i cannot be (your) rock-star

      За всю свою жизнь Минхо так и не распознал, как он может любить. Чувства всегда были на грани симпатии, влюблённости и максимум платонической любви. С женой, честно, он никогда не спал: неудивительно, что она нашла любовника.       Она никогда сексуально не привлекала Ли, а только носила фамилию, иногда получала заботу и ещё реже — поцелуи. Радовало то, что Хо не успел с ней в браке наделать детей, хотя нет… Больше приносило счастье осознание, что она будет действительно любима другим человеком, но не им. Может, тогда у неё появится жизнь, о которой она мечтала не с тем человеком.        А уйдя в мысли, он разобрался только, что брак и был чем-то вынужденным.  Ведь возраст совестно в голове поджимал к построению семьи.        Родители знали об его ориентации ещё со средней школы, просто незаметно для сына молились, чтобы он выбрал девушку в спутника жизни. Но, кажется, тут бисексуальностью и не пахло. Он женился, но не на той, кого искренне любит, а на той, кого упрекали остаться старой девой. Зато теперь все мысли гудят в голове только об одном парнишке.       А Минхо всегда был из тех людей, что в глазах каждого прохожего ищут свою судьбу, не предвещая, что она ходит где-то под носом и тем более рушит стены на пути к твоему сердцу. Вообще, мы часто боимся заговорить с кем-то на улице, в очереди или где бы то не было, нарушить тишину, показаться странными и неуважительными в какой-то степени по отношению к человеку, что понравился.

Страшимся чужого мнения и осуждения.

Особенно такие люди, как Минхо. 

      Больной опыт, между прочим, многому научил. В средней школе ему понравился впервые мальчик, который был младше его на год, хотя до этого к девочкам тоже не шло особого интереса. Несмотря на возраст младшего, Ли нравилась бунтарская натура того, за образом которого скрывалось невероятно доброе сердце и самая приятная улыбка. Тот был "известным" в школе из-за своего поведения, начиная внешним видом и курением в туалете, заканчивая срывом уроков, прочим подростковым баловством. Для Хо тот парень был значением слова «свобода», то, чего никогда не было дозволено дома. Дом разнился от синонима свободы, там, где татуировка на руке, пирсинг в носу и крашенные волосы вместе с ногтями считались неподобающими мальчику в выглаженной одежде с безупречной репутацией.        Однажды, познакомившись с компанией его неформальных друзей, он пытался различными способами найти подход к младшему, рисуя и подкладывая ему маленькие карикатуры на тетрадных листах в рюкзак. А потом парень постарше этого донсена напишет, что он фанат твоих работ и вскоре Ли будет ныть дома другу в подушку, что он гей. Они поругаются с этим мелким из-за отсутствия здравого ответа на вопрос: «Вы действительно пара?».       Но позже вся компания донсена будет смеяться над тобой и шептаться за спиной, наверное, зная ситуацию и сознавая странным такой ярый интерес к чужим отношениям. Затем топая от друга, Хо, убито, еле передвигает ноги, сломленный тем, что такое родителям не расскажешь: они не поймут, осудят. Хоть они и сами догадаются, но Минхо получится оправдать себя словами, что девушки тоже в его интересах. Это несильно сделает ситуацию лучше, но всем хотелось тогда верить в возможность «перерасти этот период».       Итак, любовная неудача № 1 благополучно пережита.       Школа была окончена и, наконец, прежним проблемам можно было возвести памятник и возложить цветы к грунту. Но любовным переделкам конца и края не было. После первого прощения, а затем и второго, тот донсен пошёл учиться в один университет с Хо. Они в кои-то веки нашли общий язык и Ли убедился, что не ошибался ни разу, когда в прошлом любил этого человека. Потому что сейчас их общение было более, чем сносным, и даже содержало в себе много теплоты вместе с поддержкой. Уж мелкий точно перерос эту юношескую глупость, а потом, даже спустя два года расставания, не смог отделаться от своего преследующего бывшего.       На месте Минхо было ошибочным думать, что пришёл конец его сердечным трагедиям, потому что это было только начало. Самым трудным стало влюбиться в парня со своего потока: если на первом курсе попытки общения не увенчались успехом, значит, находясь на втором курсе в сходном месте пересечения, как тематические направления, его действия пошли в ход, не контактируя с мыслями. Но все слова, сказанные Ли кому-либо, были пропитаны восхищением о ровеснике, но как раз его "громкое боготворение" дало трещину в доверии к некогда близким лицам, перевалившись в громадный ком, что пал на плечи влюблённого. Что одним наимерзотнейшим днём друг этого самого предмета обожания просто присылает сообщение из категории: «Нам нужно поговорить».       А дальше зажатый в угол Хо то и дело корил себя за слова, сказанные однажды, которые никогда за собой плохого не имели, но для общества автоматически вешали на тебя ярлык изгоя.       Сдержать боль в себе — это самое сложное и страшное, в тот момент, когда предмет твоих самых нежных мечтаний стоит особняком подле тебя, пока его друг распинается о том, как важна ему чужая репутация.        Да кого это, блять, должно ебать!?       Но слышалось сбоку только: «Прекрати распускать слухи. Мне неприятно то, что ты говоришь».        Мир внутри рушится. Даже подвальные крысы сплетни верней доносят с разных концов канализации лучше, чем какие-то придурки по вузу.       Конец любовной неудачи № 2 и это отличная новость.        После Ли никогда не говорил о своих чувствах и ориентации, ведь однажды услышанное где-то в углу «мы тебя не осуждаем» с очевидным показом обратного доказывает, что в среднем большое количество людей испытывает отвращение не столько к другим людям, что не похожи на них, сколько к самим себе.        Отношения с женщиной в жизни Хо совершенно не были ошибкой. Он почувствовал, каково это: быть любимым, но не почувствовал любви к ней и только. После университета и во время службы, что перетекла в рабочий контракт, он женился на красавице. Они съехались, а для коллег он был не только опорой, но и примером, как надо строить жизнь. Да, на работе Минхо знали, как парня-трудоголика, что приходит на работу с отпечатком женской помады на щеке, но не столько от сильной любви, сколько из банального уважения к ней, чего не знал никто, пока она верила в это пиздоблядское слово, значение которого не известно было только Хо — любовь.       А что насчёт любовника?       Как раз после работы Ли писал, что задержится, бесчувственно ехал и снимал стресс, поёбывая в зад какого-то редкостного мудака, с кем и диалог не строился об отношениях выше половых. Да и, если честно, Минхо был брезглив к нему, относясь с недоверием. Каждый акт сношения происходил строго в защите. Так прошло несколько лет жизни, что, казалось, вся вечность промчалась, как жизнь перед глазами, когда рядом с головой ствол, но даже если и выстрелит — порох отсырел, и ничего не случится, но никто не знает наверняка, и, съедаемый страхом, он бы сам загнал себя в клетку.       Сейчас единственное возможное, что мог принять в себе Минхо — это потерянность и страх быть обманутым собой или другими, полюбить невсерьёз, а потом оставить огромную дыру в груди.       Да. Пожалуй, переезд был одним из немногих хороших его решений. По крайней мере никто не ебал мозг, кроме Джисона, конечно.        Ли вся эта любовная ерунда действовала на нервы. Джи сидел дома в явной невысказанной обиде, концертов не намечалось, и у Хо, прилипшего к дивану пятой точкой, настал бесконечный круговорот самокопаний. Но с другой стороны хорошо, что его работодателя не било на подвиги. Теперь можно было действительно отдохнуть, вопрос только: надолго ли?       А с профдеформацией Минхо усидеть на месте, не вытаскивая внезапно откуда-то Сона, представляется непостижимой задачей. Как он раньше жил?       Хан остался же в это время недовольным, упиваясь юношеским чувством отсутствия внимания взрослого после ухода Минхо в тот день. Он не писал, даже когда хотелось манипулятивно сообщить о своей немилости к телохранителю, но оба прекрасно понимали, что Джи просто держит обиду на Ли. Который, сам же понимая, что бросать Сона одного после панической атаки — плохая идея, сделал всё с точностью до наоборот, хотя там уже вопрос ментального здоровья Хо, потому что чем ближе к предмету его трепета — тем больше срывало крышу от потока грязных мыслей, сопровождающихся долгим воздержанием от секса или мастурбации для человека с высоким либидо.       