Переваривая случившееся в своей голове, Минхо немного разложил пазл. Было очевидно, что Совон в семье старшая. Вроде бы, разница у неё с Джисоном небольшая — примерно пять лет. Она младше Минхо на два года, что выяснилось в ходе диалога. Тогда сколько Джи? Ему 19, хотя сам он никогда более не говорил об этом, как оказалось в связи с комплексом возраста. Хо этого никто не говорил, покуда сам решал математические примеры в голове и высчитывал эту несерьёзную цифру.       Кроме того: он зелёный и очень неопытный во всём, судя по его разнорабочим профессиям, ещё и студент. Гормоны так и шалят в заду.

***

      Позже после их небольшой стычки в офисе Совон написала Ли, что Сон копит финансы на свою мечту стать рок-звездой, хотя это стало известно ещё из его истерики на собеседовании. Может, от шока она забыла? Или уже клеилась к Минхо? Непонятно.       Накопления должны идти на аренду помещений и последующие траты, как зарплата телохранителя. Но если сейчас он практически никто, то зачем ему охрана? Вернее… "никем" Хан был только для Ли, когда, в свою очередь, он уже записал несколько студийных синглов, вложился в рекламу и собрал своим трудом небольшое количество слушателей. Но так было, пока понятие «слушатели» не дошло до значения «ебанутые фанаты», появившиеся после выпуска ещё нескольких релизов. И тут приходилось работать больше, дабы обеспечить себе телохранителя: какую-никакую безопасность. Но деньги приносило и прослушивание другими людьми его произведений в сети, что значительно улучшало ситуацию.       Узнав подробности, Хо был впечатлён упорством Джисона, но не до того, чтобы просить урезать зарплату. Ну а что? Они оба честно отрабатывают свои деньги. Хотя, пока работа Минхо заключалась в том, чтобы покататься в авто среднего класса до здания агентства, проторчать большую часть времени в студии на диване, активно разряжая батарею телефона, а затем ехать домой на той же машине сначала к Джисону, провожая до подъезда, как потом домой к себе, пока по пути голову клонит в сон.       Ехать туда, где по-прежнему тихо. Кроме котов его встречать было просто некому, и те хотели поживиться на внимании хозяина или еде после дневного опустошения мисок.       В то время, как Сон жил с родителями и сестрой в апатах. Что, между прочим, ничего себе! Там его хотя бы ждали.       Насчёт семьи: они пока не общались, и практически единственным, о чём известно Минхо, так это то, что семья Хан вполне обеспеченная, но деньги на осуществление мечты сына никто не давал. По принципу: «мы много работали — сами встали на ноги, будь добр сделать так же». Тем более, у него была четкая цель.

***

      Вернувшись в свою холостяцкую квартиру, звонко захлопнув входную дверь, Ли, не снимая костюм, завалился на незастеленную кровать. Тапочки остались валяться около тумбы, а коты, запрыгивая на кровать, прохаживаясь по спине бесстыжего хозяина, умоляли покормить их вторично за весь день.       Минхо было как-то не до этого. Сегодня всё произошло так быстро, что мозг в конце концов слабо продолжал переваривать информацию. Пока котам не удавалось вывести из полусонного транса Хо, только телефон, лежащий где-то в районе подушки, завибрировал, привлекая полусонное внимание на себя.       Прислали график работы, расписание Джисона. Блять. Уже, что ли?       Но, после исследования, тяжёлый выдох встрял в простынь вместе с лицом, и только спустя битый час дрёмы Минхо посетил прохладный душ, позже направился кормить котов, далее — собственную тушу. Холодильник вновь полупуст, фантазии хватило лишь сообразить омлет с зеленью и какой-то полуфабрикованной курицей.       На самом-то деле, продлилась его экономия или частичная бедность до первой зарплаты. К тому времени почти вся мебель в новой квартире была собрана. Тогда вещи из чемодана перестали кочевать по жилой площади и финально расселились на полках, в ящиках, шкафах. С первым поступлением денег в место обитания забрели как кухонный инвентарь, так и мелкие предметы интерьера. Минхо купил себе подсвечники, сами свечки, гирлянды, заполнил книжный шкаф тем, что, вероятно, даже не прочитает, приобрёл несколько картин, одна из которых имела сексуальный подтекст в себе и висела над кроватью: изображение обнажённой пары. Теперь не было скучного дизайна, визуального шума и ненужных безвкусных вещичек повсюду.       