Менеджером Быть Непросто

      Пальцы пробежались сквозь чёрные пряди, поправили. Минхо постригся совсем недавно, и его волосы выглядели безупречно: чистые, рассыпавшиеся чёрным шёлком на лоб, с выбритой шеей. Из зеркала на него смотрели такие же чёрные глаза, смотрели сосредоточенно, бесстрастно. Он поправил высокий воротник чёрной рубашки, заправленной в такого же цвета брюки. Да, чёрный — его любимый цвет. И не зря. Он подчёркивал бездонные глаза, донельзя подходил его характеру и фигуре. В чёрном Минхо смотрелся сногсшибательно.       Это был повседневный рабочий образ, никаких излишеств. Разве что ролексы на одном запястье, пара блестящих серебряных серёжек в ухе и пара колец. Минхо выглядел сдержанно-стильно и сам себе улыбнулся, довольный картиной.       Откуда-то сбоку раздались странные звуки, и фотограф обернулся, накидывая сверху пальто. Из своей комнаты выполз Джисон: заспанный, взъерошенный, с ещё не открывшимся одним глазом. Минхо украдкой взглянул на свои часы и совершенно не удивился. Два часа дня, а этот только проснулся. Джисон замер в проходе и пару секунд просто щурился, рассматривая соседа.       — Ты на съёмку?       — Ага, — пальто застёгнуто.       — С Хван Хёнджином?       — Ага, — сумка с оборудованием переброшена через плечо.       — Возьми мне автограф, ты обещал.       Голос соседа был сонным и звучал по-детски непосредственно. На долю мгновения ему даже удалось обмануть Минхо.       — Я… что? Я не обещал тебе ничего. Тебе приснилось, — Минхо фыркнул и проверил по карманам ключи, деньги, телефон, готовясь выйти.       — Ну, хё-ён!       Минхо оторвался от сборов и закатил глаза, чувствуя как с языка сейчас сорвётся что-то резкое, но в последний момент замер. Ему в голову пришла идея.       — Ладно, тихо. Хорошо. Только ты тогда мне поможешь, — у Джисона аж открылся второй глаз от удивления. Он канючил уже чисто по привычке, не ожидая, что Минхо действительно согласится. Но тот выглядел абсолютно серьёзно и деловым тоном продолжил. — Ты знаешь менеджера Хван Хёнджина? Бан Чана. Ничего, что не знакомы, но ты видел его? Помнишь? Хван постоянно ходит с ним, как собака на поводке. Большой такой, опасный, словно пушка со взведённым курком.       На последних словах Минхо усмехнулся сам себе, но под непонимающим взглядом Хана продолжил:       — Позвонишь ему сегодня около четырёх. Через два часа. Я тебе номер дам. Позвонишь и скажешь, как есть — ты ретушёр, работаешь над фотками его модели. Придумай какую-нибудь техническую проблему, что-то серьёзное и сложное, скажи, что он должен приехать лично. Нужно срочно что-то утвердить.       — Чтобы он сам приехал? Это же можно решить по телефону. Фотки выслать, если что.       — Скажи, что нельзя. И что это срочно, что ты вечером уже уезжаешь из города, улетаешь из страны, да хоть с планеты, мне всё равно. Он не будет спорить. Бан Чан любит решать все вопросы лично, он приедет. Посидишь с ним тут часик, попьёшь чаёк, покажешь фотки, что угодно. Просто присядь на уши как умеешь, — Минхо говорил быстро и деловито, опять поглядывая на часы, снимая с полки сложенный зонт и разворачиваясь к дверям.       — Я… о… а зачем? — сонный Джисон хмурился, пытаясь уловить быстрый поток информации. Он задал резонный вопрос, на который Минхо лишь отвернулся, чтобы скрыть свою улыбку.       — Я достану тебе автограф, — Минхо филигранно увильнул от вопроса и посмеялся. — Хочешь, он даже напишет что-нибудь вроде «дорогому Ханни?»       — Он не согласится.       — Согласится.       Вместе с тем, как Джисон открыл рот, перед ним закрылась дверь. Обдумывать всё сказанное он мог теперь только в гордом одиночестве. Запоздало начал доходить весь масштаб авантюры, на которую он подписался. Ему нужно заставить приехать менеджера самого Хван Хёнджина… сюда. И не просто приехать, а задержаться. Мозг уже начал ворочать идеи того, что могло бы служить предлогом, что такого могло бы случиться с фотками, почему ему требуется срочное мнение и экспертиза самого представителя модели.       