Менеджером Быть Непросто

      Одна из способностей Хёнджина, которой Чан никогда не перестанет удивляться, это его умение перевоплощаться. Ещё час назад он вёз в студию в машине сонного опухшего парня, который, поджав ноги, пытался выспать всё возможное из каждой минуты поездки. На поворотах его голова то и дело соскальзывала со спинки кресла, и он сонно моргал, ворчал и опять проваливался в дрёму. Настолько умилительная картина, что даже Чан, которому не свойственна большая любовь к животным, почувствовал желание погладить его как котёнка. Но это было час назад.       Мягко поворачивая руль, Чан старался вести машину максимально ровно. Так, чтобы кофе не расплескался из стакана, который сжимали длинные ухоженные пальцы. На паре из них сидели дорогие блестящие кольца. Тонкое запястье, на котором красовались позолоченные часы, идеально выглаженная чёрная рубашка с плотным чёрным пиджаком поверх. Воротник расстёгнут на две пуговицы. Тонкая цепочка подчёркивает длинную шею, белые волосы заправлены за уши, в которых блестят по несколько небольших серёжек. Неброский, но красивый макияж, который тёплыми тонами подчёркивал глубину тёмных глаз. Чан привёз в студию нахохленную птицу, а забрал супермодель.       Оказавшись в образе, особенно в таком, который нравится, Хёнджин полностью преображался ему под стать. Сейчас его длинные ноги в брюках расслабленно покоились одна на другой. Лицо сохраняло спокойное и отстранённое выражение с нотками чувства собственного превосходства. В одной руке Хван держал свой кофе, в другой — телефон, на который сейчас делал селфи.       — Если будут спрашивать про фестиваль в Гонконге, то не говори ничего определённого. Не факт, что мы там сможем быть.       Хёнджин, наклонив голову для лучшего угла, едва заметно коснулся языком губы, сделал снимок, чтобы затем сразу изменить выражение лица на критически-оценивающее, удалить фотографию. Не отрываясь от своего занятия, он пробормотал:       — Да? Почему? Я хочу поехать.       — В это время ты хотел появиться на музыкальном шоу гостем, помнишь?       — А, это которое японское?       — Да. Хочешь отменить?       — Угу.       Хёнджин вдруг улыбнулся, очевидно довольный новым снимком, и протянул телефон водителю, показывая его. Чан быстро скосил глаза на его селфи и, улыбнувшись, кивнул, возвращая взгляд на дорогу. Сделал себе пометку спросить Хвана про шоу позже, в более спокойной атмосфере. Потому что сейчас они подъёзжали к роскошному конференц-холлу, в котором проводится вручение премии.       Притормозив у входа в большое современное здание, Чан вышел из машины первым. Сегодня он тоже одет красиво, хоть и не так ярко. Брюки, пиджак поверх чёрной футболки, аккуратная укладка. Бану идёт этот образ, появись он так в любом другом месте, от него бы не оторвали глаз. Но сейчас все взоры были устремлены только на модель, перед которой менеджер услужливо открыл дверь. Такое положение вещей Чана полностью устраивало. И, закрыв за Хёнджином дверцу мерседеса, он сделал шаг в сторону, чтобы быть уверенным, что не попадает в кадр. Это лавры Хвана, и пусть сам их и пожинает. Заслуженно.       Решив, что достаточно папарацци, Чан взял за предплечье Хёнджина, который с улыбкой махал собравшейся у здания публике, и завёл внутрь. В самом зале, несмотря на большое количество людей, царила достаточно тихая и культурная атмосфера. Сюда войти могли только приглашённые гости, поэтому шумная толпа осталась у входа в здание. Ненавязчивая музыка на фоне не мешала разговору гостей, которые то тут, то там замечали знакомых, обменивались приветствиями и завязывали беседы ни о чём. К Хёнджину с Чаном тоже подходили. В основном это были дизайнеры, продюсеры и представители модельного бизнеса. Со многими Хёнджин уже работал и вежливо им кланялся, улыбался. Он смотрелся донельзя гармонично в этой светской атмосфере, будто был для этого и создан. Хёнджин вёл себя естественно и непринуждённо, вызывая расположение любого, кто получал возможность с ним поговорить. Но, несмотря на это, долго в таких местах Хван находиться не любил. Он быстро уставал от толпы и разговоров. Поэтому начинающий приобретать скучающий вид взгляд немного оживился, когда упал на стол с бокалами, наполненными полупрозрачным напитком. Чуть склонившись к Чану, который был занят разговором с кем-то, кого Хёнджин не знал, он тихо сказал ему, что отойдёт, и качнул головой в сторону алкоголя. Менеджер, кинув короткий взгляд на него, кивнул.       