В ночь твоего прибытия

      Со двора донёсся отчаянный собачий лай.       — Уже близко, — сказал Саурон, неохотно выпуская из объятий обнажённую Галадриэль.       — Это волки? — в ужасе спросила она.       — Это собака.       — У тебя есть собака? Настоящая?       — Да, настоящая, мне её подарили селяне. Что тебя смущает? Как я парню объясню, почему волки привели его сразу ко мне?       — А как ты объяснишь магию кольца?       — Для начала мне нужно завоевать его доверие. Мы здесь надолго, любимая.       Саурон оделся и отправился на улицу. Галадриэль он с собой не позвал, но и не запретил идти в лес. Волки еë пугали, но желание их увидеть было сильнее. Впопыхах, чтобы скрыть уши, она чуть не напялила меховую шапку, которой одарили Саурона крестьяне, но вспомнила, как у неё однажды получилось повлиять на его магическое вмешательство. Галадриэль подбежала к зеркалу, хотя и так поняла, что ей удался этот трюк — она наколдовала себе человеческие уши.       В чаще виднелись две пары сверкающих волчьих глаз, а Саурон и юноша, видимо, знакомились. Шутка ли, добрался на родину, а тут какой-то необычный дом и чужак на пороге. Когда Галадриэль приблизилась к ним, парень уже плакал, опираясь на Саурона.       — Тише, храбрец, ты сделал всë, что мог, — успокаивал его колдун.       — Я даже не успел примкнуть к войску, — сказал парень.       Сердце Галадриэль сжалось: речь шла об их с Халбрандом войске.       — Не бойтесь, леди, — обратился к ней юноша. — Они меня слушаются. Почему-то рычали на моих товарищей, как будто выбрали меня. Я Брандон.       — Пойдëм-ка, Брандон, приведëм тебя в порядок, прежде чем ты отправишься к матери, — дружелюбно сказала Галадриэль.       Когда Саурон втащил его в тепло, парень рухнул от усталости. Колдун омыл и отогрел его в ванне, уложил на постель и занялся осмотром его тела.       — Я могу войти? — спросила Галадриэль, застыв на пороге комнаты гостя.       — Конечно, — ответил Саурон, — если тебя не смущает человеческая нагота.       — Он спит?       — Я погрузил его в глубокий сон, заходи.       У парня была развитая мускулатура, каштановые кудри до плеч и одухотворëнное лицо.       — Какой красивый юноша, — сказала Галадриэль, — сколько ему лет?       — Семнадцать. Самый расцвет силы и красоты. Он рано потерял отца и с тринадцати лет бьëт по его наковальне. Лишь лицо выдаëт его юность, а ведь ему осталось жить лет сорок-пятьдесят. Осталось бы… Но у него будет долгая жизнь.       Саурон накрыл его одеялом и увёл Галадриэль наверх в покои.       — А будет ли он счастлив, когда переживёт любимых? — спросила эльфийка.       — Быть может, и его любовь продлится вместе с его жизнью. Эльфийские кольца хранят целый народ, разве нет?       — Они истинное чудо. Если бы ты видел преображëнный облик Адара, то не стал бы его убивать.       — Нет, этот должен был умереть, за него ты не вырвешь у меня сожаления. Это не Келебримбор.       Галадриэль не помнила, чтобы Саурон вслух сожалел о смерти еë друга, но давно поняла, что это преступление лежит грузом на его душе.       — Те волки… Это были лесные звери, — сказала Галадриэль, — я ожидала увидеть другое.       — Не увидишь. Волколаков давно нет. А несколько варгов ещё остались в Мордоре. Я вернусь, чтобы их уничтожить. В этом мире они больше не нужны.       Бедная принцесса не оставляла мысли о смерти брата. Если бы у Саурона был умысел, если бы он убил его из собственного каприза, если бы он мог предложить ей что-то помимо сожаления — он бы молил о прощении. Но не за гибель же врага на войне…       — Скажи мне, когда ты просил меня связать тебя со светом, ты был честен? — спросила Галадриэль.       — Я в нём нуждался, это было стремлением к недостающему. Если бы я желал света, во мне не поднялась бы злоба после твоего отказа.       — Я не перестаю винить себя за этот отказ.       — Ты пришла бы ко мне, упиваясь величием своего подвига, и я бы презирал тебя за это. Я подавил бы тебя, сварил бы медленно во тьме.       — Тебя не печалит, что я не пришла бы к тебе по своей воле?       — Ты остаёшься по своей воле, Галадриэль.       Саурон сделал пару шагов и прислонил еë к стене.       — И мне очень по нраву все проявления твоей воли, — добавил он.       — Эй, мы не одни, — прошептала Галадриэль.       — Он спит.       Она положила руку ему на грудь и нажала, давая понять, что не намерена продолжать. А потом еë глаза полоснула вспышка, и вокруг них уже не было стен.       Они стояли на террасе каменного замка, а под ногами лежал пол из мраморной плитки. С одной стороны он переходил в бассейн, с другой — в невысокое ограждение, за которым плескалось море.       — Где мы? — спросила Галадриэль.       — Этот остров — один из осколков Белерианда. Замок — моя фантазия. Бассейну я уделил особое внимание. Давно хотел взять тебя в воде.       — С чего ты взял, что это случится?       — Ты этого хочешь. Об этом молят твои раскрытые губы и тугие соски. Я сам твердею, когда вижу, как они натягивают ткань — сразу хочется их ущипнуть.       Одним только голосом он пустил горячий мëд по еë телу и скрутил комок желания в животе, от которого ослабли ноги. Она позволила обнять себя. В этой иллюзии она была облачена в одну длинную сорочку, которую он с радостью стянул с неë. Он взял еë на руки и спустился в воду по мраморным ступеням.       — Сама попросила влезть тебе в голову, а там у тебя так хорошо — так же, как между твоих стройных ножек.       — Больше так не делай, если хочешь чтобы я тебе доверяла, — шептала Галадриэль, пока ещё способная соображать.       — Ты не до конца доверяешь себе, и мы это исправим. Королева не должна стесняться своих желаний.       Ласки его голоса становилось недостаточно, она отчаянно желала его прикосновений, но он медлил, держа еë на руках. Разве она стеснялась? Еë руки ерошат его волосы, губы прикусывают его шею, а грудь припечатана к его тунике, которую давно пора снять.       Саурон поставил её на ноги посреди бассейна и отошёл. Еë ноги стянули канаты. Нет! Они двигались, извивались, скользя по её коже. Они множились, оплетая еë всюду, не давая шевелиться. Галадриэль умоляюще посмотрела на смеющегося злодея.       — Ты хочешь этого, не отрицай, — сказал Саурон, — позволь этому случиться хотя бы в твоей голове.       Галадриэль едва дышала, принимая неизбежность происходящего. Она стояла перед ним связанная, как перед лавиной, готовой обрушиться. Он давал ей шанс любить его как человека, но ей было мало, еë влекло его майарское могущество, ей льстило, что ей достался единственный в своем роде любовник, она жаждала его власти над собой. «Маленькая глупая шлюха, получай что заслужила». Он расковыряет всë, что она прятала даже от себя. Какое счастье, что она не может перевоплощаться, и еë зависть к мелькоровой твари и их грязным опытам останется только пятном на еë совести.       — Нет, любовь моя, — сказал Саурон с усмешкой, — этого ты не хочешь. Если бы хотела — я бы тебе позволил даже отыметь меня в задницу. Лишь бы это принесло тебе радость.       Галадриэль рассмеялась и немного расслабилась, а змеиные тела отпустили хватку. Саурон присел на ступеньку над поверхностью воды и начал стягивать с себя одежду. Кончики змеиных хвостов пришли в движение, мучительно медленно подбираясь к чувствительным частям еë тела.       — Ты хочешь меня даже тëмным, грязным и кровавым. Ты настолько любишь меня, что хочешь меня любым. Но вот незадача, ты вытянула меня из тьмы, оставив нам лишь невинные шалости.       — Ты сам оставил тьму.       — Ложь! — вскричал Саурон. — Ты была настолько прекрасным сосудом, что тьма обнаружила всë своë уродство. Ты не оставила мне выбора, ты победила в своей войне. А теперь не отвергай мои подношения, госпожа.       — Я хочу этого, — решительно произнесла Галадриэль.       Кончики хвостов стянули еë соски, тонкое змеиное тело, как канат, прокинутый между еë бëдер, стало тереться о еë промежность, вырывая из груди непроизвольные стоны.       Обнажённый Саурон сидел на ступенях, демонстрируя ей свою эрекцию. Капли воды скатывались по телу, созданному выдающимся мастером. В нëм не было излишеств и раздутых мускулов. Это было длинное, гибкое тело воина с натруженными руками кузнеца. И если можно выверить идеальную долю хаоса в творении внешности, то Саурону оно известно — разбросанные по его коже волоски и родинки, морщинки на лице и даже щербинка между зубами завершали неотразимый человеческий образ. Тугой живот вздымался от частого дыхания, и Саурон, не выдержав своего возбуждения, обхватил член ладонью и начал двигать ею вверх и вниз по стволу.       — Я не на шутку завëлся, глядя на тебя. Тебе пора кончить.       Хвосты задвигались по еë соскам, касаясь легко, без нажима. Змей, извивавшийся внизу еë тела, выпустил раздвоенный язык и стал лизать еë клитор, а кончик упругого хвоста проскользнул во влагалище и начал толкаться и вращаться внутри.       Она не могла отвести глаз от мастурбирующего Саурона, с любовью и восхищением глядящего на неё. Подниматься к вершине, наслаждаясь таким зрелищем, было поистине королевской привилегией. Казалось, она взлетела, когда за оргазмом еë покинули змеиные путы. Саурон ринулся в воду, в пару гребков достиг возлюбленной и прижал еë к себе.       Каменный член упёрся в еë живот, мягкие губы приникли к еë стонущему рту в нежном поцелуе, сильные руки сжали еë ягодицы и приподняли еë, чтобы она могла сцепить ноги за его бёдрами и впустить его в себя. На пике возбуждения он ворвался в неë, расслабленную после оргазма, и запустил новую беспощадную волну наслаждения. Каждым толчком он выбивал из неё гортанные крики. Она кричала ему в рот о своëм наслаждении, цепляясь за его плечи, дëргая за волосы, теряясь в плеске воды и его ответных стонах.       