Да и хрен с тем, что складывалось впечатление, будто у жителя квартиры недотрах. Игрушки эротического рода он не покупал. Хотя с его ныне сложившимся распорядком дня не было возможности и подумать о сексе, как о способе снятия стресса. Но, в таком случае, решает даже отсутствие темы пофантазировать. Попутно рукоблудствуя, ничего не привлекало его возбуждения.       Потому его каждодневная рутина всегда вязалась с именем Хан Джисон, особенно в выходные дни, когда его работодатель, по идее, должен отдыхать от занятий в университете.       Позднее Минхо узнал для себя расписание университета, где учился Сон. Просто переработав в голове это, пришло понимание, что ради своей мечты Джи через каждую неделю стабильно прогуливал учёбу. Резонно ли? Вполне. За обучение платили родители. Не то, чтобы им было всё равно: они просто не знали о его прогулах.       Таким темпом минули несколько недель работы с Ханом. Ли для себя отрисовал картину почти организованного человека, местами неуверенного, но, тем не менее, бунтаря, что просится наружу, вредного то ли из-за усталости и переработок, то ли из-за действительно скверного воспитания. Хотя он был добр с фанатами: если бы имелись друзья, с ними он тоже проявлял бы эти искренние чувства.       В любом случае он не вонял, одевался хорошо, даже когда еле ходил на ногах. Правда, в какой-то момент упорная работа Джисона, полная взлётов и падений, начала давать постепенно растущие плоды. Если раньше он пыхтел и расспрашивал, подходит ли к песне по смыслу рифма, нормален на слух сэмпл или нет, то теперь, вдобавок ко всему, его иногда звали ведущим на шоу по телевидению и узнавали на улице. Бегая и вытряхивая душу, фанатки просили автограф. Из категории: «О боже! Распишись на моих сиськах, Хан Джисон!» — что чаще говорили парни, пока Хо посмеивался возле него. Видно, что популярностью он пользовался у обоих полов. Учитывая его внешнее обаяние — неудивительно.       Ранние выступления Хана проходили обычно на маленькой, довольно узкой сцене, каждый вечер. Даже если после универа он еле держался на ногах — упорно отыгрывал свой образ. Но тогда и качество выступлений было куда хуже из-за его усталости. Бары, в которых он устраивал представления или то, что стыдно назвать концертом, настолько были малопроходимы и затхлы, что чего-чего, а чуда ждать приходилось. Тогда всё ещё закреплялось убеждение, что хорошее чувство выбора отсыпало только Совон: та разбиралась в людях, а этот и место нормальное для выступлений не мог выбрать, так ещё и упирался до невозможности от элементарных попыток дать ему совет.       Возможно, молитвы Джисона дошли до небес и благодать снизошла на него, но в одном из таких прокуренных, не самых людных баров, отпивая у бармена самые лёгкие из вероятных алкогольных напитков, просиживал на стуле один влиятельный продюсер. О том, насколько тот известен, был проинформирован только Сон в связи с интересом к творчеству сидящего в зале. На его имени держалось нихеровое агентство и множество талантливых артистов.       Сначала, Хан со сцены приметил крупные черты лица: от широкого носа до пухловатых губ, виднеющихся из-под кепки, а затем растущую улыбку. На удивление, аплодисменты продюсера шумно, с эхом разносились по залу, выражая очевидный восторг. Позже, когда тому стало жарко, головной убор улетел куда-то под стойку, а глаза так же продолжали гулять вдоль сцены и по ней.       Но стоило Джисону упустить его из вида, пакуя в чехол гитару, раскидывая по залу взгляд, он встревает в фигуру именитого Бан Чана. Его ещё называли CB97. Тоже самое голографически отсвечивало и на его визитке, которую неохотно Минхо протянул в руки Сону, стоя внизу сцены.       — Покажи старшей сестре, она разберётся с этим! — саркастично прыскает Хо, пронизываясь удивлённым взглядом Хана.       Когда-то несбывшиеся мечты и надежды не разбиваются о кафель, а с тяжёлым рвением, преодолевая на пути порывы ветра, выходя из стратосферы, взлетают примерно до луны. Не зря. Очевидно, что знать, кто такой Бан Чан — достаточно, чтобы понять, что «билет» в его студию — это не то подарок Бога, не то ошибка лотереи. Главное сейчас — не просрать возможность, ведь когда Джисон и Минхо находятся слишком близко друг к другу — судьба устраивает разрушительное шоу. Жизнь становится просто невыносимой до того, что даже самый гениальный план съебётся коту под хвост.       