Но всему однажды приходит конец. Как и посиделкам Джисона в своей квартире.       Первым делом с утра он с Совон прокатился в кофейню, утверждая, что достаточно отдохнул и можно продолжать турне дальше, в чём менеджер повиновалась, несмотря на сомнения. О решении, как и о встрече с сестрой Хана, Минхо остался в неведении, пока не раздался звонок, сообщающий, что мигом нужно рвануть в здание агентства.       Из быстрого Ли успел только умыться, в спешке застёгивая рубашку, а затем разбросать по спальне горы носок без пар, потому что он их не комплектовал. Натягивал брюки, но в следующую секунду не смог завязать галстук и послал нахер любые попытки сделать это дрожащими руками. Накинув пиджак он вновь выскочил из квартиры, быстро перебирая ногами по лестнице, гулко стукая маленьким каблуком лакированных туфель о бетонные выступы. Покинув квартиру, усадил свой зад на заднее сидение в авто и отправился к месту назначения. В салоне он поприветствовал водителя, а дальше, глядя на себя через камеру телефона, не переставал пытаться уложить непослушные волосы.        В здании агентства он какое-то время проторчал около студии, где-то на диване, в ожидании Сона. Они не виделись около двух недель, и в то время, как Минхо проповедовал котам отшельническую жизнь, состоящую из дивана, доставок и телика, вдохновение Джисона не дремало. Всё время, что Хан был дома, он поддавался творческому процессу: писал тексты песен, делал наброски, напевал мотив, чтобы сейчас сидеть в студии за написанием мелодии.       Как-то он говорил Хо, что хочет написать песню под названием «Alien», дабы рассказать аудитории о своих чувствах, сложности в этом мире, когда никто не понимает тебя, в мире, где ты — чужак с другой планеты. О песне, которая будет звучать, словно это яркий крик подростка о том, что общество не приняло тебя, как и ты сам себя.       Минхо многое знал о творчестве Джисона, пока рот Хана не затыкался, потому что он сознавал, что Ли стал его зоной комфорта. Ему не было принципиально, чтобы ему отвечали или даже слушали. Всё, что вылетало из его рта, делалось на автомате и не имело под собой сильной необходимости сообщаться кому-то, просто язык лепетал без умолку, нет подтекста. Но эта черта нравилась Хо. Он представлял из себя лихого рассказчика, но отличного слушателя, запоминая каждое слово, оговорку и действие. Обычно он всё это прокручивал в голове перед сном, будто записывая днём на фотоплёнку.        Как только Джи покинул студию, хлопнув дверью до содрогания стен, даже не поприветствовав телохранителя, Ли соскочил с места и, нечаянно задевая людей на пути, пытался не упустить из виду своего работодателя. Приближаясь к выходу, он всё же теряет ориентир, заметив глазами низенькую Совон, что привлекла внимание, оттянув в сторону Минхо за пиджак.       — Что-то срочное? — всё ещё пытаясь найти Джи глазами у дверей здания, тем самым избегая зрительного контакта с менеджером.       — Чтобы ты не пугался, я решила сказать тебе сейчас. Сегодня мы встретились с Джисоном и он сказал, что пора заканчивать отпуск. Он убедил меня, что с его состоянием всё в порядке, и тур можно продолжать, — пытаясь перекричать гул в холле, имеющий неизвестное происхождение.        — Боже… он идиот!? — тяжело вздыхая, Ли расширяет глаза, слегка потирая висок пальцем на моменте смыкания очей, хмуря брови буквально в несколько мгновений. — Спасибо, — коротко кидает вслед Совон, покидая здание, вспомнив про Сона, который, скорее всего, был уже на улице или в авто. Находясь под впечатлением и пытаясь скрыть раздражение, Ли не пришлось долго искать Джисона: он словно давал знать о себе.       Шум в холле среди стен здания создавали пресса и папарацци, ведь звук гулял из дверей или окон внутри, разбиваясь эхом по ушам, хотя толпа собиралась у входа. Происходящее нельзя было никак описать и уж точно услышать что-то: люди скучковались вокруг чего-то маленького, еле заметного, зажатого к стене. А рядом куча людей с микрофонами, камерами щёлкающих, издающих ослепляющую вспышку, вся эта смесь дикарей, ищущих наживу с расспросами, кричали и бились плечами друг о друга, чуть ли не влезая на голову каждому стоящему спереди него. Иногда лишь проскакивали чёткие фразы: «С кем ваш нынешний роман? Или вы так же не перестанете нас удивлять своими беспорядочными половыми связями?», «Почему вы решили отменить тур?», «У вас началась звёздная болезнь?!» — весь этот сумбур диалогов стучал по голове, словно дятел.       Пробираясь сбоку к эпицентру, распихивая нагло людей вокруг, без стеснения пихая их то влево, то вправо, Минхо чувствовал себя искателем сокровищ среди терний джунглей, режа лозу и сражаясь с аллигаторами.       Там, зажатым у стены здания, почти на корточках сидит Джисон. В его барабанных перепонках слышится лишь надоедающий скрип. До этого Хан споткнулся, его ноги подкосились. Воздуха не хватало. Паника нарастала, превращаясь в физическую боль. Он попытался что-то сказать, но в горле стоял ком. Сейчас ему приходилось задыхаться: грудь сдавило невидимыми тисками. Выход из студии после очередного концерта превратился в кошмар. Вспышки камер слепили, вопросы журналистов — острые, как осколки стекла — пронзали его сознание. Мысли смешивались в одну большую кашу, притупляя любые попытки здраво думать о спасении своего сосуда от прессы.       Внезапно сильная рука обхватила его под локоть, резко вырывая из водоворота толпы. Это был Хо. Его лицо было непроницаемо, но Джи чувствовал в его прикосновении железную волю и скрытые переживания. Минхо буквально протащил Сона через толпу, игнорируя крики и вспышки камер. Как только они вырвались из пучины людей, хватая за руку Хана, Ли рванул по закоулкам, от шока не руководствуясь собственными мыслями. В итоге они оказались в узком, темном переулке, где царила тишина, резко контрастирующая с безумием снаружи. Джисон опустился на землю, прижав колени к груди, пытаясь отдышаться.       Минхо опустился перед ним на корточки, сминая классические брюки и оголяя щиколотки. Его лицо оказалось совсем близко и волосы щекотали лоб и веки Сону.        — Дыши, Джисон. Медленно. Вдыхай… выдыхай… — тихо твердит, попутно поглаживая по плечу парня, что сейчас напоминал беззащитного ребёнка.       — Мне… мне плохо… Я… я не могу… — задыхаясь, выдавливает из себя, пытаясь взять себя в руки и следовать указаниям сквозь наливающиеся слезами глаза.       — Всё хорошо. Я здесь, — Ли провел рукой по его волосам, успокаивая, пока в тишине переулка пелена с глаз Джи медленно спадала. Образы назойливых людей растворялись, подобно кошмару.        Но, когда паническая атака понемногу отступила, в крови Хана стала бурлить затаившаяся обида, в ожидании того, что и в этот раз Хо оставит его одного.        — Ты… ты всегда такой холодный и противный. Даже когда мне плохо… Ты просто… вытаскиваешь меня оттуда, как… как марионетку. А потом… потом уходишь, — шмыгая красным от усиления кровотока после слёз носом, поглядывая на реакцию Ли через опухшие, красноватые веки.        — Прости, Джисон. Я… я не знаю, как… — однажды он сознается, но сейчас только бессмысленно пытался найти в голове слова, что подошли бы.       — Не знаешь? Ты всегда такой. Только охраняешь и всё! А как человек, как… друг? Ты… ты даже не спросил, почему я не писал и не звонил! Только и водишь за руку, как… как ребенка! — будто это не так, обиженно хмурится и тараторит слова одно за другим, немного заикаясь. Не хватает только по-детски топнуть ножкой от обиды.        — Я… боялся. Боялся, что если я буду слишком… близко, и ты расценишь мою заботу неправильно, тогда всё рухнет. И твой тур, и… — снова замалчивает и вздыхает, словно пытаясь скинуть с души камень, который одновременно может сломать лёд.       — И что? И что со мной? Я же тоже человек, черт возьми! Мне нужна не только охрана, Минхо! Мне нужна поддержка! — возмущённо восклицает, хмурясь.       — Извини, что друзей нельзя нанять за деньги! Но я изначально не подписывался вытаскивать тебя из пьянок и отвозить домой! — немного раздражаясь, высказывает строгим тоном, но не повышая на него голос.       В ответ Джисон с почти виноватым видом взглядом рисует на асфальте что-то. Минхо встаёт на ноги и протягивает руку Хану, выдыхая:       — Пойдём отсюда, придурок, — понимая, что мог ляпнуть лишнего и обидеть дорогого ему человека.        Джи посмотрел на него, на протянутую руку, в то время как лицо по-прежнему отражало смесь обиды и… надежды, что хотя бы в этот раз его не бросят. Очевидно, теперь они знают о мыслях друг друга чуть больше и, если хватит ума, усилия будут приложены.       — А вообще, где твой чёртов водитель?! Почему он не забрал тебя?! — возмущённо вновь вспыливает Ли.       — Я хотел пройтись домой пешком… — не удивляясь, кажется, уже ничему, Хо в ответ на это лишь тяжело вздохнул.       — Юность или глупость? — поднимая брови чуть выше над глазами, вопрошает.        — Двойная юность, — когда Джисон забыл, что его мечта сбылась, и он пришёл к желаемому, но по глупости откинул все мысли об этом, притворив себя снова в подростка с "несерьёзными" проблемами, конечно же, только в собственной голове.       Минхо провожал Сона до дома, молча идя рядом. Обычно неприступный и холодный, сейчас он казался немного растерянным. Джи, хоть и немного успокоился, но периодически его настроение всё же скакало от обиды до едва скрытой злости.       Тишина между ними была напряжённой, пока Джисон не нарушил её резким, немного детским вздохом:       — Знаешь, я думал, телохранители должны быть немного… более внимательными. Вроде как, следить за состоянием «клиента» входит в их обязанности. Или это только в фильмах?       — В фильмах, обычно, телохранители спасают своих клиентов от пуль и взрывов. Панические атаки — это, как бы намекну, немного другая категория, — Ли бросает на собеседника короткий взгляд и создаёт на лице улыбку, выражающую небольшую насмешку.       — О, правда? А я думал, твоя работа — предотвращать всё, что может испортить мое хрупкое психическое состояние. Как, например, твой внезапный уход после моей почти смертельной панической атаки, — идёт, немного приподнимаясь на носок от каждого шага, как ребёнок, убрав руки за спину, обнимая ладонями локти.        — Успокойся, драматическая принцесса. Я не хотел тебя оставлять. Просто… справиться со своими эмоциями оказалось сложнее, чем с толпой репортёров, — вздыхает, подкатывая глаза чуть ли не до мозга, медленно перебирая ногами по закоулкам Сеула.       — Ох, да? Твои эмоции. Что-то новенькое. Я думал, у таких, как ты, вообще нет эмоций, — саркастично говорит, немного отбегая вперёд дабы заглянуть в глаза Ли. Но делает ещё несколько шагов и звонко ударяется черепушкой о позади стоящий столб. Кривя в болезненной волне физиономию под попытки Минхо сдержать смех. — Это несмешно! — потирая голову, стонуще выдавливает Сон.       – О, нет… Это очень смешно… — дразняще начинает смеяться Хо, уже без стеснения провоцируя Хана. — Может, у меня просто не было повода проявлять эмоции. До сегодняшнего дня, — немного сбившись с прошлой темы, отвечает на ранее заданный вопрос.        — А теперь повод есть? — интересуется, всё ещё потирая голову.       — Я бы сказал, повод внушительный. Почти такой же внушительный, как твой талант к привлечению внимания, даже когда ты пытаешься незаметно раствориться в переулке, — Ли снова посмеивался своим мягким и лиричным голосом.        – Ну, ты же всё ещё здесь. Следишь за тем, чтобы я не вызвал еще одну глобальную катастрофу, — усмехается, глядя на телохранителя.        – Ты уже вызвал катастрофу и без меня, минутой ранее столкнувшись со столбом… Как ты только не заметил, что он шёл тебе на встречу… — стебается над Джисоном, ожидая бурную реакцию, что не последовала. – А моя работа — прежде всего — твоя безопасность. И, кажется, в последнее время твоей безопасности угрожает не только толпа журналистов… — он приблизился к плечу Сона, немного вытесняя его с тропинки и игриво, по-кошачьи, заглядывая в глаза, что обратили на него внимание. – Поэтому, наверное, мне стоит почаще быть рядом. Для… профилактики, — в атмосфере читается лёгкий намёк на флирт, а впереди виднеется дверь в подъезд дома Джи.       – Профилактики чего? Ещё одной панической атаки? Или… чего-то другого? — утомлённый диалогом, зевает, продолжая спрашивать.       – Посмотрим. Но, я обещаю, твоя безопасность будет моей главной заботой. А также… мое личное удовольствие, — на этих словах в очах Хо что-то блеснуло, и изо рта вылетела небольшая усмешка. – Увидимся, — поглаживая по плечу Хана, нелепо задевая пальцами его шею, вызвав лёгкий признак мурашек на коже Джи.       – До встречи, — бросает Джисон, провожая взглядом уходящую фигуру телохранителя. Позже он разворачивается и направляется в подъезд. Их следующая встреча намечается в аэропорту, поэтому сейчас будет необходимо собрать чемодан в поездку, снова в тур.

***

Турне.

      Очередное трудное время для Минхо: нанять няню для котов, собрать вещи и на какое-то время покинуть любимую квартирку.       Снова безумный режим, джетлаг, адаптация к местной еде, недосып и куча всего нового вокруг тебя, что нельзя пропустить. От страны до страны, пока звезда приветливо машет рукой всем своим поклонникам в толпе аэропорта, а тем временем телохранитель то и дело подталкивает его вперёд рукой где-то в районе спины. За весь день их глаза пересекаются только сидя на сидениях бизнес-класса в самолёте, а позднее вкусы сходятся на той еде, которую приносит милейшая бортпроводница. В их радиусе изначально нет разговоров, лишь бы однажды они не пришли к той теме, которую оба так бояться затронуть. Какая-то химия ускользала между ними, но, если у Минхо с осознанием положения и в целом проблем с этим школьным предметом не было, то у Хана ряд таких имелся.        Джисон, одетый в кожаную куртку и рваные джинсы, выглядел почти так же дерзко, как и его музыка. А Ли, в своем неизменном черном костюме, выглядел как мрачная, но надежная скала рядом с бушующим морем рока. Они сидели в удобных креслицах, окруженные суматохой, уже перестав слушать технику безопасности, привычно зная наизусть. В шепоте двух сидений, их связи казалась отрешенными от всего мирского, погруженными в свой собственный, напряженный диалог, который зародился благодаря мистеру Не-Сидится-Заду-На-Месте.       – Итак, господин телохранитель, готовы к очередному погружению в пучину безумия? Надеюсь, ваш запас успокоительных достаточно велик, — разворачиваясь вполоборота к телохранителю с вопросительным взглядом, глядя, как следующий натягивает подушку для шеи на себя и уже собирается надевать наушники и маску для сна, чем веселя Хана.       – Как всегда готов. Хотя, учитывая ваш недавний опыт, я бы предпочел вам придерживаться диеты, исключающей алкоголь, похождения по девушкам лёгкого поведения и панические атаки, — резко бросает Хо, с неким высокомерием. Он что, сегодня в плохом настроении?       – О, как оригинально. Никто никогда не думал предложить мне такую ​​диету. Может, я напишу об этом песню? «Диета Минхо: путь к спокойствию (и к полному отсутствию веселья)», — последнее он не озвучил, ведь у Ли хороший слух цепляться за слова, а затем беспощадно закидывать своего работодателя сарказмом и ядовитыми шутками.        Как только прошли полчаса молчаливого полёта, Сона опять прорвало на любезные диалоги со своим соседом по сидению от скуки.       – Знаешь, Минхо, я начинаю понимать, почему у тебя такой строгий взгляд. Ты постоянно находишься в состоянии боевой готовности. Скоро будешь похож на сову. С постоянно расширенными от стресса зрачками, – вспоминая прошлые полёты в турне, дёргает Ли, дабы тот поставил свой хоррор в телефоне на паузу и выслушал его ещё одно сумасбродство. И вообще, разве он не собирался спать? Им ведь лететь около 12 часов.       – А ты, кажется, всё ещё находишься в состоянии «после бури». Такое впечатление, что ты готов взорваться от каждой случайной искры, ещё и с твоей словесной диареей, — Минхо усмехнулся, но в его глазах не было ни капли веселья.       — Я в порядке. Просто… немного устал от всей этой суеты. От постоянного внимания. От тебя, например, — вздыхает Сон, немного потягиваясь в кресле, издавая странный писк во время вытягивания мышц.       — Ох, неужели? Мы находимся друг с другом не так уж и часто, учитывая, что ты меня избегал две недели подряд из-за обиды. И к тому же, не ты ли уверял свою милашку-менеджера, что достаточно отдохнул? — вытягивает лицо засчёт поднятия бровей, но по-прежнему нахально вопрошая.       – Боже, тебе что, нравится моя сестра? — отвечает вопросом на вопрос, пытаясь увильнуть от заданного, кривясь от одной только мысли.       – Конечно нет, какой ужас, она же моя коллега… Тем более, не в моём вкусе… — его лицо искажается в лёгком отвращении, но не к Совон, а, скорее, от представления себя с девушкой.       – Разве он вообще у тебя есть? — саркастично прыщет, подкатывая глаза, огибая потолок в самолёте, а далее просто оборачивается к иллюминатору, притворяясь, что его пиздец как интересуют облака.       – Ты мне так и не ответил. Пожалуйста, не делай вид, что не слышишь меня, — тихо произнёс Хо. – Мне интересно… от чего ты устал? От моей… заботы? Или всё же от внимания? Я давал тебе кучу времени, — усмехнулся, осознавая, что прозвучало, будто они замужняя пара, которая ругается в полёте.       – Я имею полное право не отвечать на это, если не хочу! И вообще… я смотрю на облака… Они такие… пушистые… — вспыливает, но не поворачивается обратно, дабы и без того красные уши не выглядели смущённо вместе с румянцем на щеках, непонятно от чего.       – Пушистые, как твои… волосы? — мягко улыбается, бессовестно флиртуя.       – Прекрати. Это… профессиональная деформация. Ты все еще мой телохранитель. Помнишь? Твоя задача — заботиться о моей безопасности, а не о том, чтобы вывести меня из равновесия, — возвращает своё лицо к лицу Хо, злобно хмуря брови и сужая и без того овальные глазки.       – Что за бред? Выучил новое умное слово и решил блеснуть умом? — немного раздражённо твердит Хо. – Заботиться о безопасности — это широкое понятие. Охрана от толпы – это лишь часть работы. А ещё я слежу за твоим… эмоциональным состоянием, — подъёбывая Хана воспоминаниями из недавнего диалога.       Но это был конец их словесной перепалки. Джисон обиженно отвернулся от Минхо до конца полёта, а тот спокойно досыпал оставшиеся часы в полёте, надев маску для сна и включив шумоподавление в наушниках.       А уже по прибытии, они направились с горой багажа в отель. Оставшееся время тратя на репетиции и подготовку. Будни тура были далеко не такими гламурными, как казалось со стороны во влогах и сторис. За кулисами блеска и огней скрывалась рутина, похожая на бесконечный цикл из одинаковых гостиничных номеров, скучных перелётов и монотонных звуков проверки оборудования, а иногда это сопровождалось воплями, точнее, распевками Джи.       Однообразное утро. Хан просыпался от жужжания будильника, который он постоянно забывал выключать, и недовольно ворчал, поднимая голову с подушки. Минхо, уже одетый в свой обычный, заебавший всех вокруг черный костюм, стоял у двери, терпеливо ожидая.       – Пять минут на сборы. Завтрак через десять, — опираясь на дверной косяк, вальяжно складывая руки на груди.        И какого чёрта этот придурок вообще забыл в его номере? Точно… Они жили в одном, но в разных комнатах. Хотя чаще из-за бессонницы Ли засыпал в гостиной на диване, в очках, тапочках и пижаме, так ещё и с включенным экраном телефона, где читал заунывные статьи, под какие грех не уснуть. А Джисон, который обычно выходил из своей спальни в туалет, просто небрежно укрывал его пледом, попутно выключая экран телефона, затем уходя по своим нуждам.        Так вот.       – Минхо, неужели нельзя немного пожить без расписания? — зевает, возмущённо скрипит сонным голосом, не прорезавшимся от дрёмы.       – Нельзя. У тебя сегодня интервью, потом репетиция, затем саундчек и, наконец, — концерт, — будто вместо сна он учил расписание Джи, но это просто случайно запомнилось. – Слушай, мне кажется, я превышаю свои полномочия… Может, повысишь меня до менеджера? Или будешь доплачивать за напоминания? — бессмысленно болтает, просто, чтобы мозг Сона потихоньку проснулся.        – Минхо, иди прочь отсюда, — кричит Хан, немного примятый к одеялу, швыряя в сторону дверей рядом лежащую подушку.       – Вау, спасибо, что не нахер… У тебя 4 минуты, — отставая от косяка спальной комнаты, медленно топочет в глубь гостиной.        Взъерошенный Джисон, словно птенец, с трудом продрав глаза, шлёпает босыми ногами по полу к сортиру, умывается и пытается всячески привести себя в порядок масками для лица.       – О боже… Не пугай так… — мельком глядя сначала на двери ванной, а затем фиксируя взгляд на Соне с маской на лице. На что тот сначала молчит. – Мне кажется, тебе и она не поможет… — язвит, дабы твёрдо держать своего работодателя в тонусе. – Заткнись, — еле разборчиво мямлит через мокрую ткань на лице, чтобы эссенция не затекла в рот из уголков губ, придавая горький вкус языку.        – Уговорил, — слегка хохочет с Хана и меняет позу, сидя на диване за просмотром телика.        Последовал завтрак в отеле, состоящий из безвкусной овсянки или тостов, которые Джисон ел, уткнувшись в телефон, закинув одну ногу в сгибе на стул. А Хо, кажется, поел, но что уж точно — так это выпил кофе.        По окончании сборов Джи, интервью проходили по одной и той же схеме: вопросы о музыке, личной жизни, на которые Хан отвечал уклончиво, и неизбежные вопросы о его недавней панической атаке на публике.        Репетиции были бесконечными повторениями одних и тех же песен, которые Сон знал наизусть. Он механически отыгрывал партии, порой поглядывая на Минхо, который наблюдал за ним с каменным выражением лица, находясь где-то в углу репетиционного зала, большую часть времени зависая в телефоне.        Далее вечера: они проходили в похожей манере. Концерты в своем большинстве были похожи друг на друга – та же энергия, толпа, песни. Единственное различие – города, в которых J.one проводил свои выступления.         После концерта, обычно, следовал ужин – как правило, в том же отеле. Джисон, часто уставший и раздраженный, молча ел, лишь иногда обмениваясь с Минхо коротенькими фразами, более похожими на приказы и сообщения. А Хо в свою очередь перед сном проверял закрепленных за Джи охранников на время концерта, тех, что будут крутиться у сцены, и саму систему безопасности. Снова засыпая с мобильным устройством в руках.        Каждый день повторялся по своей схеме. Ли выполнял свою работу безупречно, а Хан, с одинаковым унынием, переносил однообразную жизнь в туре, разбавленную лишь редкими вспышками их острого, но скрываемого обоими флирта. В этой монотонности, скучном повторении, зародились чувства защищённости и опоры у Джисона, а у Минхо больше развилась привязанность. Всё это разрасталось медленно и настойчиво через широкие пространства профессионального расстояния.       Но Хан — не Хан, если однажды вновь не решит порушить совместные усилия, не только кладя на них хер.        Ещё одно выступление пережито, впереди ещё около 11 стран, возвращение в Сеул, а там — мизерный отпуск и опять альбом. Пиздец. Как бы не спиться.        Концерт окончен. Гримёрка, где пахнет косметическими средствами, в которой пёстро висят сценические костюмы и окружают куча зеркал напротив дивана, на чьём седалище располагается зад Джи. На данный момент он пьян: неудивительно, но спустя долгое время воздержания. Спасибо, что не на следующий день после приостановки тура начал поглощать алкоголь, словно монстр.       – Боже, какой же я потрясающий. Ты видел, как они визжали? Думаешь, они были очарованы моим голосом или моей неотразимой харизмой? — разговаривает с Минхо, еле соединяя потихоньку буквы в слова и предложения, растягивается на диване, медленно отпивая глоток за глотком из стакана уже третьей бутылки какого-то низкоградусного спиртного.       – Джисон, я думал, мы договорились. Никакого алкоголя, — утомлённо вздыхает, поднимая и аккуратно складывая разбросанные по полу вещи. — Да и скорее я удивлён твоим умением держаться в сознании после такого количества выпитого. Харизма в данном случае второстепенна, — изучая глазами пустые бутылки шампанского недалеко от ног рок-звезды.       – Расслабься, Минхо. Всего один стаканчик. Для расслабления. После напряженного концерта, — наливая себе добавку в стакан.       – «Один стаканчик» – это то, что ты говорил в прошлый раз. Перед тем, как ты решил, что тебе нужно ещё. И ещё. И ещё, — раздражённо собирая сумку с вещами Хана, перенося их на подлокотник дивана.       – Ты слишком заботливый, Минхо. Как наседка. Или как моя бабушка, которая прячет от меня конфеты, — усмехается и отпивает из стакана в очередной раз. – Знаешь, твоя способность сохранять спокойствие даже тогда, когда я рядом, это просто… завораживает, — скользит задом по кожаной поверхности ближе к подлокотнику, где стоит Ли.       – Я профессионал, Джисон. Спокойствие – это часть моей работы. Хотя, твоя близость действительно вызывает некоторое… ускорение пульса. Но, в основном, это из-за необходимости предотвратить очередную катастрофу, — в горле медленно скапливается ком, и голос ощущается напряжённым. – Я слежу за твоим здоровьем. И за твоим… поведением. А твоё поведение после алкоголя оставляет желать лучшего, — медленно исследуя состояние Хана после выпитого, пока негодование и раздражительность растёт.       — Какая катастрофа может произойти, если мы просто… расслабимся? Неужели ты думаешь, что я настолько непредсказуем? Хотя, признаться, в твоих руках я бы и рад немного потерять контроль… — заигрывает, и его тихие слова в недоумении звучат криком в ушах Хо среди стен гримёрки, где сейчас только эти двое.        – Джисон, твои словесные игры могут быть очень опасны. Даже для человека, который умеет держать себя в руках. И этот твой невинный вид… он обманчив. Очень обманчив, — его взгляд не отрывается от шоколадных глаз, и дыхание снизу него потихоньку сливается в единые границы.       – О, я знаю. А твоя сдержанность? Она тоже обманчива. Я чувствую, что под этой холодной броней скрывается… огромный потенциал. Неужели ты думаешь, что я не замечаю, как ты смотришь на меня, когда думаешь, что я не вижу? — он привстаёт с дивана, становясь на колени, оказывается на уровне лица Хо. Потихоньку его рука оказывает на щеке Минхо, в то время, как вторая рука барабанит какой-то знакомый ритм по обивке дивана.       – А что, если я просто оцениваю вероятность внезапного… физического контакта? Просто оцениваю риски. Профессионально, — каждый сантиметр и кончик открытой кожи начинает искрить мурашками, а собственный профессионализм утекает, с каждой секундой поднимая адреналин в крови, слова перевоплощаются в шепот.        – Риски… да, интересно. Какие риски? Риск получить удовольствие? Или риск того, что я тебя поцелую? Попробуй угадай, — на лице Сона осторожно разрастается ухмылка, но такого оттенка эмоций Ли никогда в нём не примечал, до того, что сейчас его сердце разгоралось, а для пьяного Джи, словно привыкшего получать удовольствие физически после алкоголя, кажется, вновь не имеет значения, с кем. Но он же не гей. Правда ведь?       – Риски? Да, риски заманчивы. Но я должен тщательно взвесить все последствия. Например, потеря работы, если мой работодатель поймет, что его безопасность теперь под угрозой из-за моего непрофессионализма, — маска Ли рушится под напором горячих и манящих рук. Его тон приобретает саркастичную окраску, но по-прежнему тёплую, с некой заботой. Он делает паузу, приближаясь к Джисону на опасное расстояние и выдыхая содержимое лёгких куда-то в район уха. – Или... потеря контроля. Это гораздо более серьезный риск, не находишь? — для него это становится игрой без победителя, но в это время рука Хана с щеки скользит по шее и фиксируется на затылке, ласково потирая кожу Ли, что заставляет понемногу думать иначе. Джи, ощущая тепло дыхания на своей коже, смеётся низким, хриплым смехом.        – О, Минхо, ты такой… расчетливый. Ты даже флиртуешь, используя формулы оценки рисков. Это в твоём стиле, просто восхитительно и одновременно ужасно соблазнительно… — он проводит рукой по волосам Ли, запутывая пальцы в прядях. – Но разве не в этом и заключается весь смысл игры? Риск – это ведь не всегда что-то плохое. Иногда это единственный способ получить… что-то стоящее, — продолжает, его голос становится тише. Глаза смотрят прямо в омуты Хо, они полны жадности, пока Сон не скрывает свой вызов. Ещё немного — и пёс сорвётся с цепи, растерзав любого.       – И что же, по-твоему, стоит риска, Хан-и? — Минхо, встречая его взгляд, не может сдержать улыбки. Неистовая нежность высвобождается из образа холоднокровного телохранителя, и он уже не кажется таким отстранённым. Он слегка наклоняется, его губы оказываются в сантиметре от уст Джисона.       – Ты, — игра окончена. Цепи сорваны.       В воздухе повисает напряженная тишина, прерываемая только быстрым, неровным дыханием обоих. Минхо, наконец, теряет всякий контроль. Он склоняется и прижимает губы Джисона к своим. Поцелуй долгий, но ощутимо желанный, страстный, в этом сплетении их уста симметрично, словно пазл, подходят друг другу, к верхней маленькой Джи — верхняя Хо, откуда обычно выглядывают неровные кроличьи зубки, и нижней, более пухлой, в сравнении с маленькой Ли. Поцелуй становился все более глубоким, страсть нарастала, смешиваясь с волнением и неловкостью. Сон бережно прижал Минхо к себе. Руки скользили по затылку, немного спускаясь к спине телохранителя. Позвоночник ударило разрядом тока, и тут, резко, Хо отстранился. Его лицо неожиданно побледнело, а глаза расширились от ужаса. Он отшатнулся, почти споткнувшись. Хан, ещё не осознавший, что произошло, замирает с открытым ртом. Его пальцы все ещё касались воротника рубашки Ли, пока глаза искали ответ в тех, что напротив.       Минхо, не говоря ни слова, выбежал из гримерки, оставляя Джисона в полной растерянности, пьяного и разгорячённого случившимся. Только спустя несколько мгновений Джи понял причину внезапного бегства телохранителя: резкое физическое возбуждение, которое он вдруг ощутил во время поцелуя. Обдумав это, его дальнейшие действия он себе объяснил. Но пока ещё Хан не чувствовал стыда в отличие от Хо, а значит, сегодня вечером его нянчить и отправлять домой будет добродушная Совон, которая, казалось, выполнит любую просьбу Ли, даже без объяснений.       Смывшись куда подальше, дабы скрыть вполне объяснимое чувство стыда, Ли направился в отель, неосознанно, теряясь мыслями в пространстве, но всё равно переживая за Джисона и его способ попасть в номер.       Его тело всё ещё горело, а мысли кружились, как листья в вихре. Минхо представлял себе лицо Джи, его приближающиеся губы, и снова ощущал тот внезапный жар.        Думая про себя:       «Этого не должно было быть», — повторял он снова и снова. Хо не должен был реагировать так, но что сделать с собственным телом, которое лучше нас знает о привязанности или любви к кому-то? После произошедшего находиться там осталось бы нелепицей, ведь Хан точно не гей…       Чтобы исправить недоразумение между ног, в ход пошёл холодный душ, может, и получилось бы заодно убрать жар с щёк. По-прежнему от стыда хотелось утопиться, жаль в номере не было джакузи или ванны. А услышав вибрацию телефона на туалетном столике, Минхо спешно смыл с себя пену, вытер мокрое тело и как можно быстрее покинул ванную комнату. Он редкостно забежал в спальню, что предназначалась ему, судорожно запирая дверь изнутри. Ли боялся: вдруг кто-то вломится и решит расспросить его о том поступке. Его голова падает на подушку, как на входе в номер раздаётся щелчок и слышны лепетания двух голосов — предсказуемо, двое из семьи Хан. Но как же сильно сейчас хотелось забыть их имена, произошедшее и всё то, что сделало его жизнь такой. В этот момент Хо казалось, что прошлое приходилось на его душу куда проще, чем эти нынешние моральные истязания. Но и этим пыткам пришёл конец, когда Минхо отключился, от холода укутанный в два одеяла. А к утру эмоции и воспоминания были уже притуплены, что позволяло не так сильно морочить себе голову произошедшим.        