Очнувшись в постели, лëжа в обнимку с разгорячëнным телом Саурона, она почувствовала обильную влагу между ног. Но эта влага принадлежала не ей, точнее, не только ей. Где бы ни находился еë разум, Саурон только что взял еë на этой кровати. Сперма, истекающая из еë влагалища, была горячей.       — Негодяй. Скажи мне, я кричала так же, как и в своих мыслях?       — Не сомневайся.       — Я передумала, не смотри в меня, никогда больше не смотри. Я не хочу избавляться от стыда, я хочу остаться собой. Я хочу оставить тайное тайным — не только для тебя, но и для себя тоже.       — Как скажешь, моя королева, — сказал Саурон тоном учителя, только что преподавшего урок наивной ученице.       Галадриэль торопливо оделась и направилась в гостевую комнату. Парню нужен был уход.       — Мне не нравится его дыхание, — заявила Галадриэль. — Ты заставил его пробираться по лесу зимой. Принеси мне холодную воду, у него жар.       — Не переживай, он справится. Простуда — не худшая из его проблем. У него плохо срослась сломанная нога.       — Хромать будет?       — Думаю, не будет. Кольцо должно помочь.       — Знаешь, я чувствовала себя лучше, даже если кольцо просто было рядом. Может, пока он спит, попробуем? Пожалуйста!       К еë удивлению, Саурон согласился. Похоже, ему самому не терпелось проверить кольца в действии, тем более когда сам случай располагал к этому. Он отвел еë в кабинет и невозмутимо достал знакомый мешочек из невзрачной деревянной шкатулки прямо с полки.       — Выбирай, любимая, — сказал он, высыпав кольца на стол.       — А разве кольцо не должно само выбрать хозяина?       — Что за глупость? — хмыкнул Саурон.       — Моë определëнно выбрало меня.       — Потому что для тебя и создавалось. Ведь наш бедный друг был безнадëжно в тебя влюблëн.       Ранее в его голосе звучало сожаление, а теперь он вспоминал о сердечной тайне Келебримбора тоном победителя, забравшего трофей. Великий, страшный и прекрасный майа радуется, что именно ему удалось завоевать эльфийскую принцессу. Похоже, так проявляется неотъемлемая часть его натуры — та самая, что увлекла его вслед за вредителем.       Он измотал еë терпение за этот день, не сделав по сути ничего дурного. Сегодня она сама забыла об осторожности, хотя знала, что тело — полноценный участник фантазий. Даже Саурон дёргал себя за член в физическом мире, когда являлся к ней в иллюзии — во всяком случае, так он утверждал. Куда было деться их телам в постели, когда они предавались любви в своих головах? Только притянуться друг к другу.       Дело не в порче, это само свойство его силы, влекущей и подчиняющей. Но Галадриэль — не кусок материи, еë не надо преобразовывать и упорядочивать. Ей нужно было что-то противопоставить этой силе, чтобы не оказаться разложенной на части и собранной заново.       Галадриэль нестерпимо заскучала по Нэнье. Не хватало его веса на пальце, спокойствия и равновесия, которое оно даëт, делая еë прочней…       — Земной тверди, — произнëс Саурон. Галадриэль осеклась.       — Что бы ты сейчас ни делала, продолжай.       — Что я делала?       — Ты защищаешься. Однажды ты в полной мере овладеешь этой магией и закроешься от меня.       — Финрод умел так, но я…       — Ты способна на большее, — прошептал Саурон в еë человеческое ухо.       — И ты допустишь это?       — С радостью. Моë обещание сбывается — ты не стала тираном в моих руках. Даже если ты обретаешь силу, борясь со мной — так тому и быть.       Эти слова возымели обратный эффект: заслон, который она возводила, рухнул в миг, внутренняя буря угасла, уступив место безграничной благодарности.       Галадриэль спокойно произнесла:       — Пусть будет синее, как арненские реки осенью.       Она взяла в руку выбранное кольцо и без колебаний надела на палец. Саурон расхохотался.       — Магия, малышка. Для эльфа это просто безделушка. Годится лишь на подарок избранному человеку.       — Пойдëм одарим твоего избранного.       Галадриэль села у постели, сжимая кольцо в ладони.       — Он его даже не чувствует, Галадриэль, — сказал Саурон.       — А если коснуться?       Галадриэль оттянула одеяло и положила кольцо на грудь Брандона.       — А так?       — Нет.       — Это из-за твоей магии, ты заслонил его от мира глубоким сном.       Галадриэль положила руку на лоб юноши, к несчастью успев пожелать его пробуждения. Брандон схватил кольцо и поднялся в постели.       — Отдай его мне, — прошептала Галадриэль, понимая безнадëжность своей просьбы.       С одержимым блеском в глазах парень надел кольцо.