Стоя у широкого красивого стола, поднимая бокал с вином, Хёнджин почувствовал приятное облегчение. Так хорошо порой бывало сорваться с поводка Чана. Хоть и недалеко и ненадолго. Вообще Хёнджин не хотел бы ездить на такие мероприятия сам, без своего менеджера. В его компании он чувствовал себя спокойно. В безопасности. Он мог быть уверен, что о нём позаботятся, что всё пройдёт идеально. Но в то же время этот жёсткий контроль порой душил и лишь подогревал желание ему сопротивляться. Иногда хотелось просто сорваться и дать волю своим внутренним чертям, нарушить правила, быть свободным и диким. Сексуальным. Хищным. Безрассудным. Всем тем, кем Хёнджин быть не мог большую часть жизни из-за своей медийности, которая не прощает ошибок. Он всегда был таким, ещё со школы. В чём-то экстравагантным, вызывающим, дерзким. Ему ничего не стоило заполучить любого, кого он хотел. Да и, честно говоря, его самого заполучить тоже было несложно. Достаточно было лишь проявить к нему интерес, восхищаться им. Хёнджин питался вниманием, как растение солнечным светом. И поэтому был очень любвеобильным. Нуждающимся в близости. Его карьера шла крахом из-за этого, пока не появился Бан Чан. Ему потребовалось меньше года, чтобы понять Хёнджина и найти к нему подход. С холодной расчетливостью и практически отцовской заботой Чан выработал законы, которые помогли Хёнджину перестать распыляться на мимолётные связи и сосредоточиться на карьере. Взял над ним шефство и оказался в этом непревзойдённым. Тот был создан для такой работы. Управление ему давалось так естественно, ему невозможно было не подчиниться. И Хёнджин за это его безгранично уважал. Но порой всё равно позволял себе небольшие выходки, чтобы вздохнуть полной грудью, дать волю своим чертям, которых Чан держал в клетке… чтобы ощутить потом на своей шкуре его гнев сполна.       Проверив, что никто сейчас на него не смотрит, Хёнджин практически залпом осушил один бокал и взял второй. Но не успел он его поднести к губам, как сзади раздался глубокий низкий голос, от которого по спине сразу пошли холодные неприятные мурашки:       — Ещё не вечер, а уже спиваешься? Я, конечно, не против, но ещё рановато запивать твоё поражение.       Уголок рта Хёнджина дрогнул, но он шумно выдохнул и натянул улыбку, поворачиваясь. Рядом, улыбаясь, стоял Ли Феликс в дорогом костюме с белой рубашкой, морем бижутерии. У него было как минимум три разные цепочки на шее. Осветлённые волосы лежали в красивой укладке, были видны тёмные корни. Макияж подчёркивал большие глаза.       — Привет, Ликси. Рад, что ты здесь. Это значит, что наше общество становится всё более и более толерантным. Уже номинируют карликов. Того гляди и собак допустят к участию.       Феликс рассмеялся своим заразительным басистым смехом, которые многие находили привлекательным. Хёнджин же чуть скривился, считая, что это больше похоже на лай.       — А ты не изменился. Всё те же шутки про рост.       — Ты тоже не изменился. Всё та же сука.       Запоздало Хёнджин понял, что, возможно, забыл понизить голос, потому что в следующий момент его больно схватили за локоть и сжали. Со стороны никто и не заметит, но Чан специально сдавил в ладони худую руку настолько сильно, что Хван закусил губу и зажмурился, сдерживая болезненный стон.       — Меня не было минуту… — шипение на ухо. — Привет, Феликс.       Чан, будто ни в чём не бывало, улыбнулся модели, кивнул. Тот обаятельно улыбнулся в ответном приветствии, отпустил комплимент по поводу внешнего вида. Хёнджин же мысленно считал до ста, чтобы отвлечься от этой милейшей беседы и чтобы не заткнуть этого сучёныша своими руками. Но числа пропускались десятками, когда он слышал, как Феликс откровенно подлизывался к Чану, расхваливая его плечи или что-то в этом роде.       Феликс же провёл языком изнутри по щеке, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Это просто идеально. Хёнджин на коротком поводке, проглотивший язык, такой вне себя от ярости. Феликс прекрасно знал, что Чан его руку сейчас сжимал до синяков, и что скорее всего этим Хван не отделается. Знает, какую власть над ним имел менеджер. Знал и упивался этим фактом. Не упустил возможности обворожительно улыбнуться Чану и подмигнуть Хёнджину, прежде чем удалиться.       