Он привычно провёл утренние процедуры, а затем стал собирать свои вещи, потому что сегодня они возвращаются в Сеул. Затем, пока Джи спал в своей кровати так, словно его не смог бы разбудить даже метеорит упавший с неба, Ли внимательно сложил все вещи своего работодателя в чемодан. Вспомнив про его похмелье, Хо так же заказал заранее суп, который быстрее поможет прийти в себя. Но, чтобы не пересекаться с ним, он оставил всё на столике в спальне Сона и завёл будильник, от которого проснётся даже человек в соседнем номере.       Видимо, не до конца протрезвев, Джисон с утра сразу почувствовал пустоту и отстранённость, от будильника без напоминаний до немного остывшей еды, точнее, в этих жестах были осколки заботы, а так же явной надежды того, кто делал все эти приятности. Но разум Хана был затуманен, алкогольный синдром притуплял мозг и оставалось слепое недоумение от почти тотального игнора Ли, учитывая тот факт, что в самолёте он летел бок о бок с Совон, а не телохранителем, который в данном случае знал, что пренебрегает своими полномочиями. Нет, в нужный момент в аэропорту он сопровождал Джи, но неловкость вязко заставляла их молчать.        Следовательно, для Сона следующие несколько дней были невыносимы. Минхо избегал его, отвечая короткими, отстраненными фразами, а обычно и без того холодный взгляд стал ещё более ледяным. Джисон пытался заговорить с ним, извиниться за то, что в голове гуляла трудность воспроизведения случившегося, но отчаяние приносило внешнее поведение Ли, которое всё ещё оставалось избегающим.       Спустя три дня, окончательно придя в себя, одним вечером, после дневного интервью, Хан лежал в постели и перебирал в голове последние воспоминания, что казались неправдоподобным сном. Вдруг, он ясно вспомнил все, что случилось с ними в тот день, и каждый элемент поломанной фрески встал на свои места. Стыд накатил волной в виде пота по спине. Сон только тогда понял, что его поведение было непредвиденным, слишком напористым, что он, возможно, напугал Минхо. Кстати, ориентация Ли была Джи неизвестна. Но он воодушевлённо представлял себе лицо Хо, рисовал в голове возможные каракули того, как всё было: испуганные глаза напротив, особенно, когда теперь собственное чувство вины давило на него.         Неожиданно, в полумраке комнаты, он почувствовал себя маленьким ребенком, который совершил проступок. Хан пожалел о поцелуе, о своём настойчивом флирте, и особенно тошно ему становилось от мысли, что он мог быть геем. Он отрицал произошедшее, ведь быть с мужчиной — это неправильно, когда ты тоже парень. Может, Минхо испугался и не смог остановиться? Какой-то бред…       А может, он тоже выпил? Или он гей..?        Известно точно было одно: Сон хотел извиниться, объясниться, но гордость и страх перед ответственностью, а особенно перед важными диалогами, заставили его молчать. Он решил ждать, надеясь, что Хо со временем забудет этот инцидент и они смогут поговорить. Но пока Джисон выбрал тишину, погрузившись в свои переживания. В голове всё смешивалось: вина, страх и странное, неприятное удовольствие, сдавливающее чувство в груди. Он никогда ранее не испытывал ничего подобного. Джи продолжал прогонять в голове поцелуй, пока тело парализовало от необъяснимой тяжести на сердце.       Он не гей. По крайней мере, так он всегда считал… хотя теперь сам Сон не был уверен ни в чём. Но что тогда это было? Это поведение, слова… Они не оставляли Хану никакого выбора. Это была правда, которую он не мог игнорировать, которую не мог отринуть. Вся ситуация служила знаком, что со всей силой ударил по нему, как нечто неизбежное. Он чувствовал себя грязным, испорченным. Ведь будучи подростком, он всегда слышал от родителей строгое порицание однополых отношений, но не мог понять, что плохого в любви к человеку своего пола.        Джисон никогда не был заинтересован ни в одном мужчине. Он всегда считал себя гетеросексуалом. Всегда, но, видимо, до сегодняшнего дня. Теперь же он был потерян, не зная, что делать. Хотелось только скрыться от чужих глаз, от непонимания своих чувств и тем более — того, что мог испытывать Хо. Он бежал не от Минхо, а от самого себя, от пугающей правды, которая всплыла на поверхность, перестав таиться в укромных уголках его души.       И вот его пальцы уже набирали сообщение для телохранителя, руки немного дрожали. Слова казались слишком маленькими, чтобы выразить все то, что он хотел сказать, что чувствовал, но нагло лгал в попытке отстраниться.        Одно новое сообщение от контакта: «Лопух Ханн-и.»       Текст сообщения:       «Минхо, я подумал… тебе нужен отдых. Тур изматывает. Возьми отпуск на две недели. Я найму кого-нибудь временно. Отдохни, пожалуйста».       Все предложения в общей кипе звучали с особой неловкостью, но для Ли они были ожидаемы, практически означая конец всего, что выстраивал уже длительное время. Джи после отправки сообщения вздохнул с облегчением, с тревогой ожидая ответа.        Минхо читал сообщение, сидя в своей просторной квартире в окружении мурчащих котов, поглаживая одного из них. Он чувствовал себя подавленным, опустошенным. Его тело все еще помнило прикосновения Сона, жар его кожи, и это чувство было одновременно разжигающим пожар внутри и в то же время безумно угнетающим. Он не ожидал такого от Джисона, и это внезапное вторжение в его мир немых очарований выбило из колеи.       Неделя отпуска казалась ему чем-то нереальным, далёким. Минхо мечтал об отдыхе, о том, чтобы всё произошедшее оказалось кошмаром, но в то же время чувствовал какую-то пустоту, словно часть его отделилась и ушла вместе с Ханом. Пожелание его клиента о том, чтобы он отдохнул, звучало как холодное, вежливое отстранение, как попытка создать дистанцию и вновь возвести стену.        Ответ Минхо на сообщение был коротким и сдержанным:       «Хорошо. Спасибо.»       Хоть что-то в этом мире было стабильно.        Хо отложил телефон, чувствуя себя разбитым. Он хотел ответить чем-то более эмоциональным, объяснить, что он чувствовал всё это время, но так же решил умолчать.        В то же время, Джисон, не объяснив ничего менеджеру попросил нанять нового телохранителя. Им оказался некий Чанбин – молодой, немногословный парень, от присутствия которого Джи ощущал странное облегчение и одновременно – глубокую пустоту. Облегчение — от того, что временно не было необходимости нести ответственность за свои действия и слова. А пустота же была от осознания того, что он бежит от своих чувств, от страха перед самим собой, от боязни признаться в своей симпатии к Минхо, боязни признать, что он – гей.       Но в глубине души эти двое понимали, что отпуск Хо не решит ничего. Их чувства, скрытые и невысказанные, а у кого-то зародившиеся, продолжали существовать, тлеть и ждать своего часа.       Вероятно, Джисон ожидал эффекта из категории: «Если мне когда-нибудь станет без тебя невыносимо плохо, я наберу. Но и это вряд ли». Хотя вся ситуация оказалась куда глубже, он, может, и не позвонил бы, но…       За ходом времени, герои не успели заметить, как от знойного августа и тёплого сентября всё перешло к холодящему душу октябрю, бесследно минуя все дни рождения в обычные словесные поздравления или небольшие презенты, как правило, двухсторонне для Хо и Сона. Ноябрь был ветренным: спасали грелки, куртки, шарфы, шапки и иногда приходилось надевать термобельё.        Новый телохранитель не приносил и Джисону тоже кофе, не бегал по пятам за ним из-за своего профессионализма, точнее он совершенно отличался от Минхо, даже куртку подать не мог без просьбы, на которую только минуту таращился в глаза артисту. Этот Со Чанбин… но Хану плевать, как его зовут, он погонял его при посторонних «полоумным качком». Молодой, немногословный, с каменным выражением лица и почти невидимым присутствием. Бин был профессионалом, безупречно выполнял свою работу, но между ним и Соном не было никакой химии, никакого привычного напряжения, которое существовало между ним и Ли. Это его отсутствие было еще более нервирующим, чем присутствие.       Хан постоянно чувствовал себя неловко. Чанбин бесстрастно выполнял все требования, если о них было сказано, хотя их особо и не возникало из-за дискомфорта Джи. Ни слова не говоря лишнего, не задавая вопросов, не пытаясь сделать хоть что-то, чтобы разрядить напряженную атмосферу — Бин выполнял всё беспрекословно. Он словно был тенью, бесшумной и незаметной, но это молчаливое присутствие давило на Джисона. Когда же он пытался пошутить, Чанбин отвечал короткими, односложными фразами, что лишь усугубляло положение.       