Первое время, будучи телохранителем Хана, Хо не был кем-то вроде доверенного лица: они в целом общались только по деловым вопросам, которые срочно нужно решить. Потому от Сона весь вечер не последовало никакой реакции насчёт визитки, что так и кричала о предложении спрятаться за крыло успешного продюсера. Но начинающая рок-звезда была по истине, по-детски рада. Ведь неужели сам Хан Джисон так хорош, что подобные предложения делают именно ему?       Минхо думалось, что Джи хорошо скрывает эмоции, но действия того в сковывающем волнении были провальной попыткой, что заставили так размышлять. В то время, как по безразличному лику Ли нельзя было определить вообще ничего, словно помимо одинаково мерзкого делового костюма на каждый день у него имелась и маска однотипных эмоций.       Пока в салоне автомобиля царила тишина, иногда сбивающая с толку шумом двигателя, отзвуками улицы, проезжими машинами, стучали только пальцы Хана по клавиатуре телефона с быстрым перебегом, словно играя на пианино. Настолько он выглядел заворожённым, что прикованность к чату с сестрой не должна казаться настолько волнительной для его сердца. Но Сон не покидал глазами экран, выходя из машины, совсем не попрощавшись с телохранителем, оставив Ли на растерзание ещё более молчаливому водителю. Тот совершенно не выражал человеческое поведение, а вёл себя, словно робот.       По возвращении домой всё так же, только уютнее, чем раньше: коты так же ждут своего хозяина и приятные цвета ламп включаются от касаний. На привычно голых местах вдоль площади разных комнат расположились телевизор, микроволновка, ноутбук и отпариватель вместо отвратительного дешёвенького утюга, что норовил прожечь дыру в одежде, так ещё и сгорел достаточно быстро, может, конечно, тому виной и проделки кого-то из котов, любительски погрызающих толстенный провод. Неизвестно.       Вроде минимум, но так жизнь стала комфортнее. В гардеробе так же отмечалась пара-тройка новых костюмов. Удивительно, но не для офисной работы. Хотя и офис ему не нужен, чтобы доказывать на людях, какой он скучный и чёрствый, что каждый день запирает эти шикарные, подтянутые формы бедёр и сильных рук в блядски совратительный классический костюм.       Казалось, что для каждого действия у него чётко прописан план по пунктам, любое движение должно быть расписано… Так-то оно так почти и было. Но дома Минхо превращался в четвёртого кота: он, может, и работяга, но кто не любит поспать рядом с тёплыми питомцами до обеда, потянуть вечером в пятницу пиво в баре или наоборот, залипнуть на несколько суток на какой-то постдегенератический сериал на грани фола. Учитывая тот факт, что теперь есть на чём смотреть и лежать.       Ли неустанно где-то в глубинах своих мыслей подмечал, что диван вполне мягок, чтобы кого-то отыметь на нём, но его «ствол», как и сама проблема, лихо упирались в различные обстоятельства. Отчасти отсутствие партнёра и секса в личной жизни угнетало, а если звонила мама или бабушка — телефон внезапно отказывался вне зоны доступа сети. Только поздней ночью вбивались сообщения в чате. Дабы не задевать очередную тему отношений.       Только очнувшись под утро, Хо ознакомился с СМС и, осознав, что опаздывает, вскочил собираться. Шустро переделав всё необходимое по плану, он уловил так же, что у Джисона днём важная встреча с продюсером. Ну неужели. А значит, ещё пару дней привычной рутины: договоры, студия, съемки, шоу и много прочего дерьма, где большую часть времени Ли будет спать стоя с открытыми глазами, а в перерывах быстро есть с Ханом, потом снова наблюдать за чужой работой, чтобы вечером непонятно устать и срастись с кроватью.       Неожиданно для Ли, но безусловно для Сона, контракт был не бесполезен, и продвижение артиста в люди пошло на ура. Если раньше необходимость телохранителя была минимальной: безумные фанаты прекратили преследование буквально через пару дней после начала работы Минхо, то сейчас всё изменилось. Так что тогда это была скорее необходимость безопасности для нервов Совон, потому что нянек для взрослых людей не существует, если он дееспособный, но просто упрямый. Ведь после участия в шоу возле здания скопления людей просто не давали прохода. А до этого времени Хан словно и не собирался думать о подобном раскладе: что по пятам будет плестись дядька в костюме, особенно настолько заунывный, хотя дело в том, что они просто плохо знали друг друга.