Последний вопрос, занимающий Хана, был не менее интересный. Почему Минхо так уверен, что Хван Хёнджин сделает для него что угодно? ***       Мокрый зонт остался на лестничной клетке. Чан открыл дверь в квартиру Хёнджина своим ключом. Он здесь бывал чаще, чем у себя дома, разве что не ночевал. Эта квартира отчасти была и его тоже, потому что именно он когда-то помог Хвану её найти и купить.       Дверь открылась бесшумно. В просторной квартире было тихо и светло. Чан закрыл за собой, разулся и скинул верхнюю одежду, оставшись в джинсах и футболке. Сегодня он был одет просто. В носках сделал шаг по коридору в сторону комнаты Хёнджина, но неожиданно тот появился на пороге сам. Хёнджин, очевидно, только вылез из постели, на нём были боксеры и помятая футболка пастельно-розового цвета. Когда он поднял глаза на Чана, то не выглядел удивлённым, наоборот — растянул губы в сонной улыбке.       А Чан смотрел на него такого, и ресницы опускались, делая собственный взгляд долгим, нежным. Такой Хёнджин вызывал особые чувства. Такой, со следом подушки на щеке, с ещё припухшими ото сна глазами-щёлочками, с голыми длиннющими ногами, наверняка ещё тёплыми ото сна. Чан застал его едва проснувшимся, совсем несобранным, ещё не пригладившим свои красивые пёрышки, не нацепившим побрякушки. Всё это по вине самого Чана, потому что он не дал ему собраться, заехав раньше, чем должен был. Специально.       В два шага он сократил дистанцию и опустил руки на чужую футболку, сжал её на талии, носом уткнулся в длинную шею и вдохнул запах. Настоящий, ещё не искажённый парфюмом. Это было так невероятно… Хёнджин ему нравился любым: домашним и простым, прилизанным и надменным, похотливым и покорным. В этом одном человеке умещалось так много личностей, что всех Чан бы и не взялся пересчитать. И всё это составляло одну целую картину разностороннего и потрясающего Хёнджина.       За окном было серо и пасмурно. Шёл дождь. Он не был причиной настроения Чана, но определённо послужил катализатором. А дело в том, что он много думал в последнее время. С Хёнджином последнюю неделю Чан был строг. Очень строг. И в памяти особенно засел тот взгляд с нотой отчаяния, когда он Хвана вчера раздразнил и оставил. Это было нормальной частью игры для них, и он знал, что Хёнджин и от этого получает удовольствие, но где-то внутри Чан стал переживать, а выдерживает ли он баланс кнута и пряника. Хёнджину сейчас тоже нелегко. Он занят восемь дней в неделю и отрабатывает всё на максимум. Очень легко обесценить чужой труд, когда Чан озабочен совершенно иными делами: ездит на встречи, занимается договорами, юристами и бухгалтерией. Казалось бы, что именно он мотается как белка в колесе, но — нет. Хёнджин уставал не меньше.       По сонному лицу сейчас было ничего не понять — он просто улыбался искренне и довольно. Он был рад всему, что Чан ему давал, и от этого щемило сердце. Хёнджин — нечто бесценное. И его благополучие Чан уже давно ставил выше своего. То, что Минхо характеризовал, как «охранять», Чан называл — «беречь». Он шумно выдохнул в нежную кожу у ключицы и, подняв голову, коротко мазнул губами по скуле.       — Иди сюда.       Он потянул Хёнджина обратно в спальню и обратно в постель, ещё развороченную и тёплую. А Хёнджин, мягкий и податливый, только засмеялся и сделал не очень искреннюю попытку сопротивления с чем-то невразумительным вроде «я ещё даже не умылся». Но скрыть довольное лицо был не в силах. Руки Чана сейчас напоминали медвежьи лапы — он держал мягко, но так крепко и завалил его на постель так, словно он пушинка. Подхватил голые ноги под колени и уложил их дальше на постель, размещая Хёнджина удобно, чтобы потом завалиться сверху.       Они всегда были контрастом. Хрупкий и крепкий, светлый и тёмный, инфантильный и чрезмерно взрослый. Сейчас они тоже контрастировали, когда Хёнджин лежал на своей же постели в одних трусах и футболке, только ото сна, а сверху придавливал Чан — одетый в уличное, уже давно бодрый и собранный, прекрасно знающий, что он делает сейчас и что он будет делать потом.       — С добрым утром, — с улыбкой выдохнул Чан и склонился обратно к шее, аккуратно и медленно поцеловав.       Сонливость и веселье очень быстро оставили Хёнджина. Чану даже не нужно было касаться его, чтобы он завёлся. Одно ощущение нависшей над ним силы делало его слабым. Одно ощущение прогнувшегося под чужими ладонями матраса по обе стороны от его головы, терпкий лёгкий запах парфюма и сам факт, что Хозяин к нему сейчас так добр.       