Джи постоянно ловил себя на мысли, что часто оглядывается, ожидая чего-то. Привыкший к Минхо, к его постоянной бдительности и безвозмездной заботе, к его почти осязаемому присутствию, он чувствовал себя уязвимым рядом с Бином. Казалось, что его защищают, но в то же время не защищают совсем. Наконец Сону пришлось признать, что ему не хватало привычной безмятежности Хо, его молчаливого, но вселяющего уверенность присутствия.       Вечерами перед концертами Хан чувствовал себя ещё хуже. Ему не хватало того спокойного взгляда, который всегда направлялся на него глазами Ли. Казалось, что Чанбин не понимает его, не чувствует его настроения, его волнения и, тем более уж, не подъёбывает при каждом удобном случае. Эта безразличная, профессиональная отстранённость пугала артиста сильнее, чем любая опасность.       Он был раздражён, нервозен, постоянно чувствовал себя не в своей тарелке, пока тянулись эти две бесконечные недели. Всё это стало для него настоящим испытанием, которое ясно показало, насколько сильно он привык к Минхо, насколько важной стала для него эта скрытая, но такая надёжная связь.       Тем временем, Ли ближайшие четыре дня упивался своими страданиями, пока не приехал его друг Хёнджин, который решил отвлечь своего унылого работягу, предложив отправиться в небольшой кемпинг. Это не значило, что Хо совершенно забыл о своих переживаниях, а скорее было попыткой отвлечься хоть на немного от терзаний и головной боли, сменить обстановку, поехав на природу. Сначала Минхо вообще отказался. Ему не хотелось ничего, кроме как оставаться в одиночестве, забываться в летаргическом состоянии. Но потом усталость и безысходность взяли верх. Он понял, что продолжать так дальше не сможет. Ему нужна хоть какая-то отдушина.       И вот, спустя несколько часов, со снаряжением в рюкзаках, Ли сидел в машине Хёнджина с набитым доверху багажником, направляясь за город. Тишина в дороге казалась ему на удивление комфортной, отвлекая от мучительных размышлений. Он смотрел в окно, наблюдая, как меняются пейзажи и городская суета заменяется спокойствием природы. Частично его желанием было разделить этот момент со своей…нет, точнее просто с рок-звездой, возле которой он обычно крутится.       Но в кемпинге, в окружении шума леса и свежего воздуха, Минхо постепенно начал приходить в себя. Хёнджин, не задавая лишних вопросов, был рядом, заботясь о лучшем друге. Они готовили еду на костре, рассказывали друг другу истории, просто сидели молча, наслаждаясь спокойствием природы.       Походы в лес, плавание в озере, вечерние посиделки у костра, рыбалка – всё это помогло Хо отвлечься от мучительных мыслей. Он не забыл о случившемся с Ханом, но боль и стыд стали менее острыми. Ли начал чувствовать, что жизнь не заканчивается на одном неудачном поцелуе, что есть и другие вещи, которые могут принести ему радость.       К концу отпуска, от души Минхо отлегло, ему стало гораздо лучше. Все его внутренние проблемы не решились, но он перестал быть пленником своих мыслей и страхов. Хо осознал, что нуждается во времени, чтобы разобраться в себе, и поездка с Хёном стала для него необходимым шагом на пути к этому пониманию. Он вновь почувствовал вкус к жизни, к дружбе, к простым радостям, которые раньше казались ему недоступными.       В то время, Джи, съедаемый горем, только больше проникался проблемами с ориентацией, телохранителем и постоянными сменами настроения, срываясь на всех подряд.       Ли, отдохнувший, вернулся домой к любимым питомцам, что были в этот раз на попечении соседки. Дома, в родной атмосфере всё чувствовалось радостью его присутствия. Но и счастье длилось недолго.       С улицы, через окно, начало тянуть едким, насыщенным запахом гари, словно кто-то одновременно поджёг несколько тысяч бенгальских огоньков, а позже, наверняка искрящийся букет кинул в урну, не потушив. В носу режет, лучше форточки будто не открывать, но только они более менее давали понять, что происходит. А горит квартира соседа, примерно на 12 этаже, и дым валит до окна его квартиры, но выветривается чуть быстрее, доходя до крыши и 15, потому что это последний этаж.        Клубнями прёт чёрный туман, всё чаще слышатся звуки мигалок внизу, отдалённо, эхом. Минхо оперативно закрывает окна и двери, собирает из ящика документы, деньги из сейфа, судорожно набирая код, шустро заталкивает всё содержимое в карманы куртки на замке и мчится к громадному шкафу за тремя переносками, а дальше, как ужаленный, бегает по квартире дабы найти котов, усадить их.       Суни, Дуни и Дори, почти одновременно взъерошив шерстинки вдоль всего тельца, скучковались ближе к входной двери, будто пытаясь выбраться. Рассадив наконец своих кото-детей по сумкам, забежал по пути в ванную и намочил платок. Схватив ключ-карту, сунув её в карман сверху, он приложил мокрую тряпку к носу и начал спешно спускаться по лестнице, неосторожно телепая животных в сумках лишь на одной руке.        По мере приближения к эпицентру было всё сложнее сделать вздох, воздух утяжелялся, дым валил подобно громадному мыльному пузырю, а пожарные уже пытались выломать топором дверь, пока остальная часть дома буквально выкуривалась из своих убежищ. Точнее сказать: в подъезде было абсолютно невыносимо из-за запаха палёных квартир, глаза сильно слезились и краснели, потому отпускали всю соль по щекам.       Соседей на лестничной клетке практически не было: все спешно отправились на улицу, наблюдая уже оттуда за работой пожарной бригады. Наконец покинув дом, Ли примостился к кому-то в толпе и ждал, пока всё уладят, молясь, чтобы самая лучшая квартира в его жизни не стала внезапной грудой пепелища. Хо опустился на корточки с некоторой тяжестью, а затем поправил переноски, заглядывая через сетку к котам. Ужаса в глазах у них не занимать. Они мяукали всю дорогу из квартиры, но сейчас, вдыхая более-менее свежий воздух, они не были на грани гибели благодаря хозяину и их глаза не закисали. Вдруг его осенило, что если коты решат вдруг испражниться, находясь всё ещё в сумке, то потом она определённо будет вонять аммиаком, потому что в спешке дно не было застелено пелёнкой. Ну… ладно, купит новые.       А вообще, если так подумать, Минхо повезло, что удалось унести свои важные вещи, учитывая и то, что пожар был даже не у него. Он успел до того, как всё стало слишком задымлённым. Тем не менее, самыми запоздавшими из дома выходили не люди с последних этажей, а жители с нижних. Они собирали ёмкие чемоданы, словно дом вот-вот обрушится на них. Чокнутые ублюдки.        Он снова поднялся на ноги, возвращая взгляд на дом и дым, а шум, который производили люди вокруг него, очень раздражал. Из наблюдений в попутных раздумьях Ли вытащило прикосновение чьих-то рук, проходящих по его куртке. Хан. Эти ощущения проходили сквозь любой плотности ткань, не узнать его было невозможно. Хо дождался, когда знакомые, длинные пальцы закрепятся на его талии жгутом, впоследствии уже повернув голову, чтобы убедиться. Действительно он. Встревоженный, с румяными щеками, закрыв глаза, жмётся к теплу, словно бродячий кот. После всех его выебонов было непривычно наблюдать его без головного убора, куртки и побрякушек, более того, в такую прохладную погоду на нём была только толстовка, джинсы и кеды. Учитывая стройное телосложение, Джисон точно мог замёрзнуть.       Ли продолжительно наблюдает за Ханом вполоборота, со спокойствием принимая объятия, которых обычно и плачем не вымолишь, даже в качестве приветствия. Джисон же в одышке всё крепче сжимает куртку, слегка потрясываясь, как болванчик на рабочем столе в нудном офисе.       – Ты что тут делаешь? — спрашивает Минхо, немного пытаясь выпутаться из оков рук, чтобы поговорить, глядя собеседнику в глаза.       – Ехал мимо из студии… Водитель обратил внимание, что пожарные машины куда-то мчатся по несколько штук, а я предложил поехать посмотреть. На полпути я увидел, как дым прёт из твоего дома и… почему-то мне стало страшно, — бегая глазами от лица Хо к точке напротив него — область куртки — и обратно. Одновременно крепче прижимаясь, не давая возможности выпутаться из ручного плена.       – Страшно? — переспрашивает. Шею понемногу начинает тянуть, но он терпит.       – Да, особенно учитывая тот факт, что горит сверху! — пытается оправдать себя, чтобы Минхо ничего себе не надумал. Хан сам после длительной разлуки не знал, почему так жаждал встречи с каким-то там телохранителем.        – У тебя всё плохо с физикой и логикой, — немного косит губы в улыбке, намекая всё так же на то, что даже сзади дома было различимо, что к его этажу дым понемногу рассеивается в небо, а значит пожар где-то ниже.       – Да, плохо, — выдыхает, тыкаясь лбом в куртку Ли.       – И с химией тоже… — уже подразумевая, что Сон отвергает его каждый чёртов раз, но вслед за тем начинает тянуться к нему, качая туда-сюда, без возможности создать какую-то любовную опору. В ответ Хан молчит. – Долго будешь липнуть ко мне? — уже слабо чувствуя шею, интересуется. А спина через куртку неприятно потеет от тёплого дыхания в неё.       – Я без маски, меня могут узнать и бог пойми что написать в СМИ, — ну, конечно, как он мог забыть, что Джисон у нас «селебрити», а не человек. И что сейчас прохожие зеваки начнут фотографировать, как он ластится к своему телохранителю. Стыд и срам. Хан Джисон, да ты настоящий проститут! Твоего тела не хватало увидеть только на «Onlyfans» или «Pornhub», с твоими-то похождениями по партнёрам… Как вдруг репутация снова стала его заботить. Долбоебизм. Бесит.       – Надень мою куртку с капюшоном и развернись ко мне лицом, — скрывая за холоднокровным выражением лица нарастающее раздражение.       – А обнимать надо будет? — отцепляясь от спины Хо, хватаясь за возможность Ли быстро развернуться и снять куртку.        – Нет! Ты что!? А вдруг увидят твои фанаты!? — уже не выдержав, саркастично высказывается Хо с по-прежнему невозмутимым выражением лица, после чего получает щипок в бок, затем комкая брови вниз. Но это так тепло и близко обоим.        – Придурок! — надевая куртку, обвивая руки снова вокруг талии Минхо. – Ты не замёрзнешь? — глядя, как рука телохранителя небрежно накидывает ему капюшон на голову, невзначай давая подзатыльник, на что в нескольких сантиметрах внизу хмурится Сон.       – На мне свитер, — отрезает и молча пилит взглядом глаза, что пытаются найти что-то в его.       – Так… что будешь делать с квартирой? — чтобы отделаться от нелепых переглядок, меняет тему разговора Джи.       – Пойду жить туда, приглашаю поесть сангёпсаль на дыму из дома Ли Минхо, — слегка лишь дёргая бровями, снова выливает помои сарказма. На что Джисон хмурится и пытается слегка ударить Ли между ног, но те рефлекторно съезжаются по асфальту, несмотря на громоздкие ботинки, блокируя удар с вопросительным взглядом над ним. – Как потушат, пойду проветрить квартиру… а ещё, нужно будет всё перестирать или по хорошему вызвать клининг… Думаю, там всё провонялось гарью и мерзким дымом… — размышляет вслух.       – Хочешь, я могу на время приютить твоих котов и… тебя? — бросая взгляд на переноски.       – Только котов, — сглатывает, формируя гримасу, сжимая губы и выдавая на свет ямки на щеках.       – Хорошо, — облокачиваясь лбом на грудь Ли. – Я скучал… Сегодня сбежал от телохранителя, боже, он такой идиот, выполняет свою работу, не превышая полномочия…Такой отстойный, — бубнит в грудь Хо.       – Да ну! И с ним нельзя поиграть в любовь и поцеловаться по пьяни? — начинает нервозно хохотать, стебаясь, как самый бессовестный наглец. Сейчас эти двое могли себе позволить шутить подобные подонковские шутки.       – Только представь себе! У него на меня не встаёт! — но над этим подколом смеётся только Сон, в то время как Хо необыкновенно смутился, каким его никогда не видел младший. – Извини… Если это больная тема, — а Джисон впервые извиняется, но с сочувствием в голове, пытаясь поймать взгляд Минхо. Ощущая, что ляпнул, не подумав.       – Ого, ты выучил новое бранное слово за моё отсутствие? Так и быть… извиню, — неловко сминает брови и, наконец, в ответ кладёт руки на плечи Хана, от усталости немного сгибая спину. – Ты ведь итак всё понял? Верно? — с какой-то необузданной обидой выдавливает из себя Ли, понимая, что порядочной маске пришёл конец, и сейчас перед Джисоном открылась изнанка его души.       – Получается так, — проговаривает Джи, но не отстраняется, толи чтобы не стать объектом всеобщего внимания, толи совершенно не испытывая отвращения, удивительно и спокойно. Самым значимым, говорящим жестом, который он мог получить в данный момент стал лёгкий чмок в макушку. Трезвый, нежный и такой незнакомый, короткий, но безумно трепетный. Секундное касание губами волос Сона, но вызывающее тепло в каждой вене по телу. В этот момент сердце несвойственно заколотилось внутри груди и вдохнуло знакомый аромат духов. Гармония.        Затем немо подбородок опускается туда же, на его голову, и, наконец, без сопротивления ниже, Минхо крепко обнимает Джисона, но, испытывая дискомфорт, тот наступает носками на край лаковых ботинок немного грязными кедами, пачкая поверхность, пытаясь устоять, держа равновесие, крепче вжался в свитер Хо.        – Ты окончательно хочешь оставить меня тут голым? Надеешься, что я замёрзну? — встревоженно играет на публику Хана Ли.       – Нет, нельзя, чтобы коты остались без отца… — смеётся, поглядывая на переноски. – Никто так о них не позаботится… кроме тебя, — тяжело выдыхает.       – Тогда обещай, что усыновишь их, если со мной что-то случится… Тебе я тоже доверяю, — лёгкая улыбка пропитанная лаской проступает на лице.       – Хорошо. Но я могу их усыновить и пока ты при жизни… — многозначительно поднимая голову, чтобы увидеть реакцию Минхо. А, между прочим, он позволил себе слишком много, расслабившись и с лаской поцеловав его в кончик носа. Оставив тепло своего дыхания на и без того медовой коже. – Ты наглеешь! — немного багровея по обе щёки, расплывается в объятиях Джи.       – Только тебе, сегодня они достаются бесплатно, — ухмыляется, приятно слепляя глаза.       – А за прошлый раз мне нужно заплатить? — смеётся, не скрывая улыбки до дёсен, но не успев расслышать тихий ответ: «Как хочешь…», Джисон впивается своими мягкими и голодными, в сухие губы Хо. Но не прерывая поцелуй, который итак младшему доставался с некоторым трудом, становясь на лакированную обувь, вытягиваясь на носочках, Ли твёрдо встревает носом в нос напротив. Омуты Сона распахиваются от неожиданности и наблюдают глупую картину пялящихся очей напротив, в тщетной попытке сдержать смех, он почти падает на землю задницей, ну, только если бы не хватка Минхо на его спине и талии.        – Мне нравится всё самое сложное и особенно противное в тебе, — поглаживая затылок, до которого еле дотягивается из-за высокой подошвы обуви Ли.        – Мне расценивать это как комплимент или признание в любви? — смеётся, немного крепче сжимая в своих объятиях Хан-и.       – Как тебе больше хочется? — приобретая игривый подтекст в диалоге.       – Такого ты не предлагал даже… — смущается, немного надувая губы, как это обычно делает Джи.       – Например?       – Например, чтобы ты был моим… Или я спешу? — нервозно спрашивает, хлопая распахнутыми глазами, полными надежды.       – Ты дашь мне время ещё подумать? Это всё ужасно странно и неизведанно для меня. Даже сейчас… Мне не противно, я люблю эти ощущения от наших взаимодействий, но я правда боюсь сделать что-то не так… — теперь слово «телохранитель» вошло в максимальный окрас, потому что настолько искренне своё тело и сердце Джисон ещё никому не доверял.       – Для меня полюбить человека за то, что делает меня слабым перед кем-то — тоже в новинку… — озвучивая почти полноценное признание, Минхо ещё раз смотрит в глаза с лаской и заботой.       – Но… Пока что я не могу быть твоей рок-звездой, но могу стать твоим Джисоном, — путаясь во всём, что-то лепечет почти под нос.       – Ты смешон… Ты уже моя рок-звезда, но по-прежнему не мой Джисон. Вот в чём разница, — немного холодея, заявляет с позиции телохранителя. Ведь он не может быть его рок-звездой, когда Хо нуждается в Хане.