***

      Таким неуравновешенным ритмом пролетел год. Совместное пребывание немного сблизило Джисона и Минхо, но появились и некоторые другие проблемы, которые их начали сплачивать.       За это приемлемое количество времени фамилия Хан стала иметь значение в медийной сфере и пространстве интернета. Его рок-музыка многих воодушевляла своим авангардным стилем, рабочий псевдоним «J.One» слышался в отголосках новостей по телевизору, в чартах на музыкальных каналах, уличных рекламах, амбассадорстве брендов одежды и прочем.       Мир уже запомнил Джисона. Казалось, цель достигнута, теперь нужно искать новую и идти к ней.       Но в жизни каждого артиста наступает период «звёздной болезни», когда рабочий персонал для тебя — лишь обслуживающий класс, а самопревосходство выходит на уровень ощущения себя Богом. К счастью, лично у Сона длилась она недолго: примерно до того момента, пока терпение Ли, и без того хрупкое, не лопнуло. В очередной раз тот дал понять, что не к тем людям он относится, как к дерьму, напомнил о том, с чего начинал Джи, и волосы неловко защекотали глаза на моменте, когда его отчитали. Бунтарство снова залезло глубоко в задний проход и не появлялось приоритетно долгое время.       Пожалуй, за длительное время непрерывной работы его кратковременные перерывы не пошли на пользу, и система дала сбой. Вполне нормально получать выгорание, когда столько сил тратишь на продолжение чего-то определённо направленного. От песен про приятных незнакомых, с которыми хочется сблизиться и некоторых о становлении известным, наступил период музыки, текст которой содержал то, что не можешь найти себя, убегаешь от проблем и фразы об отчаянии. Многие тоже находили в себе эти отголоски, хотя подача треков всегда была более, чем положительной ушам. Самый страшный момент наступил уже во время первого мирового тура.       Билеты раскупали с бешеной скоростью. Прожекторы слепили глаза, рёв толпы оглушал, но Сон чувствовал лишь пустоту. Вершина славы, о которой он мечтал, оказалась холодной и бездушной.       Люди кричали: «J.One», но рок-звезда, чьё имя гремело на всех радиостанциях, был пустым внутри.       Вдохновение иссякло, музыка стала ничем, когда-то бывшая его жизнь превратилась в сумбурные обрывки памяти, оказалась лишь фоном для бесконечного тура. Опустошённость и отсутствие твёрдого плеча поддержки прерывались бесконечными встречами с фанатками после концертов, снятием проституток и прочей мерзкой дребеденью, что покрывала потребность в дикой похоти и заполнить пробелы. Это совершенно не то, чего хотелось. Отсутствие перспектив уходило на дно очередной выпитой бутылки алкоголя, а в свои 20 Хан превысил рекорд выпитого Минхо за всю жизнь.       Попытки Совон вернуть ему мозги на место не увенчались успехом, и пока множество людей продолжало восхищаться его музыкой, из-за поведения Джисона всё могло посыпаться, словно карточный домик. Очевидно же: не каждая поклонница готова терпеть то, как известный артист использовал её на одну ночь, чтобы на утро оставить только деньги на такси. А выбирал он редкостно страшных, с неприятным характером. Иногда даже складывалось впечатление, будто ему было без разницы, какую сучку выебать сегодня. От полных до худых девушек, от светлых до тёмных. Жалобы стали поступать всё больше и больше, слухи вместе со злобой в лице прекрасного пола росли молниеносно. Дабы не слететь с пьедестала, репутация должна была зафиксироваться на чём-то, что с малой вероятностью её порушит, но пока этот вопрос подзавис.       Минхо знал о всей этой ерунде. Каждый вечер после бурных ночей он лично отвозил Хана до новоприобретённой квартиры младшего. В такое время водитель отказывался брать работу, особенно зная обстоятельства. Джисону стоило бы его уволить, но в отличие от остального рабочего персонала в окружении, тот был семьянином, что после 9 приходит на порог своего дома. Между прочим, это очень уважительная причина.       После тусовок и алкогольных безумий, где играло большую роль невероятное смешивание разноградусных напитков, Ли не брал подработку, но из непреодолимой, неизвестно появившейся жалости стал выслушивать бредни Джисона, истории из прошлого, многое о личной жизни, но ни слова о его похождениях, будто их и не было. Часто рассказывал одно и то же, на бухую голову; мысли путались в голове на пару с языком. Иногда Хо бывал и унитазной сиделкой, что слушает рвотные симфонии, облокачиваясь на дверной косяк, сложив руки на груди, ожидая конца. Затем давал воду, лекарство, расстилал постель и укладывал спать. Это больше походило на историю: из телохранителя в Золушку. Ведь он наводил порядок, складывал вещи, выносил мусор, а потом уходил неизвестным героем.       