Чан вздохнул и ослабил хватку, не отпуская полностью. Он бы мог отчитать Хёнджина и здесь, но не хотел ухудшать его и без того испорченное настроение. Впереди ещё премия. А ведь Чан знал, что Феликс будет присутствовать, и знал, что стоит им пересечься, как светское мероприятие грозит превратиться в петушиные бои. Оба парня ненавидели друг друга всеми фибрами души, хоть причина и оставалось загадкой для окружающих. Ни Чан, ни менеджер Феликса не знали точного ответа. По догадкам, обрывкам фраз самих парней и далёким новостям из прошлого создавалось впечатление, что между ними что-то было. Но верилось в это с трудом. Потому что вместе их представить невозможно. Оба они были нижними с самым блядским поведением.       — Ты в порядке? — Чан отпустил, поправляя после своей хватки пмятый рукав. Своим тоном и вопросом он хотел показать, что не злится. Нужно Хёнджина вернуть в нормальное эмоциональное состояние до начала церемонии, да и, честно говоря, Чан был приятно удивлён, что встреча этих двух прошла относительно мирно. А не как в прошлый раз, когда Хван и Ли пересеклись на афтерпати в Милане, и менеджерам пришлось их буквально отдирать друг от друга. Несмотря на то, что он был гораздо меньше, Феликс обычно задирал Хвана первым, в этом он был непревзойдённым. А у второго проблемы с самоконтролем. Он на эти провокации вёлся каждый раз, что по итогу перерастало в шумную потасовку.       Хёнджин молчал, с кислой миной опустошая и второй бокал. Ох, он бы многое отдал, чтобы увидеть Феликса страдающим. Терпящим поражение. С расколовшимся на части его огромным эго. Эти фантазии заставили мрачно улыбнуться, но вскоре Феликс и всё, связанное с ним, отступило на второй план, потому что раздался голос ведущего, привлекая внимание гостей к небольшой сцене.       Несмотря на то, что вручаемая награда была престижной, всё мероприятие не было масштабным и проходило чуть ли не в домашней атмосфере. Всё потому, что допущено было лишь небольшое количество гостей, все свои. И, конечно, несколько представителей каналов, которые вели съёмку. Чан и Хёнджин подошли к сцене, останавливаясь чуть поодаль. Слушали вступительную речь, которая, как и полагается на таких мероприятиях, была до невозможности затянутой.       Когда речь, наконец, подошла к сути, в воздухе разлилось ощутимое напряжение. В этом году на эту премию номинированы не менее десяти моделей. Хёнджин тоже чувствовал подступающее волнение, несмотря на то, что в себе он уверен. Он получал её уже дважды.       — Сегодня на нашей церемонии — целая плеяда замечательных, известных всему миру деятелей мира моды и модельного бизнеса…       Переступая с ноги на ногу, Хёнджин своими тёмными глазами скользил по толпе, по макушками собравшихся гостей, узнавая некоторых коллег-моделей. Большинство ему не годились в конкуренты. Объективно.       —… несмотря на это, я хочу выделить модель, которая, только появившись на подиуме, в единочасье покорила сердца миллионов своей незаурядной внешностью и талантом к…       Подиуме? Хёнджин давненько не появлялся на подиуме, отдавая предпочтение съёмкам для журналов и рекламы. Довольно странно было бы представлять его с этой стороны.       —… не говоря уже о таких как Версаче, Баленсиага, Гуччи и Луи Витон. Не буду томить вас более и с огромным удовольствием приглашу…       Густые брови съехались к переносице, когда Хёнджин пытался вспомнить, сотрудничал ли он с Баленсиагой. Все остальные точно были, но насчёт этого он не был уверен. Углубившись в чертоги разума в поисках этого воспоминания, он чуть не пропустил самую главную фразу, которая голосом ведущего врезалась в уши, прошла через них, чтобы отпечататься клеймом в памяти:       —… Ли Феликс!!!       Хёнджин не заметил, как приоткрылся собственный рот в шоке. Аплодисменты, смех, какие-то обрывки фраз белым шумом обрушились на сознание. Слова сами слетели с языка. И на зло как раз в тот момент, когда все замолчали.       — …вот же СУКА!       Некоторые из гостей растерянно обернулись на звук, но не увидели никого.       Длинные ноги немного путались, когда Хёнджина вытолкали из зала и буквально протащили в ближайший коридор. Чан оглянулся по сторонам и припёр его к стенке, с силой вдавив в неё своей ладонью.       — Блять, Хван, я же предупреждал по поводу матов на публике… — шипение обожгло лицо, в нём так откровенно читалась ярость, что хотелось сбежать, но сильные руки сжали плечи лишь сильнее. — … ты теперь до конца дня не откроешь свой грязный рот.