Хёнджин по своей природе был очень предрасположен к подчинению. Мягкий, гибкий, нуждающийся в любви и одобрении, нуждающийся в сильном человеке рядом. Одна аура Чана на него действовала сильно — от его вида, запаха, от исходящих от него импульсов, прослеживающих в движениях и взглядах Хёнджину хотелось склонить голову. Встать на колени. Подчиниться. Отдать себя в чужие руки, зная, что там он будет в полной безопасности.       И сейчас это чувство накрывало с головой, затапливало, искрилось в паху. Хёнджину было немного неловко оттого, что он в одних трусах и его возбуждение становилось очевидным, а Чан был полностью одет. Неловко, но он упивался этим чувством. Он знал, что если Чан и захочет его унизить, то сделает это так, чтобы Хёнджин потерял голову, но не ранит. Перед ним Хван был открыт полностью.       И Чан это знал.       Абсолютное доверие нужно заслужить. И он служил.       Чан сделал всего ничего — погладил, поцеловал в шею, а Хёнджин уже расплавленным воском растекался под ним. Вздыхал, ёрзал и кусал губы. Сильные руки заползли под поясницу и прижали себе — живот к животу, делая контакт ещё более тесным и горячим. Пока менеджер неспешно изучал шею, Хёнджин старался извернуться к нему лицом, тычась губами в волосы, ухо. Когда Чан отстранился, он невольно потянулся следом, словно котёнок, которого отняли от матери. Бан навис сверху и смотрел, как Хёнджин моргает, и взгляд его становится более осознанным от паузы. Как же легко было его возбудить. Достаточно мимолётного внимания, и Хёнджин уже был словно оголённый нерв.       — Ляг на бок, — мягко шепнул Чан и отодвинулся немного.       Хёнджин взволнованно облизнул губы и послушался, перевернулся, а Чан расположился сзади, прижавшись грудью к его спине.       — Давай мы это снимем, — поцелуй в плечико, и пальцы, не дожидаясь ответа, поддели резинку боксеров и стянули. Смущения не было, было лишь заволакивающее разум желание. Хёнджин чувствовал, что Чан сейчас добр и нежен, знал, что сейчас он не будет мучить и даст всё. Это предвкушение растягивалось напряжением внутри, и хотелось скулить.       — Согни ногу, — шёпот в самое ухо, и Хёнджин послушался, не раздумывая. Если таким голосом, то он не то что ногу согнёт, он признается в любых преступлениях, которые не совершал. В руках Чана он превращался в тающее на солнце масло.       Он оставался открытым перед ним, лёжа к нему задом, не видя его, лишь ощущая мощную грудь своими лопатками. От Чана исходил жар, у него учащалось дыхание, и внутри восторгом отдавалась мысль — «хочет». Они были вместе не первый год, но Хёнджину было необходимо это подтверждение каждый божий день. Подтверждение, что его Хозяин так же хочет его, как и в первый раз, так же восхищается им и любит.       Большая ладонь погладила бедро круговыми движениями, зашла на ягодицу и её погладила тоже. Эта ласка была настолько неспешной, что Хёнджин невольно задумался — а который час? Он помнил, что им ещё нужно ехать на съёмку, но Чан, похоже, совершенно никуда не торопился.       Мысленно отвлекаться он не дал, потому что в случайный момент остановил ладонь на ягодицах и скользнул пальцами в ложбинку между ними, безошибочно нащупывая кольцо мышц, касаясь его подушечками. Хёнджин рефлекторно вздрогнул, сжался, но тут же расслабился, когда Чан опять задышал в шею, а пальцами просто огладил чувствительное место по кругу, слегка надавил без попыток войти. Он просто массировал Хёнджина насухую, и это оказалось безумно приятно. Хёнджин закатил глаза и откинул голову, открывая свою лебединую шею для чужих губ, неосознанно толкнулся бёдрами назад, пока пальцы разогревали и дразнили нежное местечко. Чан мягко прихватил зубами за загривок и убрал руку.       — Сейчас, потерпи.       Хёнджин шумно дышал и терпел, не шевелился. Без рук на своём теле уже было непривычно и холодно. Но мурашками отзывалось ощущение чужих зубов на шее сзади. Он его держал в своих клыках словно зверь детёныша, и Хёнджин послушно не дёргался. Не вздрогнул, даже когда слегка разогретая, но всё ещё прохладная смазка на пальцах Чана коснулась между ягодиц. И скольжение по кольцу мышц сразу стало лёгким, гладким. Хёнджин невольно отвёл ногу ещё дальше, открываясь сильнее, приглашая. А Чан на это усмехается.       — Расслабься, я всё сделаю сам.       Эта фраза уже почти клише, но Хёнджин от неё внутренне умирал, уже не сдержав скулёж оттого, насколько ему было хорошо. Это был звук, полный восторга и наслаждения, и Чан улыбнулся уголками губ, наконец протолкнув палец на фалангу и сразу добавляя второй. Он знал, что Хёнджину одного будет сразу мало. И он предпочтёт перетерпеть дискомфорт поначалу, чем терзаться недостатком заполненности.       На своих пальцах Чан чувствовал горячее тело, чувствительное и отзывчивое. Хёнджин сжимался короткими спазмами от удовольствия, когда Чан с избытком уже тёплой смазки толкал пальцы неглубоко. Вперёд-назад. Он двигал ладонью поступательно, с каждым разом заходя чуть глубже. И даже мягкая просьба-приказ не остановила Хвана от того, чтобы нетерпеливо подаваться задом навстречу, насаживаясь. Чан был доминантом на инстинктивном уровне, и им сразу овладел порыв осадить парня, напомнить, кто здесь ведёт процесс, но вместо этого он позволил Хёнджину получать удовольствие так, как он хочет.       По окну стучал мелкий дождь. В комнате с зашторенными окнами было тускло. А из звуков только редкое тихое хлюпанье смазки и тяжёлое дыхание.       — Хозяин, пожалуйста…       Нежный шёпот ласкал слух, и Чан провёл языком изнутри по щеке, наслаждаясь тем, что он слышит. В собственных джинсах уже было тесно. Он с радостью даст своей модели то, о чём он просит.       — Думаешь, ты готов?       Хёнджин активно закивал, а Чан не удержался от возможности его проучить и резко добавил третий палец, толкнув ладонь глубоко. Хёнджин ожидаемо вскинулся, сжимая в руках одеяло под собой, а Чан низко засмеялся на ухо:       — А сказал, что готов.       Но терзать его он действительно не собирался, поэтому растянул лишь ещё с минуту и аккуратно вытащил пальцы. Хёнджин сделал глубокий вдох и выдох, не шевелясь, лёжа как его и оставили, ощущая, как воздух холодит влажную кожу между ягодиц. Но остынуть ему Чан не дал, потому что за коротким вжиком молнии сразу последовало горячее касание к бедру. Чан провёл членом по внутренней стороне бедра Хёнджина, без пауз довёл до ягодиц. Там уже было горячо и очень влажно. Член так естественно скользнул между ягодиц, прямо в растянутый вход. А стоило головке толкнуться, как Хёнджин сам её затянул внутрь, сжимаясь, прогибаясь в пояснице.       Секс с Хёнджином — восьмое чудо света. И Чан не знал, за какие такие хорошие дела именно он был удостоен чести сейчас вставлять в этот восхитительный зад. У Хвана были упругие и миниатюрные ягодицы, они помещались в ладони и так очаровательно разводились, открывая вид на порозовевшую от трения, растягивающуюся вокруг ствола дырочку. Член исчезал в ней сантиметр за сантиметром, а их обоих начинало разрывать от чувств. Хёнджина — от восхитительной заполненности. Член менеджера был толстый, увитый венами, массивный, он стимулировал везде, где нужно. А Чана — от ощущения сжимающегося нутра Хвана. Он был внутри живого человека и чувствовал всё — его температуру, спазмы, дрожь. Первые пару минут всегда было приятно смаковать, но очень быстро им обоим этого всего становилось недостаточно. И Чан, всё ещё одетый, с приспущенными джинсами, устроился у открытого зада удобнее и взял ритмичный темп. Хёнджин сразу отозвался благодарностью, подмахивая и постанывая.       Это была ещё одна причина, почему Чан считал этот секс непревзойдённым — стоны. Хёнджин никогда не играл и не фальшивил в постели. Каждый звук, сорвавшийся с его губ, был абсолютно искренним — будь то жалкий скулёж или до невозможного пошлые хриплые стоны, иногда вульгарные и вызывающие. Он звучал так, как чувствовал. И сейчас звук был томным, музыкальным, гортанным. Чан слушал его как песню. Стоило ему увеличить темп, как тональность изменилась, становится более надрывной.       