Джисон никогда об этом не говорил, но мозг безжалостно помнил всё. Наверное, стоило свои приоритеты расставлять правильнее, но кроме глубокой, безмолвной признательности и личной информации о себе Хан словно не мог ничего дать ему взамен. Истинные эмоции и мысли притуплялись бесчисленным круговоротом однотипных событий, а слушатель у всех его бед — одно несчастье, и имя ему — Минхо. Если так и подумать: они оба словно одинокие корабли по разные стороны берегов, а если пересекутся — потонут вместе, потому что их смесь несёт одни разрушения.       Сердце Ли не могло найти удела, в вечном поиске неизвестного, а Хан даже и понятия не имел о слове «любовь»: вдохновение до того изжило себя, что субботние сериалы тоже не спасали.       Их участь, скорее, сгинуть во взаимоодиночестве. Этот путь они прошли вместе, шли до сих пор, но ни один так и не понял, за каким чёртом свела их судьба.       А Хо за их совместную работу, наблюдая, лишь узнал Джи с разных углов. Хан не был окружён друзьями: лишь коллеги и собственные амбиции. На их фоне терялись даже родные. Он любил высокое, никому не виданное искусство, делился им с миром и исходя из этого факта наносил на своё тело татуировки. Минхо их видел, но не совсем понимал смысл даже после пояснений.       Сон до выгорания был энергичным, трудолюбивым и очень весёлым, на сарказм всегда отвечал взаимно, а техника флиртов для девушек у него находилась на непостижимо высоком уровне. Люди не зря его любили. Он словно был рождён стать звездой.       Но так же он часто вступал в споры, даже если не был уверен в своей правоте. Хан очень подвержен критике, но сейчас ему было проще сказать «похрен» на всё. И единственный, кто просто заебался терпеть самоуничтожение Джисона — это Минхо. Ли было достаточно известно информации о своём работодателе, чтобы считать его чем-то вроде друга, когда тот почти ничего не знал в ответ.       Конец этой блядиады настал в один из идентичных вечеров, где в номер отеля, после ухода жертвы общественного темперамента, вошёл Минхо. В помещении противно смердело перегаром и дешёвым табаком, хотя, определённо курил не Джисон. Даже пьяным противился.       Хо нашел Хана валяющимся на ледяном полу среди пустых бутылок. Джисон пребывал в ужасном состоянии, слезы смешивались с опьянённым разумом и красным отпечатком на щеке, по форме женской руки.       — Это всё… фальшивка. Всё это… ложь… — стонами сжато мямлит, глядя на ноги, обутые в классические туфли.       Минхо опустился на корточки рядом, аккуратно погладив Сона по голове, немного взъерошил чёрные волосы.       — Ты устал, Джисон. Очень устал, — несвойственно мягко, заговорил, холодным взглядом осматривая тело, словно свысока оценивая ущерб.       — Устал? Я… я живу в аду. В золотом, блестящем аду. Музыка… она умерла. Я… я умер, — горько посмеивается, вздымая спину, с морганием выпуская последнюю соль из глаз.       Ли молча впитывал обстановку, позволяя Хану выплеснуть свою боль. Он не осуждал, не пытался утешить пустыми словами, а просто понимающе молчал. Наверное, не мог позволить себе быть таким же убитым после предательства и развода, хотя ему это было необходимо. Хо просто был там, его присутствие — тихий остров спокойствия в бушующем море отчаяния Джи.       А на следующее утро Минхо заказал ему суп от похмелья, оставив его у себя в квартире на ночь, потому что котов нельзя было бросить совсем без присмотра, как и Джисона.       Хан же, с жутким перепоем, головной болью и сухостью во рту просто кивнул на утверждение о необходимости поесть. Устроившись на диване, он лениво, с тяжестью распаковал пищу, наблюдая, как Ли присоединяется к диванной трапезе со своими оладьями.       — Мы отменяем следующие концерты. Совон уже занимается с Чаном этим вопросом. Ты нуждаешься в отдыхе, — тихо выпаливает, облокачиваясь на перила дивана спиной, осторожно жуя.       — Совон…и… Они… будут злиться, — сжимая тару с супом в руках, безразлично глядя в бульон.       — Пусть злятся. С этой хернёй пора завязывать. Ты сейчас наш приоритет, — строго, но с еле видимой аккуратностью, сторожась за состояние Джисона.       — Прекрати. Своей заботой ты меня душишь. Я не нуждаюсь в твоих решениях и опекунстве. Я сам справлюсь, — тихо, елозя пластиковой ложкой по дну тары с едой, прерывает тишину.       — Справишься? Ты сам себя чуть в могилу не загнал! Сколько раз я тебя вытаскивал из этих… из этих грязных отелей, из объятий очередной девицы, которая заботилась о тебе меньше, чем я?! — тихая атмосфера сменяется напряжением, голос Ли сдерживается, но уже жёстко бьёт по барабанным перепонкам.       — Это моя жизнь! Моё дело! — начинает срываться на крик, истерить. Так, будто не осознаёт количество причиненного вреда.       — Твоя жизнь? Ты разрушаешь её своими руками! Все эти месяцы, год, все наши усилия, всё, что мы сделали, чтобы ты добился этой чертовой славы — всё сводится к твоему эгоизму! К твоему неумению взять ответственность за свою жизнь! Ты думаешь, мне нравится вытирать за тобой сопли после очередного запоя? Мне нравится видеть тебя разбитым и опустошенным? — голос бьётся о стены, глухо рассыпаясь дрожью в пространстве комнаты.       — А ты думал, я просил твоей помощи? Ты вмешиваешься в мою жизнь без приглашения! — выпаливая похмельную агрессию.       — Ты сам вчера сказал, что потерялся в этом мире! Как мне это по твоему расценивать?! Твоё поведение не вписывается ни в какие рамки! Ты сам рушишь свою карьеру! — сдерживая нарастающие порывы гнева. — Я вмешиваюсь, потому что я забочусь о тебе! Потому что я… — он замолкает, пытаясь взять себя в руки. Это как-то само вырвалось из рта, мозг не контролировал язык. — Хорошо. Делай, что хочешь. Я устал. Устал от твоих игр, от твоей безответственности, — на этом моменте Минхо откидывает тарелку с грохотом на столик, а та раскалывается на несколько неравномерных колких частей. Молча отворачивается и спешно направляется к себе в комнату.       В гостиной воцаряется словно отсутствие жизни, даже дыхания Джисона было не слышно. Тишина холодила и оглушала до боли в груди. Несколько минут Хан пялился на битую тарелку, всю грязную. Обломки. После, в коматозе завершив медлительно, ступорно свою трапезу, молча отнёс на кухню и утилизировал одноразовую посуду.       Хо не предпринимал никаких действий, хотя сказал он итак достаточно. Хан, взяв свою сумку, перешарил в ней всё, чтобы найти ключ от собственной квартиры. Направился ко входной двери и ушёл в неизвестном направлении. Только добравшись он обратил внимание на одежду: худи Минхо, его штаны, что были велики, но аккуратно завязаны в бантик на бёдрах, носки тоже не свои, так ещё и тёплые, под собственными кедами. Почему-то по-детски его расстроило, что, как папа после плохой шутки, Ли не пошёл просить прощения у ребёнка и не отправился на его поиски под стол.       Но, как известно, после всех стадий: гнева, торга, отрицания и что там ещё есть, всегда наступает принятие. Эти пару дней Джисон втыкал в телевизор, нудно и скуля каждый раз при необходимости выйти в круглосуточный за едой, как правило, уже готовой, или же сразу заказывал доставку на дом. Спустя несколько дней после конфликта с Ли они не виделись. Более того — и капли алкоголя в организме Сона с того злосчастного дня не наблюдалось. Только тоска и безразличие ко всему.       По телевизору не крутили ничего интересного, а отлипнуть от дивана было той ещё задачей. Вроде дурацкие теле шоу раздражали, но с другой стороны — выбор к просмотру невелик. В отчаянии руки берут телефон и листают всевозможные посты в сети интернет. Те и без того усугубляют ситуацию безысходности. Одни за другим так новостники кричат безудержно: «Новость о переносе концертов J.One мгновенно облетела интернет. Фанаты, которые с нетерпением ждали выступления своего кумира, взорвались гневными комментариями в социальных сетях». Тэги ещё больше резали по живому: #ДжисонПредалНас, #ОтменаКонцертовДжисона и #НеуважениеКПоклонникам заполнили ленты новостей. Фанаты негодовали.       Выглядело так, словно они не знали причину. Это огорчало. Только сейчас Хан начал понимать, к чему привело его отношение к труду не одного человека, а целой рабочей команды. Пока упоминания в интернете не превратились в водоворот критики и разочарования. Комментирующие пользователи не только выражали своё возмущение, но и высмеивали Джи, обвиняя его в эгоизме и незрелости. Они требовали обещаний, что кумир не заставит их ждать ещё долго. А у него не было сил даже думать о чём-либо.       Джисон, сидя в своей тихой квартире, слушал, как его имя обсуждали в разъяренном вихре интернет-комментариев. Он пытался отрицать шум, заглушить его звуки, словно все эти недовольные обожатели поселились в его голове. Голоса требовательных фанатов достигали его, как приглушенный, но всё ещё болезненный крик. Хан чувствовал, как кровь отливает от его лица, а сердце заходится в беспорядочном ритме. Странное чувство — когда ты звезда, и все желают, чтобы ты улыбался и шутил, пока ты сам раздавлен своей же популярностью. Не этого ли с самого начала он так жаждал?       Впервые за долгое время Джи не пытался отрицать правду. Его эго, которое так долго питалось славой и вниманием, наконец-то начало съёживаться, как сдувшийся воздушный шар. Перенос концертов — это не просто заминка в расписании. А скорее напоминание о том, что его жизнь — это не бездонная яма, в которую он может без остановок сваливать все свои проблемы. Маленькое напоминание о том, что он всё ещё человек.       