***

      Всё, что он мог — лишь шумно выдохнуть носом, когда одно положение на протяжении продолжительного периода стало мучительным. Края губ болели от ткани, которая их растягивала, сходилась на затылке в тугом узле. Сегодня Чан не использовал красивый надёжный кляп с шариком, который бы покоился между пухлых губ. Он решил, что этот рот сегодня не заслужил такого отношения, и использовал грубый кусок ткани, что было менее эффективно, но более мучительно. Глаза были тоже завязаны. А вот конечности все были свободны, но Чан просто напросто запретил ими пользоваться. Запретил шевелиться вообще. Никак. Поэтому Хёнджин смиренно лежал животом, грудью и головой на гладкой твёрдой поверхности кухонного стола, перегнувшись через него вдоль. Руки были вытянуты перед собой, лежали ладонями на покрытой лаком древесине. Твёрдый край стола уже какое-то время неприятно впивался в бёдра, но Хёнджин не рисковал и послушно оставался в той позе, в которую его поставил Чан. От лёгкой прохлады обнажённая кожа покрывалась мелкими мурашками.       Чан за последние минут десять не проронил ни слова. Он прохаживался по кухне так, будто забыл о существовании Хвана вообще. Так должен думать он. Так должен он чувствовать. А сам же Чан позволял себе то и дело скользить взглядом по неподвижному телу, пользуясь тем, что тот ничего не видит. Со спины ещё не до конца сошли следы плети, и виднелись розоватые полосы. Красивая узкая поясница переходила в округлые ягодицы, которые из-за позы смотрелись так пригласительно. Чан то и дело цеплялся за них взглядом, вдыхая глубже, но всё равно не позволяя себе ни прикоснуться, ни сказать что-либо. Наказание должно быть наказанием.       Мышцы постепенно начинали просто неметь, а из-за полного отсутствия какого-либо взаимодействия с внешней средой Хёнджин впадал в отрешённое состояние, почти засыпая. Но к реальности вернул звук удаляющихся шагов. Чан вышел. Хёнджин, переминаясь с ноги на ногу, застонал. Его и так игнорировали последние минут десять, но бросить вот так — это слишком жестоко. Однако тот его не оставил надолго одного. Раздался звук открывшейся входной двери, голоса, которые стали громче. Очевидно, Чан опять зашёл в кухню. И не один. Хёнджин напрягся и замер. Он находился сейчас в максимально уязвимом положении, полностью обнажённый, растянувшийся на столе, без возможности видеть или говорить. Чан не предупреждал, что кто-то придёт. Но и разрешения двигаться не давал. Поэтому Хёнджин просто настороженно прислушивался к звукам, стараясь не думать о том, как он выглядит со стороны, стараясь игнорировать взгляды, которые ощущались на физическом уровне.       — Поздравляю тебя, правда. Хочешь выпить по такому поводу? — голос Чана звучал спокойно и даже радостно. Он обращался к гостю.       — Я за рулём, но… айщ… налей немного. У тебя есть виски?       Второй голос показался знакомым, но Хёнджин не мог вызвать в памяти картинку. Отвлекала мучительная мысль, что даже в такой ситуации его продолжают игнорировать. Так будто его и нет. Происходящее вызывало тянущее чувство внизу живота, заставляло сжать ткань зубами. И так остро ощущалась собственная нагота, когда он был в таком наклоне, что его мог взять любой. Но никто его не касался, несмотря на то, что голоса звучали очень близко.       Скрипнул стул по правую сторону, и Хёнджин весь покрылся мурашками от осознания, что это не Чан. Кто-то сел за стол прямо перед ним. Он лежал абсолютно голый перед кем-то. Будоражащее и пугающее чувство заставило поёрзать, уткнуться лбом в стол, чтобы не было видно, как он краснеет.       Под звуки открывающейся дверцы шкафчика, звон стаканов раздался спокойный голос Чана:       — Уже отметили или всё ещё впереди?       Человек сбоку посмеялся, и Хёнджина прострелило осознанием.       — Я ещё не успел, но Феликс уже отрывается на закрытой вечеринке.       — Не боишься его одного там оставлять?       — Я к нему трёх человек приставил, — снова смех, который прервался вздохом. — ...боюсь.       