Долгого секса не вышло бы. У них никогда не выходило. Хёнджин был слишком горячим, чтобы можно было это удовольствие хоть как-то растянуть. Даже такой бесхитростный секс как сейчас, практически ванильный, всё равно превращался во что-то дикое. Чан, известный своей способностью к контролю всего на свете, своих эмоций в том числе, представал простым человеком со своими лимитами, когда перед ним оказывалось это тело. Длинные ноги раскинуты и напряжены, очерчивая рельеф мышц, бёдра и ягодицы безупречные — бледные и нежные, выступающие косточки бёдер, узкая талия… Большие ладони Чана идеально легли на эти косточки и помогали вбиваться в податливое тело. Он слишком быстро сорвался на животный темп, но Хёнджин был рад. Он вился под ним, как уж на сковороде, стонал и давился слюной, когда Чан специально двигался как можно глубже, не выходя до конца. Он сменил толчки на мелкие, глубокие до предела и быстрые, зная, что доведёт этим Хёнджина до края моментально. Чан имел огромное преимущество в том, что знал анатомию своей модели, знал его тело и слабые точки вдоль и поперёк. Он нашёл бы его простату хоть членом, хоть пальцами за долю секунды.       Он подарил Хёнджину великолепный анальный оргазм. Позволил кончить нетронутым. Долго, тягуче, восхитительно приятно. Чан сбавил темп, но не остановился, стимулируя сверх меры, заставляя Хёнджина изливаться толчками снова и снова, пока не осталось ничего. Чан продолжил на пробу двигаться в сокращающихся мышцах. Он знал, что Хёнджин может выдержать сверхстимуляцию, но когда тот начал вздрагивать и сжиматься, всё же вышел.       Уперев ладонь в постель у его талии, Чан навис над ним, словно голодное животное над раненой жертвой. Хёнджин вспотел и тяжело дышал, его ноги разморённо елозили. Не отодвигаясь, Бан закончил дело сам, быстро доводя себя рукой.       Хёнджин слышал влажный звук от дрочки, чувствовал тяжёлое дыхание сверху. Бан Чан так похож был на зверя. На своём пике он мог выглядеть пугающим, но… Ягодицы обожгли капли, а воздух заполнил высокий стон на грани скулежа, и Хёнджин прикрыл глаза, чувствуя наслаждение, которое было в разы сильнее, чем оргазм. Духовное. Ментальное. Он любил этот звук. Звук, который не вязался с образом менеджера совершенно. Мягкий и жалобный. И оттого более ценный, потому что Хёнджин знал… ну, догадывался, что никто его больше не слышит. ***       — Боже, ты настолько раньше приехал??? — Хёнджин, чистый и переодетый, перекинул ногу через Бана и оседлал его бёдра, усевшись прямо на пах.       Чан на секунду прикрыл глаза и шумно выдохнул. Никаких вторых раундов. Но улыбнулся и взглянул на парня вверх. Вот и полежал называется. Этого стоило ожидать. Чан ни минуты не сможет провести в постели в одиночестве, если в квартире есть Хёнджин. Он, словно кот, заберётся сверху, устраиваясь поудобнее. Совершенно беспардонно и прекрасно.       — Да, хотел убедиться, что моя прекрасная модель сыта и довольна, — он положил руки на бёдра Хёнджина без какого-либо намёка, просто придерживая.       — Прекрасная?       Хёнджин будто задумался на мгновение и вдруг стянул через голову футболку, отбросив в сторону. У Чана так смешно напряглись лицевые мышцы, когда он скользнул взглядом по открывшейся картине. Узкая талия, плоская грудь с крошечными розовыми сосками, едва заметный разлёт ключиц, широкие плечи. Кожа бледная и без изъянов, гладкая, словно неземная. Хёнджин повёл плечами и сам посмотрел вниз на себя.       — Как думаешь, может, мне стоит подкачаться? — он развёл руки в стороны, словно позволяя себя лучше рассмотреть.       А Чан всматривался теперь лишь ему в глаза, пытаясь разгадать — то ли он старается выудить комплименты, то ли он действительно чем-то недоволен в себе.       — Нет, не надо, — Чан не сдержался и положил ладонь на впалый живот, мягко погладил. — Ты хорошо выглядишь.       А затем переключился на профессионала, глядя на Хёнджина оценивающе:       — Сейчас такие параметры в моде, на тебе отлично смотрится любая одежда. Я бы не добавлял мышц. Они у тебя и так есть. Но вот есть ты можешь немного больше, — на последних словах Чан обхватил ладонями талию и слегка сжал, словно оценивая на ощупь.       Хёнджин довольно втянул живот под чужими сильными пальцами, но понежиться ему Чан не дал, мягко похлопал по боку и напомнил, что скоро съёмка. В хитрых глазах он увидел облом коварных планов на второй раунд.