Мысли продолжали поглощать его в свой омут, а фундамент сознательных размышлений отправлялся в длительную поездку без отметки об окончании.       Минхо же, после пережитого гнева, надутый, словно рыба фугу, несколько дней не выпускал из головы Джисона.       «Вот вроде его музыка ничего так, но вроде и параша».       А учитывая нелюбовь Ли к любой музыке — то по сточным трубам звук был лучше, чем песни его работодателя. Настолько скучна личность Хо, что даже ебаться он предпочитает в тишине. Кошмар.       Сейчас, за год работы, он был иного впечатления о нём. Он ловил себя на том, как не может отделаться от мысли о Хане. Не о Джисоне-звезде, а о Джисоне-человеке. И это чувство, которое невозможно было назвать ни восхищением, ни просто симпатией, ни даже дружбой, тревожило его до мозга костей. Он прокручивал в голове моменты, когда Джи, казалось бы, бездумно разбрасывал энергию и эмоции на сцене. Но теперь, спустя время, Минхо замечал в этих жестах, в этих криках неожиданную хрупкость, ранимость. За этой броней из алкоголя, из эго, из разочарования он начал видеть истинного человека, который страдал, пытался что-то доказать и, возможно, нуждался в настоящей поддержке, ведь не получал её продолжительное время.       В его голове проплывали образы. Джисон, с трудом выбирающийся из затруднительного положения, с выражением измученной и отчаявшейся боли. Ли начал замечать в Соне невероятную силу воли, которая помогала ему держаться на плаву даже в самые тёмные времена. За всей этой неуравновешенностью он видел желание жить и творить. Силу, которую Минхо пытался найти в себе, но так и не осмеливался элементарно признаться самому себе в чувствах к двадцатилетнему ребёнку, который не ставит ничьи интересы в приоритет, кроме собственных.       Хо руководствовался страхом быть обманутым вновь или, что ещё более страшное для людей с нетрадиционной ориентацией, так это влюбиться в натурала, как жизнь сразу начинает идти к тебе раком.       А для себя он продолжал перечислять не только недостатки Джисона, но и положительные черты. Энергия, страсть, увлечённость искусством — все эти качества, которые казались такими поверхностными на сцене, теперь наполнялись новым смыслом. Это был не просто громкий выкрик, а душа, которая пытается вырваться наружу, пробиться сквозь преграды.       Минхо понимал, что ему нужно разобраться с тем, что он чувствует, пока это не мешает работе. Но он не мог отрицать, что всё это напоминало странное и необычное вовлечение. Вся затея в любом случае не принесёт ему благих вестей, потому что всё, что имело в его жизни связь с Ханом, превращало бытие в круговорот неудач и разрушений.       Тут все мысли прерываются телефонным звонком, и подпись плывущей строкой: «Джисон-придурок», когда воображение уже красочно рисовало: «Любимый Хан-и».       Сон судорожно сжимал телефон, пальцы дрожали. Его сердце колотилось, словно птица в клетке, готовая вырваться на свободу. Воздух вокруг казался спертым, тяжелым, как будто он сам натягивал на себя удушающую пелену. Казалось, что каждый звук, каждый шорох усиливался, приобретал угрожающий смысл. Дыхание сбивалось, становилось поверхностным и прерывистым. Тело покрылось холодным потом, и потливость усиливалась, с каждой секундой все больше захватывая его. Голова гудела, мысли путались, превращаясь в хаотичный водоворот.       Наконец трубку сняли.       — Минхо… Мне… мне плохо… Приезжай, пожалуйста, — голос, которым он произнес в трубку, был сдавленным и хриплым.       Неужели в экстренных вызовах у него был только Ли вместе со службами безопасности?       Тот, оставив все бессмысленные дела, соскочил с места; не переодеваясь, отправился на улицу, нервно заказывая такси. Сердце его колотилось в унисон с учащенным пульсом Джисона. Пустота в его сознании заменилась тревогой.       В голове Хо крутилась паника, а в его памяти всплывали воспоминания о прошлых панических атаках. Он видел лицо Сона, его беспокойство, страх. Хан, обычно такой яркий и жизнерадостный, сейчас был заключён в этой страшной, пугающей ловушке. И Минхо, понимая, что ему нужно сделать все, чтобы помочь, мчался навстречу, изо всех сил стараясь быстрее добраться до его квартиры. По пути из квартиры он так же захватил дубликат ключа, на всякий случай, и направился к авто.       Уже не осознавая реальность, дверь квартиры Хо захлопнул за собой, и тут же увидел Джисона, прислонившегося к стене. Его тело дрожало, а лицо было бледным. Дыхание прерывалось, захлёстывая его волнами ужаса.       — Джисон, всё хорошо. Я здесь. Дыши со мной, — с налёта, обхватывая плечи, немного отодвигая его от стены.       — Не могу… Всё кружится… Так страшно… — едва выдыхая в треморном ропоте, еле глотая слюни во рту.       — Спокойно. Глубоко вдыхай. Вдох… выдох… — проговаривает вслух, близко к уху Джи. — Вдох… один… выдох… два… вдох… три… выдох… четыре… — затем медленно начинает считать.       Джисон пытался следовать инструкциям, но каждая попытка вдыхания казалась сверхъестественным усилием. Его мысли были запутаны, и он не мог понять, как успокоиться. «Фанатские» сообщения и прочие гадости заполняли память, пуская ступор беспомощности по телу.       — Не помогает… Сейчас… как будто сердце вот-вот вырвется… — хватаясь за майку Хо, цепко, словно белка на дереве. Пока волосы липнут к потному лбу.       — Я знаю, как тебе плохо. Но я здесь. Посмотри на меня, — трепетно касаясь руками щёк, заглядывая в глаза, полные ужаса. — Ты в безопасности. Я рядом. Всё будет хорошо, — шепчет, поглаживая пальцами кожу. Вновь он неосознанно был так нежен с ним.       — Но… я не могу… — выдавливая слабо, сквозь слёзы.       — Закрой глаза. Представь себе место, где тебе спокойно и хорошо. Море, горы… любящие руки… — продолжая перечислять образы, в попытке уловить те, что успокаивали Хана.       — Они все больше меня не любят…       — Неправда. Всё хорошо. Мы справимся вместе. Просто… дыши, — спустив одну ладонь по его руке, гладит. Через несколько минут дыхание Джи начало выравниваться, дрожь постепенно утихла. Он всё ещё был испуган, но ужас немного отступил. — Всё хорошо, Джисон. Сейчас ты в безопасности.       Минхо усадил Сона на диван, накрыл его пледом. Он сидел рядом молча, пока Джи не успокоился окончательно. В комнате повисла тишина, прерываемая лишь спокойным дыханием парней. В этот момент Ли понял, что Джисон — не просто чей-то кумир, а человек, нуждающийся в поддержке и понимании, и ему было важно это показать не только словами, но и действиями.       — Может, ляжешь вздремнуть? — толкая локтем руки Сона, слегка ухмыляется, поднимая брови с сочувствием.       Дыхание Джисона выровнялось, дрожь почти полностью ушла. Он приоткрыл глаза: взгляд был всё ещё затуманен, но в нём проглядывалось спокойствие.       — Просто… останься со мной. Пожалуйста… — а после Ли почувствовал, как его сердце забилось чаще. Он не был уверен, как ему реагировать на эту просьбу. Теплое касание Хана его руки, близкое расположение вызывали неожиданное волнение. Хо вновь чувствовал себя ужасно нелепо, словно, будучи школьником, влюбился в незнакомого парнишу помладше. Опять по всему телу прошибает ток, когда вы случайно касаетесь друг друга, ладони потеют и глаза не устают смотреть на его облик каждый раз до сжатия сердца в груди.       Чувствуя себя уязвимым, он медленно убирает свою руку от Джисоновой и аккуратно пытается уложить его спать.       — Останься. Просто посиди рядом… Мне… мне так… легче, когда ты рядом, — снова ищет пальцами руку Минхо. Тот лишь молча смотрел на Хана. В его глазах отражалось беспокойство. Он понимал, что Джисон нуждается в нем, в его присутствии, но боялся сделать что-то не так, сказать невпопад или дотронуться не с той тактильностью, с которой стоило бы.       — Я постараюсь… — вышло почти безмолвно.       Но после того, как тот наконец уснул Ли всё же принял решение уйти.       Ровное дыхание Джи подтверждало, что сон крепкий.       Минхо, глядя на спящего, почувствовал едва уловимое тепло. Но вскоре его охватила тревога. Он не мог оставаться. Не здесь. Сердце скребло в груди, а мысли метались, словно испуганные птицы. Мягкое прикосновение к руке Джисона, едва заметное тепло его тела вызывали реакцию, с которой Хо не мог справиться. Ему показалось, что в этой полутьме из-за штор и тишине он становится уязвимым. Всё это, казалось, обретало совершенно иной смысл, лишало привычного контроля. Неожиданно странное волнение охватило его.       — Джисон… — прошептал Минхо, чуть наклонившись над спящим. Голос его прозвучал еле слышно.       На мгновение он замер, ощущая, как тепло тела Сона перетекает в его руки, как пульсация сердца становится все более и более ощутимой.       — Мне… нужно уйти, — прошептал он, мягко скользя пальцами по руке Хана. — Извини, звёздочка.       Джи не проснулся. Хо выдохнул с облегчением.       — Мне неловко. Я… я не знаю, как правильно себя вести. В таком состоянии… — он замолчал, будто подбирая слова, подходящие к ситуации. — Это… слишком сложно…       Он медленно, почти бесшумно пошел к двери, пробираясь в темноте. Выйдя из квартиры, он закрыл за собой дверь. В этом небольшом жесте он ощутил и облегчение, и лёгкое сожаление. Уйти от своих собственных чувств, от их непостижимого влияния. Найти безопасное пространство. В эту ночь чувства оказались слишком сильными и требовали более тщательного и взвешенного подхода. Теперь жить будет ещё сложнее, а всему виной — их встреча.