Хвану показалось, что он сейчас просто перегрызёт эту ткань из-за силы, с которой он сжал её в зубах. Пальцы напряглись, будто пытаясь вонзиться в стол когтями. Мышцы спины заиграли под кожей от напряжения.       Он лежал словно на блюдечке перед менеджером Ли Феликса.       — Со, ты единственный, кто может его контролировать, он ничего не сделает, не переживай. Пусть отдохнёт, заслужил, — Чан придвинул стул напротив поближе и тоже сел.       Теперь оба мужчины сидели по обе стороны стола, и Хван между ними. Он аж задрожал от той палитры чувств, которая его охватила. В основном злость, возбуждение и обида. И злость. К самому Со Чанбину он не питал негативных чувств, даже наоборот, считал его хорошим менеджером, привлекательным мужчиной и просто приятным человеком. Но вот Феликс… Одна мысль о нём вызывала раздражение.       Неожиданно тот градус ярости, который заставлял Хёнджина кипеть, был сбит в одно мгновение странным ощущением. Поясницы коснулось что-то прохладное и твёрдое.       — За вашу первую премию! Надеюсь, это только начало.       Мягкий голос Чана сопровождался ощущением лёгкого давления на поясницу, и в следующую секунду раздался звук льющейся жидкости. Стекло. Стакан. Чан поставил стакан прямо на спину Хёнджина и налил в него виски. Хёнджин почувствовал, что сейчас сойдёт с ума. Живот свело от невыносимого мучительного возбуждения. Двое мужчин находились в сантиметрах от его нагого тела, но пользовались им не более, как предметом мебели. Захотелось выть, захотелось потереться о стол членом, который уже крепко встал. Но Хёнджин боялся пролить алкоголь, чести быть подставкой для которого его удостоили. Разозлить Чана одно дело, но оплошать ещё и перед гостем…       Со протянул руку и аккуратно взял стакан с покрывшейся мурашками поясницы. Чан его не предупредил о происходящем, но Чанбин всё понял сам с первого взгляда. Как-никак в этом они с Баном тоже коллеги. Лишь поиграв бровями, Чанбин вопросительно кивнул головой на лежащего блондина, на что Чан закатил глаза и покачал головой. Чанбин усмехнулся. Он понимал все трудности, с которыми он сталкивается, потому что самому приходится разбираться с тем же набором проблем. И методами они пользуются практически одинаковыми. Поэтому, поняв всё и без слов, Чанбин просто отпил из стакана и поставил его обратно на светлую кожу.       — Спасибо. А как у вас? Какие большие проекты в планах?       Чанбин старался сильно не задерживаться взглядом на теле Хвана, считая что всё-таки это не его территория, хоть Чан и Хёнджин не имели монополии друг на друга. Давалось это с трудом, потому что тело это было, воистину, идеальным. Поясница с небольшим изгибом, выступающие лопатки. Поперёк них виднелись покрасневшие полосы. Чанбин улыбнулся. Видимо, не только Феликс впал в какое-то весеннее бешенство, нарываясь на череду наказаний.       — О, слишком много, чтобы всё перечислить, — хохотнул Чан, и Хёнджин впервые за вечер испытал приятное чувство тепла внутри, понимая, что Хозяин говорит о нём с гордостью перед кем-то. — Съёмки для журналов, два контракта с брендами, шоу… сейчас вот недельный проект с Ли Минхо снимаем.       — С Ли Минхо? Я с ним тоже планирую съёмку, но ещё не успел договориться. Как он? Так же хорош, как все говорят?       Хёнджин даже на мгновение забыл страдальчески вздыхать и обратился в слух.       — Да. Я уже видел снимки. Просто превосходно. Кстати… может, хочешь, чтобы я договорился, и объединим один день? Это может быть хорошей коллаборацией.       — Слушай, а действительно. У Хёнджина и Феликса аудитории разные. При совместном проекте охват будет большой.       Если он недостаточно страдал до этого, то теперь он был просто убит. Хотелось то ли кричать, то ли плакать, то ли разбить что-нибудь, то ли кончить. Просто. Невыносимо. Собирая последние капли самообладания, Хёнджин фокусировался на неустойчивости твёрдого дна стакана. Сейчас он будет послушным. Сейчас он будет идеальным. Выдержит свою пытку. Покажет Хозяину, какой он молодец. А потом будет вымаливать его не делать этого. Не устраивать эту съёмку.       Да он сделает, что угодно, лишь бы не работать с ним.       С Ли Феликсом.